Текст книги "Железная маска. Между историей и легендой"

Автор книги: Жан-Кристиан Птифис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 22 страниц)

В этих условиях было бы чистейшей иллюзией полагать, будто возможно контролировать входящую и исходящую информацию. Письма, передававшиеся в руки визитеров, уходили, минуя официальный путь отправки. Так, Фуке передал от имени Лозена письмо кузине короля, от которой пришел ответ.[195]195
  Tallemant des Réam. Op. cit. P. 186.


[Закрыть] Лувуа отнюдь не заблуждался на сей счет. «Король отлично понимает, что у вас более нет возможности совершенно воспрепятствовать тому, чтобы заключенные обменивались новостями, – писал он Сен-Мару 28 мая, – поэтому Его Величество желает лишь, чтобы вы препятствовали этому, насколько возможно, в частности, вы можете поставить этим господам на вид, что они рискуют впасть в немилость у Его Величества, пытаясь получать вести иначе, нежели через вас».[196]196
  Joseph Delort. Histoire de la détention des philosophes. P. 197–198.


[Закрыть]

Ограничить утечку информации – таково было желание Людовика XIV. В то время Лувуа в отношении сохранения тайны Эсташа питал столь большое доверие к Фуке и Сен-Мару, что вовсе не тревожился по этому поводу. Зато Сен-Мар, чувствуя, что ситуация с каждым днем все больше выходит из-под его контроля, испытывал большую тревогу, ибо ответственность лежала на его плечах. Имея дело с этими полусвободными заключенными, больше чем когда-либо следовало опасаться их побега. Имел ли он реальные основания для таких опасений? Во всяком случае, он не решился писать об этом в Париж, но направил туда своего кузена, лейтенанта Бленвийе. Какую весть передавал с ним Сен-Мар? Об этом нам ничего не известно. Офицер, отправившийся в путь в начале сентября, передал Лувуа несколько писем и, пользуясь случаем, проинформировал его о плохом состоянии здоровья Эсташа Данже.[197]197
  Лувуа – Сен-Мару, 13 сентября 1679 года, A.N., К 120А, f° 277.


[Закрыть] С этого момента Лувуа, похоже, осознал, какую угрозу влекут за собой проявления тюремной свободы, и постарался ограничить ее. Отныне производился тщательный отбор посетителей, которым к тому же запрещалось шептаться с заключенными.[198]198
  Лувуа – Сен-Мару, 14 октября 1679 года, François Ravaisson. Op. cit. T. III. P. 212–213.


[Закрыть] Капитан гарнизона и начальник иезуитов Пинероля как подозрительные лица были отстранены от службы в цитадели, а Сен-Мар укорял себя даже за то, что позволил садовнику Ле Нотру, вернувшемуся из поездки в Италию, обняться с сеньором де Во, своим бывшим патроном, господином, отличавшимся исключительным великодушием. Отдав эти более строгие распоряжения, Лувуа успокоился, полагая, что относительный порядок восстановлен.

Однако он не учел изобретательности Лозена, который еще за несколько лет до того проделал через камин ход и таким образом вступил в общение с Фуке, находившимся этажом выше. Средневековое здание тюрьмы пережило в мае

1653-го и в июне 1665 года два страшных взрыва (дважды молния ударяла в пороховой склад) и после этого было кое-как отремонтировано. Его стены были податливы, точно сделаны из картона, и в один прекрасный день ход стал достаточно просторным, чтобы небольшой человек, весь покрытый сажей и мусором, мог подняться в камеру соседа сверху. Это было в то время, когда еще не начались послабления для заключенных. Фуке был немало удивлен, увидел перед собой Лозена, которого знал еще маленьким кадетом, прибывшим из Гаскони и носившим тогда имя маркиза де Пюигийема (или, как произносили в то время, Пегилена). С тех пор у него не было новостей от двора. Когда же болтливый визитер с разлохмаченной бородой и сальными волосами, «поразительно грязный»,[199]199
  Tallemant des Réaux. Op. cit. P. 187.


[Закрыть] начал рассказывать историю своего чудесного восхождения по социальной лестнице, которая привела его к должностям командира драгунского полка, генерал-лейтенанта, губернатора Берри, капитана первой роты лейб-гвардии короля, о своей любви к мадемуазель де Монпансье, кузине Людовика XIV, о головокружительном проекте женитьбы на ней, который, несомненно, осуществился бы, если бы большая часть придворных не ополчилась против него и не оказала бы на короля нажим, чтобы тот воспротивился столь дерзкому намерению, Фуке стало казаться, что ему все это снится или, скорее, что его собеседник, говоривший о столь невероятных вещах, повредился рассудком…

Об этом происшествии существует несколько сумбурный рассказ Сен-Симона, а также более точное повествование Куртиля де Сандра в его «Воспоминаниях мсье де Л. К.Д. Р.», написанных в 1687 году, видимо, со слов самого Лозена: Фуке «внимательно слушал все, что рассказывал ему собеседник, но когда тот перешел к истории своей несостоявшейся женитьбы на мадемуазель де Монпансье и рассказал, как король, сначала дав согласие, затем забрал свое слово назад, он, не сумев удержаться, невольно обернулся к другому государственному заключенному, присутствовавшему при этом, и повертел своим пальцем у виска, как обычно делают, когда хотят показать, что у кого-то не в порядке с головой, – тем самым он дал понять, что придерживается не лучшего мнения о рассказчике. Мсье де Лозен, похоже, заметил это, но тем не менее закончил рассказ о чудесных перипетиях своей жизни, что еще больше укрепило первоначальное мнение мсье де Фуке о рассказчике».[200]200
  Mémoires de M.L.C.D.R. 4 éd., Henry van Bulderen, La Haye, 1691. P. 225.


[Закрыть]

Нетрудно догадаться, что упомянутым третьим государственным заключенным был Эсташ Данже, который, с тех пор как стал слугой у Фуке, спал в передней комнате его апартаментов. Таким образом, на протяжении месяцев Лозен постоянно общался с Фуке и, что особенно беспокоило Лувуа, с его таинственным слугой. Не рассказал ли Данже свою историю, несмотря на страшные угрозы Сен-Мара? Этого мы, видимо, не узнаем никогда. Тальман де Рео рассказывает, как однажды стражник повернул в дверном замке ключ и вошел в апартаменты Фуке «в неурочный час». Лозен, который в это время, как обычно, разглагольствовал, тут же умолк и успел лишь прыгнуть в постель под балдахином и задернуть за собой занавески. «Ничего не было замечено».[201]201
  Tallemant des Réaux. Op. cit. P. 186.


[Закрыть]

Однако неугомонный Лозен на этом не остановился. Спустя несколько месяцев, в марте 1676 года, он вновь пустился на подвиги, решив на сей раз бежать. Он сплел из простыней лестницу, по которой каждую ночь спускался из башни в ров и копал туннель по направлению крепостной стены, практически на глазах у тюремщиков и патрулировавшей стражи. Когда пришел день намеченного побега, Лозен предложил Фуке бежать вместе с ним, однако тот в последний момент отказался, предоставив непредсказуемому шалопаю отправиться в путь в одиночку. Эта отважная попытка бегства потерпела неудачу по чистой случайности: служанка, отправившаяся за дровами, обнаружила его прячущегося в кустах, еще внутри крепостных стен. Лозен пустил в ход все свое обаяние, чтобы уговорить молодую женщину помочь ему миновать посты стражи. Та сделала вид, что соглашается, а сама ускользнула и вернулась с отрядом солдат из роты вольных стрелков. Переполох в Сен-Жерменском дворце был велик. Сен-Map получил выговор, после чего на окнах камеры Лозена установили решетки крепче прежних. Участились обыски заключенных, однако ход в камине тогда еще не был обнаружен. Правда, этот путь общения утратил свое значение после того, как двоим собратьям по несчастью разрешили встречаться открыто.

11 марта 1680 года Лувуа, у которого всегда были свои доносчики, написал Сен-Мару следующее письмо: «Мне сообщили, что ваши заключенные общаются без вашего ведома. Я прошу вас удостовериться, верно ли это донесение, и доложить мне о том, что вам удастся обнаружить».[202]202
  S.H.A.T., série Al, vol. 639. P. 162.


[Закрыть]

Получив эту депешу, тюремщик, самолюбие которого было уязвлено, устроил генеральный обыск, самым тщательным образом прощупал одежду заключенных, передвинул мебель, обследовал стены и обивку и в конце концов нашел потайной ход. Дело осталось бы без последствий, не будь Данже. Огорченный тем, как его одурачили, Сен-Map был вынужден признаться Лувуа, что нашел тайный ход. Это признание он сделал тогда же, когда сообщил ему о смерти Фуке. Вполне вероятно, что обнаружение тайного хода ускорило наступление смерти несчастного узника. Это могло явиться для него сильным эмоциональным шоком: его захватили с поличным в то время, когда министр оказал ему полное доверие. После столь неприятного происшествия сможет ли он когда-нибудь выйти из тюрьмы? Короче говоря, его сразил сердечный приступ. Вполне вероятно, что он, как гласит молва, скончался на руках у своего сына, мсье де Во, который тогда находился в Пинероле. Мадемуазель де Монпансье в своих «Мемуарах» рассказывает, что на пороге смерти он примирился с Лозеном. Они в свое время поссорились по причине того, что последний начал слишком настойчиво ухаживать за мадемуазель Фуке, как человек, восемь лет не видевший женщин. На основании этого факта можно предположить, что кончина Фуке не была скоропостижной.

Лозен находился под домашним арестом, тогда как двое слуг покойного Николя Фуке, сообщники своего хозяина, были заперты в донжоне. Сен-Map ждал распоряжений. В то время, как ему сообщили малоутешительные для него новости, сам он докладывал министру, что Лозен, вероятно, знал большую часть «важных вещей», известных Фуке. Лувуа явно не спешил с ответом, написав Сен-Мару 8 апреля, уже после того, как сообщение о смерти Фуке появилось в газетах. В своем ответе он не обнаружил ни малейших эмоций по поводу кончины одного из наиболее высокопоставленных государственных сановников, посвятив ей лишь одну строчку. Больше всего беспокоил его обнаруженный в камине потайной ход, который, вне всякого сомнения, позволил Лозену узнать то, что пытались скрыть от него: «Король узнал из письма, которое вы написали 23-го числа прошлого месяца, о смерти господина Фуке и о вашем мнении по поводу того, что мсье де Лозен знает большую часть важных вещей, которые были известны господину Фуке, и что известный нам Ла Ривьер также в курсе дела».

Что же это за важные вещи, о которых Лозен и Ла Ривьер (но не Данже) могли узнать от Фуке? Очевидно, речь идет о секрете Эсташа. Обнаружив потайной ход, через который заключенные могли общаться без его ведома, Сен-Map, знавший о прямой переписке между Лувуа и Фуке, предположил, что последний обманул доверие министра. Однако продолжим чтение письма Лувуа:

«Его Величество повелел мне уведомить вас о том, что вы, после того как заделаете потайной ход, через который общались без вашего ведома господа Фуке и Лозен, и уберете лестницу, соединяющую апартаменты покойного господина Фуке с комнатой, которую вы предоставили его дочери, должны будете поместить мсье де Лозена в апартаменты, кои прежде занимал покойный господин Фуке… Далее, вы должны убедить мсье де Лозена, что известные ему Эсташ д'Анже (так!) и Ла Ривьер выпущены на свободу, и ту же самую новость вы должны будете сообщать каждому, кто поинтересуется о них, тогда как в действительности вы должны запереть их обоих в одной камере, в которой они не смогли бы общаться с кем бы то ни было, ни устно, ни письменно, и чтобы мсье де Лозен не смог узнать, что они находятся в заключении.

Вам не стоит переживать по поводу того, что мсье де Во забрал с собой бумаги и стихи своего отца (Фуке. – Ж.-К. П.), которые вам следовало бы запереть в его апартаментах и которыми можно было бы воспользоваться по распоряжению Его Величества.

…Наконец, вы должны быть уверены в том, что Его Величество вполне удовлетворен вашей службой и при случае окажет вам знаки своей милости, о чем я, не сочтя за труд, с большим удовольствием напомню ему.

Добавлю также, что вы не должны вступать в какие-либо разговоры с мсье де Лозеном о том, что он мог узнать от господина Фуке».[203]203
  Ibid., vol. 640. P. 3; A.N., К 120A, f° 302.


[Закрыть]

Это письмо характеризует макиавеллистские методы действий министра Лувуа. Переведя Лозена в апартаменты Фуке, он показал ему, что отныне тюрьма пуста. Сообщив ему, что оба слуги покойного Фуке выпущены на волю, он дал понять, что совершенно пренебрегает тем, что мог сообщить ему Эсташ. Все это не более чем россказни слуг, пересуды из передней, не имеющие никакого значения! Однако его беспокоит то, что граф де Во забрал с собой бумаги своего отца, и это понятно. А что, если среди них случайно окажется письменное сообщение о деле Данже?

Не забыл он и о тюремщике. Вместо того чтобы сурово отчитать его за две совершенные им грубые ошибки (позволить Фуке, Лозену, Данже и Ла Ривьеру на протяжении месяцев беспрепятственно болтать друг с другом, а сыну Фуке забрать с собой бумаги его отца), он благодарит его за службу! Сен-Map узнал важные сведения, поэтому разумно будет посулить ему большое вознаграждение… И наконец, он рекомендует ему не говорить с Лозеном об этих «важных вещах», которые, как он полагает, стали известны ему.

Тревога была нешуточная, но зло удалось пресечь. С этого момента начинается тайна Железной маски. Отныне никто в Пинероле не должен знать, что два бывших слуги Фуке, Данже и Ла Ривьер, находятся в наиболее надежно изолированной от внешнего мира части тюрьмы – в нижней башне…

4 мая в письме, которое не сохранилось, Сен-Map информирует Лувуа о том, что нашел в карманах одежды Фуке бумаги, которые ускользнули от внимания мсье де Во и которые, полагает он, представляют собой большой интерес. Узнав, что министр сломал ногу и собирается отправиться на лечение в Бареж, расположенный в Пиренеях, он надеется, что тот перед возвращением в Париж заедет в Пинероль, чтобы поговорить с ним. Однако Кольбер де Сен-Пуанж, сотрудник государственного секретариата военных дел, развеял его надежды, потребовав, по приказу короля, прислать упомянутые документы.[204]204
  Сен-Пуанж – Сен-Мару, 16 мая 1680 года. A.N., К I20A, f° 307.


[Закрыть] В ответ на это Сен-Map проявил странную нерасторопность, прислав документы с большой неохотой, заставив неоднократно просить себя на протяжении почти двух месяцев.[205]205
  Лувуа – Сен-Мару, 29 мая 1680 года, A.N., К 120А, f° 308.


[Закрыть] Видимо, дело и вправду было важное, если проявил подобное упрямство тюремщик, привыкший повиноваться беспрекословно. 22 июня Лувуа прибыл к королевскому двору в Фонтенбло. Приступив к исполнению своих служебных обязанностей, он написал Сен-Мару:

«Ваши письма от 22-го числа прошлого месяца и от 8-го текущего месяца вручены мне. Вы можете освободить слугу мсье де Лозена, внушив ему, что если он приблизится к Пи-неролю хотя бы на десять лье, его сошлют на галеры… Что касается листков, приложенных вами к письму от 8-го числа, то вы напрасно не сообщили мне о их содержании сразу же, как только оно стало известно вам. Кроме того, я прошу вас прислать мне в пакете то, что вы нашли в карманах у господина Фуке, чтобы я мог представить это Его Величеству».[206]206
  A.N., К 120А, f° 312.


[Закрыть]

Лувуа снова почувствовал беспокойство. Он требует, чтобы Сен-Map выслал ему то, что находилось в карманах покойного. Тюремщик, получив это письмо, еще медлит около пяти дней и наконец решается отправить пакет, который приходит в Сен-Жермен 10 июля. В тот же день министр диктует своему секретарю следующий ответ:

«Я получил то, что было приложено к вашему письму от 4-го числа сего месяца и чем я воспользуюсь, как полагается. Достаточно будет давать обитателям нижней башни возможность исповедоваться раз в год. Что касается господина де Летана (Маттиоли. – Ж.-К. П.), то я удивляюсь вашему терпению, тому, что вы ждете специального распоряжения, чтобы поступить с мошенником так, как он заслуживает, обращаясь с вами без должного уважения».

Это сухое письмо не содержит даже ссылки на Людовика XIV. Больше не говорится о том, чтобы показать ему содержимое карманов его бывшего министра финансов. Лувуа сам воспользуется этим, как посчитает нужным. Когда секретарь ушел, он собственной рукой сделал приписку: «Сообщите мне, как стало возможно, что известный вам Эсташ изготовил то, что вы прислали мне, и откуда он взял необходимые для этого вещества, ибо я далек от мысли, что вы сами дали ему их».[207]207
  A.N., К 120А, f° 313. Черновик письма без последней фразы находится в: S.H.A.T., série Al, vol. 643, f° 184.


[Закрыть]

Эти слова, на скорую руку нервно приписанные самим Лувуа, еще раз, если в этом есть необходимость, доказывают, сколь неестественно большое внимание министр уделял поступкам Эсташа. О чем идет речь? Здесь есть какая-то тайна, в которую пытаются проникнуть историки. Морис Дювивье и Марсель Паньоль считают, что Фуке был отравлен.[208]208
  Maurice Duvivier. Op. cit. P. 260–276; Marcel Pagnol. Op. cit. P. 205–224.


[Закрыть] Паньоль уверен, что преступление совершил Сен-Мар по наущению Людовика XIV… Ничуть не бывало! Очевидно, что эта гипотеза несостоятельна. Бывший министр уже никому не мешал, а кроме того, яд – оружие слабых. Да и в конце концов, если хотели физически уничтожить его, то для чего ждали целых девятнадцать лет?

Объяснение Мориса Дювивье более изобретательно. По его мнению, не кто иной, как таинственный слуга манипулировал с упоминавшимися веществами, дабы изготовить яд. Но он был лишь простым исполнителем. Надо искать настоящего виновника. Подозрение падает на двоих: на Лозена, который поссорился с Фуке и решил устранить его, чтобы иметь возможность беспрепятственно ухаживать за его дочерью Мари Мадлен, и на Кольбера, который, опасаясь выхода на свободу своего старинного соперника, выбрал радикальное средство для его устранения, пока еще было для этого время. Лозен был хитрым, жестоким, злым человеком, но все же не настолько, чтобы отравить отца той, в которую он безумно влюбился и на которой хотел в один прекрасный день жениться. В результате смелой психологической реконструкции Морис Дювивье склоняется ко второму варианту, делая его одной из центральных тем своей книги. «Можно, я полагаю, сделать вывод, – пишет он в конце главы под названием «Великий виновник», – что легендарный секрет Железной маски заключается в отравлении Фуке по наущению какой-то важной особы».[209]209
  Maurice Duvivier. Op. cit. P. 276.


[Закрыть] Однако этот своего рода детективный роман не имеет под собой надежного основания. Даже если предположить, что Кольбер узнал о существовании Эсташа в тюрьме Пинероля (что само по себе далеко не факт), я не могу представить себе, как удалось ему наладить контакт с этим человеком, за которым, не спуская глаз, следил Сен-Map, и какими доводами он сумел склонить его к отравлению своего хозяина? Данже знал, что у него нет ни малейшей надежды на освобождение, так не отвечало ли его собственным интересам как можно дольше сохранять свое положение заключенного-слуги и постараться, чтобы о нем забыли? Гораздо более обоснованным было бы предположение, что Фуке тяжело болел, о чем свидетельствуют приходившие ему из Парижа в Пинероль посылки с лекарствами, а также записи о выплате денежных вознаграждений врачам, о чем, вероятно, не знали наши современные Шерлоки Холмсы, господа Дювивье и Паньоль^{41}. В марте 1680 года Фуке был совершенно больным человеком и находился на пороге смерти. Достаточно было сердечного приступа. Мадам де Севинье говорит о конвульсиях и болях в сердце, а «Газета» писала об апоплексическом ударе. Нет нужды искать в яде объяснения столь предсказуемого исхода.

Итак, что же это были за странные вещества, о которых говорит Лувуа? По всей вероятности, Данже изготовил симпатические чернила и собирался, по договоренности с Фуке, который мог практически свободно передвигаться по крепости, отправить несколько секретных писем. Может, опальный министр просто хотел сообщить своим близким, которые не имели от него вестей уже в течение десяти лет, о своем жалком положении? Известно, что Фуке в самом начале своего пребывания в Пинероле уже изготовлял такие чернила, видимо, на основе лимонного сока. Страстно увлекаясь химией, он устроил в своей комнате небольшую лабораторию, в которой изготовлял эликсиры и снадобья по рецептам своей дорогой матушки, Мари де Мопу: из сока «венгерской королевы», горького цикория, из сиропа цветов персика, из вишневого вина. Вполне можно предположить, что в кармане Фуке Сен-Map обнаружил флакон с симпатическими чернилами и некую записку, позволяющую идентифицировать личность виновного. После потайного хода еще и тайная переписка! Той весной 1680 года на Сен-Мара сыпались сюрприз за сюрпризом! Оплошность была велика. Этим, вероятно, объясняется медлительность, с какой тюремщик исполнял распоряжение Лувуа. Страх получить суровый выговор парализовал его волю на несколько недель. Однако реакция Лувуа оказалась менее свирепой, чем следовало ожидать. Хотя министр и полагал, что и на этот раз беду можно было бы предупредить, однако не стал отчитывать своего тюремщика слишком строго, лишь выразив свое недоумение по поводу того, что слуга смог так легко достать необходимые вещества, и с откровенной иронией заметив Сен-Мару, что он «далек от мысли», что тот «сам дал ему их».

Для двоих бывших слуг Фуке надежда на освобождение улетучилась навсегда. Эсташ начинал свой долгий путь по тюрьмам в качестве таинственного заключенного, и в конце его ждала общая могила на кладбище прихода Святого Павла.

Глава 6
ГИПОТЕЗЫ

В 1890 году Жюль Лэр в своей превосходной биографии министра Фуке первым из исследователей идентифицировал Эсташа Данже с заключенным Бастилии. Но поскольку этот вопрос был для него второстепенным, он не стал углубляться в изучение мотивов его заключения. Лэр писал, что, по всей вероятности, это был «один из тех, кто ввязался в темное дело – похищение документов или людей, а может быть, и во что-нибудь похуже, и кого, когда дело было сделано, заставили замолчать, упрятав в тюрьму».[210]210
  Jules Lair. Nicolas Fouquet, procureur général, surintendant des Finances, minister d'Etat de Louis XIV. Paris, 1890. T. II. P. 454.


[Закрыть] И действительно, это вполне возможно, однако хотелось бы знать больше! Видимо, следует поискать среди участников событий 1667–1669 годов того, кто был арестован в августе 1669 года.

Английский писатель и эссеист Эндрю Ланг занимался изучением заговора Ру де Марсийи, раскрытого в мае 1668 года французским послом в Англии. Поль Ру, сеньор де Марсийи, беспокойный человек, непримиримый гугенот, питавший к Людовику XIV смертельную ненависть, был членом комитета из десяти человек, поставившего своей целью поднять восстание среди протестантов Лангедока, Дофине и Прованса. Опираясь на поддержку со стороны мятежников Гиени, Пуату и Бретани, эти провинции собирались восстать против власти короля и создать своего рода республику. Вскоре пошли слухи о том, что готовится покушение на государя, которое должно вызвать волнения в Париже. Ру будто бы заявлял, что один хороший удар вернет в мир спокойствие, во Франции же найдется добрая сотня Равальяков. Как схватить этого злодея? По его следу пустили многочисленных ищеек. После одной безуспешной попытки отряду из нескольких солдат под командованием двух офицеров-гугенотов, Пьера и Жака Газелей, дальних родственников заговорщика, удалось 12 июня 1669 года захватить его близ деревни Сен-Серг на швейцарской территории.[211]211
  Andrew Lang. The Valet's Tragedy. 1903. Перевод на французский язык, выполненный Теодором де Визева, опубликован под названием: Les Mystères de l'Histoire. Paris, Perrin, 1907. P. 1—65; Emile Laloy. Enigmes du Grand Siècle, le Masque de fer, Jacques Stuart de la Cloche, l'abbé Prignani, Roux de Marcilly. Paris, Le Soudier, 1913. P. 209–293; Aimé-Daniel Rabinel. La Tragique Aventure de Roux de Marcilly. Toulouse, Privat, 1969.


[Закрыть] Ру связали, посадили верхом на лошадь, привязав его руки к седлу, и доставили в Бастилию, где он был подвергнут длительным допросам. Министр Юг де Лионн собственной персоной дважды допрашивал его, каждый раз по шесть часов подряд. Нам неизвестно, что из всего этого вышло, разве что удалось выяснить некоторые причины его намерения убить короля. В камеру ему дали для разрезания мяса нож с затупленным острием, но и таким инструментом этот фанатик умудрился отрезать себе левое ухо, детородный орган и мошонку. Его нашли лежащим в луже крови. Когда он еще только приходил в себя, его раны прижгли раскаленным железом. 21 июля он, совершенно ослабленный, предстал перед судьями в замке Большой Шатле. Признанный виновным в подготовке заговора и подстрекательских речах «против священной особы Его Величества», он был приговорен к казни через колесование и на следующий день казнен на площади перед замком, где обычно приводились в исполнение приговоры. Он испустил свой дух в 4 часа пополудни, выкрикивая проклятия в адрес короля, пока ему не заткнули рот кляпом. Его расчлененное тело выбросили на свалку. Когда начальник уголовной полиции д'Эфита сообщил Людовику XIV о казни заговорщика, тот ограничился одной фразой: «Мсье, мы избавились от дурного человека».[212]212
  Olivier Lefèvre d'Ormesson. Journal, Paris, éd. A. Chéruel, 1861. T. II. P. 567.


[Закрыть]

Дело Ру де Марсийи далеко не исследовано, и сама личность заговорщика мало известна. Протоколы его допросов не сохранились, поэтому практически нечего сказать о состоявшемся тогда по его делу коротком процессе. Насколько можно верить его плану по дезорганизации Франции? Каков был масштаб заговора? Как только его доставили в Бастилию, заговорщик заявил, что хочет что-то сообщить лично королю. Какие секреты он хотел открыть ему? Это дело остается темным. Может быть, оно таит в себе настоящий государственный секрет?

Какая связь могла быть между Ру и Эсташем Данже? Известно, что непреклонный гугенот имел слугу-француза по имени Мартен, который часто использовался для передачи секретных сообщений. Этот слуга, сообщник и вместе с тем важный свидетель, остался в Англии. 12 июня Юг де Лионн потребовал от Кольбера де Круасси, французского посла, доставить его. Круасси послал к Мартену своего первого секретаря Жоли, чтобы тот убедил его возвратиться во Францию. Однако Мартен повел себя настороженно. Он вовсе не горел желанием выступать свидетелем, опасаясь, что его отправят в тюрьму, чтобы там вырвать из него признание в том, чего он и сам не знает. Так писал Кольбер де Круасси 1 июля.[213]213
  A.E., Angleterre, vol. 95, f° 96.


[Закрыть]

Интригующее совпадение! В начале июля 1669 года готовятся переправить из Дувра в Кале слугу опасного заговорщика, а спустя месяц именно в этом портовом городе арестован другой слуга! Похоже, что одно связано с другим. Велик соблазн идентифицировать человека, арестованного капитаном де Воруа, с этим Мартеном, вероятно, владевшим секретами своего хозяина. И Эндрю Ланг поддался этому соблазну. «Согласно всем правилам исторической вероятности, – писал он, – именно этот слуга Мартен должен был стать слугой Эсташем Данже». К сожалению, эта соблазнительная гипотеза рухнула, когда в архивах Министерства иностранных дел был найден ответ, адресованный Кольберу де Круасси, в котором содержалась следующая фраза: «Более нет необходимости, после того, как был казнен Ру, доставлять сюда господина Мартена».[214]214
  A.E., Angleterre, vol. 95, f° 24.


[Закрыть] Эта депеша датирована 13 июля. После этого в переписке с Кольбером де Круасси Мартен не упоминается. Его экстрадиция во Францию не состоялась, и он, по всей вероятности, остался в Англии. Таким образом, надо искать другой след.

В 1904 году в Лондоне вышла книга, автором которой была специалистка по истории англо-нормандских островов мисс Эдит Кэри, идентифицировавшая нашего Эсташа из Пинероля с неким Джеймсом или Жаком Стюартом де ла Клош, незаконнорожденным сыном Карла II Английского и Маргариты Картерет, представительницы одного из наиболее богатых семейств Джерси. Об этом несчастном молодом человеке впервые стало известно в апреле 1668 года, когда он начал свой новициат в иезуитской коллегии Святого Андрея на Квиринале, в Риме. В секретных письмах короля Карла, адресованных начальнику коллегии отцу Оливе, выражается большая радость по поводу того, что его сын перешел в католичество, поскольку и сам он хотел бы сделать это, однако не может, находясь в окружении людей, враждебно относящихся к римско-католической вере. Он выражал надежду на то, что новообращенный, став священником, сможет тайно совершать с ним обряд покаяния и приводить его к причастию. Однако на этом история обрывается. Жак де ла Клош таинственным образом исчез в ноябре того же года, когда его вызвали в Англию, видимо, по распоряжению короля, его отца.[215]215
  Edith F. Carey. The Channel Islands. III. of Henry Wimbush. London, 1904.


[Закрыть] В то же самое время в Неаполе появился весьма примечательный субъект, называвший себя принцем Джакоппо Стюардо, ведший разгульную жизнь и без счета тративший золотые монеты, которыми был полон его кошелек. Его заподозрили в изготовлении фальшивых монет и арестовали. При нем нашли 200 английских золотых монет, несколько дорогих украшений и документы, в которых он именовался «Ваше Высочество». Его посадили под стражу в форт Святого Эльма, а затем в крепость Гаэту, где обычно содержались впавшие в немилость знатные господа, а под конец, признав его мошенником, в Викарию, тюрьму для оборванцев. В начале сентября 1669 года в Неаполе объявили о том, что он, едва выйдя на волю, умер, оставив после себя странное завещание, в котором называл себя сыном Карла II и некой Марии Генриетты Стюарт из рода баронов Сан Марцо (неизвестное имя).

Жизнь этого странного персонажа, женившегося в феврале 1669 года на дочери артиста кабаре, долгое время озадачивала британских историков: не присвоил ли он имя благочестивого новиция иезуитской коллегии в Риме, похитив его документы? По мнению мисс Кэри, Жак де ла Клош, став священником, возвратился в Лондон, чтобы наставлять в католической вере своего отца, но тот стал тяготиться его обществом и постарался избавиться от него, потребовав от Людовика XIV, чтобы тот изолировал его во Франции – тогда-то и появился в Неаполе авантюрист-фанфарон, именовавший себя принцем Стюардо. Таким образом, Жак де ла Клош, сын английского короля, знавший очень важную государственную тайну – намерение своего отца перейти в католичество, стал человеком в железной маске. В подтверждение своей гипотезы автор ссылается на сомнительные личные качества Карла II – эгоизм, хитрость, коварство, трусость, готовность пойти на любое предательство ради удовлетворения своих прихотей.

Однако эта весьма хитроумная гипотеза наталкивается на серьезное возражение: очень трудно допустить, что простой слуга Эсташ был незаконнорожденным сыном короля. К тому же все это логическое построение рушится, как только начинаешь глубже вникать в историю питомца иезуитской коллегии на Квиринале, в частности, более внимательно изучать мнимые письма короля Англии, хранящиеся в архивах иезуитов, сравнивая их с оригинальными автографами Карла II: ни почерк, ни подпись не соответствуют подлинникам. Эти письма – подделки! Таким образом, здесь мы имеем дело с сознательным обманом, к тому же усугубленным мошенничеством, ибо в завершение разыгранного представления святой отец, начальник коллегии иезуитов, вручил молодому человеку 800 золотых монет, и тот отправился в Неаполь проматывать их. Подлинная личность Жака де ла Клош теряется во мраке, возбуждая воображение романистов, однако к нашему человеку в маске не имеет никакого отношения.

И тем не менее арест Данже на берегах Северного моря дает основание полагать, что его преступление каким-то образом связано с англо-французскими отношениями того времени. В 1908 году Артур Степлтон Барне, католический капеллан Кембриджского университета, предположил, что под именем Данже скрывается некий аббат Приньяни, тайный агент Людовика XIV.[216]216
  Mgr. Arthur S. Barnes. The Man of the Mask, a study in the by-ways of history. London, 1908.


[Закрыть]

В 1668–1669 годах Людовик XIV взял курс на сближение с Карлом II, что сперва нашло свое выражение в коммерческом альянсе. Однако нерешительный характер британского монарха затруднял проведение этого курса, тем более что и французский посол в Лондоне, Кольбер де Круасси, был не тем человеком, который требовался в данной ситуации. Этому закоренелому бюрократу не хватало умения вести дела, у него не было той утонченности, той тактической гибкости, которые в сочетании с твердой решительностью делают дипломатов великими. И тогда Людовик XIV и Юг де Лионн решили подослать к Карлу II умелого человека, легко сходящегося с людьми, который бы во всякий час делил с ним развлечения и самые секретные его дела, при этом теснейшим образом сотрудничая с французским послом.