355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жорж Сименон » Бургомистр города Верне » Текст книги (страница 9)
Бургомистр города Верне
  • Текст добавлен: 10 сентября 2016, 16:37

Текст книги "Бургомистр города Верне"


Автор книги: Жорж Сименон



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

Однажды в антверпенском зоологическом саду Йорис видел львят, которых по какой-то причине отделили от матери. Их было трое. Толстые, с блестящей шерстью, они забирались друг на дружку, хватали один другого то за лапу, то за ухо и потягивались с таким блаженноневинным видом, что это брало умиленных зрителей за душу.

Вот такими в какой-то мере были и Лина с Манолой, так что в доме только Элси походила на взрослую, но эту взрослую никто не принимал всерьез, и суровость ее приобретала комедийный оттенок.

А ведь здесь был и настоящий ребенок. Но с ним играли как с куклой.

Играли с жизнью! Играли с Терлинком, или, точнее, с г-ном Йосом.

– Почему вы не хотите мне сказать, что делали?

– Мы спорили.

– О чем?

– Об очень важной вещи.

– О какой?

– О вас.

Здесь все было не так, как всюду. Здесь не придавали значения ни времени, ни семье, что служит в жизни прочной опорой. Ели где и когда придется, прямо с подноса, и подносы валялись по всем углам. Спали когда хотелось, и если у вытянувшейся Манолы задиралось платье так, что обнажалось бедро, это ее ничуть не беспокоило.

Терлинка прямо-таки подкинуло, когда она впервые объявила при нем:

– Пойду пописаю.

Она не закрыла дверь уборной, так что было все слышно.

– Что же вы говорили обо мне? – настаивал он, не умея сравниться с ними в легкости общения.

– Много чего. Манола вам расскажет.

Он уже был сбит с толку, выглядел несчастным, и они расхохотались.

– Почему она сразу не говорит?

– Потому что!

– Что – потому что?

– Потому что сейчас она уведет вас к себе. В четыре я жду еще одного визита.

– Чьего?

– Вы не в меру любопытны, господин Йос. Принесите-ка мне ребенка. Его пора кормить.

За муслином занавесок неясно маячили мачты судов на серебристом фоне не то моря, не то неба. Ребенок хныкал и замолчал, лишь когда уткнулся носом в материнскую грудь.

– Ты заберешь господина Йоса, Манола?

Та неохотно поднялась. Она, как всегда, была в шелках, как всегда, надушена. Несмотря на пресловутое «пойду пописаю», которого Терлинк никак не мог забыть, было трудно поверить, что она тоже подчиняется суровым законам человеческого существования – такой изнеженной и необычной казалась Манола.

– Вы не боитесь, что мы поедем ко мне вместе, господин Йос? Ваша машина у подъезда? Нет? Подгоните ее к дверям, чтобы я не вымокла.

Терлинк нехотя поднялся и подождал, пока Элси принесет его макинтош.

Младенец продолжал сосать. Лина забеспокоилась: подруга снова скользнула к ней в туалетную.

– Смотри не утащи мою помаду! Каждый раз ты что-нибудь да уносишь.

Да, да, господин Йос. И не делайте, пожалуйста, такое лицо! Что с вами?

Манолы боитесь?

Он вышел, пятясь, оказался на лестнице вместе с Манолой и отправился за своим автомобилем, а она осталась в подъезде.

За стеклами кафе Терлинк заметил наблюдавшую за ним Яннеке. Он распахнул дверцу, захлопнул ее, неловко тронул машину с места.

– Надеюсь, вы знаете, где я живу? Улица Леопольда. Как раз за плотиной.

Он нервничал и вел машину плохо.

– Внимание! Здесь одностороннее движение. Сверните во вторую улицу слева…

– Опять ее брат должен прийти? – спросил он, не отводя глаз от мокрой мостовой впереди.

Манола не ответила.

– Теперь направо. Сразу за той вон гостиницей. Второй дом.

Она уже искала в сумочке ключ. И машинально проронила:

– Правда, что, пока вы здесь, ваша жена медленно умирает?

Самое странное заключалось в том, что в ее устах эти слова не прозвучали трагически. Там, в Верне, медленно умирает г-жа Терлинк? Что ж, видимо, это совершенно естественно.

Глава 4

На лестнице его поразил контраст между темно-красной ковровой дорожкой, сверкающими медными штангами и кремовой белизной стен. Позднее ему несомненно вспомнится огромное зеленое растение в кашпо, а также то, что, когда они поднялись на второй этаж, на первом настежь распахнулась одна из дверей.

– Ничего, ничего. Это англичанин, – сказала Манола, вставляя ключ в замок.

– Какой англичанин?

– Один педераст, снимающий на первом этаже спальню с гостиной… Входите. Извините, я на минутку.

Она исчезла за дверью, несомненно ведущей в ванную, продолжая на ходу:

– Не знаю, как другие женщины, но я не могу носить пояс по целым дням.

Уф! Она вернулась, растирая через платье свои бедра, на которых – это угадывалось – пояс оставил вмятины, похожие на пчелиные соты.

– Почему вы не садитесь? Что будете пить?

Вероятно, в отсутствие Манолы кто-то занимался у нее хозяйством, потому что к их приходу все было в безупречном порядке. Но при ее манере вести себя хватило нескольких минут, чтобы воссоздать, привычный для нее беспорядок.

Однако она отдавала себе в этом отчет и, забывая, что находится у себя, старалась держаться как подобает хозяйке дома:

– Коньяк? Ликер?

Терлинку не хотелось ни того ни другого, но он не посмел отклонить предложение, хотя так и не сел, несколько оглушенный шуршащим вихрем, каким казалась ему Манола.

Здесь все было иного пошиба, нежели у Лины. Обстановка казалась еще более разнеживающей: все словно обволакивалось чем-то мягким и утопало в нем. Самое сильное, правда, сначала еще ничем не обоснованное впечатление – просто это было первое, что он увидел, – произвел на Терлинка ампирный камин из белого мрамора, в котором на медной решетке с головами сфинксов медленным и как бы угодливым пламенем горели настоящие поленья.

– Садитесь в это кресло… Я подумала, что лучше привести вас сюда, чем говорить при Лине. Не следует все-таки забывать, что ей восемнадцать.

Что она хотела этим сказать? При чем здесь восемнадцать лет Лины? Дело в том, что Маноле недоставало уверенности в госте. Она хмуро разглядывала Терлинка, который со шляпой на коленях застыл в кресле.

– Да положите вы вашу шляпу! – потеряла она наконец терпение. – Вы даже не знаете, на кого сейчас похожи!

Она тоже этого не знала. Во всяком случае, он не был похож на человека, с которым легко выйти на известные темы.

– Можете курить свою сигару. Да, да, я хочу, чтобы вы выкурили сигару. И я даже возьму за компанию сигарету.

Все это говорилось, чтобы выиграть время, походить взад-вперед, украдкой рассматривая гостя. Такая манера шпионить за ним произвела на Йориса странное действие. Он вдруг подумал, что точно так же на него смотрели всегда и все, особенно женщины, и первая – его мать, когда он был еще мальчиком, потом, после его женитьбы – Тереса, затем Мария, которой даже в интимные минуты не удавалось быть с ним естественной, еще сегодня утром – Марта и, говоря по правде, мамаша Яннеке, до сих пор не разобравшаяся в нем.

– Знаете, вы странный тип, – неожиданно перешла в атаку Манола с развязностью, которая, как ей казалось, все упростит. – Вчера мне много порассказал один хорошо вас знающий человек. Правда ли то, что я сказала о вашей жене, когда мы приехали?

– Да, правда.

– И вы способны спокойно думать, что она может умереть, пока вы находитесь здесь? Правда ли также, что у вас тридцатилетняя дочь?

Чувствуя на себе взгляд Манолы, Терлинк, чтобы скрыть смущение, отхлебнул коньяку.

– Разумеется, это меня не касается. Это ваше дело.

Мы беседуем – вот я и сказала… Я хотела поговорить с вами не об этом. Меня интересует другое – как вы намерены поступить с Линой.

Манола облегченно вздохнула. Самое трудное было позади, и теперь, сказав главное, она могла перевести дух.

– Как я намерен поступить?

– Да. И не прикидывайтесь, что не понимаете, ладно? Не попусту же вы ежедневно мотаетесь в Остенде и привозите столько подарков, что их девать некуда…

Йориса шокировала вульгарность, которой он раньше не замечал за Манолой.

– Вчера, после визита Фердинанда – это брат Лины, офицер-летчик из Брюсселя, – я посоветовала ей серьезно обдумать положение. Знаете, почему он приезжал?

Иногда Терлинк спрашивал себя, действительно ли сцена происходит наяву – с такой комичной серьезностью Манола обсуждала эти вопросы. Говоря, она продолжала наблюдать за ним и даже не давала себе труда это скрывать. Наверняка она сказала Лине: «Предоставь действовать мне. Я-то уж разберусь, чего от него ждать!»

Она старше! Опытней! Она решила быть наставницей и покровительницей юной девушки.

– Так вот, он привез ей предложение отца… Вы знаете Леонарда ван Хамме? Ему лучше со мной не встречаться. Ему мало выбросить дочь с ребенком на улицу: теперь он хочет сплавить ее куда-нибудь подальше – в Англию, во Францию. С этим Фердинанд и приехал на мотоциклете из Брюсселя.

Манола оживилась, приняла свой рассказ близко к сердцу и, подчеркивая отдельные фразы, дотрагивалась до колена Терлинка.

– Вам известно хотя бы, сколько досталось Лине от матери? Ван Хамме богаты, так ведь? Однако родители Лины вступили в брак на условии раздельного имущества. Деньги Леонарда, вложенные в дело, не переставали приносить доход. Но ясно также, что он пользовался приданым жены, а оно составляло двести тысяч франков. Сегодня он это отрицает. Понимаете?

Терлинк все, конечно, понимал. И невольно изумлялся, видя, как все больше горячится Манола.

– Эти двести тысяч франков были довоенными франками[7]7
  Имеется в виду Первая мировая война.


[Закрыть]
… А вернуть он хочет эту сумму в нынешних. Вот в чем штука! Словом, Лина получила за все про все сто тысяч бумажных франков. Даже меньше – надо ведь вычесть пошлины и расходы. Теперь рассчитайте, что остается на ренту. Из расчета трехпроцентной не выйдет и трех тысяч. Половина того, во что мне обходится квартира. Лина не отдает себе в этом отчета. Проедает основной капитал. Одни только роды встали ей в…

Самое удивительное: в Маноле чувствовался интерес к цифрам и денежным вопросам. Она даже забыла закурить новую сигарету и выпить свою рюмку ликера. Время от времени она продолжала поглаживать себе живот и бедра там, где натер пояс.

– Старый Леонард сообразил, что дочери не прожить на такую малость.

Этим он ее и держит. И вчера Фердинанд приехал с новым предложением. Если Лина согласится осесть в Англии или Франции, отец будет давать ей три тысячи франков в месяц… Как поступили бы вы?

Она и впрямь призывала его в свидетели? Самым серьезным и почти драматическим тоном спрашивала, какое решение принял бы Терлинк на месте девушки!

– Не знаю, – промямлил он.

Уже несколько минут Йорис испытывал странное чувство: он, похоже, утратил способность рассуждать. И не из-за окружающей обстановки или присутствия Манолы. Тем не менее ему было не по себе как человеку, которому приходится сидеть не на своем, да вдобавок еще и неудобном месте.

Ни у Лины, ни в «Монико» он не испытывал ничего подобного.

Он находился вдали от Верне, вдали от дома. И впервые стыдился этого так же, как если бы попал в подозрительное общество.

Перед ним уже неоднократно вставал образ свояченицы, и ему стоило труда прогнать его.

– Вот почему решать надо серьезно, и мне пришлось поговорить с вами.

Лина не хотела. Она не понимает, сколько нужно денег, чтобы прожить. А я ей сказала: раз твой отец хочет назначить тебе содержание, то лишь затем, чтобы держать тебя в руках. Вы того же мнения, верно? Он мог бы дать Лине определенную сумму, а так – где гарантия, что он будет платить и дальше? Он всегда сможет диктовать ей условия, заставить ее делать, что он захочет.

У Терлинка сделалось, вероятно, странное выражение лица, потому что Манола неожиданно нахмурилась и подозрительно осведомилась:

– Вас раздражает то, что я говорю?

Нет, это его не раздражало. Все было бесконечно сложнее. Конечно, он предпочел бы, чтобы такого разговора не было. Тем не менее он чувствовал, что это очень важно, что настала ответственная минута, что потом уже не будет времени…

– Послушайте, господин Терлинк…

Она назвала его не г-ном Йосом, но г-ном Терлинком.

– Мы ведь разумные люди, не правда ли? Думаю, что мы можем говорить откровенно?

Он утвердительно кивнул.

– Что вы намерены делать с Линой?

Да ничего! Как это ей объяснить? Он никогда ничего не думал делать.

– Заметьте, я немного удивилась, что вы стали бегать за ней как раз тогда, когда она была в положении…

Ее взгляд!.. Любой другой на месте Терлинка несомненно расхохотался бы – настолько Манола смахивала на гадалку, пытающуюся проникнуть в мысли своей клиентки.

– Почему вы не отвечаете? Что с вами? Похоже, вы рассердились? Не потому ли, что я заговорила с вами о деньгах?

Вот что ее беспокоило уже несколько минут! Она, выдала свою тайную мысль: ей надо было знать, не скуп ли случайно Терлинк.

– Значит, из-за денег? – настойчиво повторила Манола, готовая преисполниться презрением.

– Клянусь, нет. Просто вы заговорили со мной о вещах, о которых я никогда не думал.

– Вы никогда не думали стать другом Лины?

– Другом – да.

– Вы прекрасно знаете, что я подразумеваю под словом «друг».

– Нет, об этом я не думал.

– Неужели вы надеетесь убедить меня в этом? Тогда объясните, что вы задумали.

– Ничего.

Манола была сбита с толку, но все еще силилась понять:

– Но ведь вы приезжаете сюда не из-за меня?

– Не знаю. Наверно, из-за вас обеих.

– Что?

– Ради удовольствия быть с вами и…

– Что «и»? – переспросила Манола и добавила, придав фразе оскорбительный смысл:

– Вы случайно не искали платонической любви? И забили отбой, как только я заговорила о будущем Лины?

У Терлинка внезапно перехватило горло. Он с уверенностью отдал себе отчет в том, что еще способен заплакать, он смущенно молчал и только пристально вглядывался в Манолу. А она, стоя у столика и раскуривая сигарету, проронила:

– Вижу, что хорошо сделала, приведя вас сюда.

Терлинк, в свой черед, встал. Оба стояли, не зная, что еще сказать.

Может, ему взять шляпу и уйти? Но он был не в силах решиться. Нигде еще атмосфера не казалась ему такой чужой, и все-таки он не спешил уйти.

– Что вы делаете? – вдруг удивилась она. – Что с вами?

Он уселся у самого огня, наклонясь вперед, опершись локтями о колени и закрыв лицо руками.

– Что с вами? – нетерпеливо повторила она.

Наверно, подумала, что он плачет.

Терлинк открыл лицо – тусклое, серое, жесткое.

– Послушайте, Манола…

Терлинк чуточку задыхался, что случалось с ним редко и пугало его: он боялся сердечных болезней. Заговорил он настойчивым, но негромким и как бы приглушенным тоном, совершенно ему не свойственным:

– Я готов дать Лине все, что ей будет нужно. Вам следует только назвать цифру…

В таком случае, к чему все эти уловки? Манола ничего не понимала и потому злилась.

– Коль скоро она поручила вам…

– Ничего мне она не поручала! Нечего на нее валить!

Да что с вами сегодня?

– Ничего… Вы скажете мне, сколько Лине нужно на жизнь…

– Хотите цифры? Извольте. Мой друг дает мне пять тысяч франков в месяц плюс квартира и время от времени туалет или драгоценность. Это не Эльдорадо, но я не жалуюсь и даже ухитряюсь прикупать несколько акций…

Находите, что это слишком много?

– Нет. Я думал о другом.

– О чем же?

– Не знаю. Вы думаете, Лина согласится стать моей…

– Почему бы и нет?

– Она вам это говорила?

– Так прямо, в лоб, не говорила, но я знаю. Это все-таки лучше, чем вечно зависеть от своего скота папаши, – вот мое мнение.

В сущности, Манола еще не знала, что ей думать на этот счет. Бывали Минуты, когда ей становилось почти жаль Терлинка, такого большого, костлявого, с бледным строгим лицом, где глаза прятались под густыми бровями.

– Ну хватит! Выпейте-ка еще рюмочку. Я и не представляла себе, что вы такой…

Какой «такой»? Он послушно выпил протянутый ему коньяк.

– Заметьте, я не собираюсь на вас давить. У вас есть время подумать.

Однако если все это бесперспективно, незачем давать пищу для сплетен.

– Несомненно.

Никогда в голове у Терлинка не бывало так пусто. Что он, в конце концов, потерял в Остенде? Какая муха его укусила? Какому чувству он повиновался?

Он огляделся вокруг, как лунатик, очнувшийся в незнакомом месте.

– В сущности, вы сентиментальны.

Вот уж нисколько! Но это чересчур трудно объяснить. Да и ни к чему.

– Мой друг – абсолютная ваша противоположность. Его интересует только любовь. Дай ему волю, он начнет раздеваться еще на лестнице.

Манола силилась внести в разговор нотку веселья, догадываясь, что за словами Йориса стоит еще что-то, но ей не удавалось нащупать его слабое место.

– Фердинанд вернется только на будущей неделе. Лина обещала дать ему ответ в четверг. Значит, у нас остается… – И перескочив с одной мысли на другую, закончила:

– Кстати, вы знаете, что он в курсе? Он спросил сестру, как вы познакомились, где встретились, зачем вы приезжаете к ней…

– Что она ответила?

– Что ваш интерес к ребенку вполне естествен: вы были хозяином Клааса… Надо же было что-то говорить!

Да, надо…

Пробило половину пятого. На позолоченных, украшавших камин часах, фигурки которых изображали четыре времени года, раздался один удар.

В этот час в ратуше Верне собиралась финансовая комиссия. Терлинку тоже полагалось бы присутствовать. Он знал, что совершает ошибку, пропуская заседание. Он мог еще поспеть на него – езды было менее получаса.

– О чем вы думаете? – снова забеспокоилась Манола.

– Ни о чем. Думаю, что Лина, должно быть, ждет нас.

– Нет. Я предупредила ее, что сегодня не приведу вас обратно. Понимаете, ваше присутствие могло бы стеснить ее.

Почему внутренним взором Йорис все время видит свояченицу, стоящую посреди его спальни? Сразу же вслед за ней – освещенный циферблат башенных часов ратуши; запоздавших советников, которые под дождем торопливо пересекают площадь; каменную лестницу с мокрыми следами; зал эшевенов, где происходит заседание; нотариуса Команса с подпрыгивающей походкой гнома и седой бородой, которую он постоянно поглаживает?..

– Вы не проголодались? У меня есть сухое печенье и шоколад. Но, по-моему, вы предпочитаете свою сигару.

… Или вдруг такую типичную для остендцев сцену, при которой однажды присутствовал Терлинк. На дамбу привезли ребенка, никогда не видевшего моря, и чтобы сделать первое впечатление особенно памятным, предварительно завязали малышу глаза. На берегу повязку неожиданно сняли, и мальчик со страхом уставился в необъятную даль; ноги его подогнулись, словно из-под них ушла земля, и малыш почувствовал, что его притягивает бездна. Наконец, охваченный паникой, он вцепился в ноги отцу, потом зарылся в юбки матери и разрыдался.

Терлинк, стараясь ни о чем не думать, расхаживал по гостиной Манолы, брал в руки безделушки, ставил их на место, а внутренним взором, словно в обратную сторону подзорной трубы, продолжал видеть некий крошечный мир: свою ратушу, дом, советников, усаживающихся за столом с зеленой обивкой, Марту, кладущую грелку в постель Тересы, доктора Постюмеса, звонящего в двери, Марию, которая идет ему открывать, вытирая руки о передник…

– Да… Нет…

Однако он все-таки ушел, потому что так велела Манола. Открывая дверь, она заметила:

– Держу пари: когда будете спускаться, англичанин приоткроет дверь.

Он любопытен, как женщина. Если бы вы только видели молодых людей, которых он принимает, да послушали их смех!..

– Что?

Терлинк не слышал ни слова из сказанного.

– Завтра приедете? Как всегда к Лине.

– Завтра – да.

– До свиданья.

Дождь перестал. Совсем рядом упрямо катились морские валы, грохот которых напоминал отдаленную канонаду во время войны.

Терлинк сел в свою машину, тронул с места, но на выезде из города остановился перед каким-то кафе: ему хотелось большую кружку пива. Потом он поехал. Опять та же дорога. Дюны, а по ту сторону их – море, прилив, судовые огни и мечущийся луч плавучего маяка.

Проезжая мимо своего дома, Йорис инстинктивно поискал глазами свет на втором этаже, который никогда там не гас с тех пор, как слегла Тереса. И как предвидел Терлинк еще в Остенде, Постюмес был там: его спина вырисовывалась на золотом фоне шторы.

Зал эшевенов был ярко освещен. Было шесть часов.

Терлинк загнал машину в гараж и неторопливо направился в ратушу. Уже в самом низу каменной лестницы он распознал шум, характерный для конца заседания: стук распахнувшейся двери, голоса и шаги советников, продолжающих разговор и задерживающихся чуть ли не на каждой ступеньке. На вопрос, который ему задавали, Кемпенар с врожденной угодливостью отвечал:

– Нет, еще не прибыл. Терлинк поднимался. Остальные спускались. Лестница с глухими стенами, словно вырубленная в скале, делала поворот. Достигнув его, бургомистр неизбежно оказался лицом к лицу с советниками. В этом не было ничего особенного, и все-таки с обеих сторон произошла небольшая заминка. Не потому ли, что Терлинк, взгляд которого приобрел необычную неподвижность, производил сегодня еще более внушительное впечатление, чем всегда? Только что разговор шел о нем, о его отсутствии, о его все более странном поведении. А он тяжело поднимался по лестнице, прошел, не поздоровавшись, мимо первых встреченных советников, потом через всю группу сплошь в черных костюмах, и ему уступали дорогу. Вдруг, когда Терлинку оставалось лишь распахнуть дверь своего кабинета, он остановился и обернулся. Кемпенар, стоявший к нему ближе всех, клялся потом, что видел, как у бургомистра дрогнули губы. Да и все почувствовали, что время на мгновение остановилось, что все как бы повисло в воздухе и слова, готовые сорваться с губ, еще можно задержать. Все стоявшие на лестнице – кто выше, кто ниже – обернулись. В свете ламп лица на фоне черных пиджаков казались розовыми. Единственным чисто белым мазком на этой картине выглядела седая борода г-на Команса. Все ждали. Подле Мелебека с его портфелем крупным планом выделялся ван Хамме.

– Леонард ван Хамме, – голосом судебного пристава отчеканил Терлинк, скандируя каждый слог, – я только что купил вашу дочь. На секунду тишина стала полной – только под каменными сводами еще звучал отголосок последнего слова. Потом Леонард ван Хамме рванулся к выходу. Его удержали.

Поднялся шум. Терлинк не побежал, а невозмутимо вошел к себе в кабинет, закрыл за собой дверь, повернул выключатель. Первый свой взгляд он обратил к Ван де Влиту, но тот, казалось, на этот раз ничего не понял. Не ждал ли Йорис, что в дверь начнут ломиться, а то и высадят ее? Этого не произошло. Недолгий гул голосов – и тишина! Не появился даже Кемпенар, и когда Терлинк, не дозвавшись его, распахнул дверь секретарской конуры, там даже не оказалось ни шляпы, ни макинтоша. Йорис был спокоен, очень спокоен. Правда, несколько опустошен, как после нервного срыва; такой же бывала Эмилия два-три дня после сильного припадка. Скоро он расстанется с Эмилией. В просторном здании ратуши оставались сейчас только он да привратник с семейством. Терлинк сам запер дверь и тщательно погасил всюду свет. Потом пересек площадь, заметил, что лампа в одном из уличных фонарей перегорела, и остановился наконец у витрины ван Мелле. Что еще здесь можно найти хорошего? Терлинк просто не представлял себе этого он ведь каждый день покупал самое лучшее. Почему бы не паштет из гусиной печенки?.. Кстати, есть и ананас, всего один, такой же, какой он купил Лине… Он взял его. Сегодня г-жа ван Мелле глядела на бургомистра как-то по-другому, нежели обычно. Что в нем особенного? Или ей уже рассказали о случившемся в ратуше?

– До свиданья, господин Терлинк.

– До свиданья. Чуть дальше, на другой стороне улицы, виднелись большие ворота католического собрания, где на втором этаже горел свет.

Йорис с паштетом и ананасом под мышкой проследовал дальше, вытащил из кармана ключ, вошел в свой дом, остановился в коридоре, снял шляпу и дождевик. В доме пахло пореем. Значит, будет луковый суп. Стены, мебель, воздух – все, вплоть до света и тени, было здесь теплое; казалось, будто дом купается в прозрачной горячей воде. Терлинк распахнул дверь в столовую и увидел, что дверь в кухню приоткрыта. Мария давно услышала, что он вернулся. Она вышла ему навстречу, чтобы принять пакеты, шмыгнула носом и, как если бы Йорис спросил ее, хотя он и не раскрыл рта, сокрушенно повела головой.

– Очень плоха? – выдавил он наконец.

– Он только что ушел. – «Он» означало отныне «доктор Постюмес». – Сегодня он сделал два укола. В девять вечера зайдет опять.

– Она спит?

Отрицательный жест. Нет! Тереса лежала с открытыми глазами и – это самое страшное, – кажется, понимала, что происходит с нею и вокруг нее.

Она тоже наверняка слышала, как вернулся муж. Ждала. Знала, что он ездил в Остенде.

На верху лестницы в темноте зашуршало платье. Марта перегнулась через перила:

– Вы, Йорис?

Он хотел подняться, но она спустилась сама.

– Доктор Постюмес считает, уже недолго. Самое ужасное, что Тереса догадывается. Она попросила кюре соборовать ее. Он скоро придет.

Да. Ну что ж!

Да так да.

Нет так нет.

Мог ли Терлинк сказать это вслух? Хотя бы признаться себе в этом?

Разве он чудовище? Грубая скотина?

Он бесился. Бесился при мысли, что Манола сейчас наверняка у Лины и пересказывает ей их дневной разговор.

Он бесился при мысли…

Комната там, на набережной, и беспорядок в ней, комическая важность Элси, виноград на подносе, пустая бутылка из-под шампанского на каком-нибудь неподходящем месте, Лина, вечно улыбающаяся так, словно она не понимает, словно она ничего не поняла в жизни…

Вот так всю жизнь ему придется…

– Кюре! – повторил он тем же тоном, каким сказал бы «до-ре-ми-фа-соль… «

Ладно! Надо продолжать.

– Мария, вы как будто получили паштет и ананас?

Первым делом – наверх, на третий этаж, харч Эмилии. Она была беспокойна и взъерошена, как животное, чующее грозу.

Затем этажом ниже. Тереса!

Тем хуже для него! Понадобилось мужество, чтобы распахнуть дверь и встретить взгляд жены, который ждал, впивался в мужа, высматривал в нем все чужое и настораживающее, спрашивал, искал, тревожился…

А тут еще неподвижная, как кариатида, свояченица Марта, уже склонившая голову, словно над изголовьем покойника!

– Вернулся, – слабым голосом проронила она.

А почему бы ему не вернуться? Или она ждала, что он не вернется?

По обе стороны носа у Тересы пролегли тени. Она уже не могла поворачиваться на бок и была вынуждена – если только не делала это нарочно держать руки скрещенными, как у покойника.

– С Эмилией все в порядке?

Лучше бы уж она молчала, чем говорить таким отрешенным голосом!

– Ездили в Остенде?

Она вложила в эти слова столько странной кротости, как если бы хотела спросить: «Хорошо отдохнул? Доволен? «

Стоя справа от постели. Марта смотрела на него твердым, как приказ, взглядом.

– Какая сегодня погода? – спросила Тереса, как будто это имело для нее какое-то значение.

Терлинк поймал себя на том, что отзывается в подобающем тоне:

– Почти весь день шел дождь. А теперь поднялся ветер.

Было слышно, как Мария накрывает внизу на стол, а на улице по брусчатке подпрыгивает грузовик и стучат лошадиные копыта, напоминая шум в кузнице.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю