Текст книги "Затонувшие сокровища"

Автор книги: Жак-Ив Кусто

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

30–40 циклонов за три столетия

Интересная беседа с Реми де Хененом, который делится со мной итогами своих размышлений. Они сводятся к гипотезе старения деревянных судов. Что же именно произошло с галеоном за три столетия пребывания в коралловой среде? Был ли он раздавлен тяжестью известняковой толщи? Сохранил ли при погружении в воду вертикальное положение?

По мнению де Хенена, палуба и все пушки в течение одного столетия постепенно сползли на правый борт. Ведь известно, что затонувшее судно с самого начала кренилось на этот борт. Гипотеза де Хенена, будь она верна, помогла бы понять, почему все найденные нами доски были палубными, а не от корпуса судна. Корпус должен находиться где-то южнее. Пушки соскользнули на правый борт, и поэтому мы, видимо, не нашли орудий с левого борта.

Несомненно, чтобы полностью разгадать тайну затонувшего судна, необходимо также учитывать воздействие циклонов. В среднем над рифом Силвер-Банк за каждое десятилетие проносится один циклон. А это означает, что «Нуэстра сеньора де ла консепсьон» за то время, что она пролежала под водой, перенесла 30–40 циклонов.

Кроме того, де Хенен и все моряки, хорошо знающие этот район, утверждают, что нередко в неблагоприятный для навигации сезон высота валов, разбивающихся о рифы Силвер-Банк, достигает 12 метров. В лоциях также упоминается о валах, которые с яростью обрушиваются на это мелководье. Дробящиеся валы, несомненно, перемещали обломки затонувшего корабля.

Именно этой проблемой страстно увлекся Фредерик Дюма, занимаясь подводными археологическими раскопками. Его точка зрения, правда, существенно отличается от гипотезы де Хенена.

– Я никогда не покушался на прерогативы археологов и посвятил свои исследования образованию «формаций затонувших судов». Меня интересует судьба потерпевших крушение судов с момента трагической развязки.

Все 30 лет, проведенные в исследованиях и раскопках, я пытался понять, почему судно, поглощенное морем, стало таким, каким мы его находим.

При первом же взгляде на какой-нибудь участок морского дна, где кроме горлышек амфор, застрявших в песке, ничего не видно, Дюма может сказать, что имеет дело с большим кораблем, определить глубину его погружения в ил и степень сохранности.

Этими знаниями Фредерик обязан многочисленным экспериментам, проведенным над сотнями судов, погибших в Средиземном море. Дюма руководил многими подводными раскопками, но главное, занимался разведкой. При этом он прощупывал морское дно стержнем из нержавеющего металла длиной около двух метров, определяя контуры затонувшего судна. Своим немудреным инструментом Дюма пользуется виртуозно, подобно слепому, которому палка позволяет обрести уверенность в движениях.

Дюма разработал свою теорию положения затонувших судов на дне моря:

«В море, как и на суше, беспрерывно накопляются осадки. На суше они погребают мертвые города и памятники былых времен. То же происходит и с кораблями, покоящимися на дне моря.

Под водой течения перекатывают песок, который застревает в затонувшем судне. Вдоль побережий морское дно повсюду поднимается. Часть этих отложений – результат поверхностной эрозии, вызнанной атмосферными осадками, другие – результат ветра. Что же касается затонувшего судна, то вокруг него скапливаются и морские организмы, оставляя на нем прочные наросты – ракушки, известковые скелеты и водоросли.

На коралловых рифах в районе Силвер-Банк вклад морских организмов весьма значителен, ибо жизнь тут бурлит, а кораллы развиваются с невероятной быстротой.

Вот почему мы находим здесь глыбы весом четыре-пять тонн, которые не в силах даже сдвинуть с места.

Кораллы постепенно покрыли затонувший корабль полностью, но в свою очередь становились жертвами рыбы-попугая, которая превращает их в песок. В этом случае морское дно между коралловыми колониями имеет равномерный уклон.

С того момента, как мы добрались до уровня этих осадков, начали находить черепки посуды под слоем толщиной 40–60 сантиметров. Песок перемешан с коралловыми ветвями, образующими изолированные кустики, которые мы называем „трубчатыми чашками“. Это изогнутые под углом ветки.

Изучение эволюции коралловых образований за трехсотлетний период очень увлекательное дело, но вселяет мало надежды на успех археологических раскопок в этих водах. Весьма вероятно, что многие затонувшие суда, погребенные в коралловых районах Мирового океана, останутся там навеки».

Воспоминание о Красном море

Кораллы растут неравномерно. Это ясно видно на примере таких крупных колоний, как на рифе Силвер-Банк. Между коралловыми образованиями встречаются пробелы, пустоты. Очевидно, в этих местах кораллы не развиваются, то ли из-за недостатка света, то ли из-за водоворотов. Поскольку точную причину установить пока не удается, приходится ограничивать констатацией факта.

Тем не менее, обнаружить судно, даже полностью погребенное под коралловой толщей, можно по разбросанным вокруг предметам – пушкам или якорям. Мы хорошо знакомы с другим коралловым районом, а именно с Красным морем.

Вечером Дюма делится воспоминаниями об этой экспедиции с молодыми людьми, которых не было с нами тогда в Красном море.

– Когда мы огибали «Мир без солнца» [22]22
  Коралловый атолл, – Примеч. ред.


[Закрыть]возле Шаб-Руми, греческие матросы с сопровождающего нас грузового судна «Росальдо», собирая ракушки на рифе, обнаружили античные амфоры. Они известили меня о находке, и я тотчас отправился на риф, чтобы осмотреть и сфотографировать амфоры.

Амфоры, по всей вероятности, попали туда с острова Кос, но относились к периоду Римской империи. Было любопытно посмотреть, что сделало с ними море примерно за двухтысячелетний период. Амфоры, словно драгоценные камни, были заключены в оправу из кораллов. Морская абразия обточила их подпорки так, что казалось, будто они стоят на маленьких коралловых колоннах, украшая камни какой-нибудь ундины. Несомненно, где-то неподалеку находилось затонувшее античное судно, но где именно?

Дюма прав. Мы еще почти ничего не знаем о процессах, протекающих вокруг затонувшего судна в коралловых морях.

Вот почему такое важное значение приобретает наш эксперимент у рифа Силвер-Банк. Это первые систематические раскопки с применением таких мощных технических средств.

Следы, оставленные Фиппсом

Пятница, 16 августа.Утреннее погружение в воду вместе с Раймоном. Погода довольно унылая. Вся рабочая площадка покрыта «пылью» с «Джемс энд Мэри». Раймон поднимает американское кайло (вчера мы нашли долото!). Какая злая насмешка! Ведь все, что мы вчера вскрыли, никем не тронуто!

Продолжаем рыть вторую поперечную траншею на уровне так называемых палубных досок, причем вскрываем массу разных «конгломератов», особенно в задней части траншеи (корма и левый борт). К концу дня траншея упирается в твердую белую массу, видимо выйдя за пределы затонувшего судна. Отсюда следует, что либо размеры галеона меньше, либо он не продвинулся так далеко вперед, как на нашем плане.

Утром Гастон удалил с холма глыбы. Вечером он атаковал холм на уровне последней пушки с середины правого борта, чтобы попытаться вскрыть другие орудия. Дюма и Жан-Поль тщетно обследовали подводную платформу и повстречались там с акулой.

Поднято еще три пушечных ядра. Нас преследует все та же мучительная загадка: куда подевались пушки с левого борта? Найдены: очень массивный кусок дерева со следами болтов и гвоздей; две великолепные, почти не поврежденные прямоугольные бутылки, заполненные песком и чудом уцелевшие при всеобщем разгроме, маленькая бесформенная пластинка из металла, более твердого, чем свинец, но с его примесью, современное американское кайло со сломанной рукояткой, подошвы от сандалий наших непосредственных предшественников и, главное, еще одна печать для пломбирования, принесенная Рианом и оказавшаяся в лучшем состоянии, чем все остальные.

В 11 часов я снова погружаюсь в воду, чтобы натянуть синий нейлоновый трос у заднего конца траншеи и установить ряд буйков у передней ее границы. Нас было семеро на рабочей площадке, и мы работали как в густом тумане из-за илистой мути, поднятой нами в тот момент, когда течение прекратилось. Я ничего не различал на расстоянии двух метров, но слышал урчанье землесоса, удары кайл о коралловый известняк, мерное дыхание водолазов. Это озвученное представление было поистине фантасмагорическим.

Дюма также сделал важное открытие. Он нашел возле двух пушек на втором холме два старинных ручных бура, застрявших под кораллами. Не были ли они брошены здесь самим Фиппсом и его водолазами? Не погребена ли по соседству корма галеона?

В связи с этим открытием на борту «Калипсо» выдвигается новая теория: разбилась только носовая треть галеона, а все остальное сместилось под углом 30°, а может быть и 90°. Если принять первое предположение, то становится понятным, почему на втором и третьем холмах оказались четыре пушки.

«Это форштевень!»

Суббота, 17 августа.Этот день чрезвычайно насыщен всякого рода событиями, находками, спорами и гипотезами. Время позднее – 19 часов 30 минут. Компрессор умолк. Наконец, наступила тишина. Чувствую себя разбитым и опустошенным морально и физически. Но какое все же увлекательное приключение!

Запаздываю с утренним погружением. На дно опускаюсь только в 6 часов 45 минут с Сержем и Рианом. Вода довольно прозрачная, но нельзя ни к чему прикоснуться – тут же поднимается муть. Ведь наша рабочая площадка захламлена, а сегодня нет ни малейшего течения. Тотчас мне бросаются в глаза следы, оставленные «конгломератом». Вне всякого сомнения, затонувшее судно расположено дальше, примерно в трех метрах по направлению к корме. В том месте, где мы роем траншею, оно очень узко, то есть совсем рядом должен быть форштевень. А те две пушки, которые меньше всех остальных, были расположены на носу. Теория разлома судна получила наглядное доказательство! Приказываю Сержу прекратить рытье поперечной траншеи и посылаю его, как предлагал Раймон, просверлить скважину глубиной 60–80 сантиметров под круглыми горшками в средней части траншеи у подножия холма. Здесь мы находим семь целехоньких горшков. Но они лежат в стороне от линии разлома. Несомненно, какой-то ящик с посудой вывалился из разбитого корабля.

Я тем временем руковожу перемещениями «Калипсо», поплавков землесоса и плота «Джемс энд Мэри», с тем, чтобы расположить весь этот комплекс поудобнее для вскрытия третьего холма.

Пока Дюма и Бассаже находятся в воде, наношу на кальку план галеона, расколовшегося пополам, и совмещаю кальку с планом местности. Все как будто увязывается.

– Нам нужен галеон, изогнувшийся, как змея, – восклицает Дюма.

У него есть для меня важные сообщения. Фредерик нашел в холме у подножия скал нечто вроде ночного горшка, который он, к сожалению, разбил своим ручным буром. Кроме того, он обследовал второй холм в том месте, где нашел вчера два старинных ручных бура. Дюма обнаружил, что склон этого конического холма, покрытого повсюду жесткой известняковой корой, перегибается почти под прямым углом там, где вчера валялись ручные буры. Напрашивается вывод, что именно в этом месте Фиппс или позднее кто-нибудь из его современников отрыл камеру с сокровищами. На моей новой кальке с планом разбитого судна как раз в этом месте должна находиться корма галеона «Нуэстра сеньора де ла консепсьон».

В 9 часов 30 минут снова погружаюсь в воду, на сей раз с Мишелем Делуаром. Посещаем рабочую площадку, где ведутся раскопки холма, а затем направляемся к вершине второго холма, чтобы наши кинооператоры засняли открытие Дюма. Да, действительно, мощная жесткая кора, обволакивающая этот холм, была раздроблена в этом месте несколько веков назад. Мы заканчиваем прием морской ванны дальним заплывом для повторного обследования изолированно лежащего якоря (условно названного «кормовым»), кучи кирпичей от камбузной плитки, которые, как нам кажется, лежат там, где им полагается, трех чугунных котлов и одного сильно поврежденного медного котла. Повсюду разбросан железный лом. На мой взгляд, в этом месте затонуло другое, тоже очень старинное судно, полностью погребенное под коралловым известняком. Оно почти примыкает к рифу, от которого его отделяют какие-нибудь шесть-восемь метров.

Устраиваюсь на палубе «Калипсо», чтобы поскорее просохнуть. Над нами кружит самолет военно-морского флота США («Локхид-Нептун»), чтобы опознать и снова сфотографировать наше судно. В знак приветствия летчик помахал нам рукой. Отныне он будет наносить нам еженедельные визиты, чтобы внести некоторое разнообразие в скучное патрулирование здешних вод. Интересно, что летчик думает о нашем «Джемс энд Мэри», гордо несущем свое звучное имя, выведенное крупными буквами?

Керамический груз

Как раз в это время на борт «Калипсо» поднимается Раймон. Он сильно возбужден, хотя слывет среди нас человеком невозмутимо спокойным и молчаливым. Раймону посчастливилось найти нетронутую керамику. Он захватил с собой несколько великолепных вещичек и снова погружается в воду, потребовав кинооператора. Мишель Делуар ныряет вслед за ним и снимает на пленку место раскопки и подъем на борт «Калипсо» множества прелестный маленьких чашечек с декоративным рисунком, а также чаш побольше и погрубее и нескольких «ночных горшков». Победа! На этот раз мы действительно имеем дело с грузом галеона. Постепенно водолазы раскапывают груды чаш и хрупких чашечек, оставшихся невредимыми. Все они вложены одна в другую, как при упаковке посуды в ящики. Основываясь на этом факте, Дюма высказывает предположение: ящики с посудой находились на палубе и, когда корабль накренился и стал погружаться на дно, соскользнули в море, где и остались невредимыми. Если бы такие хрупкие вещицы остались в трюме, они бы неизбежно разбились в случае повреждения шпангоутов.

При виде этих чашечек и чаш, которые водолазы поднимали на борт «Калипсо», к нам вернулась бодрость. При первом взгляде эти изящные вещицы кажутся подлинной китайской керамикой, которая стоит огромных денег. Раз мы нашли дорогую посуду, не подлежит сомнению, что вскоре будет обнаружено и золото.

Во всяком случае, это открытие имеет принципиальное значение. Если мы действительно имеем дело с китайской керамикой, то ее присутствие доказывает, что погрузка производилась в Веракрусе, и галеон следовал обратным рейсом в Европу. Мы бы потерпели позорное фиаско, если бы оказалось, что затонувшее судно направлялось в Новую Испанию и не успело еще погрузить на борт сокровища Нового Света.

Перед нами серьезная проблема: необходимо выяснить, действительно ли мы имеем дело с китайской керамикой, той, которую тихоокеанский галеон «Нао де Чина» доставлял с Филиппинских островов в Акапулько. Оттуда караван мулов, конвоируемых многочисленным и хорошо вооруженным отрядом, переправлял, наконец, этот драгоценный груз из далеких стран на Атлантическое побережье. Так он попал в Веракрус, где его поджидали корабли флотилии Новой Испании.

– Китайская керамика, я в этом не слишком уверен, – промолвил, покачивая головой, Фредерик Дюма, – Во всяком случае, это оригинальные вещицы… Интересные. Никогда таких не видел!

Этим вечером засиживаемся допоздна. Все сильно утомлены. К радости, доставленной находкой, как всегда, примешивается усталость.

Решаю завтра утром не рыть траншею и начать рабочий день в 8 часов утра.

После обеда де Хенен пытается очистить черепки посуды соляной кислотой. Все вытравлено, включая орнамент. Зато мы немало посмеялись!

Подводим баланс за прошедший день: пять-шесть тонн раздробленного и размельченного кораллового известняка; мешочек с гвоздями, уложенными валетом – шляпка к ножке, четыре ядра, семь целых горшков, резной эфес от шпаги, четыре ночных горшка (в том числе два целых), 88 отдельных неразбитых чашечек, 19 чашечек, тоже целых, но вложенных одна в другую и склеившихся до такой степени, что вряд ли их удастся разъединить, 36 отдельных целых чаш, 23 целые, но склеившиеся (в целом 107 чашечек и 59 чаш) и многочисленные черепки.

Воскресенье, 18 августа.Это воскресное утро трудно назвать скоромным. Первый легкий завтрак в 7 часов утра, а затем в 8 часов ныряю вместе с Бернаром.

Компрессор «Уортингтон» остановлен на сутки. Блаженная тишина! Во время утреннего погружения мы с Бернаром решаем немного приподнять землесос и подложить под него шину, чтобы он не терся о кораллы. Обследую с Бернаром яму, где найдена посуда. Она находится менее чем в двух метрах от «пушки Дюма». На «правом борту» найдены ночные горшки, вложенные одна в другую чаши и, наконец, расставленные в образцовом порядке тонкие, украшенные орнаментом чашечки. Все это находилось под большими камнями, и некоторые вещицы еще остались среди этих камней, очень напоминающих то, что Гастон называет «земной корой».

Вместе с Бернаром направляюсь ко второму холму, чтобы обследовать выемку, оставленную старинными искателями сокровищ: она производит поразительное впечатление. Но самое необычайное заключается в том, что водолазы эпохи Фиппса, которые просверлили эту дыру двумя найденными нами ручными бурами, позаботились о том, чтобы ее засыпать обломками вскрытых ими коралловых глыб… Камуфляж почти безупречен! Мы погружаемся в раздумье. Кто это сделал? Люди Фиппса, которые рассказывали о том, «как трудно разбить коралловую корку, покрывающую корпус»? Нет, скорее, это пираты, которым Фиппс доверил вести раскопки, при условии, что они отдадут ему половину добычи. Они, возможно, нашли что-нибудь такое, чем не захотели с ним поделиться, и засыпали свой тайник, но так и не смогли вернуться на это место. Захватывающий роман в стиле Стивенсона! Диди погружается в воду, чтобы «почистить» отрытые доски. Я повторно ныряю на дно вместе с Дюма на этот раз в своем костюме «Калипсо», чтобы Делуар мог заснять в прозрачной воде «Посещение рабочей площадки на 14-й день»… Опять вспоминаю «Вид под Верденом» из учебника истории. Передо мной поле битвы, изрытое траншеями, и брошенные на нем пушки.

Укладываю синий нейлоновый канат, чтобы оконтурить новое место раскопок поперек южной части третьего холма, включая сломанную пушку.

В 13 часов работа возобновляется, но без землесоса. Четыре бригады плетут корзины и строят большие глыбы. Вечером почти все глыбы удалены с южной части холма. Под одной из них находим новую пушку, одиннадцатую по счету. Из кораллового известняка торчит только ее дуло.

Гастон тем временем расчистил «тайник буканьеров» на втором холме. Он обнаружил плоскую, сложенную обломками террасу, которую завтра придется атаковать землесосом типа «печная труба».

Кипятильник работал целые сутки и выдал тонну воды. Реми готовит нам пунш после воскресного полуотдыха. Моральный дух экипажа вновь поднялся. Реми весь день запаковывал влажную керамику в пластмассовые мешки и укладывал их в ящик.

Понедельник, 19 августа. В 6 часов 30 минут погружаюсь в воду вместе с Бернаром, который запускает землесос. В 9 часов, пока продолжаются раскопки третьего холма, Гастон запускает новый землесос в яму буканьеров. Компрессор, подавая воздух двум землесосам, работающим одновременно, рычит как зверь.

Бригады водолазов сменяются у землесоса в зоне керамики. Практически отсюда уже извлечены последние чашечки и чаши.

Дюма по-прежнему уверен, что мы ведем раскопки вне галеона, который находится где-то юго-восточнее от линии пушек. Между тем последняя бригада, поднявшаяся на борт «Калипсо», принесла латунный шприц, покрытый коррозией, а также маленькую треснувшую и забитую песком колбочку, в которой еще сохранились капельки ртути. Что это? Судовая аптека? Под новой пушкой нашли картечь, ядра и непочерневшее дерево. Подводим итоги: мы закончили раскопки носовой части и установили возможность и даже вероятность разлома судна на две части, но точное место разлома нам неизвестно. Между тем только этим разломом можно объяснить положение изолированных пушек со второго холма. Нам известно также, что третий холм начинен либо обломками галеона, либо его грузом. По-прежнему мы еще не знаем точного расположения обломков корабля. Не обнаружено также никаких следов киля. Итак, тайна еще не разгадана.

Бернар заметил ступень, соединяющую два холма. Доказательство, что корпус был сплющен и увяз в песке.

Темпы работы (12 часов с обычным землесосом и три часа с землесосом типа «печная труба») изнурительны. Сколько времени мы сможем их выдержать?

Землекопы и дробильщики кораллов с каждым днем теряют все больше сил. Порезы, которые они себе наносят, работая среди шероховатых скал, воспаляются, и тело покрывается незаживающими язвами. Но все без исключения отрабатывают положенные часы под водой. Большая часть водолазов исследует дно ногтями. По возвращении на дневную поверхность у них еще хватает сил поделиться планами на будущее и помечтать о богатстве.

Что касается де Хенена, то он по-прежнему верит в удачу. С волевым, в глубоких морщинах лицом, одержимый страстью искателя сокровищ, упорный и неутомимый, Реми трудится с полной отдачей. Он убежден, что мы нашли галеон «Нуэстра сеньора де ла консепсьон», полагая, что теперь все дело в терпении и труде. Технические средства, которыми мы располагаем, представляются ему надежным залогом успеха.