Текст книги "Девчонки в погоне за модой"

Автор книги: Жаклин Уилсон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Глава 6
ДЕВОЧКА-КУКОЛКА

Я не собиралась участвовать в субботнем мероприятии. Магда обещала поехать с Надин. Все было решено. А потом Мик все нарушил. Магда поделилась с ним бисквитным рулетом в спортивном центре – и теперь он ест у нее из рук.

– Он пригласил меня на футбольный матч в субботу, – говорит она.

– Вот это да! Свидание века, – говорю я.

Магда жует батончик «Марс». Обкусывает верхушку мелкими белыми зубками, как у бурундука, потом облизывает обнажившуюся карамель острым язычком. Запах шоколада чуть не сбивает меня с ног. Мне так хочется отнять у нее батончик, что я плохо понимаю, о чем она говорит.

Надин смотрит на Магду пронизывающим взглядом.

– Не в эту субботу?

– М-м-м.

– Ты же не можешь! Ты обещала сделать мне макияж.

– Да, конечно, я все успею. Матч во второй половине дня, разве непонятно?

– Но ты собиралась поехать со мной!

– Ну-у… разве я тебе так уж буду нужна?

– Обязательно нужно прийти с кем-нибудь. Там сказано: "С родственником или знакомым".

– Наверное, имеется в виду кто-нибудь из взрослых, чтобы присматривать за тобой. Так что лучше всего, в самом деле, взять с собой маму.

– Свою маму я не возьму. Ты что, с ума сошла? Представляешь, какой я буду выглядеть идиоткой, вышагивая рядом с мамулечкой? Да я ей даже не рассказывала. Ты ее знаешь. Господи, она мне завьет волосы колечками и напялит платье в оборочках!

– Ну ладно, ладно, убедила. Пойдешь с Элли.

– Что? – вскидываюсь я. – Нет!

– Но я не могу идти одна! Магда, ты просто не можешь меня так подвести ради какого-то паршивого футбола!

– Мик играет, Надин. Он сказал, что я приношу ему удачу. Я не могу его подвести. А потом мы куда-нибудь пойдем. Я знаю, это мой великий шанс.

– Это у меняв субботу великий шанс! Не верю, что ты такая эгоистка, – чуть не плачет Надин. – Ты готова меня бросить ради какого-то глупого мальчишки. В этом ты вся, Магда. – Надин оборачивается ко мне. – Элли?

– Нет! Я с тобой не пойду. Не могу. Не хочу.

Но она упрашивает и умоляет. И вот в субботу утром я иду вместе с ней к Магде. Магда уже успела нарядиться в костюм футбольного болельщика, как она себе это представляет: алый свитер, подчеркивающий каждый изгиб, фирменные джинсы «умереть-не-встать», сапожки на высоких каблуках и тот самый меховой жакетик, чтобы не замерзнуть.

– О'кей, Надин, поехали, – говорит она, закатывая рукава свитера.

– Только не слишком ярко, – с тревогой предупреждает Надин.

– Предоставь все мне, ладно?

– В смысле, я понимаю, что мой обычный вид – не совсем то, что надо…

– Белая как мел физиономия, точно у мертвеца, восставшего из гроба? Да уж, ты их там до смерти перепугала бы.

– Но слишком намазываться тоже нельзя. Посмотри, как выглядят все эти девчонки в журнале. – Надин тычет пальцем в иллюстрации журнала «Спайси». – У них… естественный вид.

– Ага, естественный, – отзывается Магда, зачесывая назад волосы Надин.

– Ты ведь можешь сделать, чтобы было естественно, правда, Магда? – добивается Надин.

– Я вообще ничего не стану делать, если ты будешь дергаться. Давай, откинься и помолчи.

Почти час уходит у Магды на то, чтобы придать Надин достаточно естественный вид. Я против воли смотрю как зачарованная. Удивительно видеть, как Надин расцветает под ловкими руками Магды.

– Вот так! – объявляет она наконец, поднеся Надин зеркало. – Нравится?

– Ну… не знаю… Я стала такая розовенькая… Нельзя стереть немножко румян?

– Не трожь! Все идеально. А теперь волосы.

– Да, с ними что делать? – Надин в отчаянии запускает пальцы в волосы.

– А что? – спрашиваю я.

Волосы чудесные. Как всегда. Длинный черный сверкающий каскад, играющий на свету синими бликами.

Мне всегда нравились волосы Надин, я могла только мечтать о том, чтобы как-нибудь разгладить свои кудряшки, завивающиеся штопором. Когда мы были маленькими, я расчесывала длинные блестящие волосы Надин, пока они не начинали потрескивать. Когда мы ночевали в гостях друг у друга, я сворачивалась калачиком рядышком с Надин и представляла себе, будто черные волосы, рассыпавшиеся по подушке, на самом деле мои.

Это я помню, но не помню, чтобы мне когда-нибудь хотелось в придачу к волосам еще и тело Надин. Я знала, что я толстенькая, а Надин худая, но в то время меня это ни капельки не волновало.

И правда, странное дело: я тогдашняя не похожа на меня сегодняшнюю. Хотелось бы мне так и остаться прежней Элли. Быть этой, новой, так трудно! Все время идет какая-то непрерывная борьба. Вот сейчас меня тошнит оттого, что я не посмела съесть хоть что-нибудь на завтрак, а что будет с ужином, даже и не знаю, потому что по субботам мы всегда заказываем еду с доставкой на дом, и все это так вкусно пахнет, но во всех этих блюдах сотни и сотни калорий: нежная белая рыба, обжаренная в золотистом масле, с хрустящей солененькой картошечкой, или огромное колесо пиццы, покрытое шипящим от жара расплавленным сыром, или ароматный цыпленок tandoori,[5]5
  Жареный цыпленок со специями, индийский рецепт.


[Закрыть] раскаленный, поджаристый, с жемчужинками риса, так и просится в мой пустой изнывающий живот…

– Элли! – говорит Магда, деловито расчесывая волосы Надин. – Это у тебя в животе урчит?

– Я нечаянно, – говорю я и краснею.

– Может, сделаем небольшую косичку на затылке? – говорит Магда.

– Я хотела много маленьких косичек, – говорит Надин, наклонив голову набок и перебирая длинные пряди.

– Косички! – говорю я. – Что это еще за детство?

– Это не детство. Это пикантно, – говорит Магда и начинает заплетать косички.

– Вот посмотри на эту девушку – у нее косички. – Надин тычет пальцем в журнал «Спайси». – Да, Магда, сделай косички, пожалуйста.

Процесс заплетания косичек растягивается на целую вечность. Я зеваю, вздыхаю, ерзаю и прижимаю кулаки к животу, чтобы заставить его замолчать.

– Так ску-у-учно, – жалуюсь я. – А в чем ты пойдешь-то, Надин?

– В том, что есть, – отвечает Надин.

Я дико смотрю на нее. Я думала, она надела самое затрепанное старье, чтобы поберечь шикарную выходную одежду. Надин всегда потрясно одевается, в черный бархат, черное кружево, черную кожу. А сегодня, в такой день, на ней обыкновенные синие джинсы и коротенькая розовая футболочка.

– Почему ты не надела черное? Ты сама на себя не похожа, – говорю я.

– В этом все и дело! Я хочу выглядеть, как фотомодель, – говорит Надин.

– А разве не надо было одеться немножко понаряднее? – спрашиваю я.

– Не слушай Элли, она не врубается, – вздыхает Магда.

– Так фотомодели одеваются на пробы, – объясняет Надин. – Называется – неформальный стиль. Хотя джинсы, между прочим, французские, и стоят кучу денег. Мама озвереет, когда узнает, что я взяла деньги из тех, которые откладываются для меня в строительный фонд.

– Да, но ты подумай, Надин, сколько ты, может, скоро будешь зарабатывать, – говорит Магда. – Как только прорвешься, сразу начинай знакомить меня с нужными людьми, о'кей? Чувственные изгибы сейчас тоже в моде, а не только такие стручки, как ты.

– Мечтай, мечтай, – говорю я с кислым видом.

А что, если Надин действительно станет фотомоделью? Она сейчас выглядит совсем не такой, как всегда. Я смотрю на нее, и вдруг все начинает казаться вполне реальным. Она выглядит точь-в-точь как модели из журнала «Спайси». Она победит в первом туре. Дойдет до финала. Снимется на обложку журнала «Спайси». Будет фотографироваться, кокетливо надув губки, для всех журналов, будет расхаживать по подиумам, летать через полмира на съемки и модные показы… А я буду сидеть в школе – убогая толстая подружка Надин.

Чувство, словно это звание вытатуировано у меня на лбу, преследует меня всю дорогу в Лондон. Мне приходится ехать с Надин, потому что она в самом деле моя подруга. Я уделила своей внешности, наверное, не меньше внимания, чем Надин – своей. Волосы оставила буйной копной, лицо демонстративно лишено всякой косметики, я надела просторную клетчатую рубашку, черные брюки с сапогами и взяла с собой альбом для рисования, чтобы каждый мог сразу видеть, что я-то уж не рвусь в фотомодели, мне плевать, как я выгляжу. Я серьезная, творческая натура… Ладно, ладно, я сама понимаю, что горожу чушь. И все это поймут, как только мы окажемся в студии, которую журнал «Спайси» арендовал специально на этот день.

Снаружи толпятся целые галактики потрясающих девчонок, тощих, как спички.

– Боже, ты посмотри на них! – Надин дрожит. – Они уже выглядят как настоящие фотомодели.

– Ну, и ты тоже, – говорю я.

– Ах, Элли! – Надин сильно сжимает мою руку.

Рука у нее влажная и холодная, она цепляется за меня, как в тот день, когда мы с ней в первый раз пришли в школу, в подготовительный класс.

– Интересно, что нужно будет делать? – говорит она. – Если меня заставят выйти вперед перед всеми этими девчонками, я умру. Они все такие спокойные, как будто каждый день снимаются.

Это точно. Девчонки стоят кучками, кто-то болтает, кто-то улыбается, кто-то разглядывает всех вокруг, смотрит на Надин, смотрит на меня, поднимает идеально выщипанные брови, как бы говоря: боже праведный, что здесь делает эта жирная пигалица?

Я стараюсь не опускать глаз под их взглядами. Лицо у меня горит.

– Слушай, Элли, мне срочно нужно в туалет. Где тут дамская комната? – спрашивает Надин.

В туалете толпа еще гуще. Девчонки проталкиваются к зеркалам, накладывают на лицо блестящие тени, румяна и помаду с блеском, так что их идеальной формы личики просто светятся при мигающем освещении. Они распушают себе волосы, подтягивают тесные джинсы, разглаживают крошечные футболочки пальчиками с длинными наманикюренными ноготками.

– Караул, посмотри на мои ногти! – вскрикивает Надин. Она сжимает кулаки, чтобы спрятать свои обкусанные огрызки. – О боже, мы здесь даром тратим время, Элли. И зачем только я разболтала в школе? У меня нет ни единого шанса. Я, наверное, с ума сошла.

– Ну что, мы же не обязаны оставаться. Можно поехать обратно, домой.

Надин смотрит на меня так, словно это я сумасшедшая.

– Я не могу сдаться сейчас!

– Вот и хорошо. Удачи тебе, Надин, – говорю я и наскоро обнимаю ее.

– Я так боюсь, – шепчет она мне на ухо, обнимая меня в ответ.

Но когда доходит до дела, она держится молодцом. Родным и знакомым велено сидеть в задних рядах, в темноте, сторожить куртки-сумки и знать свое место. Участниц конкурса приглашают выйти вперед, в свет прожекторов. Ярко накрашенная женщина в черном с видом командирши отдает распоряжения. Она говорит, что, по ее мнению, все девчонки выглядят замечательно и любая могла бы украсить обложку «Спайси». Она желает всем удачи. Затем она заставляет их делать смешные упражнения для разминки. Некоторые из девчонок поначалу краснеют и натыкаются друг на друга – куда подевалось их спокойствие? – но другие так и рвутся в бой, блестя зубами, всеми силами стараясь показать себя в самом лучшем свете.

Я собиралась делать зарисовки, но вместо этого просто сижу и смотрю во все глаза. Завидую. Я разглядываю длинные стройные ножки и гибкие тела, пока глаза не начинают слезиться.

Командирша показывает им, как должна ходить фотомодель. Каждая должна пройтись перед всеми, покачивая бедрами, держа голову прямо. Надин ловит мой взгляд и хихикает, но тут же вздергивает подбородок и начинает шагать, приоткрыв губы в идеальной улыбке. Я поднимаю вверх большой палец, чтобы ее подбодрить. Она отлично выступает. Пожалуй, она не настолько отделана, как некоторые другие, но, может, это-то и хорошо? Журналу нужна девочка с потенциалом на будущее. Надин выглядит свежей и милой. Командирша смотрит в ее сторону.

Теперь нужно позировать в неподвижности. Сначала выполняется групповая фотография девчонок, с улыбкой в камеру, потом вполоборота, склонив голову набок. Девчонкам постоянно дают команды: сделай бойкое лицо, сделай грустное лицо, сделай счастливое лицо – ну ладно, допустим, пусть это будет счастливое, ну, давайте, счастливое-пресчастливое!

Мои губы невольно складываются в усмешку при виде того, как девчонки скалят зубы. Кое-кто из родных и знакомых отрывается на полную катушку. Одна кошмарная мамаша непрерывно выкрикивает:

– Давай, Хейли! Улыбайся пошире! Притворись, что тебе весело! Ты выглядишь на миллион долларов, моя дорогая!

Нетрудно догадаться, которая из них Хейли. Это девочка, багровая от смущения, – она, кажется, готова пристукнуть свою мамулю.

Перерыв на кофе, а потом вдруг начинается настоящее. Девочек вызывают одну за другой, по алфавиту. Их снимают на видео, а они в это время должны пройти по кругу, встать в центре, в луче прожектора, и позировать фотографу. Потом каждая должна подойти к микрофону, сказать, кто она, и прибавить одну-две фразы о себе.

Фамилия Хейли – Актон, поэтому ее вызывают одной из первых. Она ничего не может сделать как следует: выходя на круг, спотыкается о собственные ноги, перед фотографом моргает, как испуганный кролик. Заикаясь, называет свое имя в микрофон и надолго умолкает. Все закрывают глаза и молятся. Наконец она шепчет:

– Я не знаю, что говорить.

Рубашка у меня прилипает к спине от стыда. Бедная девочка! Боже, я просто не вынесу, если Надин тоже вот так опозорится. Мама Хейли тоже не может этого вынести. Она бросается к даме-командирше, начинает кричать, что это нечестно, что ее Хейли заставили выступать первой, она не знала, что ей нужно делать, у остальных девочек будет, кому подражать (господи, кто захочет подражать несчастной Хейли?). Командирша милостиво отвечает, что Хейли может остаться, если хочет, и попробовать еще раз, после всех. Мама Хейли в экстазе. Хейли – наоборот. Она решительно выходит из студии.

– Хейли! Хейли, вернись! Не уходи, золотко! Ты сможешь попробовать еще раз, моя дорогая! – Мамочка с воплями устремляется за ней.

Я радуюсь, что я не Хейли, хотя она намного стройнее меня. Следующая девочка волнуется почти так же сильно, она чуть ли не бегом проносится по кругу, забывает, что нужно остановиться перед фотографом, и уже начинает говорить о себе, когда фотограф запускает свои вспышки. От неожиданности она замирает на полуслове, раскрыв рот и хлопая глазами. Это ужасно, просто какая-то публичная пытка. Мне становится жалко их всех.

Почти всех. Следующей выходит блондинка, высокая, очень хорошенькая, очень стройная. Она не теряется, как те две. Она гордо шествует по кругу, покачивая узкими бедрами, потом останавливается, улыбается, слегка откинув голову назад, поворачивается перед фотоаппаратом в разные стороны, глаза блестят. Негромко, с придыханием произносит в микрофон:

– Привет, я Аннабель. Мне пятнадцать лет, я люблю играть в театре, петь и кататься на лыжах. И читать журнал «Спайси». – Она дерзко улыбается и не спеша уходит со сцены. Маленькая мисс Совершенство.

Я перехватываю взгляд Надин через всю комнату и показываю жестами, что меня тошнит. Когда приходит очередь Надин, меня и в самом деле начинает подташнивать. Она выходит на середину, а у меня дрожат коленки. Она храбро улыбается, а у меня сводит губы.

Надин идеально обходит круг, медленно, грациозно, с изящным пируэтом становится в центр. Улыбается фотографу, а он машет ей рукой. Она великолепно позирует, поворачивается туда-сюда. Не зря она столько часов смотрела на себя в зеркало. Она держится абсолютно непринужденно. Не моргает, когда фотоаппарат дает вспышку у нее прямо перед носом. Улыбается в объектив. Протягивает руку к микрофону.

– Привет, я Надин, – говорит она. – Мне почти четырнадцать. Так странно стоять здесь в образе примерной девочки. Обычно у меня белое лицо и черная одежда. Моя лучшая подруга Элли говорит, что я вампир. Но это неправда, на самом деле я падаю в обморок при виде крови. – Она шутливо оскаливает зубы, все хохочут и смеются.

Подумать только, даже про меня сказала! Умно придумано, наговорить все это: всем понравилось, и ее запомнят.

– Здорово, Надин. Молодец, – шепчу я, когда она подходит ко мне. Я обнимаю ее. – Эй, ты вся трясешься.

– Так страшно было стоять у всех на виду, – шепчет она. – Я выглядела не совсем идиоткой, скажи?

– Нет, все было замечательно. В сто раз лучше, чем у других, даже у этой ужасной Аннабель.

– Как ты думаешь, не нужно было сказать, что я тоже читаю журнал "Спайси"?

– Нет, это звучит жутко подхалимски. А ты говорила блестяще. Невероятно, как у тебя так здорово получилось. Я бы и в миллион лет так не сумела.

Не сумела бы – даже будь я такой же стройной и эффектной, как Надин. Она сидит, поджав ноги, словно маленькая девочка, наклонив голову, так что волосы упали вперед. Косички и правда выглядят пикантно. Джинсы кажутся почти мешковатыми, такая она худенькая. Крошечная футболка сидит на ней, как влитая. Хоть она и согнулась в три погибели, нигде ни складочки жира. Острые локти подчеркивают худобу ее рук.

Это просто нечестно! Надин ест, как лошадь. Вот и сейчас, словно по сигналу, достает из кармана куртки батончик «Твикс». Предлагает мне шоколадную палочку.

– Я на диете.

– Ах да, прости, – говорит она, жуя. – Вкуснятина! Я так проглодалась – от переживаний не могла завтракать.

Я тоже не завтракала. И вчера не ужинала. Проще совсем пропустить еду, чем заставить себя ограничиться мизерной порцией. Как только начну двигать челюстями, я уже не могу остановиться. Я с тоской вдыхаю густой запах шоколада.

– Не смотри на меня так, Элли. Мне становится совестно, – говорит Надин, заглатывая последний кусочек. – А вообще-то ты молодец. Я не думала, что ты сумеешь так держаться. Ты уже сильно похудела.

– Нет. Ни капельки.

– Да нет, похудела. Посмотри на свой живот! – Надин протягивает руку и похлопывает меня по животу.

Я пытаюсь втянуть его – мне неприятно, что хотя бы Надин трогает эту громадину.

– Совсем исчез. Практически плоский, – говорит Надин.

– Если бы, – говорю я мрачно.

Мы высиживаем бесконечные часы, пока другие девчонки по очереди проходят пробу. Я смотрю на их животы: все они более плоские, чем мой. Просунув руку под рубашку, я потихоньку ущипываю свою талию, жалея, что нельзя отрывать от нее куски прямо руками.

Некоторые девочки от волнения сбиваются и путаются, совсем как Хейли. Некоторые великолепно позируют, почти профессионально, как Аннабель.

– От каждого района выберут всего по три девочки, – шепчет Надин. – У меня нет шансов.

– Нет, есть! Вот подожди, увидишь. Ты пройдешь. Ты в сто раз привлекательнее остальных.

– Кроме этой Аннабель.

– Тем более ты лучше Аннабель!

Но когда начинают объявлять победительниц, первой оказывается Аннабель. Затем еще одна блондинка – клон Аннабель.

Надин рядом со мной вся напрягается, она молится с таким жаром, что я так и вижу у нее над головой рамочку со словами "пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста…". Я пожимаю ей руку. Объявляют третью девочку. Раздается торжествующий вопль – и десятки вздохов по всему залу. Это не Надин! Это рыжая девчонка с длинными белыми ногами и руками, с большими зелеными глазами – очень красивая девочка, но Надин она и в подметки не годится.

– Нечестно! – кричу я.

Надин молчит. Вид у нее совершенно оглушенный.

– Так что же… как же это? – говорит она. Сглатывает комок в горле. Старается не заплакать.

Многие девчонки уже плачут, и еще одна мамаша из преисподней скандалит с дамой-командиршей, требуя объяснить, почему не выбрали ее девочку.

– Девочки, вы все выступили замечательно. Вы – великолепные фотомодели, – говорит командирша в микрофон. – К сожалению, всех выбрать невозможно. Большое спасибо всем за участие. Счастливого пути, благополучного вам возвращения домой – и не забудьте, уходя, взять бесплатный экземпляр журнала "Спайси".

Вот уж на что большинству девчонок сейчас и смотреть не хочется.

– Не переживай, Над. Ясно же, что это лотерея. Все равно ты выглядишь потрясно.

Надин, сморщившись, мотает головой.

– Я выгляжу по-дурацки, – говорит она, расплетая свои пикантные косички, причем так дергает их, что чуть не вырывает целые пучки волос. – Пошли отсюда, Элли.

Она проталкивается через толпу, плотно сжав губы, на бледном лбу выступила жилка.

– Эй, постой! Ты! Темненькая!

Надин круто оборачивается, в глазах у нее вспыхивает внезапная надежда – но это всего лишь фотограф.

– Не повезло. Когда я тебя увидел там, в торговом центре, то подумал, у тебя в самом деле есть шанс.

Надин мужественно пожимает плечами и врет:

– Я пришла сюда просто так, для смеху.

– Все-таки я думаю, у тебя есть потенциал. Просто не знаю, что ты сегодня с собой сделала. Ты совсем не отличаешься от других. Нужно было оставить то бледное лицо и эффектные прямые волосы.

– Ой! – в шоке произносит Надин.

– Ну, ничего. Знаешь, ты все равно могла бы стать моделью. Тебе нужен приличный портфолио. Вот тебе моя визитка. Звякни как-нибудь, я сделаю тебе снимки у себя в студии. Конечно, придется заплатить, но поскольку ты малявка, я тебя отщелкаю за полцены.

– Ой, здорово! Спасибо! – лепечет Надин.

Я хватаю ее за запястье и волоку прочь.

– Подожди, Элли! Ой, смотри, он дал мне свою визитную карточку. Говорит, он меня сфотографирует за полцены.

– И скорее всего, полураздетой. Ради бога, Надин, спустись на землю. Это же самая старая уловка на свете. Предложение весьма сомнительное, как ты не понимаешь?

– Ничего подобного! Он хороший. Он говорит, что у меня есть потенциал. Он профессиональный фотограф, кому и знать, как не ему?

– Ага. Спорим, он сегодня половине девчонок дал свои визитные карточки.

– Может быть, ты злишься оттого, что он тебе не дал карточку? – огрызается Надин. – Уж на это можешь не рассчитывать!

Она замирает. Я замираю. Мы стоим посреди улицы перед входом в студию. Слова Надин висят в воздухе, острые, как жала.

– Спасибо, – тихо говорю я.

– Ах, Элли. Я не хотела тебя обидеть.

– Как раз хотела, – говорю я. – Слушай, я ведь не хотела ехать и все-таки поехала с тобой. Я старалась тебя поддерживать, столько часов просидела, глядя на вас на всех. Старалась тебя утешить, когда тебя не выбрали, а когда этот наглый фотограф к тебе подвалил, я старалась тебе растолковать, что его предложение явно с душком – все это потому, что я твоя подруга, Надин, а не жирная завистливая гадина. Очень грустно, что ты так ко мне относишься.

Я поворачиваюсь на каблуках и ухожу. Надин бежит за мной, берет меня под руку, просит прощения.

– Конечно, ты не гадина, Элли. Это я гадина, что сказала такое. Ну, слушай, не дуйся на меня. Это мне сейчас надо кукситься оттого, что меня не выбрали.

Я даю ей какое-то время продолжать в том же духе – честно говоря, мне это приятно. Мы проходим мимо других неудавшихся фотомоделей, все они разными способами выпускают пар. Некоторые ссорятся, совсем как мы. Одну девочку тащит за руку мать.

– Мало того, что ты меня подвела. Ты и себя подвела, – визжит мамаша. – Сейчас пойдем назад, в студию, и ты потребуешь, чтобы тебе дали еще один шанс.

О боже! Это Хейли. Матушка умудрилась приволочь ее обратно – но сейчас уже слишком поздно.

– Нас с тобой еще нечего жалеть. Пожалей лучше бедную Хейли, – говорю я.

– Бедная, бедная Хейли, – говорит Надин. – Элли, ты еще злишься?

– Ну, конечно, злая, как черт. – И я обнимаю ее.

Тяжело изображать праведную обиду. Я уже тоже готова помириться. По дороге домой мы видим из окна поезда мальчишек, играющих в футбол, и начинаем гадать – нет ли среди них Магдиного Мика. Приглядываемся, но белокурой головки и мехового жакета не видно около поля.

– Интересно, куда они пойдут после матча? Как ты думаешь, он поведет ее в какой-нибудь клуб потанцевать? – спрашиваю я.

– Нет, он выложится на футболе. Наверное, пойдут куда-нибудь есть. Может, мы с тобой тоже сходим куда-нибудь поедим, а, Элли? Я тебя угощаю, потому что ты сегодня настоящая подруга.

– Есть нельзя. Диета.

– Ой, Элли. Можно пойти в пиццерию, а ты возьмешь себе самый маленький кусочек пиццы и салатик.

– Нет, Надин.

– Все еще злишься на меня?

– Нет, не злюсь. Хотя не очень-то приятно, когда тебя называют жирной гадиной.

– Я не называла! Ты сама это сказала!

– Да, но ты так подумала.

– Нет, не думала. Знаешь, Элли, извини, но ты становишься настоящим параноиком.

– Так, значит, теперь я не просто жирная гадина, а еще и параноик? – Но я уже и сама смеюсь. Даже мне понятно, что я веду себя смешно.

Но все-таки я уклоняюсь от угощения. Вернувшись домой, я говорю папе и Анне, что поела вместе с Надин. Я не задерживаюсь внизу. Поднимаюсь к себе в комнату, включаю музыку, беру цветные карандаши и рисую громадную картину: безумный пейзаж, где вместо солнца – гигантская пицца, горные пики – огромные булки с глазурью и вишенкой наверху, леса – из пирогов, реки – из пенистого клубничного коктейля, а трава усеяна цветочками-леденцами.

Пораньше ложусь в постель, утром стараюсь поспать подольше – тоже способ увильнуть от еды.

В десять часов ко мне в комнату заходит Анна.

– Элли, тебя Магда к телефону.

Господи, что ей нужно в такую рань? Я вспоминаю про ее знаменитое свидание с Миком. Наверное, хочет похвастаться и рассказать мне все подробности. Со стонами вылезаю из кровати. Вдруг комната начинает вращаться.

– Элли? – Встревоженная Анна подбегает ко мне. – У тебя все нормально?

– М-м-м. Просто голова немножко закружилась, больше ничего. Уже все в порядке.

– А выглядишь ты плоховато. Тебя опять тошнит?

– Немножко.

Тошнит от голода, от голода, от голода…

– Элли… – Анна смотрит на меня, кусая губы.

– Извини, Магда ждет. – Я проскакиваю мимо нее.

Не хочу, чтобы Анна начала суетиться и узнала о том, что я почти ничего не ем. Если она бросила свою диету, это не значит, что я тоже должна отказаться от своей. И потом, Анна и так тощая.

– Привет, Магда, – говорю я в трубку. – Что-то ты рановато, а? Я хотела сегодня поспать подольше.

– Ох, прости. Я не подумала. Я только хотела с тобой поговорить. – Сегодня Магда кажется необыкновенно притихшей.

– Магз? В чем дело?

– Не хочется сейчас углубляться в подробности, – говорит Магда. На заднем плане слышится музыка и разные домашние звуки. – Здесь у нас сумасшедший дом. Можно я приду к тебе, Элли?

– Ладно, приходи.

– Например… прямо сейчас?

– Отлично.

Я быстренько принимаю душ, кое-как одеваюсь. Анна приготовила мне чай с гренками. Она хочет, как лучше, но я бы предпочла кофе, его можно пить без молока, где так много калорий. И гренки она мне намазала маслом, оно растеклось желтыми лужицами и пропитало весь хлеб.

– Спасибо, мне что-то не хочется чаю, – говорю я, стараясь быть тактичной. Изящно откусываю краешек гренка и с благодарностью вскакиваю, когда Магда звонит в дверь.

Вид у нее ужасный. Волосы зачесаны назад, ни следа косметики, и одета она в какую-то старую серую шерстяную кофту вместо чудесного мехового жакета.

– Магда? Давай входи. – Я быстро загоняю ее наверх, в свою комнату, пока ее не перехватили Анна, папа или Моголь. Ей сейчас явно не до светских разговоров.

Она садится на край моей разобранной постели. Из пододеяльника выпадает грелка в виде собачки Пэтча. Магда кладет ее к себе на колени и рассеянно поглаживает, как будто это настоящая живая собака. Магда словно снова стала маленькой девочкой.

– Магда?

Она пытается что-то сказать, кашляет, начинает опять, но не может выговорить ни слова. Она нетерпеливо трясет головой.

– Да что со мной такое? Так торопилась тебе рассказать, специально для этого тебя разбудила, и вот пришла, а никак не могу начать. – Она хватает Пэтча за уши. – Все из-за Мика.

– Да, я так и подумала.

Я жду. И Магда ждет. Если бы пес был настоящий, он бы сейчас уже заскулил.

– Он не пришел? – спрашиваю я.

– О, прийти-то он пришел. Ну вот, я смотрела на его игру, весь матч смотрела. Не знаю, сколько часов там простояла. Там было так холодно и так скучно, и мне до смерти хотелось в туалет по-маленькому, но я терпела, и каждый раз, как он подходил к мячу, вопила, как ненормальная.

– Ну? А потом?

– Он там сто лет переодевался вместе со своими приятелями. Я все ждала. Чуть было не потеряла терпение и не ушла домой. Я хочу сказать, я не привыкла болтаться по целому часу около вонючих раздевалок. А они там распевали какие-то детские песенки, ну, ты знаешь. В общем, я все-таки дождалась, в конце концов он вышел, опять же вместе с приятелями. Выглядел просто сказочно, в этой черной кожаной куртке, волосы такие пушистые и блестящие – он успел вымыть голову. Просто нечестно, почему такой подонок выглядит так сногсшибательно?

– Он подонок?

– Самый распоследний! Потому что… в общем, мы пошли в парк.

– Ты и Мик?

– И все его приятели. Я хочу сказать, я их почти всех знаю. Джейми нормальный парень, и с Ларри я тогда ходила. Они все вроде были в хорошем настроении, шутили, немножко ухаживали за мной, ну, ты знаешь.

– Вообще-то на своем опыте не знаю. Но я видела, как себя ведут мальчишки около тебя. Как мухи вокруг горшка с медом.

– Вот и я начала чувствовать, что увязла. У них у всех были банки с пивом, и скоро они малость окосели. Один или два начали вроде как приставать ко мне. Ну, я подумала, это все просто шуточки. Не всерьез. И потом, я была уверена, что мы скоро от них отделаемся. Я намекнула Мику, что пора пойти поесть. Он говорит: "Ребята, Магда проголодалась, пошли в «Макдоналдс». Мне показалось, что это не очень романтично, и еще хотелось избавиться от парней, вот я и спросила, нельзя ли пойти нам с ним вдвоем в нормальный ресторан. Он говорит: "О-о, Магда ждет не дождется, когда мы с ней останемся наедине", и так это глупо подмигивает. Ларри и все остальные давай ржать, а мне все это уже начало надоедать, и я пошла от них. Мик понял, что я не шучу, обнял меня за плечи и вдруг стал такой ласковый. Извинился, спросил, куда мне хочется пойти, говорит, назови любой ресторан, ну, я и назвала «Рубин» – знаешь, тот чудный индийский ресторанчик с мраморными слонами? Я всегда думала, как романтично было бы пойти туда с парнем. Он говорит, ладно, Магда, для тебя – все, что угодно, только будем надеяться, что ты того стоишь… А до меня все никак не доходит, что к чему. О боже…

Магда склоняется над Пэтчем, еле сдерживая слезы.

Я сажусь на кровать рядом с ней, обнимаю ее. Я чувствую, как она дрожит.

– И что было, Магз?

– Я… они…

– Они тебя не изнасиловали?

– Нет! Нет, я просто дурочка, развожу шум из ничего. Они – ничто. Не знаю, что это на меня нашло. Надо было просто рассмеяться им в лицо. Ну, ладно. Пошли мы в «Рубин», Мик и я. Те все остались в парке, я и подумала, что теперь все хорошо. Мик… он был такой нежный, говорил такие слова… Теперь меня тошнит, как подумаю об этом, но тогда мне очень нравилось, и он мне нравился, я подумала: вот оно. Настоящая Любовь. О боже! Ну вот, мы взяли пару пива, Мик сказал официанту, что нам уже восемнадцать, и заказали кэрри. Одну порцию на двоих. Было немножко неловко, официанта это не обрадовало, но я подумала: может, у Мика нет с собой денег. Мне стало совестно, что я потребовала идти в «Рубин». Думаю, предложу заплатить за себя, как-нибудь поделикатнее, чтобы он не обиделся.