Текст книги "Жангада. Кораблекрушение "Джонатана"."
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
«Braza», раскаленный уголь, – слово, вошедшее в испанский язык еще в XII веке. От него произошло слово «бразиль», обозначающее дерево, из которого добывают красную краску. Отсюда и название «Бразилия», данное обширному краю в Южной Америке, через который проходит экватор и где часто встречается это дерево. С давних времен с северянами велась торговля этим деревом. Хотя в местах, где оно растет, его называют «ибирапитунга», за ним сохранилось и название «бразиль», данное потом стране, которая под лучами тропического солнца пылает, как громадный раскаленный уголь.
Первыми заняли Бразилию португальцы. В начале XVI века лоцман Альварес Кобраль присоединил ее к португальским владениям. И хотя затем Франция и Голландия тоже кое-где водворились в этой стране, она все же осталась португальской и обладает всеми качествами, какими отличается этот небольшой, но мужественный народ. Теперь она стала одним из самых крупных государств Южной Америки, и во главе ее стоит умный и талантливый король Дон Педро.
Вечером 25 июня жангада остановилась перед Табатингой, первым бразильским городом на левом берегу Амазонки, у самого устья ее притока, от которого город и получил свое название. Жоам Гарраль решил провести здесь больше суток, чтобы дать отдохнуть всему экипажу. Итак, отъезд назначили на утро 27-го.
На этот раз Якига с дочерью, которым меньше угрожала опасность стать жертвами местных москитов, выразили желание сойти на берег и познакомиться с городком.
В Табатинге насчитывалось в то время четыреста жителей, почти одних индейцев, в том числе и кочевников, которые чаще бродили по берегу Амазонки и ее притоков, чем сидели на месте.
Уже несколько лет, как пост на острове Дозорном забросили и перенесли в Табатингу, так что теперь это гарнизонный городок. Однако гарнизон его состоит всего из девяти солдат-индейцев и одного сержанта, который и считается настоящим комендантом форта.
Берег высотой в тридцать футов, с кое-как вырубленными в нем ступенями осыпающейся лестницы, образует крепостной вал перед этим крошечным фортом. Помещением для коменданта служат две хижины, поставленные под прямым углом друг к другу, а солдаты занимают длинный барак в ста шагах от него, под высоким деревом.
Группа хижин на берегу как две капли воды похожа на все селения и деревушки, разбросанные по берегам Амазонки; ее отличает только бразильское знамя на длинном шесте, поднятое над вечно пустующей будкой часового, да еще четыре бронзовые камнеметные пушечки, готовые обстрелять всякое судно, приближающееся к берегу, не соблюдая правил.
Что касается самой деревни, то она разместилась внизу, по ту сторону «крепости». Дорога, или, вернее, овражек, затененный фикусами и миртами, приводит к ней через несколько минут. Там, на крутом растрескавшемся глинистом берегу, стоит вокруг сельской площади дюжина крытых пальмовыми листьями хижин.
Все это не очень интересно, но зато окрестности Табатинги очаровательны, особенно близ устья Жавари, которая здесь очень широка. На берегу растут прекрасные деревья, и среди них много пальм; из гибких пальмовых волокон плетут гамаки и рыболовные сети – предметы местной торговли. Это один из самых живописных уголков на Верхней Амазонке.
В недалеком будущем Табатинга должна стать довольно крупной гаванью и, наверно, начнет быстро развиваться. Тут будут останавливаться бразильские пароходы, идущие вверх по реке, и перуанские суда, спускающиеся в ее низовья. Здесь будут перегружаться товары и пересаживаться пассажиры. Для английской или американской деревни этого было бы достаточно, чтобы за несколько лет превратиться в крупный торговый центр.
На этом отрезке река очень красива. Разумеется, в Табатинге, расположенной более чем в шестистах лье от Атлантического океана, обычно не чувствуется морских приливов и отливов. Но «поророка» – громадный водяной вал сталкивается с течением реки и во время солнечного противостояния трое суток вздувает воды Амазонки и гонит их назад со скоростью семнадцати километров в час. Говорят, что в таких случаях уровень воды в реке поднимается от устья до самой бразильской границы.
На другой день, 26 июня, семья Гарраль собралась сойти на берег и осмотреть город.
Жоам, Бенито и Маноэль уже бывали во многих бразильских городах, а Якита и Минья – никогда. Для них это было первое знакомство с Бразилией. Не мудрено, что они придавали ему большое значение.
С другой стороны, если Фрагозо, как бродячий цирюльник, исколесил немало провинций в Центральной Америке, то Лина, как и ее юная хозяйка, еще не ступала на бразильскую землю.
Прежде чем сойти с жангады, Фрагозо зашел к Жоаму Гарралю, и между ними произошел следующий разговор.
– Господин Гарраль, – сказал Фрагозо, – с того дня, как вы приютили меня на фазенде, одевали, кормили, поили – словом, оказали редкое гостеприимство, я должен вам…
– Вы мне ровно ничего не должны, друг мой, – ответил Жоам Гарраль. – Так что не стоит и говорить…
– О, я не о том! – воскликнул Фрагозо. – Ведь я сейчас не в состоянии отблагодарить вас. Вдобавок ко всему вы еще взяли меня на жангаду и дали возможность спуститься вниз по реке. Но теперь мы на бразильской земле, которую мне никогда не довелось бы увидеть, кабы не та лиана…
– За это вам надо благодарить Лину, только Лину, – остановил его Жоам Гарраль.
– Да, я знаю, – ответил Фрагозо, – и никогда не забуду, чем я обязан и ей и вам…
– Можно подумать, Фрагозо, что вы пришли попрощаться со мной! – заметил Гарраль. – Разве вы собираетесь остаться в Табатинге?
– Ни за что, господин Гарраль, раз уж вы позволили мне ехать с вами до Белена, где я надеюсь снова заняться своим делом.
– А коли так, о чем же вы хотите меня просить, мой друг?
– Я хотел только спросить вас, разрешите ли вы мне заниматься моим ремеслом и по дороге? У меня уже чешутся руки, – ведь этак можно и сноровку потерять! К тому же несколько горсточек рейс так приятно звенят в кармане, особенно когда их честно заработаешь! Вы знаете, господин Гарраль, что цирюльник, он же и парикмахер, – я не смею сказать: он же и лекарь, из уважения к господину Маноэлю, – всегда находит себе клиентов в деревнях на Верхней Амазонке.
– Особенно среди бразильцев, – заметил Жоам Гарраль, – потому что туземцы…
– Прошу прощения, – возразил Фрагозо, – особенно среди туземцев! Правда, им не приходится брить бороду, ведь природа поскупилась и лишила их этого украшения, но всегда находятся головы, которые нужно причесать по последней моде. Туземцы очень это любят – и мужчины и женщины! Стоит мне только выйти на площадь в Табатинге с бильбоке в руках, – сначала их привлекает бильбоке: я очень недурно играю, – и не пройдет десяти минут, как меня со всех сторон обступят индейцы и индианги. Они ссорятся, добиваясь моего внимания. Останься я здесь на месяц, и все племя тикуна было бы причесано моими руками. Тотчас разнесся бы слух, что Горячие Щипцы – так они меня прозвали – снова в Табатинге. Я побывал тут уже два раза, и мои ножницы и гребенка, право, творили чудеса! Но только нельзя слишком часто возвращаться на то же место. Сеньоры индианки причесываются не каждый день, как наши модницы в бразильских городах. Нет! Уж если они причешутся, так не меньше чем на год, и целый год изо всех сил стараются не повредить сооружения, которые я строю из их волос, и довольно ловко, смею вас уверить! Вот уже скоро год, как я не был в Табатинге. Наверно, я найду все свои постройки в развалинах и, если вы ничего не имеете против, господин Гарраль, мне хотелось бы еще раз доказать, что я достоин репутации, которую заслужил в этих краях. Но для меня это прежде всего вопрос денег, а не самолюбия, уверяю вас!
– Действуйте, мой друг, – сказал, улыбаясь, Жоам Гарраль, – но действуйте быстро! Мы пробудем в Табатинге только один день, а завтра на рассвете отправимся дальше.
– Я не упущу ни минуты, – ответил Фрагозо. – Только захвачу свои инструменты – и бегу!
– Ступайте! И пусть деньги сыплются на вас дождем!
– Да, это благодатный дождь, но он никогда не баловал вашего преданного слугу!
С этими словами Фрагозо убежал.
Минуту спустя вся семья, кроме Жоама Гарраля, сошла на берег. Жангада смогла пристать к нему вплотную, так что это не представляло труда. Путешественники поднялись на площадку по ступеням изрядно разрушенной лестницы, вырубленной в высоком берегу.
Якиту и ее спутников встретил комендант форта, который хоть и был весьма небогат, однако знал законы гостеприимства и пригласил их позавтракать у него в доме. По площади ходили взад-вперед солдаты гарнизона, а из дверей казармы выглядывали их жены, из племени тикуна, с довольно невзрачными ребятишками.
Поблагодарив за приглашение, Якита сама пригласила коменданта с женой позавтракать на жангаде.
Он не заставил себя долго просить, и встреча была назначена на одиннадцать часов.
А пока Якита с дочерью, служанкой и, конечно, в сопровождении Маноэля отправилась погулять в окрестностях форта, оставив Бенито улаживать с комендантом дела по оплате стоянки в порту и таможенных сборов, так как сержант был одновременно и военачальником и начальником таможни.
Закончив дела, Бенито собирался, как всегда, поохотиться в окрестных лесах. Но на этот раз Маноэль отказался идти с ним.
Тем временем Фрагозо уже покинул жангаду. Но, вместо того чтобы подняться на сторожевой пост, он отправился в деревню через овражек, тянувшийся справа и выходивший прямо на площадь. Он вполне разумно рассчитывал больше на местное население Табатинги, чем на солдат гарнизона. Без сомнения, жены солдат были бы рады отдать свои головы в его ловкие руки, но их мужья не собирались попусту тратить рейсы на всякие причуды своих кокетливых подруг.
У туземцев же все было иначе. Веселый цирюльник прекрасно знал, что здесь и жены и мужья окажут ему самый радушный прием.
Итак, Фрагозо поднялся по затененной густыми фикусами дороге и вышел в самый центр Табатинги.
Едва знаменитый парикмахер появился на площади, как его тотчас заметили, узнали, окружили.
У Фрагозо не было ни барабана, ни бубна, ни трубы, чтобы сзывать клиентов, не было у него и фургона с блестящими медными украшениями, яркими фонарями и зеркалами, или громадного зонта – вообще ничего такого, чем привлекают толпу на ярмарках. Нет! У Фрагозо был только бильбоке, но зато как ловко плясала в его руке эта игрушка! С каким искусством он насаживал головку черепахи, привязанную на шнурке вместо шарика, на шпенек, торчащий из ручки! С каким изяществом он заставлял этот шарик лететь по точно рассчитанной кривой, которую, пожалуй, не могли бы вычислить даже математики, рассчитавшие знаменитую кривую, «по которой собака бежит за хозяином».
На площади собрались все местные жители: мужчины, женщины, старики и дети, в своей неприхотливой одежде; они смотрели во все глаза и слушали развесив уши. Веселый фокусник балагурил, как всегда, и нес всякий вздор, наполовину по-португальски, наполовину по-индейски, поглядывая на всех с самым разудалым видом.
Он говорил все, что кричат балаганные зазывалы, предлагая публике свои услуги – выступает ли испанский Фигаро или французский парикмахер. У него была та же самоуверенность, то же знание человеческих слабостей, те же затасканные остроты, то же забавное фиглярство и изворотливость, а туземцы слушали с таким же изумлением, любопытством и доверчивостью, что и зеваки цивилизованного мира.
Вот почему не прошло и десяти минут, как завороженные зрители столпились вокруг нашего Фигаро, устроившегося на площади в «ложе», то есть в лавчонке, служившей и кабаком.
Эта «ложа» принадлежала бразильцу, жителю Табатинги. Здесь за несколько ватемов (местная монета стоимостью в 20 рейсов или 6 сантимов) жители могли пить туземные напитки, чаще всего «ассаи». Это довольно густой ликер, изготовленный из пальмовых плодов, и пьют его из «куй», то есть из половинки выдолбленной тыквы, – такими сосудами широко пользуются в бассейне Амазонки.
Теперь мужчины и женщины спешили занять место на табуретке перед цирюльником, причем мужчины торопились не меньше, чем дамы. Ножницам Фрагозо приходилось бездействовать, ибо не могло быть и речи о том, чтобы остричь эти роскошные шапки волос, отличавшиеся тонкостью и густотой. Но зато его гребню и щипцам, которые уже накалялись на жаровне в углу, предстояла немалая работа.
А как наш мастер подзадоривал толпу!
– Глядите, глядите, друзья мои! – кричал он. – Вы увидите, как прочно будет держаться завивка, только не сомните ее, когда ляжете спать. Она продержится целый год, а ведь это самые модные прически в Белене и в Рио-де-Жанейро! Королевские фрейлины и те причесаны не лучше! И обратите внимание – я не жалею помады!
Что и говорить, помады он не жалел! Правда, он брал просто немного топленого сала и подмешивал к нему сок душистых цветов, но смесь эта застывала, как цемент!
Воистину сооружения, созданные рукой Фрагозо, можно было бы назвать волосяными дворцами, в которых сочетались все архитектурные стили. Локоны, кольца, завитки, косички, кудряшки, волны, штопоры, букли – всему находилось место. И никакой подделки: ни накладных волос, ни валиков, ни фальшивых шиньонов! Волосы у туземцев не какая-нибудь чахлая лесная поросль, истощенная частыми вырубками, это, скорее, густой лес во всей его девственной силе. Однако Фрагозо не пренебрегал и украшениями: он добавлял то несколько живых цветов, то две-три длинные рыбные кости, то кое-какие медные или костяные побрякушки, которые приносили ему местные щеголихи. Уж наверно щеголихи времен Директории[26]26
Директория – контрреволюционное правительство во Франции в 1795–1799 гг. в составе 5 директоров; буржуазные модницы того времени носили вычурные прически и одежду в античном стиле и получили прозвище «щеголих».
[Закрыть], позавидовали бы изысканности этих причудливых причесок, уложенных в три, а то и в четыре яруса, и сам великий Леонар[27]27
Знаменитый парикмахер.
[Закрыть] пожалуй, преклонился бы перед своим заморским соперником.
Вот тут-то ватемы и рейсы – единственные деньги, на которые жители Амазонки обменивают свои товары, – потекли в карманы Фрагозо, который принимал их с явным удовольствием. Однако вскоре стало очевидно, что до наступления вечера он не успеет обслужить клиентов, которые все прибывали. У входа в «ложу» теперь толпились не только жители Табатинги. Весть о приезде Фрагозо мгновенно облетела округу. Туземцы стекались со всех сторон: индейцы Тикуна – с левого берега; Майоруна – с правого; пришли и те, кто жил на берегах Кажуру, и те, кто поселился в деревнях на Жавари.
На площади выстроился длинный хвост нетерпеливых клиентов. Счастливцы и счастливицы, побывавшие в руках у Фрагозо, гордо ходили из дома в дом, хвастаясь своей прической, но двигались с опаской, совсем как большие дети, какими они и были.
Понятно, что, когда пробило полдень, наш занятый по горло Фигаро не мог улучить минуту, чтобы сбегать позавтракать на жангаду, и ему пришлось ограничиться стаканчиком ассаи, горстью вареной тапиоки и черепашьими яйцами, которые он глотал между делом, продолжая орудовать щипцами.
Кабатчик тоже немало заработал, ведь каждая прическа обильно обмывалась напитками из погребов его «ложи». Воистину приезд знаменитого Фрагозо – штатного и сверхштатного парикмахера племен Верхней Амазонки – был для Табатинги крупным событием!
13. ТорресВ пять часов вечера Фрагозо трудился по-прежнему; он выбился из сил и боялся, как бы ему не пришлось провести здесь всю ночь, чтобы обслужить ожидающих клиентов.
В эту минуту на площадь вышел какой-то незнакомец и, увидев сборище туземцев, подошел к кабачку.
Несколько минут он внимательно и недоверчиво разглядывал Фрагозо. По-видимому, этот осмотр его удовлетворил, потому что он вошел в кабачок.
Незнакомцу было лет тридцать пять. Довольно изящный дорожный костюм подчеркивал статность его фигуры. Но густая черная борода, которой, как видно, давно не касались ножницы, и слишком длинные волосы настоятельно требовали вмешательства парикмахера.
– Здорово, приятель! – сказал он, слегка хлопнув Фрагозо по плечу.
Фрагозо обернулся, услышав эти слова, произнесенные на чистом бразильском языке, а не на смешанном местном наречии.
– Соотечественник? – спросил он, продолжая трудиться над непокорным завитком на голове индианки.
– Да, – ответил незнакомец, – соотечественник, который нуждается в ваших услугах.
– С моим удовольствием, сию минутку! – сказал Фрагозо. – Как только я обслужу эту даму.
И он закончил прическу двумя взмахами щипцов.
Хотя новоприбывший не имел права занять освободившееся место, он уселся на табуретку, что не вызвало возражений среди туземцев, вынужденных уступить ему очередь.
Фрагозо отложил щипцы и взялся за ножницы, спросив, по обычаю, своих собратьев:
– Что прикажете?
– Подстричь бороду и волосы, – ответил незнакомец.
– Слушаюсь. – И Фрагозо запустил гребень в густые волосы своего клиента.
Ножницы тотчас принялись за дело.
– Вы прибыли издалека? – заговорил Фрагозо, который не мог работать и не болтать.
– Из окрестностей Икитоса.
– Скажите, и я тоже! – воскликнул Фрагозо. – Я спустился по Амазонке от Икитоса до Табатинги. Разрешите узнать ваше имя?
– Пожалуйста, – ответил незнакомец. – Меня зовут Торрес.
Когда волосы клиента были острижены «по последней моде», Фрагозо перешел к его бороде, но, взглянув ему прямо в лицо, невольно остановился; однако он тут же снова заработал ножницами и наконец спросил:
– Послушайте, господин Торрес… ваше лицо мне знакомо! Не встречались ли мы где-нибудь с вами?
– Не думаю, – поспешно ответил Торрес.
– Стало быть, я ошибаюсь.
И Фрагозо снова углубился в работу.
Минуту спустя Торрес вернулся к разговору, прерванному вопросом Фрагозо.
– На чем вы ехали из Икитоса?
– От Икитоса до Табатинги?
– Да.
– На громадном деревянном плоту, по приглашению достойного хозяина фазенды, который плывет по Амазонке со всей своей семьей.
– Ах вот как! – откликнулся Торрес. – Вам повезло, приятель. Кабы ваш хозяин согласился взять и меня…
– А разве вы тоже собираетесь спуститься вниз по реке?
– Вот именно.
– До Пара?
– Нет, только до Манауса, там у меня дела.
– Ну что же, мой хозяин человек любезный. Я думаю, он охотно окажет вам эту услугу.
– Вы думаете?
– Могу сказать, я в этом уверен.
– А как зовут этого владельца фазенды? – небрежно спросил Торрес.
– Жоам Гарраль, – ответил Фрагозо и, отвернувшись, пробормотал про себя: – Ей-богу, я где-то видел это лицо!
Торрес был не из тех, кто прекращает разговор, который его интересует, да еще но серьезной причине.
– Значит, – продолжал он, – вы думаете, что Жоам Гарраль согласится взять меня с собой?
– Повторяю, я в этом не сомневаюсь. То, что он сделал для такого бездомного бродяги, как я, он, конечно, не откажется сделать и для вас, своего соотечественника.
– Он плывет один на своей жангаде?
– Нет, я же вам только что сказал – он плывет со всей своей семьей, и все они прекрасные люди, уверяю вас, а также с экипажем из индейцев и негров – рабочих фазенды.
– А он богат, этот Жоам Гарраль?
– Еще бы, даже очень. Строевой лес, из которого связана жангада, вместе с товарами, которые на ней везут, уже составят целое состояние.
– Значит, Жоам Гарраль только что пересек бразильскую границу вместе со всей своей семьей? – повторил Торрес.
– Ну да, – подтвердил Фрагозо, – с женой, сыном, дочерью и ее женихом.
– Так у него есть дочь?
– Да, и притом красавица.
– И она собирается замуж?
– За славного молодого человека, военного врача из Беленского гарнизона.
– Отлично! – сказал, улыбаясь, Торрес. – Значит, это почти что свадебное путешествие.
– Путешествие свадебное, увеселительное и деловое, – сказал Фрагозо. – Госпожа Якита Гарраль и ее дочь никогда не были на бразильской земле, а Жоам Гарраль первый раз пересек границу с тех пор, как поселился на ферме старого Магальянса.
– Я полагаю, что их сопровождает и кое-кто из прислуги?
– Разумеется. Старая Сибела – она пятьдесят лет прожила на ферме, и прелестная мулатка Лина – скорее подруга, чем горничная молодой хозяйки. Ах, что за милый характер! Какое сердце, какие глаза! И обо всем имеет собственное суждение – например, о лианах…
Сев на своего конька, Фрагозо, наверно, еще долго не мог бы остановиться, изливая свои восторги по адресу Лины, если бы Торрес не встал с табуретки, чтобы дать место следующему клиенту.
– Что я вам должен? – спросил он у цирюльника.
– Ничего, – ответил Фрагозо. – Какие могут быть счеты между земляками, встретившимися на границе?
– Однако я хотел бы… – возразил Торрес.
– Ладно, ладно, сосчитаемся потом, на жангаде.
– Не знаю, право, осмелюсь ли я просить Жоама Гарраля принять меня.
– Не робейте! Если хотите, я поговорю с ним, он наверное будет рад оказать вам услугу.
В эту минуту Маноэль и Бенито, отправившиеся после обеда в город, зашли посмотреть, как Фрагозо справляется с работой, и показались на пороге «ложи».
Торрес обернулся и вдруг воскликнул:
– Эге, вот два молодых человека, которых я знаю или, вернее, узнаю!
– Узнаете? – с удивлением спросил Фрагозо.
– Да, разумеется! С месяц тому назад, в лесу под Икитосом, они выручили меня из большой беды.
– Так ведь это как раз Бенито Гарраль и Маноэль Вальдес!
– Да, знаю. Они назвали себя, но я никак не ожидал встретиться с ними здесь.
И Торрес подошел к молодым людям, которые смотрели на него, не узнавая.
– Вы не припоминаете меня, господа? – спросил он.
– Погодите… – ответил Бенито. – Господин Торрес, если мне не изменяет память? Это у вас в икитосском лесу вышли неприятности с гуарибой?
– Вот-вот, именно у меня, – подтвердил Торрес. – Уже шесть недель, как я иду вдоль Амазонки и перешел границу в одно время с вами!
– Рад вас видеть, – сказал Бенито. – А вы не забыли, что я приглашал вас на фазенду моего отца?
– Нет, не забыл.
– Вам следовало принять мое приглашение, сударь. Вы могли бы подождать нашего отплытия, отдохнули бы после странствий и добрались бы с нами до границы. Вы избежали бы многих дней трудного пути.
– Ваша правда, – согласился Торрес.
– Наш земляк не задержится на границе, – заговорил Фрагозо. – Он направляется в Манаус.
– Ну что ж, – заметил Бенито, – если вы посетите жангаду, вы встретите радушный прием, и я уверен, что отец сочтет своим долгом предложить вам место на ней.
– Охотно приду! – ответил Торрес. – И позвольте заранее поблагодарить вас.
Маноэль не принимал участия в разговоре. Он не мешал великодушному Бенито предлагать свои услуги, а сам внимательно разглядывал Торреса, внешность которого ему не нравилась. В самом деле, во взгляде этого человека не чувствовалось никакой искренности – глаза его так и бегали, как будто боялись остановиться на собеседнике. Но Маноэль ничем не выдал своего впечатления, не желая повредить нуждающемуся в помощи соотечественнику.
– Господа, – сказал Торрес, – если вы согласны, я готов следовать за вами в гавань.
– Идемте! – ответил Бенито.
Четверть часа спустя Торрес был на жангаде. Бенито представил его Жоаму Гарралю, рассказал, при каких обстоятельствах произошла их первая встреча, и попросил разрешения довести Торреса на жангаде до Манауса.
– Я буду очень рад, сударь, оказать вам эту услугу, – ответил Жоам Гарраль.
– Благодарю вас, – проговорил Торрес и хотел было протянуть ему руку, но удержался как бы помимо своей воли.
– Мы отплываем завтра на рассвете, – добавил Жоам Гарраль, – и вы можете сейчас же устроиться на борту…
– О, устроиться мне недолго, – ответил Торрес. – Я налегке, у меня с собой ничего нет.
– Ну что ж, будьте как дома, – сказал Жоам Гарраль.
В тот же вечер Торрес занял комнату неподалеку от цирюльника.
А Фрагозо, только в восемь часов вернувшись на жангаду, подробно рассказал юной мулатке о своих подвигах и не без гордости повторял, что его слава знаменитого цирюльника еще возросла в бассейне Верхней Амазонки.
