Текст книги "Моя семья, мой друг, мой брат (СИ)"

Автор книги: Жанна Даниленко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

В сквере, засаженном берёзами и елями, почти не было людей, шум автомобилей звучал приглушённо. В этой тишине имя бывшего любовника прозвучало чётко, словно выписанное чёрными чернилами в прозрачном воздухе.

– Откуда… Саша, почему… Чёрт… Да, я знаю Игоря. А ты…

– Он мой пациент. Лежит в нашем отделении, я его курирующий врач.

– Что с ним? – Саша не уловил в голосе Глеба тревоги. Просто этот уже родной голос стал таким же безжизненным, как вымороженный осенний воздух.

– Обострение хронического гастрита, ничего опасного.

– Ясно.

– Глеб, он спросил, встречаешься ли ты со мной. Кто он для тебя, этот Игорь?

Вот и всё. Глеб не остановился, даже не споткнулся. Продолжал шагать, механически переставляя ноги. Шаг, второй, раз-два-три-четыре. Это не дорожка в сквере. Это последние шаги к пропасти, в которую уже летит Глеб Поддубный.

– Всё, ну всё, я сказала! Конец связи! – пробегавшая мимо девушка тихо засмеялась в телефон. – Нет, ты первый клади трубку!

«Всё, всё, всё. Конец связи, – эхом отозвалось в ушах Глеба. – Всё, всё, всё…»

– Глеб… Ответь.

– Игорь Находкин – мой бывший. Я гей, Саша.

– Так… Это тот человек, который бросил тебя, а потом выносил мозги? Тот, о котором вы разговаривали с Машей?

– Да.

Впереди темнел забор. Сквер заканчивался. Через ворота в заборе можно было выйти на одну из центральных улиц. Уже было видно, как по проезжей части проносятся машины.

– Глеб, остановись.

Поддубный послушно замер. Какая теперь разница? Всё равно всё закончилось.

– Хочешь, я назначу Находкину курс очистительных клизм с марганцовкой?

Даже если бы небо сейчас рухнуло на землю, Глеб не удивился бы так сильно. Когда до него дошло, что именно только что сказал Саша, Поддубный только и сумел, что развернуться к нему лицом. Саша улыбался. Своей широкой мальчишеской улыбкой, так шедшей ему, заставляющей забывать про Сашин давно уже не мальчишеский возраст.

– Что?..

– Хотя нет. Судя по тому, что он теперь женат на женщине и лишён некоторых… кхм, привычных радостей, от клизм он будет получать только удовольствие, да? Точно! Глеб, я ему пропишу курс слабительного и жидкую диету! И мочегонное до кучи!

– Сашка, ты… ты… чёртов пошляк! Извращенец!

– А что, неплохая же идея?

Они очень часто смеялись вместе. Глеб и Саша, Машка, Анютка – они так много и так искренне смеялись за то время, пока срастались душами, становились семьёй. Но ещё ни разу Глеб не смеялся с Сашей так – до икоты, до слёз. И сквозь слёзы.

***

– Машке ничего не говори. Я сам ей скажу.

– Хорошо, Саш.

– А этот молодой… Лёня, да? Ты с ним?..

– Нет. Между нами ничего нет. Просто случайно столкнулись. Он работал на кафедре.

– Но он тоже гей?

– Не знаю. Сейчас – не знаю.

– Но между вами что-то всё-таки было, да?

– Один раз. Ещё до нашего с тобой знакомства.

– Ясно. Глеб, езжай домой. Анюта тебя ждёт. И позвони, когда доберёшься.

– Хорошо, Саша.

В палату к Маше Глеб не стал заходить. Дождался, пока Саша осторожно затворит за собой дверь, пошарил в карманах, выискивая номерок из больничного гардероба. А потом упрямо вздёрнул подбородок и решительно вышел из родильного отделения. Только свернул не в сторону выхода, а начал подниматься по лестнице – наверх, в отделение терапии, откуда час назад спустился Саша.

***

Игорь явно кого-то ждал, потому что вскинулся навстречу Глебу с уже какой-то начатой фразой, но будто подавился так и не прозвучавшими внятно словами. Глеб смотрел на человека, когда-то так много значившего для него, и не узнавал.

Нет, Игорь не растолстел, как многие знакомые Глеба после женитьбы, остался таким же худощавым и гибким. И строгая, почти классическая красота его лица никуда не делась. Но глаза Игоря показались Глебу тусклыми, как пластмассовые пуговицы. Что-то ушло из этих глаз, какая-то солнечная искорка, что ли. А ещё у Находкина изменился голос. Тоже потускнел.

– Надо же… Что, уже доложили, что я про тебя спрашивал?

– Привет, Игорь. Как ты себя чувствуешь?

– Вот только не надо изображать доброго самаритянина, Глеб. Как может себя чувствовать человек в больнице, по-твоему? Плохо, конечно. А ты пришёл полюбоваться, какой я стал развалиной?

– Не прибедняйся, – Глеб поискал глазами, куда можно присесть, и выдвинул стул из-за стола. – Для развалины ты очень неплохо выглядишь.

– А ты вообще цветёшь и пахнешь, как посмотрю. И новым любовником обзавёлся, да? А ты в курсе, что он женат?

– Игорь, скажи мне, пожалуйста, какое твоё дело, как я выгляжу и с кем сплю? Тебя-то это должно волновать меньше всех, или я неправ?

– Меня волнует твоя репутация! Ты же крупный учёный, ты у всех на виду! Подумай, как это воспримут твои коллеги! Мало того, что гей, так ещё и семью разрушаешь!

– Не твою же. Почему тебя это так задевает?

Игорь наверняка ждал, что Поддубный начнёт оправдываться. Начнёт что-то объяснять, выкручиваться, просить, чтобы он хранил всё в тайне. Но Глеб просто смотрел на него и ждал ответа. Спокойный, собранный, без малейшего намёка на то, что его как-то задевают полные едкой горечи слова Игоря.

– Я просто хочу уберечь ещё одного идиота от непоправимой ошибки.

– Вот как? По-твоему, если человек связывается со мной, он совершает ошибку?

– Да! – Игорь больше не подбирал слов. – Ты чудовище, Глеб! Ты заставляешь всех, буквально всех влюбляться в тебя! Тебя забыть невозможно! Я до сих пор… до сих пор, всё, всё, что я делаю – с оглядкой на тебя! Я статьи пишу так, как нравится тебе! Одеваюсь так, как тебе нравится! Даже стригусь так же!

– И что, в чём моя вина, Игорь? Я не лезу в твою жизнь. Ты сказал – всё закончилось. Я это принял. В чём ты сейчас пытаешься меня обвинить? В том, что до сих пор не можешь меня забыть? Думаешь, если сделаешь мне сейчас больно, у тебя это получится?

– Да! Ты не имеешь никакого права так жить! Так улыбаться, как этому… Говорову! Ты не имеешь права обнимать его!

– Когда ты видел, чтобы я обнимал Сашу?

– Сашу… – Игорь зло усмехнулся, и неожиданно возле его губ прорезались глубокие складки, моментально состарившие красивое лицо. – У тебя даже голос меняется, когда ты называешь его по имени… Ночью, возле реанимационного отделения. Ты обнимал его, я видел.

– А-а, вот когда… Теперь понятно, почему ты к нему привязался. Это всё? Больше тебе не в чем меня обвинить?

– А что, этого мало?

– Вполне достаточно. Ты лучше всех знаешь, что я гей, Игорь. Можешь вынести это на суд общественности. Давай, заклейми меня позором. Выложи новость на все новостные сайты, выходи на площадь с плакатом. Делай, что хочешь, если тебе от этого станет легче. Каминг-аут всё равно неизбежен, ты прав, я у всех на виду. Но учти. Если ты позволишь себе хоть один намёк насчёт Саши, хотя бы одно слово про него – я сломаю тебе карьеру. Поверь, у меня достаточно влиятельных знакомых, которые перекроют кислород тебе и всем твоим проектам. Ты хорошо меня расслышал? Всё понял? Лей свою грязь только на меня.

– Да кто он такой, этот Говоров?! – Игорь вскочил с кровати. Глеб тоже встал. Мужчины замерли друг напротив друга, одинаково сжав кулаки. – Чем он лучше меня? Почему ради меня ты даже не предлагал открыть про себя правду, а ради него готов пожертвовать всем?

– Он – моя семья, Игорь. Мой брат, мой друг. И я с ним не сплю. Можешь мне не верить. Саша женат, да. У него двое детей. Его младшего сына назвали в честь меня, я буду крёстным сына моего брата и его жены, которую люблю точно так же, как его. Я люблю их старшую дочь как свою собственную, а она называет меня дядей. А теперь есть крохотный человек, который когда-нибудь назовёт меня отцом.

Чем больше говорил Глеб, тем сильнее проступало недоумение на лице Игоря. Находкин уже давно разжал кулаки. Семья? Брат? Крёстный?! У Поддубного нет никаких братьев! Нет и не было!

– Ты врёшь… Это враньё!

– Думай что хочешь. Я тебя предупредил и всё объяснил. Хочешь сломать мою жизнь – вперёд. А мою семью не трогай. Всё, Игорь, желаю тебе поскорее выздоравливать. И береги себя, ты ведь тоже отец как-никак.

– Стой! – Игорь рванул вслед за выходящим из палаты Глебом и столкнулся с собственной женой. Ирина стояла в коридоре, прижав ладони к лицу, и было понятно, что разговор, шедший на повышенных тонах, она слышала от первого до последнего слова.

Глеб не остановился и даже не обернулся. Игорь Находкин слишком сильно любит себя, чтобы ради мести разрушить свою карьеру. За годы их связи Глеб это прекрасно понял.

***

Анютка встретила Глеба выговором и горячим чаем. Слушая школьные новости, которые обрадованная девочка начала вываливать на него прямо с порога, Глеб с удивлением понимал, что вот эти вот незатейливые мелочи, вроде пропавшей у Анюткиной учительницы указки, залетевшей в кабинет бабочки и трудного примера, который Анюта решила быстрее всех – всё это ему гораздо интереснее, чем душевный раздрай Игоря. И волнует неизмеримо больше. Глеб с азартом выспрашивал подробности, не забывая помешивать в кастрюльке кашу – завтра с утра надо заскочить к Маше, она просила привезти именно такую вот жидкую пшёнку, а то в больнице её кормят только овсянкой. Маша терпеть её не может.

– Дядя Глеб, что покажу! – Анюта подскочила к окну и чуть-чуть сдвинула занавеску. – Ой, скорее, иди сюда!

Глеб подошёл. Анюта заставила его присесть и сама пригнулась – так, чтобы только их носы торчали над подоконником.

– Вон, смотри! Это же Лёня, да?

– Точно…

– Он там живёт? Я его уже сколько раз там видела! Только я тогда не знала, что это Лёня и он твой друг! Он в том подъезде живёт, да?

– Насколько я знаю, нет. Может, там у него кто-то знакомый живёт или родственники? Так, Анюта, за кашей следи, я схожу, спрошу.

– Ты только долго не ходи, сегодня много уроков задали!

– Я быстро.

***

Лёня не заметил стремительно шагающего через двор Поддубного, так глубоко задумался. А ещё у него наушники торчали в ушах – Глебу пришлось похлопать Лёню по плечу, чтобы тот обратил на него внимание.

– Глеб Олегович…

– Только не говори мне, что ты теперь тоже мой сосед.

– Не скажу. Я не ваш сосед.

– Тогда что ты здесь делаешь? Анюта сказала, что ты часто здесь появляешься.

Лёня свернул наушники, сунул в карман. Выпрямился и посмотрел Глебу прямо в глаза.

– Я стою под вашими окнами, Глеб Олегович.

Поддубный от подобной откровенности не сразу нашёлся, что сказать. Лёня вынул из карманов перчатки.

– Это же не запрещено законом, правда?

– Лёня, я не понимаю…

– А вы меня никогда не понимаете, Глеб Олегович. Я уже привык. Хорошего вам вечера, я пойду.

– Лёня… Не уходи.

Глеб не знал, почему он остановил Лёню. Просто так было нужно – чтобы тот остановился и снова сунул перчатки в карманы.

– Вас опять нужно от чего-то спасать, Глеб Олегович?

– Да… Да! Понимаешь, Анюте надо делать уроки, а я кашу варю, там всё время мешать надо, чтобы жидкая была… вот.

– Ну, с кашей я точно не справлюсь, я только по омлету и сосискам мастер. А вот программу первого класса, пожалуй, вспомню… Только это тоже очень сложно, Глеб Олегович! Как насчёт дополнительной оплаты?

Лёнины глаза смеялись, хотя он изо вех сил пытался сохранить серьёзное выражение на лице. И в них плескались те самые солнечные искры, заметные даже в навалившемся на город осеннем сумраке, которых Глеб не смог разглядеть в глазах Игоря.

– Непременно. Только не сегодня. Сегодня я со своей племянницей ночую.

– Значит, завтра?

– Если Анюта заработает хорошие оценки, можешь рассчитывать на двойной тариф.

Пока только невинный флирт, игра. Это понимали и Глеб, и Лёня. Ничего серьёзного – после того слишком серьёзного, что уже произошло между ними.

Однако ведь не зря их так упорно сталкивает среди многомиллионного города – раз за разом и именно в те моменты, когда Глебу чертовски нужно почувствовать под своей рукой Лёнины худые, но сильные плечи?

========== Ревность ==========

Месяц спустя.

Глеб проснулся от какого-то звука, и долго не мог определить его происхождение. Наконец понял, это звонок в дверь. Нет, не в домофон, а именно в дверь! Может, соседи? Мысль пронеслась в голове, и он, так ничего и не понимая, стал натягивать джинсы. Лёня спал. Вот что значит молодость! Даже если бы пушки палили рядом, этот добрый молодец и не заметил бы.

Интересно, во сколько они уснули? Где-то под утро?

Звонок продолжал надсадно дребезжать. «Делать кому-то нечего, – сердито подумал Глеб. – Воскресенье, выходной, и что не спится-то людям?»

Он прошлёпал босыми ногами к двери и посмотрел в глазок.

С той стороны, встав на цыпочки, чтобы дотянуться до звонка, стояла Анюта с сумкой – большой дорожной сумкой – и жала на кнопку.

Глеб открыл дверь. Анютка, всхлипывая, влетела в квартиру и уткнулась мокрым от слёз лицом ему в живот. Сумка тяжело плюхнулась на пол.

– Дядя-а-а Глеб! Я у тебя жить бу-у-уду!

Глеб поднял девочку на руки и запер дверь.

– Пойдём на кухню поговорим. В сумке что?

– Вещи мои-и-и!

– Понятно.

Не отпуская Анюту с рук, Глеб добрался до кухни и усадил её за стол.

– Тебе чаю налить? Сейчас чайник поставлю, будем пить чай и ты мне всё расскажешь, хорошо?

– А почему тут? Почему не в комнате?

– Там Лёня спит.

Анюта наморщила лоб.

– Спит? На твоей кровати? Ты что, с ним спал на одной кровати?

– Нет. Я на диване спал.

– А-а-а! Это как тогда, когда я у тебя в прошлый раз ночевала?

– Ну да, как тогда.

– Он что, тоже из дома ушёл? – слёзы у Анюты уже высохли, а глазки сияли озорством. – Его тоже папа с мамой достали?

– Нет, мы с ним вчера поздно закончили заниматься… делами, и он остался. Так, ты мне лучше расскажи – почему ты ушла из дома?

В это время из комнаты раздался голос Лёни.

– Глеб! Ты где? Куда делся-то? Ну Глеб, ты скоро вернёшься?

– Лёня, у нас Анюта в гостях. Мы чай пить собираемся. Будешь?

Глеб услышал шум в комнате, понял, что Лёня сползает с кровати и облился холодным потом. Вскочил со стула и попытался перегородить собой выход в коридор, а то вдруг Лёня его не понял, и сейчас заявится… в утреннем неглиже! О Боже!

– Ничего не понимаю, – задумчиво проговорила Анюта.

И тут зазвонил телефон.

Глеб торопливо нажал на «принять вызов». Кто звонит, он понял сразу, как только услышал рингтон – Елена Касьян, «Машенька».

– Маша, не волнуйся, Аня у меня!.. Маша, не плачь… Нет, я ещё с ней не говорил. Я перезвоню, чуть позже! – Глеб выключил телефон и повернулся к Анюте, строго нахмурив брови: – Так что случилось, юная леди?

Анютины глаза немедленно снова наполнились слезами.

– Дядя Глеб, ты злишься?

– Да.

– Значит, у тебя я жить не смогу?.. Придётся идти в детский дом, отвезёшь?

– Анна, прекрати говорить глупости! – Вот теперь Глеб действительно разозлился. Внутри всё клокотало. И ещё непонятно – услышал его Лёня или нет. – Быстро рассказывай, что случилось?

– Не буду! Пока ты злишься, слова не скажу, вот!

– Хорошо-хорошо, я уже не злюсь.

– Злишься, я чувствую. Опять я не к месту и не вовремя, вот так всегда!

Глеб вздохнул, потянул Анюту за руку и усадил к себе на колени.

– Рассказывай, мы же с тобой друзья.

– Понимаешь, я сама во всём виновата! Я хотела как лучше, чтобы всем было хорошо! Я так надеялась! А что получилось? Теперь я совершенно никому не нужна. Я думала, что тебе нужна…

– Нужна, ты что, сомневаешься?

– Нет, но спать-то мне у тебя теперь негде. У тебя же Лёня! А мне куда? Только на кухне под столом? – она развела руками, удивляясь, что как это Глеб сам не додумался до такой простой вещи.

– Найдём тебе место. Рассказывай, я не понял – что ты хотела как лучше?

– Я зря братика выпросила!

– Что?!

– Да! – Анюта округлила глаза. – Я думала, что он хороший, что с ним можно будет играть, что он будет моим другом, как ты! А он только орёт, вернее пищит, так противно! А родители вокруг него носятся: «Ах, Глебушка пописал, ах, Глебушка покакал! Ах, солнышко кушать хочет!» А я могу плакать у себя в комнате и никто не замечает. Представляешь?! И мама больше не моя, и папа тоже. Вчера сказал мне: «Уйди, Анюта, я устал». А я просто рядом посидеть хотела, он же мой папа! А оказывается, только был мой, а теперь вовсе не мой, а Глебушкин!

– Серьёзные у тебя проблемы, – Лёня, полностью одетый и даже выбритый, зашёл на кухню.

– Вот такие!

– И ты ушла?

– Да! Я маме сказала – или она Глебушку своего возвращает в больницу, или я ухожу. А сумку я с вечера собрала, ещё когда меня папа обидел.

– Младшие – они такие! – Лёня еле сдерживал смех. – Ты же знаешь, что у меня две сестры младшие.

Она радостно перебила его:

– Так это они тебя достали, да? Ты от них сбежал?

– Нет, не они. Они у меня хорошие. Знаешь, Анюта, подрастёт твой братик, говорить начнет, и будешь ты с ним играть. Играть с тобой уже через пару месяцев сможет. Говорить научится, за игрушками следить. Жуть, как интересно! И будешь ты чувствовать себя большой, воспитывать его станешь.

– Я не хочу большой! Я хочу быть маленькой, чтобы меня любили. Только одну меня, как раньше.

– А тебя и так любят.

Тут снова раздался звонок в дверь.

Конечно, это прибежала Маша – с маленьким Глебкой на руках.

– Завтракать будешь? – спросил Глеб, принимая у Маши крестника. – Там Лёня с твоей дочерью цветочки из сосисок жарят.

В комнате было прибрано, постель Лёня успел застелить. Но Машу не проведёшь, Глеб и не надеялся.

– Леня опять ночевал у тебя?

– Да.

– Он хоть одеться успел, когда доча прибежала? Аня ничего не увидела… такого?

– Нет, конечно, ты с ума сошла? Маш, а Маш… Вообще-то я не ждал никого в воскресенье в восемь утра.

– Анюта сама, я кормила ребёнка, Саша ушёл на дежурство. Только услышала, как дверь хлопнула. Я за ней, а её уже и след простыл! Я сына в манеж, сама на улицу, её нет. Вот потом тебе позвонила. Прости! – Маша прислушалась к звукам, доносящимся с кухни. – А они там веселятся, как посмотрю!

– Я ж тебе объясняю – сосиски жарят цветочками. Маша, Лёня отлично ладит с Анютой, не находишь?

– Я знаю. Только у меня к тебе вопрос. Лёня – это надолго или как?

– Маша…

– Я спрашиваю именно потому, что он очень хороший, а мы в ответе за тех…

– Ты точно такая же, как твоя дочь.

– Она ревнует.

– Да. Не ожидала?

– Нет, я думала будет проще.

– Пойдём сосиски есть?

– Пойдём.

========== Осознание и приятие ==========

Накормленная цветочками из сосисок и подобревшая Анюта позволила маме уговорить её вернуться домой. Маша безо всякой опаски отдала безмятежно сопящего сына Глебу, Лёня подхватил одной рукой тяжёлую Анюткину сумку, другой – Анюткину ладошку, и они все вместе отправились домой к Говоровым.

Мужчины, убедившись, что Маша с детьми нормально вошла в квартиру и больше пока никаких новых диверсий со стороны Анюты не предвидится, ушли. Маша даже не стала спрашивать, куда направились Глеб с Лёней – всё равно вечером обязательно забегут, оба.

Сын спал. Анюта уселась за компьютер, нашла какой-то фильм и послушно сделала звук потише, когда Маша тихонько её об этом попросила. А сама Маша решила раз в кои-то веки просто посидеть на диване с книжкой. Но вместо того, чтобы читать, она вдруг вспомнила, как встретилась с Лёней в первый раз, как узнала то, про что не хотел говорить Глеб и в очередной раз изумилась, насколько изменилось её мировоззрение за такое короткое время. Сколько прошло с того дня-то? Надо же, всего ничего!

***

На третий день после выписки Маша собралась погулять с сыном. Пока ещё совсем не похолодало, пусть хоть чуть-чуть на улице поспит, воздухом подышит. Собралась, оделась, как следует закутала Глебку. Осталась самая малость – коляску на улицу вынести. На крыльцо-то её Маша выкатила, а дальше ступеньки, и пандуса с высокого крыльца нет. Маша остановилась в задумчивости и неожиданно услышала голос:

– Давайте помогу.

Рядом с ней возник молодой парень, лет так двадцати на вид, взял коляску и снёс на землю.

Маша радостно поблагодарила неожиданного помощника и побежала за сыном. Вернулась, а парень не ушёл, так у коляски и стоит. Ответственный!

– Ну, всё нормально? Тогда я могу быть спокоен. Счастливо, я пошёл!

– Спасибо большое! Вы наш сосед, тоже тут живёте?

– Нет, я в гости заходил.

Вежливый незнакомец пошёл своей дорогой, а Маша, пока осторожно катала коляску по двору, всё думала о нём. Молодой человек ей понравился – милый, воспитанный, родители им наверняка гордятся. Интересно, каким вырастет её Глебушка? Хотелось бы, чтобы тоже таким же вежливым и милым.

Гуляла Маша недолго – первый раз всё-таки. На обратном пути добрый парень не попался и пришлось на крыльцо затаскивать коляску самой.

***

Когда Саша вернулся с работы, рассказала ему про прогулку.

– Ну и что, подождать меня с работы не могла? Маш, ну несерьёзно.

– Вечером уже воздух грязный с выхлопами и канцерогенами, а с утра вся грязь осела и еще можно дышать. Но мальчик, который помог, прелесть просто. Милый такой.

– Сосед?

– Нет, я спросила, говорит в гости.

– Ну Машка, доиграешься у меня, смотри! На милых мальчиков заглядываешься?! – Саша сдвинул брови и погрозил жене пальцем.

Маша рассмеялась. Тут из комнаты выбежала Анюта.

– Мама, мама, можно я своего друга к нам приглашу? Он во дворе, я вижу.

– Приглашай, Аня, что за друг?

Но Аня уже выскочила в подъезд и кричала в открытую дверь:

– Лёня! ЛЁНЯ!!! Иди сюда, с нами поужинаешь, мой братик приехал.

Леня побоялся, что ребёнок простудится, и вошёл в подъезд.

– Анют, ну ты что, простудишься. Нельзя раздетой…

Он не договорил – на пороге квартиры появилась Маша.

Лёня растерялся, а Анюта быстро схватила недавнего Машиного помощника за руку и затараторила:

– Мама, это мой друг Лёня! Он меня научил делать омлет, а ещё цветочки из сосисок! И мы вместе уроки делали, пока дядя Глеб тебе варил кашу! А Лёня умеет рисовать лошадок, он мне нарисовал, я тебе покажу! А ещё…

– Хватит, хватит, потом расскажешь! – Маша, смеясь, замахала на дочку руками. – Лёня, проходите, мы как раз ужинать собирались, а то Анюта сейчас простынет.

Лёня вошёл в квартиру, поздоровался с Сашей. Причём сразу было видно, что знакомы они уже не первый день.

– Вы меня простите, просто Анечка… Я испугался, что она простынет.

– Проходите, Лёня, сейчас я быстро, – Мария была растеряна, но держалась.

В голове бродили мысли. Всякие мысли. Но одно она знала твёрдо – парень хорош собой и вообще приличный, только он и Глеб?.. Странно. Ну, может, ученик. Она нашла, как ей казалось, верное решение и успокоилась.

Буквально через несколько минут она накрывала на стол и звонила Глебу. Просила быть. Он сказал, что едет, но у него сегодня встреча, на что Мария со смехом сообщила, что его встречу перенесли к ним домой. Лёня беседует с Сашей и Анечкой. А маленький Глебушка по нему ужасно скучает. Этим и убедила.

Ужин прошёл весело, все шутили, рассказывали смешные случаи из жизни, а Леня про сестрёнок, которых безумно любит. Только Глеб немного с беспокойством поглядывал на Машку, которую представил Лёне, как свою родную сестру. Она была просто счастлива.

А Лёня смотрел на всех и думал, что бывает в жизни так, что совершенно чужие люди становятся родными, настолько, что ближе не бывает.

Но пришло время проснуться и запищать Глебушке. Мария отправилась к нему, прихватив бутылочку со смесью.

– Саша, молока так и нет?

– Нет. Сосёт он плохо, к родам она была не готова и кесарево ещё. Нет. Но он поправляется. Со всеми потерями уже килограмм взял. Нарастит жирок, никуда не денется.

– Саша, ты говорил ей? – он почти шептал, но Маша расслышала.

Лёня с Анютой в другой комнате разглядывали новую куклу, которую кормить можно, как настоящего ребёнка. А то, что делалось на кухне, слышалось как будто рядом.

– Нет. Не к месту было. Поговорю.

– Думаешь, поймёт?

– Глеб, даже если не сразу, то со временем. И не вздыхай так тяжело. Поймёт, она тебя слишком любит.

Маша положила сына: сегодня она Глеба в уличной одежде к нему не подпустила.

Потом они попили чай и разошлись.

Анютка засела за уроки.

– Что ты сказать мне должен, Саша?

– Мария, ну что так сразу?

– Говори. Зачем тянуть? Я всё равно знаю, что вы от меня что-то скрываете, и Глеб переживает, а так всё решится.

– Только без паники, хорошо?

– Хорошо.

– Маша, понимаешь, сколько не скрывай, правда всегда наружу вылезает.

– Да, понимаю.

– Маша, я не думаю, что твоё отношение к Глебу изменится. Хотя, зная тебя…

– Ты долго тянуть будешь?

– Тебе Лёня нравится?

– Не уходи от вопроса. Да, очень, просто чудесный парень. Я ещё утром отметила, а теперь поняла, он меня обаял окончательно и бесповоротно. Он ученик Глеба, да?

– Нет. Но мне нравится выбор Глеба.

Маша сидела, раскрыв рот и вытаращив глаза.

– Саша, мне нужно побыть одной.

– Хорошо, я займусь сыном, если что.

Маша оделась потеплее и вышла на улицу, в окнах Глеба горел свет.

Она уселась на качели на детской площадке и погрузилась в мысли.

Теперь она понимала, что по большому счёту от неё никто ничего не скрывал. Он сразу, ещё тогда в письмах пытался сказать, что даже если он не такой, как все, то он тоже имеет право любить. А она нападала. Господи, ему было больно и плохо тогда, а она осуждала и била в самое болючее место. За что? Разве есть на свете человек ближе, чем он? Роднее, чем он? Разве может с ним кто-либо сравниться? Её отец? Истинно гетеросексуальная особь, не считающая женщину человеком.

Да и Лёнька, он же милый. Она сама утром мечтала, чтобы её сын вырос таким же.

Так что же правильно? И как теперь быть?

Она снова глянула на окна Глеба. Свет горел только в спальне.

Маша поняла, что её понятие «правильно» столкнулось с понятием «есть» и с её невероятной привязанностью к невероятно близкому человеку. И Лёнька не шёл из головы. Запал в самое сердце, гадёныш.

Нет, сама она не разберётся, уж больно качается её это «правильно». Вот-вот рухнет. Да и замерзать потихоньку начала.

Вернулась домой.

– Саша, ты давно знал?

– Догадывался давно, а узнал, когда ты в больнице была, – ответил муж и рассказал о встрече с Находкиным и его обвинениях, и о том, как Глеб переживал тогда.

– Ты сильно расстроился тогда?

– Нет. С чего? Машенька, вот до сегодняшнего дня тебя волновала постельная жизнь Глеба?

– Нет. Просто удивлялась, что всегда один и один.

– Теперь не один, Лёня появился. Ты радоваться за него должна. Сестра всё-таки.

– Странно это. Моя мама бы не одобрила.

– Маша, но ведь если бы кто знал, что она любила женатого мужчину, её бы тоже не одобрили. А она была прекрасным человеком.

– Ты прав, Сашенька, совсем прав.

Она включила компьютер и нашла файлы с сохранённой перепиской. Прочла ещё раз. Он никогда от неё ничего не скрывал. Это она не видела того, что он ей говорил.

Ну и ладно. Говорят – скажи мне, кто твой друг, и я скажу, кто ты. А Глеб друг. У каждого человека свои странности. Но к ним просто привыкают и не замечают (если любят, конечно), а она Глеба точно любит.

Только надо проследить, чтобы он Лёню не обижал. Такой парень хороший, наверняка гордость родителей.

От сердца отлегло. Можно было жить дальше.

========== Эпилог ==========

– Маш, сырость только не разводи! – Саша и сам с трудом удерживался от того, чтобы не начать тереть предательски щипавшие глаза.

– Я не развожу, – Маша и впрямь держалась молодцом. Всего две слезинки, быстро стёртые варежкой.

И целые реки уже выплаканных и ещё предстоящих слёз. Но не сейчас. Сейчас надо улыбаться.

– Куда он пропал?

– Таможенники зачем-то опять проверяют паспорт и визу. Сейчас придёт.

– А Лёня где? Он не приедет, Саш?

– Нет, Глеб сказал, что они уже попрощались.

Маша снова потянулась варежкой к щекам, но глаза были сухими. Просто какая-то дымка стояла – не понять, то ли от мороза, то ли просто от усталости.

Ничего страшного же не происходит? Глеб обязательно вернётся. Каким бы интересным и перспективным ни был проект Гёрдона – Глеб всё равно вернётся домой, к своей семье. Его же здесь будут ждать, считать дни, звонить, не задумываясь о стоимости заокеанской связи.

– Маша, Саш! – Глеб махал Говоровым, вышедшим из аэровокзала на улицу. – Я всё!

Маша сначала шла медленно, стараясь попадать в такт неспешным широким шагам мужа. А потом не выдержала, обогнала Сашу и побежала – к прозрачным высоким дверям, возле которых стоял и ждал их Глеб Поддубный.

***

– Яна Иванна, я на минуточку, я быстро! – Анюта схватила с вешалки пальто и шапку.

Няня, которую после долгого и тщательного отбора нанял для Говоровых Глеб, только успела всплеснуть руками, а Анютка уж хлопнула входной дверью.

– Лёня! Подожди!

Лёня остановился, с улыбкой глядя на подбегающую девочку. Присел, чтобы успеть её вовремя подхватить. Анюта с размаху обхватила его руками за шею.

– Ты тоже не поехал в аэропорт?

– Нет. Мы уже попрощались с Глебом.

– И нас не взяли! Сказали, холодно! И далеко! Лёнь… дядя Глеб же не насовсем улетает, да? Он же скоро прилетит обратно?

– Обязательно, Анюта. Разве может твой дядя улететь от тебя насовсем?

Глеб хотел, чтобы на время его отсутствия Лёня жил в его квартире. Но Лёня не согласился. Это слишком тяжело – жить там одному, где всё ему будет напоминать про Глеба. Домой возвращаться тоже пока нельзя – родители ещё не отошли от не так давно состоявшегося тяжёлого разговора со старшим сыном. Глеб просил Лёню повременить с этим, но упрямство – фамильная черта Заболоцких. Сколько можно врать родителям про несуществующую девушку, у которой Лёня пропадал всю осень и половину зимы?

Мать после того разговора звонила Лёне. Спрашивала, как он, где он. Лёня маму успокоил – сказал, что нашёл себе комнату в общежитии, снова устроился на работу. И это было правдой. Комнату нашёл для него Генка, через друзей в универской общаге, а с работой помог Саша – пристроил в больничную лабораторию, там как раз санитарка уволилась. Лёня замечательно научился мыть лабораторную посуду, в самый раз работа, чтобы занять руки и выключить мозги.

Теперь ему только и остаётся, что загружать себя всем подряд – учёбой, работой, выживанием. А то тоска сожрёт до костей. Уже начала.

– Лёня! – Анюта тормошила задумавшегося друга. – Ты же будешь к нам приходить часто-часто? Давай каждый день! Ты лучше, чем Яна Иванна! Она хорошая, но с ней играть скучно!

– Буду, куда ж я денусь. Аня, давай я тебя домой отведу. Яна Ивановна уже волнуется, наверное. Как ты только меня углядела?

– А я тебя всё время углядываю! Ты к дяде Глебу домой ходил? Кто там будет теперь жить?

– Никто. Квартира на сигнализации, закрытая.

– И мы туда больше не будем ходить?

– Нет. Пока хозяин не вернётся, нам там делать нечего.

Лёня не стал опускать Анюту на землю, так и донёс на руках до самой двери в квартиру Говоровых. Заходить не стал, хотя его звали.

Вряд ли кому-то нужно видеть сейчас, как молча, без слёз и всхлипов, плачет сердце Лёни Заболоцкого.

***

– Всё, Маш, поехали домой.

– Саша, а тебе не будет тяжело ездить в машине Глеба? Мне она всё время будет напоминать про него.