Текст книги "Чистая правда о сомнительных приключениях капитана дальнего плавания Васко Москозо де Араган"

Автор книги: Жоржи Амаду

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Вот увидите, тут же, на нашем судне, наверно, спрятан Престес либо Сикейра. В каюте врача или механика. Или у нашего храброго капитана, почему бы нет?

Сенатор вздрогнул: хоть он и казался спокойным и выражал уверенность в том, что у правительства достаточно сил, такие разговоры явно тревожили его. Ведь полиция сама подтвердила, что Жуарес Тавора недавно проезжал через Натал и что с ним в заговоре молодые лейтенанты вроде Жураси Магальяэнса и всякие смутьяны вроде Кафе Фильо? Разве не известно, что они собирались совсем близко от дворца? Полиция обнаружила след революционера лишь после его отъезда в Параибу, где дом Жозе Америке является центром конспирации – о чем всем известно. Уж этот Жозе Америке, писал бы себе романы, как прежде! Может быть, депутат прав и на судне действительно находится один из этих фанатиков – нарушителей общественного порядка? Он бросил недоверчивый взгляд на капитана, лицо его показалось сенатору странным. Депутат настаивал с угрожающим видом:

– В один прекрасный день такая "Ита" причалит как ни в чем не бывало в Натале и, вместо того чтобы высадить пассажиров, выпустит на улицы отряд революционеров. Они нападут на дворец, начнут палить – пум-пум, пум-пум... Не обманывайтесь, все моряки, служащие компании, заодно с революционерами. Не правда ли, капитан?

– Я не принадлежу к кадрам компании. Мне приходилось совершать дальние плавания, покуда я не вышел в отставку. Здесь же я очутился из-за несчастного случая...

– Да, правда, я и забыл. Вы нас выручили, сеньор... Иначе нам пришлось бы ждать капитана из Рио, Да, сеньор, это очень хорошо! Для меня, впрочем, не имело бы большого значения, если бы мы задержались на несколько дней в Баие. Я не тороплюсь, как сенатор, которому срочно нужно в Натал. Время у меня есть, и Баия мне нравится. Хороший край, только вот.

либеральный альянс тут очень слаб, и Витал Соарес – кандидат в вице-президенты... Зато женщины здесь шикарные...

Капитан в знак согласия попытался улыбнуться.

Сенатор, довольный тем, что разговор принял другое направление революционеры отошли на второй план и обед не будет испорчен, подхватил:

– Дальние плавания, чужие моря... Вы видели много разных стран, капитан?

– Практически весь свет, я плавал под разными флагами.

– Увлекательная профессия, но немного одноо0– разная, не так ли? День за днем, все море да море, особенно если рейс продолжительный... философство-.

вал сенатор.

– Ну, а как насчет женщин, у вас, наверно, было немало побед, а, капитан? – увлеченный этой темой, депутат забыл о заговорщиках.

Жареный каплун выглядел соблазнительно, Васко еще почти ничего не ел, кроме хлеба. Орудовать ножом и вилкой оказалось очень трудно из-за качки.

Взять же просто рукой было бы неприлично.

– Во время плавания капитан – монах.

– Бросьте, капитан, не рассказывайте сказок...

– В порту – другое дело, там моряки берут свое...

– А скажите-ка, вот вы были во многих странах, какие женщины, по-вашему, самые темпераментные?

Момент был весьма неподходящим для ответа на такой вопрос, каплун грозил соскользнуть с тарелки, и, чтобы совладать с ним, требовалось напряженное внимание и максимум осторожности. Васко уклонился от прямого ответа:

– Трудно сказать. Когда как...

– Ну что вы, кто же не знает таких вещей! Англичанки, например, холодные, француженки алчные, испанки пылкие. Даже я, хотя никогда не выезжал из Бразилии...

– Конечно, это правда, различия есть. На мой взгляд, самые пылкие из всех... – он сделал паузу, сенатор и депутат наклонились, чтобы лучше слышать.

Капитан понизил голос: – Лучше всех арабские женщины.

– Горячие? – прошептал сенатор.

– Огонь!

– Когда я был мальчишкой, – депутат погрузился в воспоминания, – в Кампина-Гранде славилась одна турчанка. Красавица. Но брала страшно дорого, ребятам было не по карману – только богатым фазендейро.

Компот чуть не вызвал катастрофу. Едва капитан проглотил первую (и последнюю) ложку сладкого сиропа, как началось такое, что понадобилось напряжение всех духовных и телесных сил для избежания катастрофы. В желудке разыгралась страшная буря, и капитан ощутил глубокое разочарование в жизни, отвращение к ней. Какое счастье, что нежная, красивая дама бальзаковского возраста не пришла в столовую! Он не смог бы говорить с ней, все на свете было ему безразлично, и единственное, чего он желал, это чтобы злополучный обед скорее кончился.

– Вы почти ничего не ели, капитан.

Депутат пожирал все.

– Я себя неважно чувствую, поел зеленых кажаран [Кажарана (или кажаманга) – бразильский фрукт] и получил расстройство желудка. Так что мне нельзя много есть.

– Представьте, мне даже показалось, что вам дурно. Капитан, страдающий морской болезнью, – какой абсурд!

Все трое расхохотались, услышав такое нелепое и смешное предположение. Васко решил больше не рисковать и отказался от кофе. Он еле дождался, пока все кончат есть, и поспешно встал, давая понять, что обед завершен. На палубе депутат попытался удержать его:

– А если бы вы, капитан, обнаружили одного из революционеров в своей каюте? Как бы вы поступили? Выдали бы его полиции или сохранили бы все в тайне?

Как бы он поступил? Откуда он знает, как действовать в подобных случаях? Он не занимался политикой с тех пор, как кончилось правление Жозе Марселино и убили дона Карлоса I, короля Португалии и Алгарви.

Он не желает ничего знать обо всех этих революционерах и революциях, будь прокляты и Вашингтон Луис, и Жулио Престес, и Жетулио Варгас, ничто не помешает ему немедленно отправиться в свою каюту! Даже если бы сейчас появилась улыбающаяся сеньора с собачкой. Он хочет только одного – лечь, уткнуться головой в подушку и чтобы никто его не видел!

– Извините, сеньор. Мне необходимо занять свой пост на мостике. Взглянуть, как идут дела.

– Ну что ж, идите, а потом возвращайтесь – поговорим. Я буду в салоне.

Васко кинулся вверх по лестнице, дождь хлестал по офицерской палубе. Вдруг какая-то фигура преградила ему путь.

– Добрый вечер, капитан.

Это был судовой врач, он курил баиянскую сигару.

– Идете на мостик выкурить трубочку? Не предпочтете ли сигару?

Он вытащил одну из кармана кителя – черную, дурно пахнущую...

– Премного благодарен, я курю только трубку...

– Вы родились здесь, в Баие?

– Да, здесь...

– И не любите сигары? Это преступление... – Врач рассмеялся.

– Дело привычки. Извините, хочу немного вздремнуть.

– Так рано?

– День был тяжелый...

– Тогда спокойной ночи.

Ветер донес до него зловонный дым сигары, набежавшая волна сильно качнула судно. Васко ринулся к своей каюте, врач, к счастью, уже спустился вниз.

К счастью, потому что Васко не успел добраться до желанной двери. Он перегнулся через борт и... казалось, он лишается не только чести, но и жизни, настал его последний час... Запачканный, униженный, жалкий, капитан в страхе огляделся – никого. Тогда он быстро вошел в каюту, запер дверь и свалился на койку, не в силах даже раздеться.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Об "Ите", плывующей под солнцем, – почти фольклорная глава, которую надо читать под аккомпанемент песни Доривала Каимми "Сел на "Иту" на севере я"

В день Второго июля небо прояснилось. Солнце сияло, гладкая поверхность моря, разрезаемая высоким носом гордой "Иты", сверкала, как стальное полотнище. Капитан вышел из ванной и обнаружил на столе В; своей каюте кофе, который принес вежливый, постоянно улыбающийся слуга. Капитан решил, что вешать нос нет никаких причин, и всей грудью вдохнул морской воздух, как во времена своих плаваний в Азию и Австралию. Напевая одну из песенок танцовщицы Сорайи, где говорилось о море и моряках, он надел белую форму.

В салонах, на палубах, в коридорах толпились пас-; сажиры. Пароходы "Ита" много лет подряд ходили вдоль бразильского побережья от Порто-Алегре до Белем-до-Пара и обратно. В ту пору еще не было самолетов, сокращающих время и расстояние и отнимающих у путешествия все очарование и поэтичность. Время тогда текло медленно, и, однако, его меньше тратили понапрасну; никого не мучило бессмысленное нетерпение, никто не стремился приехать как можно скорее, люди не так жадно спешили жить, ведь эта спешка делает наше существование убогим, бесцветным, наполняет его беготней, суматохой, усталостью...

Пароходы "Ита" были трех типов – большие, средние и малые; они несколько различались между собой по комфортабельности и скорости, но все выглядели одинаково веселыми, чистенькими и приятными. Путешествие на "Ите" – одно удовольствие: завязываются .знакомства, дружеские отношения, возникают флирты, даже совершаются помолвки. Не найти лучше места, где провести медовый месяц, жизнь на корабле – беспрерывный праздник.

Большие пароходы "Ита" останавливались только в крупных портах – на линии от Рио на север они заходили в Салвадор, Ресифе, Натал, Форталезу и Белем.

Средние включали в свой маршрут Викторию, Масейб, Сан-Луис. Маленькие шли долго, они заходили и, в Ильеус, и в Аракажу, и в Кабедело, и в Парнаибу. Пароход, которым командовал капитан дальнего плавания Васко Москозо де Араган, был одним из самых больших.

На "Ите", как обычно, кипела жизнь, сновали пассажиры. Тут были политические деятели, едущие в свои избирательные округа или возвращающиеся из короткой поездки в Рио. (В связи с избирательной кампанией они пребывали в этом году в чрезвычайно возбужденном состоянии и были полны надежд и честолюбивых замыслов.) Коммерсанты и промышленники возвращались с семьями из путешествия в столицу, из увеселительной или деловой поездки. Девицы и дамы, гостившие у родственников в Рио или Сан-Пауло, ехали теперь домой. Возвращались из традиционной каникулярной поездки на юг компании студентов – юноши с хохотом вспоминали попойки, кабаре, прогулки, веселых женщин и в отдельных редких случаях красоты природы. Немало было и тяжелобольных или перенесших операцию людей, которые отправлялись в какую-нибудь прославленную больницу, рассчитывая на помощь науки и на заботы какого-нибудь врача с мировым именем, берущего за визит баснословные деньги. Ехали старые девы, мечтающие о женихе, который вынырнет вдруг из глубин моря; священники в отпуске; монахи, посланные в селву как миссионеры; столичные литераторы, ищущие поле деятельности, с чемоданами, набитыми сонетами и лекциями; чиновники "Банко до Бразил", переведенные в другой город, сгорающие желанием выведать все подробности о новом месте службы. Были среди пассажиров и профессиональные игроки в покер, которые каждый раз садятся на другой пароход – то на "Иту", то на "Ару", то на "Ллойд Бразилейро". Здесь они обыгрывают владельцев плантаций какао, хлопка, пальм бабассу, скотопромышленников и сахарозаводчиков, впервые побывавших на незабываемых Пан-де-Асукар и Корковадо [горы в районе Риоде-Жанейро], в Копакабане и Ботафого [фешенебельные районы Рио-де-Жанейро], посетивших также Манге [район публичных домов в Рио-де-Жанейро] и "Ассирио" – кабаре в подвале муниципального театра. Коммивояжеры крупных фирм захватили в дорогу целый запас анекдотов и теперь выкладывали их, вдохновленные присутствием дам легкого поведения, изгоняемых, как правило, во второй класс. И, наконец, на "Ите" плыли фазендейро и коммерсанты, имеющие обыкновение чуть ли не с рассвета занимать места на палубах первого класса.

Это был один из тех пароходов "Ита", на которых спускались с Севера и с Северо-Востока политические и административные деятели, поэты и романисты, нищие и бесстрашные "кабеса-шата" ["Кабеса-шата" – шутливое прозвище уроженцев Севера Бразилии], прямодушные, гордо борющиеся с жизненными трудностями, полные огня, мечтаний и сил. Рожденные на бесплодных, засушливых землях или на высоких берегах великих рек с их буйными разливами, жители штатов Пара, Баия, Пернамбуко, Сеара, Алагоас, Мараньян, Сержипе, Пиауй, Рио-Гранде-до-Норте обладают даром импровизации и поразительной творческой фантазией. Именно они приспособили мелодию народной песенки к стихам известного поэта – певца красот Баии, а заодно и пароходов "Ита":

Сел на "Иту" на Севере я,

Белем мой родимый, прощай,

Прощай, милая мама моя,

Еду в Рио, в далекий край!

Много лет назад они ехали на Юг, наверно, на такой же "Ите" в поисках счастья, богатства, успеха, власти или хотя бы возможности заработать на жизнь.

Теперь они возвращались домой под командованием и на попечении Васко.

Среди этих-то людей и расхаживал капитан Васко Москозо де Араган в своей девственно белой форме.

Он побывал на капитанском мостике, где первый помощник сообщил ему, что все в порядке, новостей никаких, плавание идет нормально, в Ресифе они будут на следующее утро и, если капитан не возражает, отправятся дальше в

17 часов.

– Я уже сказал, что не желаю вносить никаких изменений и отдавать какие бы то ни было приказания, поскольку судно в надежных руках. Пойду пройдусь.

– Отлично, капитан. Ваше присутствие вызовет восторг пассажиров, они обожают разговаривать с капитаном и задавать ему вопросы.

Васко шел по судну, улыбаясь и любезно раскланиваясь направо и налево. Погладил по головке ребенка, бегавшего по палубе. Закурил трубку; если море не разбушуется, это путешествие будет самым приятным воспоминанием в его жизни. Пассажиры сидели в шезлонгах, молодежь играла на палубе в пинг-понг и в гольф.

В салоне собрались игроки в покер. Капитан обвел взором столы, но увидел только одного знакомогосенатора. Он направился к нему.

– А! Добрый день, капитан. Ну, как идет плавание? Уже известно, когда мы будем в Ресифе?

– Если богу будет угодно, утром станем на якорь.

А в пять часов дня отправимся дальше.

– Мне как раз хватит времени, чтобы позавтракать с губернатором и обсудить с ним кое-какие политические проблемы. Он меня охотно слушает. Впрочем, все губернаторы северо-восточных штатов считаются с моим мнением и просят у меня советов. Это потому, что они знают, что Вашингтон Луис весьма расположен ко мне.

– Для меня честь иметь вас на борту, сенатор,– капитан уселся на свободный стул рядом с парламентарием. – Честь и удовольствие.

– Спасибо. Отон остается в Ресифе...

– Кто?

– Депутат, который сидел слева от вас. Способный человек, но совсем сбился с толку. Связался с либеральным альянсом. Ведь это же безумие! И теперь он и ему подобные втягивают в это безумие Параибу, а ведь штат маленький, подумайте только, он целиком зависит от президента республики. Поняли, что выборы проиграли, и выдумывают всякие перевороты и революции.

– Признаюсь, меня вчера немного встревожило предположение, что на борту могут оказаться заговорщики...

– Молодой человек с будущим, но сам себе все портит. К тому же пьет, да и ни одной юбки видеть не может равнодушно. С самого утра крутится около актрис...

– Каких актрис?

– Они сели в Рио. Маленькая плохонькая труппа, едут давать спектакли в Ресифе. Четыре женщины и четверо мужчин. Женщины вчера не были в столовой.

Поэтому вы их не видели. – Сенатор поджал губы. – Вот они, и Отон опять с ними. Посмотрите, разве прилично федеральному депутату так себя вести? Путается с актрисами... У всех на виду...

Капитан увидел трех смеющихся девушек, две из них были в длинных брюках, что считалось в те времена неслыханной смелостью, третья в легком прозрачном платье.

– А где же четвертая?

– Четвертая – старуха, она играет служанок...

Должно быть, сидит и вяжет... Она целыми днями не выпускает спиц из рук.

Отон заметил сенатора и капитана, помахал рукой и подошел в сопровождении актрис.

– Познакомьтесь с нашим новым капитаном.

Сенатор кивнул, не вставая с места. Он не хотел,

чтобы его видели с девицами из театра. Васко встал, поклонился и пожал руки девушкам.

– Очень приятно, капитан... – улыбнулась полногрудая шатенка, стоявшая рядом с Отоном.

– Скажите, сеньор капитан, – спросила белокурая хрупкая девушка с большими глазами, – неужели это страшное море будет опять так бесноваться, как вчера? Я первый раз путешествую по морю и в жизни никогда так плохо себя не чувствовала...

– Гарантирую вам отличную погоду до конца путешествия. Я закажу для сеньориты море из роз!

Не зря бывал капитан на балах во дворце и в пансионе "Монте-Карло", не зря скитался по морям, командуя большими пакетботами, возя пассажиров из Неаполя и Генуи на Восток. Он умел разговаривать с красивыми и изящными женщинами.

– Капитан просто прелесть... – сказала третья, с завитыми волосами и ямочками на щеках.

– Отон... Сеньор Отон нам рассказал, что вы объехали весь свет... И что у вас даже есть орден, это правда?

– Да, поплавал немало за сорок лет.

– Вы были в Голландии? – поинтересовалась та, что с ямочками, ее звали Режина.

– Да, сеньора...

– А вы не знали там одну семью – Ван Фриее?

Они живут... подождите-ка, я вспомню... В Саевангенте, кажется, так, называется этот город.

– Ван Фриес? Что-то не припоминаю... Я знал там главным образом судовладельцев и моряков. Ваши знакомые не имеют отношения к морю?

– Думаю, что нет... Теун говорил, что они разводят тюльпаны...

– А кто этот Теун, который разводит тюльпаны? – заинтересовался депутат, фамильярно взяв шатенку под руку.

– Это был ее возлюбленный... – объяснила хрупкая девушка.

Полногрудая шатенка бросила томный взгляд на Отона:

– Люди влюбляются, а потом страдают...

Сенатор поднялся: палуба начала заполняться пассажирами, и ему вовсе не хотелось у всех на глазах принимать участие в таком разговоре.

– Это самый интересный мужчина, какого я знала в жизни, – призналась Режина. – Я любила его безумно... Он был немного похож на вас, сеньор капитан, только он выше ростом...

– Видите, капитан? – рассмеялся депутат. – Вы одержали победу...

– И моложе, конечно...

– Стоит ли говорить о таком старике, как я...

– Ах! Оставьте, капитан, я не хотела вас обидеть.

Вы совсем не стары, сеньор. Вы очень даже стройный и красивый.

. – Капитан еще вполне может погубить женщину, испортить ей жизнь... заметила худенькая девушка, провожая глазами сенатора, который скрылся в салоне.

– Я же говорю, капитан! Вы разбиваете сердца, – сказал Отон.

– Девушки смеялись, радуясь солнечному утру и спокойствию на море.

– Когда у вас начинаются спектакли в Ресифе? – поинтересовался Васко.

– Завтра вечером, в Санта-Изабел.

– Жаль, что я не смогу увидеть вас на сцене. Побываю на обратном пути, если судно будет ночевать в порту... Я хочу поаплодировать вам...

Громкий лай прервал его слова. Он обернулся и увидел красивую сеньору в коротком, до колен, платье, с обнаженными плечами, волосы ее были стянуты косынкой. Она ласково бранила собачку.

– Одевается так, будто ей пятнадцать лет, – заметила шатенка.

– И не расстается с собачонкой. Никогда не видела такой любви. Как будто это ее ребенок...

– Это больше, чем ребенок... – сказал депутат.

– А что это такое? – заинтересовалась та, что с ямочками.

– Я вам скажу на ушко...

– Мне... – попросила шатенка.

Отон прошептал что-то, прижимаясь ртом к уху шатенки, она закрыла рот рукой и, сдерживая смех, сказала с негодованием:

– Что за ужас, вы невозможный человек...

– Что он говорит? Скажи мне...

Васко поклонился даме, о которой судачили актрисы и депутат. Она улыбнулась в ответ, но тотчас же, заметив собеседников капитана, резко повернулась к ним спиной. Васко встревожился, он хотел подойти и помочь даме разложить шезлонг. Хрупкая девушка спросила:

– Вы тоже так думаете, капитан? – Что, сеньорита?

– А вот что говорит сеньор Отон...

– Я не знаю, о чем речь... Простите...

Он поспешно подошел к даме и взял шезлонг, который она тщетно пыталась установить одной рукой:

другая была занята собачкой.

– Разрешите мне, сеньора...

– Благодарю вас, я причинила вам беспокойство...

– Для меня это удовольствие, поверьте... Садитесь, пожалуйста.

Она села, положила собачку на колени, та скалила зубы и рычала на капитана. Васко прислонился к борту.

– Тише, Жасмин, надо относиться к капитану с почтением...

– Я не нравлюсь вашей собачке...

– Она так со всеми вначале. Ревнует меня. Потом привыкнет. – И прибавила насмешливо, с,легким раздражением: – Ваши приятельницы соскучились о вас, капитан. Видите, они на нас смотрят и, конечно, сплетничают...

Капитан посмотрел – актрисы и депутат смеялись, хрупкая девушка подмигнула ему.

– Они мне вовсе не приятельницы. Меня только что с ними познакомили.

– Называют себя актрисами, а похожи больше на женщин легкого поведения. Да и актрисы-то они жалкие! С самого Рио ведут себя просто скандально, все мужчины вертятся вокруг них. Вот этот сеньор Отон не отходит ни на минуту. Как будто, кроме них, здесь никого нет.

– Сеньора, несомненно, преувеличивает. Разве может кто-либо смотреть на другую женщину, если вы на корабле?

– Капитан, бога ради... Вы меня даже смутили. – Вы тоже сойдете в Ресифе?

– Нет, я до Белема. Я там живу... – И она вздохнула.

Капитан уже успел взглянуть на ее руку, обручального кольца не было.

– Вы ездили прогуляться в Рио?

– В гости к сестре. Ее муж – инженер министерства путей сообщения.

– Вы не пожелали жить с ней вместе?

– Это невозможно. У сестры очень большая семья, у нее пятеро детей. Я живу с братом в Белеме. Он тоже женат, но у него только двое детей.

– А вы?

– Я? – Она отвернулась и стала смотреть вдаль.– Я не хочу выходить замуж...

Наступило короткое молчание, Васко почувствовал, что сделал бестактность, может быть, даже был груб...

Она сидела грустная, задумчивая...

– А вы? – спросила она, в свою очередь. – Ваша семья живет в Баие?

– У меня нет семьи.

– Вы вдовец?

– Холостяк. У меня не было времени жениться.

Моряцкая жизнь, все время в плавании...

– Вы никогда и не думали о женитьбе? Никогда?

Капитан стиснул трубку в руке и поднял взор к бескрайнему небу:

– У меня не было времени...

– Только поэтому? Не больше?

Дама вздохнула еще раз, как бы желая дать понять, что причины ее одиночества гораздо более серьезны и печальны.

Вздохнул и капитан:

– Зачем вспоминать?

– Так и вы тоже? – И она снова вздохнула. – Очень грустно жить на свете.

– Да, грустно тому, кто одинок.

Вокруг актрис собралась большая группа мужчин, слышались смех, шутки. Палуба была полна, все шезлонги заняты. Чета новобрачных прохаживалась, держась за руки. Собачка залаяла. Дама объявила: – Я не верю мужчинам. Все они лицемеры.

Она была преподавательницей музыки, и звали ее Клотилде.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Капитан командует, дама вздыхает, Meтucкa танцует, судно плывет, розы цветут, и девицы поют

Девицы легкого поведения разлеглись на нижней палубе, греясь на солнце, как ящерицы. Одни делали себе маникюр, другие расчесывали волосы или читали "Немую сцену" и "Искусство кино". Студенты спустились с палубы первого класса и ходили вокруг них, затевали разговоры. Один заиграл на гитаре, аккомпанируя девушке, которая запела популярную в то время песенку о выборах:

Сеньор Тонико строил баррикаду

Из простокваши, из простокваши.

Ведь с паулистами бороться надо,

Ах, простокваша, ах, простокваша!

А паулист по улицам шагает

Ах, с пистолетом, ах, с пистолетом,

По простокваше бешено стреляет

Из пистолета, из пистолета,

Какой же результат, какой же результат?

Тянучка получилась, говорят.

Капитан с мостика поглядывал на палубу второго класса. Надо будет пойти туда, поговорить с этими людьми, ведь они тоже его пассажиры. Он не признавался себе, что в глубине души ему просто хотелось посидеть в приятной компании девиц легкого поведения: с юных лет, со времен веселых попоек в пансионах Салвадора и воображаемых приключений в затерявшихся в Тихом океане безвестных портах он хранил благодарное теплое воспоминание об этих женщинах.

Он умел с ними разговаривать, и беседа шла легко; здесь не нужно было взвешивать каждое слова, как с пассажирками первого класса – девицами и дамами с положением, которые часто очень уж задирают нос. Он подумал, что в сущности пароход – то же общество, только в миниатюре, здесь представлены все его слои, начиная с верхов – богатых и могущественных, людей, политических деятелей и банкиров и кончая дном – бедными женщинами, торгующими своей красотой.

И он был всесильным королем этого маленького государства, ведь капитан, бесспорно, самая высшая власть на корабле, его могущество безгранично.

В то же утро капитан в беседе с судовым комиссаром отважился на критическое замечание по поводу вчерашнего обеда. Этот суп, эта рыба пусть комиссар простит его вмешательство – они не годятся для обеда во время качки. На иностранных судах на подобные мелочи обращают должное внимание. Первый помощник, присутствовавший при разговоре, горячо поддержал капитана. Его пыл казался даже несколько чрезмерным для такого второстепенного вопроса:

– Вы совершенно правы, капитан. Эта ужасная ошибка ни в коем случае не должна повториться.

Я всегда говорю: самое главное на судне, чтобы капитан имел опыт.

– Я не хотел бы вмешиваться... Но сенатор, например, почти ничего не попробовал, бедняга...

Комиссар слушал, нахмурившись, но, увидав решительность первого помощника, принял смиренный вид и извинился:

– В самом деле, капитан, я забыл справиться о прогнозе погоды, прежде чем утверждать меню. Больше это не повторится. К тому же впредь я буду представлять меню вам на утверждение.

– Да, так лучше... – поддержал первый помощник.

– Нет, сеньоры, не нужно. Ни в коем случае. Повторяю, я не хочу ни во что вмешиваться, я здесь лишь...

– Вы капитан, сеньор.

Это ему понравилось, а также твердость первого помощника, – славный парень этот Жеир Матос, он даст о нем хороший отзыв в отчете о плавании.

За несколько часов плавания капитан стал популярен. Он беседовал то с одними, то с другими, сообщал данные о скорости судна – тринадцать миль в час (морских, конечно), – время прибытия в Ресифе, время отправления, а когда напоминали ему о его морских подвигах и спрашивали, за что он получил награду, капитан отвечал скромно, однако не заставлял себя долго упрашивать.

И вот во второй половине дня в кают-компании вокруг него собралась целая толпа, с увлечением слушавшая его живописные рассказы о пережитых приключениях. Сначала капитан рассказал о буре в Бенгальском заливе, когда он вел английское торговое судно; команда почти сплошь состояла из индийцев. Корабль шел из Калькутты в Акьяб, что на бирманском побережье.

Этот рейс вообще опасен из-за муссонов и волнений, вызываемых морскими течениями. Однако такой бешеной бури он еще никогда не видел, хотя ему не раз приходилось плавать в тех местах. Пожилые дамы отложили крючки и спицы, с тревогой слушая повествование.

Можно ли считать петли, если в эту минуту капитан, рискуя жизнью, подвергаясь опасности быть смытым огромными высокими волнами, ползет по палубе, чтобы вытащить из-под обломков разбитой молнией мачты худого как скелет индийца с переломанными ногами и ребрами.

Старший офицер, проходивший мимо, остановился в дверях, закурил сигарету и стал слушать в почтительном молчании. Капитан, увлеченный рассказом, не заметил его... Появился механик, старший офицер подозвал его, и оба стали слушать.

К вечеру Васко поднялся на капитанский мостик, там старший офицер, первый помощник, врач и другие оживленно обсуждали его приключения. Он услышал обрывок фразы:

– Полз по юту, как змея...

Увидев капитана, старший офицер замолчал, а первый помощник сказал:

– Чудесно, капитан. Мы здесь слушаем рассказы о ваших подвигах. Как-нибудь вечерком мы откупорим бутылку вина, и вы нам расскажете о себе. Мы всю жизнь ходим только вдоль этого побережья, – он указал пальцем, – а тут ничего не случается. Вы, сеньор, расскажете нам о своих плаваниях со всеми подробностями...

– Все это такие пустяки, право, не стоит. Чтобы развлечь пассажиров, куда ни шло. Но вам, морякам...

– Мы не отстанем от вас, капитан. Мы настаиваем.

Васко смотрел на девиц на нижней палубе. Оттуда доносился мягкий голос мулатки, она пела популярную песенку, полную политических намеков:

Сеньор Жулио придет,

К власти Жулио придет,

Если главный в Минаев

Проворонит...

Сеньор Жулио придет,

К власти Жулио придет,

Горько плакать мы будем тогда.

Он прошелся по палубам второго класса и спустился в третий. Там все кричало о потрясающей нищете – беженцы, эмигрировавшие в годы засухи в пресловутые южные края, где их якобы ждали работа и деньги, возвращались обратно на Северо-Восток. Надежда на перемену судьбы вела этих людей по дорогам каатинги, через сертан, через порожистые реки и степные равнины к Сан-Пауло. Теперь у них осталось только одно желание – вернуться на ту бесплодную и сухую землю, где они родились, чтобы умереть в родном краю.

Это было тяжкое зрелище, и капитан вернулся во второй класс, где звенели песенки и самбы.

Женщины, завидев капитана, принялись приводить себя в порядок, уселись прилично, одергивая платья на коленях, отталкивая студентов. Мулатка умолкла, только гитара все так же жалобно стонала. Капитан не хотел мешать веселью, у девушки был красивый голос. Он сказал:

– Не стесняйтесь... Почему она перестала петь?

Продолжайте, пожалуйста, я с удовольствием слушал.

– Капитан – добрый человек, – рассмеялась одна из женщин, уже стареющая.

– И хороший товарищ; – заявил студент. – Накануне прибытия в Форталезу мы вам споем серенаду.

– Весьма благодарен, друг мой.

Однако женщины по-прежнему держались натянуто, а мулатка молчала. "Жаль", – подумал Васко, удаляясь.

Пассажиры первого класса, сменив после вечерней ванны рубашки с короткими рукавами и полотняные брюки на тонкие шерстяные костюмы, а легкие дневные платья на вечерние туалеты, появились на палубе, Ему тоже необходимо переодеться – облачиться в синюю форму.

Однако капитан не сразу ушел с палубы – навстречу ему легко двигалась Клотилде, надушенная, с великолепными локонами, завивка которых заняла, вероятно, немало времени, в пышном платье и с шелковой шалью через руку. В глазах ее светилась печаль, но собачки (обнадеживающая деталь!) на этот раз с ней не было. Сердце капитана учащенно забилось.

Клотилде заметила его и помахала ручкой, что могло означать и приветствие и призыв. Капитан подошел:

– Вы прямо морская богиня...

– Капитан... – она прикрыла глаза шалью, но тут же опустила ее и сказала томно:

– Не хотите ли пройтись для улучшения аппетита?

– Ничего иного и не желал бы. Но мне необходимо переодеться, чтобы на обеде быть достойным вашей красоты... Впрочем, если бы вы немного подождали, я зашел бы за вами в салон через несколько минут.

– Я буду ждать, а вы поспешите, сеньор льстец.

Когда он вернулся, в салоне надрывался расстроенный рояль – кто-то играл мелодию из "Богемы". Васко относился к серьезной Музыке с почтением, однако предпочитал любить ее издали и не отличался большими познаниями в этой области. Как-то раз полковник Педро де Аленкар затащил его в театр Сан-Жоан на оперу. Прогорающая итальянская труппа в конце неудачных гастролей по Латинской Америке забрела в Баию. Полковник обожал оперу, у него был патефон и множество пластинок с ариями в исполнении Карузо.