355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Жанна Монтегю » Укрощенная любовью » Текст книги (страница 4)
Укрощенная любовью
  • Текст добавлен: 20 сентября 2016, 18:43

Текст книги "Укрощенная любовью"


Автор книги: Жанна Монтегю



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 24 страниц)

Глава 3

Войдя в комнату, она застала Миллисент за вытряхиванием подушек из декоративных наволочек. Она взбила подушки, прежде чем аккуратно расположить на загнутом крае обшитой кружевом простыни. Затем помогла Беренис вытащить шпильки из волос, отчего те заструились волнистым потоком почти до самой талии, помогла ей раздеться и облачиться в ночную сорочку и пеньюар.

Все это время Беренис сгорала от нетерпения в ожидании встречи. Она отпустила Миллисент, которая оставила свою подопечную в постели. Взяв книгу с ночного столика, она наклонилась ближе к китайскому подсвечнику. Она была не в силах успокоиться и погрузиться в чтение; взгляд блуждал по комнате, останавливаясь на персидских ковриках, массивном гардеробе с ее одеждой, раздвигающихся портьерах над кроватью, бликах огня, танцующих на потолке. Внизу в холле большие настенные часы пробили без четверти двенадцать. Беренис встала и бесшумно подошла к окну, ее тонкая сорочка и пеньюар ниспадали волнами. Она вглядывалась сквозь оконное стекло в темноту ночи. Дождь прекратился, и полоса лунного света пробивалась через облака, освещая сад. Знакомый пейзаж казался таинственным – лужайки, мощеные дорожки, статуи со слепыми глазами. Беренис вздрогнула от ожидания и страха, гадая, там ли Перегрин, под этими мокрыми деревьями. Сквозь ночную мглу она разглядела очертания церкви, ее купол вырисовывался между ветвями на фоне пасмурного неба. Дом был погружен в тишину, но в нем чувствовалось присутствие Себастьяна, несмотря на то, что крыло для гостей располагалось на другой стороне здания, и Беренис надеялась, что он спит.

Браня себя за трусость, она подошла к алькову, взяла с верхней полки фонарь, вставила свечу, набросила накидку поверх ночного наряда и покинула комнату. Бесшумно проскользнув по коридору и спустившись по лестнице, она вошла в пустынную гостиную. Луч ее фонаря слабо мерцал на вощеном полу, который простирался перед ней, казалось, до бесконечности. К своему огромному облегчению Беренис обнаружила, что ключ был оставлен в двойных стеклянных дверях.

Через несколько секунд она выбралась наружу, пересекла Террасу и побежала вниз по ступенькам парадного крыльца. Роса, лежащая на гладкой траве, скоро промочила ее тонкие ночные туфли. Она обошла пруд и направилась к роще. Там было темно и мрачно, и искусственные колонны храма возвышались над ней. От страха у Беренис пересохло во рту, и она непроизвольно вскрикнула, чуть не уронив фонарь, когда кто-то двинулся навстречу ей, черный, как сама ночь, закутанный в плащ.

Сильные руки обняли ее, и Перегрин зашептал ей на ухо:

– Любимая, я думал, что ты никогда не придешь…

Чувство облегчения нахлынуло, словно волна, и Беренис прижалась щекой к мягкой ткани его плаща, вдыхая свежесть его батистовой рубашки, запах его кожи и помады для волос, которой он пользовался. Все это было горьким напоминанием о предстоящей утрате.

– О, что же нам делать? – Она порывисто прильнула к нему, задержав дыхание в рыдании.

Его губы нашли ее лоб, щеки.

– Моя радость… мой ангел, – шептал он, одним пальцем мягко отводя мелкие кудри со лба – успокаивающее прикосновение поддержки и участия. – Не мучай себя! Судьба распорядилась так, что мы не расстанемся. Леди Чард пообещала мне деньги на дорогу. В самом деле, нет худа без добра! У меня полно просроченных карточных долгов, и несколько джентльменов оказались настолько отвратительными, что требуют свои деньги. Так что для меня будет благоразумнее на некоторое время удрать из страны.

Сомнения начали охватывать ее, и она отстранилась, надув губы:

– Это единственная причина? Я думала, что это ради меня…

– Конечно, я делаю все ради тебя, моя любовь! – поспешил добавить он. – У нас будет время спланировать наше будущее.

Будущее! Беренис охватила дрожь, несмотря на то, что тело ее горело. У нее вырвался мучительный стон:

– Но как быть с моим мужем?

Он крепче прижал ее к себе. Вне досягаемости тяжелого взгляда Себастьяна и его острого языка он мог быть самоуверенным:

– К черту этого грубияна! По крайней мере, я буду там, чтобы не позволить ему дурно обращаться с тобой.

И это все, что он намерен сделать? Это было жестоким разочарованием. Она жаждала рассказать ему о своем почти сложившемся в голове плане побега, но ее удерживало то, что он никогда не упоминал о браке, даже не говорил, что любит ее, не считая льстивых строк его стихов. Ощущая в темноте его тело так близко, она радостно вздохнула, когда его губы нашли ее рот; губы, которые были такими теплыми и мягкими, такими непохожими на хищные губы Себастьяна. Ей вспомнились тревожные ощущения, которые вызвал в ней тот поцелуй. Объятия Перегрина не имели ничего общего с тем чувством опустошения…

Внезапно она ощутила беспокойство, ибо не испытывала ничего похожего на любовную страсть. Она не пылала – она просто чувствовала рядом с ним успокоение, подобное тому, что чувствуют в объятиях родителя или брата: безопасность и покой. Когда Перегрин поднял голову, она взглянула на него, прислушиваясь к своему сердцебиению, ожидая ощутить трепетное покалывание кожи, которое мучило ее в миг прикосновения Себастьяна. Она оставалась спокойной и бесстрастной. Ей приятно было держать его за руку, нравились его поцелуи и ухаживания, но была ли это любовь, то прекрасное, таинственное чувство, которого она ждала так долго?

Обнимая Беренис одной рукой, он повел ее к ряду грубо обтесанных ступеней, ведущих в грот. Когда-то здесь была естественная пещера, через которую сбегал водный поток. Но маркиз увеличил ее, превратив в сказочный грот, стены которого искрились индийскими раковинами и самоцветами. Поток, направленный по другому руслу, теперь образовывал миниатюрные водопады, ниспадающие каскадами в ряд каменных бассейнов и соединяющиеся в одном большом водоеме, где покрытый мхом зеленовато-бронзовый Нептун резвился с полногрудыми русалками.

Перегрин отпустил ее, чтобы повесить фонарь на крюк, вбитый в выступающую часть скалы, потом расстелил свой плащ на ложе из сухого папоротника, расположенном на плоском плато над водой, и увлек ее туда. Она упала в его объятия, по-прежнему борясь с сомнениями и не решаясь высказать вслух мысль, зародившуюся в ее голове.

– Перегрин, – начала она, смущенная и слегка раздраженная. Без сомнения, это следовало бы предложить ему. – Почему бы нам не убежать вместе?

На мгновение он застыл, щекоча ее ухо своим дыханием. Внезапная паника охватила его. Значит, она настроена серьезно! Со своей стороны, ему нравилось само состояние влюбленности, нравилось воспевать любовь в стихах, но реальность напугала его до смерти. Он бы предпочел поместить предмет своего обожания на пьедестал, недосягаемый для проституток из публичного дома, которых он посещал для удовлетворения физиологической потребности. Затем он произнес:

– Убежать? Но я не богатый человек, любимая…

Лицо Беренис светилось энергией и энтузиазмом, когда она поднялась с ложа и опустилась рядом с ним на колени:

– Но у меня есть мои драгоценности!

Он продолжал нежно гладить ее пальцы. Выражение его лица в тусклом свете фонаря было настороженным.

– Продать их – ты это имела в виду? – спросил он неуверенно.

Перегрин был достаточно практичен, чтобы понимать, что им понадобится намного больше, чем сумма, вырученная от продажи нескольких драгоценностей. С точки зрения закона ситуация тоже казалась сомнительной. Беренис уже была женой Себастьяна по доверенности, и все, что оставалось – это церковная церемония. Все это было так сложно… Он, несомненно, обожал Беренис, но хотел ли он направить течение своей жизни по такому ненадежному руслу?

Беренис почувствовала его нерешительность и была уязвлена и рассержена. Храбрый герой рыцарских романов, которые она поглощала в бесчисленном множестве, не стал бы мешкать. Он бы немедленно ухватился за возможность спасти свою даму сердца. Ничто не остановило бы его на пути к страстной любви, не помешало бы объявить ее своей и похитить прямо из-под носа у Себастьяна. В глубине души она признавала, что пришла сегодня ночью с намерением отдаться Перегрину. Найдя невесту обесчещенной, Себастьян вынужден будет отпустить ее?..

А если нет? Она вздрогнула, вспомнив это худое, суровое лицо и пронзительные зеленые глаза, которые сверкали так угрожающе, что лишали ее сил и вызывали болезненное головокружение. Нетрудно было представить, что, лишенный удовольствия наслаждаться ее девственностью, он станет безжалостным тюремщиком и превратит ее жизнь в сущий ад исключительно ради мщения.

– О, Перегрин, не оставляй меня! Я боюсь! – взмолилась она, внезапно охваченная безотчетной паникой.

Он снова обнял ее, лаская под накидкой ее обнаженное плечо, скользя руками вдоль податливого, прильнувшего к нему тела. Прежде он не был способен заниматься любовью со знатными дамами – возможно, сегодня все будет по-другому. Привыкший к услугам проституток, которые знали, как возбудить его, и в ответ не требовали ничего, кроме платы, он оказывался бессилен с любой другой женщиной, как бы сильно ее ни хотел. Но сегодня он ощущал в себе желание, и, вдобавок, удовольствие от того, что воображал себя героем, совершающим доблестные подвиги в Америке, может, даже спасающим Беренис от диких индейцев! Это давало ему возможность почувствовать себя зрелым и мужественным. Он целовал ее лицо, ощущая вкус слез, взволнованный этими новыми ощущениями.

Беренис начали одолевать сомнения. Прежде они почти никогда не оставались наедине, и между ними не было ничего, кроме пылких взглядов, легких прикосновений кончиками пальцев и нескольких целомудренных поцелуев. Мысль о том, чтобы уступить ему, казалась такой привлекательной в монастырском уединении ее комнаты, но сейчас, когда они были вдвоем, она начала колебаться. Кроме ночного одеяния, на ней ничего не было, и каждый изгиб и впадинка оставались незащищенными под его исследующими пальцами. Она попыталась оттолкнуть его, но он застонал, словно от боли:

– Пожалуйста, Беренис, не останавливай меня, умоляю! Ты нужна мне. Я хочу тебя…

Она страстно хотела сдаться, но в то же время была напугана. Его лицо было таким красивым и чувственным, светлые волосы растрепались, отчего он казался совсем мальчишкой. Как она могла отказать ему? Вдруг она осознала, что он перестал ласкать ее и замер, внимательно к чему-то прислушиваясь.

– Шшш, – прошептал он предостерегающе. – Снаружи кто-то есть! – Резко отстранившись от нее, он вскочил на ноги. Она услышала как он сквозь зубы выругался, и до ее слуха тоже донесся голос, принадлежащий сторожу Барнаби. Он подошел к входу в грот, его окрик отскакивал от мерцающих стен:

– Есть здесь кто-нибудь?

Завернувшись в свою накидку, Беренис быстро побежала навстречу, пока он не спустился по ступеням и не обнаружил их. Она чуть было не налетела на него. Его перепуганное лицо выглядывало из-под широкополой шляпы. В одной руке он держал фонарь, в другой – ружье.

– Барнаби! – сказала она твердо, напуская на себя грозный вид. – Это я, леди Беренис! Я ищу Шебу. Ты не видел ее? Боюсь, что лунный свет выманил ее на улицу, чтобы поохотиться на кроликов. Глупая собачонка!

– Нет, мэм, я ее не заметил. Но вам не следует бродить здесь одной, миледи – слишком много разбойников и подозрительных субъектов шатается по ночам. Они могут причинить вам зло. Вас проводить к дому?

– Подожди меня в саду, – сказала она высокомерно. – Мне нужно забрать свой фонарь.

Пыхтя и ворча себе под нос, Барнаби кивнул, повернулся и, зашаркав ногами, скрылся в темноте. Она бросилась обратно в грот, где в тени стоял Перегрин.

– Я должна идти, милый, – сказала она тихо, почувствовав странное облегчение от того, что им помешали.

– Так скоро? – запротестовал он. – Ты всегда ускользаешь от меня…

– Скоро этого не будет, обещаю. – Она серьезно посмотрела на него, взволнованная его огорченным видом, его словами, его страстью.

– Ты ведь поедешь в Америку, правда?

Он кивнул, и Беренис прильнула к нему на мгновенье. Он слегка коснулся ртом ее губ, и она оставила его. Свет фонаря, раскачивавшегося в ее руке, когда она бежала, отбрасывал неясные блики на окружающие предметы.

На обратном пути к дому Беренис специально для Барнаби все время звала Шебу, нарочито громко извещая, будто бы видела ее в ближайших кустах и приказывая ему шарить вокруг в бесполезных поисках. Он проводил госпожу до крыльца террасы и заковылял в сторону кухни, еще раз предупредив, чтобы Беренис не забыла хорошо запереть дверь. Беренис с облегчением вздохнула, ступив в темноту гостиной, полагая, что теперь-то она, наконец, в безопасности. Не успев сделать и шагу, она заметила темную фигуру во мраке комнаты и чуть не вскрикнула, когда перед ней возник Себастьян. Одной рукой он резко схватил ее запястье, а другой забрал у нее фонарь и поставил на стол.

Его голос, холодный, язвительный, злой, казалось, прорезал ночной воздух:

– Где это вы были, мадам? Наслаждались полуночной прогулкой?

Беренис дрожала, пульс ее бешено стучал, но она с негодованием попыталась вырвать руку:

– Как вы смеете шпионить за мной? Я думала, вы уже спите!

Он негромко усмехнулся, при этом так сильно сжав ее руку, что она поморщилась.

– Черт вас побери! Встречались со своим любовником, не так ли? С этим кичливым хиляком Перегрином!

– Мы с вами пока еще не женаты, сэр! – парировала она, хотя почувствовала, как краска стыда залила лицо.

– Ну так скоро будем, ma cherie,[2]2
  Моя милая (фр.).


[Закрыть]
и я хочу быть уверен, что руки соблазнителя не покушаются на мою собственность ни до, ни после свадьбы, даже если мне придется приковать вас к кровати, чтобы не допустить этого. – Хотя внешне он казался спокойным и уравновешенным, Беренис уловила холодный блеск в его глазах и с ужасом поняла, что настроение ее будущего мужа не предвещало ничего хорошего.

Он возвышался перед ней: могучий, огромный, вызывающий трепет! И он выглядел еще внушительнее полураздетым, так как снял бархатный фрак и атласный жилет, которые были на нем раньше. Его белая рубашка была расстегнута до пояса, открывая взору широкую грудь, покрытую спутанными черными волосами. На нем по-прежнему были узкие бриджи и высокие сапоги из мягкой кожи, но теперь во всем облике Себастьяна чувствовалась какая-то необузданность, словно внешние атрибуты джентльмена были отброшены в сторону. Беренис ощутила приступ настоящего примитивного животного страха за себя и Перегрина.

– Он добрый друг – ничего более. Мы говорили о поэзии, музыке и театре. С ним можно говорить о высоком и изящном – о чем подобные вам не имеют ни малейшего понятия! – сказала она язвительно, надменно вздернув подбородок.

Ее чопорные слова были встречены скептическим фырканьем:

– Вы действительно полагаете, что я поверю такой чепухе? – заявил он ровным голосом. – Этот идиот воображает, что влюблен в вас. Это же ясно видно по тому, как он смотрит на вас, по дурацкой манере спешить подчиниться любой вашей самой глупой прихоти. Я все понял! Я наблюдал за ним весь вечер…

– Тогда почему же вы согласились, чтобы он сопровождал нас в Америку? – спросила Беренис, мысленно удивляясь, почему она вообще утруждает себя спором с этим варваром.

Они едва знали друг друга – и вот уже ссорились, словно были знакомы очень давно! Ей не хотелось признаться самой себе в том, что у нее возникло странное ощущение – будто они уже встречались раньше, давным-давно, в глубине веков. Все безрассудство и дерзость ее характера соответствовали тем же качествам его натуры. Он тревожил и смущал Беренис, и у нее появилось ужасное предчувствие, что ее жизнь уже никогда больше не будет спокойной и безмятежной.

Отвратительная ухмылка скривила его рот:

– Для меня это будет настоящим развлечением! Невероятно забавно посмотреть, как он сможет выдержать плавание и жизнь на корабле – такой франтоватый, такой надменный! А разве не истинное удовольствие – посмотреть на его встречу с разбойниками и охотниками? Они превратят его в котлету!

– Вы жестокий и ужасный! – Она дернулась, пытаясь освободиться, но он не отпустил ее. Руки Себастьяна скользнули под ее накидку, и Беренис почувствовала близость его тела.

– О да, в этом нет сомнения! – ответил он учтиво. – Я – как вы, англичане, это называете – хам? грубиян? И вы скоро сами убедитесь в этом.

Она раздражала его, но нельзя было отрицать, как красива она была…

Рука Себастьяна скользнула по ее обнаженному плечу, такому прохладному, такому нежному, что он почувствовал непреодолимое желание погладить его… И в то же время она приводила его в ярость. Как могла эта маленькая мегера вести двойную игру, когда должна была вот-вот стать его женой! Определенно, она ни в коей мере не была похожа на то уступчивое, кроткое существо, которое он ожидал встретить.

Он прибыл сюда с искренним намерением сделать все от него зависящее, чтобы стать хорошим мужем: заботиться о своей жене, обеспечивать ее, требуя взамен немногого: чтобы она стала матерью его детей, умело вела домашнее хозяйство и заняла свое место рядом с ним в чарльстонском обществе. Он не ждал любви – этому болезненному чувству он уже давно закрыл доступ в свою душу, – и кроме того, в подобных браках-соглашениях это условие считалось неуместным. Мужья могли удовлетворять свою похоть на стороне, как повелось испокон веков. Перспектива иметь такую ослепительно красивую, своенравную сумасбродку в качестве невесты отнюдь не радовала Себастьяна: напротив, это сбивало с толку, напрочь расстраивая так тщательно продуманные планы.

Во время обеда он понял, что она что-то задумала, и удалился в отведенную ему комнату в угрюмом настроении, мрачно размышляя о загадочности женской натуры. В его жизни было немало любовных связей, и Себастьяну казалось, что с самого детства всех девушек учат одному: что их сила заключается в скрытности и двуличии. Даже когда женщины лежали в его объятиях и шептали слова любви, в душу Себастьяна закрадывалось подозрение, что его обманывали. Лишь однажды он позволил себе отчаянное безрассудство влюбленности, и это закончилось предательством и страданиями.

Жестко сжав губы, он смотрел на Беренис из-под нахмуренных бровей, мысленно представляя на ее месте очаровательную Жизель – женщину, которая разбила его сердце во время Французской революции. Она безумно жаждала власти и готова была кого угодно послать на гильотину, если это могло помочь получить богатство, влияние и могущество. Женщины! Вот и эта такая же – крадучись, тайком, под покровом ночи пробирающаяся на свидание с изнеженным денди…

– Вы делаете мне больно! – голос Беренис вернул его к действительности.

Он немного ослабил хватку, раздраженный тем, что она владела способностью воскрешать воспоминания прошлого, которые он считал навсегда похороненными в своей душе. И все же, вглядываясь в неясные очертания ее лица, Себастьян, сам того не желая, был тронут решимостью, светившейся в ее глазах. Чувство, которое он считал давно умершим, болезненно шевельнулось где-то в груди, и пальцы, помимо его воли, погрузились в блестящую массу волос, струящихся по ее плечам. Прежде чем он осознал, что делает, Себастьян поднес ароматные локоны к губам.

– M'amie,[3]3
  Мой друг (фр.).


[Закрыть]
вы безумно прекрасны, – сказал он низким, хриплым голосом, от которого ее бросило в дрожь. Затем, испуганный столь явным проявлением собственной слабости, он намеренно разрушил впечатление от этого признания, добавив:

– Соблазнительная маленькая ночная бабочка, вроде тех, что я посещал в публичных домах Нового Орлеана…

Беренис вздрогнула и, охваченная яростью, крикнула:

– О, как я вас ненавижу! Я не хочу быть вашей женой!

Глаза его сузились, взгляд стал тяжелым:

– Ваши желания здесь не при чем, глупое дитя! Это вопрос сохранения династии! Это вопрос бизнеса и объединения двух могущественных семей. То, что вы или я чувствуем по этому поводу, не имеет ни малейшего значения!

– Вы невыносимы! – Беренис всегда с трудом сдерживалась, чтобы не вспылить, но сейчас дала волю чувствам.

Ей ужасно хотелось осыпать его ударами, вырваться из рук и сопротивляться, чтобы заставить Себастьяна понять: она живой человек, а не вещь, которой можно пользоваться по чьему-либо усмотрению. С низким стоном, похожим на рычание, она изо всех сил уперлась ему в грудь руками и вырвалась, пытаясь спастись бегством. Но не тут-то было. Послышался треск разрываемой ткани, когда Себастьян схватил ее за пеньюар и снова притянул к себе, вырывающуюся и брыкающуюся, словно дикая кошка. Ее борьба была бесполезной. Руки Себастьяна сомкнулись вокруг нее, словно железные обручи, заставляя стоять на месте и легко подчиняя своей силе ее извивающееся тело.

– Mon enfant,[4]4
  Дитя мое (фр.).


[Закрыть]
– хрипло зашептал он в ее волосы, – ты снова собираешься убежать к своему смазливому мальчишке-любовнику? И не пытайся, потому что если ты сделаешь это, я сверну твою хорошенькую шейку. Я никогда не буду рогоносцем!

Прежде, чем она успела что-то сказать, он наклонил голову и захватил ее губы своими.

Беренис была изумлена этой нежной лаской. Она ожидала жестокости, но его поцелуй был удивительно ласковым, губы мягко сомкнулись на ее губах с нежностью, которая так странно взволновала ее. Она изо всех сил пыталась сдержать чувство неизъяснимого трепета, когда тело помимо ее воли слилось с его мускулистым телом. Никогда прежде ее так не целовали, и она почувствовала удивление от вторжения его настойчивого, ищущего языка. Его движения словно посылали огненные импульсы ее нервам, и у Беренис появилось необъяснимое, смутное желание обвить руками шею Себастьяна и крепко прижаться к нему. Огромным усилием воли она сдержалась и попыталась спастись от его рта, но Себастьян твердо сжимал ладонями ее голову, не желая отказываться от очарования этого поцелуя. Обезумев от ярости на саму себя, на собственную реакцию, Беренис, наконец, оторвалась от его неумолимых губ.

– Нет! Нет! – выпалила она, смущенная новыми запретными чувствами, которые испытывала, несмотря на ненависть к нему.

Что же она за женщина, если его поцелуи способны превращать ее в животное – животное, стремящееся лишь удовлетворить свои низменные инстинкты? Казалось, в голове Беренис не осталось ни одной мысли; она только ощущала его губы на лице и шее, его руки, спускающие ворот ее ночной сорочки, чтобы коснуться обнаженной груди.

– Да! Да! Какой потрясающий спектакль! – издевательски повторял он.

Хуже всего была именно эта насмешка, которая явно свидетельствовала о том, что, несмотря на страстное желание, он все равно презирал Беренис. Движимый демонами страха и гордости, Себастьян положил ей руку ниже талии и прижал ее бедра к своим, чтобы Беренис почувствовала силу его желания.

Она тихо вскрикнула. Как бы там ни было, это не может длиться вечно.

– Вы не джентльмен, сэр. Пустите меня! – потребовала она.

Словно откуда-то издалека она услышала его смех и громкий голос:

– Non, mon trésor![5]5
  Нет, мое сокровище (фp.).


[Закрыть]
Скоро это станет частью твоей жизни. Я покорю тебя, маленькая мегера!

Ты научишься получать от этого удовольствие, когда я стану твоим мужем и хозяином…

Такая наглая самоуверенность еще больше разожгла пламя ее ярости и придала силы. Беренис стояла, залитая лунным светом, ее кожа мерцала, словно мрамор, между полами распахнутой накидки.

Голос стал низким и зазвучал угрожающе, когда она спросила:

– Вы уверены, что победите, не так ли? Но я еще даже не начала бороться!

Она бросилась через комнату, распахнула двери и, не оглядываясь, побежала вверх по лестнице, уверенная, что Себастьян преследует ее. Со вздохом облегчения она, наконец, захлопнула дверь и задвинула засов. Она плакала от бессильной злости и не могла найти слов: он был самым отъявленным, отвратительным, достойным лишь презрения грубияном. Бесчувственным! Толстокожим! Никто никогда не будет командовать ею и приказывать ей, что делать. Почему, ну почему отец с таким упорством стремится получить свою долю прибыли Себастьяна от торговли мехами? Ведь у него и без того достаточно денег!

Контрабанда! Отвратительное занятие, которое было предметом обсуждения за обеденным столом. Контрабанда – этим все было сказано! До связи с людьми, промышляющими контрабандой, не снизойдет ни один порядочный джентльмен. Но времена меняются, и теперь отец мечтает породниться с Себастьяном, потому что тот вывез целую партию этих мягких, пушистых, пользующихся безграничным спросом шкур из своей страны прямо под носом у американской акцизной службы. Она, Беренис, будет принесена в жертву на алтарь Мамоны.

Шеба спала в своей корзинке и даже не пошевелилась, когда Беренис скинула пеньюар и бросилась на высокую кровать с пологом, натягивая на себя холодные простыни. Мысли ее пребывали в смятении. Она не была уверена в чувствах Перегрина, хотя старалась убедить себя в обратном, и не могла избавиться от воспоминания о сильных руках и требовательных губах Себастьяна. Мужчины! Она ненавидела их, и больше всех – своего жениха. Она перевернулась на спину и сжала колени, словно стремилась сохранить свою девственность как можно дольше. Сердце ее неистово заколотилось в предчувствии надвигающейся на нее ужасной действительности в образе свадебного кортежа.

Себастьян будет обладать ее телом! Эта мысль пугала ее. Это будет насилием над ее плотью – той плотью, которая была предназначена, как священный сосуд, для поэта – такого, как Перегрин. Множество сложных, противоречивых чувств охватывало Беренис, когда она лежала, устремив бессонные глаза на балдахин. Снова и снова возвращалась она мыслями к разговору с Себастьяном. Что бы она ни делала и как бы сурово ни осуждала его, она не могла изгнать из души его образ. Как будто он заклеймил ее своими поцелуями! Громко застонав, Беренис зарылась лицом в подушки, словно это могло спасти ее от рокового мгновенья, которое неумолимо приближалось.

Две кареты неслись по скаковому кругу со сногсшибательной скоростью; копыта лошадей гулко стучали о камни беговой дорожки, громыхали обитые железом колеса. Это были легкие, высокие экипажи, быстрые и небезопасные, каждый из которых был запряжен парой потных, взмыленных лошадей, подобранных по мастям – черные с серым в яблоках.

Все кругом, не переставая, возбужденно кричали – слишком крупные ставки были сделаны на победителя. Зрители расположились вдоль края зеленой лужайки, расстилающейся, словно огромный ковер, перед полукруглой террасой величественных белокаменных строений, которые образовывали великолепный Королевский Полумесяц Бата. Небо было ясно-голубым, и яркое солнце освещало это захватывающее и довольно скандальное представление, которое устроила леди Беренис Росситер, выставив свой фаэтон против экипажа чемпиона, сэра Хью Колдуэлла.

Беренис замечала присутствие толпы, хотя все ее существо было сейчас устремлено к одной цели: наказать Хью, как он того заслуживал. Как он только посмел намекнуть, что она не способна управлять беговыми колесницами? Она приняла его вызов, желая доказать, что является достойным противником. Но главная причина заключалась в том, что Себастьян, который уехал с отцом в Стреттон Корт, будет взбешен, когда услышит об этом.

Бат загудел, когда новость о состязании распространилась по городу. Злые языки с наслаждением смаковали эту последнюю сплетню о Беренис. Мало того, что из-за нее только что дрались на дуэли и что она приехала в сопровождении своего американского жениха! Причем стоило ему ненадолго отвлечься, как она бросила вызов одному из лучших наездников! Были заключены многочисленные пари, и большая толпа собралась, чтобы стать свидетелями этого события.

– Я не позволю ему победить! – поклялась Беренис, когда, сжимая поводья затянутыми в перчатки руками, заставляла лошадей развить наивысшую скорость. Делом первостепенной важности было выйти победителем из этого состязания. Поражение будет означать, что она в очередной раз побеждена мужчиной. Это был скрытый вызов самому Себастьяну, который она бросала, показывая, что у нее есть собственная воля и ему никогда, никогда не подчинить ее.

Хью изрыгал проклятья и хлестал кнутом своих серых, бросая их в погоню. Беренис оглянулась. Он нагонял ее, его лицо выражало изумление, смешанное с восхищением. Его лошади мчались с максимальной скоростью: уши прижаты, хвосты и гривы развеваются, ноздри расширились, глаза навыкате. Беренис, тем не менее, сохраняла запас сил и скорости, и только сейчас отпустила поводья. Фаэтоны пронеслись к финишной прямой, и, сделав внезапный рывок, Беренис пересекла финишную линию, опередив Хьюго буквально на волосок. Под одобрительные возгласы она бросила поводья своему груму и сошла на землю – с горящими от возбуждения щеками, с выбившимися из-под шляпки волосами.

Дэмиан подскочил к ней и поцеловал, крикнув:

– Прекрасно сработано, сестричка!

Хью выпрыгнул из фаэтона, расталкивая локтями людей, окруживших ее.

– Мои поздравления, леди Беренис! – воскликнул он с искренним удовольствием. Спортсмен до мозга костей, он достойно принял свое поражение.

– Она победила вас, без всякого сомнения! – гордо сказал Дэмиан. – Моя сестра знает толк в лошадях.

– Кто бы мог подумать? Старина Хью, уступающий лавры леди! – заметил другой денди, одетый в бежевые бриджи и зауженный в талии сюртук. – И к тому же чертовски хорошенькой, ей-богу! Ты не собираешься взять реванш и предложить ответное состязание?

– Победителю решать, – ответил Хью, поклонившись Беренис. Выражение его глаз при этом сильно встревожило Дэмиана.

Ему были даны строгие указания – присматривать за ней, и он согласился на эти состязания лишь потому, что хотел увидеть на ее лице улыбку вместо хмурого взгляда. Можно было не сомневаться, что ему не поздоровится, когда вернется отец…

Беренис засмеялась, испытывая подлинное счастье и радость от своей победы:

– Возможно, да, сэр, а, возможно, и нет. – Тень пробежала по ее лицу, когда она добавила: – Мой жених скоро возвращается…

Она отвернулась, погладила лошадей и дала груму специальные инструкции относительно ухода за ними. Их нужно отвести обратно в конюшню, обтереть, дать воды и хорошо накормить овсом. Эти гордые животные потрудились на славу; она подумала, что будет скучать по ним. Интересно, найдет ли она подобных им в Каролине, если, конечно, ей вообще будет разрешено ездить верхом… Она вызывающе вздернула подбородок. Себастьяну будет чертовски трудно остановить ее! Более важным достижением, чем победа в этом состязании, было другое: теперь ему придется признать, что она личность, с которой нужно считаться. Он уже должен был понять это, ибо в течение тех нескольких дней, которые они провели вместе в Бате, Беренис, что называется, «была нарасхват». Ни один бал, званый обед или карточная вечеринка не обходились без ее присутствия. Он держался на расстоянии после той ночи свидания с Перегрином, и Беренис избегала оставаться с ним наедине. Она с огромным облегчением вздохнула, узнав, что он уезжает с маркизом, но сейчас чудесные дни свободы подходили к концу. Скоро он вернется, и снова вернутся напряженные отношения между ними, превращающие все вокруг в поле повседневной битвы.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю