Текст книги "Атлантический океан"

Автор книги: Жорж Блон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

– Вы что-нибудь знаете? – спросил его Магеллан.

– Да, ваша милость.

– От кого вы узнали и что произошло?

– Чтобы это узнать, я счел необходимым составить гороскоп.

– Капитан Мескита пленник на своем корабле. Штурман Гомес с командой взяли курс назад в Испанию.

Не известно, поверил ли Магеллан в этот гороскоп, но все сказанное было чистой правдой. Прибыв в Испанию, Гомес попытался очернить Магеллана. Мескита, которого держали под арестом, не смея с ним расправиться, защищал адмирала. Испанский суд, не зная, кто из них говорит правду, принял мудрое решение держать под замком обоих, пока не вернется Магеллан.

Оставшиеся три корабля флотилии продолжали свой путь на запад. Вот уже скоро месяц, как они вошли в этот лабиринт. Мало-помалу скалы начали уступать место зеленым лужайкам. 28 ноября проход стремительно расширился, берега отошли вправо и влево, и перед моряками Магеллана предстало чудесное зрелище, чему большинство из них уже перестало верить: открытый простор моря, бесконечная линия горизонта.

Человек с железной волей безмолвно стоял на полуюте, не сознавая, что его люди потянулись теперь к нему. Пигафетта отмечает в своем репортаже: «Глаза адмирала наполнились слезами. Они катились по щекам к бороде».

Еще через минуту Магеллан устремится в необъятные просторы нового океана, величины которого он себе не представлял, которому он даст название Тихого моря и где найдет трагическую смерть.

После викингов, после португальцев, обогнувших Африку с юга, после Колумба и Магеллана плавание через Атлантический океан само по себе уже не считалось большим событием. Это водное пространство было теперь завоевано и исследовано, по крайней мере если иметь в виду его поверхность.

Однако нельзя не рассказать здесь, хотя бы вкратце, еще об одном человеке, деятельность которого в общем была связана больше с освоением нового материка, чем с морем, но который никогда бы не завоевал себе славы, не будь он отличным мореходом. По количеству рейсов через Атлантику это был рекордсмен своего времени – француз Жак Картье.

В 1534 году Жак Картье, которому было тогда сорок лет, оповестил всех жителей Сен-Мало, своего родного города, что он набирает команду для двух кораблей «с назначением в отдаленные земли северо-запада». Никто не откликнулся.

И совсем не потому, что не было доверия к Картье, который был женат на дочери именитого человека в городе и долгое время, как все знали, плавал с португальцами к берегам Бразилии. Просто жители Сен-Мало предпочитали выходить в море на лов трески.

Картье рассуждал так: «На юге Атлантического океана Магеллан нашел проход в Индию и Китай. Такой же проход должен быть и на северо-западе, и путь этот короче». Через Филиппа де Шабо, видного французского адмирала, Картье сообщает о своем намерении отправиться на поиски северо-западного прохода королю Франциску I, на что король ответил: «И побыстрее», распорядившись выдать моряку шесть тысяч ливров и два судна. Как свидетельствовала королевская грамота, Картье был послан для того, чтобы «открыть некоторые острова и земли, где, говорят, есть много золота и других сокровищ». Алчность оставалась мощным двигателем. Узнав о том, что жители Сен-Мало не пожелали принять участия в экспедиции, Франциск I разразился гневом.

– Наложить эмбарго на этот порт. Чтоб ни один корабль не вошел в него и не вышел, покуда Картье не наберет себе моряков.

Город будущих корсаров сопротивлялся две недели, потом матросы все же пришли на суда. 15 апреля эмбарго было снято, и 20 апреля Жак Картье приготовился к отплытию. Через три недели он достиг Ньюфаундленда, где рыбаки уже ловили треску.

Отсюда Жак Картье повернул на север, продвигаясь вдоль берегов острова, и попал в пролив Белль-Иль, который он принял сначала за северо-западный проход. Это пролив шириной в 25 км отделяет с севера Ньюфаундленд от американского берега. Из него корабли Картье прошли в залив Святого Лаврентия, в то время еще не исследованный и безымянный. Иногда по берегу украдкой проскальзывали туземцы в шкурах, с бронзовыми лицами, с птичьим пером в блестящих черных волосах.

Следуя вдоль западного берега Ньюфаундленда, экспедиция спустилась к югу, и снова Картье взял курс на запад, продолжая разыскивать проход. Температура быстро возрастала. В начале июля суда вошли в обширную глубокую бухту. На карте, которую составлял Картье, он сделал надпись: «Теплая бухта». 24 июля на вершине прибрежной скалы был установлен десятиметровый деревянный крест с вырезанными на нем тремя королевскими лилиями и надписью: «Да здравствует король Франции!» Появившиеся в это время индейцы стали возражать против возведения тотема, но потом, когда им раздали алые шапочки и стеклянные бусы, успокоились.

5 сентября Картье возвратился в Сен-Мало. Ни одна из целей, поставленных Франциском I, не была достигнута, но во владение короля поступали вновь открытые земли. Кроме того, Картье привез с собой двух индейцев, сыновей кацика. В Луврском дворце они опустились на колени перед Франциском I и стали рассказывать, насколько можно было понять их слова, что, если плыть дальше на запад, можно попасть в страну, где горы были из золота и драгоценных камней. Этот мираж побудил короля еще раз субсидировать Жака Картье.

19 мая 1535 года из Сен-Мало на завоевание душ, земель и золота снова уходят три корабля: «Гранд-Эрмин», «Петит-Эрмин» и «Эмерийон». На их борту семьдесят три моряка, два священника, аптекарь, цирюльник-костоправ и несколько добровольцев из дворян. Все капитаны и боцманы были родственниками Жака Картье.

На этот раз экспедицию сильно потрепала буря в Северной Атлантике, разлучив корабли. Однако 27 июля они все благополучно встретились в проливе Белль-Иль, что свидетельствовало об умелом командовании. 1 сентября Жак Картье снова входит в залив Святого Лаврентия, где французы завязывают отношения с индейцами племени алгонкин, полукочевниками, которые на клочках скудной земли выращивали кукурузу. Благодаря двум индейцам, вывезенным при первом плавании и исполнявшим теперь роль переводчиков, экспедиция почти не встречала трудностей в общении с местным населением.

Войдя в устье реки Святого Лаврентия, Картье стал подниматься вверх по течению сначала на всех трех кораблях, потом только на «Эмерийоне» и двух шлюпках и, наконец, только на одних шлюпках. Так он добрался до ирокезского поселения Гочелага на месте нынешнего Монреаля, потом снова спустился к гавани Святого Креста, где теперь раскинулись обширные доки Квебека.

15 ноября на реке появились огромные льдины. Поврежденный «Петит-Эрмин» пришлось бросить. 20 ноября река замерзла совсем. По льду к обломкам судна сбегались индейцы.

Зимовка на канадском побережье была ужасной. Из-за цинги. Участники экспедиции Картье ничего не знали об этой тяжелой болезни, издавна косившей моряков парусного флота. Питались они одной только кашей из кукурузы и копченого мяса. К середине декабря двадцать пять твердых, как камень, трупов грудой лежали в лачуге в ожидании тепла, когда их можно будет похоронить, а остальные сорок матросов были в очень плохом состоянии. Спасло их индейское средство, которое местные жители принимали всегда заблаговременно – отвар из хвои канадской ели.

Зима наконец разжала свои объятия, и 6 мая экспедиция смогла отправиться в обратный путь. 6 июля корабли прибыли в Сен-Мало.

Теперь карты эстуария реки Святого Лаврентия были достаточно точны, чтобы опытные капитаны могли безопасно плавать в этих местах. Поднявшись по реке более, чем на тысячу километров, Картье открыл самый удобный путь во внутренние районы североамериканского материка.

Однако этот важный итог казался тогда просто смешным рядом с тем фактом, что путешественник не привез золота. С другой стороны, для того чтобы вернуться в Канаду, надо было ждать передышки в войне, столкнувшей Францию с Англией и Испанией. Новая экспедиция оказалась возможной только в октябре 1540 года. На сей раз Франциск I решил основать на новых землях колонию. Но, считая, что доверить простолюдину управление Канадой невозможно, он поручает это дело Жану-Франсуа де ла Руану, сеньору Робервалю, назначив его «вице-королем и наместником острова Тер-Нев[20]20
  Так французы именовали Ньюфаундленд.


[Закрыть], Лабрадора и Канады». Картье оказался у него в подчинении и должен был отправиться первым, чтобы подготовить резиденцию для Роберваля, который тем временем вербовал колонистов. Картье и на этот раз получает задание «найти золото».

Он думал, что нашел его на берегах реки Святого Лаврентия, у самого уреза воды, «листочки золота толщиной с ноготь», а подальше, на плато, «камни, похожие на алмазы, прекрасно отполированные и с такими чудесными гранями, какие только может увидеть человек; они сверкали, словно искры огня».

Жак Картье покинул Канаду в мае 1542 года, не дождавшись Роберваля, который сильно запаздывал на свой пост губернатора. Он встретился с ним на Ньюфаундленде. Слухи, что француз возвращается с сокровищами, докатились уже до Испании и Португалии. Однако то, что он принял за золото, было пиритом, а алмазы оказались горным хрусталем. Франциск I решил посмеяться над этим, и вместе с ним смеялся весь двор.

Роберваль оказался плохим губернатором. Он не сумел поддержать порядка среди колонистов, многие из которых были закоренелыми преступниками. Они то и дело устраивали между собой драки и для их непрочного мирка краснокожие оказывались грозной силой. Около четверти колонистов погибли из-за глупого упорства или легкомыслия, отказываясь пить противоцинготный отвар. Весной 1543 года оставшиеся в живых возвратились на родину.

Жак Картье жил в своем родном городе мирной жизнью капитана дальнего плавания в отставке. Умер он от чумы, свирепствовавшей в тех краях в 1557 году. Никто из его соотечественников не понимал тогда, что этот выдающийся мореплаватель проложил пути для тех, кто в следующем поколении должен был основать Новую Францию.

ПИРАТЫ, ФЛИБУСТЬЕРЫ, КОРСАРЫ

Пираты, корсары и флибустьеры, самые грозные мореходы Атлантики. Трудно сказать, когда начался разбой в этом океане, но, кажется первым корсаром, завоевавшим широкую известность, была женщина.

Около 1335 года Жанна де Бельвиль вышла замуж за Оливье де Клиссона, бретонского дворянина. Время было неспокойное. Король Англии Эдуард III заявлял претензии также и на титул французского короля.

– По линии своей матери, Изабеллы, я внук Филиппа Красивого. Филипп VI Валуа, который, собственно говоря, правит теперь Францией, приходится ему только племянником. Это узурпатор.

Филипп VI правил совершенно законно на основании одного из самых древних документов своей страны, салического закона времен Хлодвига, устранявшего женщин от наследования короны. В Англии такого закона не было, поэтому Эдуард III и претендовал на оба трона. Началась война, которая, как потом окажется, растянулась на сто лет.

К этой буре страстей добавлялся еще внутренний конфликт. Двое наследников, Жанна де Понтьевр и ее младший брат Жан де Монфор, ссорились из-за герцогства Бретань. Французский король поддерживал Жанну, английский – Жана. Оливье де Клиссон, муж Жанны де Бельвиль и сторонник Жана, попадает в руки Филиппа VI.

– Отсечь ему голову!

Вдова казненного призвала к себе двух сыновей.

– Поклянитесь перед Богом, что вы отомстите за отца!

Но старшему было в то время всего четырнадцать лет, а Жанна не хотела слишком долго ждать. Вместе с сыновьями она отплывает в Англию и добивается приема у Эдуарда III.

– Я бретонка. На море для меня не существует страха. Дайте мне флот, и я заставлю французов поплакать.

Эдуард III распорядился выдать ей три корабля, которые все вместе получили несколько пышное название: «Флот возмездия в Ла-Манше». Жанна не хвасталась. Несколько лет ее флотилия грабила французские торговые суда и даже нападала порой на военные корабли. Добычу отправляли в Англию. Команда кораблей почти всегда истреблялась. Жанна руководила боевыми действиями, сражаясь в первых рядах, и так же ловко владела саблей, как и абордажным топором. Под ее ударами слетали головы, обильная дань праху покойного мужа.

Во Франции ее прозвали «кровожадной львицей». Парламент вынес решение об ее изгнании и конфискации имущества.

– Смехотворное наказание, – заявил Филипп VI. – Бешеную ведьму надо захватить живую или мертвую.

Французский флот получает приказ прочесать все воды Ла-Манша, однако Жанна ускользала от патрулей, словно змея. Но вот однажды ее флотилия попала в окружение, завязался бой. И тут Жанна повела себя так, как мало кто из корсаров вел себя впоследствии. Оставив своих моряков выкручиваться самим, она велела спустить на воду баркас и села в него вместе с сыновьями и дюжиной гребцов. Королевские суда не заметили, как удалилась эта низкобортная лодка.

В течение шести дней матросы пытались догрести до берегов Англии, ориентируясь по солнцу. Однако ночью их относило в другую сторону, потому что в Ла-Манше много разных течений, не слишком благоприятных для плавания на веслах. Было очень холодно, а у них ни воды, ни пищи, так как совершали они свой побег второпях. На шестой день Жанна прижимала к себе тело умирающего младшего сына, а потом его труп. На следующий день она наконец согласилась, чтобы его опустили в море. Умер матрос, потом еще один. И тут они увидели землю. Англия? Нет, это была Бретань.

Жанна родилась под счастливой звездой. Она не была ни схвачена, ни наказана, получив приют и помощь у приверженцев Жана де Монфора. А вскоре снова вышла замуж за дворянина недурной наружности по имени Готье де Бентли. «Хеппи энд» для такого корсара, как она.

Корсар, пират, флибустьер – во многом это значит одно и то же. Черный флаг, повязка на глазу, деревянная нога – вот стереотипный портрет, который следовало бы немножко оттенить. Пират, латинское pirata от греческого peirates, основа peiran – пробовать, испытывать, в смысле: пытать счастья на море, иными словами, просто морской разбойник, незаконно грабивший все, что попадалось ему на пути и не имело достаточной защиты. А корсар не был человеком вне закона. От своего правительства он получал грамоту, мандат, разрешавший ему «преследовать» торговые суда противника. Если он попадался, его не отправляли на виселицу, а судили по законам военного времени.

В этом их правовое отличие. Однако нередко корсары превращались в пиратов, так как продолжали свой промысел, не обращая внимания на мирные договоры, в то время как их страна уже не воевала с какой-то другой страной. Иногда одни и те же люди были то корсарами, то пиратами в зависимости от того, что привлекало их на море, какое было настроение команды и от их финансового положения.

Такая вольность действий была в большой мере свойственна флибустьерам. Слово «флибустьер» имеет чисто географическое значение: моряк, чаще всего корсар, но иногда и пират, действующий в Карибском море и Мексиканском заливе, французские флибустьеры обосновались на Черепашьем острове[21]21
  Черепаший остров – небольшой остров Тортуга (исп. Черепаха) у северного берега острова Гаити.


[Закрыть], их английские коллеги – на Ямайке.

А что касается такого выразительного черного флага с изображением черепа и двух костей, то развевался он только на судах английских пиратов в самом конце XVIII века и начале XIX, и далеко не на всех и не всегда. Прежде всего пираты и флибустьеры стремились обмануть противника, и поэтому поднимали на своих кораблях разные флаги или плавали вовсе без флага. Пираты, у которых был «Веселый Роджер», поднимали его, только подойдя вплотную к жертве, чтобы вызвать чувство ужаса.

Френсис Дрейк, старший из двенадцати сыновей в одной английской семье, родился около 1540 года в Тавистоке, близ портового города Плимута. Слово «Дрейк» имеет в своей основе скандинавский корень, от которого произошло слово драккар, т. е. дракон (так назывались суда викингов). Отец Дрейка был пастором на военном корабле. С пятнадцати лет Френсис начинает плавать юнгой. В восемнадцать лет он получает по наследству в полное свое распоряжение какое-то судно. Что оно собой представляло, мы не знаем, известно только, что ни о какой торговле или рыболовстве он и слышать не хотел. В сердце Френсиса Дрейка жила неистребимая ненависть к испанцам с тех самых пор, когда, плавая юнгой, он увидел трупы англичан, зверски изуродованные этими католиками. Теперь, шла ли война с Испанией или нет, испанцы для него стали главным противником.

Две сотни сочинений написано о Френсисе Дрейке. Однако нельзя установить точной хронологии его скитаний и невозможно узнать наверняка, с какого времени великая императрица Елизавета[22]22
  Елизавета Тюдор (1533-1603) – английская королева (1558-1603 гг.). Внешняя политика ее заключалась в усилении торговой и колониальной экспансии, грабеже Ирландии и испанских колоний, покровительстве пиратским операциям и освоению Полярных морей. Борьба с Испанией за преобладание на море закончилась победой Англии (разгром Непобедимой армады в 1588 г.).


[Закрыть] начала финансировать его авантюры, рассчитывая на большие прибыли. Более чем вероятно, что между ними уже был договор, когда воскресным августовским утром 1573 года Дрейк возвратился в Плимут. Все жители этого города знали, что, прослужив какое-то время помощником у Джона Хоукинса, ловкого моряка-работорговца, Дрейк стал вести дела самостоятельно и имел несколько кораблей с экипажем очень опытных пиратов, с которыми он захватывал множество испанских галионов, а также грабил испанские поселения на берегах Карибского моря. Весть о его прибытии распространилась в городе в то время, когда во всех церквах шла служба и было полно молящихся. Прихожане, не в силах долго сдерживать любопытства, один за другим покидали свои места, стараясь уйти как можно незаметнее. А оставшиеся последними, прежде чем уйти, передавали новость недоумевающим пасторам, и те, торопливо закончив службу, тоже направлялись в порт.

Дрейк прибыл только с одним кораблем, но привезенные им сокровища превосходили всякое воображение. Власти приказали выставить у корабля охрану, потому что город и пайщики предприятия Дрейка, а среди них в первую очередь королева, должны получить свою долю от этой добычи.

Жак Шастенэ рассказывает о первой встрече (время неизвестно) королевы с Дрейком: «В этом человеке тридцати пяти лет, коренастом, краснолицем, белобрысом, с вульгарными манерами она сразу почуяла существо того же склада, что и она сама: энергичного, хитрого, англичанина до мозга костей. Согласие было достигнуто очень быстро». Вульгарные манеры. Однако у себя на кораблях Дрейк запретил сквернословие и заставил выполнять этот невероятный для пиратской среды запрет. Несмотря на постоянную напряженность отношений, официально войны между Англией и Испанией в то время не было, а это значит, что Дрейк действовал как пират.

Любое государство, любой правитель всегда нуждаются в деньгах. Когда Дрейк выплатил королевские дивиденды, ему дают наказы об «открытиях»: отправиться на поиски загадочного южного континента, который владел в то время воображением некоторых географов. Такое мирное задание было в основном лишь подходящим прикрытием. Прежде всего Елизавета желала, чтобы мореплаватель привозил побольше всякого добра, которое можно обратить в звонкую монету.

В ноябре 1577 года Дрейк снова вышел из Плимута с пятью кораблями. Один из них, «Пеликан», грузоподъемностью 100 т, на борту которого находился сам Дрейк, должен был во время плавания сменить свое название и стать «Золотистой ланью».

У берегов Африки было захвачено португальское судно, и таким образом флотилия пополнилась еще одной единицей. На борту захваченного судна оказался лоцман по имени Нуньо де Силва, известный хорошим знанием бразильского берега.

– Поведете нас в те края, – сказал ему Дрейк.

Португалец понял, что отказ означает веревку на конце рея. Дрейк плыл не спеша, осматривал все, что попадалось на пути, со спокойной энергией подавил мятеж одного капитана в бухте Сан-Хулиан, там же, где пятьдесят семь лет назад Магеллан предал смерти своих бунтовщиков.

У берегов Патагонии загорелся захваченный португальский корабль и еще два корабля флотилии, но это, кажется, не поколебало оптимизма главы экспедиции. 20 августа 1578 года, в разгар южной зимы, Дрейк вошел в пролив Магеллана и одолел этот скалистый коридор с самыми коварными ветрами на свете за шестнадцать дней. При выходе из пролива затонул один из трех оставшихся кораблей флотилии, а еще один был так сильно потрепан, что его капитан счел более благоразумным вернуться в Англию.

– Тогда я взял курс на юг и отправился на поиски южного континента, – рассказывал Дрейк по возвращении, – и я его не нашел.

Никому не суждено было его отыскать, но многие из тех, кто слушал тогда мореплавателя, не верили его словам: «У него была другая цель».

Дрейк и в самом деле вскоре переменил курс и вернулся к берегам Америки. В то время испанцы наслаждались в полной безмятежности плодами своей победы. Последние непокорные инки и арауканцы были уничтожены, остальные работали на золотых и серебряных рудниках, и обращались с ними так, что они долго не выдерживали. Караваны мулов и лам доставляли драгоценные слитки к портам, куда за ними приходили королевские суда и увозили в Панаму. Надзор за всем этим был сильно ослаблен. Как-то в Тарапаке люди Дрейка натолкнулись на спящего испанца и рядом с ним увидели мешок, в котором оказалось шестнадцать серебряных слитков. Королевские пираты ходили таким образом от порта к порту, не встречая особого сопротивления. Неподалеку от Кальяо они захватили и разграбили галион, а немного севернее другой – «Какафуего». На нем оказалось 26 тонн серебра, тринадцать ящиков с золотыми самородками, 80 фунтов золота в слитках и множество всяких ценных предметов. «Золотистая лань» была теперь так нагружена, что зарывалась носом в волну. Чтобы привести корабль в нормальное положение, Дрейк велел распределить груз по-иному.

– В Англию вы вернетесь с востока, – приказал ему младший камергер королевы, финансовый распорядитель морских путешествий и открытий. – Пройдете через пролив открытый Фробишером на севере американского материка.

В действительности Фробишер тщетно искал этот проход. Нагруженная до краев «Золотистая лань» взяла курс на север, достигла приполярных вод, где все больше и больше становилось плавучего льда. Несмотря на почтительный страх перед знаменитым капитаном, команда начала роптать, считая совсем неразумным подвергать опасности плоды стольких усилий ради каких-то географических соображений. Дрейк наконец согласился с ними, когда увидел, что американский берег повернул на запад и что с каждым днем ледяной ветер становится все свежее.

– Возвращаемся западным путем. И затем, отчасти из желания показать, что на корабле он все же остается главный после Бога, Дрейк затягивает возвращение, чтобы исследовать немного побережье. Он высадился в бухте под 38°30' северной широты, среди крутых белых скал.

Появились индейцы. Дрейк приказал не обижать их, а дисциплина у него была железная, так что отношения установились дружеские. Экспедиция пробыла в тех краях до середины 1579 года, но Дрейк так и не узнал, что оставалось всего лишь несколько миль до входа в великолепную бухту, где теперь раскинулся Сан-Франциско. На месте своей высадки он велел поставить стелу с медной дощечкой, объявляя этот берег владением королевы Елизаветы I, и для большей верности велел закопать у основания монумента английский шестипенсовик, так как более крупной монеты под рукой не оказалось. Эта дощечка, в точности совпадающая с описью, составленной тогда по судовым документам, была обнаружена в 1938 году.

«Золотистая лань» пересекла Тихий океан, обогнула в середине июня 1580 года мыс Доброй Надежды и 28 сентября прибыла в Плимут. Дрейк был первым капитаном, совершившим кругосветное плавание на своем корабле.

Ценность его груза была определена в миллион фунтов. Так как Англия и Испания не все время находились в состоянии войны, посол Филиппа II в Лондоне потребовал, чтобы часть привезенной Дрейком добычи была возвращена Испании, и он этого добился. Из осторожности Елизавета прервала общение с Дрейком, не принимала его пять месяцев. Но потом, раздраженная действиями испанцев в Северном море, решила сделать жест, который мыслился как предостережение. «Золотистая лань» получила приказ стать на якорь в порту Дептфорд на Темзе.

Почти каждый английский школьник может описать историческую сцену, которая за этим последовала. Поднявшись на борт «Золотистой лани», Елизавета I заставила пирата опуститься на колени и отдать ей свою шпагу: «Дрейк, королю Испании нужна ваша голова. Я пришла, чтобы отсечь ее», потом, обнимая пирата: «Встаньте, сэр Френсис!», и пожаловала ему титул барона. Другая версия гласит, что при этом присутствовал посол Франции и что акт возведения в дворянство королева в шутку поручила ему. Вариант этот кажется мне менее правдоподобным и не таким выразительным.

Через несколько лет Елизавета узнает, что Филипп II приказал тайно снарядить огромную армаду. По всем донесениям, флот предназначался для высадки на английский берег. Королева вызвала к себе пирата:

– Узнайте, что там происходит, и в случае необходимости предупредите намерения испанцев.

Дрейк отплывает с тридцатью судами. Разведывательная служба действовала в те времена очень активно и успешно. Дрейк узнал, что значительная часть Непобедимой армады – таким было ее кодовое название – сосредоточена в Кадисе. Он достигает прохода в этот строго охраняемый порт и проникает даже во внутреннюю гавань, где пускает ко дну тридцать три испанских судна, две галеры и уводит пять судов с добычей, среди них большой корабль «Сан-Фелипе», который прибыл из Мозамбика с грузом золота, пряностей, фарфора, бархата. Всего сокровищ там было на 14 тысяч фунтов. Среди судовых документов на захваченных кораблях оказались «совершенно секретные» дела торговли с Востоком, карты, описи товаров и разные, использованные в свое время сведения. «Не будь Дрейка, – писал биограф этого пирата, – еще неизвестно, была бы когда-нибудь королева Виктория увенчана короной императрицы Индии»[23]23
  В 1876 г. по инициативе премьер-министра Великобритании Дизраэли английской королеве Виктории (1837-1901) был присвоен титул «императрицы Индии».


[Закрыть].

20 июня 1587 года сэр Френсис возвращается в Плимут. Из тридцати вверенных ему судов он приводит обратно только двенадцать. Никто и не думает выговаривать ему за эти возмещенные с лихвой потери. Через год, произведенный в чин вице-адмирала, Френсис Дрейк смог сыграть свою роль в разгроме восстановленной Непобедимой армады. А после этого ставший уже законным корсаром вице-адмирал снова пускается в просторы Атлантики. Случалось, что, разглядев его флаг, галионы сдавались без боя.

В 1592 году Плимут посылает Дрейка заседать в Парламенте, но словесные бури не пришлись по нраву этому человеку, привыкшему больше к реву ветра и крику чаек над волнами.

Название флагманского корабля, на котором Дрейк отплыл в 1594 году в Вест-Индию, имеет на английском языке ясное значение: «Дифайенс» (вызов). И, кажется, именно с этого момента судьба принимает вызов гениального авантюриста, до сих пор такого удачливого.

В конце XVI века Панама, самый важный пункт транзита сокровищ из Перу, переживала очень сильное оживление. В порт без конца входили и отправлялись из него всевозможные корабли. Было сколочено уже немало внушительных состояний.

– Такой город, если я на него нападу, скорее согласится заплатить выкуп, чем даст себя разрушить.

Дрейк был твердо уверен в том, что его имя вызовет в городе страшную панику. Составив ультиматум, он поручает одному из своих капитанов, Баскервилю, доставить его губернатору Панамы на тихоокеанское побережье.

– Я подожду вас здесь, а вы совершите хорошую увеселительную прогулку.

Но на самом деле из-за климата, комаров, змей путешествие через перешеек никогда не было увеселительной прогулкой. Дрейк это хорошо знал, так как сам был здесь в 1572 году> возглавляя маленькую экспедицию, которая пробиралась к портам Панамы. Баскервиль согласился выполнить такое поручение и с небольшим отрядом отправился по пути, проложенному караванами мулов, перевозивших испанское золото.

Через три недели странная новость пришла на корабль. Принес ее местный рыбак: на соседнем пляже он видел нескольких англичан, которые пришли туда пешком. Все они в жалком состоянии и просят помощи.

– Не могу поверить, что это Баскервиль, – сказал Дрейк капитану своего корабля. – Подойдите ближе к берегу.

Посланная лодка подобрала на пляже обессиленных людей, среди них был и Баскервиль. Да, это был он, не только изнуренный, но и раненый.

– Нам не повезло, адмирал. Гарнизон Панамы хорошо защищался, даже пошел в контратаку.

– Ничего, подождем. Панама от нас никуда не уйдет.

Особенно бесило Дрейка то обстоятельство, что причина, из-за которой ему пришлось отложить наказание наглого города, была для корсара немного конфузной: дизентерия. Несколько дней «Дифайенс» крейсировал вдали от Порто-Бельо. Чтобы развлечь лежавшего в своей каюте адмирала, художник, официально картограф экспедиции, пришел показать ему акварели.

– Это вид островка Буэнавентура, адмирал. Мне хотелось поместить «Дифайенс» у этого зеленого берега.

Дрейк смотрел с явным нетерпением и не отвечал ни слова. Лекарь адмирала сделал художнику знак удалиться. Через минуту послышались крики, затем звук торопливых шагов на корме. К собравшимся офицерам вышел лекарь.

– Адмирал сказал мне, что хочет любой ценой идти на разгром Панамы. «Сейчас же отдаю приказ». Он поднялся на койке и упал мертвый.

«До Нельсона в Англии не было более знаменитого моряка». Эта фраза по существу или дословно выходила из-под пера многих английских историков. Испанцы со своей стороны, видимо, тоже не забывали Дрейка. В 1915 году один из его биографов, А. Мейсон, имел случай встретиться с алькальдом города Кадиса. Этот городской голова был с ним так мало любезен, что Мейсон спросил о причине подобного отношения. Испанец посмотрел ему в глаза:

– Разве вы забыли Дрейка?

Нет на свете беспокойнее груза, чем порох. Во время второй мировой войны суда с боеприпасами, составлявшие конвои союзных держав, пересекали Атлантику и Северный Ледовитый океан. Если в одно из них попадала торпеда, бомба или меткий снаряд, зрелище всегда было потрясающим: глухой взрыв, огненный столб как будто до самого неба, густой дым, а потом, когда он рассеется, на море ничего, абсолютно ничего, словно корабля вовсе и не было.

Подобная участь ожидала в 1689 году французский фрегат «Серпант» с 24 пушками на борту, атакованный голландским судном в то время, когда он доставлял из Кале в Брест бочонки с порохом. Канониры старались как могли, отвечая на залпы нападающих, но весь экипаж считал положение не слишком приятным. Юнга, не менее матросов понимавший, какая угроза нависла над «Серпантом», сидел, смертельно бледный, прижавшись к мачте. Возраст его мог служить некоторым оправданием – двенадцать лет. Капитан «Серпанта» заметил испуганного мальчика.

– Пусть встанет. Привяжите его к мачте. Тот, кто не умеет смотреть опасности в глаза, не заслуживает жизни.