Текст книги "Жангада. Кораблекрушение "Джонатана"."
Автор книги: Жюль Габриэль Верн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 44 страниц) [доступный отрывок для чтения: 16 страниц]
Наутро, после ночи, которой едва хватило, чтобы успокоить людей, перенесших столько волнений, жангада отчалила от этого кишевшего кайманами берега и двинулась дальше. Если в пути не встретится никаких препятствий, она должна дней через пять войти в гавань Манаус.
Теперь Минья совсем оправилась от пережитого испуга; ее глаза и улыбка благодарили всех, кто рисковал жизнью, стараясь ее спасти.
Лина же, казалось, была еще более признательна храброму Фрагозо, чем если б он спас жизнь ей самой.
– Я отблагодарю вас, Фрагозо, рано или поздно, вот увидите! – сказала она ему, улыбаясь.
– А как, позвольте вас спросить?
– О, вы сами знаете как!
– Тогда, раз уж я знаю, сделайте это рано, а не поздно!
С этого дня было решено, что прелестная Лина – невеста Фрагозо, что они отпразднуют свадьбу вместе с Миньей и Маноэлем и останутся жить у них в Белене.
– Как хорошо все сложилось! – твердил Фрагозо. – Но я, право, не думал, что Пара так далеко!
Маноэль и Бенито долго обсуждали вдвоем последние события. Нечего было и пытаться уговорить Жоама Гарраля высадить с жангады его спасителя.
«Ничьей жизнью я так не дорожу, как вашей», – сказал Торрес.
Этот вырвавшийся у авантюриста слишком пылкий и загадочный ответ Бенито услышал и запомнил.
Итак, молодые люди пока ничего не могли предпринять. Теперь им тем более оставалось только ждать, и ждать уже не четыре-пять дней, а еще семь-восемь недель, то есть пока жангада не приплывет в Белен.
– За всем этим кроется какая-то тайна, но разгадать ее я не могу, – заметил Бенито.
– Да, но мы избавились хоть от одной тревоги, – ответил Маноэль. – Теперь нам ясно, Бенито, что Торрес не хочет смерти твоего отца. К тому же мы будем по-прежнему следить!
С этого дня Торрес как будто стал вести себя более сдержанно. Он не навязывал Гарралям свое общество и даже менее настойчиво ухаживал за Миньей. Словом, напряженная обстановка, которую чувствовали все, за исключением, быть может, одного Жоама Гарраля, немного разрядилась.
К вечеру жангада обошла справа остров Барозо, расположенный в устье одноименной реки, и миновала озеро Манаоари, питаемое множеством небольших притоков.
Ночь прошла без происшествий, но Жоам Гарраль велел всем быть настороже.
Назавтра, 20 августа, лоцман, державшийся ближе к правому берегу Амазонки, так как у левого были водовороты, повел жангаду между правым берегом и островами.
Здесь простиралась территория, усыпанная большими и малыми озерами с темной водой, такими, как Кальдерон, Гуарандейна, и многими другими. Этот озерный край указывал на близость Риу-Негру, самого значительного из притоков Амазонки. До этого места великая река еще называлась Солимоенс, но после впадения в нее Риу-Негру она обретала то название, под которым известна как самая крупная река на свете.
В этот день жангаде пришлось плыть в очень своеобразных условиях.
Рукав, выбранный лоцманом между островом Кальдерон и берегом, был очень узок, хотя издали и казался широким. Дело в том, что часть острова лишь чуть-чуть поднималась над водой и была еще затоплена после половодья.
По обеим сторонам протоки стояли рощи исполинских деревьев, кроны которых уходили ввысь на пятьдесят футов, а широко раскинутые ветви сплетались над водой, образуя своды громадной зеленой аркады.
Трудно себе представить что-нибудь более живописное, чем этот затопленный лес на левом берегу, как будто посаженный посреди озера. Могучие стволы вставали из спокойной и прозрачной воды, в которой сложное переплетение ветвей отражалось с необыкновенной четкостью. Отражение деревьев не могло бы быть совершенней, даже если б они были вставлены в огромное зеркало, наподобие тех миниатюрных клумб, какими украшают праздничные столы. И никто бы не уловил разницы между отражением и реальностью. Казалось, деревья стали вдвое длиннее и заканчивались и внизу и наверху широким зеленым шатром, образуя как бы два полушария, между которыми плыла жангада.
Лоцману пришлось пустить плот под эти аркады, о которые тихо плескалась вода. Отступать было поздно. Но лоцман маневрировал с большой осторожностью, чтобы избежать толчков и слева и справа.
Тут Араужо показал все свое искусство, причем ему отлично помогала его команда. Деревья служили прочной опорой их длинным баграм, и плот не терял нужного направления. Малейший толчок мог повернуть жангаду, и, наскочив на деревья, эта махина развалилась бы на куски, а тогда погиб бы если не экипаж, то по меньшей мере ценный груз.
– Как здесь красиво, – сказала Минья, – и как было бы приятно всегда плыть вот так, по спокойной воде, под защитой от солнечных лучей!
– Это было бы приятно, но опасно, милая Минья, – ответил Маноэль. – В пироге здесь, конечно, нечего опасаться, но длинному плоту гораздо спокойнее плыть по широкой водной глади реки.
– Не пройдет и двух часов, как этот лес останется позади, – сказал лоцман.
– Тогда давайте смотреть во все глаза! – воскликнула Лина. – Ведь эта красота так быстро промелькнет! Ах, поглядите – вон стаи обезьян, они резвятся на верхушках деревьев, а вон птицы, они отражаются в прозрачной воде!
– А цветы распускаются на самой поверхности реки, и течение колышет их, словно ветерок, – подхватила Минья.
– А длинные лианы, причудливо извиваясь, перекидываются с дерева на дерево, – прибавила юная мулатка.
– Но на конце лианы не висит Фрагозо! – откликнулся ее жених. – Признайтесь, Лина, в икитосском лесу вы сорвали редкий цветок!
– Полюбуйтесь-ка на этот цветок, другого такого не найдешь! – насмешливо ответила Лина. – Ах, посмотрите сюда, какие чудесные растения!
И она указала на кувшинки с гигантскими листьями и бутонами величиной с кокосовый орех. А дальше, там, где вырисовывался залитый водою берег, виднелись заросли тростника «мукумус», с широкими листьями и гибкими стеблями, которые словно расступаются, пропуская пирогу, а потом сами смыкаются за ней. Тут было раздолье для охотника, так как среди густых зарослей, качавшихся по воле волн, водилось несметное множество водяных птиц.
Ибисы, стоящие неподвижно, как нарисованные, на опрокинутом старом стволе; важные фламинго, издали похожие на розовые зонтики, раскрытые в зеленой листве; серые цапли, застывшие на одной ноге, и другие птицы всех цветов оживляли эту недолговечную заводь.
Но на поверхности воды скользили также длинные и верткие ужи, а может, и страшные электрические угри, которые своими частыми электрическими разрядами парализуют и человека и самого сильного зверя и в конце концов убивают их.
Вот кого следовало остерегаться, а еще больше, пожалуй, водяных удавов-анаконд: они замирают, обвившись вокруг дерева, и вдруг развертываются, растягиваются, хватают добычу и душат ее в своих кольцах, которые сжимаются с такой силой, что могут задушить и быка. В лесах Амазонки эти пресмыкающиеся бывают до тридцати футов длиной, а по рассказам Каррея, встречаются даже длиной до сорока семи футов и толщиной чуть ли не с бочонок.
Если бы на жангаде появилась анаконда, она, пожалуй, была бы не менее опасна, чем кайман!
К счастью, нашим путешественникам не пришлось бороться ни с электрическими угрями, ни со змеями, и плавание по затопленному лесу, длившееся часа два, закончилось без происшествий.
Прошло три дня. Жангада приближалась к Манаусу. Еще сутки, и она подойдет к устью Риу-Негру и остановится напротив столицы амазонской провинции.
В самом деле, 23 августа, в пять часов вечера, она остановилась перед северным мысом острова Мурас, у правого берега Амазонки. Оставалось только наискось пересечь реку и, пройдя около трех миль, войти в гавань.
Но лоцман Араужо вполне разумно не хотел двигаться дальше ввиду приближения ночи. Чтобы пройти оставшиеся три мили, потребуется около трех часов, а чтобы пересечь течение, лоцман должен прежде всего ясно видеть.
Этот день, завершавший первую часть пути, решили закончить торжественным обедом. Половина Амазонки была пройдена, и это следовало отметить веселой трапезой. Все сговорились выпить «за здоровье реки Амазонки» стаканчик-другой благородного напитка, который изготовляют на холмах Порто и Сетубала.
Заодно решили отпраздновать и помолвку Фрагозо с прелестной Линой. Помолвку Маноэля и Миньи уже отпраздновали на фазенде в Икитосе несколько недель тому назад. После молодых господ настала очередь и этой верной пары.
Итак, вместе со всей почтенной семьей Гарралей за стол села Лина, которая должна была остаться в услужении у своей молодой хозяйки, и Фрагозо, собиравшийся поступить на службу к Маноэлю Вальдесу; молодая пара заняла отведенное им почетное место.
Торрес, естественно, тоже присутствовал на этом обеде, поддержавшем честь поварихи и славу кухни на жангаде.
Авантюрист, сидевший против Жоама Гарраля, был молчалив и больше слушал, чем говорил. Бенито исподтишка внимательно наблюдал за ним. Торрес пристально смотрел на Жоама, и глаза его странно сверкали. Так хищник старается заворожить свою жертву, прежде чем броситься на нее.
Маноэль больше разговаривал с невестой, но то и дело поглядывал на Торреса. Однако он лучше, чем Бенито, применился к создавшемуся положению, которое если и не изменится в Манаусе, то наверняка изменится в Белене.
Обед прошел довольно весело. Лина оживляла его своим радостным смехом, Фрагозо – забавными шутками. Отец Пассанья приветливо поглядывал на маленькое общество, которое он так любил, и на две юные пары, которые вскоре благословит его рука.
– Кушайте, кушайте, отец, – сказал Бенито, под конец присоединяясь к общему разговору, – окажите честь этому обручальному обеду! Вам надо набираться сил, чтобы обвенчать сразу такую уйму людей!
– Ничего, мой милый, – ответил отец Пассанья. – Найди-ка и ты красивую и честную девушку, которая согласится выйти за тебя, и ты увидишь, достанет ли у меня сил обвенчать заодно и вас!
– Прекрасный ответ! – вскричал Маноэль. – Выпьем за скорую свадьбу Бенито!
– Мы подыщем ему в Белене хорошенькую молодую невесту, – поддержала его Минья, – тогда он не отвертится – поступит так же, как и все!
– За свадьбу господина Бенито! – провозгласил Фрагозо, который был бы рад, чтобы все переженились вместе с ним.
– Они правы, сынок, – заметила Якита. – Я тоже выпью за твою свадьбу, и дай бог, чтобы ты был так же счастлив, как будут Минья с Маноэлем и как были мы с твоим отцом!
– И, надо надеяться, будете всегда, – вставил вдруг Торрес и, ни с кем не чокнувшись, выпил стакан портвейна. – Каждый из нас – кузнец своего счастья.
Трудно сказать почему, но это пожелание в устах авантюриста произвело на всех тягостное впечатление.
Маноэль, желая развеять неприятное ощущение, сказал:
– Послушайте, отец, раз уж мы об этом заговорили, нет ли на жангаде еще какой-нибудь пары, которую надо бы обвенчать?
– Как будто нет, – ответил отец Пассанья, – вот разве Торрес… Вы, кажется, не женаты?
– Нет, я холост и всегда был холостяком!
Тут Бенито и Маноэлю показалось, что, сказав это, Торрес заглянул в глаза Минье.
– Что же мешает вам жениться? – продолжал отец Пассанья. – В Белене вы можете найти себе подходящую по возрасту жену, и вам надо попробовать устроиться в городе. Это куда лучше бродячей жизни, которая до сих пор не принесла вам никакой пользы.
– Вы правы, отец, – ответил Торрес, – и я бы не отказался! К тому же добрый пример заразителен, и, глядя на всех этих обрученных, я тоже не прочь бы жениться. Но я никого не знаю в Белене, и устроиться мне будет очень трудно, если не помогут какие-нибудь особые обстоятельства.
– А сами вы откуда? – спросил Фрагозо, который все не мог отделаться от ощущения, что уже где-то встречался с Торресом.
– Из провинции Минас Жеранс.
– А родились?
– В Тижоке – главном городе Алмазного округа.
Всякого, кто взглянул бы в эту минуту на Жоама Гарраля, поразил бы его пристальный взгляд, скрестившийся со взглядом Торреса.
19. Старая историяТем временем Фрагозо, продолжая разговор, спросил:
– Как, вы родились в самом Тижоке?
– Да, – подтвердил Торрес. – Разве и вы оттуда родом?
– Нет, я с побережья Атлантического океана и родился на севере Бразилии.
– А вам незнакома эта страна алмазов, господин Маноэль? – спросил Торрес.
В ответ молодой человек лишь отрицательно покачал головой.
– А вы, господин Бенито, – обратился Торрес к младшему Гарралю, которого он, видимо, хотел втянуть в разговор, – вы никогда не бывали в Алмазном округе хотя бы из любопытства?
– Никогда, – сухо ответил Бенито.
– Ах, как бы мне хотелось побывать в этих местах! – воскликнул Фрагозо, который, сам того не замечая, играл на руку Торресу. – Мне кажется, уж я бы там нашел хоть один драгоценный алмаз!
– И что бы вы сделали с вашим драгоценным алмазом, Фрагозо? – спросила Лина.
– Продал бы!
– Так что теперь вы были бы богаты?
– Очень!
– Так вот, если б вы были богаты три месяца назад, вам бы и в голову не пришла мысль… мысль о той лиане, правда?
– А если б эта мысль не пришла мне в голову, – вскричал Фрагозо, – не пришла бы ко мне и очаровательная девушка, которая… Нет, воистину, что бог ни делает – все к лучшему!
– Вы в этом убедились, Фрагозо, – проговорила Минья, – ведь он женит вас на моей милой Лине! Алмаз за алмаз, вы ничего не потеряли в этой мене.
– Напротив, сударыня, – любезно ответил Фрагозо, – я только выиграл!
Торрес, как видно, не хотел менять темы разговора, так как снова заговорил:
– А ведь в Тижоке бывало, что люди разом становились богачами, и многие от этого теряли голову. Слыхали вы когда-нибудь о знаменитом алмазе из Абаэте, оцененном более чем в два миллиона конто рейс? Так вот, этот камешек, весом в одну унцию, был найден в бразильских копях! И нашли его три преступника. Да, три преступника, приговоренных к пожизненной ссылке. Нашли случайно, в реке Абаэте, за девяносто лье от Серродо-Фрио.
– И они сразу разбогатели? – спросил Фрагозо.
– Ну, нет! – ответил Торрес. – Алмаз был передан управляющему копями. Когда его оценили, португальский король Иоанн Шестой велел его просверлить и носил на шее в торжественных случаях. А ссыльные получили свободу, и это все. Но человек поизворотливее извлек бы из этого немалую выгоду!
– Вы, например? – сухо спросил Бенито.
– Да… я! А почему бы и нет? – ответил Торрес. – А вы когда-нибудь бывали в Алмазном округе? – обратился он вдруг к Жоаму Гарралю.
– Никогда, – ответил тот, пристально глядя на Торреса.
– Очень жаль, – отозвался Торрес, – вам следовало бы когда-нибудь съездить туда. Это очень любопытно, уверяю вас. Алмазный округ как бы вклинивается в самое сердце обширных бразильских владений и похож на большой парк двенадцати лье в окружности; а своей природой, растительностью, своими песчаными пустошами, окруженными кольцом высоких гор, он резко отличается от соседних провинций. Как я уже говорил, это самое богатое место на земле: с 1807 по 1817 год там ежегодно добывали около восемнадцати тысяч карат алмазов. Да, вот где люди могли разом разбогатеть, и не только те, кто обшаривал горы, взбираясь до самых вершин в поисках драгоценных камней, но и контрабандисты, сбывавшие их тайком! Теперь добывать их не так-то легко, и две тысячи негров, работающих в государственных копях, вынуждены отводить воду из рек, чтобы добывать со дна песок, в котором вкраплены алмазы. Прежде все было гораздо проще!
– Что говорить, – откликнулся Фрагозо, – прошли хорошие времена!
– Однако и теперь не трудно добыть алмаз незаконным путем, попросту говоря – украсть. Вот так, в 1826 году – мне было тогда восемь лет – в Тижоке произошла ужасная драма, показавшая, что преступники ни перед чем не остановятся, когда могут, совершив дерзкий налет, сразу захватить целое состояние. Но вам это, должно быть, неинтересно…
– Напротив, Торрес, продолжайте, – ответил Жоам Гарраль до странности спокойным голосом.
– Хорошо. Так вот, на этот раз дело шло о краже алмазов, а горсть этих хорошеньких камешков стоит миллион, а то и два!
И Торрес, лицо которого вдруг выразило низменную алчность, невольно раскрыл и сжал руку в кулак.
– Вот как было дело, – продолжал он. – В Тижоке имеют обыкновение один раз в год вывозить все собранные за год алмазы. Их делят на части и раскладывают по величине, пропустив сквозь двенадцать сит с разными отверстиями. Затем их зашивают в мешки и отправляют в Рио-де-Жанейро. Но груз этот стоит несколько миллионов, и, как вы догадываетесь, его хорошо охраняют. Служащий, назначенный управляющим копями, четверо конных и десяток пеших солдат из стоящего в провинции полка – таков обычно конвой. Сначала они заезжают в Вилла-Рику, где главный управляющий ставит на мешки свою печать, а потом продолжают путь до Рио-де-Жанейро. Надо добавить, что из осторожности день отъезда всегда держится в тайне. В 1826 году молодой чиновник, по фамилии Дакоста, лет двадцати трех, некоторое время уже служивший в Тижоке в канцелярии главного управляющего, придумал следующий смелый ход. Он сговорился с шайкой контрабандистов и сообщил им день выхода конвоя. Хорошо вооруженная и довольно многочисленная шайка злоумышленников тотчас приняла меры. В ночь на 22 января, за Вилла-Рикой, грабители неожиданно напали на солдат охраны. Конвой мужественно защищался, но был весь перебит, за исключением одного солдата; несмотря на тяжелые раны, ему все же удалось бежать и сообщить об ужасном нападении. Бандиты не пощадили и чиновника, сопровождавшего ценный груз. Он пал под ударами злодеев, и тело его, наверно, было сброшено в пропасть, потому что его так и не нашли.
– А что же Дакоста? – спросил Жоам Гарраль.
– Преступление не пошло ему на пользу. Обстоятельства сложились так, что подозрения вскоре пали на него. Его обвинили в том, что он руководил грабежом. Напрасно уверял он, что невиновен. По своему положению он должен был знать, на какой день назначен выход конвоя. Он один мог предупредить шайку злодеев. Он был обвинен, брошен в тюрьму, осужден и приговорен к смерти. А смертный приговор приводится в исполнение через двадцать четыре часа.
– И несчастный был казнен? – спросил Фрагозо.
– Его заключили в тюрьму в Вилла-Рике, и ночью, за несколько часов до казни, то ли действуя в одиночку, то ли с помощью сообщников, но он бежал из тюрьмы.
– И с тех пор никто никогда не слыхал об этом человеке? – спросил Жоам Гарраль.
– Никогда! – ответил Торрес. – Должно быть, он уехал из Бразилии и живет теперь припеваючи где-нибудь в далеких краях на краденые деньги.
– Пусть лучше живет в нищете! – проговорил Жоам Гарраль.
– И пусть господь покарает его, послав угрызения совести за содеянное преступление! – добавил отец Пассанья.
Тут собеседники, кончив обедать, встали из-за стола и вышли подышать свежим вечерним воздухом. Солнце садилось, но до наступления ночи оставалось еще не меньше часа.
– Такие истории не назовешь веселыми, – заметил Фрагозо, – и начало нашего обручального обеда было гораздо приятней конца!
– А все из-за вас, Фрагозо, – ответила Лина.
– Как – из-за меня?
– Зачем вы все время расспрашивали об этом округе и об алмазах, какое нам до них дело!
– А ведь и верно, черт побери! – воскликнул Фрагозо. – Но я никак не думал, что разговор закончится так печально.
– Выходит, вы первый виноваты.
– И первый наказан, потому что не слышал вашего смеха за десертом.
Вся семья отправилась вперед, на нос жангады. Маноэль и Бенито шагали рядом, не говоря ни слова. Якита с дочерью следовали за ними тоже молча; всех охватила непонятная тоска, словно предчувствие нависшей опасности.
Торрес не отходил от Жоама Гарраля, который, опустив голову, казалось, глубоко задумался; вдруг Торрес положил ему руку на плечо.
– Жоам Гарраль, – сказал он, – мне надо поговорить с вами. Вы можете уделить мне четверть часа?
Жоам Гарраль посмотрел на него.
– Здесь?
– Нет! Наедине.
– Ну что ж, пойдемте!
Оба повернули назад, вошли в дом, и дверь за ними захлопнулась.
Трудно описать, что почувствовали оставшиеся, когда Жоам Гарраль и Торрес ушли вдвоем. Что могло быть общего между этим авантюристом и достойным хозяином икитосской фазенды? Казалось, угроза страшного несчастья нависла над семьей Гарралей, но никто не решался об этом заговорить.
– Маноэль, – сказал Бенито, схватив его за руку и отводя в сторону, – что бы ни случилось, этот человек высадится завтра в Манаусе!
– Да!.. Это необходимо!.. – ответил Маноэль.
– А если из-за него… если из-за него с моим отцом случится какое-нибудь несчастье… я его убью!
