Текст книги "Вспомнить всё или снежный танец (СИ)"
Автор книги: Жанна Дубровская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Ирина оцепенела. То, во что она в последнее время верила, все обвинения в адрес отца, были напрасными. Он был невиновен. Он правда любил маму и был ей верен. Просто случайность. И Валерия почти не причём. И Ольга тоже.
Несмотря на то, что новость обнажала весь трагизм произошедшего, Ирине стало легче – она перестала обвинять отца. Значит, они были счастливой семьёй. Мама с папой любили друг друга и её, Ирину.
– Капитолина не поверила моим словам. Вот упрямая ослица! «А если и так, то это всё равно ничего не меняет. Дочь мою не вернуть. Надо было головой думать, а не причинным местом». Вот и всё. На все мои доводы. Если бы была чуть мудрее, да гонору поменьше, не обрекла бы тебя на долгие годы одиночества. Уж сколько я упрашивала её отпустить тебя в Москву – нет и всё. «И не ищите», – говорила: «Всё равно не найдёте. Не дам вам девку испортить».
Перед мысленным взором Ирины возникло лицо бабушки: решительное, с поджатыми губами. Горе её не сломило, а лишь ожесточило. Она продолжала работать директрисой школы и преподавать русский язык и литературу в старших классах, не ушла с работы и не посвятила свою жизнь воспитанию Ирины. Несмотря на то, что педагогическое образование и огромный опыт работы с самыми разными детьми мог отчасти заменить родительскую заботу. Если бы бабушка просто обнимала и целовала её на ночь, Ирина была бы самой счастливой девочкой в мире. Но та рассудила иначе, решив почему-то, что Ирине будет лучше среди чужих людей. Правда, потом приняла внучку и даже завещала Ирине свою квартиру и счёт в банке. Поэтому у Ирины было теперь подспорье в виде немаленькой суммы, которой должно было хватить не только на время декретного отпуска, но и на обучение дочери, когда та вырастет и захочет (если захочет) получить высшее образование.
В последние годы бабушка Капитолина определённо стала мягче и даже хвалила внучку, когда той удавались те или иные репортажи. А свой портрет, нарисованный Ириной мягкой пастелью, бабушка пометила в красивую деревянную раму под серебро и очень любила смотреть на него, сидя в кресле напротив портрета. Капитолина приняла и Андрея, и ни разу не высказала Ирине недовольства, что та привела в дом мужчину, наоборот, бабушка очень надеялась понянчить внуков. Да вот не вышло.
Все эти воспоминания вихрем пронеслись в голове Ирины и улеглись каждое на свою воображаемую полочку. Пока хозяйка не решит снова стереть с них пыль.
На улице стало гораздо холоднее, чем днём, когда Ирина вышла от бабушки. Она задержалась немного дольше, чем планировала, и теперь в Москве сгущались сумерки. До остановки нужно было идти минут десять бодрым шагом, но Ирина так вымоталась за пять дней, проведённых в Москве, что была не в состоянии идти быстро, несмотря на дождь и сильный ветер. Накидка быстро намокла под косым дождём, зонт выворачивало, выкручивало ветром, ноги вязли на забрызганном грязью асфальте.
Тётя с бабушкой вызвались проводить Ирину до остановки, однако она вежливо, но настойчиво отказалась. Ирина не любила причинять людям неудобства, а тем более родным людям. Она шла, рассматривая силуэты домов сквозь туман дождя, и думала о том, что впервые за долгие месяцы ей было по-настоящему хорошо и спокойно. О Евгении она старалась не думать, беря пример со Скарлетт О?Хара, откладывавшей негатив на потом. А сейчас Ирина перебирала фрагменты дня, проведённого у бабушки, и её сердце цвело от счастья. Вот если бы ещё сегодня не встретиться в отеле с Евгением, счастье было бы полным. И лечь в постель без грустных дум, без слёз и сожалений. И уснуть сладко. Ирине не хотелось делиться счастьем с человеком, который причинял ей боль, даже если он об этом не подозревал.
Впереди Ирины шла компания смеющихся девушек. А за колонной она заметила Евгения, беседующего с менеджером отеля. Чтобы остаться незамеченной, Ирина примкнула к девушкам и влетела в лифт так ловко, словно не было усталости. И всё же успела заметить, что Евгений посмотрел в её сторону и верно увидел её, потому что прервал беседу.
Ну и что, подумаешь, какая разница, через несколько дней он будет безвозвратно потерян для всей женской половины человечества. Только одной счастливице выпала честь владеть его сердцем, и эта счастливица – не Ирина. Так зачем печалиться, что этот тёмный и холодный октябрьский вечер Ирина проведёт в одиночестве?
Закрывшись в своём номере, Ирина достала ноутбук, включила скайп и набрала номер Ольги. «Да, я слушаю», – голос Ольги был тихим, она словно пересиливала себя, но хорошее воспитание не позволяло не брать трубку телефона.
– Оля, я должна с тобой поговорить, выходи в скайп, – Ирине не терпелось увидеть подругу и, как оказалось, родную сестру. Впрочем, Ирина никак не могла привыкнуть к мысли, что Ольга её сестра, и не просто сестра – родная сестра.
– Ирин, я не очень хорошо себя чувствую, извини, – голос Ольги стал совсем тихим.
– Что случилось? – Ирина почувствовала, как к горлу начала подкатывать тошнота.
– Ничего не случилось. Ладно. Я просто не хочу выяснять с тобой отношения. Давай, я рожу, а потом разберёмся со всем.
– Да ни с чем не нужно разбираться, Оль. Всё хорошо. Правда. Ты ни в чём не виновата. Я узнала правду. Я нашла родственников отца, – Ирину просто распирало от желания скорее рассказать сестре про бабушку и тётю, про всё.
– Что? Ты нашла родственников? Где? – голос Ольги стал напряжённым и взволнованным.
– Здесь, в Москве. Я была у них сегодня. У нас с тобой есть бабушка и куча родственников, представляешь? – Ирина тихо рассмеялась.
– Бабушка? Родственники? О, – Ольга не знала, что и сказать, ждала продолжения рассказа.
– Да, бабушка. И ещё тётя. Прекрасные люди. Я общалась с ними. Они меня искали, представляешь? – и тут Ирина осеклась, потому что Ольгу их новые родственники не искали, более того, они о ней даже не вспоминали.
– Здорово. А про меня они знают?
– Да, знают. Оль, я потом поподробнее тебе всё расскажу, ладно?
– Нет, погоди. А почему они искали только тебя, ведь я тоже их родственница. У моего папы и моей мамы была любовь, я родилась в любви. Почему тогда ни не искали и меня тоже? Ведь моя жизнь могла сложиться иначе, я не осталась бы в шестнадцать лет полной сиротой и не поехала бы на заработки в Москву? – Ольга еле сдерживала своё волнение, её голос прерывался, она задыхалась.
– Оля, самое главное, что я нашла наших родных людей, – Ирина пожалела, что позвонила Ольге, но она не могла не рассказать сестре обо всём.
– Ирина, почему они меня не искали? Ты что-то скрываешь от меня?
– Ты только не волнуйся, ладно? Просто дело в том... дело в том, что твоя мама не была близка с моим отцом, нашим отцом. Она сделала ЭКО. А потом узнала имя отца ребёнка. Им оказался...
– Твой отец, я поняла, – и Ольга заплакала: «Так значит, я – из пробирки».
– Ты самая лучшая, Оль, какая разница, каким образом ты была зачата. Ты есть, ты прекрасна, ты – моя сестра и лучшая подруга. И всегда будет так.
– Так значит, наш общий папа не изменял твоей маме?
– Да, не изменял.
– Ну, хоть это радует. Иначе ты бы меня не простила никогда.
– Я тебя уже простила, точнее не тебя, а папу. Просто это так больно всё. Ты же знаешь, как я жила, Оль.
– Да, знаю. А ты знаешь, как жила я. Господи, но у меня-то сейчас всё хорошо, а как ты там, в Москве?
– Держусь помаленьку. Хотя плакать хочется постоянно. Оль, я так его люблю. И я его скоро потеряю.
– Остаётся одно.
-Что?
– Украсть его и запереть у Вовки в чулане. Будете там жить. Там и родишь. А потом под пытками он согласится жениться на тебе.
– Оль, я не хочу, чтобы на мне женились из-под палки, хотя идея хорошая. Смешная. Жаль, не подходит.
– Ага. Есть, правда, маленький плюсик в твоей ситуации.
– Да? Какой же?
– Твой маленький, растущий животик.
– Ольга, я тебя люблю.
– Я тебя тоже, дорогая. Ничего не бойся, мы с тобой, мы тебя одну не оставим. И найдём тебе такого мужа, что Князев локти себе искусает. И в Фейсбук выставим самые лучшие свадебные фото. Ты ведь у него там в друзьях?
– Да. Только, Оль, чужой мужчина никогда не заменит родного отца.
– Иногда случается.
– В безвыходных ситуациях.
– А у тебя какая, вЫходная?
– Нет. Ладно, Оль, буду ложиться. Не хочу сегодня грустить. Сегодня у меня и тебя появились родственники. Нужно радоваться.
– Правда, в моём случае, родственники мне не рады.
– Возможно, отчасти, но когда они тебя узнают, они тебя полюбят. Тебя нельзя не любить.
– Спасибо. Тогда спокойной ночи?
– Да, моя любимая сестрёнка. Спокойной вам всем ночи.
– И вам с дочкой волшебных снов.
Поговорив с сестрой, Ирина не торопясь приняла душ, обмотала влажную голову полотенцем и села к телевизору. По одному каналу показывали криминальную хронику, по другому – политическое шоу. Ирина переключала каналы, и каждый её чем-то не устраивал, пока не увидела, как отъезжал лимузин от стоявшей в откровенном наряде Джулии Робертс. Не может быть, сегодня опять показывали «Красотку». Это было везением, среди череды скучных программ отыскать свой любимый фильм.
Ирина устроилась поудобнее, набросила на ноги плед и задремала под выученные наизусть диалоги. Пока в дверь не постучали. И когда какой-то нахал приготовился стучать в четвертый раз, Ирина распахнула дверь. За дверью стоял Евгений.
– Ты, – и Ирина отступила вглубь комнаты, чтобы спрятать в полумраке свою фигуру.
– Да, это я. Решил проверить, как у тебя дела,– Ирина стояла так близко к Евгению, что ощутила слабый аромат алкоголя, видимо, Евгений за ужином пил вино или что-то покрепче. Вопрос только: с кем он ужинал? И снова сердце Ирины сжалось и захотелось убежать куда глаза глядят, лишь бы не длить эту муку. Только бежать было некуда, поэтому нужно было улыбаться и делать вид, что всё просто отлично, лучше не придумаешь, чудесно, волшебно, что она, Ирина, счастлива и рада за Евгения и ей не терпится повести его под венец. Или это девушек ведут под венец? Да какая разница? Нужно делать вид. А потом, когда всё закончится, поскорее убежать из Москвы, сжигая мосты, удаляя все его телефоны из записной книжки и все свои аккаунты из социальных сетей. Где есть он.
– У меня всё отлично, – улыбнулась Ирина, глядя в глаза Евгению. И замерла, увидев в его взгляде что-то новое, чего она не замечала раньше. Желание. Которое в некоторых случаях хуже равнодушия. И этот некоторый случай как раз представился. Ибо что может быть хуже желания человека, который вот-вот женится? И искушения ответить на его желание, даже если потом эта минутная слабость принесёт боль. Побыть рядом с любимым, даже если он любит другую. О, какой самообман. Дать себе сойти с ума, пусть ненадолго, зато сколько воспоминаний она увезёт в свой Н-ск, сколько ночей она будет ощущать тепло его губ на своей коже. Какой соблазн соблазниться, и ответить Евгению взглядом, полным желания! Тем более, что это так легко, нужно просто перестать сдерживаться.
От усталости и переживаний у Ирины подкосились ноги, и Евгений подхватил её и прижал к себе. Да так крепко, что Ирина почувствовала, как бьётся его сердце. Стало тяжелее дышать, губы пересохли, Ирина не решалась поднять глаз, стояла, уткнувшись носом в плечо Евгения, и почти не дышала.
– Ирин, ты знаешь, я всегда хотел сказать, что люблю тебя. С первой встречи, с первого взгляда на твоё фото, с твоего первого письма на сайте. Не знаю, может быть, ещё раньше, в своих снах. Просто знай это. Я люблю тебя, – и Евгений жадно впился губами в губы Ирины. Всё стало неважно, все её обиды, страхи улетучились с этим поцелуем. Ирина вернулась обратно, из своего прошлого, она снова стала собой. Она любила и не скрывала больше этого. А вдруг всё можно вернуть? Эта мысль билась в её голове, и признание в собственной беременности готово было сорваться с её губ, когда Евгений отстранился и сказал: «Я люблю тебя. Но теперь я связан по рукам и ногам. И я не могу этого изменить». Евгений, видимо, протрезвел и стал реалистом, таким, как обычно.
Ирина снова опустила глаза, мечтая, чтобы вечер поскорее закончился. Надежды таяли, словно восковая свеча. И надо же было быть такой идиоткой, чтобы показать ему свои чувства! Теперь он, пожалуй, ещё и пожалеет её. Вот ужас.
Когда за Евгением закрылась дверь, Ирина заперла её на ключ и сползла по двери на пол, прочувствовав все её неровности своей спиной. И закрыла лицо руками. Лицо горело, щёки, словно обожжённые, рдели под холодными руками. Вся кровь устремилась к голове и к сердцу. И никому не пожалуешься. Виновата только сама. Сама оттолкнула мужчину, сама сбежала из его спальни, не открыв инкогнито, сама приехала на свадьбу любимого человека, хотя эта свадьба хоронила все её надежды.
Без слёз, с пустой тяжёлой головой, легла спать.
На следующее утро Евгений, словно и не было ночного разговора, вёл себя непринуждённо, шутил за завтраком, с аппетитом уминал ватрушки, а Ирине кусок в горло не шёл. Она неулыбчиво смотрела, как приносили и уносили подносы с чашками, блюдцами и тарелочками, ограничившись чашкой сладкого зелёного чая и сушкой.
– Что-то ты плохо кушаешь, гостья. Что случилось с твоим аппетитом, он скучает?
– Я на диете. Решила немного ограничить себя, чтобы тебе не было за меня стыдно на свадебной церемонии.
– А почему мне должно быть стыдно за тебя? Ты замечательно выглядишь. Худой ты выглядела какой-то грустной, – улыбнулся Евгений.
– Ну, спасибо. Значит, теперь я толстая?
– Нет, ты прекрасная. И ты мне очень нравишься именно такой. Не люблю «вешалок». Колются.
– Отлично, значит, я зря переживала.
– Абсолютно зря. Поэтому поешь, нам сегодня предстоит дальняя дорога. Поедем к моему деду в Рязань.
– В Рязань? Так далеко?
– Мне кажется, или твоя историческая родина ещё дальше от Москвы?
– Да, но...
– Никаких «но». Я хочу познакомить тебя с моим дедом. Он замечательный. Таких больше нет. Поэтому ешь, и поехали.
...Дорога заняла часа два, больше времени потеряли, выезжая из Москвы. Дед Евгения жил в пригороде Рязани. У него был отличный рубленый дом. Жил не один, а со своим младшим сыном, дядей Евгения. Дом окружал сад, наверняка прекрасный в пору цветения. И сейчас кое-где цвели запоздалые флоксы, а вечнозеленая туя, высаженная в качестве живой изгороди, также не навевала ещё грустных мыслей о приближавшейся зиме. Всё это Ирина смогла рассмотреть в замочную скважину калитки, пока Евгений с шофёром ходили в ближайший магазин за продуктами. Единственное, что она не смогла рассмотреть, так это огромную овчарку, сторожившую владения. Которая проявила себя басистым лаем, едва Евгений нажал на кнопку звонка рядом с калиткой.
Дядя оказался плечистым и высоким, но Евгений всё же превосходил его и по росту, и по ширине плеч.
– Женька у нас самый крупный в помёте, – засмеялся Николай, когда Ирина стала невольно сравнивать родственников: «У меня-то девки выше сто восьмидесяти не выросли, и слава Богу. Женщинам рост только мешает, потому что высокая женщина не выглядит слабой, а женщина должна быть слабой, или выглядеть ею, иначе тяжко ей придётся. На лошадях пашут».
Ирина притихла, ей, с её ста восьмидесятью тремя сантиметрами не на что было и рассчитывать. Слабой она не выглядела. Наверное, именно поэтому, учась в институте, таскала в авоськах тяжеленные фолианты, и никто не предлагал помощи. Вот она разгадка: несмотря на худобу, Ирина ну просто физически не могла выглядеть миниатюрной. Наверное, и Евгений считает её рабочей лошадкой, которая вынесет все удары судьбы. А Наталья, невеста Евгения, наверняка среднего роста, белокурая, светлоглазая, вряд ли похожа на Барби, скорее домовитого склада. Евгений далеко не глуп, он не выбрал бы в жёны модель, скорее, банковскую служащую или дизайнершу.
Участок оказался довольно длинным, и у Ирины было много времени для того, чтобы представить себе будущую жену Евгения, их страстные поцелуи и, наконец, первую брачную ночь где-нибудь в Венеции или Париже. На душе скребли кошки, когда Ирина вслед за Евгением и его дядей Николаем входила в дом.
Несмотря на внешний вид дома, стилизованного под русскую избу, пусть и 21 века, внутри дом оказался очень удобным. В нём всё было сделано и расставлено очень практично, поскольку в доме помимо Николая и его жены, жил инвалид Великой Отечественной войны, отец Николая и дед Евгений, Глеб Евгеньевич. «Значит, Евгения назвали в честь прадеда», – подумала Ирина, когда Евгений шепнул ей на ухо, как обращаться к деду.
Между тем, Николай исчез за дверью одной из комнат, послышался лёгкий скрип, и в гостиную вошёл дед Евгения. Именно вошёл, а не вкатился, потому что при виде Глеба Евгеньевича, не хотелось отводить глаз, его не было жаль, он не пробуждал жалости к себе, к своей немощи или к своему возрасту, а старику исполнилось девяносто три года. Даже стариком его назвать можно было только с натяжкой: лицо почти без морщин, волосы чуть с проседью. Удивительно, с каким уважением время отнеслось к этому человеку. Оно его не изуродовало, а наоборот, сделало лицо ещё более мужественным. И даже тот факт, что у деда не было обеих ног, и глаза были почти неподвижны из-за слепоты, не менял главного – дед определённо вызывал симпатию и уважение. «Как странно», – подумалось Ирине: «Я его совсем не знаю. Слышала о нём очень мало. Но я его почти уже люблю, словно родного человека». Евгений также успел шепнуть Ирине, что дед не разговаривает – сказались последствия инсульта.
– Добрый день, Глеб Евгеньевич, – улыбнулась Ирина. Дед повернул голову в её сторону, вслушиваясь в интонации голоса, помолчал немного и кивнул головой, очевидно в знак того, что день действительно добрый.
– Дедуль, привет, – и Евгений подошёл к деду, встал перед инвалидным креслом на колени и опустил голову на дедушкины руки. Дед попытался улыбнуться и обнять своего внука дрожащими руками. Ирина отвернулась в сторону, чтобы не разрушать магию встречи внука и деда неуместным любопытством.
– Я слышал, ты стал плохо есть, дедуль, – повысил голос Евгений, видимо, дед ещё и не дослышивал: «Я привёз тебе твои любимые макароны, сейчас пожарю мяса, и мы все поедим. Сегодня можно нарушить предписания врача. Дедуль, как я рад тебя видеть». И Ирина увидела, как на глазах дедушки заблестели слёзы. Видимо, в последнее время внук всё реже навещал своего любимого деда.
Евгений отправился на кухню, а Николай, его жена Алёна, Ирина и Глеб Евгеньевич остались в комнате. Дед жестом указал, где бы ему хотелось находиться. Он выбрал место спиной к окну, остальные присутствующие расселись на двух небольших, но удобных дивана.
Ирина оказалась одна, и была этому рада. Дед повернул голову в её сторону, нельзя было сказать, что он вглядывался в неё, дед уже давно ничего не видел, но от его взгляда Ирину бросало то в жар, то в холод. Ей казалось, что она на экзамене, и экзаменует её сама жизнь, и от того, понравится она Глебу Евгеньевичу или нет, зависит многое, а возможно, и её судьба. «Нет, конечно, это глупости», – внушала себе Ирина, но ничего не могла с собой поделать, и снова её глаза встречались с глазами слепого дедушки Евгения.
– Ирина, а чем вы занимаетесь? – нарушил тишину Николай. Ирине показалось, что дед был недоволен вопросом сына.
– Я пишу. Я журналистка.
– Понятно. Сейчас пишете о племяннике, видимо?
– Нет, о нём я уже написала. Давно.
– Но вы приехали вместе с ним, я и подумал...
– Евгений Борисович пригласил меня на свою свадьбу.
– Вот оно что, – только и нашёлся Николай, а его жена пристальнее взглянула на Ирину.
– Деточка, а вы замужем, у вас есть детки? – спросила Алёна, хотя Николай и толкал её локтем в бок, пытаясь образумить.
– Нет, я не замужем. И детей тоже нет.
– Понятно. Ну, всё впереди, – Алёна, видимо, решила послушаться мужа и свернуть разговор на личные темы.
– У вас здесь очень красиво, – Ирине захотелось сказать что-нибудь приятное хозяевам. А поскольку ей и в самом деле понравилось жилище родственников Евгения и сад, комплимент прозвучал сердечно и искренне. Дед наклонил голову, слушая Ирину, он явно заинтересовался ею. Наверное, ему, как и Николаю и его жене, было непонятно, какое отношение Ирина имела к его внуку, раз тот счёл нужным их познакомить. Ирина сидела, как на иголках, пока в комнату не вошёл Евгений и не пригласил всех в столовую залу.
Замечательный обед и ностальгический вечер воспоминаний, отодвинули факт присутствия Ирины на второй план. Ирина старалась по возможности быть незаметной, говорить мало и реже смеяться.
Иногда Ирине казалось, что она находилась в кругу близких ей людей, а порой она изнывала от желания сбежать куда-нибудь из уютной гостиной. Когда за окном начали сгущаться сумерки, Ирина тихо выскользнула в прихожую и прошла на веранду.
В воздухе клубился туман, пахло горелым, вероятно где-то жгли сухие ветки. Было морозно, Ирина пожалела, что не взяла свою накидку и уже повернулась, чтобы исправить свою ошибку, как увидела рядом с собой парализованного деда. Ей показалось, что он пристально вглядывался в её лицо.
Ирина улыбнулась и произнесла, не надеясь быть услышанной: «У вас отличный дом. И внук у вас необыкновенный. Он вас любит». Дед в ответ что-то забормотал.
У деда были отличные вставные челюсти, но он был настолько слаб, что было трудно разобрать его речь. Ирина сначала прислушивалась из вежливости, кивала головой, глотая слёзы. Затем, просто, без единой мысли в голове уставилась в окно, за которым кружились хлопья первого снега. И неожиданно поймала себя на том, что речь дедушки стала более осмысленной. Сначала Ирина начала разбирать отдельные фразы, затем, с удивлением для себя услышала из уст старика: "Что, нравится тебе мой внучок? Любишь его? Только за любовь бороться надобно. Вот, послушай нашу с его бабкой историю. Был 40-й год. Мы только сыграли свадьбу, когда Верушка поняла, что беременна Борькой. Родился он в мае 1941 года, в июне меня забрали, война началась. Где только не воевал, был контужен, осколок мины попал в ногу, пришлось ампутировать. Я Верушке ничего не написал о том ранении. Перевели в тыл, не захотел возвращаться домой, хотел быть полезен стране. В мае 45-го вернулся домой, без предупреждения.
Открывает Верушка дверь, Боренька мамку за ногу держит, в руке игрушка какая-то. Увидела меня Вера, ахнула, потом скользнула взглядом по фигуре и застыла. Я ж на костылях, и обрубок вместо ноги. Смотрит она на меня и молчит, а Борька не признал папку, плачет, за мамкину юбку держится. Понял я, что не такого меня ждали и ушёл.
Пошёл в закусочную за углом, сел за стол и заказал водки на все деньги, что были: себе на горе и всем мужикам на радость. Опустил глаза в стакан. Сижу мрачный, думаю, куда податься. И чувствую на себе взгляд. Поднимаю голову: стоит моя Вера в дверях, мальчонку нашего на руках держит и улыбается: «Милый, дождалась». Так мы и стали дальше жить. И никогда тот день не вспоминали. Так-то. Хранили мы с Верушкой покойной тот день в тайне. Да вот захотел поделиться, сколько ещё жить осталось, не знаю. Женька не поймёт, он меня не слушает, думает, я совсем плохой. Женька хороший, но уж больно врачам верит. А те меня давно со счетов списали. Только ты, девонька, и можешь меня услышать. Не должен он ни на ком жениться, кроме тебя. Нашей ты породы. Такая же бодливая. Бодаешься с жизнью. Ты верная, я знаю. Женька только с тобой счастлив будет. Не нужны ему эти модельки, не по-людски жить с тем, кто руки свои в твоих карманах держит. Расскажи Женьке про нашу с бабкой историю, да скажи, что я сам просил тебя ему рассказать. Давай, с Богом, холодно тут. Отвези меня в гостиную".
Ирина словно очнулась от какого-то трансового оцепенения, почувствовала, как жутко она замёрзла, окутала ноги деда упавшим на дощатый пол террасы, пледом, и вкатила инвалидную коляску в гостиную. Глеб Евгеньевич жестом руки попросил Ирину оставить его одного.
Ирина тихо прикрыла дверь гостиной и сделала несколько шагов в сторону столовой залы, откуда доносились голоса. Но немного замешкалась, почувствовав, как неудобно входить в комнату посреди общей беседы. И не захотев вновь становиться объектом пристального изучения родственников Евгения.
Ирина прислонилась спиной к стене неподалеку от двери столовой залы, чувствуя себя опоздавшей на первый урок школьницей. Голоса зазвучали громче. Видимо, все переместились на диваны, стоявшие неподалеку от входа в комнату.
– Женя, хватит держать интригу. Расскажи, наконец, кто твоя будущая жена. Ни имени, ни фамилии, все какая-то таинственность. К чему? Почему мы не можем с ней познакомиться? Надеюсь, ты нас не стесняешься?
– Елена Ивановна, все в свое время.
– Какая я тебе Елена, да еще Ивановна. Ох, Женька, договоришься ты у меня, – хохотнула Алёна: «Я, между прочим, ровесница твоя».
– Так я со всем уважением, Алён. Просто не бегите впереди паровоза. Все в свое время.
– Ну хоть имя у нее красивое? – не унималась Алёна.
– Имя хорошее. Мне нравится. А она сама нравится еще больше. Ой, родственнички, пропал я.
– Пропал или попал? – съехидничал Николай.
– Пропал. Просто пропал. Вернее, не просто пропал, а пропал целиком и полностью. И я рад этому, очень рад. Я ждал эту женщину всю свою жизнь. И вот дождался, на старости-то лет, – с улыбкой добавил Евгений.
– Что? На старости лет? Да ты не обалдел ли? В сорок два жизнь только начинается. Мы вот с Николаем ещё и о ребенке думаем.
– Ага, мало мне двоих-то, – пробурчал Николай.
– Они не от меня. А я хочу нашего общего, – обиделась Алёна: «Я ещё молодая, могу рожать. Вон „звезды“ наши рожают и в сорок, и позже».
– Алён, они – «звезды», а мы – обычные люди. Не для нас эти сериалы.
– Дядя Коль, а вот тут я с тобой не согласен. Я тоже хочу детей. Не просто одного ребенка, а именно детей, – уверенно сказал Евгений и стукнул кулаком по столу, будто подтверждая свою решимость.
– Жень, так ты мужик. Мужик и в шестьдесят может ребенка завести. А Алёнка уже не девочка.
– Давай, не будем решать за других, девочка или не девочка. Девочка я, да, Жень? – слышно было, что Алёна очень взволнована темой разговора.
– Алёнушка, ты – прекрасная девушка и замечательная жена. И если Николай Глебович такой простофиля, что не замечает этого, так у меня есть пара холостых друзей.
– Ну-ну, потише. Друзья у него. Я тебе дам, друзья. Это ты что, дядьку своего рогами хочешь наградить? А?
– Цени жену, и у тебя всегда будет гладкая голова, – откровенно веселился Евгений.
– Вот-вот. Цени меня. А то ведь я женщина молодая, привлекательная, горячая, могу и дров наломать, – подхватила шутку Алёна.
– Ну все. Хорош. Будет тебе ребенок, неугомонная. Хоть два. Только сама возиться будешь с пеленками и распашонками. Мне некогда. Отец вон на руках, да работа. Детей кормить и обувать нужно, это тебе не котенка завести. Ладно, Жень, ты с ночевкой или обратно в Москву?
– Обратно в Москву, – вздохнул Евгений: «Дела», – добавил он.
– А что за брюнеточка с тобой? Ничего себе такая, только полноватенькая для тебя.
– Это журналистка. Приехала на свадьбу. Я пригласил. Словом, долго объяснять, – слышно было, как загремели отодвигаемые стулья.
– Ой, заторопился сразу. Какой у меня таинственный племянник. И ведь всегда себе на уме. В кого ты такой скрытный? Мы все – простые люди.
– Жизнь научила, Коль. Ладно, поехали мы. Пойду с дедом попрощаюсь.
– Давай-давай, а мы с Алёной порешаем наши проблемы. Чай не мальчик уже, пятьдесят четыре в этом году стукнет.
– Давайте, удачи, – Ирина едва успела скрыться за соседней дверью, так стремителен был Евгений.
Ирина затаила дыхание, чтобы не выдать себя, подождала, когда Николай и его жена, вслед за Евгением, пройдут в гостиную. И только после того, как за всеми закрылась дверь, покинула своё укрытие.
«Я ждал эту женщину всю свою жизнь». Эта фраза повторялась и повторялась в голове Ирины, будто речитатив. Наивная дурочка, на что она еще надеялась? «Пропал целиком и полностью». Хоть бы издалека увидеть эту Наталью. До свадьбы. Увидеть и сбежать обратно в свой N-ск. Просто знать, как выглядят «девушки мечты». Полнователькая, значит? Ирина грустно улыбнулась своему отражению в зеркале, сорвала с вешалки накидку и выскочила во двор. И, прежде чем Евгений догнал её, Ирина успела смахнуть с глаз слезинки и навесить на уста безмятежную улыбку.
– Дед уснул. Поцеловал его на прощание. Ну что, «Москва-Москва, как много в этом звуке»? – и Евгений распахнул перед Ириной дверцу своего сверкающего в свете фонарей, джипа.
– Евгений, – Ирина решила исполнить просьбу деда незамедлительно, ей казалось, что невероятная история очень важна для Евгения.
– Да, Ирина. Что?
– Я бы хотела поговорить. Наедине. Как это возможно?
– Да очень просто, – и Евгений нажал на какую-то кнопочку на сидении водителя. Тотчас же между водителем и пассажирами опустилась полупрозрачная темная шторка.
– Ты можешь говорить. Перегородка заглушает речь, а у водителя автоматически играет музыка.
– Он правда ничего не услышит?
– Нет. Говори, что ты хотела?
– Не знаю, как начать. Все это очень странно, необъяснимо.
– Говори.
– Ты уверен, что твой дед не разговаривает?
– Да. Хотя иногда мне кажется, что он что-то тихо проговаривает. Но врачи уверяют, что речь потеряна. А что?
– Просто сегодня я стояла на террасе и разговаривала с твоим дедом.
– ? Что ты делала?
– Разговаривала. Вернее, говорил он. И попросил, чтобы я передала тебе его слова. Сказал, это важно.
– Что же он тебе сказал? – улыбнулся Евгений.
– Про знакомство с твоей бабушкой. Про ранение и про то, как твой отец не узнал его, когда дед вернулся с войны.
– Отец правда не узнал деда, он рассказывал. Там какая-то тайна была, дед и бабушка молчали всю жизнь, хотя отец много раз просил их рассказать об этом дне. Дне, когда дед вернулся с войны.
Ирина повторила рассказанную дедом Евгения историю, умалчивая о некоторых его репликах относительно моделей.
Евгений молчал и как-то странно смотрел на Ирину. Удивленно и удовлетворенно одновременно, будто ее пересказ дедушкиных слов подтверждал что-то, о чем он и сам знал.
– Почему твой дед сказал, что тебе важна эта информация?
– Однажды я попросил его рассказать о событиях того дня. Отец все никак не мог составить полную картину событий, что-то помнил, что-то в силу малого возраста забыл. И дед пообещал рассказать. Но только моей будущей невесте. Странно, когда я женился в первый раз, он не проронил ни слова.
