Текст книги "Мертвецы живут в раю"

Автор книги: Жан-Клод Иззо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

Батисти поверил в свой реванш, когда был арестован. В Паццо. Дзукка больше не был неприкасаемым. В тот вечер перезвонил римский корреспондент Бабетты. У него появились новые данные. В Италии судьи действовали решительно. Головы летели каждый день, обнаруживалась ценная информация. Микеле Дзадза попал в тюрьму лишь потому, что марсельская «ветвь» прогнила. Необходимо было срочно ее отрубить. И вновь завязать дела с новым человеком. Поэтому вполне естественно, что Nueva Famiglia, меняя тактику, вышла на Батисти.

Батисти был чист. Он больше не находился под наблюдением полиции. Целых пятнадцать лет его фамилия нигде не возникала. Через Симону, благодаря братьям Поли и Морвану, Батисти знал, что кольцо вокруг Дзукки сжимается. Люди из бригады Оша постоянно дежурили у его дома. Они следовали за ним даже тогда, когда он выгуливал своего пуделя. Батисти проинформировал неаполитанцев и послал Маню к Брюнелю, чтобы забрать у того все компрометирующие документы. И передать их в другие руки.

Дзукка готовился к отъезду в Аргентину. Батисти, скрипя сердце, смирялся с этим. Но как снег наголову свалился Уго. Он пылал такой ненавистью, что даже не почувствовал ловушку, которую ему подстроили. Я в этом до конца не разобрался, но одно было совершенно ясно: подосланный Батисти Уго пришил Дзукку так, что бригада Оша не сумела помешать этому. Ош убрал Уго после. С оружием или без, но Уго все равно ликвидировали бы. Но один вопрос оставался: кто убил Маню и почему?

– Батисти, – с уверенностью сказала Бабетта. – Ведь это он заставляет убирать других. Идет большая стирка.

– Ты считаешь, что Морван и Веплер тоже в нее попали?

– Ну да. Я так считаю.

– Но обнаружено только три трупа.

– Появятся и другие, со временем! (Она посмотрела на меня.) Ладно, Фабио, улыбнись.

– Так просто не может быть. Я говорю о Маню. Он не был в этом замешан. Сделав «дело», он рассчитывал смыться. Он говорил об этом Батисти. Видишь ли, Батисти обманул меня во всем, кроме одного. Он очень любил Маню. Любил искренне.

– Ты слишком романтик, мой милый. Поэтому сдохнешь.

Мы посмотрели друг на друга печальными, словно наутро после дикой пьянки, глазами.

– Полный бардак, правда?

– Ты правильно считаешь, моя красавица.

И в центре этого грязного дела оказался я.

Я барахтался в чужом дерьме. Это не была только банальная бандитская разборка. Еще одна, но без сомнения, не последняя. Деньги, власть. Вот вся история человечества. И ее единственный сценарий – ненависть к миру.

– Ты в порядке?

Бабетта нежно тормошила меня. Я задремал. От усталости и от избытка выпитого. Я вспомнил, что, уходя от ребят, я прихватил с собой бутылку виски «шивас». В ней еще кое-что оставалось. Я изобразил Бабетте нечто, сильно желающее походить на улыбку, и с трудом поднялся.

– У меня горючее кончилось. Все, что мне надо, в машине. Ты на меня сердишься?

Она покачала головой.

– Кончай пить!

– Я предпочитаю умереть пьяным. С твоего позволения.

Перед рестораном «Рестанк» спектакль продолжался. Выносили трупы. Бабетта отправилась за новостями. Я сделал два больших глотка. Я чувствовал, как алкоголь разливается по кишкам и разносит теплоту по всему телу. Голова у меня закружилась. Я оперся на капот. Меня выворачивало наизнанку. Я отвернулся к обочине, чтобы меня стошнило в траву. И тут я заметил их. Они валялись в канаве. Еще два трупа! Я даже сглотнул собственную блевотину, и это было отвратно.

Я осторожно соскользнул в канаву и присел на корточки рядом с трупами. Их спины были изрешечены пулями, как мишени на стрельбище. Стреляли из автомата. Для этих двоих с туризмом и с цветастыми рубашками было покончено. Я поднялся, в голове у меня звенело. Время принесло не те трупы. Все наши версии провалились. Я собрался выбираться из канавы, когда заметил чуть подальше, в поле, темное пятно. Я высунулся и посмотрел в сторону ресторана. Там все были заняты. Ждали заявления, объяснений Оша. Сделав три больших шага, я оказался у третьего трупа. Он уткнулся головой в землю. Я достал из кармана бумажную салфетку, чтобы слегка повернуть лицо к себе, потом щелкнул зажигалкой. Морван! Со своим «38 Спесиаль» в руке. Кончилась его жизнь.

Я схватил Бабетту за руку. Она обернулась.

– Что с тобой? Ты белый, как мел.

– Там итальянцы. Расстрелянные. И Морван тоже. В канаве и в поле… Рядом с моей тачкой.

– Вот черт!

– Ты была права. Наняв итальянцев, Батисти занялся «стиркой».

– А Веплер?

– Скрылся. По-моему, в начале перестрелки Морвану удалось смыться. Они погнались за ним. Забыв про Веплера. Судя по тому, что ты мне о нем рассказывала, он из тех, кто бродил где-то поблизости. Поджидая моего приезда и желая удостовериться, один ли я. А пара итальянцев, наверное, возбуждала его любопытство, но не беспокоила. Когда они выскочили из ресторана, гонясь за Морваном, он расстрелял их с тыла.

Послышался треск фотовспышек. Бекэ и Паоли поддерживали под руки женщину. Это была Симона. Ош шел шагах в десяти позади. Как всегда, засунув руки в карманы. С суровым видом. Очень суровым.

Симона шла по автостоянке. Худое, с тонкими чертами лицо обрамляли черные волосы средней длины. Стройная, довольно высокая для средиземноморской женщины. Шикарная. Она была в костюме из сурового льняного полотна, которое подчеркивало ее загорелую кожу. Она соответствовала своему голосу. Красивая и чувственная. И гордая, как все корсиканки. Она остановилась, рыдая. Хорошо рассчитанные слезы. Чтобы дать возможность фотографам сделать свое дело. Она медленно повернула к ним свое потрясающее лицо. У нее были чудесные огромные черные глаза.

– Она тебе нравится?

Это было не то слово. Она была воплощением женщины, которой добивались мы все, Уго, Маню и я. Ведь Симона была похожа на Лолу. И тут я сообразил.

– Я убегаю, – шепнул я Бабетте.

– Объясни мне.

– Нет времени. (Я выхватил свою визитку. Под моей фамилией я написал домашний телефон Пероля. На обороте адрес. Адрес Батисти.) Попытайся достать Пероля. На службе. Дома. Где угодно. Найди его, Бабетта. Скажешь ему, чтобы он приехал по этому адресу. Быстро. О’кей?

– Я еду с тобой.

Я обхватил ее за плечи и встряхнул.

– И не думай! Ты не должна лезть в это. Но ты можешь мне помочь. Найди мне Пероля. Чао!

– Фабио! – схватила она меня за пиджак.

– Не волнуйся. Звонки я оплачу.

Батисти жил на улице Фло-Бле, над мостом Фосс-Моннэ, на вилле, что нависала над Мальмуск, песчаной косой, вдававшейся далеко в море. Это был один из самых красивых кварталов в Марселе. Из построенных на скалах вилл открывался великолепный, необъятный вид…

Я ехал на полной скорости, слушая старую запись Диззи Гиллеспи. Я выехал на площадь Экса, когда он заиграл «Мантека», вещь, которую я обожал. Одну из первых джазовых аранжировок сальсы.

Улицы были пустынны. Я свернул в порт, выехал на набережную Рив-Нёв, где перед «Троллейбусом» еще толпились группки молодежи. Я снова вспомнил о Мари-Лу. О той ночи, что я провел, танцуя с нею. Удовольствие, которое доставило мне это воспоминание, вернуло меня на много лет назад. В то время, когда все служило предлогом для бессонных ночей. Наверное, возвращаясь утром спать, я выглядел постаревшим. Но я не понимал, почему.

Сейчас мне выпала другая бессонная ночь. В уснувшем городе, где даже перед «Вампингом» больше не болталось ни одной проститутки. Всю мою прошлую жизнь я разыгрывал в русскую рулетку. Мою молодость и моих друзей. Маню, Уго. Все последующие годы. Лучшие и худшие. Последние месяцы, последние дни. Я ставил на будущее, когда я смог спать спокойно.

Ставка была не слишком велика. Но я не мог встретиться с Батисти, имея за душой только мечты удильщика. Какие же «карты» оставались у меня на руках? Четыре дамы. Бабетта – для обретенной дружбы. Лейла – в память о несостоявшейся встрече. Мари-Лу – благодаря данному слову. Потерянная, но драгоценная Лола. Трефовая, пиковая, бубновая, червонная. «С любовью женщин все ясно», – думал я, припарковываясь в ста метрах перед виллой Батисти.

Он, наверное, ждет звонка Симоны. Хотя и не без тревоги. Потому что после моего звонка в «Рестанк», он, должно быть, принял решение мгновенно. Одним махом ликвидировать всех нас. Но действовать поспешно было не в правилах Батисти. Он осторожничал, как все злопамятные люди. Действовал хладнокровно. Но представилась отличная возможность. Она больше не повторится, и Батисти был близок к цели, которую поставил перед собой, когда схоронил Тино.

Я обошел вокруг виллы. Решетчатая входная дверь закрыта, и нечего даже думать, чтобы взломать подобный замок. Более того, на ней наверняка установлена сигнализация. Я не представлял себя звонящим в дверь и объявляющим: «Привет, Батисти, это я, Монтале». Я почувствовал себя беспомощным. Потом вспомнил, что во все такие строения можно было проникнуть пешком по старым дорожкам, спускавшимся прямо к морю. Вместе с Уго и Маню мы обшарили этот квартал до самых потаенных уголков. Я снова сел в машину, съехал, не заводя мотор, на Корниш. Я включил сцепление, проехал пятьсот метров и свернул налево, в долину Бодий. Я припарковался и дальше пошел пешком, вверх по ступеням прохода Оливари.

Я вышел точно к восточному углу виллы Батисти. К каменной ограде его владения. Я пошел вдоль нее и нашел то, что искал. Старую деревянную дверь, ведущую в сад. Она сплошь заросла диким виноградом. Ею, наверное, сто лет не пользовались. Ни замка, ни щеколды не было. Я толкнул дверь и вошел.

На первом этаже горел свет. Я обогнул дом. Одна фрамуга была открыта. Я подпрыгнул, подтянулся и пролез внутрь. Попал в ванную комнату. Я достал из кобуры пистолет и выбрался в коридор. Батисти в шортах и в майке задремал перед экраном телевизора. Он смотрел видеокассету с фильмом «Большая прогулка». Он слегка похрапывал. Я тихо подошел и приставил ему к виску мою пушку. Он вздрогнул.

– Сколько лет, сколько зим! (Он вытаращил глаза, все понял и побледнел.) Остальных я оставил в «Рестанк». Я не очень люблю семейные праздники. И дни святого Валентина тоже мне не очень нравятся. Ты хочешь знать подробности? Количество трупов и все прочее?

– Что с Симоной? – произнес он.

– Она в полном порядке. У тебя очень красивая дочь. Мог бы меня с ней познакомить. Мне тоже нравятся такие женщины. Черт! Все для Маню, ничего для его дружков.

– Что ты мелешь?

– Не рыпайся, Батисти. Сунь руки в карманы шорт и не двигайся. Я устал, не слишком хорошо себя контролирую. (Он подчинился. Он мучительно соображал.) Больше ни на что не надейся. Оба твоих итальянца тоже убиты. Расскажи мне о Маню. Когда он встретился с Симоной?

– Два года назад. Может быть, раньше. Я уже не помню, где была его подружка. В Испании, по-моему. Я пригласил его на буйабес, в Эпюизетт. К нам присоединилась Симона. В тот день «Рестанк» был закрыт. Они сразу приглянулись друг другу, но я этого не понимал. Понял, но не сразу. Симона и Маню, это меня вполне устраивало. Братьев Поли я никогда терпеть не мог, это правда. Особенно Эмиля.

Потом та девка вернулась. Я подумал, что между Маню и Симоной все кончено. От этого мне стало легче. Я боялся ссоры. Эмиль – малый вспыльчивый. Я ошибался. Они продолжали встречаться и…

– Ближе к делу.

– Однажды я сказал Симоне: «Маню исполнил для меня одну работенку и теперь уматывает в Севилью со своей подружкой». «Вот как! – только и сказала Симона. – Я не знала». – Я смекнул, что ничего между ними не кончено. Но было слишком поздно, я дал маху.

– Она его убила? Так ведь?

– Он обещал ей, что они уедут вместе. В Коста-Рику или куда-то в те края. Уго ему наговорил, что это роскошная страна.

– Она его убила? Так ведь? – повторил я. – Скажи! Черт тебя дери!

– Да.

Я влепил ему пощечину. Такую, о которой мечтал уже давно. Затем вторую, третью. Со слезами на глазах. Ведь я понимал, что не смогу нажать на гашетку. Не смогу его даже придушить. Во мне ведь не было ненависти. Только отвращение. Ничего кроме отвращения. Разве я мог ненавидеть Симону за то, что она такая же красивая, как Лола? Разве я мог ненавидеть Маню за то, что он спал с призраком любви? Разве я мог ненавидеть Уго за то, что он разбил сердце Лоле?

Я положил пистолет и набросился на Батисти. Я поднял его с кресла и продолжал хлестать по щекам. Теперь это был просто слизняк. Я его отпустил, и он опустился на пол, на четвереньки. Он посмотрел на меня взглядом испуганной собаки.

– Ты даже не заслуживаешь пули в голову, – сказал я, подумав, однако, что именно это мне больше всего хочется сделать.

– Это ты так считаешь! – прокричал кто-то у меня за спиной. – Мудак, ложись на пол, раздвинь ноги и положи руки на голову. А ты, старик, оставайся на месте.

Веплер.

Я о нем забыл.

Он обошел нас, подобрал мой пистолет, проверил, заряжен ли он, и снял с предохранителя. Рука у него была в крови.

– Спасибо, мудак, что показал дорогу! – сказал он, пнув меня ногой.

Батисти обливался потом.

– Веплер, послушай! – умолял он.

– Ты хуже всех сраных вьетнамцев! Гаже этих дерьмовых арабов. (Держа в руке мой пистолет, он подошел к Батисти. Приставил ствол к виску.) Встань. Хоть ты только жалкая тварь, но умрешь ты стоя.

Батисти поднялся. Этот человек в шортах и в майке – пот ручьями стекал по складкам жира – выглядел гнусно. Да еще этот страх в глазах. Убивать было просто. Умирать оказалось трудно.

Раздался выстрел.

И комната исполнилась треском выстрелов. Батисти рухнул на меня. Я увидел, как Веплер сделал два шага, похожие на скачки. Прозвучал еще выстрел, и Веплер упал, ткнувшись головой в стеклянную дверь в гостиную.

Я весь был залит кровью. Гнилой кровью Батисти. Глаза его были открыты. И смотрели на меня.

– Ма-ню… я… лю… бил… – пролепетал он.

Фонтан крови забрызгал мне лицо. И меня вырвало.

Потом я заметил Оша. И остальных. Всю его бригаду. Затем ко мне подбежала Бабетта. Я оттолкнул труп Батисти. Бабетта опустилась на колени.

– Ты в порядке?

– А Пероль? Я говорил тебе о Пероле.

– Несчастный случай. Они бросились в погоню за машиной. «Мерседесом», который угнали. На прибрежной автостраде, над ремонтным доком, Черутти потерял управление. Они сорвались вниз. Пероль погиб на месте.

– Помоги мне, – попросил я, протянув ей руку.

Я был как оглушенный. Смерть была повсюду. На моих руках. На моих губах. У меня во рту. В моем теле. В моей голове. Я был живой мертвец.

Меня шатало. Бабетта подставила мне плечо. К нам вплотную подошел Ош. Как всегда, держа руки в карманах. Уверенный. Надменный. Сильный.

– Как ты? – спросил он, глядя на меня.

– Как видишь. В полном восторге.

– Ты только мешал, Фабио. Через несколько дней мы взяли бы всех. Ты спутал все карты. И у нас на руках одни трупы.

– Ты знал? О Морване? Все знал?

Он кивнул в знак согласия. Он был очень доволен собой.

– Они без конца делали глупости. В первой виноват твой дружок. Они перегнули палку.

– Ты и про Уго знал? И ничего не предпринимал?

– Надо было идти до конца. Мы готовили облаву века! Аресты по всей Европе.

Он протянул мне сигарету. Я ударил его кулаком в лицо с силой, которую я вынул, наверное, с самого дна темных и сырых могил, где гнили Маню, Уго и Лейла. И истошно закричал.

Потом, как мне кажется, я потерял сознание.

Эпилог

Ничего не изменилось, но наступает новый день

Около полудня меня разбудило острое желание помочиться.

Автоответчик извещал о шести сообщениях. Но мне, действительно, было на все плевать. И я тотчас снова погрузился в самую глухую ночь… Солнце уже заходило, когда я снова всплыл на поверхность. Одиннадцать сооружений тоже вполне могли подождать. На кухне лежала записочка от Онорины. «Не видела, что вы спите. Я поставила рагу в холодильник. Мари-Лу звонила. У нее все хорошо. Она вас целует. Бабетта пригнала вашу машину. Она тоже вас целует». Ниже она приписала: «Скажите, что с вашим телефоном, он сломался или отключен? Я тоже вас целую». И совсем внизу: «Я читала газету».

Долго я не смогу оставаться в таком виде. За дверью земля продолжала кружиться. Но на планете стало несколькими подонками меньше. Наступил новый день, но ничего не изменилось. За стенами дома все по-прежнему пахло гнилью. С этим я не смогу ничего поделать. Все это называлось жизнью, эта смесь ненависти и любви, силы и слабости, насилия и безучастности. И меня в этой жизни ждали. Мои начальники. Ош, Черутти. Жена Пероля. Дрисс, Кадер, Жасмин, Карина. Мулуд. Маврос. Может быть, Джамель. Мари-Лу, которая меня целует. И Бабетта с Онориной, которые тоже меня целуют.

Теперь я располагал досугом. Но нуждался в тишине. Мне не хотелось двигаться, еще меньше – говорить. У меня было рагу, два помидора и три кабачка. По меньшей мере полдюжины бутылок вина. Едва початый блок сигарет. Достаточно виски «лагавюлен». Я мог продержаться еще одну ночь. И день. Может быть, и вторую ночь.

Теперь, когда я поспал, когда избавился от отупения последних суток, на меня пойдут приступы химеры. Они уже явились. В танце смерти. Я лежал в ванне, курил, рядом со мной стоял стакан виски. На мгновение я закрыл глаза. Они тотчас все собрались. Какие-то бесформенные массы, хрящеватые и окрашенные кровью. Под присмотром Батисти они живо откапывали тела Маню и Уго. И тело Лейлы, срывая с него одежды. Мне не удалось вскрыть могилу, чтобы спуститься туда их спасти. Вырвать их у этих монстров. Мне было страшно опустить ногу в черную дыру. Но у меня за спиной стоял Ош, держа руки в карманах, и пинками подталкивал меня вперед. Я высунул голову из воды. Глубоко вздохнул. Потом ополоснул лицо холодной водой.

Я стоял голый со стаканом в руке и смотрел в окно на море. Беззвездная ночь. В этом мне очень повезло! Я не смел выйти на террасу, боясь столкнуться с Онориной. Я вымылся, тщательно вытерся, но запах смерти по-прежнему пропитывал мою кожу. Смерть гнездилась в моей голове, что было гораздо хуже. Бабетта спасла мне жизнь. Ош тоже. Бабетту я любил. Оша я ненавидел. Я так ничего и не ел. И даже шум волн был мне невыносим. Раздражал меня. Я проглотил две таблетки лексомила и снова лег.

Встав на следующее утро часов в восемь, я сделал три вещи. На террасе я выпил с Онориной кофе. Сначала мы говорили о том о сем, потом о погоде, о засухе и лесных пожарах, что уже начались. Затем я написал письмо с прошением об отставке. Четкое, короткое. Я не слишком ясно соображал, кто же теперь я, но ясно, что уже не полицейский. После чего я плавал тридцать пять минут. Не спеша. Не напрягаясь. Выйдя из воды, я посмотрел на мою лодку. Однако браться за нее еще не пришло время. Я должен был отправиться на рыбалку, чтобы наловить угощение для Пероля, его жены и дочери. Теперь у меня не было причины рыбачить. Может быть, завтра. Или послезавтра. Вкус к рыбалке вернется. И вместе с ней вкус к простым радостям. Онорина наблюдала за мной с верхней площадки лестницы. Ей было немного грустно видеть меня в таком состоянии, но она ни о чем меня не спросит. Она подождет, пока я сам все расскажу, если захочу. Она ушла к себе в дом раньше, чем я поднялся наверх.

Я надел походную обувь, взял фуражку и захватил рюкзак, куда засунул термос с водой, мохнатое полотенце. Мне было необходимо походить. Дорога вдоль бухты всегда успокаивала мое сердце. Я задержался у торговца цветами на круглой площади Мазарг. Выбрал дюжину роз и попросил доставить их Бабетте, приложив записочку: «Я тебе позвоню. Спасибо». И стремительным шагом пошел в сторону перевала Жинест.

Я вернулся поздно. Я ходил до изнеможения. От бухты к бухте. Потом я плавал, нырял, забирался на скалы. Давал нагрузку на ноги, на руки. На все мышцы. И дышал. Вдох, выдох. Выбросить вперед ногу, потом руку. И опять ногу и руку. Выгнать с потом все нечистоты, много пить, снова потеть. Перезарядка организма кислородом. Полная. Теперь я мог возвращаться к живым.

Мята и базилик. Их запах проник в мои обновленные легкие. Сердце неистово забилось. Я глубоко дышал. На низком столике стояли горшочки с мятой и базиликом, которые я поливал каждый раз, когда заходил к Лоле. Рядом, на полу, полотняный чемодан и другой, поменьше, из черной кожи.

Лола появилась в проеме двери на террасу. В черных джинсах и черной майке. Ее кожа, отливающая медью, блестела. Она нисколько не изменилась. Осталась такой, о которой я не переставал мечтать. Она, неизменная, прошла сквозь время. Ее лицо озаряла улыбка. Ее глаза были устремлены на меня.

Взгляд Лолы, смотрящий на меня.

– Я звонила. Никто не отвечал. Звонила раз пятнадцать. Я взяла такси и приехала.

Мы так и стояли друг против друга. Нас разделяло меньше метра. Стояли как вкопанные. Опустив по швам руки. Словно изумленные тем, что мы вновь видим друг друга. Стояли живые. Робкие.

– Я рад, что ты здесь.

Надо что-то говорить.

Я выдал столько банальностей, что их просто больше быть не могло. Жарко. Надо принять душ. Ты давно приехала? Есть хочешь? Выпьешь? Музыку не хочешь поставить? Может, виски?

Она снова улыбнулась. Конец банальностям. Она села на диван перед горшочками с мятой и базиликом.

– Я не могла их там оставить. (Она опять улыбнулась.) Ведь только ты их поливал.

– Надо, чтобы кто-нибудь это делал. Ты не считаешь?

– Я считаю, что я все равно вернулась бы. Поливал ты их или нет.

– Поливать их означало кормить духа – хранителя дома. Это ты нам говорила. Там, где живет дух-хранитель, и другой недалеко. Больше всего я нуждался в том, чтобы ты жила. Чтобы я мог идти вперед. Распахнуть двери вокруг меня. Я жил в затхлости. Из-за лени. Мы всегда довольствовались малым. Однажды нас начнет устраивать все. И мы думаем, что это счастье.

Она встала и подошла ко мне. Своей воздушной походкой. Я раскрыл объятия. Мне больше ничего не оставалось, как прижать ее к себе. Она поцеловала меня. Ее губы обладали бархатной нежностью роз, посланных утром Бабетте, и были почти такого же темно-красного цвета. Ее язык слился с моим. Никогда раньше мы так не целовались.

Мир снова приходил в порядок. И наши жизни. Все, что мы потеряли, загубили, забыли, наконец, обретало свой смысл. От одного поцелуя.

Поцелуя Лолы.

Мы съели подогретое рагу, которое я чуть-чуть приправил оливковым маслом. Я открыл бутылку «терране», красного тосканского вина, что я приберегал для особого случая. Это была память о поездке с Розой в Вольтерру. Я рассказал Лоле обо всех событиях. Со всеми подробностями. Создавалось впечатление, что мы развеиваем прах покойника. И ветер уносит его.

– Я знала. Про Симону. Но я не верила в любовь Маню и Симоны.

Я больше не верил в любовь Маню к Лоле. Я уже ни во что не верил. Когда приехал Уго, я понял, что все заканчивается. Он вернулся не из-за Маню. Он вернулся ради себя. Потому что он устал гоняться за собственной душой. Ему был необходим настоящий повод, чтобы умереть.

– Ты знаешь, я убил бы Маню, останься он с Симоной. Не из любви. Не из ревности. Ради принципа. У Маню больше не осталось принципов. Добро, вот к чему он еще мог обратиться. А на зло он уже был не способен. Но ведь так жить нельзя.

Я забрал свитера, одеяла и бутылку виски «лагавюлен». Я взял Лолу за руку и привел к лодке. Дамбу я прошел на веслах, потом завел мотор и взял курс на архипелаг Фриуль. Лола сидела у меня между ног, положив голову мне на грудь. Мы обменивались бутылкой, передавали друг другу сигареты. Приближался Марсель. Я оставил слева по борту Помег и Ратонно, замок Иф и шел вперед, прямо в проход.

Миновав дамбу Сент-Мари, под маяком, я выключил мотор и дал лодке идти своим ходом. Мы закутались в одеяла. Моя рука лежала на животе Лолы. На ее нежной и теплой коже.

С моря Марсель открывался как на ладони. Так же, наверное, много веков назад, утром смотрел на него фокеец. И с таким же восхищением. Порт Массилия. Я знавал в нем счастливых любовников, мог бы написать марсельский Гомер, вспоминая о Гинтисе и Протис. Страннике и принцессе. Из-за холмов показалось солнце.

«О цыганский обоз,

Держите путь на блеск наших волос…», —

прошептала Лола.

Это было одно из любимых стихотворений Лейлы.

Все были здесь. Наши друзья, наши возлюбленные. Лола взяла меня за руку. Теперь город мог озариться светом. Сначала белым, потом охрово-розовым.

Город, близкий нашим сердцам.

Примечания

1

Пюже Пьер (1620–1694) – французский скульптор. (Здесь и далее – примечания переводчика.)

(обратно)

2

«Свежий соус» (итал.).

(обратно)

3

«Между двух источников» (исп.).

(обратно)

4

С.А.Р. – свидетельство о профессиональной подготовке.

(обратно)

5

Монк Телониус (1920–1982) – известный американский джазовый пианист, композитор, руководитель ансамбля.

(обратно)

6

«Аллаху акбар, нет никакого божества, кроме Аллаха, и Мухаммед – посланник Аллаха» (араб.).

(обратно)

7

СМИГ (SMIG) – межпрофессиональный гарантированный минимум заработной платы.

(обратно)

8

Шар Рене (1907–1988) – французский поэт-сюрреалист.

(обратно)

9

«Верлан» – вид условного языка, арго, в котором переставляются слоги в словах.

(обратно)

10

Брэдбери Рей Дуглас (род. в 1920 г.) – американский писатель. Здесь, вероятно, имеется в виду роман «Смерть – одинокое занятие» (1985 г.).

(обратно)

11

Рай – музыкально-поэтический жанр Северной Африки.

(обратно)

12

Подстрочный перевод.

(обратно)

13

Колеблющиеся республиканцы (англ.).

(обратно)

14

Крошка, я люблю тебя (англ.).

(обратно)

15

S.N.C.M. – Национальное общество моторостроения.

(обратно)

16

Купер Гарри (1907–1961) – известный американский киноактер.

(обратно)

17

Морской моллюск.

(обратно)

18

Непереводимая игра слов. Примерно: «Попробуй марсельского».

(обратно)

19

Арто Антонен (1896–1948) – французский актер, режиссер, художник, поэт.

(обратно)

20

Подстрочный перевод.

(обратно)

21

Имеются в виду так называемые «старые» франки.

(обратно)

22

«Новая семья» (итал.).

(обратно)

23

«Зеленое море» (итал.).

(обратно)

24

Берегитесь проходящих поездов (итал.).

(обратно)

25

Буквально: «Как говорится, это комедия одного дня, комедия одной жизни». В первой строчке сочетаются французские и итальянские слова. «Come di» (как говорится – (итал.) произносится также, как французское слово «comedie» (комедия).

(обратно)

26

«Таким, как есть, дарю тебе себя и чувственность безнадежных жизней» (итал.).

(обратно)

27

«Лето» (итал.).

(обратно)

28

ОАС (Organisation armee secrete – секретная вооруженная организация) – военная праворадикальная нелегальная организация, которая существовала в Алжире и во Франции в 60-е годы двадцатого века. Ставила целью не допускать предоставления Алжиру независимости.

(обратно)

29

«Я обвиняю» – знаменитое открытое письмо Эмиля Золя президенту Французской Республики Феликсу Фору появилось 13 января 1898 года в газете «Орор». Писатель выступил в защиту Дрейфуса.

(обратно)

30

Подстрочный перевод.

(обратно)

31

Здесь: «земляки» (итал.).

(обратно)

32

«Черт возьми! Вот это блюз!» (англ.).

(обратно)

33

ВКТ – Всеобщая конфедерация труда.

(обратно)

34

«Апокалипсис сегодня» (англ.).

(обратно)

35

«Конец» (англ.).

(обратно)

Оглавление

От автора

Пролог

Улица Пистоль, двадцать лет спустя

Глава первая,

в которой, даже проигрывая, надо уметь бороться

Глава вторая,

в которой, даже находясь в безвыходном положении, спорить означает еще надеяться

Глава третья,

в которой честь выживших состоит в том, чтобы уцелеть

Глава четвертая,

в которой рюмка коньяка – не то, что может сильнее всего огорчить

Глава пятая,

в которой вновь убеждаешься, что и в горе ты изгнанник

Глава шестая,

в которой рассветы оказываются лишь иллюзией красоты мира

Глава седьмая,

в которой лучше выразить все, что испытываешь

Глава восьмая,

в которой бессонница не решает проблем

Глава девятая,

в которой небезопасность лишает женщин всякой чувственности

Глава десятая,

в которой взгляд другого – это смертоносное оружие

Глава одиннадцатая,

в которой все происходит так, как и должно происходить

Глава двенадцатая,

в которой мы сталкиваемся с бесконечно малой величиной глупости мира

Глава тринадцатая,

в которой рассказывается о том, чего допускать нельзя

Глава четырнадцатая,

в которой предпочтительнее быть живым в аду, чем мертвым в раю

Глава пятнадцатая,

в которой ненависть к миру оказывается единственным сценарием

Эпилог

Ничего не изменилось, но наступает новый день