Текст книги "Репортажи со шпилек"

Автор книги: Жанна Голубицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Вот так комплимент! Определенно лучший в моей жизни. А Лида тем временем звонко хлопает в ладоши и кричит:

– Девочки! Девочки! Идите сюда! Посмотрите, как нужно одеваться и краситься!

С кухни, дверь в которую до сих пор была закрыта, в гостиную стекаются девочки – пять человек. В возрасте примерно от 18 до 30, в домашних халатиках, в шортиках, с пучками на головах. Рыженькие, беленькие, веснушчатые и – не имеющие ничего общего с сексапильными фото на сайте салона! Вглядываюсь в их лица, пытаясь найти на них неистребимые следы порока. Но и лица, и фигуры – все самое обычное. Таких девушек пруд пруди в каждом русском селении.

– Вот, берите пример! – торжествующе глаголит Лида, тыча в меня. – Человек еще работать не начал, а уже так подготовился! Все как надо – юбочка, макияжик, духи. Вот это я понимаю – целеустремленность! А вы? Посмотрите на себя! Лена, тебе выезжать через полчаса на заказ, а ты еще краситься и не начинала! Собираешься опять бледная как поганка вышмыгнуть? Ничего не получится, я за тобой слежу! На тебя постоянно из-за внешнего вида жалуются! В тот раз я тебя на десять процентов оштрафовала, а в следующий раз будет на двадцать, учти! Как можно экономить на самом для нас главном – косметике, духах, платьях? В нашем деле в первую очередь нужно быть женственной. Как не стыдно все время ходить в одних и тех же джинсах, с небрежным макияжем или вообще без него? Или, упаси бог, с запахом спиртного? Фи! Вы же девушки!

Девушки виновато опускают головы, прямо как наказанные воспитанницы в школе благородных девиц. Их упрямство мне понятно: наряды и парфюм им надо покупать за свой счет, а они нынче недешевы.

Техника безопасности

– Тебе же самой выгодно быть красивой, – поясняет мне Лида. – Если будешь выглядеть сексапильно, клиент согласится с тобой и на классику.

– А что это?

– Классика – это обычный секс, без всяких затей. Если женщина красивая, у мужика на нее стоит и без всяких ухищрений. А вот если она так себе, то он может потребовать от нее всяких фокусов – вроде тех, что на нашем сайте рекламируются. Тебе оно надо, если ты и слов-то таких, говоришь, не знаешь? Уж легче за собой следить. Знаешь, мужики на какие гадости способны, если они уже заплатили, а у них вдруг не встает? Ух, лучше себе и не представлять!

– Ой, а вдруг клиент все-таки потребует гадостей? – пугаюсь я.

– Ну на самом деле извращенцев и затейников среди мужиков не так уж много, – успокаивает меня Лида. – Куда больше банальных жадин и халявщиков. Ты можешь заранее оговаривать, что будешь делать, а что нет. Например, минет без презерватива стоит совсем других денег, чем минет в презервативе. Но только к чему тебе рисковать? Ты можешь предлагать только «классику». Принуждать тебя ни к чему клиент не имеет права.

– А вдруг я приеду и не понравлюсь ему? И он скажет – или извращенским способом, или никак? Я что ж, порожняком проезжу?

– Он тебя будет видеть на сайте до того, как оформит на тебя заказ. Мы каждой девочке делаем эротическое портфолио, стоит оно восемнадцать тысяч. Оно будет размещено на нашем сайте. Деньги сразу платить не надо, они будут постепенно вычитаться из твоей зарплаты. Если боишься, что на твою фотку нарвется кто-то из знакомых, всегда можешь сказать, что сфоткалась для себя, а фотограф – вот гад! – скинул фотку в Интернет и ее использовали для рекламы подобных услуг. Кстати, во многих салонах девочки действительно работают по подставным фото. Но мы так не делаем, клиентов не обманываем. У нас на сайте – действительно наши действующие сотрудницы. Только с визажем и в нарядном белье, а не в том виде, в каком они здесь на кухне тусуются.

Дальше Лида подробно повествует, чего еще следует опасаться в нелегком деле продажной любви. Конечно же, ментовских подстав. Менты могут позвонить в салон под видом клиентов и сделать «контрольную закупку». Но администраторы уже наловчились распознавать подозрительных клиентов, плюс у них есть «черная база» телефонов, с которых могут звонить менты. Народная примета проста: нормальный клиент обычно имеет четкое представление, какую он хочет девочку – тоненькую-пухленькую, черненькую-беленькую… А менты по незнанию заказывают «просто бабу». Случаются, конечно, и «мусорские облавы» на адресах нормальных клиентов. Но в квартиру, как правило, оперативники без ордера попасть не могут и караулят путан в подъезде. Поэтому, отправляясь по вызову, надо выучить адрес наизусть и не держать при себе никаких бумажек. Тогда, в случае чего, можно сказать, что просто ошиблась подъездом или ищешь кого-нибудь.

Сильно пьяным клиентам, по словам Лиды, администраторы отказывают еще по телефону. Вернее, им ласково говорят, что девочки к ним уже выехали… Как правило, пьяницы больше и не перезванивают. Наверное, догоняются и засыпают, забыв о том, что хотели любви. Случаются клиенты-приколисты. Одного такого по кличке Водочник знает вся проститутская Москва. Он звонит приятным голосом, обстоятельно заказывает девочек на несколько часов – и не одну, а двоих. Администраторы, не заподозрив ничего неладного, отправляют к нему «заказ». Вдогонку клиент перезванивает администратору и просит, чтобы девочки по пути прихватили бутылочку водочки. Дескать, у него небольшой сабантуйчик намечается, шампанское для девочек уже на столе, а вот про водочку для себя забыл… Разумеется, просьба клиента выполняется. А на пороге клиент, выхватив у «ночных бабочек» бутылку, заявляет: «Извините, девчонки, возникли проблемы. В другой раз!» И захлопывает дверь. И путаны уходят, не солоно хлебавши. Не станут же они ломиться в дверь и требовать назад свою бутылку. А что, очень удобный способ доставки себе спиртного изобрел этот человек! И водка бесплатно, и курьеры приятно возбуждают мужское воображение. А утешить его можно потом и бесплатно, за захлопнутой дверью.

Хотя бывают приколисты и безобидные. Могут, например, взять девушку на целый день и все время прогулять в парке, рассказывая о своей жизни. Или в оплаченное время отвести девушку в кино или в кафе. Был даже случай, когда один чересчур скромный юноша повел путану к матушке на блины.

– А вдруг я приеду на адрес, а там не один клиент, а десять? – мне все не дает покоя пресловутый криминогенный фактор.

– Если десять мужиков хотят одну девушку, оговаривается цена. Если девушка согласна, тогда – пожалуйста. А от неожиданностей мы страхуемся. На выезд всегда отправляются двое. Клиенту мы говорим, что это для того, чтобы он мог выбрать одну из двух девушек. Или типа презентация новенькой сотрудницы. Он и на самом деле выбирает одну из двух. А вторая сразу забирает у клиента деньги за визит первой и отваливает назад в контору. В случае непредвиденных обстоятельств она звонит нам, а мы принимаем меры. В крайних случаях вызываем на адрес ментов. Так по очереди все девушки помогают друг другу. Только запомни: перед тем, как напарница уедет, ты должна обязательно осмотреть квартиру – на предмет «лишних» клиентов. Бывает, они и в сортире прячутся, и на балконе. Мужики, знаешь, какие халявщики! Иногда даже сами могут своровать у девушки кошелек или телефон. За клиентом глаз да глаз нужен!

– А если клиент не разрешит мне осматривать квартиру?

– Что значит – не разрешит? – возмущается Лида. – Тогда разворачивайся и уходи. Ты же свободный человек, а не раба. Ты на работе, а не в крепостных у него. Главное – не грузиться тем, что ты падшая женщина и тебя купили с потрохами… Просто в данный момент времени ты в силу неких обстоятельств оказываешь услуги определенного рода. Это временно и вовсе не позорно. Грамотный секс, между прочим, – практически искусство. А жрица любви – своего рода актриса. Если актрисе не нравятся условия контракта, она вольна развернуться и уйти из данного театра, правильно? Так и здесь. Ты просто представь себе, что ты артистка… Ну, или журналистка, работаешь за гонорар.

Я представила. С моей «второй древнейшей» мне это оказалось несложно.

Кабы я была бы жрицей…

Я думаю, что, будучи жрицей любви, я зарабатывала бы крайне мало, так как больше чем на один заказ в день мне не хватило бы здоровья. Не исключаю, что при моем везении мне регулярно попадались бы извращенцы, жулики и менты. У меня пропадали бы кошельки и телефоны, а взамен появлялись бы приводы в милицию и нервные расстройства. И уж точно «мамки» регулярно штрафовали бы меня за обслуживание клиентов в нетрезвом виде. Потому что, по мне, осилить марафон девочки по вызову без изрядного допинга просто невозможно. Это уж не говоря о том, что среди мужиков попадаются такие, лечь в постель с которыми можно, только находясь под общим наркозом. Скорее всего, не обошлось бы у меня и без приколистов. Думаю, в моем случае хватило бы всего одного клиентского прикола, чтобы я навсегда завязала с карьерой «ночной бабочки».

Но, уже поняв, что проституция – явно не дело всей моей жизни, я все же звоню еще по одному телефону, где ищут девушек для досуга. Мне хочется узнать, любая ли может стать проституткой? Или, как уверяла меня «мамка» Лида, именно у меня есть задатки?

– Здрасьте, я по поводу работы.

– Отлично, назовите ваши параметры.

– Но, понимаете, есть одна проблемка… – мямлю я. – Мне около пятидесяти лет!

– Нам важно, не сколько вам лет, а в какой вы форме, – невозмутимо отвечают на том конце провода. – Приезжайте, мы на вас посмотрим.

Резюме:

Итак, милые дамы, возрастного предела совершенству не существует! Если вы прилично выглядите, следите за собой, посещаете фитнес и не ленитесь наносить макияж, то для вас всегда найдется место на панели. Даже если завтра вам исполняется сто. Но, увы, работка эта довольно опасная, хлопотная и не очень-то денежная. Это не говоря уж о морально-этической стороне вопроса. Хотя в деле торговли своим телом уместен личностный креатив, как и в любой работе. Можно, например, стать индивидуалкой. На профессиональном жаргоне такие девушки называются «инди». Это выгодно: не надо делиться заработком с «мамкой» или с салоном. Но оно и опаснее: вдруг на ваше частное объявление клюнет какой-нибудь маньяк или целая банда извращенцев? Конечно, удобнее и безопаснее всего работать на дому, обзаведясь собственной проверенной клиентской базой. И поддерживать эту базу всякими маркетинговыми способами. Например, периодически устраивать «сейлы», презентации, а накануне праздников рассылать всем клиентам эсэмэски со спецпредложениями и дисконтными акциями. Вот только как наработать такую базу, не рискуя собственным здоровьем? Если только свои фотки из портфолио за восемнадцать тысяч на основном месте работы раздавать всем коллегам мужского пола, указав на обороте контактный телефон и базовые расценки. Может, кто из сослуживцев накопит на визит? Хотя бы из любопытства. Но эксперимент на моем рабочем месте наглядно доказал: джентльмены предпочитают халяву. Они, как справедливо заметила «мамка» Лида, готовы вести пространные речи про любовь, мораль и нравственность, лишь бы получить все то же самое даром.

Гюльчатай, открой личико!

Есть те, кому в условиях столицы живется тяжелее всего. Это – нелегальные эмигрантки. Блеск и нищету «чуркестанок» я видела своими глазами, а также взглянула «в лицо» всем гримасам гастарбайтерской любви.

В столичном народе трудовых мигранток из Азии называют «чуркестанками». Впрочем, слово это уже давно перестало быть обидным и стало нам почти родным. «Гастарбайтерши азиатских кровей бросают в столице своих новорожденных младенцев! А то и убивают их, едва родив!» – возмущается российская пресса и правозащитные инстанции. Однако азиатские подкидыши – только вершина айсберга. На самом деле жизнь и любовь чуркестанок в Москве ничуть не менее причудлива и неоднозначна, чем, например, блеск и нищета куртизанок в Париже времен Бальзака. В эти не очень приглядные перипетии я и вникала – в качестве корреспондента «МК».

Официальные сводки по преступлениям, связанным с новорожденными, звучат устрашающе. Особенно настораживает, что все нижеописанные деяния были совершены либо в нашей столице, либо на пути к ней. И все – трудовыми мигрантками из Средней Азии. Вот наиболее вопиющие случаи.

В мае две тысячи шестого года в скором поезде «Бишкек-Москва» пассажирка родила в туалете мальчика. После чего выбросила новорожденного в окно. Кровь в туалете вагона обнаружила проводница, она же сообщила о случившемся в милицию. Тело ребенка было найдено на путях станции Леонидовка. Выяснилось, что подозреваемая в убийстве сына ехала из Бишкека в Москву вместе с мужем на заработки. При этом она знала, что вот-вот должна родить. Схватки начались ближе к полуночи. Супруг заявил следствию, что спал и ничего не слышал. В этой киргизской семье уже есть двое детей. Возможно, третий ребенок был для родителей нежеланным, и женщина сознательно избавилась от него.

Декабрьским вечером две тысячи седьмого года приезжая из Киргизии находилась в московской квартире своей подруги. Внезапно у нее начались схватки. Гостья уединилась в туалете, где произвела на свет младенца. Сразу после родов новоиспеченная мамаша задушила новорожденного и скрылась в неизвестном направлении. Милицию вызвала хозяйка квартиры.

В апреле две тысячи девятого года сотрудники ГУВД Москвы задержали гражданку Киргизии, которая бросила на улице новорожденного сына. У дома на Большой Остроумовской улице прохожие обнаружили еле живого младенца. Мальчик лежал прямо на земле у деревьев и был завернут в спортивные брюки. Ребенка доставили в больницу, а милиционеры приступили к поиску родителей. Оперативники выяснили, что нерадивой матерью является тридцатипятилетняя приезжая из Киргизии, которая снимает комнату на Малой Остроумовской улице. Она родила ребенка и бросила его в беспомощном состоянии. Женщину задержали, но потом ее пришлось доставить в больницу – сказались последствия родов на дому. В июне две тысячи девятого года милиционеры задержали двадцативосьмилетнюю гражданку Киргизии, снимавшую квартиру в Москве в проезде Шокальского. Она утопила своего младенца в ванной.

На всех этих женщин заведены уголовные дела. Все они гражданки Кыргызстана – мусульманской страны, где традиционно любят детей. Очевидно, жизнь в столице толкает этих женщин на столь страшные поступки.

По словам главы московского отделения киргизского общественного фонда «Аруужан» Бактыгуль Сейитбековой, женщины составляют около сорока-пятидесяти процентов от общего числа мигрантов в России, при этом они являются наиболее незащищенной социальной категорией и часто подвергаются насилию, в том числе и сексуальному. По данным фонда, в столичных приютах за последние два года оказались двести тридцать киргизских малышей. И число это в ближайшее время может удвоиться.

А вот что говорит председатель киргизской межрегиональной общественной организации «Алатоо» Джамиля Бегиева: «В московских домах малютки насчитывается около шестидесяти детей, оставленных мигрантами из Кыргызстана. Эти данные нам предоставил Департамент семейной и молодежной политики города Москвы. В московских домах малютки и домах ребенка находятся около тысячи детей, оставленных женщинами некоренной национальности, но киргизских детей – шестьдесят, больше всех… Тридцать четыре брошенных киргизских ребенка вывезены усыновителями в США. При этом таджикских детей – шестнадцать, узбекских – восемь… Это большая беда, и эти цифры ни в коем случае не означают, что киргизские женщины хуже относятся к детям – просто их в Москве на заработках гораздо больше, чем таджичек или узбечек. Наши девочки вынуждены уезжать из дома, чтобы выбраться из нищеты. Они приезжают в Москву, не зная русского языка, не имея никакой социальной защиты, живут в квартирах, где ночуют двадцать пять – тридцать человек… Часты случаи изнасилования. В позапрошлом году две девочки повесились, потому что их обманули парни, обещавшие жениться… Те, кто оставляет детей в роддомах, – еще сами дети, они 1985–1990 года рождения… Гинекологи, с которыми мы работаем в Москве, говорят, что в ближайшее время количество оставляемых в роддомах детей может удвоиться».

Я решаю взглянуть на жизнь азиатских мигранток изнутри, чтобы понять, что же делает наша столица с покорными, скромными и чадолюбивыми женщинами Востока – ведь именно такими их принято считать. Для начала обзавожусь личными связями среди нужного контингента.

Товарищи женщины, раскрепощайтесь…

Я знакомлюсь с миловидной, миниатюрной как статуэтка узбечкой в московской мечети перед вечерним пятничным намазом. Я подхожу к ней сама, говорю «салам» и пытаюсь завязать беседу. Это не сложно. Девушка с диковинным именем Рисалат оказывается общительной, улыбчивой и доверчиво идет на контакт. По-русски говорит очень хорошо, почти без акцента.

– Каждый день в мечеть ходишь? – спрашиваю я.

– Нет, – улыбается узбечка, – но по пятницам стараюсь приходить. При моей жизни мне за многое надо у Аллаха прощения просить.

Я расспрашиваю – и очень скоро знаю про ее жизнь почти все.

Рисалат родом из узбекского города Ургенч, ей недавно исполнилось тридцать. В Москве она уже восьмой год. История ее типична для многих ее соотечественниц. В девятнадцать лет, сразу после окончания кулинарного техникума, ее выдали на родине замуж. Жениха она впервые увидела за две недели до бракосочетания. Он старше ее на пять лет, живет в ауле, а сосватала их тетка Рисалат. Отец девушки умер, мать одна тянула двоих дочерей, а тут жених богатый. По узбекским меркам семья жениха и вправду зажиточная: у них в собственности большой дом, машина, скотина и даже небольшое хлопковое поле. После свадьбы, на которой гулял весь аул, Рисалат поселилась в доме мужа и занялась хозяйством. Через девять месяцев родила сына. Мальчик родился слабеньким, болезненным, а врач в округе был только один – старый полуслепой аульский участковый. Городской девушке было тяжело управляться и с больным ребенком, и с работой дома и в поле. Муж мог на Рисалат наорать и даже стукнуть. Он покуривал траву и часто бывал в невменяемом состоянии. Родители мужа, как водится, во всем поддерживали сына. Кроме них, в доме жили еще трое братьев со своими женами, у всех дети мал-мала меньше. В общем, готовки, стирки, уборки, возни с детьми и полевых работ хватало на всех женщин, а свекровь заправляла невестками железною рукой. Через полгода такой жизни молодая жена сбежала назад в Ургенч. Мать Рисалат, терапевт городской поликлиники, поняла дочь и приняла назад в родительский дом вместе с внуком.

Свекровь прислала им вслед проклятие, а муж пригрозил прибить Рисалат, если она еще хоть раз объявится в его ауле. Рисалат и ее сынишка Азиз зажили в доме матери вместе с незамужней сестрой. Жили дружно, только вот денег не хватало. Сестра еще училась, Рисалат нянчила Азизика. Мизерной зарплаты матери едва хватало на еду. Через некоторое время Рисалат нашла по соседству старушку, которая согласилась присматривать за Азизиком за пару лепешек и литр молока в день, а сама пристроилась в группу «челноков», ездящих в Стамбул. Ненадолго жизнь наладилась: Рисалат успешно сбывала на городском рынке турецкие товары для дома – шторы, скатерти, постельное белье. Временное благополучие закончилось в одночасье, когда Рисалат и ее подруги попались на узбекской таможне. То ли груз был неправильно оформлен, то ли вправду везли что-то нелегальное – Рисалат не хочет об этом вспоминать. «Неприятности были очень серьезные, – говорит она. – На нас даже завели уголовное дело. Я и две мои подруги вынуждены были бежать из Узбекистана. Мы подались в Москву, с тех пор я здесь. На родине не была уже семь лет, только деньги каждый месяц перевожу матери, сестре и сыну. Ну и звоню, конечно».

– Меня растили в мусульманской вере, – рассказывает Рисалат. – Но, честно говоря, особо набожной я никогда не была. Замуж, конечно, выходила честной, как у нас принято. Но только что толку-то? А когда в Москву переехала, тут уж всякое началось. Первое время я жила в одной небольшой двушке на юге Москвы еще с десятью девушками из Средней Азии. Я, еще три узбечки, две таджички и пятеро киргизок. После работы выматывались все, но отдыхать как-то надо – молодые же. В тот период я стала курить и выпивать – за компанию с остальными.

– Но у азиаток это вроде не принято! – удивляюсь я.

– В Москве все меняется, родни-то рядом нет, которая осудит, – отвечает Рисалат. – И пили, и мужиков приводили. Многие здесь пьянеют от свободы, у нас же с этим строго. А кто-то просто боится показаться чужаком, не прижиться в столице. Мне, например, тяжело было вначале – после каждого застолья рвало в туалете. А потом ничего, привыкла…

– А мужиков каких водили – из своих или русских? – любопытствую я.

– Когда как. Но чаще своих – из тех, кто здесь на заработках, как и мы. Они тоже большими компаниями живут, так что удобно знакомиться. Один парень познакомится с одной девушкой – и сразу еще пять-шесть пар образуются. У него соседи, у нее соседки.

– Неужели в Москве все восточные женщины так раскрепощаются?

– Ну, может, и не все, но большинство. Вот одна моя соседка, киргизка, не захотела с одним киргизом по-хорошему спать. Так он ее избил и все равно заставил, пьяный был. А она наутро собралась в милицию на него заявление писать. Плачет: дома, мол, родные прибьют. Она девушка была. И тут другая наша соседка своему парню про ее планы рассказала, а он был друг того, который изнасиловал. В общем, приехали эти киргизы к нам впятером и так измордовали ту несчастную, что она вместо милиции в тот же день домой в Бишкек укатилась. В Москве выживает тот, кто не рыпается. А выжить, и заработать, и в девках остаться – это только в сказках бывает. Вот я, например, целый год с одной женщиной жила. Она лесбиянка, русская, ее в нашем районе все знают. Немолодая, но красивая и богатая очень. Я тогда официанткой в местном ночном баре работала, вот она меня и приметила. Забрала к себе жить, денег давала. И что же мне – отказываться? Мне семье в Ургенч деньги надо посылать, у меня сын растет. Тут уж не до религиозности.

– И что, ты с ней сексом занималась?

– Конечно, сексом, а чем еще? – удивляется моей наивности Рисалат. – Лена не жадная была, одежду мне покупала и сынишке. Только через год я ей надоела, она меня выгнала, а Айгюльку из нижнего белья взяла.

– Из какого еще нижнего белья?

– Да это отдел такой в нашем районном торговом центре. Я там семь лет проработала и всех знаю. Там наших полно со Средней Азии – и с Узбекистана, и с Таджикистана, и с Киргизии… А Айгюль – таджичка, в отделе нижнего белья продавщицей работала.

Прошу познакомить меня с раскрепощенными женщинами Востока лично. Рисалат мне не отказывает.

Столица убивает законы

Рисалат назначает мне встречу в воскресенье в том самом торговом центре, где прошла путь от уборщицы туалетов до менеджера в боулинг-клубе. Поднимаясь по местной карьерной лестнице, она была и бригадиром уборщиц, и продавщицей-лоточницей, и официанткой в ночном клубе при торговом центре. Своей нынешней позицией менеджера Рисалат довольна:

– В ночном клубе было интересно, но тяжело. Всю ночь на ногах, да и пристают всякие. Зато теперь я ночную жизнь столицы со всех сторон знаю, меня теперь ничем не удивишь. Слава Аллаху, год назад я встретила Бахтияра, он наш, самаркандский. В Москве таксует, у него своя «шестерка». Мы сделали никях (благословение имама на брак. – Авт.) и сейчас живем вместе. Хоть соседок теперь нет. Бахтияр хотя и чересчур ревнивый, но любит меня, не обижает. Мы в мечеть ходим, вот сейчас у нас рамазан – пост, мы его соблюдаем. Так что все будет хорошо, иншалла (Бог даст! – Авт.)!

– А как же твой муж, который остался в Узбекистане? Ты с ним развелась?

– Нет, он мне развод не дал, у нас это не принято. Да и у Бахтияра в Узбекистане есть жена и дочь, он им деньги посылает. Только дома он уже не был пять лет. А он же мужик молодой, здоровый. Ему женщина нужна. А мне – мужчина. Наш местный имам нас благословил, он все понимает. Мы же здесь не развлекаемся, мы здесь тяжело пашем, потом и кровью. И нам на чужбине тоже нужно подобие дома, семьи и любви. Так вот и объединяемся, как можем. Есть, конечно, такие, которые с женами-мужьями сюда на заработки приезжают, но чаще всего в Москве они расстаются. Столица убивает законы, которым нас учат в семье.

Мы с Рисалат сидим за столиком кафе в ресторанном дворике торгового центра. Все то время, что мы пьем кофе и общаемся, я боковым зрением замечаю: за нами с интересом следят. За соседним столиком с пивком и кебабами из арабской закусочной расположились типичные азиатские кавалеры, принаряженные к воскресному дню. Белые рубашечки, наглаженные брючки, начищенные ботиночки. Набриолиненные прически и ищущие взгляды. Наконец один из них встает и направляется к нам – с мороженым. Не с пустыми руками – типично восточное ухаживание:

– Здравствуйте, девушки! – вежливо начинает кавалер. – Как поживаете? Как работа? Как выходной?

«Как муж, как дети, как внуки?» – ехидно продолжаю я про себя. Мне известно, что азиаты начинают беседу издалека, с общих учтивых вопросов – так у них принято. К «склеиванию» женщин это тоже относится.

Рисалат стыдливо потупляет взор – стесняться тоже принято, а иначе решат, что ты нечестная девушка. Но я иду в бой: хочу знать, как зачинается гастарбайтерская любовь?

– Вы откуда? – спрашиваю.

– Узбекистон, Хорезм, – отвечает ухажер. – А вы?

Что ж, почти прямое попадание. Рыбак, как говорится, рыбака… Мне остается соответствовать:

– Я с Бухары, – говорю я. – А она, – тыкаю в Рисалат, замершую в позе воплощенной невинности, – с Ургенча.

Моя ложь прокатывает – не зря же во мне течет южная кровь! К нам тут же подсаживается второй кавалер. Зовут красавцев Бек и Равшон, им по двадцать три года. Служат водопроводчиками в каком-то офисе. Правда, они это называют «устанавливаем водопроводную систему для корпорации». «Это очень денежная работа!» – шепчет мне Рисалат и заметно оживляется. Тут же завязывается оживленный разговор на узбекском. Мне приходится объяснять, что в раннем детстве меня привезли в Россию, поэтому родной язык я не помню. Я оказываюсь совершенно не в теме: различаю только от вольного воткнутые в певучую узбекскую речевую вязь знакомые слова – типа «ресторан бармында», «ночной клуб загенды» и «деньги бар, хата проблем йок». Из этого я понимаю, что кавалеры наши не жадные и по-своему галантные. Как и положено в приличном обществе, предлагают сначала угощения и танцы, а уж только потом «хата йок проблем». Причем разница в возрасте в пользу дам узбекских юношей ничуть не смущает.

Минут через пять мне становится отчаянно скучно. Языковой барьер – дело серьезное. И тут на мое счастье мирная беседа узбекских граждан грубо прерывается блондинкой-официанткой:

– Ах ты, козел! – кричит она по-русски, обращаясь к Беку. – Опять сидишь здесь, лапшу бабам вешаешь! Девчонки, не верьте ему! Он мне только на той неделе про вечную любовь врал. Три дня у меня ел-пил-спал, весь холодильник сожрал, а потом номер телефона сменил!

– Да потерял я телефон, потерял! – с сильным акцентом пытается оправдаться Бек по-русски.

Но официантка в сердцах швыряет на наш стол пустые тарелки и уходит.

– Да у меня с ней ничего не было! – объясняет Бек почему-то мне. – Так, один минет… Вот уж не знал, что у вас, баб, это называется «вечная любовь»!

– То есть, чтобы определить серьезность отношений с мужчиной, следует посчитать количество орального секса? – ехидничаю я. – И на сколько минетов, по-твоему, тянет настоящая любовь?

Вот так: минет как единица измерения человеческих отношений! И это у представителей нации, которую традиционно воспитывают в духе семьи и брака! Когда же и почему они успели так раскрепоститься? Неужели всему виной наша столица?

Киргизки: ты была моей любимой женой, так почему ты не умерла?

Мы прощаемся с новыми знакомыми, ссылаясь на неотложные дела. Я даже записываю телефон Бека и обещаю позвонить на днях. Рисалат принципиально не держит у себя «левых» номеров: Бахтияр ревнив и может проверить ее мобильник на предмет подозрительных абонентов.

Мы отправляемся по этажам торгового центра: Рисалат будет знакомить меня с местными работницами. Почти все девушки здесь у нее в подружках и доверяют ей, как себе. У одной Рисалат в свое время была бригадиром, другую выручила деньгами… Этот торговый центр в спальном районе столицы вполне может являться моделью нашего города в миниатюре: здесь представлены гастарбайтеры всех национальностей, и порой между ними завязываются сложносочиненные отношения, достойные сериала.

– Первый этаж, туалеты и подсобки – вотчина киргизок, – объясняет мне Рисалат. – Киргизки – тупые, поэтому в основном они моют туалеты. Хотя и среди них есть хорошие девчонки, я тебя познакомлю с одной.

– А почему – тупые? – интересуюсь я.

– Ну, если честно, среди девчонок со Средней Азии киргизки считаются самыми бл…ми. Но не потому, что они какие-то испорченные, а просто они – клуши. Не могут мужику отказать, их часто насилуют и обворовывают. Дуры, одним словом.

От своей собеседницы я узнаю, что основное отличие киргизок от азиаток других национальностей в том, что они часто приезжают на заработки незамужними девушками. У других восточных народностей это не принято. Узбечка или таджичка сначала должна чин-чинарем выйти замуж на родине, родить, а уж потом – пожалуйста. Хочешь на заработки – езжай. Можешь с мужем, а можешь и без. Главное, ты уже женщина, жена и мать. Если же уехала в девках неизвестно куда, а потом вернулась домой – замуж уже никто не возьмет. На родине такую сочтут нечестной женщиной. Киргизкам же родня разрешает уезжать до замужества.

– У них с этим проще, – вздыхает Рисалат. – Одна-две уедут, в Москве устроятся, а потом за собой весь кишлак тянут. Потом так и живут, и работают тут целыми племенами. Обращала внимание? Меньше трех киргизок за раз не ходят, только группами.

– А как же их мужчины обижают, если они всегда держатся вместе? – не понимаю я.

– А всех оптом и обижают, – машет рукой Рисалат.

Мы подходим к киргизской девушке, которая, по словам Рисалат, «не такая тупая, как все остальные». «Умная» киргизка трудится на лотке с мороженым. Зовут ее Малхаз, лет двадцать, очень симпатичная, модно одетая, выкрашена в блондинку. Она выходит с нами покурить на лестницу.

– С разрешением на работу и регистрацией сейчас сложно, – делится киргизская мороженщица. – Многие наши работают тут нелегально, у других документы просрочены. Но все лучше, чем дома. Там вообще работы нет.

– Но вы же молодые, красивые девчонки! Может, замуж здесь выйдете? – наивно надеюсь я.