Текст книги "Битва при Пуатье"
Автор книги: Жан Девиосс
Соавторы: Жан-Анри Руа
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 18 страниц)
И он тоже искал средства отомстить своему господину – точка соприкосновения с Мунузой. Лампагии было суждено сблизить этих двоих мужчин.
Отныне у каждого из наших персонажей была своя доля забот. Абд-ар-Рахман был занят реорганизацией королевства; Мунуза и Эд – воинственными планами; Лампагия – более кроткими мечтами. А судьба была готова нанести три удара.
Мунуза был очарован своей пленницей. Он без памяти полюбил ее за красоту и женился на ней; любовь настолько захватила его, что девушка стала его единственной супругой, так как, хотя полигамия и допускается Кораном, Мухаммед советовал ограничиваться одной спутницей жизни, считая это похвальным. С этого времени события начинают неумолимо наслаиваться одно на другое. Этот брак привел к союзу между Мунузой и Эдом. Причем оба моментально оценили всю его выгоду. Когда договор был заключен, герцог Аквитании, которому теперь не грозила опасность со стороны Пиренеев, направил все силы против майордома. Впоследствии Эд оказал необходимую поддержку Мунузе, войска которого стали для него своеобразным передовым отрядом. В результате этого союза Мавритании и Аквитании граница с арабской Испанией оказалась смещенной к Эбро. Септимания была отрезана от Кордовы, и, возможно, в планы Эда уже входила предварительная версия того проекта, который в свое время воплотил Карл Великий.
Мунуза одобрил условия этого договора и перешел к решительным действиям. Опираясь на влиятельную партию, он заставил признать себя абсолютным хозяином Нарбонна и Пиренеев. Его цель, а он ее больше не скрывал, заключалась в том, чтобы свергнуть Абд-ар-Рахмана и занять его место. Это было открытое восстание, которое мгновенно взбудоражило всю Испанию.
История простая, можно думать, слишком простая. Абд-ар-Рахман, справедливый и мудрый, борется с внутренними трудностями, свалившимися на него из-за неумелого правления его предшественников. А в это время, в тени, предатель Мунуза пользуется обстоятельствами, чтобы поднять восстание и заключить соглашение с неверным, Эдом, который как раз в этот момент более всего нуждается в подобном союзе. И посреди этих интриг расцветает удивительная и необыкновенная любовь.
Данная реконструкция фактов – ясная, логичная, идеальная – тем не менее соответствует истине, которая, в таком случае, кажется слишком уж безукоризненной. Однако было бы несправедливым не рассказать о выводах, следующих из некоторых текстов, которые не согласуются с нашим повествованием.
В Житии св. Теодофреда, Фонтанельской хронике и хрониках Сен-Дени, а также анналах Санкт-Арнульфа и некоторых других монастырей проступает общая линия. Эд установил связь с сарацинами не через Мунузу, а напрямую с самим Абд-ар-Рахманом. Так, например, мы читаем в Житии св. Теодофреда: «Эд, герцог аквитанский, вызванный вышепоименованным деспотом (Карлом Мартеллом), подвергся изгнанию. Тогда Эд направился в Испанию, добился дружбы тамошнего короля Абдирама, чью милость приобрел подарками и обхаживаниями. Скоро он привел огромную армию, состоящую из самого жестокого народа, что позволила отомстить за нанесенное ему оскорбление и, выйдя из Бордо, достигнуть города Пуатье».
Хроника Сигеберта опровергает факт подобного неестественного союза, который выставляет Эда в самом мрачном свете. «732 г.: как правитель Эд во всех отношениях уступал Карлу. Он вызвал против него сарацин из Испании». Но сразу после этих слов можно видеть следующее замечание: «приглашение явно вымышлено».
Житие св. Григория также возражает против этой точки зрения, доходя до утверждения, что в последующей войне Эд был безупречен и даже играл более значительную роль, чем Карл Мартелл. Уточним, что в этом отрывке любопытным образом переплетены события 721 и 732 гг.
Предвзятость этих хроник настолько очевидна, что нельзя не предпочесть им другие повествования, вроде произведения кордовского Анонима, которые придают значение исключительно союзу с Мунузой. Чтобы убедиться в этом, достаточно простого размышления. Если Эд и Абд-ар-Рахман состояли в союзе, то почему с самого начала мусульманского нашествия они вступили в яростную борьбу? Подобный подход противоречил бы интересам каждого и такой стремительный поворот в отношениях не имел смысла.
Наконец, некоторые спорят по еще одному поводу. Что было раньше, замужество с Лампагией или соглашение между Эдом и Мунузой? Иными словами, была ли Лампагия орудием судьбы? И здесь некоторые авторы снова бунтуют, утверждая, что герцог предал собственную кровь, отдав родную дочь в качестве гаранта этого договора; таково мнение Родериха Толедского. Мы же придерживаемся в точности противоположного мнения, в чем к нам присоединяется Конд: «…И скоро любовь, которая не всегда считается с приличиями, сделала его рабом в подчинении у своей пленницы. Лампагия ответила ему на чувства, зажженные ею самой, и стала супругой Мунузы, подобно тому, как Эгилона вышла замуж за Абд эль-Азиза. Покорный этой страсти, мусульманин заключил перемирие с христианами, и теперь честь должна была заставить его соблюдать договор, если его не удержит любовь».
Повторим, только случай, который свел Мунузу с Лампагией, позволил мавру без отвращения приступить к переговорам с Эдом. Его смерть стала достаточным доказательством силы его чувств к Лампагии. Как бы ни накладывались друг на друга события и ни готовили развязку, свидетелями которой мы еще станем, необходимо было, чтобы душа каждого была именно такой, какой была.
Абд-ар-Рахман, чистый, суровый, решительный военачальник; Эд, беспокойный, нерешительный, жестокий и уставший от докучливых гостей, нападениям которых подвергалось его королевство в Пиренеях или на Луаре. Мунуза, должно быть, обладал сердцем бербера, а не араба; его ненависть была менее сильной, и, возможно, он подавил свое честолюбие. Это сделало его способным на великую любовь, ставшую единственной причиной его союза с теми. Так каждый из них заложил фундамент собственной судьбы.
Во втором акте три героя начинают действовать в подготовленной таким образом ситуации.
Абд-ар-Рахман снаряжал свои легионы, Мунуза готовил нападение, Эд собирался выступить в Берри, чтобы прогнать оттуда Карла Мартелла. Несомненно, эта деятельность трех персонажей легка для понимания.
Абд-ар-Рахман собирал армию. Каков был его план? По этому поводу мнения расходятся. Говорят, он готовил масштабную операцию в Галлии. Закончив свои приготовления, он пригласил Мунузу участвовать в походе. Последний, ссылаясь на узы, соединившие его с Эдом, отказался. Тогда эмир, опровергая версию о договоре с герцогом Аквитании, которого он на самом деле никогда не заключал, решил придать своей военной акции сразу два направления. Наказать Мунузу, а потом осуществить набег на Галлию. В реальности истине лучше соответствуют повествования, объясняющие факты по-другому.
Судя по всему, смуты в Испании еще не закончились и это обстоятельство не позволяло эмиру начать так скоро планировать широкомасштабный набег на страну франков, «Великую землю». Подобному проекту должна была предшествовать полная реорганизация всей провинции. Только одно – экстренное обстоятельство – могло подвигнуть Абд-ар-Рахмана к созыву армии, а именно предательство Мунузы. Подавление мятежа превратилось для Абд-ар-Рахмана в насущную необходимость.
Во-вторых, вторгнуться в Галлию вали побуждали еще два фактора: быстрый успех в борьбе против мятежника Мунузы и значительность сил, пришедших встать под знамена Абд-ар-Рахмана в Памплону. Эта огромная армия, чьи размеры далеко превзошли все его ожидания, наводила на мысль попытаться без дальнейших отлагательств начать завоевание. Разумеется, он и сам планировал вторжение в Галлию, но в неопределенном будущем. Легкая победа над Мунузой позволила ему скорее приступить к джихаду, священной войне, являвшейся настоятельной потребностью, поскольку после гибели Амбизаха в этом направлении ничего не предпринималось. Можно даже задаться вопросом, не была ли призвана военная кампания Абд-ар-Рахмана спаять его разношерстные войска с помощью надежды на огромную добычу. Решения, принимаемые Абд-ар-Рахманом, всегда диктовались ситуацией. Гибель Мунузы, разгром Эда заставляют нас думать, что в душе эмира мысль о рядовом набеге моментально сменилась жаждой завоевания. Но в истории не принято забегать вперед, и, чтобы показать события в их динамике и хронологической последовательности, сначала напомним о концентрации арабских войск в Памплоне незадолго до начала весны 732 г.
Непривычное возбуждение, удивительная воинственная суматоха. Неужели арабское общество только и ждало случая устремиться на зов военачальника, нуждающегося в войнах? Устали ли эти солдаты от бездействия, превратившего их в оседлых жителей, или ими двигала алчность в большей степени, чем стремление к распространению веры? Или, если говорить менее прозаически, должны ли мы верить исламскому поэту: «То, чего жаждет цвет мира это не материальная обеспеченность, а опасность, преодолеваемая в хорошей компании, любовь, смех, разнообразие и завоевание». Или же они почитали своим долгом посвятить себя триумфу религии, уповая на следующую суру из Корана: «Не говори, что убитые за служение Богу мертвы, они живы и получают пищу из рук Аллаха».
Каковы бы ни были их мотивы, они прибыли во множестве. Воины и искатели приключений из разных стран – с гор Атласа, из африканских песков, с берегов Нила, из Сирии и Аравии. Пестрое, живописное, жестокое и решительное сборище. Важно конкретизировать это разнообразие. Как говорит Виардо, мусульманская пехота, презираемое войсковое подразделение, получавшее лишь половинный рацион и включавшее лучников, пращников и разведчиков, состояла из многочисленных мосарабов[164]164
От арабского мост'арб, «арабизированный» – этим словом обозначали испанских христианин, говоривших на арабском языке и подчинявшихся власти мавров Христианская литургия восточного происхождения также называлась мозарабской. В Испании она сохранялась до XI в., когда ей на смену пришел римский обряд. Но в XVI в. кардинал Хименес снова ввел ее в одной из капелл кафедрального собора Толедо, где она совершается и поныне, так же как и в шести других церквах города.
[Закрыть] и евреев. Эти воины составляли отдельные части под командованием выборных военачальников, campeadores. Один из них, знаменитый Руй Диас де Бивар, состоял на службе у наместника Барселоны. Идеал у них был один грабеж. К этим наемникам прибавились христианские пленники, принявшие ислам и ценившиеся за свою смелость. Часто именно они составляли личную гвардию эмира. И, наконец, многочисленные берберы. На самом деле в течение всего периода оккупации Испании на территорию полуострова вступило не более тридцати тысяч арабских воинов. Со времен высадки Тарика соотношение почти не менялось девять арабов на семь тысяч берберов. Несмотря на скрытый антагонизм, на войне они «не отходили от своего господина, как голодные собаки» и оставались самой прочной опорой арабской армии.
Тем не менее не надо думать, что все вместе они представляли собой в какой-то степени сомнительный сброд. Были введены правила приема в войско. Каждый воин должен был предстать вместе с верховым животным, оружием и запасами продовольствия на неделю. Во исполнение учения Мухаммеда: «Пусть слава наших знамен будет без порока», тщательно проверялось поведение и прошлое каждого добровольца, у него выспрашивались причины, побудившие его к поступлению на военную службу. Затем каждому предстояло привыкнуть к жесткой дисциплине. Часто приводится следующий пример: однажды, когда один военачальник делал смотр своим всадникам, он, как говорят, увидел в конце строя блеск сабли. Пустив лошадь в галоп, он убедился, что один солдат нарушил фронт. «Выйти из строя, отдать саблю, поднять голову». И ударом наотмашь срубил виновному голову.
Можно ли установить численность этой грозной армии? Не задерживаясь на этом, обратим внимание на очень щедрую оценку хронистов: «более четырехсот тысяч человек». Должно быть, заверяют нас более реалистично настроенные историки, силы завоевателей состояли из шестидесяти тысяч человек, включая семьи, а количество собственно воинов не превышало и пятнадцати тысяч. Эта оценка выглядит достаточно правдоподобной, хотя не опирается ни на какие точные данные. Тем не менее один арабский автор указывает, что в данном случае подкрепления из Африки достигли десяти – одиннадцати тысяч человек. Что же касается поддержки внутри самой Испании, то его подсчеты оказываются еще более сложными и произвольными.
Не дожидаясь, пока иссякнет поток добровольцев, Абд-ар-Рахман избрал надежное войсковое подразделение и поручил командование карательной экспедицией Гехди ибн Зийя, задачей которого был захват или казнь Мунузы. Благодаря стремительности нападения эффект неожиданности, на который рассчитывал эмир, полностью оправдал себя. При появлении передовых отрядов Гехди, у плохо подготовленного Мунузы не осталось другого выбора, кроме как укрыться в своей столице Аль-Бабе.
Название Аль-Баб, что значит «крепкая дверь», по-видимому, говорит о том, что город находился на одном из пиренейских перевалов. Конд и Шенье пришли к выводу, который, кажется, соответствует действительности, что речь идет о Пуйсерде, римском «Castrum Liviae in Ceretania» (Замок Ливии в Каретании). Как бы то ни было, Мунуза, застигнутый врасплох внезапным появлением войск эмира, не сумел подготовиться к эффективной обороне Аль-Баба. Так что уже через несколько дней осады окруженный город остался без воды. Вынужденный отказаться от всякого сопротивления, Мунуза бежал из Пуйсерды в сопровождении Лампагии и нескольких слуг. Он покинул городские стены и пустился по хорошо известным ему тропам и расщелинам, чтобы добраться до уединенного ущелья. Видя усталость своих спутников и не желая их покинуть, он решился сделать привал. Отдых беглецов оказался коротким. Их подняли звуки шагов и голоса, и скоро они были окружены небольшой группой солдат, посланных на их поиски. Домашние Мунузы бежали; что же касается его самого, то, как пишет кордовский Аноним, чтобы не попасть живым в руки врагов, он сбросился с высокой скалы. Арабский историк утверждает, что он поднял меч и пал, защищая ту, кого любил, сраженный двадцатью ударами копья. Гехди ибн Зийя велел отрезать голову Мунузы и взял Лампагию в плен. Получив этот двойной подарок, Абд-ар-Рахман, воскликнул: «Во имя Аллаха! Не думал я, что в Пиренеях можно добыть такую великолепную дичь».
Очарованный красотой Лампагии, эмир отправил ее к Дамасскому халифу, который взял ее в свой гарем. Такие пленницы, обычно именитого рода, были для халифа самым ценным даром и иногда делили ложе со своим господином. Шенье видит в этом факте подтверждение мнения, которого придерживаются некоторые мусульмане, что один из их халифов был женат на франкской принцессе.
В ходе всего этого конфликта не наблюдается и следа вмешательства Эда Аквитанского. Однако герцог не нарушил своего слова. Будучи уверен в силе своего нового союзника, он неблагоразумно удалился от Пиренеев, чтобы защитить свои северные земли, атакуемые Карлом Мартеллом. Продолжатель Фредегара рассказывает об этой кампании крайне немногословно: «Карл перешел через Луару, обратил Эда в бегство, собрал большую добычу и вернулся в свою страну после того, как разграбил Аквитанию дважды за один этот год». Аквитанский агиограф того времени сообщает нам больше подробностей и позволяет взглянуть на эту экспедицию следующим образом.
Карл дошел до Берри намного раньше Эда, и его солдаты, которых аквитанский автор называет варварами, разграбили беззащитную страну, не щадя даже святынь. Бурж, столица, был вынужден капитулировать после неумолимой осады. Принцепс Австразии оставил там гарнизон и перешел через Луару в тот самый момент, когда в Берри ворвался Эд со своей армией. Последовала еще одна осада этого города, который Эд без труда отвоевал, изгнав франкский гарнизон. Затем аквитанский герцог исцелил раны разграбленной страны и восстановил порядок, повсюду выказывая человеколюбие, возрождая церкви и монастыри. Но то была половина победы, и Карл снова переправился через Луару, чтобы отомстить за эту неудачу. Вероятно, Эд поспешно покинул Берри, узнав о катастрофе, поразившей Мунузу в окрестностях Пуйсерды.
Здесь заканчивается драма и начинается эпопея.
Не успела голова Мунузы упасть с плеч, как Абд-ар-Рахман овладел провинциями, которые этот бербер втянул в свой мятеж. Теперь, став полновластным хозяином Аль-Андалуса и первоклассной армии, он решил, не откладывая, перейти через границы Испании и начать поход, чтобы со всей возможной быстротой разграбить галльскую страну Арморраалика, страну воды, каковой, по утверждению Плиния, Аквитанию сделали римляне, откуда и происходит наше название Гиени.
Именно в этот момент двойной целью Абд-ар-Рахмана становится набег и месть: наказать Эда за союз с мятежником и рассчитаться за гибель своих предшественников Эль-Самха и Амбизаха.
Карта 7
Маршрут арабов.
Таковы были планы, которые волновали душу эмира в Памплоне, когда он отдавал приказ к выступлению: «Остричь волосы!» Обратился ли он, согласно обычаю, за советом к астрологам, которые, играя числами, с помощью знаний о звездах оценивали своевременность того или иного решения? Этой гипотезе ничто не противоречит. Страстное желание славно сразиться с неверными наполняло воинов жестоким весельем. Их манила аль-ард-аль-Кабина, эта великая страна, покрытая густыми лесами, удобными для упорной обороны от захватчиков, эта Франджат за горами, богатая и почти бескрайняя. Эта огромная страна, расположенная между Пиренеями, Альпами, океаном, Эльбой и греческой империей, будила их алчность. «Остричь волосы». Так началось четвертое нашествие.
Есть все основания полагать, что Абд-ар-Рахман разделил свою армию на две группы. Те историки, которые полагают, что часть его сил погрузилась на корабли в портах Таррагоны и высадилась на побережье Септимании, чтобы соединиться с мусульманскими солдатами, расквартированными в Нарбонне и Каркассоне, опираются в особенности на кордовского Анонима. Et fretosa at plana praecalcans, пишет он, «…и ступая по морям, как по равнинам». Эта вторая экспедиция, в свою очередь, разделилась на два отряда, один из которых угрожал Тулузе, а второй добрался до берегов Роны. «Ветер ислама, – пишет арабский рассказчик, – с этих пор начал дуть на христиан со всех сторон. Правоверные преодолели Септиманию до Роны, Альбижуа, Руэг, Жеводан, Веле и подвергли их самому ужасному разграблению. То, что пощадил меч, предавалось огню». Легенды и хроники в этот момент говорят о разрушении Отена и осаде Санса. Не похоже, чтобы эти утверждения основывались на чистом вымысле, и эти два события вполне могут относиться к интересующей нас эпохе. Тем не менее уничтожение Отена, о котором повествует хроника Муассака, выглядит некоторым преувеличением. Благодаря сопротивлению своего епископа Эббона, более удачливый Сане сумел отразить атаки сарацин, которые в ходе одной из вылазок даже были застигнуты врасплох и разбиты. Несмотря ни на что, эти второстепенные рейды не имели заметных результатов, и вскоре произведенное ими впечатление было перекрыто смятением, вызванным главной атакой, которой командовал лично Абд-ар-Рахман.
Наброситься на Басконию и Аквитанию прямо с гор – таков был план мусульманского военачальника. Предыдущие попытки вторжения в эти провинции через долину р. Од потерпели неудачу. Кроме того, Абд-ар-Рахман искал нового пути в Галлию. Выйдя из Памплоны, он пересек страну иберийских васконов, чтобы углубиться в долину Анжана и пройти Пиренеи через знаменитый Ронсевальский перевал. Аноним и хроника Муассака утверждают, что он вступил в галльскую Басконию через долину Бидуза. Можно засвидетельствовать, что арабам для перехода через Пиренеи понадобилось только одно ущелье и при этом они двигались строем в одну колонну, и это позволяет думать, что все же их количество было ограниченным. Первым итогом этой войны стало методическое опустошение небольших провинций Бигорр, Комменж и Лабур, разрушение епископских городов Олорон и Лескар и завоевание Байонны. Один арабский писатель утверждает, достаточно правдоподобно, что Эд (которого он изображает графом этой границы) пытался сдержать натиск мусульман. После нескольких стычек, иногда заканчивавшихся в его пользу, Эд, который все-таки чаще терпел поражение, вынужден был отступать из города в город и от одной реки к другой. Был разрушен Ош, уничтожены Да и Эр-сюр-Адур, сожжено аббатство Сен-Север, как и Сен-Савен вблизи Тарба. Пал База. Продвижение мусульман было столь стремительным, что Абд-ар-Рахман вторгся на территорию Бордо, пришел под самые стены города и расположился напротив этого населенного пункта на левом берегу Жиронды.[165]165
В Средние века Гаронна не имела других названий, кроме Жиронды.
[Закрыть] Такое положение города относительно реки подтверждает наше впечатление, что город Бордо был осажден до того, как Абд-ар-Рахман развязал против Эда битву при Дордони, ставшую последним этапом их поединка.
Сколько времени продлилась эта военная акция, неизвестно; в конце концов Бордо был взят приступом. Согласно франкским хроникам, последовала ужасная резня, жители были перебиты, церкви, например св. Андрея, сожжены, в то время как монастырь Сен-Круа, находившийся за городской стеной, подвергся той же участи еще до падения города. Ни хроника Муассака, ни Исидор из Бехи, ни арабские историки не сообщают ничего подобного, утверждая лишь, что этот штурм был из числа самых кровопролитных.
Герцог Аквитании сосредоточил свои силы на правом берегу Гаронны, собрав всех, кто мог поддержать его ослабленную армию, старых друзей и соратников, ополчение, войска, наспех завербованные в соседней области. Он призывал людей защищать свои вотчины, чтобы избежать бедствий, которые сулило завоевание.
Абд-ар-Рахман не дал Эду времени укрепить свои позиции и раньше него подготовился к переправе через Гаронну. Прежде чем встретиться с герцогом Аквитании в решающем сражении, мусульманские войска поднялись по течению реки и захватили Ажан на другом берегу. Эд отважно ринулся на врага, но от его солдат было мало проку. Испугавшись, они плохо держали строй и скоро уступили натиску сарацин, бросились бежать и обрекли себя на полный разгром. Бойня была столь ужасной, что Аноним по этому поводу пишет: «Одному Богу ведомо число погибших». Эд покинул поле боя, захваченный потоком беглецов.
С этого момента Абд-ар-Рахман грабил Аквитанию в течение нескольких месяцев, не встречая ни малейшего сопротивления. Неприятель неуклонно двигался вперед, распространяя вокруг себя разорение и пожар. При подходе мусульманских банд жители покидали города, деревни и поля, а те мстили беглецам, сжигая все, что они оставляли после себя, – урожаи, фруктовые деревья, дома, церкви. Они превращали в развалины города, остервенело грабили и разрушали до основания монастыри. По-видимому, убежищем для перепуганного населения могли служить только города, способные хотя бы на слабое сопротивление. Рассказы беглецов никак не укладывались в рамки морали еще незатронутых завоеванием мест. В изобилии ходили истории о зарезанных жителях, распятых мучениках, оскверненных церквах, о безжалостном победителе, который разил, не различая возраста и пола. Ходили слухи, что после уничтожения монастыря Сен-Эмильен какой-то граф из района Либурна начал борьбу против арабов. Может быть, его приняли за самого Эда, потому что мусульмане оказали ему честь, отрубив ему голову. Об этом сообщают арабские историки, присовокупляя – добыча, состоявшая из имущества этого сеньора, была столь велика, что у каждого солдата в числе трофеев оказались топазы, гиацинты и изумруды.
И вот, посреди непрестанного кошмара, «которым Бог поразил грудь неверных», как говорит арабский автор Аль-Маккари, Абд-ар-Рахман решил продолжить свой поход. Хотя ему мешала добыча, он предложил расширить территорию похода. Вероятно, во время своего набега в Аквитанию он узнал о знаменитом аббатстве Сен-Мартен де Тур, и его богатства поразили воображение араба. Переправившись через Дордонь, Абд-ар-Рахман пустился наугад в раскинувшуюся перед ним страну. До сих пор никто не мог ему противостоять, и мы вправе думать, что в какой-то момент стремление к наживе у него уступило место мысли о завоевании. Тем более что он с легкостью опустошил окрестности Периге, Сента и Ангулема. Французские церковные анналы гласят, что он оставлял на своем пути «длинный след из огня и крови». Перигор, Сент и Ангулем пали. Мусульмане переправились через Шаранту и продолжили свой поход, «подобно буре, сметающей все, потрясая мечом, для которого не было ничего святого».
Как мог Абд-ар-Рахман ибн Абдаллах эль-Гафики предугадать, что Аллах уготовал ему гибель?