355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жорж Онэ » Серж Панин » Текст книги (страница 12)
Серж Панин
  • Текст добавлен: 15 октября 2016, 04:43

Текст книги "Серж Панин"


Автор книги: Жорж Онэ



сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

XVI

Серж вышел из своего скрытого места и подошел к Жанне. Ковер заглушал шум его шагов. Молодая женщина, глядя в пустое пространство, с трудом дышала. Сначала он молча смотрел на нее, затем, наклонившись к ее плечу, проговорил нежно:

– Неужели правда, Жанна, что вы меня ненавидите?

Жанна в ужасе вскричала:

– Серж!..

– Да, Серж, – сказал князь, – который никогда не переставал вас любить.

Молодая женщина вся вспыхнула.

– Оставьте меня, – громко сказала она, – ваши слова недостойны, и я не хочу слушать вас.

И, круто повернувшись, она пошла по галерее, но Серж еще быстрее бросился навстречу ей.

– Нужно, чтобы вы остались, – сказал он ей почти резко, – здесь вам не удастся от меня ускользнуть!

– Но это безумие! – вскричала Жанна. – Разве вы забыли, где мы?

– А разве вы забыли, что сейчас говорили? – сказал страстно Серж, Я был тут и не пропустил ни одного из ваших слов, звучавших в одно и то же время гневом и любовью.

– Если уж вы меня слышали, – сказала Жанна, – то вы знаете, что все нас разлучает: мой долг, ваш и, наконец, моя воля.

– Да, воля, которую вам навязывают и против которой восстает ваше сердце. Такой воле я не желаю подчиняться.

Серж наступал на нее, пробуя схватить ее в свои объятия.

– Берегитесь, – сказала Жанна, – Мишелина и мой муж тут. Надо быть безумным, чтобы забыть это. Сделайте еще один шаг, и я позову.

– Так зови! – вскричал Серж и в один миг сжал ее в своих объятиях.

Жанна изгибалась, упиралась руками в грудь Сержа, стараясь вырваться от него, но ничего не могла сделать.

– Серж, – шептала она, бледнея от тоски и в то же время от наслаждения, от объятий столь любимого ею человека, – что вы делаете? Так поступать и подло, и низко.

Жадный поцелуй не дал ей больше говорить. Жанна, чувствуя, что слабеет, все-таки старалась сделать последнюю попытку:

– Я не хочу, – шептала она, – Серж, уходите!

Из ее глаз покатились слезы стыда.

– Нет, ты мне принадлежишь, – прошептал Серж вне себя. – Другой, именно твой муж у меня тебя украл, Я тебя возьму у него, я люблю тебя!

Молодая женщина упала на диван.

Серж все повторял:

– Я люблю тебя, люблю тебя, люблю тебя!..

Сильное желание овладело Жанной: она не отталкивала уже более сжимавших ее рук, а, взяв Сержа за плечи и глубоко вздохнув, отдалась ему.

Кругом царила глубокая тишина. Вдруг сознание вернулось к ним: до них долетел звук голоса. В ту же минуту портьера, отделявшая комнату от соседнего зала, поднялась и на пороге показалась неясная тень. Они, не сознавая еще хорошенько, вскочили, держа друг друга в объятиях. Послышалось тихое восклицание: «Боже!», сопровождаемое глухим рыданием. Портьера упала, закрывая своими складками неизвестного свидетеля этой сцены.

Жанна встала, стараясь собраться с мыслями. Внезапный свет озарил ее ум: она сообразила в одну минуту всю величину своего преступления и, испустив крик ужаса и отчаяния, убежала по галерее, преследуемая Сержем.

Тогда тяжелый занавес снова поднялся и трепещущая, бледная, как смерть, Мишелина вошла в комнату. Мрачный и холодный Пьер шел сзади нее. Усталость заставила княгиню войти в дом, а случай привел ее сюда, чтобы дать доказательство несчастья и измены ее мужа. Княгиня и Делярю смотрели друг на друга безмолвные, удрученные. В голове их мысли кружились с необыкновенной быстротой. В одну минуту перед ним предстала вся их жизнь. Он видел свою белокурую невесту, которую мечтал сделать женой, но которая по своему желанию сделалась женой другого, так жестоко наказанной. Она же увидела разницу между людьми: один – добрый, честный, великодушный, другой – эгоист, трусливый, корыстолюбивый. Видя любимого ею человека таким недостойным и низким в сравнении с тем, кем она пренебрегала, Мишелина разразилась горькими рыданиями.

Пьер, крайне взволнованный, поспешил к ней. Княгиня хотела было его оттолкнуть, но, увидя на лице друга детства искреннее горе и сердечное негодование, почувствовала себя с ним, как с настоящим братом. Удрученная горем, она положила голову на плечо молодого человека и плакала.

Шум шагов заставил Мишелину опомниться, она узнала походку мужа.

Схватив с силой руку Пьера, она проговорила.

– Никогда ни слова! Забудь все, что ты видел!.. Если бы Серж узнал, что я его видела, – прибавила она с глубокой грустью, – он не простил бы мне этого!

Вытерев слезы и еще не совсем оправившись от удара, поразившего ее прямо в сердце, она вышла. Пьер, совсем ошеломленный, остался один, жалея и в то же время осуждая эту бедную женщину, находившую еще в своей оскорбленной любви нелепое мужество молчать и безропотно покоряться.

Скрытый гнев овладел им. Чем Мишелина казалась слабее и боязливее, тем более он чувствовал себя сильным и энергичным.

Опомнившись после первой минуты безумия, Серж начал раздумывать. Ему хотелось знать, кто мог накрыть его, войдя туда. Была ли то госпожа Деварен, Мишелина или Кейроль? При мысли о последнем он содрогнулся, придумывая возможные результаты от своей неосторожности. Он вернулся, готовый бороться, если бы ему пришлось очутиться лицом к лицу с одним из заинтересованных в этом роковом приключении лиц, и решившись заставить молчать, если бы он имел дело с посторонним. Взяв лампу, вынесенную госпожою Деварен за минуту перед тем, он вошел в салон. Перед ним был Пьер.

Молодые люди смерили взглядом друг друга. Делярю угадал тревогу Сержа, а князь понял, какую вражду чувствует к нему Пьер. Он побледнел.

– Это вы входили? – сказал смело он.

– Да, – сказал Пьер сурово.

Не более секунды князь колебался. Очевидно, он искал приличной формы для объяснения заданного им вопроса. Не зная, как выразиться, он обратился к Пьеру с угрожающим видом.

– Необходимо, чтобы вы молчали, а иначе…

– Что иначе? – твердо сказал Пьер.

– К чему эти угрозы! – ответил Серж, уже успокоившись, с равнодушным видом. – Извините меня, я знаю хорошо, что вы будете молчать, конечно, не ради меня, а по крайней мере ради других.

– Да, ради других, – сказал Пьер, полный негодования, – ради других, принесенных постыдно вами в жертву, но заслуживающих полного вашего уважения и любви: ради госпожи Деварен, высокого ума которой вы не сумели понять; ради Мишелины, превосходного сердца которой вы не сумели оценить. Да, из уважения к ним я буду молчать, но не из уважения к вам, потому-то вы отнюдь не заслуживаете ни любви, ни уважения!

Князь сделал шаг вперед и с ударением сказал:

– Пьер!

Пьер нисколько не смутился и, глядя Сержу прямо в лицо, ответил:

– Правда вам колет глаза? Но вы должны ее выслушать. Вы действовали охотно, следуя своей прихоти. Принципы и мораль, которым подчиняются все, для вас только мертвые буквы. Ваш произвол прежде всего и всегда! Не правда ли, это ваше правило? И всего хуже, что следствием этого являются погибель и несчастье других! Вы имеет дело только с двумя женщинами. Что ж, это удобно, и вы злоупотребляете своим положением. Но предупреждаю вас, мне это не нравится и продолжаться так не может. Так как от вашей прихоти страдают два слабые существа, то я становлюсь их защитником.

Серж слушал эту горячую речь с презрительным хладнокровием. Когда Пьер кончил, он улыбнулся, щелкнул пальцами и, повернувшись к молодому человеку, сказал:

– Позвольте мне вам заметить, мой дорогой, что я нахожу вас крайне забавным. Вы суетесь в мои дела без всякого на то права. Спрашиваю вас: с какой стати вы позволяете себе вмешиваться? В качестве кого вы читаете эту мораль? Разве вы родственник или свойственник? По какому праву это нравоучение?

Усевшись с полной беспечностью, Серж принялся хохотать с самым непринужденным видом. Пьер сказал серьезно:

– Я был женихом Мишелины, когда она вас полюбила, вот мое название! Имея возможность жениться на ней, я принес свою любовь в жертву ее любви, вот мое право! Теперь во имя моего разбитого будущего и моего потерянного счастья я спрашиваю вас о судьбе ее будущего и ее счастья.

Серж быстро встал, глубоко уязвленный словами, сказанными Делярю, помолчал с минуту, стараясь вернуть себе спокойствие. Пьер, дрожа от душевного волнения и от гнева, старался всячески сдержать себя.

– Мне кажется, вы очень раздражены, – сказал насмешливо князь. – В вашем требовании слышится не столько крик оскорбленной совести, сколько жалоба все еще любящего сердца.

– А если бы и так? – сказал Пьер. – Мое самоотвержение имеет не меньшую цену! Да, я ее люблю! – вскричал горячо молодой человек. – Я люблю ее благоговейно, всем моим сердцем, как святую, и я не мог бы страдать более, как видя ее страдающей.

Рассерженный князь сделал нетерпеливый жест.

– Ах, не будем произносить лирических напыщенных речей, – сказал он, – будем говорить коротко и ясно. Что вы хотите от меня, наконец? Объясните мне! Я не могу поверить, что вы обратились ко мне с такой речью единственно для того, чтобы сказать мне, что вы влюблены в мою жену?

Пьер, совершенно не обращая внимания на оскорбительный тон ответа князя и стараясь всеми силами быть спокойным, сказал:

– Я хочу, так как вы спрашиваете меня об этом, чтобы вы забыли минуту заблуждения, безумия и чтобы поклялись мне честью, что не увидите более госпожи Кейроль.

Сдержанность Пьера гораздо серьезнее подействовала на Сержа, чем его гнев. Князь почувствовал себя поистине ничтожным в сравнении с этим человеком, пожертвовавшим собой и думавшим не о себе, а только о счастье существа, любимого им безнадежно. Его раздражение от этого усилилось.

– А если бы я отказался согласиться с выдумками, которые вы объясняете мне так чистосердечно? – сказал он с иронией.

– Тогда, – сказал решительно Пьер, – я вспомнил бы, что, отказываясь от Мишелины, я ей обещал быть братом для нее, и, если вы принудили бы меня к тому, принялся защищать ее.

– По-видимому, вы угрожаете мне! – вскричал Серж вне себя.

– Нет, я только заранее извещаю вас.

– Довольно! – вскричал князь, с трудом сдерживая себя. – Благодаря услуге, оказанной вами мне, мы с этих пор квиты. Но, поверьте мне, не настаивайте на своем решении. Я не из тех, которые уступают силе. Удалитесь с моей дороги, это будет благоразумнее!

– А вы выслушайте хорошенько меня! Я не из тех, которые забывают долг, как только представится какая-нибудь опасность для исполнения его. Вы знаете, как я дорого ценил счастье Мишелины, а потому вы отвечаете мне за него и я заставлю вас хорошенько помнить это.

Серж ничего не отвечал от бессильного гнева, а Пьер возвратился на террасу.

В тишине звездной ночи на дороге слышны были бубенчики экипажей, в которых приехали Савиньян, Герцог и его дочь. На вилле все было тихо. Пьер с наслаждением вдыхал воздух. Его глаза инстинктивно поднялись к блестящему небу, и далеко на небесной тверди перед ним вдруг явилась та звездочка, которую он с таким отчаянием искал прежде, когда был несчастлив. Она была блестящей и как будто ободряющей. Пьер глубоко вздохнул и удалился.

Князь провел часть ночи в клубе. Он показался там до крайности нервным и раздражительным. После переменного проигрыша и выигрыша он выиграл у своих партнеров очень большую сумму. Давно уже счастье так не благоприятствовало ему, как сегодня. Возвращаясь на виллу, он думал с улыбкой, что пословица, гласящая: «счастлив в игре, несчастлив в любви», была неверна. Он думал о прелестной Жанне, бывшей в его объятиях несколько часов перед тем и так горячо прижимавшей его к себе. Он понял, что она никогда не переставала ему принадлежать. Представляя себе Кейроля, доверчивого, серьезного и набожного, тщеславного от уверенности в своем счастьи, князь начал смеяться.

О Мишелине он совсем и не думал. Она была для него ступенью, позволявшей достигнуть богатства. Он знал ее, как тихую, нежную; знал, что она горячо любила его, но не считал ее проницательной. Ее легко можно было бы обмануть; побольше нежности и внимания с его стороны, и она была бы спокойна за его любовь, Одна госпожа Деварен стесняла его при этих соображениях насчет нарушения супружеской верности. Она была проницательна, и ему не раз приходилось видеть, что одним взглядом разгадывала ловко придуманную интригу. Вот ее-то нужно было серьезно остерегаться. Порой он подмечал в ее голосе и взгляде какую-то беспокойную суровость. Она не была из тех, которые отступили бы при скандале. Напротив, это доставило бы ей глубокую радость при возможности выгнать из своего дома человека, которого она ненавидела всеми силами своей души.

Серж вспомнил вечер своей помолвки с Мишелиной, когда он сказал госпоже Деварен: «Возьмите мою жизнь, она вам принадлежит!», на что она ответила серьезным и почти угрожающим голосом: «Хорошо, я принимаю». Теперь эти слова звучали в его ушах, как приговор. Он решился держать с тещей ухо востро. Что касалось Кейроля, то о нем не могло быть и речи. Он создан и находился на белом свете единственно для того, чтобы служить игрушкой в руках таких князей, как Серж. Его судьба была начертана на его лбу, и он не мог ее избежать. Если бы не Панин, то другой заставил бы его быть в таком положении. Во всяком случае мог ли этот прежний пастух, грубый мужик, рассчитывать сберечь только для себя одного такую женщину, как Жанна? Это было бы прискорбно и несправедливо; необходимо было провести Кейроля. Так и случилось.

Князь увидел своего лакея, ожидавшего его, спящим на скамье в передней. Он быстро прошел в свою комнату, лег спать, когда уже заря показалась на небе, и проспал без угрызения совести, без сновидений поч ти до полдня, Сойдя к завтраку, он нашел всю семью собравшейся, Явился Савиньян, полный самого нежно го внимания к своей тетке Деварен, которой он позволил себе опять предложить колоссальное дело, На этот раз, говорил он, нельзя сомневаться в успехе. Савиньян надеялся достать шесть тысяч франков у тетки, рассчитывая, что она, следуя своей привычке, не может пропустить случая купить у него так называемую им идею.

Фат был задумчив: он приготовлялся к защите своей идеи. Мишелина, бледная, с красными глазами от бессонницы, сидела около галереи, смотря молчаливо на море, где мелькали вдали, как птицы, белые паруса рыболовов. Госпожа Деварен с серьезным видом давала разные наказы Марешалю относительно почты, наблюдая в то же время украдкой за дочерью. Ее беспокоило угнетенное состояние духа Мишелины: она чуяла тут тайну. Конечно, смущение молодой женщи ны могло быть и последствием серьезного разговора накануне. Но проницательность матери угадывала новое осложнение. Может быть, было какое-нибудь объ яснение между Мишелиной и Сержем относительно игры. Она была настороже.

Кейроль и Жанна отправились на прогулку в сторону Ментоны.

В одну минуту князь дал себе отчет в настроении каждого и, обменявшись любезностями со всеми, быстро поцеловав Мишелину в лоб, уселся за стол. Завтрак шел молча. Всякий был занят своими мыслями. Серж, беспокоясь, спрашивал уже себя, не выдал ли тайну Пьер. Марешаль, уткнув нос в свою тарелку, коротко отвечал на вопросы, предлагаемые ему госпожой Деварен. Большая принужденность чувствовалась между собеседниками.

Когда встали из-за стола, все почувствовали себя свободнее. Мишелина взяла под руку мужа и, уводя его в сад под тень магнолий, сказала ему:

– Мама уезжает сегодня вечером. Она получила письмо, которое опять призывает ее в Париж. Как ты сам понимаешь, она приехала вследствие нашего отсутствия, потому что не могла долее оставаться одна, вдали от меня. По возвращении в Париж она будет чувствовать себя еще более одинокой. Я же со своей стороны скажу, что очень часто остаюсь одна…

– Мишелина! – перебил Серж с полным удивлением.

– Это не упрек, мой друг, – сказала кротко молодая женщина. Я вовсе не протестую против этого. У тебя свои занятия, свои удовольствия! Иногда этого требует положение в свете, а потому приходится подчиняться. Ты делаешь все, что находишь нужным, и это должно быть хорошо. А теперь сделай только для меня одну милость…

– Милость? Что ты? – сказал Серж, смущенный неожиданным оборотом, который принял их разговор. – Скажи мне, чего ты хочешь? Ведь ты вполне самостоятельна.

– Ну, хорошо, – сказала Мишелина, слабо улыбаясь, – я вижу, что ты готов сделать для меня все. Обещай мне, что на этой неделе мы уедем в Париж. Сезон быстро приближается к концу. Все твои друзья скоро вернутся туда. Это не будет большим пожертвованием с твоей стороны.

– С большим удовольствием! – воскликнул Серж, удивленный внезапно принятым решением Мишелины. – Но признайся, что твоя мать немного помучила тебя, – прибавил он весело, – чтобы увлечь тебя за собой?

– Мама совсем не знает о моем проекте, – сказала холодно княгиня. Я хотела сказать ей об этом, заручившись только твоим согласием. Отказ с твоей стороны показался бы ей слишком жестоким, а вы и без того не очень хороши друг с другом, что меня очень огорчает. Нужно относиться лучше к моей матери, Серж. Она уже стара, и мы должны ей оказывать больше почтительности и любви.

Панин молчал. «Как мог произойти такой поворот в мыслях Мишелины?» – думал он. Она, прежде безжалостно жертвовавшая своему мужу своей матерью, теперь просила ласки для нее. Что такое случилось?

Находчивый и в то же время легкомысленный, как настоящий славянин, Серж тотчас придумал ответ.

Все, о чем ты меня просишь, будет свято исполнено, – сказал он. – Никакая уступка не может быть для меня трудной, лишь бы угодить тебе. Ты хочешь возвратиться в Париж. Что же? Мы отправимся немедленно после того, как наши распоряжения относительно обратной поездки будут исполнены. Скажи об этом госпоже Деварен, чтобы она видела в ускорении отъезда доказательство моего желания жить в добром согласии с ней.

– Благодарю, – сказала Мишелина.

Князь очень изящно поцеловал ее руку, и она возвратилась на террасу.

Оставшись один, Серж спрашивал себя, что скрывалось за этой странной переменой молодой женщины. В первый раз она показала свою инициативу. Наверно, госпожа Деварен подняла вопрос о деньгах, и Мишелина хотела увезти его в Париж в надежде заставить его переменить свои привычки. Но это еще посмотрим. Мысль о том, что Мишелина могла застать его с Жанной, ему и в голову не приходила. Он не подозревал в своей жене настолько силы воли, чтобы так искусно скрыть горе и гнев. Без меры влюбленная, она неспособна была бы владеть собой и непременно разразилась бы какой-нибудь вспышкой. У него не могло быть никакого подозрения.

Что касалось отъезда в Париж, он был в восторге от него. Жанна с Кейролем оставляли Ниццу в конце недели. В громадном городе любовники будут более в безопасности, могут легче устраивать свидания.

Серж нанял бы маленький скромный домик около Булонского леса. В то время, как думали бы, что они исполняют светские обязанности, они были бы совершенно свободны, удалившись в очень хорошо огражденное от посторонних взоров жилище. При этой мысли Серж задрожал. Страстная любовь к Жанне кружила ему голову. Он чувствовал опьяняющий запах молодой женщины, сладость ее поцелуя на своих губах. Опьяненный воспоминанием, пожираемый новым желанием владеть ею, он находился в каком-то чаду, поддавшись сладким любовным мечтаниям.

XVII

После возвращения Мишелины в Париж все ее знакомые были встревожены происшедшей в ней нравственной и физической переменой. Пропала ее прежняя веселость. Молодая женщина стала серьезной и задумчивой. В несколько недель она сильно похудела, и одна острая и постоянная мысль как бы подтачивала ее. Госпожа Деварен серьезно страдала за нее. Она задавала ей вопросы, но та отвечала ей уклончиво. Она чувствовала себя, как обыкновенно: ничего у нее не болело, ничем она не огорчалась. Мать начала подозревать начало беременности. Она спрашивала доктора Риго, несмотря на свое предубеждение против медицинского искусства, и после продолжительного совещания с ним привела его к княгине. Доктор расспросил Мишелину, выслушал ее и объявил в конце концов, что ничего не находит, кроме небольшого малокровия.

Госпожой Деварен овладела глубокая грусть, Зловещие предчувствия осаждали ее. Она проводила бессонные ночи, во время которых ей представлялась ее дочь мертвой, и слышала погребальное пение около ее гроба. Эта женщина, такая сильная, такая стойкая, плакала теперь, как ребенок, не смея показать свою тревогу и волнуясь еще более при мысли, что Мишелина могла догадываться о том, чего она страшилась.

Серж, беззаботный, счастливый, относился ко всему с полным равнодушием. Он пи разу даже не подумал, что княгиня больна. Может быть, у нее только небольшое утомление. Наверно, подействовала перемена климата; серьезного же ничего, конечно, не было.

Серж вел самую рассеянную жизнь: он все ночи проводил в клубе, часть дня в маленьком домике по аллее Мальо, ведущей в Булонский лес, прелестном, как детская игрушка, с зубчатыми башенками. Он сиял его с меблировкой для свиданий с Жанной.

Вот сюда-то и приходила Жанна под густой вуалью по возвращении в Париж. Каждый из них имел свой ключ от маленькой двери. Первый прибывший поджидал другого. В темной передней, ставни которой были постоянно закрыты, происходили безумные объятия и горячие поцелуи. Затем, обнявшись, они входили в темную комнату, полную еще благоуханий предыдущего дня. И здесь при свете огня от камина они отдавались своей любви. Час разлуки заставлял их опомниться. Нужно было уезжать. Печаль при расставании не ослаблялась уверенностью нового свидания.

Жанна очень редко приезжала на улицу Св. Доминика. Хотя Мишелина так же принимала ее, как и прежде, но молодая женщина заметила в приеме княгини холодность, которая стесняла ее. К тому же и самой было трудно находиться лицом к лицу с женой своего любовника, а потому ее посещения стали очень редкими.

Кейроль каждое утро приходил в кабинет госпожи Деварен потолковать о делах с ней. Он снова принял на себя управление своим банком, значительные операции которого с каждым днем увеличивали его влияние на бирже. Большое «Общество Европейского Кредита», основанное Герцогом, открыло действия и обещало громадные результаты. Между тем Герцог начал внушать тревогу Кейролю. Этот замечательно умный человек имел тот серьезный недостаток, что хотел все больше и больше захватить и никогда не останавливался на одном деле. Едва одна спекуляция была пущена в ход, как ему в голову приходила другая идея, которой он всецело увлекался, принося ей в жертву прежние планы.

Так и теперь Герцог проектировал вслед за открытием «Европейского Кредита» устроить другую финансовую комбинацию, еще более величественную.

Он мечтал держать в своих руках весь финансовый мир. Кейроль, с меньшим финансовым горизонтом, но с более практическим умом, страшился новой затеи Герцога. Когда последний начал говорить с ним об этом, он прямо объявил, что больше не согласен искушать счастье. Настоящее казалось ему достаточно хорошим: он не хотел вредить ему новыми финансовыми предприятиями, по его мнению, слишком опасными.

Отказ Кейроля сильно досадил Герцогу. Немецкий финансист несколько заблуждался насчет мнения о нем в деловом мире.

Без обаяния безупречного имени Кейроля, с которым к тому же, как всем известно, связан «Дом Деварен», Герцог не мог бы так успешно расширять операции «Европейского Кредита», как теперь. Он был слишком умен, чтобы не попять этого. А потому, не располагая Кейролем для осуществления своего плана, от которого он ждал чудес, он стал искать такого сильного человека, который мог бы внушить доверие.

Его дочь Сюзанна часто бывала на улице Св. Доминика. Хозяйка и Мишелина ласково ее принимали. Она была такая серьезная, такая естественная, такая простая, как говорила госпожа Деварен, что дамы встречали ее с удовольствием, хотя ее отец не был им симпатичен. Герцог, несмотря на разные ходатайства Кейроля, не пользовался большой милостью хозяйки. Последняя находила, что он плохо зарекомендовал себя, и инстинктивно не доверяла ему.

Однажды в финансовом мире распространилась новость, которая многих привела в изумление. Мадемуазель Герцог держала экзамен в Ратуше, чтобы получить диплом. Все находили выходку Сюзанны по меньшей мере странной. К чему столько знания для молодой девушки с таким большим приданым? Ведь ей никогда не придется испытать нужду. В этом видна была притворная простота, желание только показаться, как выражался Савиньян, хохотавший от всей души над этим. Госпожа Деварен, напротив, нашла прекрасной попытку Сюзанны. Она чувствовала уважение к труженикам и находила, что чем богаче человек, тем более необходимо, чтобы он работал. Герцог позволял дочери поступать, как хочет, и не обращал внимания на разговоры.

Пришла весна, но с наступлением теплых солнечных дней здоровье Мишелины не восстанавливалось. Она не страдала, но какая-то слабость овладела ею, Целыми днями она лежала на кушетке. Сделавшись опять очень ласковой и нежной с матерью, как в былые дни, она, казалось, возвратила ей всю любовь, которой лишила ее в первые дни своего замужества.

Никогда Мишелина не наблюдала за Сержем, как он проводил свое время, хотя видела его очень мало, только за столом. Она писала каждую неделю Пьеру, который скрылся в своих копях. И каждый раз, как приходилось ей отправлять письмо, мать находила ее более расстроенной и более бледной.

Между тем Серж и Жанна сделались смелее и беззаботнее, Они убедились, что за ними не наблюдают. Теперь маленький домик на аллее Мальо казался им тесным. Они жаждали простора, мечтая о свободе в Булонском лесу. Воздух был теплый, фиалки благоухали. У них, беззаботных и сильных, явилась потребность совершать прогулки, обнявшись, вдвоем. Кроме того, их увлекало какое-то неопределенное желание хвастовства. Им хотелось показаться вместе: их приняли бы тогда за молодых новобрачных. Они вновь начали свою жизнь, изменяя судьбу, выбранную ими самими.

Они выходили из дому после полудня. Жанна, закрытая густой вуалью, дрожала при мысли о последствиях, способных произойти от этой шалости, но вместе с тем испытывала тайное наслаждение. Они выбирали самые уединенные аллеи, самые скромные уголки и после часовой прогулки возвращались ускоренным шагом, неожиданно испуганные появлением вдали, к вечеру, проезжающих тесными рядами экипажей.

Они не раз повторяли свои прогулки и привыкали к ощущению опасности. Все-таки Жанна заботливо закрывалась вуалью из предосторожности. Целью их прогулки был пруд, окруженный рощей. Они останавливались позади чащи зеленых деревьев. Там в объятиях один другого, слыша шум катящихся вдали карет, раздававшийся по камням, оживленных движением парижской жизни, они могли считать себя одинокими, затерянными в этом тенистом месте.

Однажды госпожа Деварен, отправляясь по делам в Сент-Клу, проезжала около четырех часов по Булонскому лесу. Ее кучер выбрал отдаленные аллеи, чтобы ехать без задержки. Он направлялся в Багатель. Госпожа Деварен, желая насладиться особенными благоуханиями леса, опустила стекла кареты и высунула голову, Она была погружена в печальные думы и при тихом колебании кареты глядела машинально на деревья, растущие по окраинам дороги. Вдруг карета ее остановилась, потому что на дороге оказалась оставленная бочка для поливки аллей. Это было вблизи виллы, занимаемой в старину главным секретарем префектуры Сены.

Госпожа Деварен, выглянув из кареты, чтобы узнать, какая причина заставила их остановиться, так и остолбенела. На повороте одной дорожки она увидела Сержа под руку с дамой, Госпожа Деварен вскрикнула, Пара обернулась и, заметив это бледное лицо со сверкавшими глазами, сделала движение назад, чтобы скрыться. В одну минуту госпожа Деварен выскочила на дорогу.

Двое виновных быстро бежали по дорожке. Не заботясь о том, что скажут, госпожа Деварен подстрекаемая страшным гневом, преследовала их, стараясь нагнать. Особенно ей хотелось поймать даму, старательно закрытую вуалью, и посмотреть на нее. Она угадывала, что это была Жанна. Но испуганная дама бежала быстро, как лань, по направлению к боковой аллее. Госпожа Деварен, запыхавшись, должна была остановиться. В это время она услыхала, как щелкнула запиравшаяся дверца, и увидела, как карета проехала мимо нее, увозя любовников в город.

С минуту госпожа Деварен колебалась, но затем решительно крикнула своему кучеру:

– Домой!

Оставляя свое дело в Сен-Клу, она приехала на улицу Св. Доминика лишь несколькими минутами позже князя.

Не заходя в контору, не снимая шляпы и накидки, она прямо поднялась к Сержу и вошла, не колеблясь, в курительную комнату.

Панин был тут. Очевидно, он ее ждал. Увидя госпожу Деварен, он встал и, улыбаясь, сказал с оттенком иронии:

– Заметно, что вы у себя дома: вы входите не стучавши.

– Пожалуйста, без фраз. Теперь не время. Почему вы тотчас убежали, как увидели меня?

– Вы так странно подходите к людям, – ответил он легкомысленно. – Вы прибыли, как кавалерия в атаке. Особа, с которой я говорил, испугалась. Она убежала, а я следовал за нею.

– Разве она поступила дурно, чтобы иметь основание пугаться? Разве она меня знает?

– Кто же вас не знает? Вы почти знаменитость… на рынке!

Госпожа Деварен не обратила внимания на оскорбление, но, сделав шаг к Сержу, задала вопрос:

– Кто эта дама?

– Разве вы желаете, чтобы я вам представил ее? – спросил спокойно князь. – Это одна из моих соотечественниц, полька…

– Вы лжете! – вскричала госпожа Деварен, не будучи в состоянии более сдерживаться. – Вы бесстыдно лжете!

Она хотела прибавить: «Это женщина была Жанна!», но остаток благоразумия не дал словам сорваться с губ, и она замолчала.

– Вы забываетесь, милостивая государыня! – сказал он изменившимся голосом.

– Нет, не теперь, а вот целый год, как я забывалась, а забывалась я потому, что была слаба, – сказала резко госпожа Деварен. – Пока Мишелина была между вами и мной, я не смела ни говорить, ни действовать. Но теперь, когда моя дочь почти разорена, и вы еще обманываете ее, я прекращаю всякую осторожность. Впрочем, теперь, чтобы она была на моей стороне, стоит мне произнести одно слово…

– Так что же, произнесите его! Она там, позову ее.

В эту последнюю минуту госпожой Деварен опять овладело сомнение. Что, если Мишелина в своем ослеплении не поверит ей, а найдет правым своего мужа?

Она сделала движение, чтобы остановить Сержа.

– Вас не остановила бы даже боязнь убить ее таким открытием? – спросила она с глубокой скорбью. – Что же вы за человек, если у вас так мало сердца и совести?

Панин принялся хохотать.

– Вы видите, чего стоят ваши угрозы, – сказал он, – и как я отношусь к ним. Оставьте их и на будущее время. Вы спрашиваете меня, что я за человек. Я вам скажу сейчас. Я человек с малым терпением, не позволяющий, чтобы стесняли мою свободу, а желающий остаться хозяином у себя в доме. Запомните это, если вам угодно, и действуйте сообразно с этим.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю