Текст книги "Путник. Легенда о забывчивом попаданце (СИ)"

Автор книги: Жан Даровский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Жан Даровский

Путник: легенда о забывчивом попаданце

Глава 1. Жила и нож

   Нож это друг, это соратник, это брат. Единственный верный защитник. И если ты можешь убежать или отступить, то нож не сделает этого никогда. Хотя, вся его самоотверженность и твердость – это всего лишь твердость твоей руки.

   Нож – наши клыки, наши когти потерянные много лет назад. Холодный и блестящий, безупречный, нож жмется к рукам и порой кажется слабым и нежным, как лепесток цветка или тонкий сверкающий лед. Мы дарим ему жизнь, а он нам – победу. Нож рвет врага, кромсает на куски, бросая к нашим ногам поверженных, менее сильных, менее ловких, менее бойких и стремительных. Оружие, наверное единственное, что можно любить. Оно нас не предает даже убивая. Ведь погибель исходит не из гладкой стали, а из теплых человеческих рук...

   Так я думал, шагая по лесной дороге и чувствуя, как припрятанный в сапоге нож нагревается о тело, будто становясь живым. Я этот нож совсем недавно приобрел. Мы с ним еще не притерлись до конца, не сошлись.

   Я всегда относился к оружию, как к чему-то живому, ведь без него в нашем мире не проживешь, как и, пожалуй, в любом другом из миров. Еще я раздумывал о том, что кроме ножа мне, конечно, не помешал бы еще меч или топор – это бы было совсем хорошо. Но для серьезного оружия нужны приличные деньги, а их у меня пока что не имелось и даже не намечалось, а соответственно не намечалось в ближайшее время ни оружия, ни доспехов, ни коня, ни даже еды.

   Я плелся по дороге, петляющей среди ивовых кустов. Стоял жаркий солнечный день. Зной не особо меня пугал, ведь я шел в ближайшее поселение, рядом с которым по моим расчетам находился большой водоем. Можно будет искупаться. Только какое купание на голодный желудок....

   Я шел долго, пока местность не начала изменяться. Лохматый ивняк сменился соснами, а дорога вывела меня к обрыву, с которого открылся удивительный пейзаж. Внизу, под обрывом находилось огромное озеро, по которому плавали острова. На каждом из них стояли избы, кажущиеся с высоты игрушечными. От острова к острову вели деревянные мостки.

   "Пятый дом" – прочитал я резную надпись на столбе, стоящем в начале бревенчатой лестницы, ведущей вниз с обрыва к поселению.

   Место выглядело тихим и спокойным, поэтому я решил попроситься там на постой. Спустившись, прошел по деревянному мостику к ближайшей избе, окруженной невысоким палисадником. У входа на меня накинулась одноухая серая собака, побрехала, потом повиляла хвостом и, толкнув мордой калитку, скрылась за ней. Спустя миг ко мне вышел хозяин и сурово спросил:

   – Паломник?

   – Нет.

   – Воин?

   Я кивнул. Пусть думает, что так и есть. Какой из меня воин? Нет ни оружия, ни доспехов, ни шрамов на лице...

   – Входи, – хозяин проводил меня внутрь.

   В доме было тепло, пахло цветами жасмина и березовой корой. Я огляделся и сел на лавку, на всякий случай поближе к окну. Вошла жена хозяина. Принесла корзину с хлебом, потом достала масло и молоко. Я стал есть, так как был голоден. Хозяин сел напротив меня и отрезал себе ломоть белой булки:

   – Как тебя зовут, – спросил он не слишком вежливым тоном. Он был из тех больших и грубых мужиков, у которых напрочь отсутствуют две вещи – вежливость и злоба.

   – Жила, – ответил я.

   Он оглядел меня и ухмыльнулся.

   – Вижу. И давно идешь?

   – Может день, может два.

   Хозяин вздохнул тяжко и продолжил свой допрос:

   – Чего по пути видел?

   – Змеехваты видел. Два кордона проходил, там солдат видел. И еще видел... Невозвращенца...

   Хозяин кивнул хмуро:

   – Про невозвращенца не рассказывай. Не надо.

   Я согласился, что про невозвращенца говорить не стоит. Недоброе они несут, невозвращенцы эти.... В наших землях стать одним из них – значит пропасть. В наших землях есть Дома и есть пути, по которым можно путешествовать от одного Дома к другому. Дом – это поселение: деревня или село. Дом меньше города, а город – это Дом Изначальный.

   Все пути идут через леса и болота, в которых властвуют нежить да нечисть. Если собьешься с пути, сойдешь с него – пиши пропало. Вернуться назад уже не получится, а выжить тем более. Поэтому и нет страшнее для нас, местных слова, чем "невозвращенец". Невозвращенцы, они с пути сбились и вдоль него бродить продолжают, считая часы до своей гибели. Страшно их повстречать: их глаза полны отчаяния, а губы перекошены от немого крика. Нет им спасенья, оттого и смотреть на них жутко...

   Хозяин не спрашивал меня, куда я иду и зачем. Расспрашивать о пути не принято – злые духи могут подслушать, а потом запутать, сбить с дороги. В дверь, толкаясь и крича, вбежали дети. Замерли на секунду, увидев чужака, но тут же успокоились и, не прекращая возню, расселись по лавкам. Две девчонки лет по тринадцать, пара малышей и паренек лет пятнадцати. Хозяин вышел, оставив меня с детьми. Они поели и опять убежали прочь, как стая щебечущих птиц. Со мной остался только самый старший.

   – Издалека пришел? – спросил он меня тоном копирующим тон его отца.

   – Да.

   – А ты, наверное, много где был?

   – Был, – ответил я.

   – Расскажешь? – паренек донимал меня вопросами.

   – Расскажу, – согласился я. – Только как тебя зовут-то?

   – Адьяг, – гордо сказал парнишка.

   Только сейчас, когда солнце скрылось за тучей, и в комнате воцарился серый сумрак, я заметил желтые огоньки в глазах хозяйского сына.

   – Ты Умеющий? – наверное, мой голос дрогнул и этим напугал мальчика.

   – Ага, – кивнул он гордо. – Превращаться умею

   – Волчище значит? – улыбнулся я, хитро прищуриваясь.

   – Вот и нет, – пацан даже подскочил от возмущения, – я же сказал – Адьяг.

   – Это же твое имя? – не понял я.

   – Не просто имя, – пояснил он, – к нам монах один странствующий приезжал. Он рассказывал про зверя, наподобие волка, который живет у моря и ловит морских черепах. Видал!? – он закатал рукав серой льняной рубахи и показал мне набитую на загорелой, уже начавшей обрастать мускулами руке татуировку в виде звериной головы, сжимающей в пасти черепаший панцирь. – Такой зверь адьягом зовется. Я и есть Адьяг. Но все меня кличут просто Адькой.

   – А мне тебя как называть?

   – А как хочешь, так и называй.

   – Тогда буду называть как все, – кивнул я.

   Утром мы с Адькой пошли бродить по окрестностям. Сначала долго шли по деревянным мосткам от одного дома к другому. Народу нам по пути попалось много: мужики, бабы, дети. Почти у каждого двора паслись длинноногие зеленоглазые кони. Они переступали стройными ногами и весело потряхивали гривами, едва нас увидев.

   По дороге Адька все болтал без умолку, рассказывая разные байки про своих соседей:

   – Тут живет тетка Пятерня. Знаешь, почему Пятерня?

   – Почему?

   – Потому что у нее всего по пять: пять сыновей, пять кошек, пять собак, пять куриц и овец тоже пять.

   – А конь-то один, – я кивнул на привязанного к изгороди черного с подпалинами жеребца, который сидел на заду привалившись спиной к телеге и зевал во всю пасть, усеянную острыми как бритвы квадратиками зубов.

   – Твоя правда, один! – изумился Адька, – а нет! У нее еще пара жеребят в сарае стоит и две коровы.

   – Ну, ты даешь, – возмутился я, – коня с коровой поравнял.

   – А какая разница-то? – невозмутимо ответил Адька, – мы вон в том году корову в телегу запрягали, и в плуг тоже.

   – Ясно все с тобой, – отмахнулся я, про себя подумав, что адькино невежество есть лишь результат его деревенского воспитания.

   Наконец мы оказались возле большой реки, и пошли вдоль берега.

   – В церковь пойдем, – ни с того ни с сего вдруг заявил Адька.

   – Откуда здесь церковь? – поинтересовался я насторожившись.

   Церкви обычно строили Механики. Но Механики жили в городах и никогда не заглядывали в подобную глушь. Хотя, если поковыряться в истории, то можно вспомнить, что когда-то, на заре своего могущества, Механики распространяли свою религию повсеместно. Наверное тогда и была построена церковь и в этом Доме.

   – Механики построили, – Адька подтвердил мои догадки, – смотреть пойдешь?

   – Пойду, – кивнул я.

   Я был обрадован предоставленной судьбой возможностью побывать в обители Механиков.

   – Тебе понравится, – радостно предупредил меня Адька, – Там чисто и красиво, а под самым потолком всякие шестеренки и колеса виднеются – от Механиков остались. В общем, есть на что поглазеть.

   – Ясно. Я смотрю, тихо у вас тут, спокойно.

   – Не, – расстроено выдохнул Адька, – это в соседних Домах тихо, а у нас – нет. У нас тут душегуб бродит.

   – Кто? – не понял я.

   – Душегуб. Людоедище поганое, – глаза Адьки гневно сверкнули, – ходит тут, девок ловит и жрет, только кости остаются...

   – Так вот среди бела дня и ходит?

   – Нет, что ты. Днем он в ивняке таится, а вот вечером, как только кто из девок или баб за водой на ночь глядя пойдет – он тут. Как тут.

   – Так он кто? Человек или нечисть? – уточнил я.

   – Какой там человек, – горестно вздохнул Адька если только по виду.

   – Так ты что, видел его?

   – Нет, рассказывали. А я только следы отыскал. Жаль, что не могу я еще превращаться, а то бы по запаху гада нашел, – Адькины глаза снова загорелись желтым огоньком.

   – Ничего, научишься, – успокоил его я, – сначала от страха или боли превратишься, а потом поймешь, как это делается, и научишься по желанию превращаться.

   Тем временем мы подошли к церкви. Я не видел раньше ничего подобного даже в больших населенных пунктах, а то, что увидел здесь, меня потрясло. Метрах в ста от берега прямо из воды поднималась белая башня с золоченым куполом-луковицей. Я даже рот открыл от удивления и восхищения. Адька, которому удалось удивить меня второй раз за день, просто сиял.

   – А внутрь как попасть? – тут же спросил я.

   – Как-как, переплыть! – сказал Адька невозмутимым поучительным тоном и не раздеваясь, полез в воду. Я сунулся за ним, тоже в одежде. Поплыли. Вода была теплой у берега, а рядом с каменной стеной меня пробрало до костей. Отплевываясь и фыркая, Адька заявил, что тут очень глубоко. Я не спорил. Темная вода уходила вниз многометровой массой.

   Мы обплыли стену вокруг и оказались около окна. Высота позволяла подтянуться на руках и оказаться внутри. Так и сделали.

   Адька со знанием дела забрался внутрь. Я не доверял этому старому и величественному сооружению, а вот Адьке доверился сразу и полностью. Дружба с первого взгляда, так сказать. Я сам себе улыбнулся.

   Внутри церкви оказалось не так темно, как мне показалось сначала. Внизу, прямо под нами, чернела окруженная колодцем стен бездонная бездна мутной воды. Где-то под ней, в невидимой глазу глубине должно быть скрывался алтарь.

   Мы находились на подоконнике одного из верхних окон. Над головой возвышался полуразрушенный купол, внутри которого виднелись остатки какого-то механизма. Вот оно – забытое творение рук Механиков. Я заворожено разглядывал огромные, словно висящие в воздухе шестеренки и цепи. Увиденное напоминало механизм гигантских часов.

   Все стены под куполом покрывали фрески. Огромные рисунки уходили под воду, заканчиваясь, наверное, где-то у пола: по плечи в воде вокруг нас стояли изображенные на стенах ангелы. Их лица были нарисованы одинаково ровно и безупречно, словно по трафарету. Ангелы смотрели на нас спокойными ясными глазами, словно ждали чего-то. Было в их взглядах что-то требовательное, вопросительное.

   Пока я глазел на фрески, Адька вдруг завозился и толкнул меня в бок. С соседнего подоконника в воду ручьем посыпалась пыль. Кто-то нежданно-негаданно решил присоединиться к нашей компании. Отследив адькин перепуганный взгляд, я потянулся по нему глазами, как по ниточке, пока не натолкнулся на существо, занявшее весь оконный проем соседнего подоконника.

   – Смотри, – просипел Адька, рассчитывая, что вновьприбывший нас не услышит, – ангел там, как пить дать, ангел!

   – Сам ты ангел. Это – нова, – ответил я многозначительно и со знанием дела.

   – Кто?

   – Потом расскажу, – прикладывая палец к губам, прошептал я.

   Еще не хватало обсуждать эту тему сейчас, когда сама нова стоит на соседнем подоконнике. От этих существ можно ждать чего угодно. В больших населенных пунктах я видел нов – механических ангелов, созданных все теми же Механиками. Конечно, видел издали: в полете или на церковных куполах, а вот деревенщина-Адька, похоже, не видал их отродясь, поэтому перепугался совсем.

   Нова, казалось, не замечала нас в упор. Она тяжело бухнулась на колени, положив рядом с собой огромный двуручный меч, в мой рост величиной. Трудно поверить, что эту махину когда-то создали из обычной девушки моего возраста.

   Механический ангел – в прошлом человек, точнее девушка, а еще точнее невинная девушка. Когда она попала на службу к Механикам, ее жизнь круто изменилась. Все мирские заботы остались в прошлом. Настоящее для новы – это война. Именно для войны на несформированном еще человеческом теле Механики выращивали огромные крылья, пронизывали кожу проводами усилителей, заставляющих мускулы крепнуть и расти.

   Наверное, в своей людской жизни эта нова была прехорошенькой. Теперь же ее тело представляло собой гору мышц, которые раздувались под стальным нагрудником, поножами и наручами. Особенно сильно выделялись грудные мышцы держащие крылья и широкий загривок. Под кожей поблескивали тоненькие проводки – усилители. В некоторых местах они прорвали кожу, и сверкающий металл распустил по стенам церкви солнечных зайчиков.

   Нова посидела на подоконнике церкви с минуту, метнула в нас быстрый мутный взгляд и, рванув крыльями воздух, улетела прочь. Ветер от ее могучих крыльев ударил по нам с Адькой, и мы повалились с окна наружу, в реку, как перезревшие яблоки с ветки...

   Полные впечатлений от увиденного, мы вылезли на берег и легли на солнце, надеясь поскорее высохнуть и отправиться домой.

   – Ух, и какая же она здоровенная! – поделился восторгами Адька, – и где они только таких девок берут, Механики эти. Вон, у нас девки-то не хилые, но чтоб такими быть.... Даже у тетки Пятерни дочь Иванка, ух и здоровущая, а все равно с этой новой не сравнится.

   – Их специально такими делают. Это у Механиков магия такая, или, как там они говорят, наука, технология, – зевнув, ответил я.

   – Жуткая какая-то наука, – покачал головой Адька.

   Мы еще какое-то время беседовали, но потом нас сморило, и мы уснули прямо на песке.

   Я очнулся, когда стало темнеть. Запад окрасился красным маревом, отовсюду потянулись темные тени. Я чуть приоткрыл глаза. Мой взгляд упал на хрупкую девичью фигурку, склонившеюся над водой в паре десятков шагов от нас. Спросонья я чуть не принял незнакомку за русалку, но вскоре понял, что это просто кто-то из местных девчонок полощет белье в реке.

   – Вот Милка глупая! Притащилась одна среди темноты со своим бельем – дома ей не сидится, – пробурчал проснувшийся Адька. – Говоришь этим бабам, говоришь: не ходите на реку под закат, а они не слушают.

   – Да не одна она, – заступился я за селянку, – вон с ней кто-то пришел, – я указал пальцем на тропу, ведущую от Пятого Дома к реке.

   Со стороны ивовых кустов к девчонке двигалась одинокая фигура. Здоровенный мужик, крадучись, подходил все ближе. В его руке я разглядел дубину, а в глазах недобрые красные огни. Тут меня как громом ударило:

   – Беги! – заорал я девчонке, понимая, что до ближайших домов добежать ей скорее всего не светит.

   Незадачливая селянка, похоже, не заметила нашего с Адькой присутствия и подпрыгнула от моего выкрика, уронив в воду бельевую корзину.

   – Беги к нам! Душегуб идет! – поняв ужас сложившейся ситуации, заорал Адька, и бросился к ней навстречу. Я, недолго думая, поспешил за ним.

   Услышав про душегуба, девчонка оглянулась медленно и, вздрогнув всем телом, понеслась что есть духу к нам. Мужик тоже повернул голову на крики, заметив ненужных свидетелей, получше перехватил свою дубину и двинулся за убегающей жертвой. Похоже, наше с Адькой присутствие его мало беспокоило. Надо сказать, что на его месте я тоже волновался бы мало – габариты у этого детины действительно оказались внушительные. Огромный, лохматый, с криво торчащими из-под губ зубами, душегуб вдвое превосходил среднего человека. В его силе тоже сомневаться не стоило – полутораметровую дубину он держал легко, как прутик.

   Я обогнал Адьку и, поравнявшись с девчонкой, на бегу отшвырнул ее за спину. Моментально настигнув нас, душегуб размахнулся своей дубинищей, надеясь сходу снести мне голову. Он все сделал правильно, за исключением того, что ударил горизонтально, а не сверху вниз. Это спасло мне жизнь. Я присел на корточки и не попал под окованный металлом шипастый наконечник. Выхватив из-за пояса нож, ударил врага простым прямым ударом в грудь, потом выдернул нож и наотмашь полоснул по горлу. Душегуб захрипел, но не упал и, отмахнувшись дубиной, вскользь задел меня по спине. Удар оказался невероятно сильным, и я полетел на землю. Где-то наверху свистнула дубина, похоже, снова нацеленная мне в голову. Потом раздалось свирепое рычание и сильный удар тела о тело.

   Я попытался встать, но в этот момент меня накрыло что-то огромное и вонючее. Шипящий и булькающий душегуб повалился прямо на меня. Его огромное тело сотрясалось и ерзало, втирая меня в землю – это кто-то свирепо рычащий и невероятно сильный терзал людоеда, вцепившись тому в горло.

   Под огромной тушей не было воздуха, я задыхался, в агонии скреб землю руками, но ничего поделать не мог. Сознание начало отключаться, и я вырубился....

Глава 2. Бегущий во тьме

   Адькино испуганное лицо – первое, что увидел, очнувшись... Я лежал на кровати в том самом жилище, куда пришел утром.

   – Ты как, живой? – Адька заботливо протянул мне стакан воды, – я уж испугался, что ты не проснешься. Душегуб хорошо тебя своей тушей придавил.

   – Вроде живой, – пробормотал я, пытаясь изловить непослушной рукой выскальзывающий из пальцев стакан: перед глазами все прыгало и двоилось,

   потолок, слегка покачиваясь из стороны в сторону, то поднимался вверх, то наползал на кровать, – вырубился я... а потом-то что было?

   – А как ты сказал, так и было, – прошептал Адька серьезно и торжественно, – я перекинулся, впервые, от страха наверное.

   – Или от злости, – предположил я.

   – Да не, какая злость, точно от страха, – честно признался Адька.

   – Ну, может и от страха, – не стал спорить я.

   Мы помолчали несколько минут. Я слушал, как кудахтают под окном куры и нетерпеливо фыркает конь, сотрясая землю ударами тяжелого стального башмака-усилителя, укрывающего лошадиную ногу от копыта до колена.

   – Теперь уйдешь? – спросил наконец Адька с толикой грусти и надежды на мой отрицательный ответ, но я его не обнадежил:

   – Уйду.

   – В другой Дом уйдешь?

   – На дорогу, а там, как выведет.

   – Отец велел тебе коня дать, – показательно вздохнув, заявил Адька и кивнул на двор....

   Итак, хозяин дома щедро одарил меня за помощь в борьбе с душегубом. Мне выделили коня, потертую уздечку и старое седло, усилители на ногах скакуна оказались старыми, но добротными, такими можно много дорог истоптать.

   Лихо вскочив в седло сначала, на первых шагах я быстро растерял свой пыл – давно не ездил верхом, совсем разучился. Первое время от трясучей рыси у меня внутри все подпрыгивало, но потом я привык, приноровившись и вспомнив, как привставать на "облегченке".

   Пятый Дом исчез за поворотом. Дорога сузилась, сосняк сменился густым ельником с темным подлапьем, в котором то и дело мелькали электрические разряды шкварников – мелких сухопутных тварей, наподобие электрических скатов, способных одним разрядом изжарить в угли зайца или куропатку.

   Я ехал шагом. Дорога сузилась до тропы. Конь натягивал повод, желая пробежаться, но мы никуда не спешили, а сбиться с дороги из-за собственной беспечности, было недопустимо. Я задумчиво вглядывался в лес за обочиной. Лес вечен и бесконечен. Лес опасен...

   Приходилось неустанно следить за ногами коня, чтобы тот не шагнул мимо выложенной бурым камнем тропы. Широкая ли, узкая, тропа ли, тракт ли, дорога ли – все они неизменно ведут от Дома к Дому и непременно через смертоносный безжалостный лес. Я не знал, кто и как создал все эти неподвластные лесу дороги, но, как и любой другой местный житель, точно знал все меры предосторожности при передвижении по ним. Главное и неотменное правило всех путников гласило: сошел с дороги – значит все, пропал. Стал невозвращенцем. Дорога тебя обратно не пустит, а лес убьет в течении ближайших двадцати четырех часов. Поэтому и мало дураков разгуливать по свету без особой надобности. Лучше сидеть в Доме и уж если выходить – то на большую широкую дорогу, по которой пять всадников вряд проедут и еще место останется.

   Тропа сузилась сильнее, вплотную подступили к обочинам зловещие ели, потянулись лохматыми лапами – того гляди хватят коня за бока. Совсем тесно. Двоим не разъехаться. Если сейчас будет кто-то встречный, придется несладко: кто-то должен будет развернуться и двинуть назад, до широкого места. Хотя, этот страх, только страх: за все путешествия мне редко кто-либо попадался навстречу, видать, везло, а может, как думалось мне не раз, у дороги был собственный механизм регулирования и избегания нежеланных встреч.

   Я слегка тронул коня пятками, тот увереннее застучал башмаками, высекая искры из камней. Шаг за шагом я успокоился, да и дорога стала чуть шире. Обошлось, подумал я прежде времени и успокоился.

   Лес затих, будто море перед грозой, и меня совсем разморило. Да уж, всегда ведь знал, что нельзя доверять тишине и покою...

   Я никогда не видел Воинов Пути, зато слышал о них ни раз, правда думал, что все это сказки, наподобие всякой ерунды о загадывающих загадки сфинксах или сторожащих башни с сокровищами драконах. Воины Пути – существа нелюдимые и жуткие. Кажется, по легенде их четверо: Перепадаль, Бегущий во Тьме и еще двое, не помню, как их имена. Да и какая, впрочем, разница? Нет их, не существует, или.... Похоже, в один прекрасный момент Воины Пути решили сами доказать мне, разэтакому неверующему Фоме, свое существование....

   Лес притих, словно зверь, изготовившийся к прыжку. Тишина стала невыносимой, дорога напряглась, натянулась струной, стала выравниваться и заблестела всеми своими камнями, будто ее построили день назад. Я прислушался – тихо. Спустя миг в лицо подул ветер – кто-то двигался навстречу, разгоняя воздушные пласты все сильнее. Я натянул повод, и конь встал как вкопанный. Передо мной была прямая, будто начерченная линейкой, тропа, что уходила вдаль насколько хватало взгляда. Лес волновался и радостно гудел, и в гуле этом чувствовалось кровожадное злорадство.

   Метнув взглядом по сторонам, я снова вгляделся вперед: что-то двигалось мне навстречу в облаке полумрака, что-то стремительное и беспощадное. Я напрягся, вынимая нож и властно натягивая повод запаниковавшего коня. Теперь я уже мог ясно разглядеть то, что неслось мне навстречу. Это был всадник. Он гнал своего черного скакуна во весь опор, не боясь соскочить с тропы, а за ним двигалась тьма. Лес мрачнел на глазах, обрастал мраком и перечеркивал тропу густыми тенями, Дорожные камни издали утробный тягучий звук, сменившийся пронзительным скрипом, а потом тяжелым галопом скакуна.

   Воин Пути был уже рядом. Угольно-черный полуконь-полуволк раздувал ноздри и скалил желтые, покрытые розовой пеной клыки. Мощную голову чудовища защищала кевларовая броня, она укрывала и огромные башмаки, с выглядывающими с боков гидравлическими усилителями. Сам всадник, закутанный в черный плащ, казался неприметным, как тень. Я попытался заглянуть ему в лицо – из-под черного капюшона на меня зыркнули неразличимые глаза и повеяло злым безразличием.

   Я затаил дыхание. "Сейчас всадник сметет меня, скинет меня с дороги – и тогда все" – мелькнуло в голове....

   Черный скакун приближался все быстрее. Всадник словно не видел меня, только приблизившись вплотную, оказавшись перед самой мордой моего коня, он воткнул шпоры в бока своего оскалившегося монстра, и черная лошадь взвилась в воздух. На секунду я увидел светло-серое брюхо перетянутое подпругой и бока, испещренные кровавыми шрамами. Черный зверь перепрыгнул меня с легкостью, словно я был бревном или пнем. Сметая хвостом клочья расползшейся кругом тьмы, он помчался дальше, быстро исчезнув из вида.

   Удача редко дает второй шанс, поэтому я со всей силы хлестнул своего коня поводом и, забыв напрочь про осторожность, помчался вперед, не оглядываясь.

   Я долго скакал галопом, пока не добрался до развилки. Дорога в этом месте здорово походила на след куриной лапы, а в самой середине этого "следа" находился блокпост. Блокпост представлял собой деревянную будку со шпилем наверху. На шпиле торчали в разные стороны стрелообразные указатели дорог.

   Увидев несущегося во весь опор всадника, из будки повыскакивали охранники и замахали мне, требуя остановиться. Я натянул повод, и разгоряченный конь завертелся на месте волчком.

   -Ты что, невозвращенца встретил? – спросил один из охранников, ловя коня за повод.

   – Хуже, – выдохнул я, – Воина Пути!

   – Которого из них? – на охранника мои слова не произвели, казалось бы, никакого впечатления.

   – Кажется, это был Бегущий во Тьме.

   – Он что, пропустил тебя? – недоверчиво поинтересовался охранник.

   – Нет, перепрыгнул.

   – Бывает. Куда теперь направишься? – охранник перешел к делу, интересовавшему его сильнее, чем моя встреча с Воином Пути.

   – А куда можно? – ответил я вопросом на вопрос.

   – Там, – охранник кивнул в левую сторону, – платная дорога, ведет в Широкие Дома, но тебе, путник, вряд ли хватит на нее денег...

   – Ты мои деньги не считай, – сердито бросил я, прекрасно понимая весь резон предупреждения, – но в Ширь мне на надо. Делать мне там нечего.

   – Направо не советую ходить, там Дурнодомье, туда никто не ходит, и дорогу мы скоро закроем, так что пути назад не будет. Прямо – Тракт Изменений, сейчас он ведет в Зеленый Дом, а куда будет вести завтра – одним Механикам известно.

   Я ничего не ответил, но решение принял быстро. Вперед и только вперед, прямо на Тракт Изменений.

   На широкой дороге я почувствовал себя уверенно и легко. Здесь можно было спокойно разъехаться нескольким всадникам. Никакие Воины Дорог не вздумают больше скакать через меня, словно я какой-нибудь забор. Но моя радость скоро улетучилась. Я огляделся, и моментально стер улыбку с лица: в траве у обочины среди веток кустарника мелькнул яркий цветок змеехвата.

   Я знал об этом растении не понаслышке. Красно-рыжий с черными круглыми пятнами цветок рос в лесах у обочин, поднимая хищную цветастую голову на жирном зеленом стебле. Внутри соцветия прятались зубастые челюсти, способные мертвой хваткой вцепляться в намеченную жертву, и гибкий жалящий язык с ядовитыми щетинками, парализующий добычу.

   Змеехваты приноровились преодолевать защиту обочины, выползать на дорогу и нападать на путников. Молодые растения могли нанести серьезные увечья, а старые запросто стягивали с дороги всадника вместе с конем. Одно радовало – яркий цветок виден издалека, и не заметить его трудно.

   Я спешился и достал из ботинка нож. Некрупный цветок учуял меня и медленно потянулся на дорогу. Я вышел вперед, отстранив за себя коня, чтобы змеехват не цапнул его за брюхо или ногу над коленом, и поравнялся с растением. Толстый стебель резко выпрямился – змеехват рванулся вперед, распахнув челюсти и выпустив из середины соцветия тонкий жалящий язык. Хорошо, что цветок оказался молодым и неопытным, он вцепился зубами мне в ботинок и зашарил языком по твердой коже, которую тщетно пытался прокусить.

   Я не первый раз встречался со змеехватом и знал его слабое место: там, где цветок пересекает границу дороги, стебель становится мягким и податливым, сила пути словно разжижает его.

   Нож проделал требуемую от него работу с удовольствием, и поверженный змеехват тут же из ярко-оранжевого стал бледно-пепельным. Я закинул его на седло – даже мелкий цветочек можно продать за хорошие деньги какому-нибудь аптекарю. Яд змеехвата используется для изготовления обезболивающего и других лекарств. Если покупателей не найдется, волокнистый стебель можно будет зажарить и съесть.

   Дальше я шел пешком, боясь не сколько за себя, сколько за своего коня. Змеехваты больше не попадались, хоть это и было странным – хищные цветы обычно охотились стаей, по очереди затягивая в лес общую добычу. Я вглядывался в лес: деревья стояли редко, под ними пушился губчатый фиолетовый мох. То и дело в стороны от основной дороги отходили мелкие тропы. Выглядели они весьма заманчиво, но сворачивать я пока не планировал. Убедившись, что опасность миновала, я вскочил на коня и рысью поехал вперед.

   За поворотом между стволами маячил округлый горб каменного моста. Я въехал на него, глянул за перила: под толстыми опорами струился тонкий сверкающий ручей. Я присмотрелся: уж очень сильно сверкали камешки на его дне. Дорожный камень всегда один и тот же и не узнать его невозможно. Я мог поклясться, что там, внизу, прямо под водой находилась дорога.

   Я, не раздумывая, направил коня вниз. Ручей был неглубокий – едва по колено человеку. Сначала дорога шла по его дну. Вода журчала, закручиваясь водоворотами вокруг конских башмаков. По обоим берегам рос густой еловый лес, влажный, мшистый, пахнущий грибами. Конь осторожно переступал ногами в воде. Я прислушивался и приглядывался к окружающей природе, но ничего подозрительного в ней не находил.

   Постепенно дорога вышла из ручья и углубилась в заросли кипариса. Местность изменилась: на обочинах появились какие-то незнакомые, широколистные растения, из которых глядели белые пустоглазые статуи. То и дело над дорогой поднимались арки и металлические перголы, увитые цветами.

   Мне в лицо дунул ветер, заставив вздрогнуть от воспоминаний последней встречи. Неужели опять кто-то едет навстречу? Нет, еще одного дорожного Воина я не выдержу... Поворот, еще поворот. Каждый миг я ожидал увидеть всадника или пешехода, но тот все не появлялся. Решив, что ошибся, я пришпорил коня, желая прибавить хода, но за следующим поворотом ветер чуть не сбросил меня на землю.

   На дороге лежала нова, половина тела которой уже находилась в лесу, за обочиной. Нова изо всех сил цеплялась за сверкающие дорожные камни руками и крыльями. Я слышал о силе нов раньше, видел их мускулистые крылатые тела, распростертые в небесах над церквями, но даже не мог представить, насколько сильны эти удивительные создания. Всемогущая дорога не могла скинуть это мощное, уже отмеченное ядовитыми соками леса существо со своей тверди. Нова изо всех сил пыталась вырваться, но даже ее мощи не хватало, чтобы одолеть и дорогу и лес одновременно.