Текст книги "Жизор и загадка тамплиеров"

Автор книги: Жан Маркаль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

Мало того. Знаменитый Никола Фламель в своем «Трактате об иероглифических фигурах» (глава V) пишет так: «Рассмотри этого человека, имеющего облик святого Павла… Он хочет взять обнаженный меч, то ли чтобы отрубить голову тому человеку, который стоит на коленях у его ног, то ли чтобы совершить над ним еще что-то… Но хочешь знать, чему учит этот человек, взявший меч? Он означает, что надо отрубить Голову Ворону, то есть тому человеку… который стоит на коленях… Лиши головы этого черного человека, отруби голову ворону, и едва она будет отъята, вмиг появится белый цвет». Известно, что «Голова Ворона» – одна из стадий «великого делания», когда Камень пребывает в черном. Тогда его надо избавить от этой черноты и отрубить голову ворону, что позволит достичь следующей стадии, Камня в Белом, способного, кстати, превращать свинец в серебро.

Все это довольно странно. Нельзя не вспомнить о печати тамплиеров, изображающей двух всадников на одной лошади, очевидный символ Ртути и Серы у алхимиков, соединение которых, необходимое для получения философского камня, может быть достигнуто только при помощи Тайного огня, символ которого здесь – лошадь. Нельзя забыть и о штандарте тамплиеров, Босеане или Босане ( Baucentлибо Baussant): этот штандарт – черно-белый. Этот черно-белый штандарт невозможно не сопоставить с таинственной «головой». А разве неизвестно, что в «Романе о Лисе» кабана зовут Босан? Что в валлийском языке кабан называется baoddan, что произносится приблизительно как «босан»? Что у кельтов кабан символизирует жреческий класс друидов? Что во многих скульптурных изображениях, например на знаменитом котле из Гундеструпа, кельтские воины носят на шлемах фигурку кабана? Когда воины носят жреческую эмблему, это скорее странно, потому что полностью противоречит средневековому закону о трех классах, который индоевропейцы, а значит, и кельты строго соблюдали. Все-таки разделение на три функции имеет очень четкий характер: есть священники, воины и производители. Но разве тамплиеры, будучи одновременно монахами и солдатами, не выполняли обе функции, воинскую и священническую?Во всяком случае, их штандарт говорит об этом. И таинственная «голова» – Голова Ворона, которую надо отрубить, чтобы открыть белизну, в смысле – свет.

Это алхимические понятия. Но Алхимия, прежде чем стать заурядным ремеслом по превращению металлов, поначалу была философской системой, претендующей на выявление Знания благодаря работе над Материей (Черным) и Духом (Белым), над физическим и психическим, над телом и душой. Однако полностью роль таинственной «головы» в церемониях, описанных в протоколах допросов, никогда не понять, если отделить проблему «головы» от проблемы «непристойных поцелуев».

Среди пунктов обвинения действительно числятся обычаи, которые судьи расценили как постыдные: «Во время приема братья… целовали друг друга иногда в уста, в пупок или в голый живот, а также в анальное отверстие или в позвоночник». Можно полагать, обвинители задействовали весь фольклорный арсенал шабаша, действа, для которого характерны непристойные жесты, особенно когда участники целовали дьявола в образе козла под хвост. Можно также полагать, что эти бесстыдные поцелуи входили и в другой пункт обвинения – в содомии. Сразу же уточним, что в Средние века слово «содомия» не имело того узкого смысла, как теперь, и означало любую гомосексуальную практику, в том числе и развратные поцелуи. Но тамплиеры в основном отвергали обвинения в принудительнойсодомии, и инквизиторы не очень настаивали на этом пункте, довольствуясь выявлением частных случаев: гомосексуализм существовал всегда, тем более в сообществах мужчин, которым запрещалось иметь дело с женщинами. Это не составляет отдельной проблемы.

Но непристойные поцелуи, в которых упрекали тамплиеров, похоже, входили в состав ритуала, смысла которого уже не понимали сами исполнители. Описания чисто формальны. «Я отвел его в сторону и велел поцеловать меня в нижнюю часть позвоночника, в пупок и в уста» (Гуго де Пейро). «Я поцеловал его сначала в нижнюю часть позвоночника, потом в пупок и наконец в губы» (Ренье де Ларшан). «Опять-таки по его приказу я поцеловал его в нижнюю часть позвоночника, в пупок и в губы» (Пьер де Тортевиль). «Далее брат Жан трижды поцеловал меня, сначала в нижнюю часть позвоночника, потом в пупок и наконец в уста» (Жан дю Тур, казначей парижского Тампля). «Я поцеловал прецептора в губы, в пупок и в непристойные органы снизу. Я видел, как так же принимали брата Артура, каковой был со мной, и впоследствии нескольких других» (Пьер Болонский). «Брат, принимавший меня, грубо сказал мне: поцелуй меня в задницу» (Никола Амьенский, прозванный Никола из Люлли). «Я слышал об этом пятьсот раз с разом, это было общеизвестно, что принимаемый целует принимающего в анальное отверстие, если только не наоборот. Поэтому, говорили, прием и происходит тайно за семью запорами» (Гишар де Машиако)…

Такие цитаты можно приводить и дальше. Они отличаются характерной похожестью. Кроме случая с Пьером Болонским, который, впрочем, скорее всего перепутал направление, речь идет о трех поцелуях: сначала в анальное отверстие, потом в живот и наконец в уста. Конечно, это должно что-то означать. Обычно комментаторы процесса тамплиеров не задерживаются на рассмотрении этих отталкивающих процедур. Они либо сдержанно посмеиваются над этим, либо, очень шокированные (говорить о таких вещах не следует!), поскорее ставят клеймо: это ребячество, дедовщина, как в больших школах и тому подобных сообществах или же у военных, которые, как знает каждый, не слишком утончены и не слишком деликатны. Это легко сказать. Но прежде чем пытаться немного яснее понять это, хорошо бы еще раз обратиться к Рабле, этому старому хитрецу, многое знавшему о традициях, доставшихся от былых веков. Помним ли мы, что в «Гаргантюа» имя, данное конюшим Гимнастом (чье имя значит «тот, кто обнажен»), – Поцелуй-меня-в-зад?Что в «Пантагрюэле» происходит бурная – и совершенно непонятная на первый взгляд, так богата там словесная алхимия намеками и символами, – дискуссия между сеньорами Пейвинои Лижизадом, что любимым оружие брата Жана Зубодробителя – из которого получился бы превосходный тамплиер – был странный фаллический предмет под названием Мальхус(Mal-Cul [Плохой Зад], где игра слов намекает на короля Малека)? Во всем произведении Рабле явно проявляется желание подчеркнуть важность выходящих газов, и прежде всего из зада.Чувствительные люди сочтут это скатологией, но им следовало бы догадаться о символическом значении отходящих газов, каковые происходят из подземного мира, иначе говоря, из копей, где добывают Первоматерию Философов, ту самую, которая в силу разных операций и трансформаций становится Философским Камнем, иначе говоря, чистым светом Духа. А Дух традиционно находится в Голове.

Ну вот. Непристойные поцелуи тамплиеров – это все, что осталось (или все, о чем пожелали сообщить) от очень старинного инициационного обряда: он начинается с зада, то есть из рудников, воспринимающих выдохи материи грубой, необработанной, но богатой возможностями, переходит к животу, месту преобразования (вспомним мессера Гастера!), переработки и очищения, и кончается на устах, на голове, высшей точке, где очищенный выдох становится гласом божьим.

Кстати, это полностью соответствует восточной традиции Кундалини, энергии, которая рождается в нижней части позвоночника, между половым органом и анальным отверстием, и в форме символической змеи поднимается вдоль тела, иннервируя различные чакры– разнообразные центры активности человека, пока наконец не достигает последней чакры, находящейся в голове, – чакры Просветления. Этот инициационный ритуал не может вызвать никаких сомнений. Он так верно описан в показаниях тамплиеров, пусть даже исполнители его уже не понимали, что отрицать это невозможно. Итак, эти непристойные поцелуи – не скабрезная забава школяров, а то, что осталось от инициационного ритуала высокого полета, цель которого заключалась в том, чтобы дать новому рыцарю осознать: он должен начинать снизу, чтобы достичь верха, а не считать, что уже достиг верха, и не спускаться обратно вниз, И главное, этот ритуал фактически полностью оправдан святым Бернаром Клервоским: «Мы существа плотские и рождены от вожделения плоти; поэтому наша любовь неизбежно начинается с плоти, а последняя, успокоившись, постепенно возвысившись под водительством благодати, расходует себя в духе. То, что в нас духовно, не может опередить животное начало, но раскрывается лишь вслед за ним; прежде чем обрести образ человека небесного, нам должно иметь образ человека земного. Человек начинает с того, что любит себя… потом он любит Бога, но все еще для себя, не для Него… изведав же, как милосерд Господь, он возвышается до третьей ступени, состоящей в том, чтобы любить Бога для Бога. Тогда он останавливается, и не знаю, был ли такой человек, который в сей жизни когда-либо достиг последней ступени любви – любить самого себя только для Бога». [50]50
  Bernard de Clairvaux, saint. Textes politiques. Éd. de Zumthor. Paris, Union générale d'éditions, 1986. P. 78–79.


[Закрыть]

Аббатом Клерво, основателем ордена Храма, в этом тексте сказано все. Вопрос лишь в том, все ли тамплиеры были способны понять эти слова и извлечь из них практические уроки.

Бафомет – это миф. Голова, чудовищный облик которой описывали, – это миф. Но мифы – это намного более сильные реалии, чем материальные предметы или даже человеческие существа. Надо лишь очень высоко подняться, чтобы попытаться их понять или воспринять то, что непостижимо. Таинственная «голова» тамплиеров – это символ, символ главной цели, к которой следует стремиться: любви к самому себе для Бога.Все остальное – низкопробная литература, которую породило воображение людей, распаленное легендами, конечно, очень важными, но уже непонятными для тех, кому следовало бы их понимать. [51]51
  Так, традиция упорно утверждает, что папа Сильвестр II, то есть знаменитый монах Герберт Орильякский, очень сведущий в тайных науках, изготовил бронзовую говорящую голову. Святой алхимик Альберт Великий якобы потратил тридцать лет на изготовление аналогичной головы. Но Фома Аквинский, основатель рационалистического направления в Церкви, якобы разбил этого «идола», потому что голова говорила слишком много. Символика этой легенды очень ясна.


[Закрыть]

Однако эта таинственная «голова» тамплиеров и все темные элементы, ореолом окружающие ее, могут преподать нам и еще один урок. Если хочешь что-то обнаружить, необходимо терпение, и, главное, не следует начинать сразу с намеченной цели. Голова – это Цель. Но начинать надо с поиска – в темных областях низа.Может быть, тщательно обследуя подземелья, как Жизора, так и нашего мышления, мы обнаружим колодец, выводящий к свету, – туда, где находится Голова, освобожденная от тела, и глаза, устремленные в бесконечность.

Глава III
ОТРЕЧЕНИЕ

Из всех обвинений, выдвинутых против ордена Храма, самым тяжким, конечно, было обвинение в отречении от Иисуса, которого требовали от нового брата во время приема. Это обвинение выдвинули на первый план все враги ордена, и именно по этой причине Климент V официально распустил его. Это также и наиболее обоснованное обвинение. Оно абсолютно бесспорно: отрицать его значило бы ставить под сомнение всесвидетельства. И тем не менее это обвинение остается самым загадочным, самым необъяснимым, самым странным.

Все признания, говорящие об отречении, согласуются, они точны и неопровержимы. Если исключить показания, сделанные под пыткой, которые ни в коем случае нельзя учитывать, их еще остается более чем достаточно, чтобы подтвердить реальность этого факта. Прежде всего это признания Жака де Моле и еще трех сановников во время первого допроса перед представителями университета и инквизитором Парижа. Их повторили в Шиноне в присутствии трех кардиналов, спешно отправленных для этого папой. Далее – признания, полученные самим папой во время личного допроса семидесяти двух тамплиеров. Надо добавить различные показания, записанные в Англии и Германии, и показания, собранные папской комиссией в Сансе с 11 апреля по 13 мая 1310 года. Эти показания особенно интересны, потому что очень подробны.

Вот показание брата Жана де Сен-Бенуа на смертном ложе: «Я был принят сорок лет назад в Ла-Рошели братом Полем де Лежионом. Во время приема он мне сказал, что надо отречься от Нашего Господа. Уже не помню, назвал ли он Его Иисусом, Христом или Распятым, он сказал мне, что это одно и то же. Я отрекся устами, а не сердцем». Этому брату, находящемуся при смерти, уже явно было нечего терять: зачем бы ему было лгать? А вот что сказал Жан Англичанин: «Я был принят в Ла-Рошели, в Сентонже, братом Пьером де Мади… Он отвел меня за алтарь и велел трижды отречься от Иисуса и плюнуть на крест, который мне поднесли. По его приказу я трижды отрекся от Иисуса, устами, а не сердцем, и плюнул на крест». Все то же самое произошло с братом Жаном Тайефером из Лангрского диоцеза: «В день своего приема по приказанию капеллана, принимавшего меня, я отрекся от Христа, только раз; я сделал это устами, а не сердцем. Далее от меня потребовали плюнуть на крест; я плюнул, только один раз и в сторону». Можно отметить, что в этом случае отречься требует священник.

Другие свидетели упоминают устав Ордена. «Брат принес крест и велел мне плюнуть на оный и попрать его ногой, отрекшись от Иисуса трижды. Я был совершенно ошеломлен этим и отказался. Тогда брат сказал мне, что это надо сделать, таков устав ордена Храма» (Гуго де Бюр, из Лангрского диоцеза). «Брат Жан отдал мне приказ, прежде чем я надену плащ, трижды отречься от Иисуса. Я в этом уверен. Я трижды отрекся, сказав: я отрекаюсь от Иисуса, я отрекаюсь от Иисуса, я отрекаюсь от Иисуса. После этого прецептор велел принести крест и попросил меня плюнуть на оный; я плюнул в сторону, отказавшись плевать на крест. Он сказал мне, что таков устав, что он бы мне объяснил, но не имеет права ничего объяснять» (Жоффруа де Татан, из Турского диоцеза). «Брат Пьер де Брелль, прецептор Соммеро, отвел меня в другую комнату, где за семью запорами велел мне отречься от Бога. Ужаснувшись, я отказался. Он ответил, что так нужно, иначе мне будет плохо. Это меня испугало… Я отрекся от Бога, как он требовал от меня, устами, а не сердцем, и только раз» (Бодуэн де Сен-Жюст, из Амьенского диоцеза). «Брат Рауль повелел мне отречься от Господа Нашего, распятого на крестном древе. Мне это претило, как вы можете представить, но, опасаясь, что они меня убьют, потому что у них был большой обнаженный меч, я в конце концов отрекся от Христа, трижды сказав устами, а не сердцем: я отрекаюсь от Господа Нашего, потому что вам так угодно. Далее брат Рауль велел мне попрать ногами серебряный крест, на котором был образ Распятого, и плюнуть на него. Его положили на землю. Я трижды прошел по нему, по ногам Распятого, уточняю, и плюнул в сторону, а не на крест» (Жак из Труа, из Труаского диоцеза). «Четверо или пятеро братьев-сержантов ордена заперли двери зала на засов или на узел и извлекли деревянный крест длиной в полторы ладони. На кресте не было никакого изображения Распятого. Они сказали нам, показав на крест: отрекитесь от Бога! Мы, придя в изумление и ужас, конечно, отказались. Так нужно, сказали они, обнажив мечи. Тогда, испугавшись, не имея при себе оружия, мы отреклись от Бога. Я сделал это устами, а не сердцем; двое других тоже, я полагаю. Плюньте на крест, велели нам далее сержанты. Когда мы отказались, они сказали, что помилуют нас при условии, что мы промолчим обо всем этом и не донесем на них» (Жеро де Косе, из Родезского диоцеза). Здесь примечательно то, что приказ об отречении отдают сержанты, а не рыцари или капеллан.

Мы располагаем несколькими сотнями свидетельств такого рода. Все обвиняемые, кроме человек пятнадцати, признали, что совершили этот ритуал, которому то ли подвергали новых тамплиеров, то ли обязывали их совершить его. Ритуал имеет некоторые вариации, но основное содержание его неизменно. На кресте в большинстве случаев изображен Распятый, но иногда для отречения использовался и пустой крест либо крест на плаще. Отречение всегда производилось от Иисуса, как бы последнего ни называли. Даже те, кто заявлял, что отрекается от Бога, подразумевали под этим бога Иисуса, который на кресте. И большинство свидетелей, которые, похоже, ничего не понимали в этом ритуале, заявляют, что отреклись «устами, а не сердцем». В некоторых случаях, вероятно, по отношению к новому тамплиеру угрожали применить силу, если он откажется произнести слова отречения.

Поразительно, что ни один свидетель, похоже, не понимал смысла того, чего от него хотели. Этой причудливой церемонии никогда не предшествовало ни предупреждение, ни объяснение: все свидетели заявляют, что были удивлены тем, что потребовали от них. Видимо, они этого не ожидали.

Итак, это нечто секретное, о чем никогда не говорят. И ритуал происходил в удаленной комнате или в углу церкви, иногда в месте, закрытом изнутри.

Некоторые принятые братья требовали объяснений, но не все, что все-таки может показаться странным. Тем, кто требовал объяснений, их никогда не давали. «Молчи, мы расскажем тебе о статутах ордена в другой раз!» – такой ответ услышал брат Рено из орлеанского Тампля. Но этого так и не было сделано. Мимоходом отметим, что это явное указание на то, что существовал некий тайный устав ордена. Любопытно, что такой отказ как будто входил в ритуал приема. После ничего об этом не говорили. Некоторые свидетели заявляют, что память об этом их смущала и они никогда не решались упоминать об этом в разговорах между собой. Однако как-то раз брат Боско де Мазюалье из Лиможского диоцеза потребовал объяснений у прецептора Буржа: «Брат Пьер ответил мне, чтобы я не проявлял излишнего любопытства, а то навлеку на себя гнев братьев и начальников ордена. Убирайся в суп, сказал он. Тут дело в одном пророке, объяснять это тебе было бы слишком долго». Это уже становится интересным. Значит, внутри ордена были те, кто знал это.

По здравой логике такими людьми должны быть сановники. Но в этом сюжете они проявляли примечательную сдержанность. Жак де Моле ничего не знал, предпочитая ссылаться на «коварство врага рода человеческого», который «довел тамплиеров, слепо за ним следовавших, до погибели». Жоффруа де Гонневиль отделался ссылкой на историю: мол, во время приема ему объяснили, что таков обычай ордена, введенный «по обету одного дурного магистра ордена, который, попав в плен к султану, получил освобождение, лишь поклявшись, что обяжет братьев выполнять такой обычай». Сразу же вспоминается Жерар де Ридфор, которого назвали «злым гением ордена Храма». Но будь это так, папа не преминул бы освободить великого магистра, а значит, и весь орден от этого обещания, сделанного под угрозой. Все это выглядит совершенно неправдоподобным, и Жоффруа де Гонневиль, похоже, просто направляет следователей по ложному пути. Гуго де Пейро, который, похоже, из четырех сановников знал больше всех, не дал никаких объяснений. Дальше всех зашел Жоффруа де Шарне, которому предстояло разделить судьбу Жака де Моле и взойти на костер: «Брат Амори велел мне не верить в того, чей образ там написан, ибо это лжепророк, а не Бог». Тут особо отметили слово «пророк», чтобы сделать вывод о влиянии ислама, которое совсем не очевидно, тем более что мусульмане признают Иисуса пророком. И Жоффруа де Шарне запросто добавил: «Я вполне понял, что способ, каким принимали меня самого, был безбожным кощунством, противным католической вере». По-видимому, это его не слишком обеспокоило. Но каково признание! Можно утверждать, не слишком рискуя ошибиться, что сановники прекрасно знали, с чем было связано это отречение от Иисуса. Только ничего об этом не сказали.

К большинству тамплиеров это не относится. Конечно, некоторые делали вид, что ничего об этом ритуале не знают, то есть соблюдали закон молчания. Но наивность отдельных свидетельств показательна: «тайну» знали только немногие сановники и немногие загадочные «избранные». Остальные довольствовались подчинением – впрочем, они дали обет повиноваться.

Но многих набожных и благонамеренных братьев этот ритуал все-таки должен был приводить в замешательство. И именно тут возникает нечто, вызывающее изрядное недоумение. Жан де л'Омон, сержант из Парижского диоцеза, только что, дрожа, плюнул в сторону от креста. И прецептор, принимавший его, сказал: «Кретин! Иди теперь исповедуйся!» Другой брат, Пьер де Моди, отказался отречься от Иисуса. Прецептор сказал ему, что таков устав. И добавил: «Так что не бойся, капеллан отпустит тебе грехи!»

На первый взгляд можно удивиться, что капелланов не тревожили откровения подобного рода. Но не забудем: тамплиер мог исповедаться только у священников – членов ордена, он был связан клятвой. Значит, все это происходило некоторым образом за закрытыми дверями. Похоже, все было организовано так, чтобы обычаи, которые могли бы вызвать негодование у ортодоксального клира, не получали известность за пределами общины. Все капелланы, священники ордена, несомненно были полностью в курсе этого ритуала, мало совместимого с католической верой, а возможно, и многих других, неизвестных нам.

Если только речь не шла о пародии на исповедь, что было бы достаточно тяжким грехом с точки зрения ортодоксов. Все это можно связать с другим пунктом обвинения, правду сказать, очень слабо разработанным: в намеренном пропуске слов при произнесении формулы освящения во время мессы. Известно, что под конец в ордене было очень мало священников. Но четыре капеллана говорили об этом деле. Готье де Бюр и Этьен Дижонский, заслушанные папской комиссией, 21 декабря 1310 года показали, что их действительно просили при чтении мессы опускать слова «hoc est corpus meum», но уверяли, что никогда не учитывали эту просьбу. Двое других священников, Бертран де Вилье из Лиможского диоцеза и Жан де Бранль из Тампля в Сосюр-Йонн, дали идентичные показания. Что касается всех допрошенных тамплиеров, они единодушно утверждали, что ничего не знали о подобном пропуске и, по их мнению, священник читал мессу как обычно.

Однако четыре этих случая показательны. После того как от братьев требовали отречься от распятого на кресте, потому что это лжепророк, а не Бог, непонятно, с чего бы священнику тамплиеру по-прежнему произносить ритуальные слова («сие есть Тело Мое»), благодаря которым, согласно догмату о пресуществлении, в облике хлеба телесно воплощается Иисус. Подобное изъятие было бы даже логичным. Но где в этом деле логика?

В самом деле, тамплиеры называли себя христианами, умирали по-христиански, желали слушать мессу, исповедались, причащались, получали соборование. И однако эти же люди сознательно – пусть даже устами, а не сердцем – совершили ритуальное отречение от Иисуса. Это невероятно и необъяснимо… Была выдвинута гипотеза о катарском влиянии. Сформулировать ее действительно можно, тем более что процесс тамплиеров происходил всего через шестьдесят три года после костра Монсегюра. Известно также, что во время крестового похода против катаров тамплиеры вели себя скорей сдержанно и что некоторые из них помогали «добрым людям». Можно не говорить об общем сговоре между тамплиерами и катарами, но надо признать, что некоторые случаи снисходительного отношения и даже союзов были. В частности, в Разесе собственники, подозревавшиеся в катаризме, доверяли свое имущество тамплиерам из страха, что его захватят королевские агенты. Возможно также, что во время избиения катаров некоторое число «патаренов», как их иронически называли, вступило в орден Храма, чтобы найти убежище. О том, что в этом аспекте орден имел характер «иностранного легиона», особенно в конце XIII века, нельзя забывать. И эти катары, став тамплиерами, в самом деле могли изменить доктрину ордена Храма. Но этот орден едва ли имел доктрину, по крайней мере официально.

Этих чисто исторических замечаний недостаточно, чтобы сделать вывод о присоединении. Такую гипотезу надо рассматривать лишь в другом плане. Прежде всего – пропуск слов в формуле освящения. Согласно признаниям, полученным инквизицией, эти слова пропускали и некоторые католические священники, тайно поддерживавшие верования катаров; несомненно, таких священников было немного. Что касается тамплиерских священников, непохоже, чтобы они выполняли просьбы о пропуске слов молитвы.

Отречение также напоминает о том, что катары не признавали символ креста как орудия казни Бога. Но нигде ни словом не упоминается, чтобы катары отрекались от Иисуса или плевали на крест. Они вовсе даже не отрекались от Христа – они почитали в нем Небесное существо и отнюдь не отрицали его воплощения, то есть того, что он снизошел на землю во плоти: напротив, он указал путь к восхождению в Царство Света. Тогда как тамплиеры, если мы правильно поняли, отрекались в Иисусе от Бога, а не от человека, человека же этого они отвергали. Так что аналогия далеко не доказательна.

К тому же в ордене Храма не было никакого инициационного процесса, по крайней мере для того, чтобы стать экзотерическимчленом ордена. Если инициация была – что очень вероятно, – она касалась лишь отдельных его членов и происходила только после приема в орден. И главное, в ордене Храма не было никакого особого обучения, тогда как у катаров, как у всех еретиков, практиковалось обучение доктрине, порой в широких масштабах.

Наконец, катары следовали жизненным правилам, совершенно непохожим на тамплиерские. Во-первых, катары отказывались воевать и проливать кровь, тогда как тамплиеры были монахами-воинами: это противоречие выглядит непримиримым. Во-вторых, катары жили в нужде. О тамплиерах этого совсем нельзя сказать: если они и давали обет личной бедности, то не нуждались ни в чем, а богатств у них было даже с избытком. В-третьих, катары по возможности воздерживались от участия в церемониях христианской церкви: если они и делали это, то лишь в целях маскировки. Позиция тамплиеров была совершенно противоположной: они, даже в тюрьмах, во что бы то ни стало домогались присутствия на мессах и участия в таинствах. А ведь известно, что катары ни в каких таинствах участвовать не желали, признавая только одно – знаменитый Consolamentum. В-четвертых, принципиально отличалось отношение тех и других к смерти. Катары не отрекались от своей веры даже под угрозой костра. Если сколько-то катаров «раскаялось», вернувшись в лоно Церкви, надо признать, что большинство из них предпочло умереть, чем отречься от веры. А вот тамплиеры, вовсю разоблачая «дурные обычаи», просочившиеся в орден, фактически старались только спасти свою шкуру: почти никто из них, начиная с сановников, не пожелал рискнуть жизнью, чтобы опровергнуть «вздор», о котором говорил Жак де Моле.

К тому же инквизиторы в начале XIV века были прекрасно осведомлены о доктрине и обычаях катаров – это были самые привычные объекты их процессов. Если бы они нашли какое-либо сходство между новой ересью, которую теперь открыли, и давно знакомой, они бы не преминули упомянуть об этом. То же можно сказать и о подручных Филиппа Красивого: они бы с радостью включили в обвинения грозные факты, позволяющие уличить тамплиеров в этой мерзкой ереси. Нет, говорить о катарском влиянии на орден Храма невозможно. Эти два воззрения на мир и на религию принципиально различны.

Была выдвинута и другая гипотеза – о мусульманском влиянии. Она также наталкивается на многочисленные возражения. В чисто материальном плане и с учетом основания и структуры ордена, очевидно, можно провести какие-то параллели между ним и мусульманским рибатом. Рибатпредставлял собой военный и религиозный центр, размещенный на границах мусульманского мира. Служба, военная и мирская, представляла собой акт аскезы и рассматривалась как один из аспектов обязательного джихада, священной войны ислама. Особенно много рибатовбыло в Испании. Но такая аналогия чисто формальна.

Есть также аналогии между орденом Храма и знаменитой сектой гашишинов, или «ассассинов», о существовании которой книга Марко Поло сообщит лишь тогда, когда эта секта исчезнет. Как раз в то время, когда был основан орден Храма, некий Хасан поселился на Кавказе и основал религиозную секту шиитской направленности. Потом одна ветвь этой секты обосновалась в сирийских горах. Этой мистической общиной руководил глава, пользовавшийся большим авторитетом, – «Старец Горы», а самые безупречные и самые надежные ее члены, фидаи, назывались гашишинами, потому что для выполнения некоторых операций накачивали себя гашишем. Другое объяснение происхождения этого слова производит его от арабского ассас, что значит «страж». Сторонники Старца Горы действительно претендовали на звание «стражей Святой Земли», как и тамплиеры. Как бы то ни было, слово «ассассин» перешло в разговорный язык в том смысле, какой оно имеет сегодня [убийца], потому что террористическое убийство было излюбленным методом Старца и его приверженцев. Во всяком случае, установлено, что тамплиеры неоднократно вступали в контакт с сектой Старца и иногда даже заключали с ней временные союзы. На Святой Земле не всегда сражались: бывали и периоды перемирия, когда происходил обмен не только материальными ценностями, но и идеями. И потом, христиане, пытаясь воспользоваться расколом в мусульманском мире, заключали союз с одной группировкой против другой. Это не значит, что происходило заражение. Кстати, целью ассассинов было, видимо, создание обширного исмаилитского государства в Иране и расширение его на весь Ближний Восток. В 1265 году крепости ассассинов сожгли монголы, убив последнего Старца Горы.

Утверждали, что ассассины имели тайное мистическое учение, и что у них в логове была очень богатая библиотека. Но поскольку ее целиком сожгли, легко выдвигать какие угодно предположения. Известно только, что секта Старца была связана с исмаилитским движением, которое, в свою очередь, вышло из шиизма и, представляя собой некое смешение неоплатонизма и мессианства, отвергало буквальное толкование Корана в пользу символического. Тут могла бы возникнуть аналогия: коль скоро тамплиеры отрекались от Иисуса, продолжая называть себя христианами в полной мере, они именно что отказывались воспринимать Евангелие буквально, видя в нем символический текст. Сказать, было ли непосредственное влияние ассассинов на тамплиеров, невозможно. Впрочем, если у исмаилитов были обучение, обсуждение текстов и довольно долгая инициация, у тамплиеров мы ничего подобного не обнаружим, во всяком случае в официальном, экзотерическомордене Храма. И, как бы их ни толковать, отречение от Иисуса и плевок на крест как будто не очень сообразуются с мусульманским умонастроением. Правда, мусульманский мир сам был расколот на многочисленные духовные группировки, у каждой из которых были собственное толкование текстов и собственная мистика. Мы не отвергаем абсолютно идею о влиянии мусульманского эзотеризма на тамплиеров, но надо признать, что об этом нам известно не слишком много.