Текст книги "Прекрасные господа из Буа-Доре"

Автор книги: Жорж Санд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц)

Глава двадцать восьмая

Маркиз был также поражен этой выходкой, которой он не ожидал, поскольку до сих пор виновный хорошо держался и отпускал с естественным видом свои частые реплики.

Он пришел в себя первым и схватил своей длинной нервной рукой конвульсивное запястье д'Альвимара.

– Презренный человек! – сказал он ему с удручающим презрением, – вы должны благодарить небо, которое сделало вас моим гостем, потому что если бы я не дал слово защищать вас, слово, которое охраняет вас от меня самого, я бы вас разбил о стену этой комнаты.

Люсилио, опасаясь борьбы, схватил нож, оставшийся на столе.

Д'Альвимар увидел это движение и испугался. Он высвободился из руки маркиза и схватился за эфес своей шпаги.

– Будьте спокойны и не бойтесь здесь ничего, – сказал ему Буа-Доре со спокойствием. – Мы не убийцы, мы другие!

– И я нет, сударь, – ответил д'Альвимар, который казался побежденный этим достойным поведением, – и поскольку вы не хотите отступить от законов чести, я приложу все усилия, чтобы оправдаться.

– Вы оправдаться, вы! Полноте! Вы изобличены через опровержение, которое вы мне дали как доказательство, я нас презираю!

– Оставьте ваше презрение для тех, кто молча выносит оскорбление. Если бы я так поступил, вы бы меня не подозревали! Я отверг оскорбление. И я его еще раз отвергаю!

– Ах, так вы хотите все отрицать?

– Нисколько… Я убил вашего брата… как всякого другою. Я не знал имени человека, которого убил… или дал убить! Но что знаете вы о причинах, приведших меня к этому убийству? Как знать вам, не совершил ли я законную месть? Откуда знать вам, что эта женщина… имени которой вы не знаете… была моей сестрой, и мстя за честь своей семьи, я взял, как собственное добро, золото и драгоценности, увезенные соблазнителем?

– Замолчите, сударь! Не оскорбляйте память моего брата.

– Вы же сами признались, что он не был богат: откуда тогда он взял тысячу пистолей, чтобы бежать с женщиной?

Буа-Доре заколебался. Его брат по причине различия их взглядов никогда не хотел принять от него меньшую часть состояния, поскольку он считал это по справедливости как происходящее от лишения его собственной чести.

Он был вынужден удовлетвориться объяснением, что жена его брата имела право взять то, что было ее. Но д'Альвимар ответил, что семья тоже имела право рассматривать это как свое. Он энергично отверг обвинения в воровстве.

– А разве вы не злодей, – сказал ему маркиз, – если вероломно убили кинжалом дворянина, вместо того чтобы вызвать его на дуэль?

– Примите во внимание, что ваш брат был переодет, – с жаром отвечал д'Альвимар. – Вы скажете, что, видя его в одежде виллана, я не мог полагать, что могу дать убить, его, как виллана, своему слуге.

– А почему вы не сделали этого на том постоялом дворе, где вы должны были узнать свою сестру, а вместо этого преследовали его, чтобы схватить в западне?

– Вероятно, – отвечал д'Альвимар, по-прежнему высокомерный и оживленный, – что я не хотел устроить скандал и скомпрометировать мою сестру перед чернью.

– И почему же вместо того, чтобы пойти за ней, чтобы отвезти ее в семью, вы оставили ее на той дороге, где они умерла в страданиях через час без того, чтобы кто-нибудь вступился за нее?

– Мог ли я знать, что она здесь, совсем рядом от меня? Ваш свидетель не мог понять все мои слова, вопросы, которые я задавал похитителю, я не выкрикивал их на дороге. Что вы знаете, если он не ответил мне ничего более, кроме того, что моя сестра осталась в Урдосе, и если тот, кто склонил ее к бегству, не выразил готовности бежать за ней?

– И, не найдя ее в Урдосе, вы ничего не знали о ее смерти, такой достойной сожаления? И вы не заботились даже о месте ее погребения?

– Кто вам сказал, что я не знаю лучше, чем вы, сударь, все подробности этой неприятной истории? На моем месте, не имея возможности помочь ничем, стали бы вы поднимать шум в стране, где никто не мог не знать имени вашей сестры и бесчестья вашей семьи?

Маркиз, удрученный очевидностью этих объяснений, хранил молчание.

Он пребывал в задумчивости и был столь поглощен своими размышлениями, что едва ли услыхал сообщение о прибытии Гийома д'Арс, который только что был проведен в соседний салон.

Люсилио увидел, как в глазах д'Альвимара блеснула радость, или радость видеть снова друга была тому причиной, или то была только надежда избавиться от опасной ситуации.

Д'Альвимар бросился из будуара, и створки двери захлопнулись тут же между ним и его хозяевами.

Люсилио, видя, что маркиз погружен в свои тягостные думы, дотронулся до него, как бы спрашивая.

– Ах, мой друг! – воскликнул Буа-Доре, – сказать надо, что я не знаю, что решить, и что я, может быть, попался на удочку величайшего обманщика, который существует! Я пошел неправильным путем. Я выдал добрую мавританку и, возможно, также моего малыша под месть и козни опаснейшего врага, я неловкий, я предоставил доводы защиты, признавшись, что я не знаю имени дамы, и теперь, когда у него имеется правда или ложь в оправдании убийства; я не нахожусь более вправе лишить его жизни. Мой Бог! Господь Бог! Возможно ли, чтобы порядочные люди не были осуждены быть обманутыми злодеями, и чтобы во всех битвах они были бы самыми осмотрительными и в конечном счете самыми сильными!

И говоря так, маркиз, возмущенный самим собою, энергично стучал кулаком по столу, затем он встал, чтобы пойти принять Гийома д'Арса, голос которого, радостный и беспечный, доносился из соседней комнаты.

Но немой сильно схватил его за руку с нечленораздельным восклицанием.

У него был предмет, на который тот привлекал его внимание посредством удивленного и радостного лепета.

Это было кольцо, которое маркиз надел на свой мизинец, то таинственное кольцо, которое не могли открыть и которое благодаря сильному удару кулака по столу, разделилось на два круга, входящих друг в друга. Не имелось никакого подобия секрета в этом кольце. Только части соединялись очень плотно, и нужен был большой толчок, чтобы разъединить их.

Прочитать имена, выгравированные на этих двух кольцах, было секундным делом. Это были имена Флоримона и его жены. Понимание, что наконец они располагают истиной, придало им уверенности.

Маркиз быстро отдал распоряжение Люсилио и с облегченной душой и улыбающимся лицом вышел пожать руку Гийому.

Д'Альвимар и господин д'Арс имели только время обменяться несколькими словами о хорошей поездке одного и приятном удивлении другого. Однако Гийом заметил и некоторое беспокойство на лице своего друга, который сослался на мигрень накануне.

Маркиз после первых приветствий своего юного родственника хотел отдать распоряжение об ужине.

– Нет, спасибо! – сказал Гийом. – Я перекусил по дороге, пока мои лошади отдыхали, потому что мне необходимо тотчас же отправляться в путь. Вы видите, что я вернулся гораздо раньше, чем должен был. Я был предупрежден в Сен-Амане, где я вчера вместе с частью молодежи страны делал почетное сопровождение его светлости Конде, о том, что мой управляющий очень болен в моем доме. Боясь, что он умрет, этот честный человек спешно отправил курьера, чтобы уведомить меня вернуться как можно быстрее с тем, чтобы быть введенным им в курс самых важных моих дел, о которых, признаюсь, я не знаю ни слова. И вот я прибыл сюда сначала, чтобы узнать, намеревается ли господин д'Альвимар поехать со мной сегодня вечером ко мне домой, или, порабощенный в ваших садах «Астреи», он желает провести еще эту ночь в очаровании.

– Нет, – поспешно ответил д'Альвимар, – я довольно злоупотреблял вежливостью господина маркиза. Я нездоров и становлюсь угрюмым. Я желаю выехать вместе с вами в тот же час и пойду распоряжусь, чтобы срочно приготовили моих лошадей.

– Это ни к чему, – сказал маркиз, – я позвоню; я скоро буду иметь удовольствие видеть вас снова, господин де Виллареаль.

– Это я буду с завтрашнего дня ожидать ваших приказов, господин маркиз, и дам вам все объяснения, которые вы пожелаете… о партии, которую мы только что разыграли.

– О какой партии идет речь? – спросил Гийом.

– О партии в шахматы очень замысловатой, – ответил маркиз.

Адамас появился по звону колокольчика.

– Лошади и багаж господина де Виллареаля.

В то время, как он исполнял этот приказ, маркиз со спокойствием, которое заставляло надеяться д'Альвимара, что все успокоилось между ними, давал отчет Гийому о том, как он проводил время в Бриане и Ла-Мотт во время его отсутствия. Затем он расспросил его о пышных празднествах в Бурже.

Молодого человека не надо было просить рассказывать: он с большим удовольствием поведал о волнениях стрельбы или, вернее, как говорили тогда, «почтенное действие аркебузы».

Были построены стрельбища вблизи Фишо и большой павильон, украшенный гобеленами и увитый цветами для дам и барышень города. Стрелки разместились на площадке в ста пятидесяти шагах от щита. Шестьсот пятьдесят три аркебузира. Трибуде из Сансера единственный заслуживал награды, но был вынужден поделить ее с Буаро из Буржа за то, что он взял поддельное имя с тем, чтобы опередить свою очередь; что люди из Сансера очень осуждали, потому что они считали за честь доказать, что их стрелки являются лучшими в королевстве, и находили весьма несправедливым распределение наград. Это было очевидно, чтобы не вызвать недовольство людей из Буржа, что вынесли подобное несправедливое решение.

– В самом деле, – сказал Гийом, рассказывая это с пылом юности, – или Требуде выиграл, или проиграл. Если он выиграл, он имеет право на полный почет и на всю прибыль от победы. Я согласен, что он виноват, взяв вымышленное имя. Ну пусть за эту вину его накажут каким-нибудь штрафом или несколькими днями тюрьмы, но чтобы он все-таки был признан победителем в соревновании, потому что честь таланта – это святое дело и, несмотря на то, что мы не очень-то любим старых сансерских хитрецов, не было дворянина, который не протестовал бы против несправедливости, допущенной по отношению к Трибуде. Но, что вы хотите! Крупные города всегда кушают маленькие, и важные судейские крючки из Буржа присвоили бесцеремонно первенство над всеми буржуа провинции. Они бы очень охотно поступили так и со знатью, если бы им позволили это сделать! Я был удивлен, что Иссуден участвовал в соревновании. Аржантон от этого воздержался, говоря, что награда была отдана заранее и что ничего не оценится у судей из Буржа, кроме чемпионов из Буржа.

– Не думаете ли вы, что принц был впутан в эту несправедливость? – спросил маркиз.

– На это я не отвечу! Но время идет, и вот преданный Адамас явился сообщить нам, что лошади готовы, не так ли? Ну что ж, едем, дорогой Виллареаль, и так как вы обещали маркизу прибыть завтра отблагодарить его, я приглашаю себя с вами.

– Я на это рассчитываю, – продолжил Буа-Доре.

– И можете также рассчитывать, сударь, – сказал ему д'Альвимар, отвешивая низкий поклон, – что я вам предоставлю все доказательства того, что я высказал.

Буа-Доре не ответил, а только поклонился.

Гийом, торопясь отправиться в путь, не заметил, что маркиз, несмотря на свою кажущуюся любезность, воздержался протянуть руку испанцу, и что тот не осмелился его попросить коснуться руки.

Глава двадцать девятая

Как только они вскочили в седла, маркиз, обращаясь к Адамасу, сказал ему взволнованным голосом:

– Быстро, мои доспехи, шлем, оружие, коня и двух человек!

– Все готово, месье, – ответил Адамас. – Мэтр Жовлен отдал нам распоряжения, сказав, что они исходят от вас, что если господин д'Арс отправится обратно сегодня вечером, вы будете сопровождать его… Но с какой целью?

– Ты узнаешь это, когда я вернусь, – ответил маркиз, поднимаясь к себе в комнату, чтобы переодеться. – Позаботились ли о том, чтобы подготовить лошадей в маленькой конюшне, так, чтобы в тайну были посвящены только люди, которые должны меня сопровождать.

– Да, месье, я сам за этим проследил.

– И далеко ты отправляешься? – воскликнул Марио, который только что поужинал с Мерседес и вернулся в спальню.

– Нет, сын мой, я не еду далеко. Я буду здесь через дна коротких часа. Вы должны спать спокойно, и обнимите-ка меня быстро!

– О, какой ты сделался красивый! – простодушно сказал Марио. – Ты что, поедешь потом в Ла-Мотт-Сейи?

– Нет, нет. Я еду танцевать на одном балу, – отвечал маркиз, улыбаясь.

– Возьми меня, я хочу видеть, как ты танцуешь, – сказал мальчик.

– Я не могу, но потерпите, мой Купидон, потому что, начиная с завтрашнего дня, я и шагу не сделаю без вас.

Когда старый дворянин надел свой маленький шлем из желтой кожи с серебряными полосами, подбитый подкладкой или железным секретом, и украшенный длинным султаном, падающим на плечо; когда он надел свой короткий военный плащ, привязал свою длинную шпагу и застегнул под своим обвислым подбородком закрывающую шею деталь доспехов из блестящей ткани, Адамас мог посмеяться без излишней лести, что у него был внушительный вид, тем более, что волнения вечера заставили ослабнуть его румяна, его лицо было почти естественного цвета и не было женоподобным.

– Вот вы и готовы, сударь, – сказал Адамас. – А я разве не поеду с вами?

– Нет, мой друг, ты закроешь все двери моего дома и проведешь вечер с моим сыном. Если он заснет, сделай ему походную постель из двух подушек. Я хочу найти его здесь, когда вернусь, а теперь посвети мне, я хочу поговорить в салоне с мэтром Жовленом.

Он несколько раз с умилением поцеловал Марио и спустился на этаж.

– Куда вы едете и что вы решили? – говорили ему выразительные глаза Люсилио.

– Я еду в Арс, чтобы завершить расследование… А что дальше, не так ли? Потом, если это произойдет, я договариваюсь с Гийомом, чтобы злодей не смог ускользнуть, и вернусь посоветоваться с вами об остальном. Итак, до свидания, мой большой друг.

Люсилио вздохнул, глядя, как маркиз уезжает. Он казался ему поглощенным более серьезными замыслами, в которых он не признался в своей программе.

В то время, когда маркиз собирался уезжать, Гийом и д'Альвимар, последний в сопровождении Санчо, другой с четырьмя людьми охраны, направлялись довольно медленно к замку д'Арс по нижней дороге, то есть по той, которая оставляла плоскогорье Шомуаз справа и проходила довольно близко от Ла-Шатра.

Луна еще не поднялась, и лошади Гийома были очень усталые, ехать быстро было невозможно.

Д'Альвимар воспользовался этим обстоятельством, чтобы быть немного впереди со своим оруженосцем, которого он тихо спросил:

– Санчо, не забыл ли ты в Брианте что-нибудь принадлежащее мне?

– Я никогда ничего не забываю, Антонио!

– Если бы! Вы забываете кинжалы в телах людей, которых устраняете.

– Снова этот упрек?

– У меня есть основание делать его сегодня. Скажите мне, моя лошадь больше не хромает и в состоянии ли она, по вашему мнению, совершить длинный пробег этой ночью?

– Да. Что нового произошло?

– Слушайте хорошенько и постарайтесь быстро понять. Разносчик был дворянином, братом маркиза де Буа-Доре. Нож, которым вы действовали, находится в руках у этого старца, который поклялся отомстить, и мы обвинены устами не знаю какого свидетеля.

– Мавританки.

– Почему мавританки?

– Потому что египтяне всегда приносят несчастья.

– Если у вас нет другого соображения…

– У меня есть другие, я вам их выскажу.

– Да, позже. Мы подумаем покинуть эту страну без другого объяснения со старым безумцем. Я наговорил ему достаточно, чтобы заставить обрести спокойствие. Он ждет меня завтра.

– Для дуэли?

– Нет, он слишком стар.

– Но очень коварен, хотите сгнить в какой-нибудь подземной тюрьме его замка? Все равно я поеду с вами, если вы туда отправитесь.

– Я не поеду. Некое пророчество сделало меня очень осмотрительным. Когда мы будем около этого маленького городка, огни которого вы видите там, отдалитесь от эскорта, скройтесь, а спустя четверть часа возвращайтесь догнать меня, говоря очень громко, что кто-то из города передал вам письмо для меня. Я поеду до замка д'Арс как бы для того, чтобы прочитать его, и тут же, как я его будто прочту, сообщу господину д'Арс, что мне необходимо срочно уезжать. Понятно?

– Понятно.

– Тогда поджидаем господина д'Арса и не высказываем никакой поспешности.

Когда славный господин Буа-Доре, вооруженный до зубов и хорошо сидящий в седле на красавце Росидоре, преодолел пояс укреплений селения Бриант, он увидел, как Адамас верхом на хорошенькой небольшой кобыле-иноходце, очень смирной, проскользнул рядом с ним.

– Глядите-ка! Это вы, господин бунтовщик? – сказал ему маркиз тоном, которому не удалось быть гневным. – Разве вам не было запрещено следовать за мной и приказано охранять моего наследника?

– Ваш наследник хорошо охраняется, месье, мэтр Жовлен дал мне слово не оставлять его, и, с другой стороны, я не думаю, что в вашем замке он теперь подвергается какому-либо риску, поскольку враг вне его стен и мы за ним гонимся.

– Я знаю, что опасность теперь над нами, Адамас, и именно поэтому я не хотел брать тебя, старого и дряхлого, и к тому же ты никогда не был великим военным.

– Это правда, сударь, что я не люблю получать удары, но я очень люблю раздавать их, когда могу. Я больше не молод, но я все еще очень бодрый и хочу позаботиться о том, чтобы вы не угодили в какую-нибудь ловушку. Вот почему я захватил с собой еще двоих людей, которые присоединятся к нам через три минуты. Я бы с ума сошел, дожидаясь вас, ничего не зная и ничего не делая. Итак, хозяин, куда мы направляемся и как будем действовать?

– Увидишь, друг мой, увидишь! Но поторопимся. Нельзя терять времени, чтобы догнать их на полпути к д'Арсу.

Они пустились галопом, и менее чем через четверть часа стал виден Гийом и его эскорт, который продолжал двигаться очень медленно.

Луна поднялась, и оружие всадников сверкнуло в ее лучах.

Это было место, которое звалось тогда и называется теперь Ла-Рошель. Но в те времена место было очень засушливое и пустынное.

Дорога проходила по середине подъема между маленькой балкой и холмом, усеянным большими серыми камнями, среди которых росли довольно жалкие каштаны. Место пользовалось дурной славой, и суеверные крестьяне во все времена связывали большие валуны с демонами старой Галлии.

Маркиз повелел сделать остановку своему маленькому отряду, прежде чем он привлечет внимание спутников Гийома и, пришпорив коня, он направился в сторону своего молодого родственника.

Услышав приближающийся стук копыт, Гийом и д'Альвимар обернулись, первый весьма спокойно, думая, что это какой-нибудь испуганный путник, второй очень обеспокоенно и думая постоянно о предсказании, которое, казалось, начинает сбываться.

Когда Буа-Доре проезжал по левому флангу этого эскорта, Гийом не узнал его в этом военном наряде, но д'Альвимар узнал его по биению своего взволнованного сердца, и старый Санчо, предупрежденный подобным же волнением, приблизился к нему.

Их тревога почти рассеялась, когда Буа-Доре, не заговорив, опередил их. Они подумали, что все-таки ошиблись. Но когда он резко остановился, развернув своего коня, перекрыв им дорогу, они уже не сомневались, что это Буа-Доре.

Но прежде чем Буа-Доре ответил, прозвучал пистолетный выстрел, и пуля срезала шлем маркиза, который, заметив движение Санчо, быстро наклонился, крикнув:

– Гийом! Это я!

– Черт возьми! – воскликнул испуганный Гийом. – Кто стрелял в маркиза? Во имя неба, маркиз, вы не ранены?

– Нисколько, – отвечал Буа-Доре, – но я должен сказать вам, что в вашем обществе есть подлые трусы, которые стреляют в простого человека до того, как узнают, враг ли он.

– Да, разумеется, и я немедленно расправлюсь, – продолжал возмущенный молодой человек. – Жалкие негодяи, кто из вас стрелял в лучшего человека королевства?

– Не я! Не я!.. Не я! – воскликнули одновременно четыре лакея господина д'Арса.

– Нет, нет, – сказал маркиз, – никто из этих молодцов не делал подобного. Я видел того, кто стрелял, вот он!

Говоря так, Буа-Доре с ловкостью, силой и проворством, достойными его лучших дней, перерезал ударом хлыста лицо Санчо, и пока убийца подносил руки к глазам, он схватил его за воротник и, вырвав из седла, столкнул на землю и стегнул его лошадь, которая понеслась и исчезла в направлении Брианта.

В то же самое время четыре человека маркиза, услышав звук пистолетного выстрела и топот скачущей галопом лошади, нарушили его запрет и бросились на помощь.

– А вот и вы! – сказал маркиз своим людям. – Ну так арестуйте этого выбитого из седла всадника. Он принадлежит мне, так как я обладаю всеми правами на этой дороге. Он мой пленник. Свяжите его, нужно остерегаться его рук.