Текст книги "Повседневная жизнь Аравии Счастливой времен царицы Савской. VIII век до н.э. - I век н.э."

Автор книги: Жан-Франсуа Бретон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

Вторым соперником Сабы, на северо-западе, был Нашшан – ныне Байда («Белая»). Благосостояние этого города первоначально основывалось на бережливом использовании вод двух вади – Мазхаба и Харида, что и позволило ему развернуть широкую программу строительства – в частности, храма 'Астара – вне своих крепостных стен. Начиная с VIII века, если не ранее, он медленно распространяет свое влияние по долине Джауф на мелкие соседние государства, которые волей-неволей признают его верховенство. К тому же его область никак нельзя миновать на пути между Сабой на юге и Наджраном на севере. В самом деле, Джауф представляет собой огромную котловину протяженностью более чем в сотню километров и растянутую с северо-запада на юго-восток. Впадина эта продолжается, строго говоря, и за пределами собственно Джауфа – в пустыне Саб'атайн. Тот, кто осуществлял свою гегемонию над Джауфом, мог, конечно, пресечь движение караванов. Если бы Нашшану удалось утвердить свое господство над маленькими государствами Каминаху, Харам и Иннаба', он стал бы представлять действительную угрозу сабейской гегемонии. Географическая карта древней Аравии показывает совершенно ясно, насколько Саба была зажата между ее могущественными соседями.

Свой первый поход Кариб'иль направляет на юг йеменского горного массива, на юг Таизза – в Худжарийу ^{10}. Этот горный край плодороден, так как обильно орошается муссонными дождями. Царь здесь берет в плен восемь тысяч своих врагов, из которых предает смерти три тысячи.

Затем он направляется на юго-восток страны, в нынешний вади Марха, и углубляется в земли Асванского царства. Развертываются ожесточенные бои: 16 тысяч убитых авсанцев и 40 тысяч пленных. Множество городов разрушено, сельская местность опустошена, дома сожжены. Дворец асванского владыки, Мисвар, который высился, скорее всего, в столице Хаджар Йахирре, срыт до основания, а все надписи, сделанные на нем и в нем, вывезены. Редко когда военная кампания демонстрирует столь непреклонную волю к уничтожению и истреблению. Однако поражение, нанесенное Асвану, далеко не полно, и потребуются еще две дополнительные карательные экспедиции, чтобы подчинить страну окончательно.

Третий поход приводит Кариб'иля на невысокие горы, что возвышаются над Аденским заливом. На северо-востоке гор – древний Дахас (ныне район Йафи), на севере – древний Тубани (нынешний вади Тубан). Оба они – владения Асвана. Достиг ли сабейский царь дельты Тубана, соседней с Аденом? Это возможно. Местечко Сабр подверглось такому неистовому разрушению, что остается только поздравить его жителей с избавлением от неминуемой гибели: они вовремя бежали, не захватив с собой из своего имущества ровно ничего ^{11}… Впрочем, археологи ожидают от ныне ведущихся в городище раскопок дополнительных материалов для окончательного вывода. Общий итог этой третьей кампании – пять тысяч пленных, а четвертой, проведенной там же, – тысяча пятьсот.

Пятая и шестая кампании развертываются в Джауфе, в сотне километров к северу от Ма'риба: они имеют мишенью Нашшанское государство. Перед тем как вступить в войну, Кариб'иль пытается, как кажется, заручиться если не помощью, то, по меньшей мере, нейтралитетом таких городов, как Харам и Камна. Затем он сосредоточивает свои войска у входа в долину и овладевает Йасиллем (современным Баракишем). Продолжая поход, обходит Харам (нынешний Хирбат Хамдан) и останавливается у Каминаху (ныне Камна), откуда уже виден Нашшан – с расстояния менее чем в пять километров.

Прибыв туда, он осматривает мощные фортификационные сооружения, обрамляющие город в форме четырехугольника и включающие в себя множество башен. Тогда он повелевает возвести вокруг города стену (это, несомненно, земляной вал), дабы голодом принудить его к сдаче. Традиционный прием, известный, к примеру, и Греции эпохи архаики. И действительно, после трехлетней осады Кариб'иль овладевает Нашшаном. После чего приказывает срыть крепостные стены, разрушить святилище и сжечь дворец Афрав, но почему-то щадит святилище Астара, расположенное вне города. Участь деревенской округи и близлежащих гидротехнических объектов вряд ли была более завидной.

Шестнадцатая строка надписи в Сирвахе гласит:

[Он] разрушил крепостные стены Нашшана с тем, чтобы не предавать сам город огню. Заставил его (нужно думать, царя Нашшана. – Прим. перев.) разрушить свой дворец Афрав, возложил на город дань, от выплаты которой не были изъяты и священнослужители. Потребовал, чтобы те нашшаниты, которые не проявляют благочестия, были перебиты. Заставил Сумхуйафа'а и Нашшан принять в город колонию сабейцев и принудил их (Нашшан и его царя) воздвигнуть в городе храм Альмакаху ^{12}.

Царь Нашшана Сумхуйафа', хотя и потерпел сокрушительное поражение, не был ни казнен, ни выслан. Что касается Кариб'иля, то он, чтобы сделать свою победу окончательной, повелевает разрушить городские укрепления, вводит в город свой гарнизон и сабейцев-колонистов. Он вознаграждает своих союзников из Каминаху и Харама, даруя им земли и шлюзы, бывшую собственность Нашшана. Наконец, он укрепляет соседний с Нашшаном город Нашк, вводит туда свои войска, размещает сабейцев-колонистов и возводит храм, посвященный Альмакаху.

Где велась седьмая кампания – трудно сказать. Может быть, в Тихаме, параллельной Красному морю Равнине. Может быть, по ту сторону этого моря – на эритрейском побережье.

Восьмой (и последний) поход был направлен, как кажется, к северу от Джауфа. Обосновавшиеся вокруг Наджрана (ныне в Саудовской Аравии) племена были в значительной степени обессилены учиненным кровопусканием: 5 тысяч убитых, 12 тысяч пленных. Стоит еще упомянуть 200 тысяч голов захваченного сабейцами скота.

Этот значительный итог, цифры которого могут быть, впрочем, и преувеличены, демонстрирует размах завоеваний. Огромные сельскохозяйственные территории разорены, целые племена перебиты или обращены в рабство. Пленники направлены на работы в строительстве или в сельском хозяйстве. Эти войны не затрагивают, однако, значительной части Южной Аравии: йеменское высокогорье, высокие плато и западные склоны хребта. Допустимы два предположения: либо эти области уже находились под сабейским господством, либо «игра не стоила свеч» – не по этим территориям проходили караванные пути. Что касается царства Катабан, не столь удаленного от Ма'риба, то оно остается вне конфликта.

Его осторожный государь Варав'иль предпочитает союз с Кариб'илем и за это вознагражден им некоторыми территориями Асвана. Еще восточнее царь Хадрамаута делает аналогичный выбор, становясь на сторону Кариб'иля. Но с сабейской стороны этот союз представляется по меньшей мере странным. Разве не в Хадрамауте производится в больших количествах ладан? Разве Шабва не служит центром его сбора и дальнейшей транспортировки? Предпочел ли Кариб'иль союз войне или же отложил до лучших времен овладение этой обширной областью? За отсутствием содержательных документов ответ невозможен.

Сабейский мир

Завершив свои большие походы, Кариб'иль пожинает плоды одержанных побед. В большом храме в Сирвахе тыльная сторона двух каменных блоков несет на себе длинную надпись ^{13}, перечисляющую все осуществленные мукаррибом замыслы в сфере строительства. Теперь в его распоряжении большие трудовые ресурсы, которыми он маневрирует, перебрасывая, по мере надобности, от одной стройки к другой.

Текст упоминает прежде всего два города, укрепленные им: Баракиш (трудно, однако, определить, какие участки крепостной стены сложены при нем) и аль-Байда. Будучи расположенными к западу и к востоку от Нашшана, эти два оплота контролируют вход и выход ко всем владениям побежденного царства. В округе Ма'риба два города получили защиту за крепостными стенами: Ванаб и Йа'рат.

Далее, Кариб'иль посвящает себя работам в области гидротехники и ирригации – главным образом в окрестностях Ма'риба, где он расширяет орошаемые земли, сооружая в вади заградительные щиты и распределители воды. Впрочем, сооружений, заслуживающих внимания, что-то не отмечено.

На новые территории и даже за их пределы он посылает колонии сабейских переселенцев. Побежденные города (как Нашшан) или только что основанные (как Нашк) получают каждый по контингенту сабейских колонов. Помимо собственно сабейцев, волна сабейской колонизации увлекает с собой и всякий люд, принадлежащий иным этническим группам, но обосновавшийся в Сабе (среди такого рода полусабейцев немало торговцев). Они, эти инородцы, успевшие в разной степени ассимилироваться, продвигаются даже далее, чем «чистые» сабейцы-колонисты. Одни из них обосновываются в вади Марха и в самом сердце вади Дура, и на склонах, ведущих к равнине Дарина; другие выбирают для новоселья высокие плоскогорья – к югу от Таизза, в окрестностях Саны, даже в горном массиве Наби Шу'айб. Третий поток миграции устремляется в сторону Хадрамаута. Так, в Шабве имелось святилище Альмакаха – верный признак присутствия там сабейцев или, в любом случае, выходцев из Сабы. Поток этот, возможно, достигал игХурейзы – в вади 'Амд.

На берегах Красного моря сабейцы появляются в районе Хурейды… и обучают там туземцев своему письму. Они появляются и на другой стороне того же моря: их присутствие в Эфиопии засвидетельствовано уже в эпоху Кариб'иля Ватара. В трех городах Аксума – в Матаре, в Хаулти и в Йехе – обнаружены сабейские надписи. Ученые предполагают, что сабейцев (в большинстве своем ремесленников и купцов) пленили, помимо прочего, и природные условия: по климату и характеру растительности эта часть Эфиопии очень сходна с Йеменом. Большинство переселенцев – из Ма'риба, другие пришли с той равнины, где стоит Сана. Как каменщики и каменотесы, они используют приемы, завезенные с другой стороны Красного моря. Так, одно из святилищ в Йехе (на юге Аксума) считается произведением их рук: архитектура, техника строительства, монолитные пилоны, карниз, украшенный зубчиками, – все это повторяет странным образом сабейские храмы той же эпохи. Обнаруженные в том же районе монументальные надписи, алтари для возжигания ладана, фризы, кувшины с «лепестковым» отверстием – все это служит свидетельством о присутствии сабейцев и об установлении ими постоянных связей между обоими побережьями Красного моря ^{14}.

Во всех этих районах сабейцы распространяют свой язык. К концу царствования Кариб'иля сабейский язык становится средством общения в очень значительной части Южной Аравии, он преобладает по всему периметру окружающих Йемен пустынь. Он проникает также в Эфиопию: несколько обнаруженных там текстов упоминают сабейские божества (например, зат-Химйам) и одного из сабейских государей, однако аборигены предпочитают украшать свои керамические изделия надписями на совсем ином языке. Вместе с тем сабейский язык оказывает значительное воздействие на языки туземных этносов. Авторы местных надписей заимствуют у сабейского как отдельные термины, так и целые обороты, даже фразы – этот феномен может быть продемонстрирован, скажем, на многочисленных посвящениях в аль-Хурейзе (Хадрамаут).

Причины сабейских успехов

Как объяснить эти сабейские победы, следующие непрерывной чередой в течение полувека? Политический контекст был, конечно, для Кариб'иля благоприятен: мозаичность Южной Аравии, состоявшей из множества мелких и мельчайших государств, могла лишь способствовать успехам его начинаний. Это наглядно видно на примере Джауфа с его практически независимыми городами: Кариб'иль в своей борьбе против Нашшана мог опереться на союз с двумя другими городами, Харамом и Каминаху. Северные районы, вокруг Наджрана, не имели между собой какой-либо политической связи, необходимой для действенного сопротивления сабейцам. То же самое следует сказать и о племенах, населявших горные области, возвышающиеся над Аденом и побережьем Индийского океана. Нашшан в конечном счете был всего лишь городом. Очень значительным, конечно, но все же не сопоставимым по своим ресурсам с мощью Сабы. Только царство Асван являло собой подлинное государство, способное противостоять Сабе. Что и объясняет ожесточенность боев и ярость последовавшего за ними «усмирения».

Какими средствами располагала Саба? Ее превосходство следовало из ее процветания – главным образом в области сельского хозяйства. Размеры Ма'рибского оазиса, интенсивность его эксплуатации и окупаемость вложенного в него труда были источником ресурсов Сабы, куда более значительных, нежели у ее соседей. Однако использование этого источника было бы невозможным без весьма структурированной организации труда той общины, что носила имя «Саба». Итак, межплеменная сплоченность сабейцев, возможно, объясняет их превосходство.

Процветание Сабы проистекает, очевидно, и из прибылей от торговли благовониями. Начиная с VIII века до н. э. страны восточного Средиземноморья, за исключением Египта, потребляют ароматичные продукты, а в течение VII века – все в более возрастающих количествах. С самой ранней поры Саба старается поставить всю эту торговлю под свой контроль, и походы Кариб'иля, помимо решения прочих задач, имеют своей достаточно очевидной целью упрочение ее господства на главных караванных путях. Союз с Хадрамаутом был для нее, наверное, более выгодным, нежели навязанное ему силой владычество. Можно с уверенностью утверждать, что царствование Кариб'иля примерно совпадает по времени с процессом роста потребления благовоний на Ближнем Востоке и с развертыванием торговли ими. Разве сабейский царь по имени Карибилу не подносит в дар государю Ассирии Сеннахерибу (705–681) драгоценные камни и «ароматы» в ходе освящения храма по случаю Нового года? ^{15}

Однако экономическое могущество не объясняет полностью успехов сабейцев. Вероятно, относительное изобилие продуктов питания повлекло за собой демографический взлет в области Ма'риба. Остается неизвестным, было ли военное превосходство Сабы, продемонстрированное не раз на полях битв, – было ли оно следствием большей численности ее войсю тексты сообщают о потерях противоположной стороны – и только. Они, однако, позволяют догадаться о большой численности тех сабейских колонистов, что, к неудовольствию, а может быть и с доброго согласия старожилов, водворились на недавно завоеванных землях. Где здесь следствие и где причина? Сабейская колонизация бесспорно связана с демографической мощью Сабы, которая, в свою очередь, проистекает из двух источников – из внутреннего, то есть из естественного роста рождений, и из внешнего, то есть из волны иммигрантов, прибывавших в Сабу извне. Эти гипотезы представляются более правдоподобными, нежели постулат о сабейском тактическом превосходстве: ничто не позволяет говорить о военном гении Кариб'иля или о более высоком качестве вооружений его армии.

Саба – царство без царицы?

Сабейские надписи эпохи Кариб'иля не упоминают никакой царицы. Откуда же приходит эта таинственная царица Савская? Ее встреча с царем Соломоном делает ее знаменитой в течение веков.

Царица Савская, услышавши о славе Соломона (…), пришла испытать его загадками.

И пришла она в Иерусалим с весьма большим богатством: верблюды навьючены былиблаговониями и великим множеством золота и драгоценными камнями (…) И увидела царица Савская всю мудрость Соломона и дом, который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его, и одежду их, и виночерпиев его, и всесожжения его, которые он приносил во храме Господнем. И не могла она больше удержаться.

И сказала она царю: верно то, что я слышала в земле своей о делах твоих и о мудрости твоей;

но я не верила словам, доколе не пришла и не увидели глаза мои: и вот мне и в половину не сказано; мудрости и богатства у тебя больше, нежели как я слышала.

Вот так кратко о посещении царицы повествует Третья книга Царств в первых десяти стихах 10-й главы. О ней говорится также и в стихе 13, который идет в пандан со стихами 11–12, относящимися к царю Тира Хираму. Такое расположение имеет свои резоны. В самом деле, визит царицы Савской как бы повторяет, воспроизводит те отношения, что завязались между Соломоном и Хирамом, тем самым моделируя эталон отношений, которые должныбы устанавливаться между царем Израиля и иноземными государями: царица Савская и царь Тира в унисон возносят хвалу величию Соломона. Перед нами, следовательно, чистой воды апологетика, что, однако, не снимает более сложного и более важного вопроса: имеет ли эта апологетика хоть какую-нибудь историческую ценность или полностью лишена ее? Уместно вспомнить, что приводимый отрывок в его первоначальном виде восходит, самое раннее, к VII веку до Р.Х., а его окончательная редакция – к VI веку. И хотя в X веке сабейцы в Палестине еще неизвестны, пассаж несет на себе отпечаток какого-то древнего народного предания и отражает, следовательно, какую-то историческую реальность. Иезекииль (VII век) помещает сабейцев прямо в Южную Аравию, между тем как Книга Бытия склоняется, скорее, в пользу Северной.

Припомним некоторые факты. Мог ли царствовавший в X веке Соломон принимать у себя вообще какую-либо царицу из Сабы? Ничто не убеждает нас в том, что в указанную эпоху дипломатические отношения между Иерусалимом и Сабой уже существовали. Если не считать Книги Царств, упоминания о ней можно встретить только у Иезекииля и у Иеремии (VI век – начало VI века) как о царстве Шеба. О Шебе же в особо интересующую нас эпоху X–VIII веков в Библии вообще не говорится ни слова. Недавно в Иерусалиме найдены южноаравийские надписи, но они были сделаны никак не ранее VII века. К тому же было бы очень странно, если бы первую ознакомительную миссию возглавила сама царица.

Некоторые аравийские царицы истории, впрочем, знакомы. Беда в том, что все они – из СевернойАравии. Вот одна из них: Забиба, царица страны Кедар, платившая дань ассирийскому царю Тиглату-Палассару (744–727). А вот другая: «царица арабов» Самси – современница Саргона II (722–705).

Рассказ о царице Савской исходит, скорее всего, от редактора последней версии цитированного выше отрывка, причем версия эта содержит непрямое указание на СевернуюАравию как на местоположение Сабы. Рассказ был составлен «к вящей славе» Соломона, и если под ним и имеются какие-то реальные исторические факты, они подверглись основательной «переработке». Стоит отметить еще одну «расплывчатость», «туманность»: собственное имя царицы так и не было названо. Не исключается, стало быть, и такое предположение: к анонимной царице название «Саба» («Шеба») приставлено просто-напросто для того, чтобы оживить рассказ.

Упадок Сабейской империи

Задержимся ненадолго на двух монументальных надписях в Сирвахе. Высеченные в конце царствования Кариб'иля Ватара или даже после его смерти, они восславляют образование Сабейской империи, которая простирается на большую часть территории современного Йемена. Неизвестны точные даты его правления. Предположительно, оно покрывает первую половину VII века до н. э. Графика этих двух текстов, очень тщательная, вроде бы указывает на несколько иную дату: они открывают, согласно Ж. Пиренну, эпоху «классического стиля» письма (VII–VI века). Концепция основывается исключительно на эволюции письменности и отмечает в надписях, о которых идет речь, конец «домонументального» или «доклассического» стиля ^{16}.

Империя Кариб'иля представляется слишком обширной, чтобы иметь шансы на сколь-либо длительное существование. Однако трудно сказать, когда она дала первые трещины. Известно, что один из его преемников вынужден предпринимать походы в разных направлениях. Прежде всего он поднимает меч на Джауф, расположенный всего в какой-то сотне километров от Ма'риба. Там царство Ма'ин пытается утвердить свою относительную независимость и обеспечить себе контроль над Баракишем: сабейский государь в ответ отдает на поток и разграбление окрестности Ма'ина. Затем его войска направляются к северу от Джауфа, где местные племена к этому времени выходят из повиновения. Военные действия ведутся до самого Наджрана. Еще более серьезное положение складывается на юге страны, в районе Йафа' и на высотах, окружающих полукольцом Аденский залив. Царство Катабан, давнишний союзник Сабы, принимается мутить некоторые племена, подстрекая их порвать узы ленной зависимости от Сабы: Катабан отныне становится соперником. Сабейский мукарриб вынужден вторгнуться со своими войсками в вади Тубан, где скрещивает клинки с племенем Дахас и истребляет четыре тысячи его членов. Возвышение Катабана – главный факт новой политической географии начиная с VI века.

Взлет Катабана

Срединные районы Катабана, его, так сказать, «сердце», расположены в вади Байхан. Его водные источники, вознесенные на высоту в 1700 метров (горный массив Рада'), порождают два главных и множество мелких низвергающихся вниз потоков. Эти две ветви сливаются воедино чуть ниже местечка Байхан аль-Ксаб (в просторечии аль-Ульйа). Еще ниже и севернее на правой, в основном, стороне вади видны следы и памятники седой старины: выемки в горных породах, где проходили в древности каналы, остатки шлюзов, каменные тумбы с высеченными на них царскими указами. Все это служит наглядным свидетельством того, что в жизни древнего Катабана первенствующая роль принадлежала поливному земледелию. С десяток километров еще ниже, там, где вади подрывает берег телля (невысокой горы, холма) Хаджар ибн Хумейд, – в XI веке до н. э. завелось скромное поселение. То самое, из которого со временем вырос главный город Катабана ^{17}. И ныне чуть севернее его месторасположения тянутся к небу высокие дома города Ходжар Кухлан. Построены же они уже на руинах древней Тамны, столицы Катабана.

Тамна – это пространство примерно в 20 га, обнесенное кольцом крепостной стены с четырьмя воротами, общей длиной в 1850 метров. Пространство это было, в большей своей части, застроено высокими домами – во многом подобными тем, что и позднее выросли на их месте. В 1951 году американские археологи очистили от наносов городской квартал, что примыкал к юго-западным воротам, и обнаружили памятник, удостоверяющий глубокую древность города.

Нет никакого сомнения в том, что именно в Тамне жили первые государи Катабана. Мало кто из них известен, но некоторые уже претендовали на титул мукарриба. Этот престижный титул и связанные с ним претензии переходят, следовательно, от Сабы к Катабану, что не может не породить множества войн между двумя соседями. Общий их итог был несомненно благоприятен Катабану, так как катабанские надписи обнаружены на некогда сабейских территориях. Экспансия Катабана направлена прежде всего вдоль западных долин, Хариб и Джуба, а затем по тем землям, что обходят с востока Джебель ан-Нисийин. Далее она распространяется на юго-запад йеменского горного массива, в области Рада, Йафа', Йарим и, наконец, на те горы, что обступают Аденский залив. Каждый шаг, выигранный Катабаном, проигран для Сабы. Страбон, приводя источники II века до Р.Х., подтверждает это: «Катабаниты, чья территория простирается до проливов (Баб аль-Мандаб) и до прохода в Аравийский залив и чья столица зовется Тамной…» ^{18}Согласно Плинию, положение представляется даже так, что катабаниты располагают одним портом на Красном море – это Окелис (нынешний порт Шейх Сайд) ^{19}. По этим пунктам отныне очерчивается карта обширной империи – как сухопутной, так и морской.

Процветание Катабана опирается на те же, в известном отношении, основы, что и Сабы. На земледелие – прежде всего. Аэрофотосъемка русла его главного вади в среднем течении, начиная с аль-Хараджи на юге и кончая Муканной на севере (то есть на протяжении около 45 километров), показывает, что в древности здесь простиралось сплошное культивируемое пространство, не уступающее по площади даже самому Ма'рибскому оазису. Богатство Катабана проистекало также и из торговли благовониями. Плиний Старший утверждал, что ладан экспортируется лишь при посредничестве геббанитов (то есть катабанитов) и что его большой путь к Средиземному морю начинается с Тамны ^{20}. Освобождаясь от гегемонии Сабы, Катабан, возможно, надеялся перехватить у нее большую часть прибылей, извлекаемых из этой торгово-посреднической деятельности. Но у него к этому времени появился другой равный ему по силе соперник – Ма'ин.

Ма'ин иминейцы

Могущество Ма'ина, как это ни парадоксально звучит, обратно пропорционально его протяженности и площади. Во все времена существования Минейского царства территория его была крошечной. Возникнув в среднем течении вади Джауф, Ма'ин (Минейское царство) так и остался зажатым между Харамом, отстоящим от него к западу менее чем на шесть километров, и между Сабой. Фактически он включал в себя всего лишь два соседних города – собственно Ма'ин (Карнау в древности) в узком значении термина и Баракиш (древний Йасилл) – с их сельскими округами, да еще – несколько безводных вади на севере Джауфа. Поскольку оазис Баракиша занимает 1350 га, а самого Ма'ина равен 2000 га, их совокупная площадь в два раза меньше той, на которой обосновался Ма'рибский оазис.

Источник преуспеяния Ма'ина – в поразительной ловкости минейцев, с какой они принялись за организацию караванной торговли ладаном, и в замечательной последовательности их усилий, с какой они не позволяли ей вырваться из-под их контроля. В противоположность другим племенам, чья деятельность распределяется между сельским хозяйством и военным ремеслом, минейцы отдают все свои силы и устремления исключительно торговле. Минейские тексты ничего не рассказывают о военных походах, но зато очень многое – о торговых экспедициях, причем порой очень далеких. Минейские цари никогда не претендовали на титул мукарриба, не выводили колоний за пределы государства и не чеканили собственной монеты.

Итак, торговля – призвание минейцев, их основная деятельность. Минейцам удается установить тесные отношения с Хадрамаутом. Хотя Шабву от Ма'ина отделяют, по самому малому счету, 200 километров караванных троп через пустыню, минейские купцы в немалом числе оседают в Шабве. Затем минейцы ткут паутину связей со всеми прочими городами, так или иначе причастными к этой торговле: они обосновываются, несомненно в малом числе, в Хараме, Тамне, Асване и т. д. И они, наконец, устремляются в северном направлении, приводящем их к берегам Средиземного моря. Присутствие минейцев отмечено в Наджране, Карейа аль-Фав (в 280 километрах к северо-востоку от Ма'ина), Дедане, Газе, Египте и в Северо-Западной Аравии. Таким образом, они торгуют с Египтом, финикийским побережьем (с Тиром и Сидоном), Сирией (или с Заевфратьем), Ассирией и с Вавилонией. Наконец, они пересекают Средиземное море, чтобы поселиться на Делосе и в Ионии.

Эти относящиеся к коммерческой деятельности тексты обходят, как правило, молчанием и политическую эволюцию Ма'ина, и историю его связей со своими соседями. Сабейский сюзеренитет над Ма'ином не затронул ни его пантеона, ни его строя, ни его языка. Хадрамаут остается (во все времена?) союзником Ма'ина. Хотелось бы знать, не финансировал ли один из двух его царей сооружение одной из башен при восточных воротах города?

Хадрамаут

Хадрамаут, в самом узком значении географического термина, означает долину, которая простирается вдоль Индийского океана между высокогорными засушливыми плато, известными под названием Джауль, и которая продолжается восточнее по вади Масилах вплоть до границ области Махра. В смысле более широком этот термин прилагается ко всему пространству, которое включает в себя не только упомянутую выше основную долину, но и множество других, второстепенных, впадающих в нее то здесь, то там, подобно притокам. В общем, все они примерно ориентированы по оси «север – юг», на западе же высокие плато внезапно обрываются вниз – то крутым спуском, вроде того, что с двух сторон обрамляет вход в вади Хадрамаута, то почти вертикальной стеной, что нависает над городами Барира и Шейба. Этот сомкнутый ряд утесов являет собой как бы естественную оборонительную линию, с которой легко контролировать доступ в вади. Своеобразие Хадрамаута предопределено двумя факторами: во-первых, его большой протяженностью и, во-вторых, наличием у него двух «фасадов», с моря и с суши, с востока и с запада.

Можно считать доказанным тот факт, что в некоторых, по меньшей мере, долинах земледелие стало развиваться уже во II тысячелетии до н. э. Между тем история Хадрамаута и в начале I тысячелетия до Р.Х. остается довольно-таки темной. Известно, в сущности, немногое. Сабейский царь Кариб'иль заключает с Йада'илем, царем Хадрамаута, мир ради безопасности выгодной для обоих государств торговли. Потом, два царя Хадрамаута провозглашают себя (дата события остается неустановленной) мукаррибами ^{21}: может быть, соперничество с Катабаном подстегнуло к принятию столь престижного титула. И наконец, надписи называют ряд царей по именам, однако хронология их царствований остается, мягко говоря, гадательной.

Шабва мало-помалу утверждает себя как столица – в ущерб, естественно, другим городам. Барира, в вади Джирдан, также могла бы сыграть важную роль; сабейские армии, воевавшие в этих краях, использовали ее в качестве своей операционной базы, и она, уже в силу этого обстоятельства, имела шанс превратиться в крупный центр. Однако она не смогла им воспользоваться, так как ее положение на торговых путях было все же менее благоприятным, нежели у Шабвы. Среди факторов процветания последней ее успешная коммерческая деятельность, безусловно, занимает первое место.

Парадокс в том, что город расположен не в самой долине Хадрамаута, а примерно в двадцати километрах к югу от нее. Или, еще точнее: при самом выходе из теснины вади 'Ирма, чьи паводки, к слову сказать, ни по их частотности, ни по изобилию приносимой воды не идут ни в какое сравнение с вади Зана или Байхан, или Марха. Земледельческий фактор не мог, следовательно, быть решающим в возвышении Шабвы. Чтобы стать тем, чем она стала, она должна была обеспечить безопасность целой системы караванных путей, пролегших по ее территории. Прежде всего – тех троп, что с самого начала связали ее с нижней частью долины Хадрамаута. Она и решила задачу, поставив под свой контроль ущелья 'Акайбат и футра ^{22}. Затем она озаботилась тем, чтобы укрепить камнями, то есть в известной степени обезопасить, крутые тропы, по которым караваны взбирались на самый верх высокогорных плато. В конце концов, Шабва, благодаря своему прилежанию и искусной политике, оказалась на перекрестке важнейших караванных дорог – и тех, что прямо через пустыню ведут к Ма'ину и Наджрану; и тех, что проходят по самой кромке высоких плато; и тех, что Шабву связывают с ее портом Би'р 'Али (в древности Кана').