Текст книги "Зверь придет с рассветом"

Автор книги: Жанна Лебедева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 17 страниц)

Глава 26. Аконитовые сны

Сказал Царь Ракоскорпионов рыбе: «Буду я властвовать

над тобой и над внуками твоими во всех водах!»

Промолчала рыба, ибо не было у нее рта.

Сказал Царь Ракоскорпионов рыбе: «Будешь ты мне едою.

И внуки твои будут пищею мне во все времена!»

Не стерпела рыба, расколола свою голову надвое,

и стало две челюсти у нее. Надела рыба доспехи, и грянула битва.

В страхе бежал Царь Ракоскорпионов из всех вод на все времена.

Правила рыба Царством Девонским много миллионов лет,

А внуки ее отрастили четыре ноги и ушли по земле…

(С) Книга Эво

– Проклятый Регер! Небось, вздумал кинуть нас! – негодовал Здоровяк, неуклюже восседая на спине широкого, слово скамейка, гнедого мерина.

– Вздумал бы кинуть, оставил бы без денег, а так какой смысл? – спорил с ним Лейф.

Привыкшие к корабельной палубе, на земле, вдали от моря, оба разбойника чувствовали себя неуютно. Долгая поездка верхом казалась пыткой.

Флоки напротив нравилось качаться в такт лошадиным шагам на спине высоченной, серой в яблоках кобылы. Было в этом процессе нечто умиротворяющее. По обе стороны плыл лиственный лес полный звуков и запахов. Плелись над дорогой косицы берез, дрожали тонкие пруты осинника, завивались морскими канатами раскидистые ветви могучих дубов.

– Он уже в Нерке, – уверенно заявил Кяьрр. – Ждет нас.

– А Ивар будет? Тот, что пятым с нами ходил тогда? – вспомнил Лейф.

– Нет. Сдох он.

Лейф и Здоровяк удивились хором:

– С чего бы?

– Попался людям Тарха буквально на днях, – пояснил Кьярр. – И сдох.

– Под пытками? – с надеждой уточнил Здоровяк, протискиваясь своим мерином меж лошадьми подельников.

– Если бы, – уныло протянул Кьярр. – Его повезли на допрос к самому Тарху, но кто-то нанял убийцу, чтобы не довезли.

– Куттанец придворный, – догадался Лейф. – Побоялся, сволочь, что сдадут его.

Кьярр кивнул.

– Да. И хрен его, Ивара знает, что он там успел разболтать. Поэтому нам всем тут лучше надолго не задерживаться. Передадим вашего мальчишку Регеру, дождемся его в порту и все вместе свалим из Райлы на ближайшем корабле. К демонам это все…

– К демонам! К… – радостно повторил Здоровяк, сбился на полуслове и выругался. – Безмозглая кляча!

Все из-за того, что лошадь под ним споткнулась. Ветка, что ли, под ноги попала. Здоровяк крякнул, неуклюже съехал на бок вместе с седлом, выпустил повод из рук.

– Стой, корм собачий! – прикрикнул на невнимательного мерина Кьярр. Седоку тоже досталось. – Ездишь как мешок с дерьмом. Слазь. Седло надо поправить и подпруги затужить, а то не ровен час рухнешь посередь дороги о камни башкой.

Встали все. Спешились.

– Давайте уж и перекусим. Хоть выпьем, – жалобно протянул Здоровяк, разминая уставшие ноги. – Зад болит. Ненавижу лошадей! И эти дороги. – Он гневно пнул перекрывшую путь коряжину. Подошва из акульей кожи шершаво сняла с подгнившего дерева кусок мохового скальпа. – К демонам все это. Из-за тебя тут мучаемся, говнюк мелкий.

Последняя фраза, адресованная Флоки, была поддержана понимающим фырканьем Лейфа. Морские волки хотели обратно в море. Полукровка не стал радовать их обидой или прочим вниманием. Пропустил оскорбление мимо ушей.

Солнце перевалило за полдень.

Тут же рядом, у тропы, заплясал веселый костерок.

– Эй, Флоки! Тащи эту чертову коряжину в огонь. Хочу сжечь ее! – горланил Здоровяк, развалившись на конском потнике и причмокивая пивом из бурдюка. – Давай живее, парень!

Полукровка выругался под нос. Если громила-варвар что-то втемяшит в свою пустую башку, спорить бесполезно. Вот ведь мстительный ублюдок. Даже с коряжиной решил разобраться, будто безмозглая деревяшка по собственному разумению впуталась в ноги его коню.

«Придурок», – мысленно обругал соратника Флоки, вцепился в черное тело коряги и вывернул ее из травы и мха. И дерево оказалось вовсе не деревом.

– Ничего себе… Эй! Смотрите!

Лейф кинул на находку ленивый взгляд и тут же насторожился:

– Что это за пакость?

– Кость, – с мрачным спокойствием отозвался Кьярр. – Когда на эти места обрушилось наводнение, с Пустоши много подобной дряни принесло.

– Чья ж эта кость, по-твоему? – с любопытством поинтересовался Флоки, поднимая огромный предмет и ставя его вертикально. – Что за тварь обладала такими размерами?

Он не удержал добычу, слишком скользким оказался освобожденный от мхов таинственный предмет. Кость грянулась оземь, чуть не задев Лейфа и Здоровяка.

– Охренел, щенок? – хором выругались разбойники. Здоровяк пнул мыском черно-коричневый изгиб. – Ни хрена себе… Это ж нога! Кого носили такие ноги?

– Елефана, может? – сумничал Флоки, видавший сего грозного зверя лишь единожды на картинке в книжке, честно отобранной головорезами Пелле у какого-то бродячего проповедника.

– Да не-е-е, – с видом знатока осадил его Кьярр. – Елефаны водятся только на юге. И меньше они гораздо.

– Будто ты видел? – завистливо съехидничал Здоровяк, которому и вставить-то в разговор было особо нечего.

Привыкший хвастать силой мышц, а не извилин, в этом споре «умников» он чувствовал себя заведомо проигравшим, отчего нервничал и злился.

– В Тарховом зверинце такие есть, – свысока ответил Кьярр.

Здоровяк все не унимался:

– Будто Тарх тебя, ободранца, к себе на двор пустил и в зверинце зверей показывал?

– Их в праздник Солнца на ярмарочную площадь выводили, чтобы народ забавить, – хмыкнул Кьярр и зевнул, демонстрируя тупоголовому громиле всю неоспоримую ширь своего кругозора, – елефанов этих. Я там был. Ох, и уроды же! Ты б видел, Лейф. Хвост и спереди и сзади и у них есть. И тот, что спереди, еще не ясно точно хвост или х…

– Эй, глядите туда! – Флоки обошел завал из сбитого ветром березняка. За ним торчали, уходя к небесам, два округлых черных предмета, похожих на половинки разломанного надвое обода исполинской бочки. – Тоже кости. Или рога…

Полукровка встал под черную штуку, что изогнулась выше его роста, потом нырнул куда-то за ветки.

– Это еще что за гадость? – осведомился Здоровяк.

– Зубы! У них такие зубы, – радостно крикнул соратникам Флоки. – Тут еще голова. Это точно елефан! Как в книжке. Я читал.

Тут он, конечно, приврал. Мать пыталась научить Флоки грамоте, но он не больно-то усердствовал, все на топор больше налегал, да на щит… А в книге он только картинки смотрел и слушал Пелле – тот, как выяснилось, грамоте все же где-то обучился. Но кто ж теперь проверит? Тем более, слово «читал» произвело на спутников просто неизгладимое впечатление.

Когда остальные заткнулись, в спор вступил молчавший до этого Лейф.

– Не ведаю, елефан то или нет, но зверя я похожего видел. На севере, в леднике. Он плыл внутри айсберга, намертво вмерзший в лед. Лохматый и бурый. Огромный, как гора.

– Он был жив? – не поверил услышанному Здоровяк.

– Нет. Мертв. А быть может, он спал. Тихо… – Лейф предупреждающе вскинул руку. – Слышите?

Все замолчали и прислушались. Издали ветер принес странные звуки. То ли смех, то ли плачь. Электрический треск молнии. И гул земли.

Снова смех.

Теперь отчетливый и ясный. То заливистый, тоненький, похожий на девичий или детский, то басовитый, резкий, переходящий сначала в рычание и лай, а потом в надрывное свирепое рявканье.

Кьярр поморщился.

– Лисы.

– Дурное место. На корабль хочу. На воду, – разнылся Здоровяк, но Лейф приструнил его.

– Заткнись уже. Нам деньги нужны. Хочешь без денег остаться?

– Нет.

– Вот и сиди.

Они оба пристально посмотрела на Флоки.

– Зачем этот щенок сдался Йоремуне? Мало таких, что ли? – ворчал Здоровяк, подкладывая в огонь сухие ветки.

– Мало, – коротко отрезал Лейф. – Вот опять…

Новые волны хохота разлились в воздухе. Небо резко затянуло черными тучами. Их пробили белые молнии, раскатисто пророкотал гром, а потом все кругом посекли линии дождя.

Ругаясь и ворча, разбойники соорудили из подручных материалов жалкое подобие шалаша и теснились теперь в нем. Флоки досталось место с краю, там, где вода заливала нещадно. Костер потух. Сразу стало холодно и тревожно.

Плюнув на субординацию, – в конце концов, они ему лишь конвоиры, а не боевые товарищи, – полукровка ушел через подлесок к звенящей в лощине реке. Крутой берег нависал травянистыми шапками над выеденным водой песчаником. Кое-где образовались неглубокие гроты.

Флоки ввалился в один из них и, прижавшись спиной к слежавшемуся песку, задремал, кутаясь в полумокрый плащ. Сырость не добавляла уюта, и он все возился, все дергался, пока не растревожил окончательно стену. Песок стек прямо на спину, набился за шиворот и противно зачесался под одеждой.

– Чтоб тебя!

Флоки отскочил в сторону, обернулся зло и обомлел. В стене грота из-под струй оплывающего вниз песка проступало что-то.

Полукровка, насторожившись, словно готовый атаковать волк, пригнул голову и смотрел, как выходит из-под песочного каскада нечто угловатое и сочлененное. Тяжелое.

В первые секунды Флоки принял это за людской доспех, но при ближайшем рассмотрении с неприятной тревогой понял – воин, что носил окаменелую, чужеродного вида броню, не был человеком.

Он был чудовищем, столь жутким, что Флоки даже представлять его не хотел. Огромный шлем расходился в широченные наплечники. Голова, которую он должен был покрывать, имела плоский лоб и просто гигантскую пасть.

Флоки приблизился на пару шагов, прикидывая: нет, не голова его там, в пасти такой, поместилась бы, а весь торс. И это двойное забрало, похожее на выточенные из цельной пластины зубы. И странная защита глаз – не смотровые щели, а прочные шарики с дырками посередине. И нащечники…

Что это, вообще?

– Вот дерьмо, – раздался рядом голос Кьярра. – Ты какого хрена ушел, мелкий?

– Что это? – проигнорировал его вопрос Флоки, пораженный увиденным.

– Воин. – Разбойник поднял из-под ног отмоченную рекой коряжину и швырнул под берег. Остатки песка, скрывавшего «доспехи» осыпались вниз. – Древний.

– Кто он такой?

– Тьма его знает. Один сумасшедший сектант в Городе-Солнце пел о таких. Вещал, блаженный, что, дескать, все люди когда-то были рыбами, и порол другую чушь. И рисовал… Рисовал в пыли картинки. Жутких рыб-воителей. Называл их рыцарями Девона…

Флоки заворожено посмотрел на разбойника.

– Что это? Девон?

– Откуда я знаю. – Кьярр обозлился вдруг, погнал полукровку обратно. – Не на что тут смотреть. Давай, живо назад иди! И сбежать от нас не вздумай!

* * *

Лили очнулась от холода.

От того, что по телу барабанили холодные капли, доходили до самой кожи. Будто трогали и трогали ее чьи-то ледяные пальцы.

Тяжелые веки едва удалось разлепить. Мутному взгляду предстала размытая ливнем глина, и большая гладкая яма в ней, с закрученной резьбой застывшего водоворота.

Резьбу смывало дождем, и сама яма заполнялась им же, превращалась в маленькое озеро.

– Йон…

Лили поднялась, оскальзываясь и шатаясь. От одежды, не такой уж богатой и красивой, остались одни тлеющие лохмотья. В стороне валялась куртка Регера, с завернутыми в нее книгами.

– Йон… Ты там? Ты где?

Лили поковыляла к яме, съехала на ее дно, принялась грести тугую, укрытую мутной водой глину скрюченными оледенелыми пальцами.

– Не кричи так громко, – раздалось позади.

Лили резко повернулась, подняла голову. На краю ямы стоял костяной зверек и как ни в чем не бывало светил огоньками в пустых глазницах.

– Ты? Но как ты… – Лили неуклюже вскарабкалась по липкому склону наверх. Устало села возле книжной связки. – А как же дым? И…

– Все это не имеет значения. – Пожелтевшая от времени головка склонилась набок. – Я есть лишь в твоей собственной реальности. И в реальности тех, кто похож на тебя.

Лили откинула за спину слипшиеся грязными сосульками волосы. Спросила:

– Почему я тебя понимаю? Раньше почти не понимала. Ты теперь знаешь мой язык?

– Нет. – Костяная головка качнулась в другую сторону. – Это ты теперь знаешь мой.

Лили покосилась на яму.

– А Йон? Что с ним будет? Он хоть жив?

– Если силен, то жив, – прозвучал уклончивый ответ. – Если слаб, то жив. Но уже не он.

– Как тебя понимать? – Лили тяжело поднялась. Хотела протереть ссаженными ладонями лицо, но лишь размазала по нему разводами прилипшую глину. – Что я с ним сделала?

– Ты помогла. Сделала лучшее, что могла. И слово. Запомни. Оно спасет тебя от смерти. Однажды.

Лили жаждала засыпать потустороннее создание вопросами, но оно с пшиком исчезло, растворившись в воздухе. А в памяти всплыл сам собой тот самый…

…Октаграмматон.

Всю дорогу до дома она шептала: «Только выживи, Йон. Выживи. Я знаю, ты это умеешь, как никто иной. Тебе там трудно, наверное, но все равно».

Солнце завалилось за горизонт, такое же уставшее, как сама Лили. Облака, неестественно-лиловые, затеняли восток. Словно кровавые полосы рваными ранами расчерчивали небо. Цветом в тон качался за осиновым перелеском высокий кипрей.

Поле с пробором тропинки блестело, вымоченное дождем. Он снова заморосил, когда Лили отошла от берега. У горизонта вскинулась радуга, там солнце еще проблескивало, разгоняло тучи, и они темной армией ползли на Нерку. Отражались в стеклах луж.

До деревни Лили добралась быстро. По пути никто не попался – и хорошо. Все прятались от дождя.

Мать нашлась в глубине дома. Растрепанная, бледная, она сидела на кровати и, кажется, боялась шевельнуться. Заметив, что дочь вернулась, женщина вскочила на ноги и, шатаясь и хватаясь за стену, бросилась навстречу.

– Лили… Что он сделал с тобой… Лили…

– Ничего.

Мать будто не понимала. Все лепетала, расспрашивала в полузабытьи:

– На тебе его куртка, доченька… Он отдал тебе куртку? Он вернется… Он придет сюда…

Лили отрезала:

– Он больше никогда никуда не придет.

И направилась к деревянной бадье с водой. Откинула в сторону круглую крышку. Та упала на половицы со стуком. Взяла черпак, набрала полный. Вода казалась темной. Припала к деревянному отполированному краю и стала пить.

Долго. Жадно.

Отнесла книги в комнату, где когда-то гостевала жена Тарха…

Вернулась.

– Мама, к нам скоро придут… люди. На постой, возможно, попросятся. Ты пусти, ладно?

Мать кивнула. Опять попыталась расспросить:

– Что ж было-то, Лили? Что случилось с тобой? Тебя точно не…

Лили глянула на нее гневно.

– Точно не что? А? Договаривай, мама! Что «не»? Не изнасиловали? А что, если так? Что это меняет?

Мать совсем потухла, прижалась спиной к дверному косяку.

– Доченька… Ты… Что ты такое говоришь? Люди-то что скажут, подумай…

– Тебя только это волнует? – Голос Лили звякнул металлом. – Нас чуть не убили. Тебя. Меня. И еще неизвестно, что будет впереди.

Но мать уже смотрела мутным взглядом и бормотала бессмысленно:

– Что же ты наделала, глупая. Что наделала… Пресвятой Эвгай, помилуй! Ну зачем ты все это устроила? Зачем?

– Затем, что жить хочу. И выжить пытаюсь всеми силами. И себя сохранить.

Мать не слушала.

– Разве плохо мы к тебе относились? Мужа нашли хорошего, приданое давали – все! Жила бы, как у Эвгая за пазухой. Как Ильза бы в дорогой одежде и самоцветах ходила…

При упоминании Ильзы Лили ощутила, как к горлу и глазам подступают слезы. И не выдержала, взорвалась:

– Не смей упоминать ее имя! Не смей никогда! Ильза на себя руки наложила, потому что не хотела такой судьбы. Сломали ее! Как игрушку, как вещь. И я не хочу так!

Она выдохнула, понимая, что гнев сейчас не поможет, только растратит силы.

Мать поджала губы, посмотрела горестно, проронила сквозь плотно сжатые зубы:

– В тебя демоны вселились, доченька… Демоны…

Лили отозвалась хмуро:

– И пусть.

Потом, усевшись на кровать, вытянула из книжной стопки «Травник», стала читать.

Читала, пока не легла на Нерку густая сизая с розовым подпалом заря. Нашла то, что искала. Улыбнулась сама себе, а потом спрятала книгу поглубже в сундук.

В окно постучали.

Лили настороженно приблизилась. Встала бочком за занавеску, выглянула, чтоб саму не видно было. Внизу в зарослях злого крыжовника пестрели яркие девичьи нарды. Во всей Нерке такую расшитую и дорогую красоту могла позволить себе лишь Фая.

Чего ей тут надо?

Лили тихо вытолкала наружу залипшие створы, перегнулась через подоконник.

– Чего?

– Пусти меня, Лиль, – потребовала мельникова дочка, всеми силами сдерживая дрожание алых пухлых губ. – Коли ты не пустишь, идти больше некуда.

– Залезай. – Лили протянула ей руку, кряхтя, помогла влезть в комнату. Указала на сундук. – Садись. Что случилось-то?

Фая молчала.

Пыталась начать говорить, но рот сам собой кривился, не слушался. Вместо слов из него шли всхлипы и жалкие поскуливания. Наконец, не выдержав этой борьбы с самой собою, Фая разразилась рыданиями. Проплакавшись, рассказала:

– Из-за него все. Из-за Муна. Ты ж знаешь.

– Догадываюсь.

В душе Лили зашевелились нехорошие предположения.

– И вот… – Фая оглушительно всхлипнула. – Жених-то прознал. И вот… – повторила она, не решаясь сказать о самом страшном. Будто заело ее. – И вот…

– Мун пристал к тебе, а Турм прознал об этом? – подытожила за нее Лили. – И?

– Свадьбы не будет теперь… А я так хотела! А гости… А родня… А теперь стыдоба одна…

– Стыдоба? Будто ты виновата в чем-то?

– Виновата… – Фая красноречиво обхватила ладонями свою пышную грудь. – Виновата! Все это… – Она хлопнула себя по широким бедрам, по разрумяненным щекам. – Искушает оно, понимаешь? Значит, виновата…

– Кто это тебе сказал? Мун? – Лили подошла к ней, села рядом. – Не слушай. Никого не слушай. Ты не виновата ни в чем.

– Так все говорят, что виновата, – не унималась Фая, и Лили с тоской понимала, что слово ее вряд ли перевесит то множество слов, что кидают в несчастную мельникову дочку обвинители.

– Вот. Смотри. – Фая задрала подол, демонстрируя белые полные бедра, исполосованные алыми рубцами. – Отец высек… Сказал, убьет. А я сбежала… К тебе!

Лили ощутила, как внутри поднялась и опала волна ярости.

– Почему ко мне?

– Потому что ты заступишься.

– С чего? Нашла заступницу…

– С того, что ты ведьма. А ведьмы таким как я, пропащим и порочным, помогают. Так мамка говорила, пока отец не услышал ее и не засек за такие слова.

– Засек? – После гнева в душе нарос лед. Он защищал от огня, жгущего внутренности при каждом подобном рассказе, истории, случае. Не хватит сил каждый раз слушать и беситься от несправедливости, что царит кругом… Так лучше уж в лед. – Говорили, что мать твоя утонула.

– Нет. – Фая шмыгнула носом. – Отец мать в ведьмовстве уличил. Вот и…

– И ты после этого ко мне, к ведьме, за спасеньем пришла?

– Лучше к тебе, чем с позором под плеть. – Фая склонила тяжелую голову на Лилино плечо. – Ты прости, что я тебе гадости говорила. Что прежде не водилась с тобой.

– Ладно. – Лили обняла ее. Странно как-то. – Только… Матушку твою ведьмы вон не спасли.

– Не успели, – уверенно ответила Фая. – Все равно больше никто не пожалеет. Девчонки боятся, их самих родня заест, коли в беспутстве уличит… А ты…

– Оставайся. – Лили поднялась с сундука, прошла через комнату к двери. – Но когда скажу, что надо уходить – уйдешь без споров, ясно?

– Ясно, – радостно закивала Фая и впервые за весь разговор улыбнулась.

* * *

До Нерки они доехали к вечеру следующего дня.

Погода стала еще хуже. Небо затянуло сизая хмарь. У западного горизонта сквозь нее мутно проглядывали размытые кляксы ржавой зари.

Лошади еле шли. Спотыкались в грязи, поскальзывались, норовили и вовсе упасть, попадая в глубокие ямищи разбитой колесами телег дороги.

Дорога текла через вымокшее насквозь поле. В ее конце черным гребнем стояла деревня, сверкала жгучей вереницей поздневечерних окон. Оранжевые огни сообщали, что тут есть жизнь. И бурливый дым, что поднимался из труб в сырое небо, намекал на сытный ужин.

От стройки, ведущейся чуть в стороне – судя по острому, тянущемуся ввысь шпилю становилось ясно, что возводят храм, – двинулись навстречу две фигуры в алом.

– Эвгайские псы, чтоб их. – Здоровяк плюнул под ноги Лейфовой лошади. – Чего они прутся сюда?

– Поприветствовать нас, – ухмыльнулся в ответ Кьярр. – Не волнуйтесь. У них тут свои интересы, у нас свои. Переговорим и разойдемся.

– А я-то уж думал срубить пару алых голов, – разочаровался Здоровяк. – Ненавижу их не меньше, чем Тарховых солнечных прихвостней.

– Тихо себя веди, пустоголовый, – ругнулся на соратника Лейф. – Сказано тебе – в бой не вступаем. Говорим.

Флоки, двигаясь в хвосте процессии, смотрел на приближающихся конников без особого интереса. Эти вояки в красных хламидах встречались ему прежде, и всегда были годны лишь на то, чтобы пугать недостаточно набожных крестьян.

А бойцы никудышные.

По сравнению с северянами – уж точно!

Даже если их тут не пара, а десять – беспокоиться не стоит.

Даже если пятнадцать…

Кьярр бросил через плечо остальным:

– Притормозите и ждите здесь.

Когда все послушно встали, пустил лошадь рысью навстречу алым плащам. Махнул рукой, приветствуя. Воины махнули в ответ. Где-то на середине поля они пересеклись с Кьярром, о чем-то коротко переговорили, после чего разбойник вернулся к соратникам.

– Ну? Чего? – нетерпеливо поинтересовался Здоровяк. – Чего там тебе эти псы налаяли?

– Ничего, – отмахнулся Кьярр. – Пожелали хорошего дня. Да посоветовали бабу одну, у которой на ночлег можно остановиться и пожрать от пуза. Вроде и Регер уже там.

– Ба-а-аба! – сладострастно протянул Здоровяк.

– Старуха, – оборвал его Кьярр, – мужем брошенная.

– А-а-а-а, страшная, выходит, или больная, – донеслось в ответ разочаровано.

– Ну так как сбудем полукровку с рук, по соседям пройдемся, – успокоил приятеля Лейф. – Чего ты разнылся тут? Сначала дело, не забывай. Потом развлечения.

Когда они спешились возле означенного дома и забарабанили в дверь, открыла вовсе не старуха. Девица! Не скажешь, что жгучая красотка, но им всем сейчас хватило бы и того, что она молода.

Флоки поймал ее взгляд, тревожный, злой, холодный из-под рыжей пряди, павшей на лицо там, где шевелюру девушки не удержала серая косынка. В душе полукровки шевельнулись нехорошие предчувствия.

Что-то не так.

За густым неухоженным садом дробно прозвучал чей-то тяжелый топоток и растворился в ночи. Кто-то еще тут был да сбежал?

Флоки хотел толкнуть в бок Лейфа, предупредить, а потом подумал, что даже если и случится с местными какой-то конфликт – то эта не его проблемы. Он даже лезть туда не станет – пусть Кьяррова компашка сама разбирается с всем.

Дело Флоки добраться поскорее до Йоремуне…

Дева улыбнулась широко, блеснула зубами.

Кьярр заговорил с ней:

– Что, красавица, пустишь на постой? Деньги есть. Заплатим хорошо. В долгу не останемся.

Рыжая улыбнулась еще шире и согласилась без вопросов:

– Конечно. Ваш друг предупреждал, что вы придете.

Кьярр, привыкший, что его не слишком симпатичная физиономия обычно в таких случаях вызывает у людей сомнения, удивился такой сговорчивости.

– Регер уже тут?

– Да, – кивнула девица, жестом приглашая войти в дом. – Милости прошу.

– Так зови его, рыжая, – рявкнул Здоровяк. – Хочу на морду его поглядеть, давно не виделись.

– Он отлучился по важному делу, – без тени сомнения сообщила молодая хозяйка дома. – Но ужин уже готов. Так что можете его не дожидаться. Вы ведь, я вижу, устали с дороги.

– Устали! Еще как устали!

Оттолкнув Кьярра, Здоровяк первым ввалился в дом и протопал, не снимая грязных сапог, прямо в комнату. Плюхнулся за стол, вытер руки о скатерть и демонстративно плюнул на пол.

– По какому такому делу? – недоверчиво осведомился Лейф, разглядывая накрытый стол и лежащую стопкой посуду.

Белая скатерть. Свечи в кованом медном подсвечнике – все прямо роскошно.

– Откуда мне знать? Расспрашивать гостей об их делах в нашем доме не принято, – спокойно ответила девушка.

Из-за занавеси, закрывающей проход в соседние комнаты, выглянула женщина с осунувшимся, больным лицом. Бледная, как смерть.

– Мама, подай гостям еду, а я позабочусь об их лошадях. И плату за постой возьми вперед. Мало ли что.

Кьярр хмыкнул и небрежно бросил на стол тощий кошель. Денег было жаль, впрочем, разбойник не сомневался, что спустя какие-нибудь сутки, все до монеты вернется к нему обратно.

Осталось только встретиться с Регером…

Вся компания расселась за столом. Испуганная женщина принесла лепешек, каши и вина.

– А мясо где? Где нормальная жратва, я спрашиваю? – заорал на хозяйку Здоровяк, швырнув на пол надкушенную лепешку. – Ты мужика своего тоже этим дерьмом кормишь? За что мы заплатили тебе, карга старая!

– М-мясо еще не сготовилось… Скоро б-будет…. – дрожащим голосом залепетала женщина, пятясь от стола к занавешенному проходу. – Вина выпейте…

– К демонам!

– Наливай вина, – потребовал Лейф, сердито бросив соратнику: – Заткнись уже. Хватит орать и буянить. Надоело.

Женщина подняла со стола кувшин, разлила по стареньким кружкам мутноватый кровавый напиток.

– П-пожалуйста…

Прижав кувшин к груди, она отступила к печи и стала смотреть на разбойников испуганными, вылупленными из орбит глазами.

– Да что с тобой, бабка? – рыкнул на нее Здоровяк. – Чего таращишься, как овца безмозглая? Будто демона увидела?

– Да сумасшедшая она, – махнул рукой Кьярр. – Дура.

Разбойники чекнулись вином – за славное дело! – и громкими глотками опустошили кружки.

Флоки тоже выпил.

Напиток оказался на удивление приятным и сильно хмельным. Спустя пару минут на комнату будто опустилась пелена, размыла краски и острые углы, сгладила фигуры, приглушила голоса.

Влив в себя еще четыре кружки, Здоровяк снова принялся требовать мяса:

– Эй, дура, давай неси людскую жрачку. Эти ваши бабьи крохи себе оставь. Корми мужика по-божески, мож потом и приголубит. – Он мерзко расхохотался, добавив: – Тащи уже мясо!

– Хрен тебе, а не мясо, свинья, – раздалось от входной двери звонко и дерзко.

Вернулась рыжая девушка.

Как ни в чем не бывало прошла к столу и села во главе, широко разложив на столешнице локти. На ней была красивая мужская куртка с широкими рукавами. На шее блестела подвеска-звезда.

– Чего? Это ты мне, прошмандовка рыжая? – оторопел Здоровяк. – Ар-р-р-р…

Язык его заплетался, а веки сами собой падали на глаза. Он что-то еще хотел прореветь в конце, но не смог.

– Эта куртка… Ре… – прохрипел Кьярр, падая лицом в тарелку.

– Регера… – закончил за него Лейф, неуклюже вскочил из-за стола, пошатнулся и с грохотом рухнул на пол, опрокинув на себя тяжелый табурет, попытался подняться, уцепился за скатерть и стащил ее вниз.

Зазвенела о половицы разбитая вдребезги посуда.

Флоки отчего-то стало смешно.

Хмель захватил его, лишив воли и возможности соображать, отбросил от происходящего в сторону, обратив все комедийным фарсом. Полукровка улыбнулся, чувствуя, как улыбка застывает на губах, прирастает к лицу. Перед глазами заплясали цветные пятна. Сквозь эту веселую муть проступил голос рыжей:

– А ты сомневалась, мама. Я же сказала, что это сработает.

– Прости нас, Эвгай! Прости и помилуй, – тихо отозвалась испуганная женщина. – Что же это? Смертоубийство?

– Нет, – льдисто зазвенел голос девушки. – Это справедливость. Справедливость и лунный аконит.

Слово «аконит» рассмешило еще сильнее. Флоки залился нервным хохотом, отчего рыжая подскочила на месте и уставилась зеленющими злыми глазами.

– Живой… – процедила сквозь зубы.

– Твою ж… – выругался в ответ Флоки, попытался подняться, но не вышло.

Ноги подкосились, и он завалился навзничь, уронив попутно стул, на котором сидел. Опять попытался подняться, хватаясь за хлипкую занавеску, но лишь сорвал с окна карниз. Вцепившись в подоконник, парень все же встал на ноги и шатаясь шагнул обратно к столу. Он посмотрел на размытые силуэты спутников, застывшие в нелепейших позах, и его в очередной раз скрутило спазмом истерического веселья.

– Чего ты ржешь? Ты сдохнуть должен был, – резанул по ушам пронзительный голос молодой хозяйки дома.

– Я в порядке. Со мной все хорошо, – непонятно зачем ответил Флоки, всеми силами пытаясь вернуть контроль над телом.

Прежде такого с ним никогда не случалось. Даже после излишне крепкого вина…

– Подыхай уже. Хватит пытаться…

– С чего я должен подыхать? Эй… – Рвотный позыв комом застрял в горле и на миг лишил возможности нормально дышать. – Проклятье… – Флоки уперся ладонями в стол, и его вывернуло остатками еды. – Вот дерьмо… Да что же это…

Не удержавшись на ногах, полукровка опять упал на пол. Ткнулся лицом в безжизненно распластанную ладонь Здоровяка. Кожа соратника оказалась холодной и воняла мерзко.

Флоки второй раз вывернуло, после чего шею и грудь скрутил спазм такой силы, что вдохнуть стало невозможно. Полукровка схватился за горло, захрипел и после титанического усилия все же вдохнул. Воздух обжег все внутри. Легкие пронзило болью.

И все-таки он дышал.

Дышал и боялся пошевелиться. Казалось, стоит двинуться, и будет новый спазм, после которого выжить уже не получится…

Затылок болел. Тело леденело. В поле зрения попадал лишь квадрат закопченного потолка. Но вот на его фоне возникла рыжая. Она склонилась, пристально вгляделась в лицо упавшего навзничь парня. Поставила ногу ему на грудь.

– Странно, – произнесла холодным тоном. – Ты самый худой и легкий из всех. Доза была рассчитана на самого здорового… Что с тобой не так?

Флоки попытался скинуть с себя ее ногу, но не смог. Подошва дешевого деревенского башмака девчонки давила ребра так, будто наступил закованный в броню боевой конь.

– Что тебе нужно? Золото? Возьми… – выдохнул Флоки. – Все возьми… Плевать…

Он попытался подтянуть руку к поясу. Меч все еще был при нем, ножны не отстегнуты, но…

…пальцы мягко проехались по рукояти, так и не сомкнувшись. Последние силы стремительно уходили.

– Мне не нужно ваше золото. Мне нужны ваши жизни, – прозвучал резкий ответ.

– Жизни… берут за другие жизни… Когда я тебе задолжал, напомни? – Флоки не узнал собственный голос.

Слова еле тянулись.

– Регер и вы четверо убили жену Тарха и всех, кто с ней был.

– Это не я… Меня там не было… – Флоки снова попытался столкнуть с груди ногу рыжей. Опять не вышло. – Убери… Мне тяжело дышать…

– Плевать. Я не хочу разбираться. Хочу отомстить.

Девица навалилась сильнее. От ее тяжести потемнело в глазах.

– Я знаю… Знаю… – Флоки наконец удалось упереться словно размякшими ладонями в тугие мускулы над чужой щиколоткой. – Просто дай вздохнуть, и я расскажу, что знаю…

Рыжая задумалась на секунду, после чего ослабила нажим.

– Говори.

– Их было пятеро… Их… Я не с ними… Один из них погиб – Тарх поймал… А я не с ними… Я случайно…

Девушка убрала ногу и присела рядом. Вгляделась в лицо своей жертвы, после чего побледнела, как смерть.

– Ты же полукровка! – выдала вдруг с удивлением. – Нет… Проклятье! – Признала, стиснув зубы: – Тебя там не было. Точно… Керед же рассказывал, что Тарх ищет четырех людей. Взрослых мужиков…

Флоки попробовал улыбнуться, но вместо улыбки лицо перекосилось в кривой гримасе. Собрав последние силы, он сел, потом перевалился на четвереньки, после чего встал на одно колено и, наконец, на обе ноги. Пошатнувшись, привалился спиной к печи.