Текст книги "Дни и ночи"

Автор книги: Жильбер Синуэ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)

25

Вытянувшемуся на спине Рикардо никак не удавалось отвлечься, он не мог отвести глаз от звезд. Можно было подумать, что в небесном своде проколоты мириады дырочек. А где-то, в недоступном взгляду месте, должен был понемногу угасать чудовищный космический костер. Он дал волю воображению и представил, что, взорвись однажды этот свод, сам Бог ослепнет. Что касается самого Рикардо, то он уже пережил такой взрыв. Теперь он здесь, лежит в критской пыли в открытом поле, за тысячи километров от своей земли, оторванный от всего, чем раньше жил. Он сжег все символы, вырвал все корни, как выпалывают сорную траву, бросил дом, где родился, плантации и ранил сердце единственной женщины, которую по-настоящему любил.

«Я бы довольствовалась тем, что ты мне дашь…»

Сколько уверенности, столько и сомнений. Жертвы в обмен на возможное ничто.

«Берегись. Я чувствую, что на тебя воздействует сила, названия которой я не знаю. Куда она тебя увлечет? С какой целью?»

Действительно, с какой целью? Он ужаснулся, осознав мощь, с которой эта сила влекла его сюда. Неужели это любовь? Непреодолимый зов? Властное желание сжечь себя дотла, превратиться в пепел? Должен ли человек уничтожать себя ради того, чтобы возродиться возвысившимся? А если это не так, тогда не было ли это мигом проклятия, словно взгляд Орфея, брошенный на Эвридику у ворот Аида?

«Будто с незапамятных времен существовало что-то вроде рока, вписанное в тела влюбленных». Слова Влазаки звучали в ночной тиши вслед за словами Флоры.

Он перевернулся на бок. Кучер и художник крепко спали. Почему Александр так настаивал, так хотел его сопровождать? Почему решил наблюдать за развитием этой истории, как Адельма Майзани? Может, желал найти подтверждение своим собственным опасениям? Либо, подобно одержимому, вновь обрести с помощью Рикардо эмоции, когда-то испытанные им самим? Хоть бы заснуть ненадолго. Но сон бежал от него, ускользал так же, как Сарра.

Сарра, Дора… Прошлое и настоящее. А где же будущее?

Уже светало, а он так и не поспал. Ничуть не отдохнув, Рикардо вскочил на ноги и разбудил своих спутников.

– Бодритесь, – бросил он Влазаки. – Еще километров тридцать с небольшим, и ваши мучения окончатся.

Художник сонно потянулся.

– Годы уже не те, чтобы спать под открытым небом. Никогда больше не ввяжусь в такие авантюры.

Дорога, ведущая в Фест, проходила по долине. Ну что за плодородная земля! Казалось, брось наугад зернышко, даже на камень, и оно тотчас же пустит корни: вырастет дерево, куст или цветок. Если бы долину пересекали четыре реки, а не одна, сравнение с садами Эдема было бы полным. Горные массивы в уровень с облаками, ровное плато в низинах, заливы, широко открытые африканскому берегу, замкнувшиеся в себе бухточки, напуганные металлической голубизной моря.

Трио хранило молчание до тех пор, пока на горизонте не обрисовался первый холм. На севере виднелась вершина горы Ида.

– Более символического места нельзя и представить, – обронил Влазаки. – По легенде, именно туда мать Зевса Рея перенесла новорожденного сына, дабы избавить его от обжоры отца, Хроноса. Благодаря этому вскормленный нимфами и выросший под их покровительством Зевс мог стать властелином Вселенной. – Александр улыбнулся: – Как вы, Рикардо. Соединившись с Саррой, вы победите смерть.

– Сравнение мне кажется преувеличенным. Скажите лучше, почему отец хотел сожрать собственного сына?

– А просто из страха, что тот лишит его трона. Боги, подобно людям, страшно боятся делить с кем-либо власть.

– Фест, – объявил возница.

Рикардо демонстрировал удивительное спокойствие – не то, что накануне. Глаза его взирали на мир безмятежно. Руки не дрожали. Влазаки, наблюдая за ним, пришел к выводу, что Вакаресса точно уверен: свидание с Саррой состоится.

Проезжая тропа, ведущая к вершине холма, оказалась довольно крутой, и наши герои видели, что критянин хочет отступить. Но он не сделал этого. Ему никогда и в голову не приходило, что за столь короткое время он будет обеспечен на всю оставшуюся жизнь, и он втайне благословлял безумство иностранца.

Вот они достигли границы участка. Дух захватило от открывшейся панорамы. Взглядом можно было охватить море, долину и горный массив. На смену мрачным и скупым красотам Кносса явился пейзаж, наполненный светом и изобилием. Восторг вызывали даже не развалины, освобожденные от наслоений, а их поразительное обрамление.

Как и в Кноссе, среди руин сновали рабочие. Работой руководил мужчина в белой фетровой шляпе и с очками на носу.

– Не вижу женской фигуры, – осмелился произнести Александр.

В ответ – молчание.

Рикардо спрыгнул на землю и пошел вперед.

Наконец-то он приближался. В этом он был уверен.

Рикардо приближался к ней.

Словно какой-то голос вел его. О том, что он скоро увидит Сарру, шептали ветер, земля, деревья.

Увидев ее, он вздрогнул.

Она появилась внезапно, неизвестно откуда.

Подошла к мужчине в шляпе, заговорила с ним, стоя метрах в двадцати от Рикардо.

Затем неожиданно повернулась и пошла в сторону.

Он прибавил шагу.

Александр тоже увидел ее, но не шелохнулся.

Сейчас Сарра, обогнув стену, исчезнет.

Рикардо уже почти бежал.

Проскочив мимо мужчины в белой шляпе, удивленно взглянувшего на него, Вакаресса оказался за стеной.

Она была там. Стояла к нему спиной, занятая бог знает чем.

Он ясно видел ее белую, тонкую шею, тугой узел волос.

На ней было платье из белого барежа.

Возможно, почувствовав его присутствие, Сарра обернулась. В руке у нее был керамический кувшин.

Он узнал миндалевидные глаза с блестящими зрачками и родинку на носу, черненькую, как уголек. Рикардо глубоко вздохнул и спросил:

– Вы говорите по-английски или по-французски?

– По-французски, если вас устраивает. Что вам угодно?

Он колебался, молчал, пытаясь унять грохочущее сердце.

– Вам это может показаться дерзким, но мне надо с вами поговорить о чем-то очень важном.

Женщина поставила кувшин на землю.

– Но кто вы, месье?

Значит, она его не узнала. Она не искала его. Ей ничего не было известно ни об ужасах, через которые он прошел, ни о бурях, сотрясавших его жизнь.

Разве она не чувствует, что он сейчас обнимает ее, прижимается к ней? Разве не чувствует его обжигающего тела и губ, впившихся в ее губы, не чувствует, как он страстно и безмолвно сливается с ней? Не понимает?

– Мое имя вам ничего не скажет. Меня зовут Рикардо Вакаресса.

– Очень хорошо. Я слушаю вас. – Ее лицо озарилось приветливой улыбкой.

Найти слова. Но какие? Ситуация вдруг показалась Рикардо комичной. Он словно заново переживал сцену, когда пришел инспектор полиции, чтобы сообщить о смерти Янпы, а ему толком нечего было ответить. Разве что рассказать о шаманах, перевоплощении, индейцах, разговаривающих с деревьями? Сарра тоже может принять его за сумасшедшего.

– Послушайте, здесь нам могут помешать, а то, что я собираюсь вам доверить, очень важно, нельзя допустить, чтобы нас прерывали.

Доброжелательность на ее лице сменилась настороженностью.

– Вы могли бы хоть намекнуть, о чем речь? Вот мы приблизились к краю бездны.

Она, не раздумывая, бросается в нее, будто плавно опускается вдоль отвесной стены.

Словно кинувшись в омут, он проговорил:

– Речь о вас. О нас.

Она изумленно взглянула на него:

– О нас? Но я не знаю вас, месье!

– И все же прошу поверить мне. Не думайте, это не банальный флирт, мои намерения – самые что ни на есть серьезные. Просто необходимо, чтобы вы мне поверили. – И он быстро добавил: – Я преодолел тысячи километров, чтобы найти вас. Я из Аргентины.

Ошеломленная, она повторила:

– Из Аргентины?

– Да, я приехал бы к вам и из более дальних краев. – И, доверительно глядя ей прямо в глаза, добавил: – Ради вас.

От последнего признания она на какое-то время опешила. Потом разразилась смехом. Детским, не насмешливым. Это был поток нежной веселости, как в сновидении. И, как тогда, смех этот раскаленным кинжалом пронзил сердце Вакарессы.

– Ради меня? – произносила она в коротеньких паузах. – Вы смеетесь надо мной, месье. Шутите!

Вверху бушевало солнце. Ее глаза блестели, как у безумной. Он не должен отказываться от дальнейших попыток. Необходимо устоять перед желанием убежать, чтобы не сделаться посмешищем.

– Нет. Вы меня неверно поняли. Глупо пересекать Атлантику, Средиземное море и часть Эгейского ради удовольствия пошутить. Я постараюсь убедить вас в этом, если вы найдете для меня хотя бы один час. Только один. Здесь или в другом месте. Я вам все расскажу. Вы тогда поймете. – Он лихорадочно спросил: – Вам когда-нибудь приходилось мечтать о невозможном и воображать, что это невозможное могло бы осуществиться?

Она насмешливо усмехнулась:

– Вы хоть знаете, кто я, месье? Я хочу сказать, знаете ли, с кем разговариваете?

… Я смутно предвижу под туникой знакомый шрам, как раз над лобком. Ее божественная грудь колышется, соски натягивают ткань…

– Вы – Дора.

– Да, Дора, но я еще и археолог, ученый. А ученый верит только в то, чему есть доказательства. Что же до остального… – Она безразлично махнула рукой и с некоторой напряженностью спросила: – К чему вы клоните?

Рикардо на какое-то время отключился. Его мысли налезали одна на другую, блуждали, как в лабиринте. «Заря моей жизни, смотри на меня». «Я тут».

«Почему ты так робок?» «Страх…»

Он возобновил попытку:

– Сегодня вечером? Вы сумеете освободиться?

– И речи быть не может. – Она раздраженно повела рукой. – Говорите сейчас. Или уходите.

Мрачная заря вот-вот скроется с горизонта, с ней все и закончится. Рикардо глотнул воздуха и пригнулся, словно борец, готовый принять смертельный удар.

– А если я вам доверю тайну? Если я скажу вам об одной детали, известной только вам, о которой не мог бы знать даже близкий человек, тогда вы мне поверите?

Она смерила его взглядом.

– Ладно. Я вас слушаю.

Кровь застучала в висках Рикардо. Закружилась голова от мысли, что он может потерять эту женщину навсегда.

Он сложил руки, будто в молитве.

– Смею надеяться, вы не очень рассердитесь на меня и не усмотрите в моих словах бесстыдства. Коль уж я позволяю себе такую вольность, то только потому, что хочу убедить вас в моей порядочности и, что самое главное, в значимости тайны, которую я ношу в себе. Вы меня понимаете?

Она застыла в молчаливом ожидании.

– Там, – тихо произнес он, указав на нижнюю часть ее живота, – в том месте у вас есть шрам. Небольшой, горизонтальный. Он почти незаметен, но он есть.

Дора резко подалась назад, прикрыв рот ладонями.

– Как… – заикаясь выговорила она, – откуда?.. Он сразу сообразил, что умирать еще рано.

Она настаивала, испуганная и шокированная:

– Откуда вам это известно?!

– Это не то, что вы думаете. О нет! Мое единственное желание – все вам объяснить. Рассказать, почему я вас искал повсюду, как вы неотступно следовали за мной днем и ночью, как проникли в мою кровь, как я дышал только вашим дыханием. Рассказать, почему я бросил все: родных, богатство, родину. Почему вы стали смыслом моей жизни, и теперь все, что не связано с вами, лишено смысла, сама жизнь моя стала бессмыслицей.

Она смогла лишь проговорить:

– Мой шрам… Но откуда?.. – Это был не вопрос, а скорее мысль вслух.

– Один час. Ничего более. Умоляю вас.

– Но когда? Каждая минута у меня на счету. Вы когда-нибудь работали на раскопках?

– Нет. Но полагаю, с наступлением темноты можно прерваться. – Он предложил: – Сегодня вечером.

– Вечером?

– Не важно где. – Голос Рикардо срывался. – Умоляю вас… Не заставляйте меня унижаться…

Поверила ли она? Была ли взволнована и потрясена появлением этого до крайней степени расстроенного человека? Она уступила.

– Будь по-вашему! Сегодня вечером. В двух километрах отсюда, на побережье, есть деревушка Матала. Там вы найдете таверну. Она единственная. В ней мы обычно ужинаем. В семь часов.

– В семь часов.

Жестом он попрощался и удалился.

Дора не спускала с него глаз. Она подождала, пока он скроется за стеной, и тогда бегло провела рукой по низу живота, по месту, где скрывался шрам.

26

Сумерки опускались на море. Скоро станет совсем темно.

– Который час? – спросил Влазаки. Рикардо даже не нужно было смотреть на часы.

– Пятнадцать минут седьмого.

На террасе таверны не было ни души. Внизу рыбаки собирались выйти в открытое море. Художник предложил Рикардо сигарету.

– Нет, благодарю, – отказался тот. – В последние дни я и так слишком много курил.

У аргентинца было озабоченное, серьезное лицо, но казалось, он вполне владел собой.

– Восхищаюсь я вами, – доверительно сказал Александр. – Все, что вы делаете, достойно уважения.

– Неужели?

– Все мы видим сны. Но многие ли превращают сны в явь?

– Но многие ли жили, как я? Флора – вы теперь знаете, о ком я говорю, – Флора мне сказала однажды, что я родился под счастливой звездой. Она была права. Мне здорово везло, правда. Никогда я не набрался бы сил, чтобы двигаться вперед, если бы не встретил нескольких людей. – Он перечислил: – Янпа, Горацио, Толедано, Паскуаль, Флора, Майзани и даже вы. Я не открою ничего нового, сказав, что некоторые встречи заставляют перестраиваться гораздо быстрее, чем тысяча разговоров. Повторяю: мне здорово везло.

– Очень великодушно с вашей стороны причислить к этим достойным людям и меня, но, право, не понимаю, чем я мог способствовать развитию событий.

Помолчав, Александр спросил:

– Вы верите, что она придет?

– Я хочу в это верить.

– В конце концов, эта Дора могла принять вас за безумца.

– Не исключено, но я даже думать об этом не хочу.

– Почему, черт побери?

– Понятия не имею почему. – Рикардо произнес это с оттенком отчаяния и тут же продолжил: – Может, потому, что я убедил себя: она тоже обо всем знает.

Художник недоверчиво покосился на него. Рикардо уточнил:

– Не сознательно, не отдавая себе отчета. Ее реальное «я» должно видеть меня таким: безумец, ясновидящий. Тем не менее ее скрытая сущность, спрятанная в глубине души, – та, которой три тысячи лет, – чувствует истину. – Он сделал паузу, потом спросил: – Не думаете ли вы, что можно носить в себе отпечатки другой жизни и не дать им заявить о себе?

Художник скептически поморщился:

– Если перевоплощение и существует – а ваша история тому доказательство, – то у большинства людей, а вернее, почти у всех нет воспоминаний об их прошлой жизни. А чем Дора отличается от других? Допустим, она действительно является женщиной из ваших снов, но я не понимаю, почему она должна знать то, что недоступно простым смертным.

– Что вам ответить? Вы, вероятно, правы. Однако…

– Да?

– Возможно, мое присутствие, мои слова помогут ей что-то вспомнить. Ну а если этого не произойдет сразу, хочется верить, что подсознание сделает это за нее. – Рикардо вздохнул: – В любом случае, мой друг, вы понимаете, другого выхода у меня нет. Я могу только надеяться.

Художник одобрительно кивнул:

– От всего сердца желаю вам успеха. А сейчас я должен вас покинуть – умираю от усталости. Завтра с рассветом я уезжаю. Хорошо еще, что для нас нашлись комнаты в гостинице при таверне. Никогда я так сильно не хотел лечь в кровать.

– Возница сдержит свое слово? Вы уверены, что он не смоется?

– Смоется? Не дождется обещанных вами денег? – Он похлопал по карману своего пиджака. – Ключ от его счастья – здесь. Вы были более чем щедры. У нас говорят: «Богатый, как аргентинец». Вот уж не думал, что поговорка эта настолько правдива.

Рикардо вынул из портмоне записку.

– У меня нет конверта. Здесь – несколько слов для Майзани. Как только прибудете в Пирей, не откажите в любезности отправить это по почте. Адрес на обратной стороне, напишете его на конверте.

– Разумеется. Будьте спокойны. Все будет сделано. – Он поднялся.

– Минуточку! – Рикардо тоже встал. Взял руку художника. – Что бы ни случилось, знайте, я не забуду того, что вы для меня сделали. Только что вы, кажется, удивились, когда я упомянул вас в числе людей, оказавших влияние на мою жизнь. И тем не менее это так. Вы довели меня до самого конца моих поисков. Вы были терпеливы и великодушны. Но особенно, и это самое главное, вы ни разу не посмеялись над моей безумной затеей. За все это я вам очень признателен. Спасибо.

Глаза Влазаки увлажнились. Он помолчал, потом сказал:

– Если уж кто-то должен выражать признательность, так это скорее я. Во время наших странствий я был рядом с вами, но не один. Со мной был Ставрос. Благодаря вам я понял, что может существовать нечто другое, по ту сторону смерти, что наша жизнь не заканчивается абсурдно и безвыходно. Есть какой-то мир за зеркалом. Не знаю, куда он ведет, но теперь я уверен в его существовании. Ставрос живет, только где-то в другом измерении. Мне лишь надо научиться видеть его.

Как только Влазаки ушел, Вакаресса обхватил голову руками. Теперь он был совсем один. Один, подобно воину, оставшемуся без оружия перед решающей битвой. Пока художник был рядом, он поддерживал его. Александр ушел, а вслед за ним уходили и силы.

Рикардо достал из кармана маленький кожаный мешочек, вытащил из него изумруд.

«Будущего шамана творит природа. Он должен преодолеть огромные расстояния, забраться на горы и побывать в незнакомых землях, пока не встретит Таматзина, волшебного оленя».

Судьба распорядилась так, что Рикардо вынужден был следовать по пути, предначертанному Янпой. Ему осталось лишь взобраться на последнюю вершину, почему бы не на гору Ида? Может, там находится волшебный олень?

Углубившись в размышления, он не заметил, как она вошла. Он только услышал голос:

– Добрый вечер, месье Рикардо.

Вакаресса быстро сунул изумруд в карман и так же быстро встал.

– Добрый вечер, Дора.

Она была не одна. Ее сопровождал мужчина в очках и белой фетровой шляпе.

– Знакомьтесь. Профессор Альберто Криспи. Вы аргентинец, а он итальянец. Вы должны поладить.

Рикардо вздрогнул от мысли, что этот человек мог быть мужем Доры. Возможно ли такое? Криспи лет на двадцать старше ее. Трудно было представить, что она могла выйти замуж за эти окуляры и округлый живот.

Рикардо протянул профессору руку.

– Интересно, что делает аргентинец в этом захолустье? – спросил тот.

– Удовлетворяет свою страсть к открытиям.

– В таком случае, – заверила Дора, – лучшего места вам не найти. Профессор Криспи – один из самых авторитетных археологов. Он с удовольствием ознакомит вас с нашими раскопками. – Она с игривым видом повернулась к итальянцу: – Не так ли, профессор?

– С радостью. Вы прибыли как нельзя более кстати. Завтра мы приступаем к работе над старым дворцом. Вы убедитесь, насколько чудесен Фест.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Вы уже нашли себе приют?

– В этой таверне.

– Вам повезло. Сами мы ночуем в палатках, признаюсь, это не лишено некоторой приятности.

Это уж слишком… Уйдет он наконец или останется с ними?

Археолог, должно быть, уловил нетерпение Рикардо.

– Ну что ж, я вас оставлю. Скоро придут мои коллеги. – Он нежно обнял Дору за плечи и хитрым тоном произнес: – Вверяю ее вам. Позаботьтесь о Доре, она мне очень дорога. Кстати, не знаю вашего имени.

– Рикардо Вакаресса.

– Очень рад, сеньор Вакаресса. До завтра!

– Как видите, – сказала она, сев на один из плетеных стульев, – я сдержала свое слово.

Он не ответил. Его внимание привлек журнал, уголок которого торчал из ее сумки.

– Это греческий журнал?

– Конечно же, нет, – шаловливо возразила она. – Вы что, думаете, в Фесте все читают только «Харперс базар»? – Она сразу продолжила: – Умираю от жажды. Я бы выпила стакан узо. А вы?

– Признаться, я предпочитаю вино. Я вырос среди виноградников. Этим все и объясняется.

Рикардо окликнул хозяина, Дора сделала заказ.

Под ними в море мерцали фосфорные лампы, подвешенные на мачты рыбацких лодок.

– У вас усталый вид, месье Рикардо.

Он привстал, поразившись этому проявлению внимания.

– Да, в самом деле. Я на последнем издыхании. Вернулся хозяин. Он поставил на стол стакан с узо и графин с белым вином.

– Лучшего, увы, нет, – прокомментировала Дора. – Но вино все же неплохое. Называется «Рестина». Однако поосторожнее. Оно коварно – быстро проверит вас на выносливость. – И, изменив тон, добавила: – Раз уж речь зашла о выносливости, не скажете ли, почему вы на последнем издыхании? И почему вам так хочется со мной поговорить?

Он наполнил свой бокал, но молчал. Она не унималась:

– Свое слово я сдержала. Очередь за вами.

– Согласен. Только обещайте не прерывать меня и дать договорить, несмотря на ваш скептицизм или неверие.

– Вы слишком требовательны, – заметила Дора, поднося к губам стакан. – Ладно. Я обещаю.

– Для начала скажу, что не обольщаюсь – я знаю, вы не поверите ни одному слову из этой истории. Впрочем, это не история, а летопись, судовой журнал. Мы вели его вместе. – Он сделал паузу. – Три тысячи лет назад…

Она чуть не поперхнулась.

– Повторите, пожалуйста…

– Три тысячи лет назад… – Рикардо глубоко вздохнул, отпил глоток вина и доверительным тоном начал: – Жили-были…

Слова потекли, скатываясь в море. Сначала неуверенно, потом более решительно. Они становились нотами, ноты складывались, создавая песню, и песнь эта сливалась с темнотой позднего вечера. В ней рассказывалось об истории, древней как мир. Это было повествование об очень далеком прошлом, о непроницаемой тайне, зародившейся на первой заре первого утра. Песнь оглушала Дору, лицо ее становилось серьезным. Она вызывала у нее улыбку, потом недоверие, которое все нарастало, сменяясь удивлением, и, наконец, перешло в волнение. Волнение переросло в потрясение, когда Рикардо заметил в ее сумке газету, вынул ее и пробормотал: «Элефтерон Вима», а затем вручил ей изумруд Янпы.

Но вот песнь смолкла, мелкая дрожь пробегала по телу Доры. В зрачках разгоралось пламя. По обнаженным рукам и внутри растекалась раскаленная лава древнего вулкана.

Губы их были крепко сжаты. Казалось, они останутся неподвижными навечно.

И только вмешательство трактирщика отвлекло их от размышлений. Графин давно опустел, хозяин предложил наполнить его, а заодно подать Доре еще один стакан узо.

– Не знаю, что и сказать, – медленно произнесла она, поглаживая изумруд. – Я взволнована до бесконечности, как вы догадываетесь. Более того, потрясена – никогда со мной такого не было. Когда утром вы подошли ко мне, я подумала о тысяче вещей, о чем угодно, попыталась вообразить невесть что. Все, но только не это. Да и кто бы мог догадаться, в чем дело? Разве что нечистый дух. – Произнеся это, она тут же поправилась: – Нет! Поймите меня правильно. Я ничуть не сомневаюсь в вашей искренности, в правдивости всего рассказанного вами. Я вам поверила. Может, я слишком наивна – мне часто ставили это в упрек, но я принимаю это как комплимент. Я наблюдала за вами. Вы не могли лгать. И с каждой секундой я все больше осознавала, сколько же вы выстрадали.

Дора на мгновение умолкла.

– Мне бы так хотелось… – Ее фраза повисла в воздухе. Казалось, она не может подобрать слова.

Рикардо коснулся ее руки, не решаясь на большее.

– Не останавливайтесь… Знаю, что это нелегко. Мне необходимо слушать вас. Какой бы вывод вы ни сделали, продолжайте без опаски.

Она отвела повлажневшие глаза.

– Мне так хотелось бы сказать вам, что я – Сарра. Что я вспоминаю: она – часть моей плоти, моей сущности. Но не могу. Зачем играть? Лгать, чтобы поддержать вас, было бы чудовищно. – Она повторила: – Я не могу.

– Вы заблуждаетесь. Я не прошу вас быть Саррой. Мне достаточно, что есть вы. Я любил не существо, отличное от вас, а именно вас, женщину с вашим лицом, вашими губами, вашей родинкой… – Его голос задрожал: – Которую я люблю…

Она схватила Вакарессу за руку.

– Нет! Только не это! Заклинаю вас. Вы не можете меня любить. Вы ничего не знаете обо мне. Все ваши слова обращены к Сарре. – Она упрямо повторила: – Я не Сарра.

Он дотронулся до ее щеки, осторожно вытер прозрачную слезинку.

– И однако, я все знаю о вас.

– А если я замужем? Если у меня есть дети? Мне тридцать шесть лет, вам это известно? Девушками у нас в Греции не умирают.

Он мягко, но решительно возразил:

– Вы не замужем. Детей у вас нет.

– Откуда такая уверенность? Может, вы и способны читать мое прошлое, но уж никак не настоящее!

– Будь вы замужем, это ничего бы не изменило.

– Что? Вы думаете, что говорите?

Он помолчал, прежде чем решился спросить:

– Вы замужем? Повисла пауза.

– Да, я замужем.

– Правда?

– Правда. – Она с веселым удивлением посмотрела на него, потом поправилась, словно послушная школьница: – Нет, месье Рикардо. Я не замужем. У меня никогда не было ни малейшего желания выйти замуж. Я слишком ценю свою свободу и слишком страстно увлечена профессией, чтобы положить все это на алтарь супружеского рабства.

– Не считаете ли вы, что все это игра моего воображения?

– А вы? Не считаете ли вы, что ваше стремление читать мои мысли просто отвратительно?

– Разве я ошибся?

– Не имеет значения.

Из таверны ушли последние клиенты. Рикардо с признательностью подумал об Альберто Криспи. Против всякого ожидания, тот не помешал им. Следовало ли приписать это его галантности, или же Криспи почувствовал, что ни Дора, ни Рикардо не желали, чтобы кто-то прервал их беседу? Вероятно, и то и другое.

– А теперь, – спросила Дора, – что вы собираетесь делать?

– Остаться рядом с вами.

– Вы хорошо подумали?

– А как же!

Она в замешательстве проговорила:

– Но… ведь я вам все объяснила. И довольно ясно. Он наклонился к ней:

– Вы мне объяснили, что не были Саррой. Очень хорошо. Вы Дора. Я безумно люблю Дору.

– Будьте благоразумны. Не воображайте, что я вас гоню, я просто стараюсь защитить вас от себя самого. Будь я ужасной эгоисткой, удержала бы вас при себе. Да. Я сохранила бы вас, потому что нет на свете женщины, которая осталась бы равнодушной после того, что услышала. Ни один мужчина ни разу в жизни не говорил со мной так, как вы. Ваши слова проникли в мое сердце. Они взволновали, вызвали дрожь. Если верить вам, мы превратились в пепел там, на Тире. Нас сожгла раскаленная лава. Я ощущала это, слушая вас. Да, я удержала бы вас рядом хотя бы для того, чтобы вновь и вновь слушать вас… «Заря моей жизни»… Но это было бы несправедливо. Несправедливо и эгоистично с моей стороны. Я…

– Дора, повторяю: я ничего не прошу, ничего не требую. Лишь несколько дней быть рядом с вами. Несколько дней. Я вас умоляю. Скажите «да».