Текст книги "Вспомнить всё или снежный танец (СИ)"
Автор книги: Жанна Дубровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
– Но я – не твоя невеста. Я – твоя гостья.
– Да, не бери в голову. Если дед и вправду решил рассказать, он сейчас уже не очень хорошо понимает, что происходит вокруг. Но я поговорю с врачами. Вдруг, это прогресс, и речь можно вернуть, – казалось, Евгений и верил и не верил в рассказ деда.
– Твой дед правда может говорить. Иначе откуда я узнала бы, как звали твою бабушку? И про ранение? Была повреждена одна нога, а сейчас у твоего деда нет обеих ног. Подумай сам, ну откуда бы?
– Я займусь этим вопросом. Обращусь к лучшим врачам, постараюсь еще раз провести комплексное медицинское обследование. Если бы ты знала, сколько их было, этих обследований. Я не хотел мириться с болезнью деда, приглашал лучших докторов, но все, как один, разводили руками и говорили, что чудес не бывает.
– Значит, бывают.
– Возможно. Ирина, ты не против поужинать со мной? – Евгений явно решил переменить тему.
– А почему я должна быть против? С радостью с тобой поужинаю.
– Вот и хорошо.
Вернувшись в номер после ужина с Евгением, Ирина долго перебирала в памяти события минувшего дня. То ей вспоминался разговор с дедом, если, конечно, его можно было назвать разговором. Скорее всего, монолог, но до чего же странно, что Евгений не понимал речи деда, а она, посторонний для старика человек, вдруг разобрала его речь. Порой Ирине казалось, что она нафантазировала эту странную беседу на террасе, но Евгений частично подтвердил слова деда, а значит, ей не показалось.
Потом мысли Ирины перемещались в конец дня, ей вспоминался ужин с Евгением, его нежный взгляд и ладонь, теплая и жесткая, которой он накрыл ее руку. О чем они говорили? Что-то неприятное случилось за столом, какая-то фраза расстроила Ирину. Что же это было? Ах да, Евгений сказал, что решил купить невесте роскошное платье в одном из бутиков, пока не решил в котором. Старое платье казалось ему простоватым. На замечание Ирины относительно того, что видеть подвенечное платье жениху – дурная примета, Евгений только посмеялся. И спросил, какой размер носит Ирина, пояснив, что его Наталья приблизительно тех же пропорций. Ирина ответила, что не знает точно, вероятно размер 52 по российской шкале. Евгений заметно оживился после ее ответа, достал маленькую алую коробочку. И показал Ирине кольцо – бриллианты в сочетании с нежными топазами, посетовав при этом, что кольцо тоже скромное, и что невеста не любит слишком дорогих вещей. А он, Евгений, готов осыпать её звездами с неба, так она ему дорога.
Ирина сидела, почти не притронувшись к ужину, слушала Евгения и не знала, что ей делать, радоваться за любимого или рвать волосы на голове от невозможности что-либо изменить. Какая-то Наталья поселилась в сердце и мыслях человека, которого Ирина любила, любила так, как никого в этом мире. Даже ребенка, дочь, которая ворочалась в ее чреве, чувствуя волнение матери, Ирина любила меньше. Евгений был для нее всем. Она и дышать начинала и жить, и цвести, лишь, когда рядом появлялся Евгений. И вот, незнакомая ей Наталья отнимет у нее возможность и жить, и дышать полной грудью, и радоваться, глядя в его карие глаза. Когда она успела стать ему столь близкой, эта незнакомка? Хотя упрекать в случившемся Ирина отныне могла только себя. У нее дважды был шанс стать незаменимой. И оба раза Ирина бесталанно упустила этот шанс.
Ирина все никак не могла поверить, что это все, конец всем надеждам, ей так хорошо и уютно было рядом с Евгением. Лишь кольцо, как символ любви к другой женщине, отрезвило ее. И теперь Ирина не знала, как ей жить дальше. Без Евгения. А то, что это именно так и будет, уже не подвергалось сомнению. И даже слова деда, согревавшие ее и дававшие слабую надежду на чудо, блекли по сравнению с правдой жизни.
Не хотелось ни спать, ни есть, ни смотреть «Красотку», которая спасала от дурного настроения многие годы, ни разговаривать с кем-либо. Хотелось просто лечь и отключиться, пока не пройдет эта жуткая свадьба, а потом – очнуться. В своей маленькой квартирке, на диване. И как будто не было ничего. И как будто ее Ева – плод вымышленной любви, а отец неизвестен.
Ирина вдруг почувствовала, что словно еж, лишившийся своих иголок, она превратилась в кусочек ранимой плоти. Это было странное, новое ощущение. Ирина привыкла идти по жизни с забралом, контролировать свою жизнь. Так было проще.
Ирина словно превратилась в легкое драже, лишившееся оболочки. Она растекалась. Она стала беззащитной, и любой порыв ветра мог переломить тонкий стебелек ее теперешнего "я".
На журнальном столе завибрировал телефон и быстро затих. Пришло сообщение. Наверняка, очередная распродажа или бонусы. Ирина неторопливо взяла телефон и ойкнула, сообщение было от Евгения: «Ирин, не спится мне. В глазах сцена – моя бабушка держит дедушку на руках, они вальсируют. Я сам это видел, понимаешь? Бабушка смотрела на деда с такой любовью, какой нет, наверное, больше на этой земле. Я хочу, чтобы у меня была такая любовь. Доброй ночи, мой маленький друг».
«Если он женится, значит, у него уже есть такая любовь. Наверное, эта Наталья – хороший человек, и достойна такого мужчины, как Евгений. А я? А что я? Закомплексованная провинциалка, которая размечталась до неприличия, и которой пора возвращаться на грешную землю, к своим баранам, то есть проблемам. Кропать статьи, потом – стирать пеленки и радоваться тому, что были мгновения, ради которых и жизнь не стыдно прожить», – и Ирина со слезами повалилась в постель, накрыв голову подушкой, чтобы рыдания не разносились по коридору отеля.
Утро застало Ирину спящей на диване, с разметавшимися по подушке волосами. Накануне вечером Ирина была так рассроена, что даже забыла задёрнуть шторы, и теперь солнечный лучик скользил по её лицу, подсвечивая в рыжину её каштановые локоны и вырисовывая на лбу виртуальную морщинку.
Ирина медленно открыла глаза и несколько мгновений раздумывала, где она находится. Мозг сегодня решил, видимо, не просыпаться, чтобы не травмировать себя новой информацией. Ирина нехотя оторвала голову от подушки и посмотрела в окно. Солнце в конце октября. Казалось бы, всё живое должно было радоваться и ликовать под этими прощальными лучами, а Ирине хотелось выть. Она вдруг вспомнила, как вместе с отцом дурачилась в детстве: выла на два голоса по-волчьи, чем очень веселила маму.
Ирина вообще любила, когда мама улыбалась. Кажется, мама была очень красива. И у неё были такие же каштановые волнистые и непослушные волосы, как у Ирины. Даже выпрямленные утюжком, волосы вились у висков, едва начинал накрапывать дождь или стоило Ирине пойти купаться. Ирину в последнее время стали посещать короткие воспоминания из раннего детства. Так, она вспомнила, как папа катал её на закорках по комнатам, и она смеялась от удовольствия, протестовала только мама – в доме висели дорогие люстры, привезённые из зарубежных экспедиций.
Воспоминания были неясные, Ирина не видела чётких лиц, она просто ощущала тепло привязанности, исходившее от дорогих её сердцу людей. Это было так радостно и больно одновременно: хотелось и смеяться, и плакать. Слишком быстро закончилось её беззаботное детство.
Ирина вспомнила, как мама любила сидеть перед трельяжем и расчёсывать волосы, одновременно отражаясь в трёх зеркалах. Ирина никогда не беспокоила маму в эти минуты, просто наблюдала за ней, любовалась чудесными, длинными локонами и мечтала отрастить такие же длинные волосы, которые для маленькой Ирины были олицетворением женственности и красоты.
Как же плакала Ирина, когда в интернате первым делом состригли её длинные роскошные косы, оставив лишь короткий «ёжик» на голове. Так было проще воспитателям, не нужно было возиться с волосами, заплетать их в тугие косы. И Ирина стала такой, как все. Казённое платьице, казённая стрижка, такая же, как у всех панцирная кровать и постельное бельё с биркой. Она стала просто Зотовой, в редких случаях её называли по имени. Только дети, с которыми она сумела наладить отношения. Дети же и прозвали Ирину каланчой за высокий рост. Сначала Ирина очень переживала по этому поводу, старалась быть незаметной, сутулилась. До тех пор, пока Саша, ставший к тому времени лучшим другом, не сказал самые важные для Ирины в то время слова: «Не хнычь. Ты мне и такой нравишься».
Несмотря на то, что Саша имел в интернате определённое влияние, его уважали даже воспитатели, боялись его гнева многие воспитанники, для Ирины у Саши всегда находилось ласковое слово. Он её опекал, хотя и был всего на четыре года старше. Поговаривали, что он незаконнорожденный сын московского чиновника, но сам Саша никогда не поднимал эту тему. Даже Ирине, которая однажды в лоб спросила его, правда ли, что он сын богатого человека, Саша ответил: «Не твоё дело. Не лезь». Однако кольцо он подарил ей на обручение не из «дешёвых». Не самое дорогое, и даже не золото, но серебро такой удивительной работы, что иные золотые кольца меркли в сравнении с подарком. И, конечно, кольцо имело особенную ценность, потому что это был дар любимого влюблённого мужчины. Мужчины, который в одночасье превратился из просто друга в очень дорогого и любимого человека.
Это произошло очень естественно. Просто однажды Ирина и Александр бегали по ржаному полю, Ирина была на невысоких, но острых каблучках, каблук увяз в земле, и Ирина упала прямо в заросли ржи. Рядом упал, смеясь, Александр. Ирина смотрела на синее небо над головой, ей было всего четырнадцать лет, мир улыбался ей ласковым солнышком над головой, облаками-барашками, проплывавшими по небу и спелой рожью, склонившейся над головой. И несмелый поцелуй Саши в щёку показался естественным продолжением летнего дня.
С того дня Саша стал относиться к Ирине, как к своей невесте. И они бы поженились. Опять это вечное «бы»! «Они бы поженились, если бы не...», «У Евы был бы отец, если бы Ирина не...» Это невыносимо, в конце-то концов! Дурацкое сослагательное наклонение, ломающее судьбы.
Из оцепенения Ирину вырвал телефонный звонок. Как же Ирина обрадовалась, увидев, что ей звонит Алёна Геннадьевна. Ирина почувствовала, как необходимо ей сейчас выговориться, выплеснуть боль, накопившуюся внутри. Она схватила телефон, лежавший рядом с подушкой:
– Алло. Как я рада вас слышать, Алёна Геннадьевна.
– Я тебя не разбудила, красавица?
– Конечно, нет. Да если бы и так, вам я всегда рада. Как у вас дела?
– То же самое я хотела спросить у тебя. Ты сказала своему Евгению про дочь?
– Он – не мой Евгений. Я ничего не сказала.
– Почему?
– Потому, что у него теперь новая жена и новая жизнь. И я к этой новой жизни не имею ни малейшего отношения.
– Ира, Ирочка, да какая разница, что у него жена. Он должен знать правду.
– Зачем? У него скоро свадьба, а тут дочь. Зачем? Зачем портить человеку праздник?
– Солнышко, ты должна ему сказать. А дальше ему самому решать, как распорядиться информацией. А вдруг он захочет признать ребёнка? Ты хочешь, чтобы твоя дочь всегда чувствовала себя ущербной, с самых малых лет? Ты хочешь, чтобы у неё, как у тебя, не было отца? Говори.
– Нет, я хочу, очень хочу, чтобы был отец. Но отец настоящий, а не тридевять земель. Понимаете? Мне не нужны алименты. Мне нужны отношения, и чтобы дочь видела своего отца не в глянцевой хронике, а воочию. Чтобы общалась, чтобы вместе с папой ходила в цирк, в кино, на карусель. А это невозможно. Уже никогда.
– Даже если тебе всё кажется невозможным, не лишай дочь отца. Я прошу тебя об этом. Признайся, расскажи ему. Обещай.
– Хорошо. Я устала, все говорят мне одно и то же. Хорошо, я расскажу ему. При первом удобном случае.
– Вот и славно. Ириночка, извини, ко мне пациент. Давай созвонимся позже. Расскажешь мне новости.
– Хорошо, всего доброго.
– Пока, моя хорошая девочка. Иринушка?
– Да, Алёна Геннадьевна?
– А что с Ольгой, я не спросила?
– Мы с ней помирились. Долго объяснять, просто её мама не виновата, и отец мой не был виноват, у них никогда не было романа. Ольгу зачали при помощи ЭКО, а папа мой был донором.
– Вот это история. Можно сериал снимать, прости великодушно, просто вырвалось. Значит, сёстры помирились? Ну и хорошо. Я рада, что у тебя теперь есть сестричка.
– У меня теперь и бабушка есть, и тётя, и ещё много родни. Я разыскала маму моего отца.
– Ирина, как я рада за тебя, солнышко. Ты столько лет думала, что бабушка – единственная твоя родственница. А сейчас ты обрела семью. Это очень хорошо, особенно, если учитывать историю с Евгением. Тебе сейчас необходим надёжный тыл. И он у тебя есть. Ты больше не одна, у тебя будет ребёнок, у тебя есть родная сестра и родная бабушка. Всё это больше походит на чудо. Словно судьба решила вознаградить тебя за страдания. Ох, как бы я хотела быть рядом с тобой сейчас и поддержать, но работа, словом, могу быть рядом только мысленно. Ты держись, девочка. Всё будет хорошо. С Евгением или без него. Ладно, моя хорошая, позвоню тебе попозже.
– Буду ждать звонка, Алёна Геннадьевна. Вы всегда так добры ко мне. Я очень вам благодарна за то, что вы для меня сделали.
– Не за что меня благодарить, я ничего особенного не сделала. И я бы очень хотела стать для тебя старшей подругой, если позволишь.
– Для меня это будет большой честью.
– Тогда дружба?
– Дружба.
– Дорогая подруга, ко мне взывают мои пациенты. Вынуждена откланяться. Пока.
– До свидания.
Алёна Геннадьевна обладала удивительным даром распространять вокруг себя спокойствие и умиротворение. Жизнь много раз проверяла её на прочность и веру в хорошее и доброе. И с честью для Алёны Геннадьевны, она прошла все проверки и сдала все экзамены на человечность «на отлично». Дружба такого человека была на вес золота, благословением, потому что как никто другой, Алёна Геннадьевна умела излечивать больные сердца и отчаявшиеся души. Словом, делом, поступками, вниманием. Редкий талант оставаться человеком в нечеловеческих обстоятельствах.
Ирина нехотя поднялась с дивана, запахнула халат и подошла к окну. Несмотря на обманчивое, почти по-летнему припекающее солнце, пейзаж за окном был довольно унылым. Деревья стояли практически обнажённые, листву прибило к земле ночным дождём, пешеходы, подпрыгивая от резких порывов ветра, быстрой походкой сновали по неотложным делам. Ирина начала жалеть, что не взяла зимнюю одежду, казалось, ещё немного, и выпадет самый настоящий снег. Все сколько-нибудь приличные тёплые вещи уже не сходились на талии, а так не хотелось щеголять перед Евгением в бесформенном пуховике, тем более, что во время сборов в Ирине теплилась слабая надежда, что свадьба не состоится, стоит ей рассказать Евгению про дочь. Эгоистичная надежда, но Ирина ничего не могла с собой поделать. Только теперь, спустя почти две недели, Ирина искренне затосковала по своему старому, удобному пуховику.
На улицу выходить не хотелось, не хотелось покидать тёплый гостиничный номер с большим выбором фильмов на дисках и огромной ванной – джакузи. Но Ирина заранее отпросилась у Евгения на первую половину дня, она запланировала встречу с бабушкой и тётей. Хотелось снова погрузиться в атмосферу любви и доброты, найти в себе силы выстоять во время свадьбы. Для этого Ирине была необходима поддержка семьи. Теперь у неё появилась своя маленькая группа поддержки, так остро ей необходимая.
Ирина умылась, расчесала свои каштановые локоны, утюжком расправила их и собрала в хвост. Улыбнулась своему отражению, чуть подвела глаза, немного нейтральной помады, чтобы губы были поярче. Достаточно. Вперёд, бабушка и тётя Катя, наверное, уже в кафе. И Ирина заспешила к выходу из отеля.
Ирина пришла первая. Бабушка и тётя запаздывали, что и неудивительно, ведь кафе было достаточно удалено от их дома. Ирина выбрала это кафе не случайно, в свой прошлый приезд она завтракала здесь, покидая Москву и Евгения. И ей очень хотелось побывать в этом месте снова, но уже с другими эмоциями.
Ирина заказала кофе для себя и тёти, бабушке она заказала чай, к напиткам должны были подать круассаны с шоколадом и вкуснейшие пирожки с ягодами. Пироги, которые пекли в кафе, могли посоперничать с бабушкиными. Начинки здесь не жалели, тесто таяло во рту.
Дочка в животе Ирины выписала такой кульбит, что Ирина даже закашлялась. И ей снова на какое-то мгновение стало тоскливо, такое бывает, когда просыпаешься с ощущением, что накануне случилась какая-то беда. Только сегодня Ирина не хотела грустить, там, впереди, её ждало неведомое будущее. Возможно, она никогда не познает семейного счастья, возможно, что её дочка никогда не увидит отца, но сегодня у Ирины встреча с её прошлым, точнее даже не с прошлым, просто одиночество решило покинуть её, подарив встречу с родными. Не так и мало, на самом-то деле. Обрести сестру, бабушку, тётю, кузена и кузину. И это после долгих лет одиночества, после тщетных надежд когда-либо собраться большой семьёй за большим столом. Нет, это не мало, это – грандиозно много. И даже если сердце разбито, его согревает тепло родных сердец.
И вот, наконец, в кафе вошла бабушка в сопровождении своей дочери, тёти Ирины. «Какая она слабенькая,» – сжалось сердце у Ирины, когда тона увидела, как бабушка, прищурив подслеповатые глаза, оглядывается по сторонам в поисках Ирины, как медленно идёт, опираясь на руку дочери. Но едва бабушка увидела Ирину, как её лицо преобразилось, расцвело улыбкой, походка стала более уверенной. Бабушка спешила обнять свою внучку. Ирина затаила дыхание, когда губы бабушки коснулись её щеки, а руки крепко сжали её руку. Какая-то сила исходила от этой маленькой женщины, её бабушки. Это была сила любви, в этом невозможно было ошибиться. И из глаз Ирины хлынули слёзы и закапали на тарелку с пирожками.
– Что случилось, Иринушка? – бабушка посмотрела на свою дочь, точно искала ответа, что не так она сделала. Дочь покачала головой и потупилась, скрывая эмоции.
– Просто...просто я не привыкла, чтобы меня обнимали...так, с любовью, – выдавила из себя Ирина.
– Боже мой, бедная моя девочка, – и не выпуская руку Ирины из своих рук, бабушка присела рядом: «Если бы я только знала, если бы не поверила тогда Капитолине, а продолжала поиски. Но Капитолина никогда не лгала, не такой человек. А тут соврала. Как же она могла!»
Ирина молча изучала лучики морщинок на лице бабушки. И находила сходство с бабушкой, у той также были серо-зелёные глаза и длинные ресницы, подбородок с ямочкой, и густая копна волос, прибранных кверху в пучок. Наверное, в молодости, бабушка слыла красавицей. Её лицо и сейчас хранило очарование, а хрупкая фигура и хорошие манеры дополняли портрет. Большой талант стареть красиво.
– Бедная девочка, как я могу тебе помочь сейчас, когда я рядом? – бабушка Елизавета мягко поглаживала руку Ирины, пристально и нежно всматриваясь в лицо внучки: «А ты очень похожа на свою маму, такая же красавица, и ростом вышла на загляденье. А ямочка на подбородке – это от сына, папы твоего. Он тоже был видным парнем. Да ты видела, наверное, фотографии».
– Если честно, я увидела фото родителей после смерти бабушки Капитолины, увидела у неё в документах. Одно-единственное, на котором мы все вместе и счастливы.
– О, Боже. Так и было. Твои родители обожали друг друга. Ведь Гриша женился на твоей матери против воли отца, так сильно её любил. Геночка, царствие ему небесное, хотел сосватать сыну дочку своего старого приятеля, профессора. А Гриша упёрся – нет, и всё, люблю другую. И жить уехал в тьму таракань. В то время, да и сейчас тоже, все, наоборот, старались в Москве устроить свою жизнь. А Гриша не любил суеты, он и профессию такую выбрал, чтобы подальше от многолюдья быть. Спокойный был, верный, хозяйственный. До трёх лет пелёнки твои стирал, берёг Катюшу. И отец, приезжая в гости к молодым и видя их отношение друг к другу, смирился и успокоился. «Всё правильно», – однажды сказал он мне, вернувшись из Н-ска: «Правильно Гриша тогда отстоял свою любовь, теперь он счастлив. По-настоящему. И жена у него – золото».
– Бабушка, – Ирина чувствовала, что ещё немного, и она снова разрыдается.
– Да, родная.
– У меня будет ребёнок, – неожиданно даже для себя произнесла Ирина, слова просто опередили волевой контроль, который всегда был начеку.
– Ты познакомишь нас с его отцом?
– Не могу. Нет никакого отца. Точнее, есть. Но он женится. На другой. Скоро. Я и приехала в Москву, потому что он пригласил меня на свадьбу. На свою свадьбу.
– Каким же чудовищем нужно быть, чтобы пригласить мать своего ещё не родившегося ребёнка на свою свадьбу?!
– Он не знает. Про ребёнка.
– Ирина, но почему? Возможно, тогда всё изменилось бы, – бабушка даже охнула от досады.
– Он сказал, что любит меня, но связан по рукам и ногам новыми отношениями. Возможно, его невеста беременна.
– Господи Боже. Что же теперь делать? – и бабушка посмотрела на свою дочь, тётю Ирины, словно ждала поддержки или совета для Ирины, однако дочь хранила молчание. Она на протяжении всей встречи не проронила ни звука, и только по её расстроенному лицу, можно было понять, что и она переживает не меньше бабушки.
– Но ты хотя бы пробовала объясниться с отцом ребёнка? Намекнуть?
– Нет.
– Дурындочка ты моя, но как так можно? А ребёнок, он в чём виноват?
– В том, что его мать дурында, какой свет не видывал. Я сама всё испортила. У меня было два шанса быть с любимым мужчиной, и я упустила их оба. А теперь я теряю его навсегда, и ничего не могу предпринять, чтобы помешать этому кошмару.
– Девочка? У тебя будет дочь? Это не мальчик, иначе живот был бы совсем другой формы.
– Да, девочка. Дочка.
– А он сам ничего не заметил? Не спросил?
– Но вы же не увидели, что я беременна. И потом, я как-то сказала ему, что очень люблю шоколад и сладости, и поэтому набрала вес. Обложилась шоколадками, хотя видеть их не могу, мне плохо от сладкого временами.
– Ирина, а ты подумала о своей будущей жизни: одна, с ребёнком, без любимого мужчины? Ты сможешь это вынести? Ты готова? – нарушила молчание Екатерина, тётя Ирины.
– У меня нет другого выхода, кроме как суметь вынести последствия своей глупости.
– Просто, возможно, что невеста Евгения вовсе не беременна. И тогда, учитывая обстоятельства, ты выглядишь более выигрышно по сравнению с ней. Если так можно выразиться.
– Он выбрал ЕЁ. Не меня, а именно её.
– Он не знает про ребёнка и твои чувства.
– Я намекала на чувства. Не говорила прямо, конечно, потому что боялась, что он будет меня жалеть.
– Ты должна отказаться от страхов и бороться за себя и ребёнка, – Катерина достала пачку дамских сигарет и затянулась, однако почти сразу же погасила сигарету, увидев, что к их столику спешит управляющий с грозным выражением лица. Курение в кафе было явно не в чести.
– Я устала и ничего не хочу, – Ирина вздохнула и посмотрела в окно кафе, за которым спешили пешеходы, каждый со своей радостью или огорчением, любовью или нелюбовью. Кто-то улыбался, кто-то хмурился, кто-то жил в нирване музыки из наушников. Какое решение принять? Что будет правильным? Может быть, дождаться дня свадьбы и посмотреть на чувства брачующихся? Чтобы понять, чтобы принять решение. Ведь сказать о ребёнке можно в любой момент. А может быть, признаться Евгению в любви? Сделать «романтик» и всё ему рассказать? Голова кругом от этих мыслей, и успокоить их стремительный бег мог только один человек – это Евгений. Только он мог расставить все точки над i. Больше некому. У Оли своя жизнь, бабушка с тётей живут в другом городе, с кем Ирина останется, когда уедет из Москвы? Со своими слезами и маленьким человечком, возможно, очень похожим на своего папу. И всё. Ещё Вильгельмина. И воспоминания. О единственной ночи любви.
Завтрак подходил к концу. Ирина посадила бабушку и тётю в такси, помахала им рукой на прощание и осталась в одиночестве, которого так страшилась. Ирина обвела взглядом улицу: никто её не замечал, все смотрели как бы сквозь неё, никому не была интересна ни она, ни её дальнейшая судьба.
Перед глазами замелькали картинки: фото с родителями, на которых царит идиллия, интернат, гибель Саши, смерть бабушки, Андрей, оказавшийся предателем, попытка свести счёты с жизнью, Евгений, так внезапно вновь появившийся в её жизни. Сколько лет из прожитых тридцати с лишним Ирина была по-настоящему счастлива? Или это были не годы, а мгновения? «Папочка, мамочка, где вы? Мне так вас не хватает», – и Ирина опустилась на корточки возле какого-то здания и заплакала. Полетел лёгкий первый снежок, люди проходили мимо, никто не мешал Ирине размазывать слёзы по щекам. Ирину насквозь прожгло чувство одиночества.
Потом она поднялась и побрела по направлению к отелю. Навстречу ей попадались молодые мамочки с детьми, и каждая казалась её счастливицей. Каждую дома ожидал муж и родные. Конечно, теперь у неё тоже появились родственники, но место в сердце, принадлежавшее Евгению, не мог занять никто. У неё не было другого любимого человека, к которому бы были устремлены мысли.
Ирина и страшилась, и жаждала увидеть в фойе отеля знакомый силуэт Евгения, но не увидела. И никто не позвал её на обед и на ужин. Это было странно и немного страшно. Что случилось, куда подевался Евгений? Ни записки, ни звонка, и накануне он не говорил о своих планах на завтрашний день. Только разговор про платье. Неужели он всё же улетел в Штаты? Сердце Ирины привычно сжалось при этой мысли.
Ирина давно не открывала свою страницу в Фейсбуке, поскольку была в курсе всех новостей в жизни Евгения, а желание увидеть среди прочих новостей фотографию Евгения с избранницей, у неё отсутствовало полностью. Ирина знала только имя: «Наталья», поэтому переживала бы по поводу любой Натальи, даже если бы она просто поставила «нравится» под фотографией Евгения или написала коротенький комментарий.
И всё же Ирина включила ноутбук, нажала на значок социальной сети и замерла перед экраном: несколько фотографий Евгения были размещены около часа назад, то есть почти сразу по приезду. Ничего не скажешь, оперативно. Ирина сразу поняла, что снимки сделаны в Америке. И стоит одна отметка «понравилось». Ирина навела мышкой на подпись и увидела фамилию и имя сделавшего «лайк»: Наталья Голытько.
Ирина зашла на профиль таинственной Голытько: симпатичная. Высокая, светловолосая, глаза зеленые, стройная. Родной город Харьков. Украинка. Она или не она? Судя по оперативности, с которой девушка поставила отметку «нравится», может быть, и она. Проживает в Москве, не состоит в отношениях. Это плохо, значит, не замужем. Возможно, только пока. Стоп, в ленте событий появилась ещё одна фотография: прелестное, в стиле эпохи Наташи Ростовой, платье. И не просто фото, а фотография с подписью; ох, держись, Ирина, подпись гласила: «моя маленькая Джейн, это платье тебе обязательно понравится»; и отметкой «нравится». От уже известной Ирине Натальи Голытько. Кажется, «маленькая Джейн» оценила своё новое платье. Точка. Спать.
Но Ирина долго не могла уснуть, ворочалась, кровать казалась ей жёсткой, подушка комковатой, одеяло колючим, а ночь длинной, бесконечно длинной. Наконец, измучавшись, Ирина уснула под утро крепким, но коротким сном. Уже в семь утра она вновь сидела перед экраном ноутбука и просматривала ленту активности своих друзей. Никаких новых фотографий от Евгения не поступало, впрочем, как и новых «лайков» от других Наташ. Под чудесным платьем так и стояла единственная отметка «понравилось». И это при ошеломительной публичности Евгения, при массе друзей и подруг, поклонниц и соперниц. Ничего. Один «лайк», и точка. «Лайк», который выносил остатки уставшего мозга.
Спонтанно, не отдавая себе отчёта в действиях, Ирина также нажала на отметку «оценить». Пусть будет два «лайка». В конце-концов, ей тоже понравилось красивое кремовое платье с декольте, что уж там говорить. И пусть она – не «маленькая Джейн», никто не может запретить ей выражать свои чувства.
Итак, Ирина провела целый день без Евгения. И выжила, как ни странно. И только Ирина хотела себя похвалить за это, как в памяти возникло яркое видение: прогулка на теплоходе. Евгений стоял возле стойки бара, скрестив руки на груди. А Ирина сочиняла на ходу счастливую и лживую историю своей личной жизни. «Нет», – вздохнула Ирина: «этот день не в счёт. Я, как могла, старалась не думать о нём. Я считала, что преуспела в этом, но все мои разговоры, все мои мысли и действия были связаны с Евгением Князевым. И это правда».
И Ирина прилегла на диван, закрыв голову подушкой, словно бедная подушка могла защитить от нашествия мыслей. Впрочем, сон очень быстро принял уставшую Ирину в свои объятия. Тонкой ниточкой в голове металась мысль о том, что надо бы запереть дверь на ключ, но на то, чтобы встать и сделать это, не было сил.
Ирина спала, раскинувшись широко на кровати, на стене светился голубым светом экран телевизора, кажется, это был спортивный канал. Неприкрытая фрамуга пропускала в комнату слегка морозный воздух, раздувая занавески. За окном опустилась тёмная и тихая ночь. И только неоновая вывеска кафе, расположенного поблизости от отеля, никак не хотела засыпать, и всё светилась и переливалась разными цветами, зазывая случайных прохожих.
Ирине снились какие-то невесты в белых платьях. Они кружились перед зеркалами, а Ирина пыталась угадать, которая из них та самая Наталья, избранница Евгения. А вот и он сам, словно мистер Икс из «Принцессы Цирка», вошёл в комнату в маске: высокий, черноволосый, широкоплечий, мечта всех этих красавиц. Ирина понимала, что сейчас он направится к своей невесте. Она затаила дыхание, сердце колотилось в груди, сейчас настанет для неё конец света, потому что сейчас Евгений будет принадлежать другой женщине по праву.
Хлопнула входная дверь. Ирина проснулась, и словно не спала: мозг ясный, только по щекам слёзы и сердце бьётся чуть сильнее обычного.
– Вставай, красавица. Ты хоть представляешь, сколько сейчас времени? – Ирина даже не удивилась появлению Евгения, так стремительно сон перешёл в явь.
– Ты на ковре-самолёте прилетел?
– Откуда?
– Из Америки.
– Ты открывала «Фейсбук», моя маленькая Айриш? Да?
– Дело было вечером, делать было нечего.
– Понятно. Я принёс платье, примерь его срочно.
– Может быть, ты дашь мне хотя бы умыться?
– Да, конечно.
– Тогда отвернись хотя бы, я оденусь.
– Зачем?
– Я стесняюсь.
– Я же видел тебя обнажённую, – сказал Евгений и осёкся.
