Текст книги "Чертово болото"

Автор книги: Жорж Санд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

XII
Сельская львица

Однако когда он привел в порядок свою одежду, взнуздал Сивку, сел на нее верхом и ему показали дорогу, ведущую в Фурш, он подумал, что отступления уже быть не может и что все треволнения этой ночи надо забыть, как дурной сон.

Дядюшка Леонар сидел у порога своего белого дома на красивой темно-зеленой деревянной скамейке. Шесть каменных ступенек перед дверью означали, что под домом есть погреб. Ограда, которой были обнесены сад и конопляник, была оштукатурена известью с песком. Это был добротный дом, и можно было с уверенностью сказать, что хозяин его – человек зажиточный.

Будущий тесть поднялся навстречу гостю и минут пять расспрашивал его обо всей семье, после чего произнес слова, которые обычно говорятся для того, чтобы учтиво выведать у встреченного вами путника о том, куда он едет.

– Так, выходит, вы погулять приехали?

– Я приехал повидать вас, – ответил Жермен, – и подарочек вам привез – тут вот дичи малость, тесть просил вам передать и велел сказать, что вы знаете, для чего я приехал.

– Так, так, – рассмеялся дядюшка Леонар, похлопывая себя по толстому животу, – все знаю, все понял.

И, лукаво подмигнув, заметил:

– Не один вы сюда с этим явились, дорогой мой. Тут у нас уже трое таких, как вы. Назад я никого не ворочаю, а вот выбрать из всех одного дело нелегкое, женихи-то все хорошие. Только как-никак дед Морис-то мне друг, да и земли у вас что надо, вот почему мне бы больше хотелось, чтобы это были вы. Но дочь моя женщина самостоятельная и сама всем распорядится. Как захочет, так и сделает. Заходите же, знакомьтесь, желаю вам вытянуть счастливый номер!

– Извините меня, – сказал Жермен, крайне удивленный тем, что оказался четвертым там, где рассчитывал быть единственным. – Не знал я, что у вашей дочери уже есть женихи, я вовсе не собираюсь оспаривать ее у других.

– Так вы думали, что стоит вам замешкать, и дочь моя ни при чем останется, – сказал дядюшка Леонар, не теряя хорошего расположения духа, – вы жестоко ошиблись. У моей Катрин есть чем завлечь женихов, и ежели ей и трудновато, то оттого лишь, что выбор большой. Заходите же, говорю вам, и не падайте духом. Баба такая, что стоит из-за нее и поспорить.

И, продолжая шутить, он грубоватым движением втолкнул Жермена в дом.

– Эй, Катрин, – вскричал он, входя, – вот тебе еще один!

Этот веселый, но развязный тон, которым он представлял его вдове на глазах у других воздыхателей, окончательно смутил и разозлил Жермена. Ему стало не по себе, и он простоял несколько мгновений, не решаясь поднять глаза на красавицу и на ее свиту.

Вдова Герен была хорошо сложена и выглядела довольно молодо. Но в выражении ее лица и в том, как она была одета, что-то сразу же не понравилось Жермену. У нее был какой-то вызывающий, самодовольный вид, а ее корнет [4]4
  Корнет– старинный чепец с рожками спереди.


[Закрыть], отделанный тройным рядом кружев, шелковый передник и косынка из черных блонд плохо вязались в нем с представлением о женщине серьезной и о степенной вдове. Это стремление ее быть изысканно одетой вместе с развязностью манер делало ее в его глазах старой и некрасивой, в то время как в действительности она была отнюдь не стара и даже довольно хороша собой. Он подумал, что и красивый наряд ее, и вся живость были бы под стать молодости и тонкой натуре маленькой Мари, что обращение этой вдовы тяжеловато и чересчур вольно и что она не умеет носить свои красивые уборы.

Все три соискателя сидели за столом, накрытым с самого утра, перед винами и мясными блюдами, – день это был воскресный, и дядюшке Леонару непременно хотелось выставить напоказ все свои богатства; вдова же, в свою очередь, была не прочь блеснуть перед женихами великолепной посудой и сервировкой стола, которая действительно была не хуже, чем у какой-нибудь состоятельной горожанки. Как ни был Жермен доверчив и простодушен, он, однако, оказался достаточно проницательным, чтобы все разглядеть, и в первый раз в жизни, выпивая, старался держаться настороже. Дядюшка Леонар заставил его сесть за стол вместе со своими соперниками, а сам уселся напротив и норовил выказать ему особое расположение и всячески его ублажать. Несмотря на урон, понесенный за время пути, дичи, привезенной из Белера, оказалось немало, и щедрый дар деда Мориса возымел свое действие. Вдова давала понять, что она довольна, а соискатели презрительно косились на привезенных гостем птиц. В этой компании Жермену было не по себе, и есть ему не хотелось. Дядюшка Леонар принялся над ним подшучивать.

– Что-то вы мрачны очень, – сказал он, – вижу, вам никак с бокалом не справиться. Нельзя, чтобы любовь аппетит отбивала, натощак-то ведь кавалеру и слов приятных не сыскать, то ли дело, когда он малость винцом поразогреется.

Жермену казалось обидным, что его уже считают влюбленным, и жеманство вдовы, которая опустила глаза и улыбнулась как женщина, вполне уверенная в своей победе, вызвало в нем желание рассеять создавшуюся иллюзию и показать, что она нисколько его не пленила; но, боясь прослыть невежей, он набрался терпения и даже улыбнулся ей сам.

Все три кавалера, увивавшиеся вокруг вдовы, показались ему совершеннейшими мужланами. Как видно, все они прельстили ее своим богатством. Одному было уже больше сорока, и он был почти такой же толстый, как дядюшка Леонар; второй был кривой и пил без меры; третий был молод и довольно красив, но ему хотелось выказать свой ум, а меж тем речи его были так плоски, что попросту становилось его жаль. Однако вдова при этом хохотала так, как будто все эти глупости ей нравились, и этим доказывала, что вкуса у нее нет никакого. Жермен подумал было сначала, что молодой человек этот ей приглянулся, но вскоре заметил, что и его самого старательно поощряют и хотят вызвать на разговор. От этого он только стал еще холоднее и серьезнее и постарался, чтобы присутствующие это почувствовали.

Настал час мессы, и все встали из-за стола, чтобы пойти в церковь. Нужно было идти до деревни Мер, находившейся в расстоянии полулье. Жермен уже до такой степени устал, что его одолевало желание сначала выспаться, однако не в его привычках было пропускать мессу, и он отправился вместе с другими в церковь.

На дорогах было много народу; вдова шествовала с гордым видом в сопровождении своих трех кавалеров, под руку то с одним, то с другим, важничая и задирая нос. Ей бы очень хотелось, чтобы все видели и четвертого, но Жермену казалось настолько смешным волочиться за юбкой на глазах у всего народа, что он предпочел держаться на почтительном расстоянии и шел, разговаривая с дядюшкой Леонаром; ему удалось так отвлечь его и занять, что никто бы не подумал, что оба они имеют отношение к идущей впереди веселой компании.

XIII
Хозяин

Дойдя до деревни, вдова остановилась и стала их дожидаться. Ей непременно хотелось войти в церковь, ведя за собой всех, в том числе и Жермена. Но тот отказал ей в этом удовольствии: он пропустил дядюшку Леонара вперед, а сам в это время занялся разговором кое с кем из знакомых крестьян и вошел в церковь через другую дверь. Вдова была этим задета.

Выйдя из церкви, она с торжественным видом направилась к лужайке, где начались танцы, и стала танцевать со всеми тремя соискателями поочередно. Жермен присматривался к ней; он убедился, что танцует она хорошо, но тут же увидел, что в манерах ее есть что-то деланное.

– Что же это вы не приглашаете мою дочь на танцы? – спросил Леонар, хлопая его по плечу. – Что-то уж очень вы робкий!

– Я не танцую с тех пор, как похоронил жену, – ответил Жермен.

– Ну что ж, коли теперь вы другую собрались взять, с трауром уж покончено – и в одежде и в сердце.

– Ну, это еще как сказать, дядюшка Леонар; к тому же стар я, танцы уже не доставляют мне удовольствия.

– Послушайте, – сказал Леонар, уводя его в сторону, – стоило вам войти ко мне в дом и увидеть, что вы не единственный, кто добивается руки моей дочери, и вот вы уже недовольны; вы, верно, человек очень гордый; только рассудите сами, дорогой, это же неумно. Дочь моя привыкла, чтобы за ней ухаживали, особенно эти два года, когда она перестала носить траур. В самом деле, не ей же с вами первой заигрывать.

– Так ваша дочь уже два года как ищет себе жениха и никого еще не выбрала? – спросил Жермен.

– Она не торопится, и она права. Хоть она и бойка на вид и вы можете решить, что она особенно не задумывается над жизнью, будьте спокойны, это женщина очень умная и отлично знает, что делает.

– По мне, так нет, – простодушно сказал Жермен, – за ней волочатся трое мужчин, и если бы она знала, что делает, то по меньшей мере двоих из них она сочла бы лишними и попросила бы больше не приходить к ней.

– Но почему? Ничего-то вы не понимаете, Жермен. Она не хочет выходить ни за старика, ни за кривого, ни за молодого, я в этом вполне уверен; только ежели она их прогонит, то люди могут подумать, что она решила остаться вдовой, и тогда больше никто не станет за ней ухаживать.

– Ах, вот оно что, выходит, они у вас вроде вывески!

– Вот именно, а что, скажите, в этом плохого, ежели им это нравится?

– У каждого свой вкус, – сказал Жермен.

– Вижу, что вам это совсем не по вкусу. Только послушайте, можно ведь договориться; предположим, что выберут вас, можно ведь будет освободить вам место.

– Да, предположим! А до тех пор, пока мы это не узнаем, сколько времени надо будет держать нос по ветру?

– Ну, это, уж верно, будет зависеть от вас, как вы сумеете уговорить ее и убедить. Пока что дочь моя отлично понимает, что лучшее время в ее жизни то, когда за ней будут ухаживать, и она не торопится сделаться служанкой одного мужчины, коль скоро может распоряжаться несколькими. Вот почему, пока ей по вкусу эта игра, она вольна себя тешить ею, но случись, что вы понравитесь ей больше, чем все ухаживания остальных, игре придет конец. Не надо только теряться. Приезжайте к нам каждое воскресенье, приглашайте ее танцевать, дайте понять, что вы вместе с остальными домогаетесь ее руки, и ежели вас сочтут более обходительным и более воспитанным, нежели другие, в один прекрасный день вам это, разумеется, скажут.

– Извините, дядюшка Леонар, дочь ваша может поступать, как ей заблагорассудится, и не мне ее осуждать. На ее месте я поступил бы иначе, я не стал бы лукавить и не заставлял бы людей тратить попусту время: они, без сомнения, нашли бы, как его лучше употребить, вместо того чтобы увиваться за женщиной, которая потешается над ними. Но в конце концов, коль скоро для нее это развлечение и ей это нравится, то какое мне до этого дело! Надо только сказать вам одну вещь, а мне это не очень легко сделать после нашего разговора, вы ведь с самого начала неверно истолковали мои намерения и даже не дали мне время ответить: получилось, что вы верите в то, чего на самом деле нет. Так знайте, что явился я сюда вовсе не для того, чтобы попросить вас выдать за меня дочь, а для того, чтобы купить у вас пару быков, тех, что вы собрались вести на ярмарку на будущей неделе; тестю моему как раз такие нужны.

– Понимаю, Жермен, – ответил Леонар совершенно спокойно, – вы передумали, как только увидели мою дочь и ее кавалеров. Что ж, как вам угодно. Натуры у людей разные, и вы вправе уехать, тем более что и разговора об этом не заводили. Коли вы серьезно решили купить моих быков, пойдите на пастбище, там вы их и посмотрите. Мы все обговорим, а уж, купите вы их или нет, вы все равно перед тем, как ехать домой, пообедаете с нами.

– Я не хочу причинять вам беспокойство, – ответил Жермен, – у вас, может быть, есть дела, а мне что-то скучно глядеть на эти танцы и ничего не делать. Пойду-ка я погляжу быков, а потом еще зайду к вам.

Жермен незаметно ушел и направился на луга, которые издали показал ему Леонар и где действительно паслись быки. Тестю его и в самом деле были нужны быки, и Жермен подумал, что, если ему удастся купить хорошую пару по сходной цене, дед Морис скорее простит его за то, что он самовольно отступил от поставленной цели.

Он пошел быстрыми шагами и вскоре оказался неподалеку от Ормо. Тут ему захотелось пойти поцеловать сына и даже увидеть маленькую Мари, хоть он и потерял всякую надежду, что она составит его счастье, и окончательно прогнал эту мысль. Все, что он только что видел и слышал, – пустая кокетка, ее отец, хитрый и в то же время тупой, который поощрял тщеславие дочери и ее непозволительные повадки, городская роскошь, которая, как ему показалось, развращает деревенские нравы, – время, потерянное за праздною, пустою болтовней, обстановка, совсем непохожая на то, что он видел у себя дома, и прежде всего то чувство глубокой отчужденности, которое охватывает крестьянина, когда ему приходится поступаться своими привычками, скука и смущение, которые он испытывал уже в течение нескольких часов, – все это возбудило в Жермене желание вновь очутиться в обществе сына и своей маленькой соседки. Даже если бы он и не был влюблен в нее, ему все равно хотелось бы быть с нею, чтобы отвлечься от виденного и вернуть себе душевный покой.

Только напрасно вглядывался он в окрестные луга, он нигде не видел ни маленькой Мари, ни Пьера, а ведь это были часы, когда пастухи обычно пасут стада. На невспаханном поле паслось большое стадо; он спросил у мальчишки пастуха, откуда эти бараны, не с фермы ли, что в Ормо.

– Да, оттуда, – ответил мальчик.

– Это ты их, что ли, пасешь? Неужто у вас при мызе пастухами мальчишки?

– Да нет, я только сегодня пасу, пастушка-то наша ушла, заболела.

– Но у вас же теперь новая есть, та, что сегодня нанялась?

– Есть, да только та тоже ушла.

– Как так ушла? Разве с ней не было мальчугана?

– Да, был мальчонка, все плакал. Оба они часа два побыли и ушли.

– Ушли? Куда же?

– Да вроде бы туда же, откуда пришли. Я не спрашивал.

– Но почему же это они ушли? – спросил Жермен, все больше тревожась.

– А я почем знаю.

– Выходит, не столковались насчет жалованья? Но ведь у них раньше уговор был.

– Ничего вам не могу сказать. Видел, как ушли, вот и все.

Жермен направился на ферму и стал расспрашивать работников. Никто не мог ничего толком сказать, ясно было одно: после разговора с хозяином девушка ушла, ничего не сказав, и увела с собой ребенка, который плакал.

– Обидели моего сына! – вскричал Жермен; глаза его загорелись.

– Так это ваш сын? Как же он с этой девчонкой оказался? Откуда вы и звать-то вас как?

Видя, что, по обычаю этих мест, на вопрос отвечают другими вопросами, Жермен в нетерпении топнул ногой и попросил позвать хозяина.

Хозяина на ферме не оказалось. У него не было привычки проводить там весь день. Говорили, что он сел на лошадь и уехал, должно быть – на какую-то другую ферму, но на какую, никто не знал.

– Послушайте, – сказал Жермен, охваченный уже настоящей тревогой, – может быть, вы все-таки знаете, почему эта девушка ушла?

Работник странно как-то переглянулся с женой; потом, улыбаясь, ответил, что знать ничего не знает, что их это не касается. Единственно, что Жермен мог понять, – это что девушка вместе с малышом пошла по направлению к Фуршу. Он кинулся туда; вдова и ее поклонники еще не успели вернуться, равно как и дядюшка Леонар. Служанка сказала ему, что его спрашивала какая-то молодая девушка с ребенком, но что, не зная, кто они такие, она не впустила их в дом и посоветовала им идти в Мер.

– Почему же вы их не пустили? – спросил рассерженный Жермен. – Выходит, народ здесь такой подозрительный, что двери ближнему не откроет!

– А как же, – ответила служанка, – в богатых домах, как вот у нас, приходится смотреть в оба. Когда хозяев нет, я за все отвечаю, не могу же я первым встречным дверь открывать.

– Худой обычай! – вскричал Жермен. – И лучше уж жить в бедности, чем так вот – в вечном страхе. Прощай, девка! Век бы мне не видать вашей паскудной деревни!

Он стал осведомляться в соседних домах. Там видели пастушку с ребенком. Так как малыш ушел из Белера неожиданно, не был одет для дороги и оказался поэтому в разорванной блузе и накинутой на плечи овечьей шкуре, а сама Мари, по вполне понятной причине, и всегда-то была одета очень бедно, их приняли за нищих. Им дали кусок хлеба, девушка взяла его для малыша, который был голоден, после чего очень быстро ушла с ним и скрылась в лесу.

Жермен задумался, а потом спросил, не был ли в Фурше фермер из Ормо.

– Да, был, – ответили ему, – не успела девочка уйти, как он проскакал верхом.

– Погнался за ней?

– Ах, так вы его знаете? – смеясь, сказал местный кабатчик, к которому он обратился. – Ну, понятное дело, это же бабник известный, ни одной девке проходу не дает. Только эту он, поди, не догнал; хотя, впрочем, кабы увидал…

– Ладно, спасибо!

И Жермен со всех ног кинулся в конюшню Леонара. Он набросил на Сивку седло, вскочил на нее и галопом понесся в сторону Шантелубского леса.

Сердце его стучало от тревоги и гнева, на лбу проступил холодный пот. Бока Сивки были в крови, но, впрочем, ее можно было и не погонять: почуяв, что путь лежит к дому, она припустила во всю прыть.

XIV
Старуха

Очень скоро Жермен снова очутился в том самом месте у края болота, где он накануне провел ночь. Костер еще дымился, какая-то старуха подбирала остатки валежника, который ночью натаскала сюда маленькая Мари. Жермен остановился, чтобы порасспросить ее. Она была глуха и не расслышала его вопросов.

– Да, сынок, – сказала она, – это и есть Чертово болото. Проклятое это место. Прежде чем подойти, надо бросить левой рукой три камушка, а правой себя крестным знамением осенить: чертей прогонишь. Не то, только начни его обходить, беспременно беда приключится.

– Да я вовсе не об этом спрашиваю, – сказал Жермен и, подойдя к ней, что есть силы закричал: – Не видала ты тут в лесу девушку с ребенком?

– Да, утонул тут один малютка!

Жермен весь задрожал, но, по счастью, старуха тут же прибавила:

– Давненько это было; тогда еще на этом месте крест большой поставили, да вот только ночью как-то гроза сильная приключилась, и злые духи в воду его сбросили. Кусок и теперь еще торчит. А случись кому тут ночью застрять, так уж это как пить дать – до свету отсюда не выберешься. Будешь ходить, ходить, хоть две сотни лье пройди, все равно на то же самое место выйдешь.

Слова ее поразили воображение Жермена, он ничего не мог с собой поделать: мысль о том, что они подтвердятся и непременно случится несчастье, так ошеломила его, что он весь похолодел. Отчаявшись что-нибудь узнать от старухи, он вскочил на лошадь и снова стал ездить по лесу, громко кричать и звать Пьера, свистеть, щелкать кнутом и ломать ветки, чтобы хруст их и стук копыт слышен был далеко, прислушиваться, не ответит ли ему какой голос. Но до него доносился только звон колокольчиков – это где-то в кустах разбрелись коровы – и громкое хрюканье свиней, которые дрались из-за желудей.

Наконец Жермен услыхал позади себя топот копыт, становившийся все ближе и ближе. Темноволосый здоровенный мужчина средних лет, одетый почти как горожанин, крикнул ему, чтобы он остановился.

Жермен никогда не видел фермера из Ормо, но охватившая его ярость подсказала нашему крестьянину, что это именно он. Жермен обернулся и, смерив его взглядом с головы до ног, решил его выслушать.

– Скажите, не проходила тут девушка лет пятнадцати-шестнадцати с маленьким мальчиком? – спросил фермер, напустив на себя равнодушие, хотя видно было, что он взволнован.

– А зачем она вам? – в свою очередь, спросил Жермен, не скрывая охватившего его гнева.

– Я мог бы сказать, что вас это не касается, приятель! Но так как мне не для чего это скрывать, то я вам скажу, что это пастушка, и я нанял ее на год, совсем ее не зная… Когда она приехала, я увидел, что ей еще рано на ферме работать, да и здоровьем она слаба. Я поблагодарил ее, но мне хотелось рассчитаться с ней за все издержки, а она поди да и рассердись и, пока я стоял к ней спиной, убежала… Так торопилась, что забыла даже вещи свои и кошелек; в нем, верно, ничего почти нет, разве что каких-нибудь несколько су!.. Но уж раз мне все равно этой дорогой ехать, я думал, что, может, встречу ее и верну ей то, что она второпях забыла и что я ей должен.

Жермен был человеком благородным и, услыхав эту историю, хоть и не очень правдоподобную, но так или иначе возможную, призадумался. Он пристально посмотрел на фермера, который выдержал этот взгляд то ли с бесстыдством, то ли с простодушием.

«Я должен во всем этом разобраться», – подумал Жермен.

– Эта девушка из нашей деревни, – сказал он, сдерживая охватившее его негодование, – и я ее знаю: она, должно быть, где-то неподалеку. Давайте поедем вместе, и мы, конечно, ее найдем.

– Вы правы, – ответил фермер. – Поедем… но только, если мы доедем до конца этой дороги и ее здесь не окажется, дальше я не ездок… Мне надо держать путь в Ардант.

«Как бы не так, – подумал Жермен, – теперь-то я от тебя не отстану, даже если целые сутки придется нам вокруг Чертова болота кружиться!»

– Постойте-ка! – вскричал он вдруг, вглядываясь в кусты дрока, которые странным образом шевелились. – Ну-ну, так это ты, Пьер, мой малыш?

Услыхав голос отца, Пьер выпрыгнул из-за кустов, как козленок, но, когда он увидел, что рядом с отцом фермер, он словно оробел и не решился подойти ближе.

– Иди сюда, Пьер, это я! – вскричал Жермен, соскочив с лошади и бросаясь к сыну, чтобы обнять его. – А где же маленькая Мари?

– Вон там она, прячется, боится этого злого черного дядю, я тоже боюсь.

– Успокойся, я с тобой… Мари! Мари! Это я!

Мари вылезла из кустов и, едва завидев Жермена, вслед за которым шел фермер, стремительно кинулась к нему и прильнула, как будто к отцу.

– Жермен, дорогой, – вскричала она, – вы моя защита, с вами я ничего не боюсь.

Жермен вздрогнул. Он взглянул на Мари: девушка была бледна, платье ее порвалось о шипы, пока она бежала, чтобы укрыться в чаще, как затравленная охотниками лань. Но на лице ее не было следов ни отчаяния, ни стыда.

– Хозяин твой хочет с тобой поговорить, – сказал он, продолжая вглядываться в ее лицо.

– Хозяин? – воскликнула она гордо. – Никакой он мне не хозяин и никогда им не будет!.. Это вы, Жермен, мой хозяин. Я хочу, чтобы вы увезли меня с собой… Я даром вам буду служить!

Фермер подошел ближе.

– Эй, девочка, – с притворным нетерпением вскричал он, – ты тут у нас вещи свои забыла, вот я и хочу отдать тебе.

– Нет уж, сударь, – ответила маленькая Мари, – ничего я у вас не забыла и ничего от вас не прошу…

– Да ты выслушай меня, мне надо тебе кое-что сказать!.. – продолжал фермер. – Давай отойдем в сторонку!.. Да ты не бойся… два слова только…

– Можете сказать при всех, нет у меня с вами никаких секретов.

– Да ты деньги свои хоть возьми.

– Какие деньги? Вы, слава богу, мне ничего не должны!

– Ну вот, я так и думал, – вполголоса сказал Жермен, – впрочем, это все равно; выслушай его, Мари… Мне хочется знать, что он будет говорить: ты мне потом все расскажешь, а зачем, это уж мое дело, подойди к его лошади… Я глаз с тебя не спущу.

Мари подошла к фермеру, который нагнулся к ней с седла и тихо сказал:

– Вот тебе, девочка, золотой, только ты молчи обо всем, слышишь? Я скажу, что ты оказалась слабосильной и тебе трудно было справляться с работой у меня на ферме… И чтобы больше об этом разговору не было… На днях я буду у вас, и, если узнаю, что ты никому ничего не сказала, ты еще кое-что получишь… К тому же если ты образумишься, то стоит только тебе слово сказать, и я возьму тебя обратно к себе, а не то вечерком потолкуем с тобой где-нибудь на лужочке. Какой мне тебе подарочек привезти?

– Вот, сударь, вам от меня подарок! – громко ответила маленькая Мари, с силой швырнув ему прямо в лицо золотой луидор. – Премного вам благодарна и прошу вас, дайте мне знать, когда приедете к нам: все наши парни выйдут вас встретить, у нас в округе очень уж любят богатеев, что увиваются за бедными девушками! Вот увидите, вас будут ждать.

– Ты врунья, и язык у тебя без костей! – вскричал разгневанный фермер, замахиваясь на нее палкой. – Ты хочешь, чтобы люди поверили тому, чего не было, только знай, денег ты у меня больше не вытянешь: видали мы таких, как ты!

Мари в испуге метнулась от него прочь, а в это время подбежал Жермен, схватил лошадь фермера за узду и с силой тряхнул седока.

– Ах, вот оно что! – вскричал он. – Видно, куда он клонит… А ну-ка слезай с лошади! Да поживее! Поговорим с тобой один на один.

Фермеру совсем не хотелось ввязываться в историю: пришпорив лошадь, чтобы умчаться прочь, он попытался ударить палкой Жермена по рукам и вырвать у него узду, но тот успел увернуться и, схватив противника за ногу, стащил его с седла и свалил прямо в заросли папоротника. Несмотря на то что фермеру удалось подняться и защищался он отчаянно, Жермен в конце концов подмял его под себя.

– Трус ты! – вскричал Жермен. – Стоило мне только захотеть, и я бы тебя всего искрошил! Да не в моей натуре причинять людям зло, и к тому же тебя все равно ничем не усовестишь… Только ни за что я не отпущу тебя, пока ты у этой девочки на коленях прощения не попросишь.

Фермеру, уже не раз попадавшему в такие передряги, хотелось все обратить в шутку. Он стал уверять, что проступок его не так уж велик, ибо виноват он лишь в сказанных им словах, и что он готов попросить прощения при условии, что ему позволят поцеловать девочку, разопьют с ним в ближайшем кабачке пинту вина и расстанутся добрыми друзьями.

– Жалко мне тебя, – вскричал Жермен, тыча его лицом в землю, – и не терпится мне поскорее уехать, чтобы мерзкой твоей рожи не видеть. Ладно, стыдись, коли умеешь, а когда в наши края попадешь, то постарайся дорогой бесчестья [5]5
  Это дорога, которая отходит от главной улицы деревни и идет с ней рядом. Считается, что ее обычно выбирают люди, которые хотят проехать незамеченными: они боятся, что им будут мстить за нанесенную ими обиду. (Примеч. автора.)


[Закрыть]ехать.

Он поднял его палку, сломал ее об колено, чтобы показать свою силу, а куски бросил с презрением в сторону. Потом взял за руки сына и маленькую Мари и ушел, дрожа от негодования и гнева.