Текст книги "Формула Бога"

Автор книги: Жозе Душ Сантуш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 27 страниц)

– Уф… откуда же… – бормотал он, лихорадочно соображая, как выпутаться из затруднительного положения. – Наверно… ну да, точно! Мне рассказали об этом в посольстве… Уф-ф-ф… в вашем посольстве в Лиссабоне.

– Вот как? – удивилась иранка. – Наши дипломаты, как я погляжу, несдержаны на язык…

Португалец через силу улыбнулся.

– Они… они очень милые. Знаете, я упомянул вас в беседе, и они мне о вас рассказали.

Ариана вздохнула.

– Да, я действительно училась в Париже.

– Почему же вы вернулись?

– Там у меня дела пошли наперекосяк. Я вышла замуж, но семейная жизнь не заладилась, а после развода мне было невыносимо одиноко. С другой стороны, все мои родные здесь. Вы представить не можете, как трудно мне далось это решение. Я уже совсем привыкла к европейской жизни, но тоска по семье оказались сильнее, и я вернулась. В стране как раз набирали силу реформаторы, шел процесс либерализации. Да будет вам известно, что именно мы, женщины, главным образом – молодые, привели в президентское кресло Хатами. – Она напрягла память. – Это было, постойте-ка… ну да, в девяносто седьмом, через два года после моего возвращения. Поначалу все шло хорошо. Во всеуслышание зазвучали первые голоса в защиту прав женщин, некоторые женщины вошли в меджлис, наш парламент. Благодаря сторонникам реформ незамужние девушки завоевали право получать образование за рубежом, а установленный законом минимальный возраст девочек для вступления в брак повысили с девяти до тринадцати лет. Я уехала работать в Исфахан, на родину. – По лицу ее пробежала тень. – Однако на выборах 2004 года контроль над меджлисом вернули консерваторы, и… не знаю, сегодня… короче, поживем – увидим… А меня вот перевели из Исфахана сюда, в Министерство науки.

– А чем вы занимались в Исфахане?

– Работала на электростанции. В общем, не важно.

– Ваш муж, наверное, был недоволен тем, что вас перевели.

– Я больше не вышла замуж.

– Ну, тогда близкий друг.

– Близкого друга у меня тоже нет. – Бровь у нее вопросительно изогнулась. – Однако не наводите ли вы мосты?

Португалец засмеялся.

– Ну что вы, нет конечно. – И поколебавшись, сознался: – То есть… вообще-то… да.

– Что «да»?

– «Да», навожу. Хочу знать, свободны ли вы.

Ариана залилась краской.

– Профессор, мы в Иране. Есть некоторые формы поведения, которые… которые здесь не…

– Не называйте меня профессором, я сразу чувствую себя старым. Зовите меня просто Томаш.

– Я должна соблюдать приличия. Я не могу так запанибратски к вам обращаться. Вообще-то, по всем правилам, я должна называть вас «ага профессор», «господин профессор».

– Предлагаю следующее: когда мы одни, обращайтесь ко мне по имени, а если рядом кто-нибудь есть, величайте «агой профессором». Договорились?

Ариана покачала головой.

– Нет. Я должна придерживаться правил.

Историк развел руками.

– Как вам будет угодно, – сдался он. – Ответьте тем не менее на один вопрос. Как иранцы воспринимают такую женщину, как вы – очень красивую, с западным образованием и манерами, разведенную и живущую сама по себе?

– Ну, сама по себе я живу только здесь, в Тегеране. В Исфахане я жила в доме своей семьи. Знаете, у нас принято жить всем вместе. Братья и сестры, бабушки и дедушки, внучата, – все под одной крышей. Дети, даже когда женятся, продолжают жить с родителями.

– М-да, – протянул Томаш. – Однако вы так и не ответили на мой вопрос. Как соотечественники относятся к вашему образу жизни?

Иранка глубоко вздохнула.

– Не очень хорошо, как и следовало ожидать. – Она задумалась. – У женщин здесь немного прав. Когда в 1979 году произошла исламская революция, все резко изменилось. Хиджаб стал обязательным, брачный возраст для девочек установили в девять лет, женщинам запретили появляться на людях в сопровождении мужчины, не являющегося близким родственником, а также путешествовать без разрешения супруга или отца. За прелюбодеяние женщин стали карать побиением камнями до смерти, а прелюбодеянием стали считаться даже случаи изнасилования. Было возрождено наказание плетьми, в том числе за неправильное ношение хиджаба.

– Черт возьми! – воскликнул Томаш. – Женщинам здесь несладко!

– Да уж. Я в то время жила в Париже, поэтому не видела непосредственно все эти постыдные вещи. Но издалека следила за событиями, понимаете? Мои родные и двоюродные сестры держали меня в курсе. И поверьте, я бы не вернулась в девяносто пятом, если б считала, что здесь все будет по-прежнему. В ту пору, повторяю, входили в силу реформаторы, появились признаки либерализации… и я рискнула.

– Но вы же мусульманка?

– Разумеется.

– И вас не шокирует отношение ислама к женщине?

– Пророк Мухаммед говорил, что у мужчин и у женщин права и обязанности разные. – Иранка подняла палец. – Обратите внимание, пророк не сказал, что у какого-то одного пола больше прав, чем у другого, он сказал лишь о том, что они разные. И именно то, каким образом истолковывается изречение Мухаммеда, лежит в основе всех этих проблем.

– Вы полагаете, что Всевышнего на самом деле беспокоит, носят ли женщины покрывало на голове, могут ли выходить замуж в девять, тринадцать или восемнадцать лет и вступают ли во внебрачные отношения? Вы считаете, это Его заботит?

– Да нет же, конечно нет! Но то, что я считаю, не имеет никакого значения. Так устроено это общество, и не в моих силах что-либо изменить, – в задумчивости заметила Ариана. – Ведь ислам – это синоним гостеприимства, великодушия, уважения к старшим, почитания семейных и общинных ценностей. Здесь женщина самореализуется как супруга и мать, у нее своя определенная роль, и все ясно. – Она пожала плечами. – Но если кому-то хочется чего-то большего… тогда… наступает разочарование…

Оба помолчали.

– Вы раскаиваетесь?

– В чем?

– Что вернулись.

– Я люблю свою землю. Здесь моя семья. Вы обратили внимание, какие у нас замечательные люди? Там, за границей, о нас сложилось представление, будто все мы – банда оголтелых фанатиков, которые только и делают, что жгут американские флаги, скандируют антизападные лозунги и палят в воздух из «Калашниковых». На самом деле это далеко не так. – Ее губы тронула улыбка. – Мы даже пьем «кока-колу».

– Я заметил. Но вы не ответили на мой вопрос.

– На какой?

– Вы сами знаете. Не сожалеете ли вы, что вернулись в Иран?

Иранка глубоко вздохнула.

– Не знаю, – наконец вымолвила она. – Я в состоянии поиска.

– Поиска чего?

– Не знаю. – И вновь она пожала плечами. – Думаю… Я ищу смысл.

– Смысл?

– Да. Смысл, чтобы наполнить им свою жизнь. Я чувствую себя потерянной, остановившейся на пол-пути между Парижем и Исфаханом, на ничейной земле, в неведомом отечестве, не Франции, и не Иране, не в Европе и не в Азии, а одновременно и там и там. Я не нашла еще своего места.

Темнокожий официант-турок с едва уловимыми монголоидными чертами появился в тот миг у их столика, неся на подносе ужин. Перед Арианой он поставил «мирза-гасеми», перед Томашем – «броке», затем наполнил их бокалы напитком «аб-португал», то есть апельсиновым соком. Его они выбрали в честь родины гостя: в конце концов, не всякая страна на языке фарси звучит как название сочного фрукта! За окном уже царила темнота, вдали в ней мерцало уходящее за горизонт море огней. Ночной Тегеран, переливающийся и искрящийся светом, напоминал огромную рождественскую елку.

– Томаш, – негромко сказала Ариана, наслаждаясь соком, – мне нравится с вами разговаривать.

Португалец улыбнулся.

– Спасибо, Ариана. Спасибо, что вы назвали меня Томашем.

VII

Здание – массивный бетонный блок за высокой глухой стеной, обвитой поверху колючей проволокой, напоминало монстра, притаившегося в пышной листве акаций на одной из неприметных улочек Тегерана. Водитель опустил стекло и сказал что-то вооруженному охраннику. Тот, наклонившись к окну машины, быстро осмотрел салон, лица сидевших на заднем сиденьи Арианы и Томаша и вернулся в будку. Шлагбаум поднялся, и машина, въехав во двор, остановилась под сенью раскидистого кустарника.

– Вы здесь работаете? – спросил Томаш, обозревая серое здание.

– Да, – ответила иранка. – Это – Министерство науки, исследований и технологий.

Первым делом приезжему требовалось зарегистрироваться и получить карточку, обеспечивавшую допуск в министерство сроком на один месяц. Процесс этот оказался затяжным. Занимавшиеся оформлением клерки все время мило улыбались и с церемонной любезностью, порой доходившей до абсурда, выказывали Томашу свое уважение и симпатию, что, впрочем, не помешало им заставить португальца заполнить множество анкет и формуляров.

Сразу после получения удостоверения Томаша отвели на третий этаж и представили директору департамента специальных проектов – низкорослому сухонькому человеку с маленькими темными глазами и острой седеющей бородкой.

– С агой Мозаффаром Джалили, – знакомя их, сообщила Ариана, – мы сотрудничаем в этом… ну, в общем… проекте.

– Sob bekheir, – поздоровался иранец, расплывшись в улыбке.

– Добрый день, – ответил Томаш. – Вы координируете проект?

Джалили сделал неопределенный жест рукой.

– Формально да. – Он бросил взгляд на Ариану. – Но в практическом плане всеми работами руководит ханум Пакраван. Она обладает для этого… так сказать… необходимой квалификацией, а я ограничиваюсь тем, что обеспечиваю ей тыловую поддержку. Господин министр, как вам, должно быть, известно, рассматривает данный проект как имеющий большую научную ценность. В связи с этим он распорядился, чтобы работы осуществлялись без каких бы то ни было проволочек и велись под началом ханум Пакраван.

Португалец посмотрел поочередно на Ариану и Джалили.

– Отлично. В таком случае – за дело, да?

– Вы уже хотите приступить? – удивилась Ариана. – Не желаете сначала выпить чая?

– Нет-нет, – потирая руки, ответил Томаш. – Я позавтракал в гостинице. И уже настроился на работу. Мне не терпится увидеть рукопись собственными глазами.

– Очень хорошо, – согласилась иранка. – Пойдемте.

Втроем они поднялись этажом выше и вошли в просторный конференц-зал с большим столом посередине и шестью стульями вокруг него. Все стены помещения занимали шкафы с папками, и общий вид чуть оживляли только два вазона с растениями. Томаш и Джалили сели за стол, продолжая чинно беседовать о чем-то незначительном. Ариана тем временем отлучилась. Проследив за ней вполглаза, португалец успел заметить, что она вошла в дверь соседнего кабинета. Пробыв там пару минут, женщина вернулась в зал с коробкой в руках, которую поставила на стол.

– Вот она, – объявила Ариана.

Томаш взглядом изучил коробку – из прочного картона, на вид потертая от длительного пользования, с завязанными бантиком фиолетовыми шнурками.

– Можно мне посмотреть?

– Конечно, – заверила она и, разобравшись с завязками, открыла коробку, вынула из нее тонкую стопочку пожелтевших листков и положила перед Томашем. – Вот эта рукопись.

Историк ощутил особый запах старой бумаги. На первой странице – листке в клеточку, ксерокопию которого он уже видел в Каире, стояло заглавие и ниже – четверостишие, напечатанные на старинной пишущей машинке.

Подо всем этим – написанное от руки неровными буквами «А. Эйнштейн».

– Гм-м, – промычал под нос историк. – Что это за стих?

Ариана пожала плечами.

– Не знаю.

– А пытались выяснить?

– Пытались. Мы консультировались на филологическом факультете Тегеранского университета, беседовали с ведущими преподавателями английской литературы, в том числе специалистами по поэзии, но никто не смог определить.

Томаш медленно перелистывал страницы, сосредоточенно всматриваясь в написанные черными чернилами рукописные строки, перемежавшиеся уравнениями. Всего страниц было двадцать две, каждая аккуратно пронумерована в правом верхнем углу. И на всех – написанные одним и тем же почерком текст и уравнения. Закончив просмотр, Томаш подравнял листы в стопку и, обращаясь к Ариане, спросил:

– Это все?

– Да.

– Где та часть, которую требуется расшифровать?

– На последней странице.

Португалец вынул из рукописи последний лист и с любопытством изучил его. Он был написан по-немецки все той же рукой, но завершался загадочными словами.

– Согласно результатам почерковедческой экспертизы, это вроде как «!уа» и «ovqo», – сказала Ариана, не дожидаясь вопроса.

– Ну да, – пробормотал Томаш, – похоже… Но что вас привело к мысли, что за этим кроются зашифрованные на португальском языке слова?

– Почерк. Это писал не Эйнштейн. Взгляните.

Ариана провела пальцем по строкам, написанным по-немецки и по-английски, предлагая сравнить их.

– Действительно, – согласился Томаш. – Похоже, другая рука. Но я не вижу здесь никакого намека на то, что она принадлежит португальцу.

– К работе над документом Эйнштейн привлекал португальского физика, который стажировался в Институте перспективных исследований. Мы уже сопоставили эту строчку с его почерком и получили положительное заключение. Загадочную фразу, без всякого сомнения, написал португалец.

Томаш взглянул на иранку. Было очевидно, что речь идет о профессоре Аугушту Сизе, но готова ли она говорить откровенно о бесследно исчезнувшем ученом?

– Почему бы вам не попробовать связаться с этим португальцем? – с непроницаемым выражением лица предложил историк. – Если тогда он был молод, то сейчас должен быть еще жив.

Ариана явно смутилась.

– Этот португалец… он… как бы это сказать… вне доступа, – слегка запинаясь, сказала она.

«О, – подумал Томаш, – да ты что-то скрываешь!»

– Как это – вне доступа?

На помощь Ариане, нетерпеливо махнув рукой, поспешил Джалили.

– Профессор, это не важно. Нам необходимо понять, что здесь написано, – он глазами указал на лист, – а этого вашего соотечественника мы пока не можем найти. Как считаете, вам удастся расшифровать эту головоломку?

Томаш в раздумье всмотрелся в листок.

– Мне потребуется перевод всего текста, – наконец высказал он свое условие.

– Полный перевод рукописи?

– Да, всей рукописи.

– Это невозможно! – констатировал Джалили.

– Извините?

– Я не могу предоставить вам перевод текста. Это исключено.

– Почему?

– Потому что доступ к рукописи ограничен! – разгорячился иранец, собираясь убрать документ обратно в коробку. – Вам ее показали лишь для того, чтобы вы имели представление, как она выглядит.

– Но как я разгадаю шифр, если не буду знать, о чем шла речь в предыдущем тексте? Ведь очень может быть, что текст на немецком содержит в себе ключ к разгадке головоломки.

– Сожалею, но таковы полученные нами указания, – стоял на своем Джалили. Он быстро скопировал загадочные слова на чистый лист бумаги и протянул листок Томашу. – Вот ваш рабочий материал.

– Не знаю, удастся ли мне при подобной постановке вопроса выполнить задачу.

– Удастся. – У Джалили приподнялась бровь. – У вас просто нет другого выхода. По распоряжению господина министра вам будет позволено покинуть территорию Ирана только после завершения работы по расшифровке.

– Что?!

– Сожалею, но таковы указания. Исламская республика щедро платит вам за услугу и к тому же предоставила возможность увидеть собственными глазами имеющий большую ценность конфиденциальный документ. Вы, разумеется, понимаете, что у конфиденциальности своя цена. Если вы уедете из Ирана, не выполнив работу, возникает угроза, что впоследствии указанный фрагмент может быть расшифрован за границей, а мы, обладатели подлинника, останемся в неведении относительно содержания шифровки. – Напряжение на лице Джалили немного ослабло; стараясь сгладить внезапно возникшую напряженность, он попытался улыбнуться. – В любом случае я не вижу причин, которые бы помешали вам успешно выполнить задачу. Каждый останется при своем: у нас будет полный перевод, а вы заработаете денег.

Португалец обменялся взглядом с Арианой, которая ответила ему беспомощным жестом.

– Хорошо, – покорился судьбе Томаш. – Но поскольку я уж буду заниматься этим, не лучше ли мне сделать работу целиком, а?

– Не понимаю, о чем вы.

Томаш указал на рукопись, уже уложенную в картонную коробку.

– О первой странице. Не будете ли вы любезны скопировать мне и ее?

– Скопировать первую страницу?

– Да. Она ведь вроде бы не таит в себе никакой ужасной тайны?

– Нет, на ней только название рукописи, стих и подпись Эйнштейна.

– Тогда скопируйте мне это.

– Но зачем?

– Затем, что это четверостишие – еще одна головоломка.

Остаток утра прошел в безуспешных попытках с ходу решить задачу. Томаш принял за рабочую гипотезу, что последняя страница рукописи содержит сообщение на португальском языке, и предположил, что слова «see sign», предваряющие криптограмму, являются отсылкой, дают нить к ее прочтению, но нащупать эту нить не смог. Что же касается стиха, написанного как будто на английском, то и здесь все усилия понять смысл разбивались о глухую стену.

В обед Томаш и Ариана пошли в ближайший ресторан, где заказали себе по максус-кебабу из баранины.

– Я хочу извиниться за поведение аги Джалили, – сказала Ариана после того, как официант принес еду. – Иранцы обычно очень вежливы и обходительны, но работа с рукописью Эйнштейна имеет первостепенное значение, ей присвоена высшая категория конфиденциальности, а потому мы не можем рисковать. Ваше пребывание в Иране, пока вы заняты расшифровкой, является вопросом национальной безопасности.

– Я не против задержаться здесь на некоторое время, – смакуя кебаб, ответил Томаш. – При условии, что все это время вы будете рядом.

Ариана едва заметно улыбнулась.

– Надеюсь, этим вы хотели сказать только то, что нуждаетесь в научном содействии с моей стороны.

– Ну да, естественно, – решительно поддержал португалец. – Я только этого от вас и ожидаю. – Лицо его приобрело невинное выражение. – Только научного содействия, коллега, и ничего более.

Иранка склонила голову.

– Томаш, прошу вас, – взмолилась она, – не забывайте, тут не Запад! Это особая страна, и люди здесь не могут позволять себе некоторые вольности. Вы ведь не захотите поставить меня в неудобное положение?

Португалец жестом выразил свое согласие.

– Будьте спокойны, я не совершу ничего такого, что бы вас скомпрометировало. После обеда я прогуляюсь по городу, – после некоторой паузы сообщил он.

– Хотите, я вас отвезу?

– Нет, не стоит. Если вас будут все время видеть со мной, это может породить всякие кривотолки.

– Да, вы правы, – согласилась Ариана. – Я найду вам провожатого.

– Не нужен мне провожатый.

– Но как же вы будете ориентироваться?

– Провожатый мне не нужен, – настойчиво повторил Томаш.

– Хорошо, но… поскольку мы отвечаем за вашу безопасность, кто-то из нас обязан вас постоянно сопровождать… – Она на миг замолчала, затем, опустив голову, наклонилась к собеседнику и быстрым шепотом произнесла: – Я не могу вот так просто отпустить вас одного, разве не понятно? Если вы уйдете куда-то, и я никого не предупрежу, у меня будут неприятности. – Появившиеся в голосе Арианы нотки мольбы звучали почти обольстительно. – Пожалуйста, согласитесь на провожатого. Если вы вдруг потеряетесь, это будет уже его проблема, а я к этому останусь непричастна. Ну же! – Ее ищущие понимания медовые глаза как будто стали еще больше. – Вы согласны?

Мгновение Томаш смотрел на нее, потом кивнул:

– Хорошо. Зовите сопровождающего.

Приведенный Арианой соглядатай, коренастый, широкоплечий, похожий на бородатую обезьяну, был одет неприметно, во все темное. Его выдавал только взгляд, цепкий и острый.

– Salam, – приветствовал он Томаша. – Haletun chetor е?

– Ваш ангел-хранитель поинтересовался, как у вас дела.

– Отлично, передайте ему, дела лучше некуда.

– Khubam, – лаконично перевела она.

– Esmam Rahim е, – человек несколько раз ткнул себя пальцем в грудь, буравя историка глазами. – Rahim.

Томаш понял и тоже ткнул себя в грудь.

– А я Томаш. Томаш.

– О, Томаш! – просиял иранец. – Az ashnayitun khoshbakhtam.

Историк усмехнулся и искоса взглянул на Ариану.

– Забавно, – процедил он сквозь зубы. – Я чувствую себя Тарзаном, знакомящимся с Джейн.

Ариана улыбнулась.

– Между вами установится взаимопонимание, вот увидите.

– Только если вы согласитесь быть моей Джейн…

Ариана оглянулась, чтобы убедиться, что никто не слышал этих слов.

– Не начинайте все сначала, – в замешательстве попросила она. – Куда вы хотите, чтобы он вас отвез?

– На базар. Намереваюсь побродить по лавкам, что-нибудь купить.

Рахим получил указания, и вместе они отправились к черной «тойоте» – служебной машине министерства, предоставленной в распоряжение португальца на сегодняшний день. Автомобиль влился в беспорядочный трафик и устремился в южном направлении. По мере движения дома становились все плоше, застройки выглядели более скученными, беспорядочными и запущенно-неопрятными по сравнению с той частью огромного, многомиллионного города, откуда они недавно выехали.

Сидя за рулем, Рахим буквально не умолкал. Не понимавший и не желавший понимать его Томаш изредка рассеянно поддакивал, скользя невидящим взглядом по извилистым грязным переулкам и обшарпанным домам. Португалец обдумывал, как избавиться от опеки навязанного ему охранника и филёра в одном лице. В какой-то момент, когда они выехали из паутины улочек на обсаженную тополями довольно широкую магистраль, Рахим, показывая на группу людей, с виду торговцев, выдал очередную тираду на фарси, в которой прозвучало нечто вроде «bazaris». Услышав это слово, Томаш встрепенулся, стал лихорадочно смотреть по сторонам и наконец увидел табличку, извещавшую, что они находятся на проспекте Хордад. Название это было ему знакомо, поскольку накануне вечером он проштудировал данный район города по плану. А потому более не сомневался – резким движением распахнул дверцу машины, на ходу выпрыгнул на проезжую часть и был оглушен визгом тормозов и оглушительным гудением клаксонов.

– Bye-bye! – впопыхах бросил он и даже помахал рукой остолбеневшему Рахиму, который, вцепившись в руль, наблюдал, как португалец исчезает прямо у него на глазах.

Очнувшись от оцепенения, шофер остановил машину прямо посреди проспекта, выскочил из нее и стремглав бросился вдогонку за своим подопечным, оглашая окрестности громкими криками. Однако португалец уже смешался с толпой и исчез в хитросплетении улочек на подступах к главному базару Тегерана.