Текст книги "Укрощенная любовью"
Автор книги: Жанна Монтегю
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 24 страниц)
Счастье и покой царили в душе Беренис, когда она принималась за ту несложную, но необходимую домашнюю работу, на которой держится дом и занимаясь которой она могла выразить свою любовь к Себастьяну. Приготовить завтрак, убедиться, что у него есть смена чистого белья и запас сигар под рукой – в былые времена обо всем бы заботились слуги. Но сейчас Беренис сама с радостью выполняла эти обязанности жены, желая жить его жизнью, слиться воедино, стать для него такой же необходимой, как воздух.
Все утро Беренис чувствовала себя так, словно она парит в небесах. С ее лица не сходила мечтательная улыбка. Далси удивленно наблюдала за ней, затем спросила:
– Как вы себя чувствуете, миледи?
Беренис ответила не сразу, боясь, что если она облечет свои чувства в слова, мир вокруг потускнеет и потеряет краски – такой нежной, такой хрупкой была любовь. «Что пробуждает ее? – спрашивала она себя. – Что ее удерживает? Что это за волшебная сила, которая вдруг преображает двух людей, заставляя их страстно желать всецело обладать друг другом?» Наконец, она сказала:
– Немного тошнит, но лучше, чем было вчера, Далси. Когда, по-твоему, родится мой ребенок? Мы можем вычислить срок?
– Можно попытаться, но, вероятно, вам лучше спросить доктора Лэттимера. – Этот ребенок слишком много значил для ее госпожи, и Далси беспокоилась.
– Пока нет. Я хочу хранить секрет еще некоторое время.
– Но вы ведь больше не собираетесь оставить графа, правда? – Далси надеялась, что Беренис теперь выбросит из головы эти мысли.
– Посмотрим. – Беренис все еще была не готова сдаться окончательно.
Но в то же время она чувствовала, что изменилась, – словно вдруг внезапно повзрослела. В глубине души она знала, что это случится, Что ей придется стать другой – знала, когда отдавала ему свою девственность в их первую брачную ночь. Но она яростно сопротивлялась этому чувству, окружая себя неприступной стеной из высокомерия, ненависти и презрения, отказываясь признать, что любит его, когда правда была уже очевидна для всех.
Глаза Беренис наполнились слезами, когда она вспомнила, как он вел себя. Теперь она прощала его, потому что понимала причину: она была не в ней, а в давнем призраке той женщины из Франции. Оглядываясь назад и вспоминая свои поступки, она краснела от стыда. Как надменно она вела себя, считая, что любой мужчина должен быть ее преданным рабом! Как быстро взрывалась гневом, если не могла поступить так, как ей хотелось! Как оба они изменились, подумала она…
– О, Далси, какой сегодня чудесный день! – воскликнула она восторженно, стирая у ручья, по локоть в мыльной пене, не обращая внимания на палящий зной, слыша только журчание ручья, пенящегося вокруг мшистых валунов, и пение птиц, выводящих свои трели у нее над головой.
– Да, мадам. Все кажется прекрасным, когда ты влюблена, – согласилась Далси, которая полоскала белье и замочила свою юбку до колен. Она торопилась закончить работу и увидеться с Квико.
Никогда, даже в самых безумных мечтах, Далси не могла представить, что найдет счастье с человеком, столь непохожим на других, но чудо произошло. Квико почитал и уважал ее – нежный, заботливый, страстный любовник. Она училась познавать его мир, ценить его ценности, желая связать с ним свою судьбу. Он хотел жениться на ней, и она дала согласие.
– Я не сказала, что я влюблена, – напомнила Беренис, садясь на берег и вытирая руки о фартук.
– В этом нет необходимости, миледи. Я читаю это в ваших глазах. – Далси опустила рукава и застегнула манжеты. – Я могу идти?
– Да, конечно. Интересно, что ты будешь изучать сегодня? Что-нибудь из индейской истории? – спросила Беренис.
– Думаю, да, мадам. Он учит меня языку…
– Языку любви, полагаю?
Далси засмеялась, но ее лицо тут же стало серьезным:
– Я хочу связать с ним свою жизнь. Мужчины всегда пользовались мною и оскорбляли меня, даже когда я была ребенком. Я не доверяла никому, пока не встретила Квико. Он совсем не такой. Он обращается со мной как с равной, спрашивает мое мнение и прислушивается к тому, что я говорю. Это значит больше, чем золото и богатство. Я согласилась выйти за него. Он построит для нас хижину – настоящий дом, который я смогу устроить так, как захочу. Впервые в жизни у меня будет что-то свое – дом, клочок земли, и, если Богу будет угодно, дети, которые станут расти на свежем воздухе, среди лесов и равнин, и которым я смогу дать образование, чтобы у них был шанс в будущем.
– Так что же, ты покинешь меня? – Беренис трудно было представить жизнь без Далси.
– Бог с вами, конечно, пет! По крайней мере, не сейчас. Квико предан вашему мужу и не оставит его! Мы будем рядом столько, сколько будет необходимо – разумеется, пока вы не устроитесь здесь. Но когда-нибудь мы все-таки уйдем и станем жить отдельно…
– Моя дорогая подруга, я желаю тебе огромного счастья! – Беренис встала, обняла свою служанку и от души расцеловала.
Далси, растроганная, зашмыгала носом, вытирая слезы, затем снова рассмеялась:
– Не думаете же вы, что я оставлю вас одну прежде, чем родится ребенок?
– Надеюсь, Далси, иначе я просто умру от страха! – ответила Беренис. Ее глаза тоже увлажнились. – Ну, а теперь иди и разыщи своего возлюбленного…
Счастливая ее счастьем, Беренис смотрела, как Далси вприпрыжку побежала на свидание с Квико, потом сложила мокрое белье в плетеную корзину и медленно пошла к дому. По пути она одарила улыбкой нескольких парней из отряда Себастьяна, которые бездельничали возле конюшни, лениво развалясь на солнце. Они охотно и радостно улыбнулись в ответ, и Беренис вдруг осознала, что никогда прежде даже не пыталась относиться к ним дружелюбно.
Она собиралась развесить белье на веревке, а потом пойти в дом. Мысленно Беренис уже представляла, как она входит в спальню: Грег сейчас, наверное, делает перевязку, а она принесет поднос с завтраком, который приготовила сама. Они с Себастьяном проведут весь день вместе, будут разговаривать о чем-нибудь серьезном и важном, и он сделает неожиданное открытие, что она, оказывается, умный и интересный собеседник, а вовсе не безмозглая кукла – и потом, о, потом… У нее перехватило дыхание, сердце учащенно забилось… Потом он будет любить ее!
Соски ее почти болезненно напряглись под тонкой тканью платья, когда она представила, как они будут лежать на огромной кровати в знойные часы сиесты. О, она больше не будет пассивной и податливой, как рабыня. Она будет безрассудной и дерзкой, и позволит себе делать все, что давно хотела попробовать, но до сих пор не осмеливалась. Она докажет ему, какой нежной и страстной может быть в постели, что способна быть не только любящей женой, но и великолепной любовницей. И тогда, может быть, вскользь упомянет о своей беременности…
Предаваясь этим чудесным мечтам, Беренис внезапно резко остановилась, обнаружив, что кто-то преграждает ей путь. Мгновенно вернувшись с неба на землю, она увидела Джульетт. Беренис попыталась пройти мимо, но креолка не двигалась с места, сверкая глазами, словно пантера, завидевшая свою добычу.
– Дай пройти, – холодно сказала Беренис. – У меня много работы.
– Все заботишься о Себастьяне? – В голосе Джульетт была презрительная насмешка.
Неожиданно Беренис почувствовала, что сад Бакхорн-Хауса превратился в джунгли, кишащие первобытными страстями – ненавистью, ревностью и злобой. Напряжение висело в воздухе, и это ощущение было таким острым, что у нее по спине пробежал холодок. Две волевые, упрямые женщины, любящие одного мужчину, и ни одна из них не собиралась отступать.
– Я нужна ему. – Беренис старалась сохранить достоинство, не опускаясь до вульгарной брани.
– Это ты так думаешь, – сказала Джульетт с коварной улыбкой. – Но я провела всю ночь без сна, готовя сильнодействующую целебную мазь. Если приложить ему на рану, все моментально заживет.
– Скорее, это отравит его, – сказала Беренис презрительно. – Твое колдовство все равно не поможет. Я использую настоящие лекарства – впрочем, вряд ли ты в состоянии понять это…
– Я-то как раз очень многое понимаю. А вот что ты можешь сделать для него?
– Больше, чем замызганная девка, которая сует нос в чужие дела! – парировала Беренис, которая не собиралась смущаться и теряться, чувствуя на себе свирепый, полный ненависти взгляд Джульетт: та, казалось, хотела испепелить ее. Сейчас Джульетт походила на ядовитую змею, приготовившуюся к нападению.
Ненависть ослепила Беренис, ее рука инстинктивно дернулась, чтобы ударить. Эта вспышка ярости была унизительна, но, дав волю гневу, Беренис испытывала настоящее удовлетворение. Она чувствовала в себе трепет зародившейся жизни. Что бы Джульетт ни сказала, что бы ни сделала, ее уже не испугать. Теперь она была не одна, и ей вдруг стало ясно, что нужно сказать Себастьяну о ребенке прямо сейчас. Больше никаких отсрочек. Никаких колебаний. Она, наконец, поставит на место Джульетт и убедит его, что эта женщина должна немедленно уехать – ради их наследника. Себастьян принадлежал ей, и никто был не в силах отнять его у нее.
Джульетт не двигалась. Две женщины – и ситуация старая, как мир.
– Ты должна узнать кое-что. Идем со мной, – сказала креолка.
– Нет, – ответила Беренис, и повернулась, чтобы уйти. В конце концов, она хозяйка этого дома и не позволит Джульетт командовать здесь.
Рука Джульетт коснулась ее плеча.
– Думаю, тебе лучше пойти со мной. Я что-то покажу тебе. То, что тебе будет интересно посмотреть…
Ее глаза были чернильными озерами, и Беренис чувствовала, что может утонуть в них, если будет смотреть слишком долго. Чтобы не увидеть торжествующего победного блеска в этих глазах, Беренис нехотя согласилась последовать за ней. Вскоре показалась бревенчатая хижина с крышей из пальмовых листьев. Джульетт отодвинула индейское одеяло, закрывающее вход, и Беренис шагнула внутрь.
Ей потребовалось несколько секунд, чтобы привыкнуть к темноте. Через маленькие, незастекленные окна проникал свет, в слепящих лучах которого пылинки и летающие насекомые кружились в непрерывном танце. Она в смятении разглядывала на удивление роскошную мебель, пурпурные драпировки на стенах, узорчатые коврики на полу. Несомненно, это было жилище женщины, привыкшей к роскоши. У стены стояла большая кровать, накрытая алым шелком, на котором лежали подушки с золотой бахромой, а рядом большой резной гардероб и старый тяжелый стол в испанском стиле с четырьмя стульями. Это жилище напоминало великолепное логово хищника, причудливое и пугающее.
Оглядываясь вокруг со все возрастающей тревогой, Беренис увидела и кое-что другое. Карты, нитки бус, развешанные повсюду пучки высохшей травы. Здесь же высились горы книг, лежали игральные кости, фишки и высохшие кожи рептилий. Со стола, накрытого пурпурной с золотом скатертью, ухмылялся череп, и чучело длинного крокодила с оскаленными зубами свисало из-под крыши. Резкий запах наполнял комнату – пряный, сладкий, и в то же время наполненный какими-то миазмами, тленом и гниением, как от мяса, которое слишком долго держали на жаре. Беренис ощутила леденящую дрожь, вспомнив рассказ Грега о вуду.
Ее страх усилился, когда она заметила Ли, сидящую на стуле у камина, в котором тлели угли, словно красные глаза. Камни ее многочисленных колец тускло поблескивали из потрескавшихся оправ, под ногтями чернела годами въевшаяся грязь. Ее глаза, полуприкрытые дряблыми веками, были устремлены на Беренис, губы беззвучно шевелились. Она покачивалась взад и вперед, держа какой-то сверток в своих скелетообразных руках.
Джульетт подошла к ней, отбросила одеяло, и Беренис, увидела спящего младенца с густыми черными волосами.
– Это мой сын, – объявила она дрожащим от гордости голосом. – Я родила его здесь шесть месяцев назад. Правда, красивый? А ты не догадываешься, кто его отец?
– Нет, – прошептала Беренис, и холод начал растекаться по всему ее телу, окутывая, словно саван.
– Не догадываешься? Значит, ты еще глупее, чем я думала, – ответила Джульетт презрительно, беря на руки ребенка. – Твой муж, Себастьян Лажуниссе!
Это прозвучало как смертельный приговор, и ее голос звенел в ушах Беренис, как гул от удара колокола. Последовало молчание. Джульетт и старуха наблюдали за ней с алчностью стервятников, готовых наброситься на труп.
Только не Себастьян! Милостивый Боже, только не он! Эта мысль вонзалась в ее сердце, словно кинжал. На мгновенье она застыла, глядя на ребенка. Нет! Это невозможно. Жизнь не может быть так жестока. «А почему нет? – нашептывал ей на ухо коварный демон. – Он ведь признался, что у него был ребенок во Франции. Почему бы не быть и другим, разбросанным по всей земле?» Беренис почувствовала, как земля уходит из-под ног. Но ее гнев был направлен не на Себастьяна, а на эту женщину, которая так грубо разрушила ее мечты.
– Ты лжешь! – закричала она, готовая наброситься на Джульетт. – Как ты смеешь такое говорить?
Джульетт поднялась и завернула ребенка в свою яркую шаль. Она внушала какой-то благоговейный страх: и ее красота, и она сама были частью этой полудикой страны – так же, как и Себастьян. В этот ужасающий момент Беренис по-новому взглянула на Джульетт – как на женщину, единственно подходящую для него, болезненно напоминающую о том, насколько она сама была чужой.
– Я говорю так, потому что это правда, – ответила Джульетт. – Способна ли ты, неоперившаяся девчонка, понять всю глубину характера такого мужчины, как он? Как мы смеялись, когда он собирался отправиться в Англию, воображая жеманную мисс, на которой он вынужден был жениться, связанный обязательством! Разве он когда-нибудь говорил, что любит тебя? – Джульетт продолжила прежде, чем Беренис успела ответить. – Думаю, нет. Себастьян не любит никого. У него сердце из гранита!
– Замолчи! – закричала Беренис.
Но холодный голос неумолимо продолжал, лишая ее последней надежды:
– Бакхорн-Хаус будет моим! Моим и моего сына.
– Почему ты мне ничего не сказала об этом раньше? Почему прячешь ребенка здесь?
(«Задавай разумные вопросы, – требовал ее здравый смысл. – Не позволяй им запугать тебя. Должно же быть какое-то объяснение…»)
– Он захотел держать это в секрете, чтобы не нарушить свои планы.
– Планы? Какие планы? Я не понимаю!
– Ведь отец дал тебе, кроме приданого, еще деньги? И немалые?
– Да. Часть их находится в Чарльстонском банке, остальное пущено в оборот. – Тогда она была слишком расстроена предстоящей свадьбой, чтобы внимательно выслушать объяснения отца. Только теперь Беренис поняла, насколько это было важно. – Но откуда ты все знаешь? – ахнула она.
– А как ты думаешь? Себастьян мне все рассказал! – ответила она самоуверенно. – Он не может трогать эти деньги, пока ты жива, но если ты умрешь, они достанутся ему.
Джульетт отдала ребенка Ли. Он проснулся и захныкал. Старуха радостно закудахтала, прижимая его к себе. Беренис наблюдала за ними, как зачарованная. Жар огня, терпкие запахи, все это жуткое и мистическое убранство комнаты словно околдовали ее, истощая разум, окутывая пеленой ужаса.
– Но я не собираюсь умирать! – крикнула она, в отчаянии сжав руки. – Я молодая и сильная.
– Бывают несчастные случаи, болезни тоже нередки. Существуют яды, которые невозможно обнаружить, – сказала Джульетт зловеще.
– Но, – Беренис почувствовала, что ее уверенность поколебалась, – он не сделает ничего подобного. Зачем? Себастьян сам богат. – Лицо Беренис было бледным, как полотно.
– Не сделает? Это лишний раз доказывает, как ты плохо его знаешь. Себастьян алчен, а кроме того, он хочет сделать все для меня и нашего сына. – Джульетт дала ребенку погремушку из прутьев и петушиных перьев. Он загулил, размахивая игрушкой, в то время как Ли ворковала над ним:
– Ах ты, моя крошка! Держишь в своих пухленьких ручках судьбу и счастье своей матери, да и мое тоже…
– К несчастью, неожиданно для Себастьяна сюда явился Дарби Модифорд, – продолжала Джульетт. – Не приди он, тебя бы никогда сюда не привезли. Себастьян бы избавился от тебя где-нибудь в другом месте – в Чарльстоне или, может быть, в Оквуд Холле. Но он сказал, что совсем скоро намерен разделаться с этим грязным пиратом, а потом «позаботиться» о тебе.
Комната, казалось, была наполнена темной силой, которая так страшно давила на голову Беренис, что она почувствовала: ее барабанные перепонки вот-вот лопнут.
– Я не верю тебе! – закричала она. Джульетт улыбнулась и взяла ребенка у старой няньки, поднося его ближе к Беренис. Это был красивый мальчик, невинное существо, причина ее несчастья. Рожденный вне брака, станет ли он наследником Себастьяна? Себастьян был сам себе закон и, избавившись от нее, он сможет жениться на Джульетт и усыновить мальчика. Маркиз будет безутешен, услышав о смерти дочери. Дэмиан вспомнит о страсти Себастьяна к ней и подтвердит его невиновность. Тогда ее муж унаследует все, а ее отец, соболезнуя скорбящему вдовцу, никогда и не подумает оспаривать завещание.
Следующие слова Джульетт были так необычны и неожиданны, что казались продолжением безумия, дух которого, казалось, витал в хижине:
– Я даю тебе шанс спасти свою жизнь!
– Ты? С какой стати ты станешь помогать мне?
«Это обман», – думала Беренис, насколько она вообще еще могла думать.
Джульетт говорила медленно, словно специально продлевая ее агонию:
– Я не хочу, чтобы твой призрак преследовал меня. Я просто хочу, чтобы ты исчезла. Себастьян не узнает, что я все это устроила, и смирится с потерей денег, которые получил бы в случае твоей смерти. Фактически, если он сможет доказать твою супружескую измену, то возбудит судебное дело против маркиза и все равно добьется своего. Деньги достанутся ему. Почему бы тебе не уйти сейчас? Беги в лес. Найди Дарби Модифорда. Он будет только счастлив доставить тебя туда, куда ты пожелаешь. Последуй моему совету: ты никогда не будешь здесь счастлива, я позабочусь об этом. Каждый день ты будешь слышать о том, в какие часы Себастьян посещает меня – как он это делает с тех пор, как вы приехали, – и занимается со мной любовью, играет с нашим сыном, будущим хозяином Бакхорн-Хауса. Ты будешь жить в постоянном страхе за свою жизнь. Ты будешь бояться спать, бояться есть. Беги отсюда, графиня, пока не лишилась разума!
Глава 12
Беренис закрыла ладонями уши и бросилась из дома Джульетт – всхлипывающая, дрожащая, ослепленная слезами, не понимающая, почему она оказалась здесь и куда бежит. Она рванулась в лес, продираясь сквозь кусты, не обращая внимания на колючки, которые больно царапали ее и рвали юбку. Она неслась так, словно за ней гнался сам дьявол – почти обезумев от горя и отчаяния.
Наконец, она прибежала на то место, где ручей впадал в неглубокое озеро. Сердце ее неистово колотилось, и острая боль вонзалась между ребер при каждом вздохе. Она опустилась на траву и разрыдалась, спрятав лицо в ладонях. Снова и снова слышала она издевающийся голос Джульетт: «Разве он говорил, что любит тебя?» И сразу же звучал ответ, словно скорбный звон погребального колокола: «Нет! Нет! Нет!». И снова зловещее эхо: «Он собирается убить тебя!»
Ее била дрожь. Каждое слово, произнесенное креолкой, врезалось в ее память, а при мысли о мальчике Беренис хотелось кричать. Сердце ее, казалось, готово было разорваться от мучительной боли. Слушая ночью трагическую историю жизни Себастьяна, ей так хотелось сказать ему об их ребенке, подарить радость после неутешного горя – смерти Лизетт, но теперь было слишком поздно: другая уже сделала это.
Все утро она мечтала о прекрасной жизни, о тепле и уюте дома, где их будут окружать любимые вещи, о взаимопонимании и любви, все больше сближающей их. Она даже представила на мгновение, как Себастьян на цыпочках входит в комнату, чтобы посмотреть на их первенца: она лежит бледная и слабая после родов, а он берет на руки младенца, и глаза его сияют, когда он смотрит на нее с любовью и восхищением. И рядом их ребенок – крошечный, теплый, живой…
Почувствовав тошноту и слабость, она вытерла ладонью слезы. Джульетт права. Нужно бежать. Теперь, после всего, что она узнала, ей следует опасаться за свою жизнь. Беренис была невыносима даже сама мысль, что он снова может коснуться ее. Она лихорадочно шарила глазами по живой стене деревьев, изнывающих под полуденным зноем. Ей необходимо все обдумать, четко спланировать, не позволяя эмоциям взять верх, и постоянно подогревать, подстегивать свою ярость, которая даст силы, необходимые для побега. Этот бессердечный негодяй с самого начала задумывал убить ее, даже когда добивался расположения ее отца и брата. Лживый, жестокий интриган!
Если бы она не знала, что он намерен причинить ей столь страшное зло, то, возможно, смогла бы смириться с тем, что его любовница и сын живут с ней почти под одной крышей. Среди лондонских знакомых Беренис это считалось обычным делом: жены традиционно ограничивались ролью почтенных домохозяек, чьей основной обязанностью было рожать и воспитывать подобающим образом законных наследников, в то время как мужья получали удовольствие на стороне. Возможно, со временем она бы стала такой же холодной и безразличной, как многие замужние дамы, которых она знала в Лондоне. Нарожав достаточное количество наследников, они сами начинали прелюбодействовать за спиной у надоевших, равнодушных мужей, закрывающих глаза на поздних отпрысков, которые не имели с ними ни малейшего сходства. Но теперь, когда она знала, что Себастьян хочет избавиться от нее, невозможно было провести даже одну ночь в его доме.
– Никогда! – крикнула она вслух. Лучше убежать, найти Модифорда и подкупить его, получив помощь даже такой ценой, чем рисковать собственной жизнью и жизнью своего ребенка.
Она с горечью представила, в какую ярость придет Себастьян, когда обнаружит, что она сбежала, но гнев этот будет еще страшнее, потому что она попросит помощи у его злейшего врага. «Я сделаю это», – твердо решила она. Модифорд, конечно, мерзавец, но деньги есть деньги, а в Чарльстоне их у нее достаточно. Он был ее единственной надеждой, потому что она знала, что никогда не найдет дорогу в город без опытного проводника. Когда-то она посчитала это возможным, но теперь понимала, как глупа была подобная затея. Сейчас, хорошо зная предстоящие трудности, она убедилась, что нужны провожатые, которые могли бы обеспечить ей безопасный путь.
Наступало самое подходящее для побега время, и, приведя себя в порядок, насколько это было возможно, она направилась к дому. Чувства ее притупились, мысли же были ясны. Никакой суеты, никакой спешки. Ей понадобится лошадь, ружье, одежда, карта и деньги. Приближался полдень, а она слышала, как Грег и Дэмиан говорили, что форт, в котором расположился лагерем Модифорд, находился меньше, чем в часе пути. Таким образом, она сможет добраться до него до наступления темноты. Она решительно выбросила из головы мысль, что может случайно наткнуться на враждебно настроенных индейцев или что Модифорд при встрече поведет себя не по-джентльменски. У нее не хватало духу даже предположить, что тогда может произойти.
Двор был пуст – так же, как и кухня. Беренис наполнила плетеную корзину хлебом, сыром, положила туда немного фруктов и бутылку воды. Она не забыла и о трутнице: если не удастся найти форт Модифорда до темноты, ей придется развести огонь, чтобы отпугнуть диких животных. С корзинкой в руке она постояла у двери, ведущей в холл, напряженно прислушиваясь. Следующий этап осуществления ее плана требовал ловкости и находчивости: нужно было незаметно взять ключи Себастьяна. Беренис действовала спокойно и расчетливо, исполненная отчаянной решимости, которая толкает человека на самые невероятные поступки. Со стороны веранды она услышала мужские голоса. В это время дня веранда была в тени, и иногда мужчины располагались здесь, на воздухе, потягивая кофе и куря сигареты. Она узнала голос Себастьяна. Значит, ему уже настолько лучше, что он смог подняться? Подобно призраку, она проскользнула в спальню. Слова извинения готовы были сорваться с губ в случае, если она ошиблась и он все-таки остался в постели. Комната была пуста. Теперь предстояло выяснить, оставил ли он здесь свой сюртук. Оставил. Она обнаружила его висящим на спинке стула. Ее рука скользнула в карман. Пальцы сжали холодную связку железных ключей.
Беренис вздохнула с облегчением, слишком взволнованная, чтобы испытывать какие-то другие чувства. Путь назад был отрезан, и она бесшумно вышла и направилась к его кабинету, бросая по сторонам опасливые взгляды. Она заходила туда только однажды и обнаружила, что в комнате, которая использовалась как канцелярия, царил относительный порядок, дух строгости и деловитости. Там располагались шкафы с бухгалтерскими книгами, полки, заставленные томами в кожаных переплетах, рабочий стол с конторкой на резных ножках, покрытый зеленым сукном. Окна выходили на конюшню. На столе были разбросаны бумаги, и Беренис стала лихорадочно рыться в них. Она помнила, что кто-то, кажется, Грег, упоминал о карте местности, на которой был обозначен форт. Расписки, квитанции, адреса, купчие – некоторые написаны крупным, размашистым почерком Себастьяна. Схема побережья, набросанная от руки, путеводитель по улицам Чарльстона… И, наконец, потрепанный, сложенный вчетверо лист бумаги, который оказался тем, что она искала. Беренис сунула его в корзину. С каждой стороны конторки были ряды маленьких выдвижных ящиков, и, осторожно держа ключи, чтобы они не бряцали, она начала открывать их один за другим. Где-то должны быть спрятаны деньги… Чтобы подкупить Модифорда, ей понадобится больше, чем она имела.
Первый ящик оказался пуст, но во втором, у самой стенки, стояла небольшая металлическая коробка. С бьющимся от страха сердцем Беренис вытащила оттуда кошелек с золотыми монетами. Неожиданно кошелек выпал из ее рук, и монеты рассыпались по столу, мелодично зазвенев, словно колокольчики. Теперь оставалось последнее, что она должна сделать, прежде чем уйти.
Она вытащила лист бумаги, дрожащими пальцами взяла гусиное перо с медной подставки и, помедлив лишь мгновение, опустила его в чернильницу, затем начала писать:
«Монсеньор граф!
Сегодня Джульетт Паскаль призналась мне, что она ваша любовница и что вы – отец ее маленького сына. Она также сообщила мне о вашем дьявольском намерении убить меня. Мне ничего не остается, как покинуть этот дом. Не преследуйте меня и не препятствуйте мне тем или иным способом. Если вы сделаете это, то, Бог свидетель, я отдам вас под суд, чтобы вы были повешены как пират и убийца.
Беренис, графиня Лажуниссе».
Она оставила записку рядом с ключами и яростным жестом пригвоздила ее к столу ножом для разрезания бумаги. Это будет первое, что он увидит, войдя в кабинет. Затем, с трудом сдерживаясь, чтобы не разрыдаться, сунула в корзину кошелек, с полки, где хранилось оружие, взяла пистолет вместе с рожком для пороха и несколькими пулями, и покинула кабинет.
К счастью, Далси была где-то с Квико, и Беренис радовалась, что эти двое влюблены друг в друга и не замечают никого и ничего вокруг, иначе бы они насторожились. Далси обычно спала по соседству с хозяйской спальней, в гардеробной, где хранились ее собственная одежда и одежда ее госпожи. Беренис оказалась права, предположив, что сейчас гардеробная пуста. У служанки было немного одежды, да и выглядели эти вещи не столь изысканно по сравнению с туалетами Беренис, поэтому она взяла одно из лучших платьев Далси и переоделась.
Так как они были одинаково сложены, платье хорошо сидело на ней. Это было коричневое ситцевое платье с лифом, застегивающимся до самого воротника, и длинными рукавами. Теперь у нее был скромный и строгий вид, идеально соответствующий задуманному. Она уложила волосы в пучок на затылке, надела простенькую шляпку от солнца и свои сапожки для верховой езды. Шерстяная шаль пригодится, когда вечером станет прохладно, поэтому она добавила и ее. В последний момент она вспомнила о своем дневнике, старом друге, которому поведала так много секретов. Его она тоже должна взять.
«Пока все идет хорошо», – подумала она и прошла через Кухню. Часовые спали во дворе, прикрыв лица шляпами. Лишь один полосатый кот, сидящий у стены, наблюдал за ней светящимися желтыми глазами. Но войдя в конюшню, Беренис встретила Дэмиана, который несколько удивился, увидев ее там.
– Я еду к Мартинам, – пояснила она, сама поразившись тому, как быстро пришла ей на ум эта ложь. – Анни Мартин этой ночью родила, и я хочу ей кое-что отвезти. – Она указала на корзинку, надеясь, что он не заглянет внутрь.
– Мне поехать с тобой? – спросил он, помогая оседлать Сэнди.
– Не стоит! – ответила она как можно беззаботнее. – Оставайся и проследи, чтобы Себастьян не вставал с постели. Нужно, чтобы рана зажила, а он совсем не выносит бездействия.
– Я знаю, мы только что завтракали вместе, и он чертовски нетерпелив, – грустно сказал Дэмиан. – Пожалуйста, не задерживайся слишком долго, – добавил он, – иначе я буду волноваться.
– О, Дэмиан, мой дорогой брат! – Беренис бросилась в его объятия; нервное напряжение чуть не выдало ее.
Он был удивлен и растроган этим проявлением чувств.
– Ну, ну, что ты, – успокаивал Дэмиан, нежно гладя ее по спине. – Вчера на твою долю выпало суровое испытание, я знаю, ты вела себя храбро. Себастьян рассказал мне.
При упоминании о Себастьяне она резко отстранилась, привязала корзинку к седлу, сунула ногу в стремя и вскочила на лошадь.
– До свидания, Дэмиан! – крикнула она, выезжая из конюшни и пуская лошадь рысью. Она не оглянулась, но знала, что он стоит и смотрит ей вслед с озадаченным выражением лица.
Миновав открытое пространство, прилегающее к дому, Беренис въехала в лес, который обступил ее, словно темная зеленая завеса, протянувшаяся между небом и землей. Беренис на минуту остановилась, прислушиваясь, нет ли погони, но вокруг стояла тишина. Она тронулась дальше, используя карту и солнце в качестве ориентиров.
– Давай, девочка, вперед, – сказала она кобыле, и та запрядала в ответ ушами. Приятно было разговаривать с живым существом, и Беренис запустила пальцы в густую гриву, чтобы немного успокоиться.
Она по-настоящему испугалась. Холодный страх только усиливался мрачностью леса, который, казалось, дышал враждебностью, хруст веток выдавал присутствие прячущихся птиц и животных. Беренис сжала поводья до боли в запястьях, что-то шептала Сэнди, пытаясь быть как можно спокойнее, но даже звук задевшей ее ветки казался раскатом грома. Напрасно она говорила себе, что побег удался, что у нее достаточно денег, чтобы заплатить кому угодно за дорогу до Чарльстона. Все бесполезно. Она была одинока, охвачена ужасом, и сердце ее было разбито.
