Текст книги "Останови часы в одиннадцать"
Автор книги: Збигнев Ненацкий
Соавторы: Юзеф Хен,Роман Братны,Барбара Навроцкая
Жанр:
Полицейские детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 24 (всего у книги 32 страниц)
Он договорился встретиться с Юлией около пяти вечера в маленьком кафе на улице Монюшко. Оттуда они должны были отправиться к Генрику.
После работы у него осталось еще достаточно времени, чтобы сделать покупки, – он хотел устроить торжественный ужин в честь Юлии. Он надеялся, что успеет навестить магистра Рикерта, который жил на Петрковской улице.
Это был большой пятиэтажный дом. Рикерт жил на втором этаже. Генрик позвонил. Один раз, потом еще, ему показалось, что звонок не работает. Потом он нажал па ручку двери, и она, скрипнув, отворилась. Откуда-то из самой глубины квартиры послышались энергичные шаги. Генрику был виден только силуэт какого-то мужчины: коридор был погружен в темноту.
– Слушаю вас. В чем дело? – коротко прозвучал вопрос.
– Я хотел бы поговорить с магистром Рикертом.
– О чем? – Мужчина отступил назад, в темноту коридорчика.
Генрик принял это за приглашение и переступил порог.
– Я купил в комиссионке предмет, сданный на комиссию магистром Рикертом, и мне хотелось бы получить некоторые сведения… – начал он.
– Слушаю вас. О чем, собственно, идет речь?
Генрик тянул с ответом, ибо незнакомец не назвал себя. Тот сразу же понял, почему Генрик молчит.
– Пожалуйста, входите в комнату, – проговорил он, открывая какую-то дверь. – Извините, я не зажигаю в комнате свет. Дело в том, что после автомобильной катастрофы, в которую я попал, у меня болят глаза.
– Я не отниму у вас много времени, – торопливо проговорил Генрик.
Окна в комнате были закрыты шторами. Несмотря на темноту, Генрику удалось разглядеть, что комната почти пуста, только у стены, рядом с большим диваном, стояли два кресла, а у стены напротив, на низкой софе, лежало несколько увядших венков. Он заметил их, потому что в комнате стоял тяжелый дух, и Генрик невольно начал искать, откуда он мог бы исходить. «Нет, это не цветы», – подумал он, почувствовав запах ладана.
– Садитесь, пожалуйста, – пригласил Генрика мужчина и сам опустился в кресло рядом с диваном.
Генрик присел на краешек другого кресла. Хотя расстояние между ними не превышало и двух метров, они едва различали друг друга. Генрик достал из кармана свой кожаный портсигар.
– Благодарю вас, я не курю.
– Я приобрел в комиссионном магазине темно-вишневую палисандровую трость. Оказалось, в ней скрыт стилет. Вернее, штык.
– Так, – заметил мужчина без всякого удивления.
– Меня заинтересовало происхождение тросточки. Я подумал, что история этой необыкновенной вещи может оказаться очень интересной. Не могли бы вы подсказать мне, кто владел тростью до вас… – Он не договорил. Тошнотворный запах в комнате вызвал у Генрика сильное сердцебиение. Последние слова он проговорил почти шепотом.
Человек в кресле провел ладонью по лбу.
– Не знаю, нет, не знаю, – неуверенно произнес он. – Я вам отвечу позже, сейчас я себя плохо чувствую, ничего не могу припомнить. Не заглянете ли в другой раз? Я постараюсь вспомнить. Понимаете, после автомобильной катастрофы… Извините меня, я очень плохо себя чувствую… Может быть, попозже я вспомню…
Он говорил бессвязно, точно в бреду.
– Прошу меня извинить, – Генрик поднялся. – Конечно, будет лучше, если мы встретимся в другой раз.
Они пошли к выходу. Мужчина шел впереди, указывая Генрику дорогу. Широко раскрыл перед ним двери. Луч света осветил кусок коридора, но мужчина тотчас же отступил в темноту, так что Генрику не удалось разглядеть его лицо. Он заметил только, что на мужчине был черный костюм и белая сорочка, над нагрудным карманом белел уголок платка.
– Мне очень жаль, – снова повторил мужчина, – может быть, попозже, потом…
Двери захлопнулись. Генрик быстро сбежал по лестнице, стараясь поскорее отделаться от тошнотворного запаха квартиры.
На улице он взглянул на часы и с ужасом убедился, что, хотя визит к Рикерту занял не больше десяти минут, он опоздал на встречу с Юлией. Догнав автобус, Генрик подъехал к дверям кафе.
Юлия уже ждала его.
При виде Генрика она отложила газету и снисходительно улыбнулась. Волосы его растрепались, у него был расстроенный вид. Пробираясь к Юлии в набитом посетителями кафе, он едва не опрокинул кофе на колени какой-то даме.
– Прости меня, Юлия! – Он сел на краешек стула. – Сначала я зашел в магазин, а потом совершенно необдуманно отправился к магистру Рикерту.
– Рикерту? – спросила она, словно что-то припоминая.
– Это тот, что сдал на комиссию мою тросточку. Представь себе, это совсем не простая трость. У нее внутри шпага, вернее, штык. Вот я и отправился к нему, вдруг удастся разузнать об истории тросточки.
Юлия не дала Генрику договорить.
– Тут кто-то настойчиво тебе улыбается. Кто эта особа?
Он оглянулся и увидел девушку, которой он помог. Она сидела на диванчике у стены в компании нескольких подруг, разговаривавших чересчур громко и крикливо.
– Я ее не знаю, – ответил он не очень-то убедительно.
– Так почему же она не сводит с нас глаз и улыбается тебе, будто знакома с тобой тысячу лет?..
– Не знаю. Может быть, я ей нравлюсь, – заметил он. – Надеюсь, ты не ревнуешь, Юлия?
– И все-таки она улыбается тебе, как старому знакомому. Не выношу двусмысленных ситуаций. Если ты ее знаешь, пригласи ее к нашему столику. Девицы, которые с ней сидят, выглядят не очень-то презентабельно. Их профессия, по-моему, ни у кого не вызовет сомнений. Никогда бы не подумала, что у тебя могут быть знакомые в таких кругах.
– Я не знаю этой девушки, Юлия. Поговорим о чем-нибудь другом.
– Хорошо, поговорим о чем-нибудь другом, – согласилась она. Генрик повернулся спиной к девушке. Но он был до того расстроен, что не знал, с чего начать.
– Ты говорил мне о визите к некоему Рикерту, – напомнила Юлия.
– Да, так вот, пришел я к нему, – ухватился он за спасительную мысль, – он принял меня в темной комнате. В квартире у него стояла такая вонь, что задохнуться впору. Я спрашиваю его о тросточке, а он: «Не знаю, ничего не помню, приходите в другой раз». И вообще он вел себя так, будто он болен. А сам одет в парадный костюм.
– Ты разговаривал с Рикертом? – Вопрос Юлии прозвучал несколько странно, ведь Генрик только что об этом рассказывал.
– С Рикертом, Юлия.
– Когда это было?
– Несколько минут назад. Я пришел сюда прямо от него.
– От Рикерта?
– Да, от магистра Яна Рикерта, – терпеливо объяснил он. Юлия поджала губы и нервно раздавила только начатую сигарету.
– Генрик, – сказала она тихо, по выразительно. – Ты проявляешь себя в каком-то новом качестве. Я рада, что это случилось именно сегодня и я не успела сделать того шага, о котором могла бы впоследствии горько пожалеть. Я не думала, что ты можешь так беспардонно лгать. На будущее, однако, советую тебе лгать более умело.
Она поднялась. Генрик тоже вскочил.
– Что случилось, Юлия? Я ничего не понимаю.
– Ты разговаривал с Рикертом? Значит, ты обладаешь способностью общаться с людьми, которые умерли уже три дня назад. В таком случае ты не должен растрачивать свой бесценный дар по мелочам.
– Юлия! – простонал он.
Она указала пальцем на газету, брошенную на столе.
– Вот некролог о смерти магистра Яна Рикерта, – с этими словами она вышла из кафе.
Генрик долго стоял без движения. Он смотрел вслед удаляющейся Юлии, пока за ней не захлопнулась дверь. Перевел взгляд на некролог: «Магистр Ян Рикерт безвременно скончался 25 мая… Похороны состоятся на Коммунальном кладбище…» Он опустился на стул. Еще раз прочитал некролог с начала до конца.
Возможно ли, чтобы в Лодзи жили два Яна Рикерта – оба магистры и оба искусствоведы? Как иначе объяснить это удивительное стечение обстоятельств, так фатально отразившихся на их отношениях с Юлией?
– Ушла. И злая же у нее была физиономия, – произнесла за спиной Генрика девушка. Генрик промолчал, но это ее нисколько не смутило. Она попросила разрешения сесть за его столик и, хотя ответа не последовало и на сей раз, уселась напротив. Генрик с трудом сдерживал ярость.
– Вы очень плохо воспитаны. Мы знакомы не так близко, чтобы посылать мне улыбки, когда я нахожусь в обществе другой женщины.
– Фью-ю-у-у! – она свистнула так громко, что сидящие за соседним столиком на мгновение прервали беседу. – Вот какие пирожки! Так это из-за меня она вышла из кафе? У нее было лицо королевы, которую выставили из дворца.
– Прошу о ней не говорить в таком тоне. Она мотнула головой:
– Вы, наверное, вбили себе в голову, что любите ее.
– А вам-то что, не понимаю? – довольно грубо оборвал ее Генрик. – Эта пани ушла не потому, что вам вздумалось мне улыбаться. Она назвала меня обманщиком и лжецом. И виной всему фатальное стечение обстоятельств.
– Мужчины всегда ссылаются на фатальное стечение обстоятельств.
– Я не лгал и не обманывал. А стечение обстоятельств действительно было таково, что меня и впрямь можно было счесть лжецом. Ясно?
– Не очень-то…
– Полчаса назад я был у одного магистра и искусствоведа, Яна Рикерта. Я говорил с ним и передал содержание нашей беседы девушке, которая только что сидела со мной. Судьбе было угодно, чтобы именно сегодня состоялись похороны другого Яна Рикерта, тоже магистра и тоже искусствоведа. Моя знакомая, прочтя некролог в газете, поторопилась с выводами и обвинила меня во лжи. Теперь вы все понимаете?
– Не очень-то…
– Что же тут неясного?
– Два Рикерта? Два Яна, оба магистры, оба искусствоведы?
– И все же это было именно так. – Он пожал плечами.
– Я не удивляюсь, что она ушла. Кому хочется, чтобы тебя дурачили!
– Стечение обстоятельств…
– В большом городе могут жить целых десять Рикертов и пятеро из них могут быть Янами. Но чтобы двое из них были магистрами и искусствоведами!.. А может быть, вы сегодня себя плохо чувствуете? – спросила она заботливо.
Он ударил ладонью по столу.
– Идемте! Тут недалеко! Вы увидите табличку: «Ян Рикерт, магистр, искусствовед». Этот человек жив и сегодня со мной разговаривал.
– А вечером пойдем потанцевать. Ладно?
Генрик ничего не ответил. Вышли из кафе, она – улыбающаяся и довольная, он – мрачный, насупившийся, с твердой решимостью убедить весь мир в существовании двух Янов Рикертов, магистров и искусствоведов.
Пройдя двор, поднялись на второй этаж, остановились перед дверью с медной табличкой. Генрик два раза нажал звонок, потом постучал. Наконец дернул ручку. На этот раз дверь не открылась. Он снова постучал. Еще и еще раз, громко и настойчиво. На этот стук из соседней квартиры вышла толстая блондинка в халате.
– Вы к кому? – спросила она.
– К пану Рикерту.
– Он умер, сегодня его похороны.
– Я к живому пану Рикерту, – объяснил Генрик. Она посмотрела на него с подозрением.
– Здесь проживал только один Рикерт. Магистр. Сейчас похороны. Хоронят его на Коммунальном.
– Но простите, – начал объяснять Генрик. – Я был здесь всего полчаса назад. Мне открыл двери какой-то мужчина. Я спросил папа Рикерта, потому что ничего не знал о его смерти. Этот мужчина вел себя так, будто он и есть Ян Рикерт, магистр. Я просто в недоумении. Я-то думал, что Рикертов двое…
Блондинка в халате почувствовала, что здесь что-то нечисто. Она переступила порог квартиры и сказала:
– Три часа назад вынесли гроб. На кладбище поехали все знакомые и сестра покойного. Ключи от квартиры оставили у меня. А вы говорите, что здесь кто-то был…
– Был, был, – подтвердил Генрик. – Я позвонил два раза, но поскольку звонка не было слышно…
– Он не работает, – вставила она.
– …я нажал ручку, и дверь открылась. Потом я услышал шаги в квартире, и в темном коридорчике появился какой-то мужчина. Я спросил, могу ли я говорить с паном Рикертом, и тогда он пригласил меня в комнату, окна которой были занавешены шторами. Мы беседовали недолго, и он говорил со мной, как магистр Ян Рикерт.
– Это все так, – согласилась толстая блондинка. – Коридор темный, а окна в комнате закрыты шторами. Но квартира закрыта, в ней никого пет. А ключи у меня.
– Тот пан говорил, что принимает меня в темноте, потому что у него болят глаза: он побывал в автомобильной катастрофе.
Женщина в халатике кивнула.
– Пан Рикерт погиб в автомобильной катастрофе.
– Но я же разговаривал с ним! – вскричал Генрик. – Полчаса назад!
Блондинка юркнула в свою квартиру. Высунув голову из двери, она завизжала:
– Он мертв! Сейчас его хоронят!
– Простите… – начал было Генрик, но она не дала ему закончить.
– Не говорите ничего, умоляю вас! – крикнула она и обратилась к девушке, которая, по всей видимости, вызывала у нее больше доверия: – Может, пани будет так любезна и минуточку подождет? Я наброшу платье и сбегаю к дворничихе. Дома никого нет, муж на похоронах, а я осталась: неважно себя чувствую. Ведь не могла же я знать, – тут она начала креститься, – что пан Рикерт вернется в свою квартиру.
Она исчезла. Генрик взял девушку за локоть. – Пойдемте, – решительно произнес он. Блондинка снова выглянула из двери.
– Еще секундочку, прошу вас! Я ни за что не останусь здесь одна. Это быстро… – Она вновь скрылась за дверью.
Молодые люди сбежали с лестницы. На улице им удалось поймать такси.
– На Коммунальное кладбище, – бросил Генрик водителю.
– Неужели вы все еще не верите в смерть Рикерта? – спросила девушка.
– Я знаю, что он умер. Но, может быть, на похоронах я встречу того, живого.
Она поняла, усмехнулась.
– Колоссальная заварушка, а?
Генрику подумалось, что они все-таки зря едут на кладбище. Что с того, что он увидит всех участников похорон и среди них того, кто принял его в квартире Рикерта? Ведь он не видел его лица. Тот был в черном костюме, белой рубашке и с платочком в кармане. Но на кладбище все мужчины будут так одеты. Он мог бы узнать его по голосу. Но захочет ли он говорить с Генриком? Ведь нельзя же прийти на кладбище и заявить: «Час назад я разговаривал с Рикертом в его квартире». Примут за сумасшедшего, вызовут «Скорую помощь» и без долгих разговоров упрячут в сумасшедший дом. Он вышел из такси со смешанным чувством. Девушка взяла его под руку, и они пошли по кладбищу.
Гроб как раз опускали в могилу. Хоронящих было человек пятнадцать, и Генрик с девушкой без труда протиснулись к самой могиле. Генрик еще успел увидеть покрытые коричневым лаком доски гроба, скрывающие тело человека, сдавшего на комиссию палисандровую трость и который – если Генрик мог доверять своим чувствам – час назад разговаривал с ним в своей квартире.
С глухим стуком упали на гроб комья земли. Первую пригоршню бросила худая маленькая женщина в черном. Жена, а может быть, сестра, потому что именно о сестре упоминала соседка. Генрик постарался запомнить лица солидных мужчин – очевидно, коллег покойного. Среди присутствующих находилось несколько женщин. Возможно, они были женами этих солидных мужчин. Но только одна из них была в черном, та худенькая старушка. Сестра, решил он.
Внезапно он увидел знакомое лицо: седая дама из комиссионного магазина. Она, кажется, удивилась, увидев Генрика на похоронах. Седая дама имела все основания считать, что имя покойного стало известно Генрику всего несколько дней назад и именно от нее, и вот он является на похороны, как старый знакомый магистра.
Могильщики засыпали гроб землей. Генрик подумал с грустью: «Сейчас они закапывают тайну моей трости». Спустились сумерки. Люди понемногу стали расходиться. Седая дама из магазина тоже решила уйти. Генрик двинулся за ней следом. На главной аллее он поклонился и подошел к ней.
– Как это все печально, – сказал он. – Неделю назад вы сообщили мне о существовании магистра Рикерта. Я хотел нанести ему визит, когда неожиданно узнал о его безвременной кончине.
– …И так и не успели с ним поговорить, – окончила за него седая дама. Она, наверное, подумала, что Генрик – человек исключительно тонкой души, коль скоро он пошел на похороны человека, которому даже не успел нанести визит.
– Насколько мне известно, произошел несчастный случай, – сказал он.
– Магистр Рикерт ехал на своей машине, а когда он пересекал полотно железной дороги, из-за поворота вылетел скорый поезд и…
– Как это все печально! – сочувственно вздохнул он. – Представляю себе, как восприняла это известие его супруга.
– Он холостяк, кроме сестры, у него не было никаких родственников. Сестра приехала на похороны из Варшавы.
Они расстались на улице, у кладбищенских ворот. Седая дама свернула влево, а Генрик с девушкой пошли вправо. Его дом был в десяти минутах ходьбы.
– Приглашаю вас поужинать со мной, – проговорил он, помахивая портфелем, в котором он целый день таскал провизию, купленную по случаю так и не состоявшегося визита Юлии.
28 мая, вечер
– Как вас зовут?
– Розанна, – ответила она, прикрывая двери ванной. Вымыла руки, чтобы помочь ему готовить ужин.
– Вы сейчас придумали это имя или немного раньше?
– А не все ли равно? Мальчишки со Старого кладбища зовут меня Розанной. Там у каждого есть своя подпольная кличка.
– Но я не мальчишка со Старого кладбища и считаю, что настало время, когда мы должны быть друг с другом откровенны.
– А что это вам даст?
– Хотите ли вы помочь мне выяснить загадочные обстоятельства смерти Яна Рикерта?
– Хочу. Но при чем тут мое имя? Если окажется, что меня зовут Зосей, это облегчит наши розыски?
– Нет. Но я думаю, что полная откровенность нам только поможет.
– Ладно, – сказала она без особого энтузиазма.
– Кто вы, собственно? Чем занимаетесь?
– Я работаю в доме моделей. Шью. Но с сентября буду работать манекенщицей.
– Это ваша заветная мечта?
– Конечно. А у вас какая мечта?
– Пока одна. Чтобы вы перестали считать меня каким-то джентльменом-взломщиком. Достаточно взглянуть на мою комнату, чтобы понять: я не тот, за кого вы меня принимаете. Квартира обставлена неплохо, но чтобы добиться этого, я пять лет работал не покладая рук. Кроме того, для взломщика у меня слишком много книг.
– Вы думаете, что взломщик не может иметь в доме библиотеку?
– Не знаю. У меня нет знакомых взломщиков.
– Успокойтесь. Я хорошо знаю, кто вы и где работаете.
– Вы уверены?
– Я же знала, что вы живете в новом доме рядом со Старым кладбищем. Вчера зашла к дворничихе, сказала, будто у меня для вас письмо, и без труда выведала о вас все, что хотела.
– И вы не разочаровались?
– Нет. Но когда я сегодня увидела вас в кафе с дамой, я подумала, что она вам не подходит.
– Чем она вам не нравится? Она очень талантливая художница.
– У нее слишком заносчивый вид. Не выношу таких баб. Я хотела ее разозлить и поэтому все время вам улыбалась. Потом мне стало вас жаль, и я подошла к столику.
Генрик нарезал хлеб и вынул из портфеля банку сардинок, пирожные и бутылку вина.
– Это все для нее? – насмешливо проговорила она, намазывая масло на хлеб, и, так как он ничего не ответил, спросила: – Вы предпочли бы, чтобы здесь была она, а не я?
Генрик опять промолчал.
– Все-таки она не поверила, что вы разговаривали с Рикертом.
– А вы?
– А я верю.
– Почему?
– Вы не умеете врать, вы просто не в состоянии выдумать такую историю.
Он почувствовал себя уязвленным.
– Должен вам сообщить, что я написал несколько книг. И все они с начала и до конца были выдуманы.
– Это ничего не значит. Придумать на бумаге вы можете, по в жизни вы человек очень наивный и правдивый. Я разбираюсь в людях.
– Да?
– У меня была довольно тяжелая жизнь.
– Гм, – кашлянул он.
– Не беспокойтесь, я не стану утомлять вас рассказом. Но в одном можете не сомневаться: моего знания жизни хватит на то, чтобы поверить в самые неожиданные происшествия.
– Разговор с Рикертом вы тоже относите к таким происшествиям?
– Посмотрим, – сказала она серьезно. Сейчас это была уже не та девушка, которая препиралась с Лолеком у Старого кладбища. Сняв плащ, она осталась в скромном голубом платье с белым воротничком. Вызывающая вульгарность, так коробившая его, куда-то исчезла.
Генрик открыл бутылку вина. Они поставили закуски на поднос и перешли в комнату. Он сел на тахту, а она – в кресло, стоящее перед низким столиком. Генрик рассказал ей о покупке тросточки и объяснил, что привело его к Рикерту.
– Что вы обо всем этом думаете? – спросил он.
– В привидения я не верю, – помолчав немного, ответила она. – Рикерт умер. Следовательно, человек, с которым вы разговаривали в его квартире, был не Рикерт.
– Почему вы так думаете?
– Вы же сами мне сказали, что тот человек ни разу не назвал себя Рикертом.
– Однако он дал понять, что это так.
– Он думал, что вы знакомы с Рикертом и его мистификация не удастся. Но быстро понял, что вы Рикерта никогда не видели. Однако до самого конца беседы он не был в этом уверен, поэтому ни разу не сказал, как его зовут.
– Почему же он не сказал прямо: «Рикерт умер»?
– Именно в этом и заключается секрет. Пользуясь тем, что все родственники и знакомые магистра поехали на похороны, неизвестный человек с неизвестной целью вошел в квартиру покойного.
– Если верить соседке, двери были закрыты и ключи лежали у нее.
– У него могли быть свои ключи.
– Верно, – согласился он. – Но почему же этот субъект пригласил меня в комнату, выдавая себя за Рикерта, вместо того чтобы прямо сказать мне: «Пан Рикерт умер» или «Пан Рикерт будет позднее»?
– Припомните еще раз как следует начало разговора с этим человеком.
– Прекрасно помню, как все было. «Слушаю вас. В чем дело?» – «Я хотел бы поговорить с магистром Рикертом». А он спрашивает: «О чем вы хотите поговорить?» Тогда я начал объяснять, что купил в комиссионке одну вещь и хотел бы кое-что о ней узнать. «О чем именно идет речь?» – спросил он, а когда я заколебался, он пригласил меня в комнату.
– Вот именно, в этом вся соль! Именно здесь ключ к разгадке. Похоже на то, что он пригласил вас только тогда, когда узнал цель вашего прихода. Иными словами, вы его чем-то заинтересовали. Это было для него так важно, что он не стал отделываться от вас и пошел на мистификацию, выдавая себя за Рикерта.
– Ничего не понимаю, – вздохнул Генрик.
– Но ведь это проще пареной репы. Допустим, незнакомец находился в квартире для того, чтобы украсть какую-нибудь вещь. Часы, деньги, золотой браслет, меха, радиоприемник. Вдруг в квартиру, где он хозяйничает, входит какой-то субъект, то есть вы. Что ему делать? Сплавить вас как можно быстрее, чтобы иметь возможность довести свое дело до конца. Сделал он это? Нет. Услышав, что вы пришли по поводу какой-то вещи, он пригласил вас в комнату. Больше того, он даже выдал себя за Рикерта, чтобы узнать, о какой именно вещи идет речь. Он действовал вопреки воровской логике. Следовательно, это не был вор в обычном понимании этого слова. Он явно что-то искал в квартире покойного. Искал, но не мог найти. Вдруг появились вы. Он пригласил вас, ибо рассчитывал, что вы каким-нибудь образом сможете помочь ему в его поисках. Вы ему рассказали о тросточке. И что тогда произошло?
– Он потерял ко мне всякий интерес. Дал понять, что пора оставить его одного.
– Иначе говоря, он искал не тросточку.
– Вы были бы великолепным детективом! – воскликнул он. Они выпили по рюмке вина. Рассуждения девушки и в самом деле показались ему очень логичными. Гордость его, однако, была сильно уязвлена: ведь скорее ему полагалось бы сделать подобный вывод. Он выпил еще одну рюмку вина и сказал:
– По-моему, автомобильная катастрофа была подстроена. Рикерта убили, и в квартире Рикерта я разговаривал с его убийцей.
Пить он не умел. После четвертой рюмки он изменил свою версию следующим образом.
– Я когда-то видел пьесу Сухово-Кобылина под названием «Смерть Тарелкина». Тарелкин был тип, по уши залезший в долги. Чтобы избавиться от кредиторов, он инсценировал свою смерть, купил гроб, положил туда куклу, похожую на него, под куклу – дохлую рыбу. Что вы скажете, если выяснится, что мы участвовали в похоронах куклы господина Рикерта, магистра и искусствоведа. Вас не восхищает такая гипотеза?
– Нет, – откровенно ответила она. Демонстративно убрала со стола недопитую бутылку вина и унесла ее на кухню.
Ему это очень не понравилось. Горький опыт подтвердился еще раз: стоит только пригласить молодую девушку в холостяцкую квартиру, как она сразу начинает распоряжаться, как у себя дома. Не захотела даже выслушать его гипотезы до конца.
Генрик пошел в кухню, чтобы заварить черный кофе. Розанна или Зося – ему было все равно, как ее зовут на самом деле, – включила проигрыватель и поставила старинный вальс «На сопках Маньчжурии». Генрик вылил себе на брюки черный кофе. К счастью, брюки были темными и пятно можно было замыть горячей водой. Он вынул из шкафа другой костюм и заперся в ванной. Включил газ, чтобы нагреть воду. Из-за шума колонки и бульканья воды он едва услышал звонок телефона. Пока он накинул халат и вбежал в комнату, телефон уже не звонил. Трубка лежала на вилке аппарата, из радиолы гремел старинный вальс.
– Звонила какая-то женщина, – с равнодушным видом объяснила Розанна-Зося.
– Юлия? – обрадовался он.
– Не знаю. Спросила Генрика; услышав мой голос, никак не хотела поверить, что это действительно ваша квартира. Я ей сказала, что вы в ванне и что я с удовольствием вас позову, по она бросила трубку.
– Это была Юлия! Она хотела объясниться со мной.
– А трубку все-таки бросила, – вздохнула она, удачно разыгрывая сожаление.
«Я потерял Юлию. Теперь я уже наверняка потерял Юлию», – подумал Генрик и вернулся в ванную.
Но через минуту телефон зазвонил вновь. На этот раз Генрик опередил Розанну. Как молния, метнулся он к телефону и схватил трубку.
– Генрик слушает, – тепло произнес он.
– Говорит реквизитор киностудии, – прохрипел в трубке мужской голос. – В комиссионном магазине мне сказали, что вы на днях купили старинную тросточку со штыком. Она нужна нам для одной картины. Будьте так добры, уступите ее нам.
– Нет.
– Сколько вы за нее заплатили?
– Пятьсот злотых.
– Мы дадим вам тысячу.
– Нет.
– Полторы тысячи.
– Она не продается. Это историческая ценность.
– Именно такая нам и требуется. Я предлагаю за нее две тысячи злотых. Согласны?
– Я не продаю ее. Благодаря ей я напал па след одной архиинтересной истории.
На другой стороне провода долго не отвечали. Потом голос отозвался снова.
– Три тысячи! После окончания фильма можете получить тросточку обратно. Устраивают вас такие условия?
– А для какого фильма она нужна? – спросил Генрик.
– Для фильма «Влюбленные». Вы согласны?
– Нет. Ни в коем случае, ни при каких условиях. Трость я не продам.
– Это ваше последнее слово?
Генрику показалось, будто в голосе мужчины звучит бешенство и даже угроза.
– Да, последнее.
На другом конце повесили трубку. Генрик передал Розанне содержание разговора. Вдруг он хлопнул себя по лбу.
– Черт возьми! Откуда этот реквизитор знает, что в тросточке штык? В магазине об этом понятия не имели, и о штыке я не говорил никому, кроме лже-Рикерта.
– Может, Лолек растрепал?.. – заметила Розанна.
– Реквизитор ссылается на информацию из магазина. Какая-то подозрительная история. Да, – вспомнил он. – «Влюбленные» – современный фильм. Зачем им понадобилась старомодная трость?
– Киношников не поймешь, – сказала Розанна. – Я читала как-то, будто фильмы, действие которых происходит на берегу озера, снимаются на берегу реки. Если в фильме речь идет о горах, то съемочная группа едет к морю, и наоборот.
Генрик взял телефонную книжку, нашел номер своего школьного товарища, как раз занятого на съемках фильма «Влюбленные».
– Тросточка со штыком? – удивился тот. – Что-то я не слышал, чтобы она была нужна нам. – И тут же спохватился: – Знаешь, старик, у нас всяко бывает. Вчера – не нужно, а сегодня – кто его знает… Подожди, я сейчас позвоню нашему реквизитору, а потом тебе.
Прождав напрасно целый час. Генрик опять позвонил другу.
– Нет, старик. Никакая тросточка нам не нужна, мне сам реквизитор сказал.
– Но ведь он же звонил мне!
– Да нет же! Говорю тебе, он ничего об этом не знает. Генрику было этого достаточно.
– Дело нечисто. Кто-то страшно хочет заполучить мою тросточку.
– Может быть, звонил лже-Рикерт?
– Не думаю. Ведь когда он услышал о трости, у него сразу пропал интерес ко мне.
– Это могла быть просто уловка. Так он себя и выдаст, ждите!
– Мне сдается, голос в трубке совсем не похож на голос человека, выдававшего себя за Рикерта.
– Телефон искажает голос, – заметила она и снова поставила «На сопках Маньчжурии».
Было около одиннадцати вечера. Генрих вооружился тросточкой и проводил девушку до трамвайной остановки.
29 мая, утро
Сестра Яна Рикерта, покойного магистра и искусствоведа, приняла Генрика очень тепло. Шторы на окнах были раздвинуты, комната проветрена, завядшие цветы убраны. Ничто не напоминало Генрику вчерашней встречи с таинственным незнакомцем.
Худенькая старушка оказалась на редкость веселой и болтливой. Она усадила его в кресло, то самое, в котором он сидел во время разговора с «Рикертом», и через десять минут они беседовали, как добрые, старые знакомые. От соседки ей уже было известно о некоем мистическом субъекте, находившемся в квартире ее покойного брата. К счастью, она не верила в привидения.
– На первый взгляд, – сказала она, – в квартире все на месте. Во всяком случае, все крупные вещи. Имущество брата мне знакомо, ведь я часто приезжала к нему из Варшавы. Как правило, я гостила у него по нескольку недель. Стирала ему, готовила, убирала, так что неплохо знаю его вещи. Если же вор ничего не украл, а так оно, кажется, и есть, то зачем он приходил сюда и выдавал себя за моего брата?
– Может быть, он искал здесь что-нибудь?
– Если он искал деньги, то зря старался. Дела моего брата шли неважно, особенно в последние годы. Чтобы купить машину, он продал свои самые ценные вещи. Видите ли, в последнее время он много пил. О покойниках плохо не говорят, но, к сожалению, ничего хорошего о нем не скажешь. В конце концов, – махнула она рукой, – из квартиры ничего не пропало. А ведь вас интересует именно это, не правда ли?
– Зачем вы оставили соседке ключи от квартиры?
– Я предполагала, что на похороны приедет наша старшая сестра из Вроцлава, мы ждали ее до самого последнего момента.
Сперва она приедет в квартиру брата, подумалось мне. На похороны уже не успеет, пусть лучше отдохнет и подождет нас здесь. Поэтому я и отдала ключи соседке. Но сестра не приехала. Сегодня получила от нее письмо: пишет, что чувствует себя неважно. Ничего удивительного: ей уже восемьдесят два года.
– У вашего брата было, наверное, много друзей и знакомых. Не заметили ли вы в их поведении чего-нибудь такого, что могло бы показаться странным?
– А, понимаю. Вы хотите узнать, не был ли тот незнакомец одним из друзей моего брата?
– Именно так.
– У брата было два друга: адвокат Станецкий и пан Бутылло, торговец редкими вещами. Оба очень помогали мне на похоронах. Они были со мной на кладбище. Пан адвокат Станецкий взялся безвозмездно привести в порядок все дела моего брата. Он очень честный и порядочный человек. То же самое можно сказать и о пане Бутылло. Представьте себе, что вчера пан Бутылло вернул мне шестьсот злотых, которые одолжил у моего брата. Человек менее честный не отдал бы ни гроша в надежде на то, что о долге никто не знает.