Текст книги "Таинственная находка"

Автор книги: Зента Эргле

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

Глава третья. Тетушка Эллинь не договаривает

Уна и Атис молча шагали по улице Плиедеру…

«На солнце у нее волосы как огонь, – Атис словно впервые увидел Уну. – А по всему лицу рассыпаны веснушки, точно золотистые колесики».

Спроси у него кто-нибудь месяц назад, какого цвета Унины глаза, он бы недоуменно пожал плечами. Сейчас он точно знал – они цвета воды, в которой отражается синее летнее небо. В последнее время, Атис сам это чувствовал, с ним что-то происходило. Ему, например, хотелось совершить подвиг и чтобы Уна непременно поразилась и сказала: «Этого я от тебя не ожидала!»

Первым прервал молчание Атис.

– Ты дворничиху хорошо знаешь?

– Знаю. Дедушка рассказывает, что она управлялась со многими домами на улице Плиедеру. В Ригу Эллини переехали в 1940 году, когда сам Эллинь – коммунист – был направлен руководить каким-то заводом. Когда началась война, он ушел на фронт и пропал без вести. Тетушка Эллинь – это сейчас ее все так называют – осталась одна с тремя детьми. Надо было на что-то жить, и она устроилась дворником, ходила стирать, убирать квартиры. Теперь дети выросли и разъехались кто куда. Дедушка говорит, что ей давно уже пора отдыхать, но она, как и раньше, встает в пять утра, убирает свою часть улицы, а затем принимается за лестницы и коридоры. Дедушка и дворничиха большие друзья. Старушка любит играть в рич-рач. Дедушка иногда приглашает ее к себе. Ты бы слышал, как весело она смеется, когда капитан ошибается. Дедушка тогда сердится, и в комнате то и дело звучит «полундра». Мой старый джентльмен отлично справляется со своей ролью.

Это было все, что знала Уна о дворничихе.

Вот и сейчас старинные друзья были увлечены игрой рич-рач. Тут же на столике лежал кулек с леденцами, предназначавшийся победителю.

– Мы из отряда юных друзей милиции, – услышал капитан Лея голос внучки.

В комнату вошли два подростка в форменных милицейских рубашках, отдали честь как положено, приложив руку к пилотке. Глянув на дедушку, Уна несколько смешалась.

– Наш разговор должен остаться в тайне, – сказала она.

– Ничего, ничего, спрашивайте, – ответила матушка Эллинь, с сожалением посмотрев на оставленную игру. – Мне от Кристапа, то есть от товарища Леи, скрывать нечего.

Атис достал блокнот и приготовился записывать, что должно было означать, что разговор носит официальный характер.

– Присядьте, – предложил капитан Лея, притворившись, что не знаком с Уной. – Пожалуйста, вот конфеты, угощайтесь.

Гости из вежливости отказались.

– До нас дошли сведения, что в семнадцатом доме, который предназначался на снос, во время немецкой оккупации жил военный преступник, – начала Уна.

– Действительно ли военный преступник, точно не скажу, но гитлеровец жил, – подтвердила мамаша Эллинь.

– Вы знаете, как его звали?

– Знаю, Ганс Хаммель, с двумя «м». Что по-нашему означает Ансис Баран. – Дворничиха засмеялась.

– Расскажите о нем, пожалуйста, подробнее.

– Люди говорили, что его отцу здесь же неподалеку принадлежала мясная лавка.

– Рядом с домом Голдбаума, – вступил в разговор капитан Лея. – Моя жена там обычно делала покупки. В конце 1939 года все семейство Хаммелей вместе с другими местными немцами отправились в фатерланд, как пелось в той песенке:

 
«В Двине стоит „Штайбен“,
Нам завтра в поход
Не можем здесь бляйбен,
Коль фюрер зовет».
 

– Запиши, Атис, надо выяснить, что это за песенка.

– В те времена ее распевала вся Рига. Постой, как там было? Нет, дальше не помню, хоть убей. А длинные вирши были.

– Скажите, пожалуйста, а Ганс снова появился в Риге?

– Говорят, его сбросили с воздуха на этом, как его…

– С парашютом, – подсказал Атис.

– Вот, вот. В порту еще стреляли, когда он прибежал с автоматом в руках. В дом, где жили его родители, угодил снаряд. Тогда Ганс выгнал из дома, что стоял неподалеку, старую еврейскую пару, и поселился в нем. Грязный человек был. Когда он узнал, что мой муж ушел с Красной Армией, стал звать меня коммунисткой, заставил стирать на него и убирать квартиру даром, а то, говорит, передам в гестапо. Ничего другого мне не оставалось – ведь трое малышей на руках, – оправдывалась мамаша Эллинь.

– А вы знали, чем занимался Ганс Хаммель?

– Да нет, откуда ж нам знать, но люди утверждали, что видели его на Московском форштадте, среди охранников гетто. Однажды какую-то девушку… – Тут мамаша Эллинь разволновалась и умолкла.

– Уна, что все это значит? – строго спросил капитан Лея. – Не изображай из себя бог знает какого следователя! И не обременяй людей, не заставляй вспоминать давно забытое!

– Матушка Эллинь, миленькая! – Уна прильнула к старой женщине. – Мы пока говорить не имеем права, но в отряде ЮДМ нам поручили выяснить все о Гансе Хаммеле. И только вы можете нам помочь.

– Сколько воды уж утекло! Я и запамятовала все! – отказывалась дворничиха.

– А то, что Ганс Хаммель грабил жителей, особенно евреев из гетто, правда?

– Сама я не видела, но, должно, так и было. Во всех комнатах у него висели шубы, меха, стоял фарфор и хрусталь. В последний год войны пьянствовал все, чуть не каждую ночь пировал с дружками. А на утро мне приходилось всю эту грязь разгребать, иной раз и плохо делалось. Но попробовала я, было, раз ослушаться, так озверел прямо, револьвером угрожал.

– А потом что с ним стало?

– Сама своими глазами видела труп во дворе. Голова вся в крови.

– Ну, а дальше?

– Шестого октября это было. Запомнилось мне, потому что в тот день моей Анне семь лет минуло. Приехали дружки, все с крестами железными, ключи у меня взяли, погрузили в машину награбленное и уехали. С того дня и не появлялись больше.

– Спасибо! – сказала Уна прощаясь.

За дверью Атис остановил Уну.

– Ты обратила внимание, как она сказала: «Однажды какую-то девушку…» – и вдруг замолчала?

– А ведь верно. Давай спросим.

– Шестерка! – раздался из комнаты ликующий голос мамаши Эллинь. Помолчав, она задумчиво произнесла: – Не понимаю, чего это они вдруг, спустя тридцать с лишним лет, заинтересовались этим негодяем Гансом Хаммелем, чтоб ему и на том свете покоя не было. Вчера старый Голдбаум, сегодня твоя внучка.

Уна на цыпочках вернулась обратно.

– Наверно, про эту девушку не так важно, а то бы она рассказала. Но вот почему Голдбаум интересовался Гансом? – вслух размышляла Уна, шагая рядом с Атисом в штаб ЮДМ. – Но самое главное мы, по-моему, выяснили – драгоценности в старой кровати спрятал, по всей видимости, этот самый Ганс.

В комнате, где находился штаб добровольной народной дружины, сидел только дежурный. В штабе юных друзей милиции вообще никого не было. Только из подвала доносилось эхо выстрелов. Атис заложил два пальца в рот и по-разбойничьи свистнул. Через минуту появился Ивар.

– Из десяти выстрелов три в десятку, два в девятку, четыре в восьмерку и только один в семерку, – похвастался он.

– Не дурно. Будешь продолжать в том же духе – имеешь шанс стать чемпионом республики среди юношей.

Ивар недоверчиво посмотрел на Уну. Никогда не поймешь, говорит она то, что думает на самом деле или шутит.

– Ребята! Дело это серьезное. Ведь речь идет об огромной сумме, если один-единственный бриллиант стоит десять тысяч. Поэтому все, что мы ни делали, будем записывать в эту тетрадь. – Уна вытащила из ящика толстую тетрадь в черной коленкоровой обложке. – Как мы назовем операцию?

– Может быть, «Таинственная находка»? – Унин вопрос слышала вошедшая в комнату Магдалена.

– Пожалуй, подойдет! Итак – что нам известно? Воскресенье, четырнадцатое августа. Какой-то тип находит в кровати Паулины Пурвини драгоценности и украшения. Ни количества, ни стоимости их мы не знаем. В тот же вечер кровать исчезает. Очевидно, забрал ее тот самый тип. Один бриллиант стоимостью в десять тысяч рублей хранится у Ивара Калныня. Найден он в лоскутке Инты.

Понедельник, пятнадцатое августа. Узнаем у Пурвини, что в старом доме во время войны жил гитлеровец Ганс Хаммель, ему и принадлежала кровать.

Во вторник и среду патруль ЮДМ должен обойти ближайшие дворы и во время санитарного осмотра искать железную кровать и парня в майке с картинками.

Вторник, шестнадцатое августа. Обстановка следующая. – И на новой странице Уна четко вывела «16». В центре нарисовала железную кровать, протянула от нее линию и написала: «Луи XIV». Протянула еще одну линию, в конце которой приписала фамилию Голдбаума.

– Не густо, – подвел итог Атис. – Может быть, осмотр чердака что-нибудь даст.

– Я совсем забыл – сестренки говорили, что во двор к Пурвине сегодня утром приходил Голдбаум с женой. Тетя Анни угощала ребят конфетами, а из тряпок смастерила куклам платья. Сам Голдбаум в это время находился в комнате Пурвини. Вышел он оттуда со свертком бумаг, – сообщил Ивар.

– Пурвиня сказала, что какие-то бумаги отнесла на чердак, – Уна от досады чуть не плакала. – Голдбаум забрал их у нас прямо из-под носа. А в них-то может быть разгадка тайны. Это я виновата, только я.

– Да чего ты? Очень может быть, что Голдбаум и не был на чердаке, – успокаивал расстроенную девочку Атис.

– Еще утром надо было залезть туда, – Уна даже не слышала его, – но я хотела позже, вместе с вами. Никогда не выйдет из меня следователь.

– Да перестань ты! Бежим лучше на улицу Плиедеру! – приказал Атис.

Во дворе было пусто. В бывшей гостиной Пурвини царил страшный беспорядок. На полу валялись содранные со стен обои. В одном месте были сорваны даже наклеенные под обоями газеты.

– Кто это сделал? Голдбаум? Но зачем? – недоумевая, произнесла Уна.

– Я сказал Голдбауму, что бриллиант нашел здесь. В комнате, в углу, – признался Ивар. – Он выспрашивал меня, и это было первое, что пришло мне в голову.

– Мальчики, он теперь думает, что именно здесь находится клад, – засмеялась Уна. – Ну и пусть думает! Но зачем ему старые бумаги? Лезем на чердак! Может быть, не все еще потеряно.

Наверху ребятам показалось, что они попали в другой мир – сломанное плетеное кресло, старая этажерка с книгами, комод, на нем фарфоровая статуэтка с трещиной – пастушок со свирелью и два свернувшихся у его ног барашка. На вбитых в балки гвоздях раскачивалась старая одежда. На секунду Уне почудилось, что это повешенные. Она невольно вцепилась в Атиса, но тут же покраснела и отдернула руку.

Довольно долго вся троица стояла молча. Мальчики тоже чувствовали себя неуютно, словно без разрешения вошли в чужую квартиру.

– Глянь-ка, здесь кто-то ходил.

Атис опустился на корточки.

– Совсем недавно. Следы еще не покрылись пылью.

– След мужской. Сорок второй размер, – уточнил Ивар, сравнив след со своей ногой.

– Голдбаум? А может, Луи Четырнадцатый? – гадала Уна. – Скорее, ювелир. Наверно, Луи продал ему драгоценности, все или часть, и старик решил раздобыть еще?

Затаив дыхание, стараясь ничего не сдвинуть с места, ребята обошли чердак. На этажерке лежала кипа пожелтевших, покрытых слоем пыли довоенных журналов. Крышка старого сундука была приоткрыта. Явно здесь что-то искали. На комоде остались следы пальцев. Ящики были выдвинуты. Из одного Атис вытащил старый альбом с фотографиями.

– Заберем, покажем дедушке, вдруг он кого-нибудь узнает, – решила Уна.

В дальнем углу валялись журналы на немецком языке. Атис полистал их. Война, сожженные русские деревни, на переднем плане улыбающиеся фашисты. На каждой второй странице Гитлер с поднятой в приветствии рукой, на лбу прядь волос, под носом клякса усов, выпученные глаза, безумный взгляд.

Они перебрали все журналы и газеты, но никаких документов не нашли.

– Идем к старому капитану! – Засунув альбом под мышку, Уна направилась вниз. – Прошляпили, что теперь поделаешь!

Магдалена в это время готовила обед. В комнате аппетитно пахло жареным мясом.

– Чико хочет есть! Чико хочет есть! – повторял попугай.

– Да замолчишь ты, наконец! – прикрикнул на него капитан. Он по своему обыкновению читал и в такие минуты не любил, чтобы ему мешали.

– Дедушка, когда ты поселился в этом доме?

– Это что же – снова допрос? – Старый капитан покосился на внучку и ее провожатых.

– Я же тебе объяснила. Мы собираем сведения о героях, павших в годы войны. – В голосе Уны слышалось нетерпение. Она глянула на мальчиков и зарделась.

Капитан неохотно отложил книгу, встал с дивана и подошел к столу, на который Уна положила старый альбом.

– На совесть сработано! – Прежде всего он осмотрел кожаный переплет с застежкой и ключом. – Теперь таких уж не делают.

Пожелтевшие от времени первые снимки, сделанные в начале века на толстой, плотной бумаге, не говорили ему ни о чем. Мужчина с подкрученными усиками, в узких брюках, женщина с высокой прической, в длинной юбке и блузке с оборками, опирающаяся на этажерку. Позади идиллический пейзаж со средневековым замком, прудом и лебедями. Маленькие дети – мальчик и девочка.

Но когда дошли до середины альбома, капитан Лея стал проявлять интерес.

– Это наши прежние соседи Вейсы – Исаак и Минна. Бабушка и Минна закадычными подружками были, дня не проходило, чтоб не виделись. Бабушка твоя мне рассказывала, что она все глаза выплакала, когда узнала о судьбе Минны. Тот самый Ганс, которым вы так интересовались, выгнал ее из дома в гетто. Твоя бабушка, Уна, была смелая женщина; не раз тайком пробиралась она в теперешний Московский район, куда гитлеровцы согнали всех евреев. Как-то раз Ганс ей пригрозил, что выяснит, куда делся ее муж, то есть я. А я, как вы знаете, командовал советским торпедным катером. Таковы дела.

Всю вторую половину дня 16 августа тройка обследовала свой микрорайон, заглядывая во двор каждого коммунального дома. Все, кого бы они ни спрашивали, утверждали, что парень, похожий на описанного ребятами, в их доме не живет.

Хочешь не хочешь, а приходилось ждать завтрашнего дня. Оставалась надежда, что их товарищам повезло больше. Если же нет, придется обойти и все частные дома.

Глава четвертая. Окровавленный носовой платок

Ивар смотрел по телевизору спортивную передачу и с удовольствием пил горячий чай.

– Иева, Инта! – высунувшись в окно, позвала мать. – Шатаются в этакую темень! Ивар, сынок, сбегай через улицу, опять они там, в этом пустом доме. Как приворожил их кто там, словно в нашем дворе места мало. Сейчас же чтоб шли домой, иначе выпорю, так и скажи!

Ивар нехотя поднялся, но тут с облегчением услышал на лестнице торопливые шажки.

– Иди скорей! У Пурвини в комнате свет! – запыхавшись, прошептала Инта. – Загорится и погаснет, загорится и погаснет!

Ивара словно ветром сдуло. Инта и Иева, не обращая внимания на окрики матери, со всей скоростью, на какую только были способны, бросились вдогонку.

Во дворе покинутого дома было тихо. Сквозь переплет выбитого окна Ивар заглянул в бывшую гостиную. Сначала ему показалось, что там никого нет. Потом он услышал шорох.

– Посвети еще раз, – расслышал он женский голос.

– У меня осталось всего несколько спичек, – ответил мужской.

– Дай мне, я сама поищу! – раздраженно воскликнула женщина.

При свете спички Ивар заметил в углу силуэт стройной женщины. Сидя на корточках спиной к окну, она что-то искала на полу.

– Ты твердо уверен, что здесь?

– Да брось ты, нетерпеливо сказал мужчина, стоявший в темноте. – Днем придем, когда светло будет.

– А если кто-нибудь за это время найдет?

Еще один клад – мелькнуло у Ивара. Фонарик не захватил, вот досада! Неизвестных надо было рассмотреть во что бы то ни стало. Вытянув руки, он на ощупь стал пробираться вперед, но тут внезапно почувствовал сильный удар в грудь. Он согнулся и грохнулся на землю.

– Мама-а! – громко закричали сестренки. – Ивара убивают!

Когда Ивар пришел в себя и выбежал на улицу, он услышал лишь звук удаляющихся шагов да плач сестренок, стоявших на другой стороне улицы.

– Что здесь происходит? – Голос, без сомнения, принадлежал отцу. По опыту Ивар знал, что сейчас начнутся расспросы, ему придется выслушать нотацию и всякое такое.

Стараясь не измять цветы капитана Леи, Ивар кошкой перелез через забор и постучал в дверь.

– Ты чего ломишься так поздно? – заворчал капитан. – Девочки уже спать улеглись.

– Пошел пр-р-рочь! Полундр-ра! – проскрипел Чико.

В яркой пижаме из комнаты вышла Уна. Волосы ее были тщательно накручены на бигуди. Затащив Ивара в кухню, Уна плотно прикрыла дверь, и Ивар рассказал все, что с ним приключилось.

Не произнеся ни слова, девочки оделись, и все трое поспешили к месту происшествия. Двор и оба пустых дома тонули во тьме. Магдалена героически старалась преодолеть страх. Уна почувствовала это и взяла сестричку за руку. На цыпочках ребята прокрались в комнату Пурвини. Ивар зажег карманный фонарик капитана Леи, и яркий луч света скользнул по комнате. Она была пуста.

– Нам чертовски не везет, – огорченно вздохнула Уна. – Зачем ты побежал один? Втроем мы бы их поймали.

– Здесь что-то лежит! – воскликнула Магдалена.

Ивар навел фонарик в сторону окна.

– Окровавленный носовой платок! Не трогай! – предупреждающе произнесла Уна. – Он может послужить вещественным доказательством. Магдалена, принеси чистый полиэтиленовый мешочек и пинцет!

Если не считать разбросанных там и сям обгоревших спичек и окурков сигарет «Прима», других вещественных доказательств в комнате не отыскалось.

Уна осторожно подняла пинцетом платок.

– Он может многое прояснить, – сказала она. – Например, группу крови. Жаль, что теперь женщины не вышивают монограммы. Будь она на платке, легче было бы установить его владельца. А такие продаются в любом галантерейном магазине.

Уна положила платок в полиэтиленовый мешочек.

– Утро вечера мудренее, как говаривала моя покойная бабушка. Встречаемся в девять ноль-ноль в штабе, – прощаясь, сказала Уна.

Ивар медленно побрел домой, где его ждали одни неприятности.

* * *

– Проснись! – тормошила Магдалена сестру.

– Что случилось? – испуганно вскрикнула Уна, садясь на кровати. Часы показывали два часа шесть минут.

– Ничего, просто никак не могу заснуть. Я думала-думала и придумала. Этот носовой платок надо дать понюхать Динго, – шептала Магдалена. – Собака возьмет след.

– Просто, но гениально! – Сон у Уны как рукой сняло. – Жаль, что эта мысль не пришла нам в голову вечером. Ночью не очень-то хочется…

– Я пойду с тобой, – предложила Магдалена.

Обрадованная, Уна посмотрела на сестру. Впервые Магдалена проявила настоящий интерес к работе юных друзей милиции. В Юрмале она с увлечением ухаживала за садом, поливала цветы, с удовольствием готовила обед, что-то чинила, но на занятия ходила без особого интереса, скорее из чувства долга или чтобы не огорчать Уну.

– Неудобно будить людей среди ночи. Представляешь, как они рассердятся, – Уна все еще сомневалась.

– А будить и не надо. – План Магдалена разработала во всех деталях. – Динго ведь ночью привязан к проволоке, которая тянется от гаража к воротам. Нас он знает, значит лаять не станет.

– Верно, остальное пустяк, – подхватила Уна мысль Магдалены. – Освободим Динго от цепи, привяжем к веревке – и порядок. Послушай, из тебя со временем получился бы отличный сыщик. Жаль, что ты занялась цветочками.

Магдалена покраснела и ничего не ответила.

Город спал. Лишь над территорией порта небо светилось: там работа не прекращалась и ночью. Изредка тишину нарушал басовитый гудок пароходной сирены. Было страшно. Девочки взялись за руки и побежали. Шаги их гулко раздавались в ночной тишине. И только на маленькой улочке Приежу обе остановились перевести дыхание.

Все получилось даже лучше, чем девочки предполагали. Уна тихонько позвала Динго. Звеня цепью, он подбежал к воротам, но узнав своих, радостно заскулил. Уна открыла калитку, сняла собаку с цепи и привязала к ошейнику крепкую веревку, изъятую из запасов капитана Леи.

Динго оказался веселым спутником. Истосковавшись на цепи, он галопом понесся вперед, так что девочки едва успевали за ним. Возле дома Пурвини Уна сунула Динго под нос платок с засохшими пятнами крови.

Динго рванулся обратно по той же дороге. Потом свернул на улицу Калмью, довольно долго бежал прямо, пока не остановился возле двухэтажного кирпичного дома. Насторожив уши, он смотрел на Уну – словно спрашивал, что делать дальше. Уна подергала дверь подъезда. Она оказалась запертой. Тогда через развалившиеся ворота все трое вошли во двор. Дверь черного хода была приоткрыта. На лестничной площадке горела тусклая лампочка и пахло жареным луком.

Динго долго обнюхивал углы и, наконец, взяв след, взбежал по лестнице на второй этаж. У дверей шестой квартиры он зарычал и шерсть на нем встала дыбом.

– П. Паэглитис, – прочла Уна. – Динго, фу! – приказала она вполголоса. – Лежать!

Пес с ворчаньем, нехотя опустился возле ее ног.

– Что делать? – спросила Уна шепотом. – Если мы ночью зайдем в квартиру и скажем, что среди них вор, нам никто не поверит. Да мы ничего и доказать не сможем.

– Зато мы знаем, где живет владелица носового платка, – прошептала в ответ Магдалена. – А сейчас пошли домой!

Динго, упираясь всеми четырьмя лапами, ни за что не хотел покидать свой пост. Он отказывался понимать, почему никто не произносит обычное в таких случаях «фас!». Больше всего девочки боялись, что собака залает и перебудит весь дом. Выручила кошка, которая неожиданно выскочила перед самым носом у Динго и стремглав помчалась вниз по лестнице. Такого бесстыдства не могли выдержать даже нервы хорошо дрессированной собаки. Вырвавшись из рук оторопевшей Уны, он бросился следом. Медлить было нельзя. Девочки догнали пса почти возле улицы Приежу. Загнав кошку на фонарный столб, Динго яростно лаял и ни за что не хотел возвращаться обратно на цепь.

Город уже просыпался, когда девочки, совершенно измученные, возвратились домой. Капитан Лея, лежа на спине, громко храпел.

– Пошел прр-рочь! – проскрипел Чико из клетки, на которую был накинут платок, и сразу же замолчал.

Когда девочки рассказали друзьям о своих ночных приключениях, Атис расстроился – он не хотел верить, что его умный, дрессированный Динго пошел за чужими.

– Во-первых, мы не чужие, во-вторых, я уже говорила, что знаю специальные «собачьи» слова. Не переживай ты так, другим он и правда скорее вцепится в ногу, чем пойдет следом, – успокаивала Уна друга.

Прошло трое суток, а к раскрытию тайны ребята не приблизились ни на шаг. Отчаявшись, сидели они в пустой комнате ЮДМ.

– Нечего распускать нюни! – первой взяла себя в руки Уна. – Надо действовать! Мы с Магдаленой узнаем, кто живет в шестой квартире. Вы обследуйте объект Пе-Па-Пу. Вдруг найдутся новые вещественные доказательства.

– В комнате Пурвини я ничего не заменил, – сказал Ивар, – по дороге сюда я заглядывал.

– На всякий случай проверим еще раз, – оживился Атис.

– Не выпускайте из виду Голдбаума, может быть, он опять придет искать, – напомнила Уна.

Небольшая улочка Калмью с песчаной проезжей частью и искрошившимися тротуарами днем выглядела совсем непривлекательно. Неподалеку расстилался луг с небольшим, заросшим камышом прудом. На берегу стояли две корявые ивы. Двухэтажный дом под номером 8 на улице Калмью когда-то был окружен забором, потом его снесли и только кое-где валялись старые доски. Дом тоже был старый и обшарпанный.

Уна и Магдалена зашли во двор. Под липой сидела молодая женщина и качала детскую коляску. На веревке сушились детские вещи – пеленки, ползунки, шапочки.

За домом раскинулся фруктовый сад. На верхних ветках старых замшелых яблонь висели редкие яблоки. Два маленьких мальчугана безуспешно пытались сбить их длинными палками. Девочки направились к ним.

– Вот как это делается! – Уна тщательно прицелилась, и на землю упало спелое сочное яблоко.

Мальчик постарше молниеносно схватил его и с жадностью надкусил.

– Я тоже хочу! – захныкал младший.

Уна сбила еще одно яблоко.

– Вы, ребята, верно, всех жильцов знаете? – спросила она. – Не в шестой ли квартире живет старушка Берзиня? Я должна передать ей привет от сына.

– Ты чего-то напутала, – произнес старший важно. – В шестой живет дядя Петерис, он машинист, водит тяжеловесные поезда. И еще там живет тетя Анна, она учительница.

– И больше никто?

– Еще Антра. Она недавно из деревни приехала.

– А где Антра работает?

– В магазине. Она очень добрая и красивая, как настоящая принцесса, – добавил младший. – Когда вырасту большой, она будет моя жена.

– Вилис, Рудис! – раздался голос со двора. – Идите обедать!

Мальчики убежали.

Значит, так. Носовой платок явно принадлежит Антре, и она работает продавщицей. Немного же им удалось узнать. Слегка разочарованные, девочки направились обратно в штаб. Уже издали они услышали лай Динго и громкие голоса. Атис и Ивар пытались затащить во двор какую-то девушку. Она сопротивлялась. Пес скалил клыки, громко лаял. Запах, исходивший от чужой женщины, приводил его в ярость.

На шум вышел дежурный Николай Рушко.

– Нахалы! – кричала девушка. – Уберите руки!

– Спокойствие, только спокойствие! Освободите гражданку! – приказал Николай Рушко.

– И не подумаем! – заупрямился Ивар. – Прежде пусть объяснит, что она делала в пустой комнате Паулины Пурвини!

– Глянь, Уна, у нее перевязан палец, – шепнула Магдалена.

– Отпустите гражданку! – повторил Николай Рушко.

– На вашу ответственность! – Атис нехотя отпустил руки женщины. Все зашли в штаб.

– Ваше имя, фамилия?

– Антра Паэглите. Я требую наказать этих мальчишек!

– Где вы живете?

– Улица Калмью восемь, квартира шесть.

– В нашем микрорайоне. Почему же мы ее не знаем? – засомневался Ивар. – Вероятно, врет.

– Сам ты врешь! – вскипела девушка.

– Документы у вас при себе, гражданка? – обратился к ней Николай Рушко.

– Приходила домой на обед. Паспорт дома.

– А по дороге заблудилась в пустой комнате Пурвини? – съязвил Атис.

– Что вы там искали, гражданка Паэглите?

Антра смутилась. Правду говорить нельзя было ни в коем случае.

– Вчера вечером я зашла туда случайно, – замялась она, – поправить чулок.

– В котором часу?

– После работы, около восьми.

– Неправда, – возмущенно перебил Ивар. – Вы были там в половине десятого.

– Может быть. Я после работы еще зашла в кафе.

– А дальше? – спросил Николай Рушко.

– Что, дальше? – Антра деланно удивилась.

– Что вы делали потом?

– Пошла домой. В квартире обнаружила, что где-то потеряла свой кошелек и ключи. Сначала решила, что на работе, но там не оказалось. Сегодня забежала в тот дом и нашла. Вот они.

– Это ваш? – Уна показала носовой платок в полиэтиленовом мешочке.

– Да, – быстро ответила Антра, вдруг покраснела и смутилась. – Нет, это не мой.

– Где вы поранили палец?

– Дома, когда резала хлеб.

Николай Рушко замешкался, не зная, как полагается поступать в таких случаях. Антра Паэглите смотрела на него так жалостливо и казалась такой невинной, что он в конце концов решил дело в пользу девушки. Ребята, видно, в очередной раз перестарались.

– Произошло досадное недоразумение, я перед вами, гражданка, должен извиниться, – Николай Рушко вежливо поклонился. – Можете идти. Только в другой раз не разгуливайте по заброшенным помещениям! Атис, проводи товарища Паэглите до калитки! И уйми своего Динго!

Антра посмотрела на часы.

– Ужас! Пятнадцать минут пятого. Опоздала на работу. Если заведующая будет ругаться, имейте в виду, я на вас пожалуюсь, – пригрозила она.

– Пожалуйста! – Николай Рушко не возражал. – Вот номер нашего телефона. – Он протянул листок бумаги.

В окно Уна видела, как Антра бросилась к трамвайной остановке.

– Эта женщина лжет, – не мог успокоиться Ивар. – Она в комнате Пурвини была не одна, а с каким-то мужчиной.

– А что в этом особенного? Ну, была там с каким-то своим приятелем, – примирительно произнес Николай Рушко. – А вы из пустяков сразу уголовное дело раздули.

– И все-таки палец она поранила в старом доме, а не когда резала хлеб, – вмешалась Уна.

– Поспорим, что приятель Антры – тот самый Луи Четырнадцатый, который присвоил…

Уна наступила Ивару на ногу, и он осекся.

– В бывшей комнате Пурвини, как в старых английских замках, водятся приведения, – Уна попыталась обратить все в шутку. – Пошли к себе!

Николай Рушко задумчиво посмотрел им вслед.

– Компания Уны опять что-то замышляет, – сказал он появившемуся в это время в комнате Янису Кляве.

Сообщение ЮДМ о санитарном состоянии микрорайона принял сам Янис Клява. Как и предполагалось, образцовый порядок был во дворах, на лестничных клетках тех домов, которые убирала матушка Эллинь. В других местах или мусорники не были вовремя вывезены, или насаждения потоптаны. Некое подобие детских площадок ребятам удалось обнаружить только в двух местах.

– На улице Плиедеру возникла конфликтная ситуация, – доложил Айвар Упениек. – Гражданин Иванов – мы выяснили, что он живет в доме номер два, в пятой квартире, – самовольно разрушил забор, разделявший дворы соседних домов, вытоптал цветочные клумбы, принадлежащие жильцам дома номер четыре, спилил липу и две старых яблони. На этом месте он начал строить гараж для своей машины.

– Кому принадлежит дом номер четыре? – поинтересовался Янис Клява.

– Жилищно-эксплуатационному району. В нем четыре квартиры – в двух живут старые пенсионерки, в одной – учительница по фамилии Крума, в четвертой – многодетная семья Железовых. – Айвар выдал исчерпывающую информацию. – Жильцы подали жалобу на Иванова, но ответа пока не получили. Они сфотографировали спиленные деревья и собрались идти в редакцию «Ригас Балсс».

Янис Клява что-то пометил в блокноте.

– Спасибо, Айвар, о дальнейшем позаботятся дружинники.

Участники рейда сообщили, что в ЖЭРе предложение установить раздельные контейнеры для мусора одобрили, только дворники сомневаются, получится ли из этого что-нибудь – разве станут жильцы держать дома несколько мусорных ведер?

– Но ведь для бумаги не нужен мусорник, просто складывать в кучку, – заметила Магдалена.

– Не отступайтесь от своего, идите к Жильцам, объясняйте, в чем дело. Думаю, многие поймут, что это выгодно государству. Вы уже не маленькие, своя голова на плечах. А дворников-разгильдяев назовем в нашей «Молнии», – предложил Янис Клява.

– Во дворе пункта вторсырья нашего района я видел две железные кровати, – продолжал Айвар. – Но сидит там злющий старикан. Я хотел порыться в куче железа, мне позарез нужна полудюймовая трубка, так он как понес…

– В бывшей квартире Розе валяются старый примус и медная ступка. – В голове Уны мгновенно созрел план. – Мы с Магдаленой понесем их продавать и будем тянуть время. А вы, – обратилась она к Атису и Ивару, – за это время перелезьте через забор и пересмотрите все, что свалено во дворе. Как только кончите, свистните два раза. Пошли!

Пункт приема вторсырья находился в одноэтажном деревянном доме. В запыленной, давно не мытой витрине стоял старинный подсвечник, лежала куча ношеной одежды, несколько потрепанных книг. Заведующий пунктом и приемщик в одном лице спал, положив голову на прилавок. Его не разбудило даже звяканье колокольчика. Злые мухи садились ему на кончик носа, и время от времени он их сгонял. При каждом выдохе усы, напоминавшие вылезшую зубную щетку, шевелились, словно живые.