Текст книги "Ужасы на Западе"

Автор книги: Жан Делюмо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 30 страниц)

Глава X
ПОДРУЧНЫЕ САТАНЫ (III): ЖЕНЩИНА

1. Обвинения, уходящие в глубь веков

В Западной Европе антииудаизм и гонение на ведьм совпали по времени. И это не было случайностью. Женщины, как и Жид, считались опасными подручными Сатаны. Такого мнения придерживалось духовенство и гражданское население. Это отношение имеет долгую историю, но было сформулировано с исключительной недоброжелательностью именно тогда, когда развитие литературы, искусства, придворной жизни и протестантского богословия способствовало повышению общественной значимости женщины. Следует провести анализ этой сложной ситуации и выявить механизм превращения посредством правящей культуры спонтанного страха в осознанный коллективный страх.

Отношение мужчин к представителям "второго пола" всегда было противоречивым в диапазоне от любви до ненависти, от восхищения до вражды; описание этих чувств можно найти и в Библии, и у древних греков. Начиная с каменного века до эпохи романтизма женщиной восторгались: сначала это была богиня плодородия с надлежащими формами, образ неисчерпаемой природы, в Афинах – богиня мудрости, а Дева Мария символизирует милосердие и божественную доброту. Женщина вдохновляла поэтов от Данте до Ламартина и, по словам Гете, женщина возвышает нас. Св. Иоанн, в детстве был плохим учеником. Однажды он молился перед статуей девы Марии. Статуя ожила и произнесла: "Иоанн, прильни своими устами к моим и ты преисполнишься знанием. Не бойся!" Дитя сначала не решался, затем прильнул устами к статуе Богоматери. Одного поцелуя было достаточно, чтобы он познал все искусства и великую мудрость.

На протяжении веков почитание женщины сочеталось со страхом, испытываемым представителями другого пола, особенно в обществах с патриархальным укладом. Природа этого страха не была изучена и до настоящего времени пренебрегалась психологами. Однако взаимная враждебность двух составляющих человечества, по-видимому, существовала всегда и характеризуется всеми чертами неосознанного и импульсивного проявления чувств. Изучение этого вопроса важно хотя бы для определения роли этого фактора наряду с такими, как совместимость и свобода каждого из партнеров при создании семьи.

Причины страха мужчины перед женщиной более сложные и многочисленные, чем определенные Фрейдом как страх кастрации, который, в свою очередь, является следствием желания женщины обладать мужской плотью. Эта концепция недостаточно обоснована и искусственно привнесена в психологию сторонниками мужского превосходства. Тем не менее Фрейд прав в том, что в лсенскои сексуальности все непонятно и трудно поддается анализу. Симон де Бовуар считает, что для женщины ее сексуальность остается непонятной, скрытой и мучительной, потому что она не осознает себя в ней и не признается в своем вожделении. Для мужчины роды всегда будут загадкой, и в этом смысле прав Карен Хорней, считая, что именно это определяет страх, который внушает мужчине женщина. Роды приближают женщину к природе, но также являются причиной всевозможных запретов, табу, обрядов; они превращают женщину в загадочную «дарохранительницу». Поэтому так различны и вместе с тем нераздельны судьбы двух партнеров человеческой истории: женское начало представляет природу, а мужское – историю. Поэтому матери везде и всегда одинаковы, тогда как отцы более обусловлены. Находясь ближе к природе и владея ее секретами, женщина во все времена считалась способной предсказывать будущее, лечить и вредить известными только ей способами. Мужчины, в свою очередь, чтобы остаться на высоте положения, определили себя носителями рационального в противоположность женской инстинктивности, более, чем они, подверженной мечтательности, неосознанности и непредсказуемости действий. Учитывая весь комплекс причин, отсутствие взаимопонимания между представителями обоих полов может, быть выявлено на всех уровнях. Женщина остается для мужчины вечной загадкой – он не знает, чего она хочет (именно по выражению Фрейда). Она хочет, чтобы мужчина был героем, но старается удержать его около себя, то есть презирать его, если он повинуется ее желанию. Женщина вся состоит из противоречий, во всяком случае до тех пор, пока мужчина не начинает понимать, что она предмет его вожделений и стремление к стабильности. Оба условия необходимы для функции созидания, которой наделена женщина.

Загадка материнства, еще более, чем женская физиология, связана с лунным календарем. Мужчину влечет к женщине, но и отталкивает от нее из-за месячных циклов, запахов, выделений, отторжения плоти при родах. Известно печальное изречение Св. Августина "в грязи и испражнениях мы рождаемся". С течением времени в разных странах зародились всевозможные запрещающие обычаи – женщина во время месячных циклов считалась нечистой и опасной, следовательно, ее нужно было удалить, чтобы она не могла навредить. Роженица также считалась нечистой, и существовал обряд очищения, для того чтобы женщина после родов вновь была принята своим обществом. Во многих цивилизациях женщина не допускалась к исполнению некоторых обрядов как существо изначально испорченное. Отвращение к слабому полу было усилено также тем, что женщина, которая является самым близким существом для мужчины, быстро стареет и это происходит более заметно, чем у мужчин. Эта тема уходит корнями в древнее прошлое и отражена в литературе и живописи в образе женщины со старческими спиной, грудью и животом. Облеченная моралью, эта тема вошла в христианство, но и в дохристианской культуре встречаются изображения женщины с разложившимся чревом. Не является ли это причиной того, что парфюмерный арсенал женщин в глазах мужчин всего лишь средство скрыть старение.

На протяжении многих веков отношение к женщине было двойственным – как к существу, дающему жизнь и предвещающему смерть. В частности, оно нашло отражение в культе богини-матери. Мать – земля кормилица, но ее чрево – это также последнее пристанище усопших. Она подобна критским урнам, в которых хранили воду, вино и зерно, но также прах умерших.

Симонa де Бовуар в книге "Второй пол" пишет:

"Лицо мрака, оно хаос, из которого мы все вышли и в который однажды должны возвратиться… Ночь царит в тисках земли. Эта ночь – вечная угроза человеку, а обратная сторона плодородия – страх".

Не случайно во многих цивилизациях именно на женщин возлагалось исполнение похоронных обрядов. Потому что считалось, что они теснее мужчин связаны с вечным круговоротом природы – от рождения к смерти и от смерти к жизни. Они созидают, но они же и разрушают. Отсюда появились разнообразные образы богини смерти и многочисленные легенды о чудовищах в женском обличье. "Мать, пожирающая своих детей "(Медея и пр.), является столь же распространенным образом, как и сам каннибализм, и таким же древним, как человечество. Образ людоеда-мужчины, напротив, встречается редко. В XV–XVII вв. за обвинениями ведьм в убийстве младенцев, чтобы принести их в жертву Сатане, в подсознании людей скрывался все тот же застарелый страх перед женщинами-демонами, убивающими новорожденных детей. Самым грандиозным символом женщины, созидающей и вместе с тем разрушающей, безусловно является индийская богиня Кали – мать мира. Эта прекрасная, но кровожадная богиня очень опасна, и для ее умиротворения нужна ежегодная жертва многих тысяч животных. Она воплощает принцип материнской слепоты, которым движет круговорот природы. Она производит взрыв зарождения жизни и вместе с тем слепо сеет чуму, голод, засуху, войны. В эллинской культуре образу богини Кали в какой-то степени соответствуют Амазонки, пожирающие человеческую плоть, Парки, обрывающие нить жизни, безумные, мстительные и ужасные Эринии, настолько страшные, что греки боялись произносить их имя. Тот же мужской страх перед слепым женским чувством выражен в "Безумной Марго" Брейгеля.

Таким образом, страх мужчины перед женщиной не ограничивается боязнью кастрации, названной Фрейдом. Боязнь лишиться полового органа может быть одной из причин мужского страха, но ее не следует рассматривать вместе с постулируемым без достаточных оснований желанием женщины завладеть мужской плотью. Мифология истории болезней и сама история действительно подтверждают наличие у мужчин страха кастрации. У американских индейцев существует более трехсот версий легенды о женском половом органе, ощетинившимся зубами (или змеиными жалами, согласно индусскому варианту). В "Молоте ведьм" страху лишиться полового органа посвящена целая глава (часть I гл. IX): "Действительно ли ведьмы обладают даром внушения, что мужской член исчез или отделился от тела?" На этот вопрос ответ положительный – да, поскольку демоны и вправду могут отнять у мужчины его пенис. Этот вопрос содержится в большинстве трактатов по демонологии эпохи Возрождения, тогда же верили в чудодейственную силу завязанного узелка, способного лишить жертву на время или окончательно мужской силы.

Женщина вызывает в подсознании мужчины тревогу не только потому, что она судит о его мужском достоинстве, но еще и потому, что она в его глазах подобна священному ненасытному огню, все поглощающему и который нужно все время раздувать. Мужчина страшится сексуального каннибализма своей партнерши, видя в ней мифический образ огромной женщины-людоеда, сметающей все на своем пути. Он представляет себе Еву безбрежным океаном, в котором затерялся его хрупкий кораблик, бездной, которая может его поглотить, бездонным озером, глубоким колодцем. Женская бездонность символизирует погибель, и мужчине следует противиться страстным призывам Цирцеи и Лорелеи. Мужчина никогда не побеждает в сексуальной дуэли. Женщина для него всегда фатальна, она мешает ему быть самим собой, реализовать духовное начало, найти путь спасения. Будь то жена или возлюбленная, женщина всегда была для мужчины тюрьмой, поэтому перед длинной дорогой и большим начинанием он должен воспротивиться женскому соблазну. Так поступали Одиссей и Кетцалькоатль. Поддаться чарам Цирцеи означает потерять самого себя. Тема мужчины, погубленного из-за женских чар, фигурирует и у американских индейцев, и в поэмах Гомера, и в суровых трактатах контрреформации.

Долгое время считалось, что дружба между женщиной и мужчиной невозможна. Мари-Одиль Метраль пишет, что "дружба – это изобретение мужчин для подавления древнего страха перед женщиной. Узы дружбы призваны обезвредить женские чары, власть женщины и ее сговор с природой. Нужно поработить женщину, чтобы обуздать ее опасную натуру, обусловленную ее изначальной нечистотой и загадочной силой".[25]25
  M.-O.Metral, Le mariage. Les hesitations de l'Occident, P., 1977.


[Закрыть]

Женщина как олицетворение великолепного зла, наслаждения смерти, ядовитости и лжи, обвинялась представителями другого пола в том, что принесла на Землю грех, горе и смерть. Греческая Пандора и библейская Ева совершили первородный грех, одна, открыв урну несчастий, вторая, вкусив запретный плод. Человек искал виновного за свои страдания, неудачи, исчезновение земного рая и нашел его в лице женщины. Можно не доверять существу, наиболее опасному тогда, когда оно улыбается. Срамное место женщины стало символом засасывающей топи ада.

Таким образом, страх перед женщиной не был только выдумкой христианских аскетов. Христианство усвоило существовавший ранее страх и использовало это пугало до XX века. Это говорит о том, что антифеминизм XIV–XVII вв. не был новой темой в богословии, однако чтение Евангелия в то время грешило неточностью. В евангелических текстах, доводящих до нас учение Христа, говорится о "дыхании кротости, снисходящей и на женщин, и на прокаженных" (Симон де Бовуар), и о революционном для того времени равенстве между мужчиной и женщиной. Фарисеям на вопрос, по всякой ли причине позволительно человеку разводиться с женой своею, Христос отвечает: "Не читали ли вы, что сотворивший вначале мужчину и женщину сотворил их? И сказал: посему оставит человек отца и мать и прилепится к жене своей и будут два одной плотью" (от Матфея, XIX, 4–5).

В этом смысле отношение Иисуса Христа к женщине было новаторским и шокирующим даже его учеников. Еврейские женщины не были предметом проповедей раввинов, они не допускались к храмовым обрядам. Христос же окружает себя женщинами, охотно беседует с ними, считает их личностями, особенно если они презренны (самаритянка, кающаяся грешница). Он включает женщин в свои проповеди: "…он проходил по городам и селениям, проповедуя и благовестуя Царствие Божие и с Ним двенадцать".

И некоторые женщины, которых он исцелил от злых духов и болезней: Мария, называемая Магдалиною, из которой вышли семь бесов, и Иоанна, жена Хузы, домоправителя Иродова, и Сусанна, и многие другие, которые служили Ему именем своим (от Луки, XIII, 1–3). В день смерти все ученики, кроме Иоанна, покинули Господа, но женщины остались верны ему. И они первыми будут свидетелями его воскресения – в этом сходятся все четыре Евангелия. Но с самого начала, со Св. Павла, Церковь с трудом соединяла теорию с практикой. Равенство, провозглашенное Евангелием, не привилось в странах, принявших христианство, вследствие их культурного уровня. Провозглашению спорного тезиса о "равенстве достоинств" противостояли, с одной стороны, патриархальный уклад еврейского и греко-римского обществ, а с другой духовная традиция, которая, пройдя долгий путь развития от пифагорейцев через Платона к стоикам, призывала к отказу от земной действительности, к презрению физического труда и плоти (вся женщина в утробе своей). Св. Павел стоит, безусловно, у истоков двойственного отношения к женщине в христианстве, заявив, что "нет ни греха, ни иудея… ни раба, ни свободного человека, ни мужчины, ни женщины: потому что все вы едины в Иисусе Христе" (Поcл. к галатам, III, 8). Но, будучи сыном и учеником фарисея и в то же время римским гражданином, он во многом способствовал тому, что женская доля сводилась к подчинению как в семье, так и в церкви, куда ей было запрещено входить с непокрытой головой. Ссылаясь на второй стих Сотворения мира, он поучал: "не мужчина создан для женщины, а женщина для мужчины". Что касается супружеских отношений, то христианский догмат стал выразителем безусловного и неограниченного подчинения женщины мужчине:

"Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу. Потому что муж есть глава жены, как и Христос глава Церкви, и он же спаситель тела. Но как Церковь повинуется Христу, так и жены своим мужьям во всем" (К ефесянам, V, 21–24).

Женщина исключалась из руководства в религии. При этом делалась ссылка на Св. Павла: "Жены ваши в церквах да молчат, ибо не позволено им говорить, а быть в подчинении, как и закон говорит. Если же они хотят чему поучиться, пусть спрашивают дома у мужей своих, ибо неприлично жене говорить в церкви" (1-е к коринфянам, XIV, 34–35). Интерпретация этих слов Фомой Аквинским еще более категорична: "Я не позволю женщине поучать и управлять мужчиной". Правда, позднее толкователи Святого Писания считали эти слова включениями в первоначальный текст. Но, с другой стороны, Св. Павел неоднократно высказывал свою признательность женщинам за их проповедническую деятельность. Безусловно он не был женоненавистником; остается предположить, что он выражал то отношение к женщине, которое было характерно для его времени. Следует также отметить усиление пренебрежения к женщине в христианской культуре в свете ожидания Второго пришествия, которое считалось реальным и довольно скорым, а вместе с этим восхищение непорочностью и целомудрием и возложение вины за библейское грехопадение на женщину (Сотв. мира, III, 17).

Неудивительно поэтому, что произведения первых христианских писателей и отцов церкви грешили антифеминизмом. Так, обращаясь к женщине, Тертульен говорит: "Ты должна всегда пребывать в трауре, лохмотьях и раскаянии, чтобы искупить вину свою за погибель рода человеческого… Женщина, ты врата дьявола, ты первая прикоснулась к древу Сатаны и нарушила божественный закон". За агрессивностью и избыточным аскетизмом Тертульена скрывается все то же отвращение к загадке природы и материнству. В «Моногамии» он с отвращением говорит о приступах тошноты во время беременности; о кормлении грудью и прискорбных изменениях женской фигуры после родов.

Эта тема повторена Св. Амбруазом, разоблачающим супружество. Восхищаясь непорочностью, он призывает к тому, что впоследствии и надолго стало феминизмом: лишь по крайней нужде можно выйти замуж, материнство приносит одни огорчения и неприятности, лучше отказаться от этого, найдя свой удел в целомудрии, высшем, почти божественном состоянии. Св. Иероним рассматривает супружество как греховный дар. Советуя девицам оставаться непорочными и осуждая библейскую заповедь "Плодитесь и размножайтесь", он пишет:

"Вы скажете, что я принижаю значение супружества, благословенное Богом? Я не принижаю супружество и не восхваляю непорочность. Потому что никому не дано сравнить зло с добром. Да возгордятся жены, заняв место позади девственниц! В Писании сказано: "Плодитесь и размножайтесь!" Пусть плодятся и заселяют Землю те, кто этого желает. Твоя же когорта ждет тебя на небесах. Подумать только – плодитесь и размножайтесь! Эта заповедь появилась после исчезновения рая, фигового листа и наготы, которые возвестили о безумстве брачных объятий".

В христианской культуре секс рассматривался преимущественно как грех. Супружеству, которое ведет к сладострастию, противопоставлялось божественное созерцание. По словам Мари-Одиль Метраль, "непорочность, как физическая целостность, очищение души и посвящение себя Богу, ведет к истоку и бессмертию, которые находят в ней свое выражение". Половое влечение считалось смущением души, дурным, ненасытным вожделением. Со времен апостолов церкви была сформулирована серия отношений, которые Мари-Одиль Метраль располагает следующим образом:

девственность – божественность

брак – животность

2-й брак – разврат

вдовство – святость

Отныне в церковных кругах утверждается как очевидная истина, что «непорочность и целомудрие занимают и пополняют места в раю» (формулировка XVI в.). Восхваляя женскую непорочность, богословие в то же время продолжало подводить теоретическую базу под отвращение к женщине, которое было неосознанно унаследовано христианством от предыдущих культур. Вопрос стоял о примирении антифеминизма и евангелического учения о равном достоинстве мужчины и женщины. Св. Августину удается сделать это благодаря поразительному различию, которое он установил между мужчиной и женщиной: оказывается, любое человеческое существо обладает бесполой духовной стороной, душой, и телом с выраженными половыми признаками. Мужчина являет собой полное подобие Бога, а женщина подобна ему только душой, тело же ее постоянно противится разуму. Как существо низшее, женщина должна подчиниться мужчине.

Эта концепция, еще более жесткая в высказываниях, приписываемых Св. Августину и Св. Амбруазу, вошла в Декрет Грациана (1140–1150 гг.) и стала основным источником церковного права вплоть до начала XX в. Вот что можно в нем прочитать:

"Человек (Адам) создан по образу Бога, и от него пошли все люди, он получил от Бога, будучи его наместником, право власти, потому что он – образ единого Бога. Потому что женщина не создана по образу Бога".

Затем Грациан использует текст, приписываемый Амбруазу:

"Не случайно женщина создана не из земли, как Адам, а из его ребра. Потому что Бог не создал одновременно мужчину и женщину, или пару мужчин и женщин, а создал сначала мужчину, а из него – женщину".

Как видно, Св. Фома Аквинский не был первым в проповедях о несовершенстве, в том числе и духовном, женщины, которая должна подчиняться мужчине, "потому что у него больше ума". Аргументы религиозного характера он уравновешивает некоторыми положениями из философии Аристотеля: в процессе воспроизводства потомства активная роль принадлежит мужчине, а женщина является лишь плодовместием. Поэтому, если говорить о поле, то существует только мужской род, а женщина – это всего лишь неудавшийся мужчина. В религиозной и юридической литературе можно без труда найти такой стереотип: слабоумный от природы человек – это женщина, поддавшаяся соблазну искусителя. Поэтому она должна быть под опекой. "Женщине нужен муж не только для того, чтобы он заронил в нее зерно жизни, но чтобы подчиняться ему, потому что мужчина преисполнен ума и добродетели".

Вместе с тем Св. Фома Аквинский пытался заменить религиозное объяснение различных запретов, связанных с менструальной кровью, философскими рассуждениями в рамках системы Аристотеля, которые в то время можно было считать научными. По его мнению, менструальная кровь образуется в результате пищеварения и служит для образования тела зародыша. Иначе, как бы могла Дева Мария зародить Иисуса. Но не так просто было преодолеть многовековые традиции запретов. В течение всего средневековья многие богословы (Исидор Севильский, Руфин Болонский и др.), канонисты, толкователи Декрета Грациана, продолжали верить в нечистоту менструальной крови, ссылаясь при этом на "Естественную историю" Плиния. Эта кровь полна злодеяний, она мешает растениям, губит их и не дает им расти, из-за нее ржавеет железо, исходят злобой псы. В такой момент женщина не допускалась к причастию, то есть к церкви. А отсюда и более общие запреты для женщин, такие, как совершать службу, прикасаться к святым сосудам, исполнять обряды.

Так христианское средневековье обобщило, обосновало и приумножило женское несовершенство, существовавшее в предыдущих культурах.

Тем более что значительная часть культуры находилась в руках холостяков, которым ничего не оставалось другого, как восхищаться целомудрием и срывать злость на соблазнительницах, искуса которых они так боялись. Страх перед женщиной пронизывает монашескую литературу, которая время от времени предавала анафеме лживые и дьявольские прелести любимой сообщницы Сатаны.

Одон, аббат де Клюни (X в.) пишет:

"Физическая красота остается чисто внешней. Если бы мужчина увидел женщину изнутри, это вызвало бы у него отвращение. Мы кончиком пальца не можем дотронуться до плевка или навоза. Так как же можно поцеловать целый мешок с нечистотами?"

Марборд, епископ в Рене, затем монах в Анжере (XI в.), предупреждает:

"Среди неисчислимых ловушек, искусно расставленных врагом нашим по долам и горам, самой опасной и неизбежной является женщина, лоза, родящая несчастья, корень всех пороков, зачинщица всех мировых склок… Женщина – это нежное зло, свеча и ад, медоточивым кинжалом пронзающая сердце даже святого".

Естественно, что для самооправдания монахи старались отвратить и остальных от брака. Рожэ из Кан писал в XI в.:

"Поверь мне, брат, все мужья несчастны. Если супруга неприглядна, то она ему отвратительна и ненавистна. Если она красива, то он боится, как бы у нее не было поклонников. Красота и добродетель несовместимы. Посмотришь иной раз, как жена ластится к мужу, задабривая его поцелуями, и становится ясно, что в душе своей она копит яд. Женщине ничего не страшно; она полагает, что ей все дозволено".

Многочисленные средневековые скульптуры отражают суть этих несправедливых и отвратительных проповедей, основанных на примитивном противопоставлении белого и черного, где белое – это мир мужчины, а черное – мир женщины. В Шарлье и Муасак есть изображение обвитой змеей женщины, в срамное место которой впилась огромная жаба. В Руанском соборе изображен танец Иродиады, в соборе в Оксер – девица, оседлавшая козла. Это всего лишь четыре примера из тысячи.

Но не будем и мы односторонними в своих оценках. В средневековье была упрочена экзальтация Девой Марией, которой посвящены бессмертные произведения искусства. В этот период зародилась куртуазная любовь с культом физической привлекательности, поднявшая женщину на пьедестал так, что она стала повелительницей влюбленного в нее поклонника и его идеалом. Брачный культ и литература трубадуров имели большое значение и, по-видимому, впоследствии повлияли на упрочение положения женщины. Но это было впоследствии. А в средневековье они делали из женщины исключительное, недосягаемое существо, которое вовсе не представляло собой женщину. Восхищение Девой Марией имело оборотную сторону – принижение сексуальности. Что касается куртуазной литературы, то она не могла повлиять на социальную структуру. Кроме того, в ней самой было противоречие. Чистая любовь передавала инициативу в руки женщины, беря верх над распространенным ранее отвращением к ней, и в то же время не отрицая сексуальной стороны. Так называемое «испытание» предполагало наготу, объятия и ласки партнеров, но исключало мужской оргазм. По сути, это были элементы эротической техники и полового наслаждения, которые порывали с вульгарным и враждебным к женщине натурализмом второго "Романа о Розе". Но куртуазная любовь возвышала и даже обожествляла лишь немногих исключительных женщин и женский идеал как таковой. При этом большая часть представительниц слабого пола не были ее предметом. Этим можно объяснить изменения в воззрениях Андрэ Ле Шапелена, который выпустил две книги, воспевающие достоинства дамы сердца и подчинение ей поклонника; а затем в 1185 г. в книге "О любви" набрасывается с едкой бранью на женские пороки. Этим объясняется также парадокс перехода от куртуазной и платонической любви – любви Петрарки к Лауре, существу ангельскому и бесплотному, которая далека от повседневных забот замужества, к вражде к реальной женщине, той, которую считают дьявольской силой.

"Женщина… это сущий дьявол, враг благодати, источник нетерпеливости, причина склок, и мужчине нужно подальше держаться от всего этого для собственного спокойствия. Пусть сочетаются браком те, кого прельщают постоянное присутствие супруги, ночные объятия, визг детей, муки бессонницы. Мы тоже, если это в нашей власти, утвердим свое имя талантом, а не браком, книгами, а не детьми, и с помощью добродетели, а не жены".

Вот уж действительно признание эгоиста и женоненавистника, хотя сделано оно "первым человеком Нового времени".