Текст книги "Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

Карол довольно скоро удалось найти выход из положения, и теперь она может с улыбкой вспоминать свои мысли о самоубийстве и любовь к коммивояжеру.

Он показался ей тогда сказочным принцем, когда появился в Гараньюнсе со своими чемоданами, набитыми образцами. А ведь это был просто бедняк и болтун. Ни денег, ни обаяния. Молодые люди, что поднимаются сейчас по лестнице пансиона "Монте-Карло", вот это принцы! Пансион занимает просторный бельэтаж на Театральной площади – самый фешенебельный и роскошный пансион для женщин легкого поведения в городе Баия, и он находится в полной собственности Каролины да Силва Медейрос, более известной под именем Каролина Золотой Язычок.

Пятеро мужчин в белых костюмах, гетрах и элегантных соломенных шляпах, с изящными тростями и завитыми усами, оживленные, шумливые, окружили Каролину, обнимая ее, целуя, рассыпая остроты и комплименты.

– Привет нашей королеве и повелительнице! – раскланялся высокий, пышущий здоровьем человек лет сорока, смуглый, с коротко остриженными волосами.

– Вы оказываете мне честь, полковник. Входите, будьте как дома.

Широкоплечий блондин с лукавыми голубыми гла?

зами низко поклонился Карол:

– Склоняюсь к вашим ногам, владычица моего сердца...

– Не лгите, капитан, я знаю, кто владеет вашим сердцем...

– Вы сегодня прекраснее, чем когда-либо.... – сказал третий, целуя ее унизанную кольцами руку.

Но она сама поклонилась ему, а потом обняла.

– Доктор Жеронимо, добро пожаловать, к вашим услугам. – После чего повернулась к красивому безбородому молчаливому юноше и сказала: – Вас, лейтенант, ждут с нетерпением...

Под конец она с видом искренней привязанности заключила в объятия молодого человека с крючковатым носом, романтической шевелюрой и печальными ласковыми глазами:

– Сеньор Араган! Сеньор Араганзиньо! Рада вас видеть...

Взгляд Араганзиньо еще больше затуманился, хотя в голосе Карол явно слышалось дружеское расположение, и она приветствовала его горячо. Она заметила его грусть и, догадавшись о ее причине, шепнула ему на ухо:

– Будьте настойчивее и в конце концов вы победите... Я знаю, что говорю... – И громче: – Я ведь постоянно слышу признания и вздохи...

Полковник сказал, смеясь:

– С нашим Араганом никто не сравнится. Однако на этот раз не помогают ни погоны, ни титулы...

Гарсон с певучим голосом и женственными манерами подошел к Арагану:

– Я оставил вам столик в углу, сеньор Араган, как всегда.

Мужчины направились к этому столику, Карол шла за ними, сохраняя на лице выражение глубокого почтения. Лейтенант обнял маленькую блондинку, вышедшую им навстречу из-за оркестра.

Араган оглядывал зал. Наконец он увидел Дороти.

Вот она сидит там, ее руки держит Роберто, этот жирный боров. Глаза Дороти, тревожные, почти умоляющие, встретились с глазами Васко, на ее губах появилась робкая улыбка. Словно теплый весенний ветер наполнил грудь Арага на. Доктор Роберто Вейга Лима, надутый фат, ничтожество, сынок богатых родителей, что он понимает в хрупкой и резкой красоте Дороти?

Разве он видит ее испуганные глаза, разве может оценить эту жажду любви, обжигающую ей щеки, подобно лихорадке?

Знаки внимания, оказываемые гостям многоопытной Карол, не были ни случайными, ни бескорыстными: пятеро господ, сидевшие за столиком и выбиравшие вина, оказывали честь и покровительство ее заведению, они принадлежали к сливкам баиянского общества. Это были самые известные кутилы, проводившие время в кафе, за игорными столами и в пансионах.

Вокруг них группировались лучшие люди города, отличавшиеся любезностью и щедростью. Пятеро друзей были неразлучны, они встречались ежедневно по вечерам, играли в бильярд, в покер, пили пиво, ужинали в кабаре.

– Эти пятеро – хозяева штата... – говорили жители, видя, как они входят во дворец, в какое-либо заведение, в бар или в пансион "Монте-Карло", и были до известной степени правы.

Карол шепнула что-то полковнику и сделала знак высокой, стройной смуглянке:

– Приехала сегодня из Ресифе... Само изящество.

– Вы заботитесь только о полковнике... А флот, он что же, ничего не заслуживает? – пожаловался голубоглазый с лицом гринго.

– Для вас, капитан, у меня есть одно лакомство...

Все рассмеялись. Смуглянка подошла к ним с видом роковой женщины. Оркестранты старались изо всех сил, теперь они с чувством играли аргентинское танго, Роберто танцевал с Дороти. За десять лет пребывания в университете он так и не смог одолеть медицину (злые языки говорили, что диплом врача ему дали "за выслугу лет"), зато, несмотря на свою полноту, Роберто научился великолепно танцевать вальс, танго и машише. И вот теперь он демонстрирует свое искусство, скользя с Дороти в сложных на танго. Она же глядит на Васко глубоким взглядом и робко улыбается, растравляя ему душу. Гарсон принес вино. Негритянка Мусу уселась на колени к белокурому капитану. Карол сияла; она гордилась своим пансионом, своим оркестром, тщательно подобранными женщинами, вышколенными гарсонами, прекрасным вином, дорогими ценами и первоклассными клиентами. А особенно этими пятью.

Полковник Педро де Аленкар, из штата Рио-деЖанейро, бездетный вдовец, командовал расквартированным в городе 19-м егерским батальоном. Капитан Жорж Диас Надро, начальник порта, сын француза и уроженки штата Минас-Жераис, очень любил покер, хорошеньких негритянок и остроумные шутки. Иногда он устраивал с приятелями разные забавные проделки, среди которых бывали и грубые, но зато в случае нужды на него можно было положиться. Это он заказал вывеску для пансиона "М.онте-Карло", на которой написано "Кабаре, или приют бездомных". Жеронимо де Пайва, молодой человек лет тридцати с небольшим, адвокат без клиентуры и журналист, не добившийся известности в Рио, переселился в Баию вместе с родственником-губернатором, для которого писал речи.

Здесь он служил начальником канцелярии губернатора и пользовался большим престижем. Жеронимо намеревался заняться политической деятельностью и выетавить свою кандидатуру на предстоящих выборах федерального депутата. Лейтенант Лидио Мариньо, дворцовый адъютант для особых поручений, сын знаменитого полковника Америке Мариньо, владельца огромных земель по берегам реки Сан-Франсиско и сенатора штата, был завидной партией для всех девиц на выданье в городе. Когда Лидио, одетый в форму, статный, проходил по улице, девушки следили за ним сквозь щели жалюзи и вздыхали, все они мечтали потанцевать с лейтенантом на каком-нибудь балу или вечеринке. Романтическая личность и дуэлянт, Лидио был также кумиром женщин во всех пансионах, где и совершал большинство своих подвигов.

И наконец, сеньор Васко Москозо де Араган, Араганзиньо, глава одной из самых крупных в нижней части города фирм "Москозо и К°", торговавшей вяленым мясом, треской, винами, маслом, португальским сыром, английским картофелем и вообще самыми различными продуктами по всей округе, на юге и в сертане [Сертан – внутренние засушливые области Бразилии]. С помощью целого легиона коммивояжеров фирма проникала также в соседние штаты Сержипе и Алагоас. Васко Москозо де Араган считался одним из самых крупных коммерсантов в Баие, его фирма принадлежала к числу наиболее солидных и пользовалась хорошей репутацией.

За столом вино лилось рекою, клиенты не скупились. Все это были люди с положением, они не испытывали недостатка в деньгах. В их компании Карол начинало казаться, будто и она обладает какой-то властью и управляет жизнью штата: устанавливает законы, ворочает большими деньгами, запросто бывает во дворце. Разве не к ней приходит Жеронимо, которого еще с юных лет влекло к зрелым и пышным женщинам? Жорж подшучивал над ним, и начальник канцелярии отвечал:

– Я не собака, чтобы глодать кости. Недозрелые фрукты я тоже не люблю. В Карол же есть и своя загадочная прелесть.

Да, в ней была "загадочная прелесть", связанная с большой опытностью. И она пользовалась влиянием:

разве она не добилась назначения своего племянника, сына младшей сестры, вышедшей замуж в Гараньюнсё, в редакцию вестника "Импренса Офисиал"? А муж Сестры все поносит заблудшую свояченицу! Стоило только попросить Жеронимо – и племянник был пристроен. Карол производила солдат в ефрейторы, устраивала в морское училище своих крестников, детей бедняков.

Если она решала купить еще один дом, она всегда могла взять деньги в банке, получив от Араганзиньо поручительство по векселю. Карол сочиняла меню и поставляла вина во дворец всякий раз, когда там устраивали бал и собиралось высшее общество Баии. Гарсоны из пансиона "Монте-Карло" обслуживали приглашенных солидных сеньоров и добродетельных сеньор.

Карол незаметно распоряжалась всем, и политические деятели из провинции специально приезжали в город, чтобы поухаживать за ней и попросить протекции. Маленькая Каролина из Гараньюнса, чуть не покончившая с собою под мостами Ресифе, сегодня сидит вся увешанная драгоценностями за столом в пансионе на Театральной площади в городе Салвадор-да-Баия.

Она улыбается пятерым сеньорам.

ГЛАВА ВТОРАЯ

О фирме "Москозо и К°" – торговая глава с грустным концом

Эта фирма была основана старым Москозо, дедом Васко по материнской линии. Вскоре она стала процветать и получила широкий кредит. Португалец Жозе Москозо отличался коммерческими способностями и твердыми принципами. Слово его было вернее подписанного векселя. Пятьдесят лет своей жизни он отдал фирме: не бывал нигде, кроме дома и конторы, трудился день и ночь, как самый мелкий служащий, "чтобы подавать пример", был совершенно равнодушен к комфорту и развлечениям, воздержан в еде, одежде и любви. С женою Жозе.Моекозо прижил лишь одну дочь, а затем овдовел и все его хозяйство перешло в руки кухарки-негритянки.

Васко сменил деда на посту управляющего предприятием, которое за полвека из скромной конторы превратилось в трехэтажное здание близ Ладейры-даМонтанья. Наверху спали служащие, а в больших ком?"атах обычно останавливались приезжавшие в столицу солидные клиенты из провинции. Служащие и питались здесь же, они работали, подчиняясь жёсткому режиму, отдыха по воскресеньям и праздникам не полагалось.

Потеряв в трехлетнем возрасте отца, а позднее и мать, которая оказалась не в силах вынести разлуку с неверным, влюбчивым мужем, Васко остался на попечении деда. Едва мальчику исполнилось десять лет и он окончил начальную школу, дед привел его в контору. Здесь он сначала подметал служебные помещения и склад, потом таскал товары, как простой грузчик.

Спал вместе с другими служащими наверху и с ними же .садился утром и вечером за общий стол, во главе которого восседал сам старый Москозо. Первой женщиной Васко стала кухарка Роза, и ночи в ее комнатке без окон, где можно задохнуться от жары, были его единственной радостью в те годы. Дед никак не выделял Васко из среды других служащих, только по утрам он благословлял его и давал целовать руку.

Наблюдая за внуком, старый Москозо печально качал головой. Мальчик не проявлял ни ловкости, ни вкуса к делу, он был беспечен, рассеян и лишен чувства ответственности. Когда Васко подрос, дед послал его коммивояжером в Жекиэ и Сержипе. Однако первый опыт кончился весьма плачевно. Самые худшие опасения деда и Рафаэла Менендеса, старшего служащего фирмы, образца деловитости, подтвердились.

Вступление Васко в славную корпорацию коммивояжеров было молниеносным и блистательным. Этой должности в те времена усиленно домогались. Васко продавал товары в зависимости от своих симпатий, он предоставлял кредит разорившимся торговцам, чьи магазины и лавки другие коммивояжеры старались обходить. Если ему не могли уплатить за товары немедленно, он соглашался на любую отсрочку. В городе Эстансия, штат Сержипе, где все дела можно было кончить в один день, он проторчал целую неделю, очарованный тенистыми улицами, веселыми домиками, купанием в реке Таутинга, красивыми девушками, выглядывавшими из окон или сидевшими за роялем, и, наконец, любовью Оталии, хозяйки пансиона, которая была без ума от нового коммивояжера. Ни один агент Жозе Москозо еще не совершал столь долгой поездки и с такими ужасными результатами. Пришлось отправить по тому же маршруту, считавшемуся раньше самым легким, опытного коммивояжера, чтобы тот восстановил репутацию фирмы, серьезно поколебленную юным наследником, очевидно вознамерившимся совершить переворот в торговом деле. Зато Васко оставил долгую и добрую память о фирме и о себе лично во всех веселых домах тех городов, где побывал. Он отыгрался за годы заточения в здании на Ладейре-да-Монтанья, где старик Москозо установил суровый режим и Васко вынужден был довольствоваться прелестями негритянки Розы, да и то тайно.

С грустью покачав головой, старый Москозо посадил внука снова в контору, где тот и продолжал пребывать более или менее впустую: его использовали, лишь когда надо было сопровождать в прогулках по городу провинциальных клиентов, останавливавшихся в здании фирмы. Для этого он вполне подходил: хорошо воспитанный, приятный, разговорчивый юноша, прекрасный компаньон для вечерних прогулок. Правда, эти прогулки были довольно ограниченны, ибо если клиентов старый Москозо не мог заставить, держа в руке карманные часы, ровно в восемь вечера и ни минутой позже лечь в постель, то к внуку предъявлял это требование неукоснительно, несмотря на то, что пушок над верхней губой юноши давно превратился в пышные усы. О деньгах же, в которых Васко так нуждался, и говорить нечего.

Впрочем, старый Москозо оказывал заметное давление и на клиентов, заставляя их менять образ жизни и сокращать расходы на попойки. Старик то и дело твердил, что не доверяет людям, ведущим рассеянную жизнь, посещающим бары и дома терпимости. "Можно ли положиться на пьяницу и распутника?" – спрашивал он и этим вопросом разрушал все мечты о порочных наслаждениях, взлелеянные за долгие месяцы ожидания поездки в столицу. Впрочем, многие из клиентов, несмотря на это предупреждение, все же посещали злачные места, а Васко пользовался каждой возможностью, чтобы, пренебрегая советами деда, показывать приезжим вместо живописных достопримечательностей столицы гостеприимные притоны, где уже успел приобрести прочные связи.

Старый Москозо в черном альпаковом пиджаке, водрузив на нос очки, сидел, склонившись над книгами с записями входящей и исходящей корреспонденции фирмы, и наблюдал за внуком – тот мечтал, устремив взор в окно, а перед ним лежало недописанное письмо.

Старик растерянно взглянул на Рафаэла Менендеса и кивнул в сторону внука. Старший служащий посмотрел на юношу строго, с осуждением, а затем, повернувшись к деду, выразил на своем лице глубокое сожаление. Ну, если так, для Жозе Москозо фирма дороже семьи, тем более что от последней остался один этот внук, такой же бродяга и фантазер, как его отец Араган, – болтун, тунеядец, прославленный лгун, который отнял у Жозе единственную дочь и пять лет жил за его счет. Даже после смерти он стоил тестю немалых денег: дура вдова потребовала для обожаемого супруга похорон по первому разряду и мраморный склеп.

Тесть же после смерти Арагана вздохнул свободно, но, по его мнению, трех аршин земли и то жалко на ненавистного зятя, прозванного приятелями Хвастунишкой:

столько он им рассказывал всякой всячины. Такого циничного и наглого субъекта еще свет не видывал! Он не хотел понимать намеков, а когда старик наконец сказал ему прямо, что пора кончать медовый месяц и приступать к работе в конторе фирмы, Араган рассмеялся ему в лицо. "За кого тесть его принимает?" – спросил он не то насмешливо, не то обиженно. Что он, бездарность какая-нибудь, жалкая конторская крыса?

Ему ли сидеть целые дни среди трески и картошки и заниматься продажей бакалейных товаров? Неужели сеньор Москозо не понимает, за кого он выдал свою Дочь, неужели ничего не знает о его талантах, способностях, связях, планах? Пусть уважаемый тесть не заботится о том, чтобы подыскать ему дело. Его будущее обеспечено, и если он еще не приступил к работе, то только потому, что затрудняется в выборе: пять или шесть предложений, одно другого заманчивее, сделали ему друзья, люди, занимающие самое высокое положение; сеньор Москозо еще получит большие барыши благодаря дружеским связям зятя: Араган может устроить фирме контракты на поставки товаров государству, различным корпорациям, можно легко Заработать кучу денег. Что скажет, например, сеньор Москозо о годичном контракте на поставку солонины и трески для военной полиции? Ему, Арагану, стоит лишь шепнуть словечко капитану – начальнику интендантства– – и дело в шляпе. Сеньор Москозо может считать этотконтракт решенным делом, как будто деньги уже у него, в сейфе. Причем ему достанется все, так как его зять и друг не возьмет с него комиссионных.

Все пять лет брачной жизни Араган пребывал все в том же неопределенном положении, так и не решившись занять ни одно из пяти или шести замечательных мест или согласиться на новые предложения именитых друзей. Не раздобыл он и -контракта для фирмы, хотя ежедневно обещал поговорить об этом деле завтра.

Однако от места служащего у тестя он по-прежнему решительно отказывался, рассматривая повторные предложения чуть ли не как оскорбление и провокацию. У него был твердый характер, и он ни разу даже не вошел в трехэтажное здание фирмы, зная его только по наружному виду и обходя стороной всякий раз, когда ему приходилось бывать на Ладейре-да-Монтанья.

Когда Араган неожиданно умер – никто и не подозревал, что у него больное сердце, – явились ростовщики с просроченными векселями, обнаружились различные долги, расписки, набросанные наспех карандашом, все это составило в целом огромную сумму, от уплаты которой старый Жозе Москозо, тоже обладавший твердым характером, отказался наотрез. Надо сказать, что смерть Арагана Хвастунишки была горько оплакана не только его женой, но и многочисленными друзьями в барах, а также кредиторами, пришедшими в ужас от неслыханной бессердечности тестя покойного.

Вдова не выдержала удара, не смогла пережить потерю любимого супруга и несколько месяцев спустя была погребена в том же мраморном склепе. За всю жизнь она ни на минуту не усомнилась в своем муже, в его благородстве, верности и преданной любви. В некотором роде Араган действительно .был отличным мужем – QH посвящал жене почти все послеобеденное время, нежно любил ее, баловал как ребенка. Зато вечером его отпускали на свободу. Он имел обыкновение объяснять жене, что занят каким-нибудь важным политическим или коммерческим делом. Возвращался он на .рассвете, от него пахло кашасой и духами, в зубах торчала сигара, а на лице неизменно играла довольная улыбка. Даже рождение сына, после которого он еще больше привязался к жене, не изменило его недостойных (по мнению старого Москозо) привычек. Он вставал в полдень, ел и пил в свое удовольствие, после обеда проводил время с женой и сыном, вечера в барах и домах терпимости, рассказывая приятелям всякие истории. Тесть признавал за ним только одно достоинство: его никогда не видели пьяным, винные пары не действовали на Арагана, и это было поистине удивительно.

Облокотясь на стол, старый Москозо смотрел на внука, и в памяти его оживал ненавистный образ зя-; тя. Какой смысл в том, что он привел Васков контору еще десятилетним мальчишкой и изо всех сил старался приучить к делу? У парня те же мечтательные глаза, та же жизнерадостная улыбка, что у отца, и тоже полное.безразличие к фирме. Вот несчастье!

Необходимо заранее принять серьезные меры предосторожности, если он не хочет, чтобы мощная, пользующаяся широким кредитом фирма – дело всей его жизни – развалилась у всех на глазах в руках внука.

Чувствуя приближение смерти, старик решил превратить фирму в акционерное предприятие, приняв в.

компаньоны несколько самых старых и способных своих служащих. Испанец Рафаэл Менендес тоже вступил в дело, вложив крупный пай; в его руки, согласно завещанию старого Москозо, перешло управление всеми делами фирмы. Васко унаследовал от деда пакет акций, который обеспечивал ему контроль над фирмой и большую часть прибылей. Таким образом, он получил значительное состояние и избавился от всякой ответственности.

Теперь Васко был совершенно свободен – ни работы в конторе, ни установленного дедом режима дня...

Никаких обязанностей – и куча денег! Он предоставил Менендесу решать все дела. Один только раз он не согласился с испанцем и настоял на своем: когда испанец хотел уволить старого Джованни, грузчика, работавшего в фирме почти со дня ее основания. Больше сорока лет Джованни без устали таскал на голове мешки – от склада к повозкам, от повозок к складам, без единого дня отдыха и без единой жалобы. По ночам он ложился на те же мешки, сторожил здание фирмы и отпирал дверь запоздавшим клиентам, осмелившимся нарушить расписание старого Москозо. Негр Джованни принял Васко под свое покровительство с того самого дня, когда тот десятилетним мальчуганом впервые вошел в здание фирмы. Как тяжело ему было тогда! И Васко хранил чувство благодарности к Джованни. По вечерам Джованни рассказывал Васко о морях, о портах: в молодости он был моряком. Настоящее имя его было Жоан, он родился невольником и еще мальчиком бежал от хозяев. Ему удалось поступить на итальянское судно и уйти в море. Так с легкой руки матросов-итальянцев он навсегда превратился в Джованни. В мрачном здании фирмы, где от запаха пряностей кружилась голова, Джованни был единственным, кто проявлял симпатию к одинокому ребенку. И вот когда Джованни стукнуло семьдесят и силы стали ему изменять, Менендес решил, что держать его больше невыгодно, и приказал уволить Джованни и нанять другого грузчика.

Даже после смерти деда, несмотря на свое новое положение главы фирмы, Васко по-прежнему немного побаивался Менендеса. Испанец был человек вежливый, с высшими вел себя подобострастно, с низшими же по должности и положению и вообще с теми, кто от него зависел, был высокомерен и груб. Он крепко держал в руках бразды правления, и дела фирмы шли отлично. Но служащие жаловались, что при нем стало еще хуже, чем во времена старого Москозо. Васко боялся холодного осуждающего взгляда испанца, его манеры говорить – негромко, сдержанно, непреклонно.

Когда мальчиком и юношей Васко служил в конторе, Менендес не бранил его, как остальных. Он только доносил деду – и Васко это знал – о каждой его ошибке, о каждом нарушении распорядка дня фирмы. А потом, когда Васко стал уже взрослым усатым мужчиной, Менендес доносил старику о его редких ночных похождениях, которым потворствовал негр Джованни. Теперь Менендес низко склонялся перед Васко, он оказывал ему те же знаки почтения и уважения, какие прежде оказывал старому Москозо. Тем не менее, когда Васко, взволнованный и возмущенный, явился к нему в контору, чтобы поговорить о Джованни, он попытался настоять на увольнении негра. Накануне вечером Джованни пришел к Васко и рассказал о случившемся.

Менендес уволил его без всякого объяснения причин, заплатив ничтожное выходное пособие. Джованни семьдесят лет, ноги его уже не так твердо ступают по земле, в руках нет больше прежней силы. Он нашел Васко в баре в обществе друзей и рассказал ему все.

Старик зажмурился, чтобы удержать слезы, голос его дрожал:

– Фирма съела меня, теперь остается только выбросить кости.

– Этого не будет... – обещал Васко.

В благодарность старый негр дал ему совет:

– Гринго – негодяй, сеньор Араганзиньо. Смотрите, как бы он не надул вас.

На другой день чуть свет Васко появился в конторе – это был редкий случай. Вид у него был рассерженный и серьезный, он вызвал к себе Менендеса.

.Служащие начали перешептываться. Из кабинета старого Москозо, который теперь занял Васко, доносился громкий голос главы фирмы. Голоса Менендеса не было слышно, еще ни разу с его жестких губ не сорвался крик, он всегда говорил тихо, даже когда жестоко оскорблял какого-нибудь провинившегося служащего.

Нелегко было Васко сломить испанца. Он кричал, что увольнять старого Джоваини бесчеловечно, что Менендес не имеет права выбрасывать на улицу человека, всю жизнь трудившегося на благо фирмы. Менендес холодно улыбался и кивал, но оставался попрежнему при своем мнении: если служащий не способен больше работать так, чтобы его труд приносил прибыль фирме, не остается ничего другого, как уволить этого служащего и взять на его место нового. Таковы правила игры, и он выполняет их. Если бы он сделал исключение для Джованни и продолжал бы платить ему жалованье, остальные потребовали бы того же. В состоянии ли сеньор Васко (теперь Менендес почтительно величал нового шефа сеньором, хотя более двадцати лет звал его просто Араганзиньо) представить себе гибельные последствия такой политики?

Нет, Менендес не может поступить иначе.

Но Васко и знать ничего не хотел ни о правилах игры, ни о политике, он считал, что увольнять Джованни жестоко, просто подло. Менендес заявил, что, есл,и так, он умывает руки: в конце концов сеньор Васко – глава фирмы, и любое его решение будет выполнено.

Однако ему следует хорошенько подумать, прежде чем нарушить незыблемый закон, лежащий в основе всякой коммерческой деятельности. Он рискует поставить под удар самое существование фирмы. И кроме того, ущерб потерпит не только Васко, но и все остальные компаньоны. Он говорит не о себе, он лично отстаивает только принцип, твердый принцип, а вовсе не стремится сэкономить несколько жалких мильрейсов.

Васко вышел из себя и поднял крик. В конце концов более пятидесяти процентов акций принадлежат ему, он мог бы решить вопрос и один. Испанец подтвердил это. И, видя, что хозяин пришел в ярость, предложил решение, которое удовлетворит всех. Джованни уже уволен, пусть так оно и останется. Но они двое, сеньор Васко и Менендес, берутся обеспечить его, назначат старику месячное содержание, на которое он сможет прожить – оплатить комнату и пропитание. На том и порешили. Начались длительные переговоры со старым негром – он ни. за что не соглашался покинуть склад и переехать куда-нибудь, хотя бы в дом Васко.

В конце концов договорились так: Джованни будет, продолжать работать ночным сторожем за половину прежнего жалованья, вторую же половину будет выплачивать ему Васко из своего кармана. Негр пришел благодарить Васко и еще раз предупредил его:

– Осторожнее с этим испанцем, молодой хозяин.

Это такая низкая тварь... совсем дрянь человек...

Для Васко же присутствие Менендеса означало возможность жить спокойно, без всяких забот. Он заходил в контору лишь для очистки совести, перекидывался с испанцем несколькими словами, рассеянно выслушивал его объяснения о ходе дел, забегал на склад к Джованни и вскоре исчезал: необходимо было встретиться с одним из многочисленных друзей (у него была теперь своя компания), или какая-нибудь новая подруга, сердце которой он недавно покорил, ожидала его.

Васко был холост и легко влюблялся, он не знал счета деньгам и отличался щедростью, даже расточительностью. Он часто затевал скандалы в барах и кабаре, неизменно оплачивал все счета, и пользовался большой популярностью у женщин. Если какая-либо из них казалась ему привлекательной, он немедленно и безумно влюблялся, осыпал ее подарками, снимал для нее домик. В последнее время он влюбился в Дороти, девушку, которую поместил в пансион Карол доктор Роберто Вейга Лима. Роберто был богат и потому не занимался медицинской практикой. Он прославился среди женщин своей дикой ревностью и грубостью и был в этом смысле противоположностью Васко. Несмотря на богатство Роберто, женщины его избегали: из-за какого-нибудь пустяка он способен был избить любовницу. Дороти он привез из провинции, из города Фейра-де-Сант-Ана. Он держал ее взаперти, как пленницу, и постоянно осыпал угрозами. Карол жалела, чт:о приютила девушку в пансионе "Монте-Карло", но она не могла отказать постоянному щедрому посетителю, да к тому же еще из хорошей семьи. Бедняжка Дороти Жила в более строгом заключении, чем монахиня в монастыре, Роберто появлялся в самые неожиданные часы, угрожая несчастной побоями. В танцевальном салоне каждый вечер разыгрывался один и тот же спектакль Роберто не отходил от Дороти, он показывал свое мастерство в танго и машише и ожидал случая, чтобы придраться к Дороти и устроить скандал, чуть только кто-нибудь взглянет на бедную девушку или улыбнется ей. Карол, которой все доверяли свои тайны, знала, что Дороти нравится Васко и та тоже влюбилась в него. За несколько месяцев пребывания в пансионе "Монте-Карло" девушка многому научилась, теперь она была уже не та неопытная деревенская дурочка, которую Роберто отыскал в Фейре, она изо всех сил стремилась освободиться от своего вспыльчивого Покровителя и упасть в объятия симпатичного и щедрого коммерсанта.

Вот эта-то бурная мучительная страсть и придавала, по мнению Карол и Жеронимо, глазам Васко грустное выражение. Капитан же считал, что причина здесь иная: наверно, какая-нибудь невинная девушка, ухаживание, мечты о женитьбе – безумие, от которого Дороти была бы хорошим лекарством, верным средством исцеления. Полковник не соглашался ни с тем, ни с другим, он считал, что Васко уже очень давно, задолго до начала всех этих любовных историй, страдал постоянно неизлечимой меланхолией. Лейтенант Лидио Мариньо не имел на этот счет определенного мнения, он мог только констатировать, что этот дуралей Васко, имея все возможности жить весело, предается почему-то ипохондрии. Может быть, у него печень не в порядке? Человеку с такими средствами грустить – да это идиотизм! Во всяком случае, в одном все были согласны – надо разгадать причину печали, снедающей душу Васко Москозо де Араган.

Молодость, богатство, железное здоровье, хорошая компания, приятная беседа... и все-таки создавалось впечатление, что Васко тайно страдает и рана его неизлечима. Приятели были озабочены, особенно Жорж Диас Надро, человек настолько веселый по натуре, что, если кто-либо из его друзей казался грустным или огорченным, он воспринимал это как личное оскорбление.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

О начальнике порта с его негритянками и мулатками и о тошнотворной девице Мадалене Понтес Мендгс

Начальнику порта Жоржу Диасу Надро нравилось видеть вокруг себя веселые, улыбающиеся лица. Он не выносил угрюмых людей, чем, возможно, объяснялось и отсутствие привязанности к домашнему очагу, ибо его жена представляла собой олицетворение печали и набожности. Она целиком посвятила себя церкви и благотворительности, обожала больных, страждущих, вдов и сирот. Во время святой недели, когда устраивались процессии и омовения ног беднякам, когда всюду виднелись огромные свечи и черные покрывала, а мрачные звуки трещотки заменяли веселый перезвон колоколов, эта женщина чувствовала себя совершенно счастливой.