Текст книги "Газета Завтра 836 (100 2009)"
Автор книги: "Завтра" Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 9 страниц)
Михаил Делягин МОДЕРНИЗАЦИЯ ИЛИ СМЕРТЬ
Общими особенностями всех рассмотренных сценариев представляется переоценка роли ситуации на Северном Кавказе, уже давно существующем практически изолированно от России, при недооценке межнациональных и технологических проблем, которые при определенных обстоятельствах могут приобрести самостоятельное значение. Гипертрофированное внимание уделяется персоналиям: серьезное прогнозирование того, кто именно пойдет на выборы 2012 года, в настоящее время представляется преждевременным. Переоценивается значение региональных кланов: сейчас не 1999 год, они озабочены своим персональным выживанием, но отнюдь не экспансией на уровень принятия решений федерального значения.
Подбор самих сценариев производит характер случайного (рассмотрены далеко не все возможные значения параметров, избранных в качестве управляющих) и формального. Так, рассматривается ситуация на ближайшую перспективу, в результате чего сохранение нынешней хрупкой стабильности выглядит самостоятельным вариантом; не рассматривается ни что будет после этой стабильности, ни что будет после сползания страны в рецессию или обрушения ее в кризис. Собственно, сценарии описывают не новое качественное или равновесное состояние, в которое переходит Россия, а лишь промежуточную ситуацию ближайшей перспективы, что представляется малопродуктивным.
Некоторые ключевые для понимания смысла излагаемого понятия (например, «путинское наследство») не описываются в принципе. В результате каждый волен понимать под этим свое – кто-то молодую российскую государственность, кто-то тотальную коррупцию, кто-то активы на Западе.
Оговоримся сразу: по итогам проведенной в конце 2008—начале 2009 годов работы, корректировавшейся в течение года, наиболее вероятным сценарием развития России представляется системный кризис. Непосредственная причина обрушения в него – вынужденное в условиях мировой экономической депрессии вливание в экономику значительных государственных средств, которое из-за коррупционного характера государственности будет осуществляться бесконтрольно. Соответственно, каждая волна этих средств будет выплескиваться на валютный рынок, размывая международные резервы и порождая новую волну кризиса; при этом при любой цене нефти международные резервы будут в целом сокращаться, так как коррупционные аппетиты растут быстрее финансовых потоков, на которых они паразитируют.
Исчерпание международных резервов (управляющими факторами, определяющими момент этого исчерпания, представляются цена нефти, состояние «тандемократии», интенсивность проедания «советского наследства» в технологической сфере и в области дружбы народов) на завершающем этапе будет ускорено атакой глобальных спекулянтов. Основной интерес с прогностической точки зрения представляет выявление сроков наступления этого события, характерных особенностей развития системного кризиса и его последствий (макрооценка позволяет рассматривать варианты выхода в авторитарную модернизацию и разрушения российской цивилизации с вероятностями примерно 70/30).
Из рассмотренных сценариев ближе всего к описываемому – третий, хотя волна террористических актов и голодные бунты как фактор внутренней политики представляются некоторыми передержками. Правильно оценивается неминуемо имитационный характер чрезвычайного положения, но совершенно не анализируется борьба между прозападным и внезападным бюрократическими кланами («либералы» и «силовики») в руководстве России.
При этом главный для развития России вопрос о том, что же, собственно говоря, будет после кризиса, даже не ставится в принципе.
Четвертый вариант (наиболее четкий именно из-за своего не очень правдоподобного сегодня катастрофизма) сводится к передаче Западу контроля над остатками российского ядерного потенциала, которые как самостоятельный фактор мало кого волнуют. Значение России в глобальной политике заключается в праве передаче контроля за ресурсами Сибири и Дальнего Востока Китаю или Западу, причем, как показывают последние договоренности Путина с Ху Цзиньтао, в гонке за контроль за ними китайцы решительно вырвались вперед, что, по идее, должно спровоцировать встречную активизацию Запада. Однако данный процесс даже не рассматривается авторами сценариев.
Некоторые положения сценариев вышибают слезу умиления: достаточно указать, что авторы, похоже, искренне считают «российскую бизнес-коррупцию с ее мощными криминальными корнями» «гораздо более опасной угрозой» для Запада, «чем в свое время советские дивизии и советские ракеты». Почему аналогичная коррупция в Африке и Латинской Америке всячески приветствуется Западом, а в нашей стране – непосредственно поддерживается им как инструмент слома сопротивления в глобальной конкуренции, остается загадкой. Во всяком случае, чтобы всерьез утверждать это, надо напрочь не знать истории не только развитых стран Запада (которые в прошлом при необходимости прекрасно сотрудничали с организованной преступностью, бывавшей, как в США, значимым элементом их политических систем), но и нашей собственной страны, криминализация которой в 90-е годы во многом проводилась «с подачи», а то и по прямому требованию наших стратегических конкурентов.
Борьба с коррупционерами со стороны нового президента в рамках политической конкуренции возможна, но для того, чтобы она стала борьбой с коррупцией, нужно коренное преобразование всей российской государственности. Возможно ли оно, и если да, то при каких обстоятельствах произойдет – ключевой вопрос развития России, авторами сценариев даже не рассматривающийся.
В целом сценарии носят несистематизированный, фрагментарный характер и посвящены не столько развитию и перспективам России, сколько развитию и перспективам отдельных ситуаций, актуальных в настоящее время, но отнюдь не обязательно сохраняющих свою актуальность даже в среднесрочной перспективе.
Обратите внимание, автокран камышин 3
[Закрыть] отлично работают при любых погодных условиях.
Антон Суриков БУДЕМ ГНИТЬ
Авторы сценариев справедливо заметили, что хотя фактор чуда в России порой срабатывает, в нынешних условиях следует сосредоточиться именно на негативных сценариях. Но, на мой взгляд, выбранный ими для анализа пятилетний интервал не совсем удачен, следовало бы заглянуть не на 5, а лет на 10-15 вперед.
В известном интервью газете «Wall Street Journal» (2009.07.27) вице-президент США Байден обозначил этот срок – 15 лет – в качестве максимально возможного времени существования системы, которая сформировалась в РФ после 1991 года. Байден указал при этом на скверную демографию и примитивную структуру экономики, на так называемое «ресурсное (нефтяное) проклятье», порождающее коррупцию, паразитизм и регресс.
Два этих фактора в сочетании с геополитическим положением России между ведущими центрами силы, ставят под вопрос само ее выживание. Тем более, что основные районы добычи нефти и газа в Сибири и на Севере обособлены, находятся на расстоянии нескольких тысяч километров от центра страны. Это обстоятельство радикально невыгодно отличает РФ от других нефтегосударств: Саудовской Аравии, Ирана, Нигерии, Венесуэлы, в которых районы нефтедобычи расположены близко к основным центрам, в силу чего отторгнуть их невозможно.
Согласно Байдену, в России продолжится процесс гниения, деградации экономики и общества. Кризис подтвердил это. Если в 1998 году после дефолта началось оживление советской индустрии, внезапно оказавшейся в выгодных конкурентных условиях, то в 2008 году после девальвации ничего подобного уже не наблюдалось. Это значит, что индустрия перестала реагировать на стимулирующие воздействия. С другой стороны, кризис усилил сырьевую направленность экономики, тогда как призывы президента к модернизации и инновациям – лишь благие пожелания, нечто наподобие горбачевского «ускорения».
По Байдену, всё сказанное выше приведёт РФ в течение ближайших 15 лет к коллапсу. С другой стороны, настаивает тот же Байден, примерно в эти же сроки Россия из-за деградации ВПК, науки и промышленности, всё более увеличивающейся технической отсталости и окончательного отмирания последних остатков советских стратегических вооружений, утратит способность поддерживать стратегический паритет с США, установленный в 1970-е годы. Тем самым мир вернется к ситуации американского превосходства в военной области над всеми другими странами. Включая не только Россию, но и Китай, который, успешно догоняя Америку по объему ВВП (это повсеместно рекламируется), не только не догоняет, но и всё больше отстаёт от неё в высоких технологиях военного назначения (об этом повсеместно умалчивается).
Впрочем, США и Китай, похоже, пока идут не к конфронтации, а к кондоминиуму в формате G-2, к которому призвали Киссинджер и Бжезинский. И этому есть основания. Ведь они не конкуренты. Индия и Китай – это конкуренты. А Америка и Китай – нет. Наоборот, их финансовые и экономические системы сплелись. Американская постиндустриальная, инновационная и китайская индустриальная, ориентированная на экспорт экономики существуют как бы в разных плоскостях, дополняя друг друга. И так, видимо, будет еще лет 30-40. То есть заведомо больше, чем те 10-15 лет, которые «коллективный Байден» отводит завершению деградации РФ, её экономики, её демографического качества и её ядерного щита.
А раз так, то вплотную заниматься РФ мировое сообщество начнет только тогда, когда внутри страны всё уже свершится. И это будет происходить в рамках G-2 с привлечением ЕС, Японии и, на вспомогательных ролях, Украины, чеченцев, а также других окрестных стран и народов.
Но если так, то какой смысл торопить события? Тем более, что Путин хоть и далек от западных представлений об идеальном руководителе России, но в целом всех устраивает. Он стабилизировал процесс паразитического нефтедолларового гниения бывшей сверхдержавы и гарантирует отсутствие модернизации. РФ является крупнейшим экспортером углеводородов, только что обогнавшим Саудовскую Аравию по экспорту нефти. С другой стороны, РФ всё еще располагает ядерным щитом. Поэтому в ближайшие годы власти Путина ничего не грозит – связываться с ним никто не станет.
Если бы Запад действительно поставил цель передать власть Медведеву, цена на нефть продолжала бы держаться на уровне 30 долларов за баррель, а не 80 долларов. Но этого нет. Наоборот, Байден (именно он, а не пустой Обама) провозгласил перезагрузку, реальный смысл которой в том, чтобы Россия не «дергалась», как в прошлом году в Грузии, чтобы она догнивала тихо и спокойно, не мешая окружающим.
Именно поэтому перезагрузку с США дополнит перезагрузка с Украиной, которая уже обозначилась в ходе визита в Москву Порошенко, и окончательно утвердится после президентских выборов вне зависимости от того, победит там Тимошенко или же Янукович.
С другой стороны, конфликты, связывающие России руки в регионах, мало влияющих, в отличие от Украины, на состояние общественного мнения Запада, более чем возможны. При этом я не стал бы ставить акцент на Северном Кавказе. Ведь там ключевой игрок – Чечня. Кадыров и Делимханов представляют местную элиту, которая уже дважды воевала с РФ. Пока сохраняется вертикаль, они на третью войну, конечно, не пойдут, так как многому научились. Чеченская элита будет строить своё национальное государство, формально оставаясь пока в составе РФ, произнося политические грамотные речи, ласкающие слух Кремля, и получая за это из Москвы дань. Таким образом, в ближайшие годы попыток её отделения точно не будет. Правда, и терроризм в регионе никуда не денется. Всё, видимо, будет как сейчас.
А вот где действительно может возникнуть серьезный конфликт – это в Средней Азии после того, как американцы покинут Афганистан, что является вопросом двух-трех лет. Такой конфликт ляжет на Россию исключительно тяжелым бременем, и к нему, безусловно, нужно начинать морально готовиться уже сейчас.
Александр Нагорный ШАНС ЕСТЬ
Представленные читателям «Завтра» размышления, оформленные в виде четырех сценариев, объединяет прежде всего глубокий пессимизм их автора. И, надо признать, это – пессимизм, вполне обоснованный теми политическими и социально-экономическими обстоятельствами, в которых находится современная Россия.
Казалось бы, все факторы говорят о близком крушении властной машины и тотальном распаде государства, именуемого Российская Федерация. Политическое руководство насквозь, сверху донизу, прошито западничеством и «общечеловеческими рыночными ценностями». Страна вот уже двадцать лет бьётся в судорогах самоуничтожения под вывеской «либерального монетаризма», а «кровопускание» из её национальной экономики составляет свыше 100 миллиардов долларов ежегодно.
При этом «властная вертикаль» в Центре и на местах прямо и косвенно способствует слому всей цивилизационной матрицы населения, как минимум не препятствуя, а зачастую де-факто и содействуя распространению всего спектра девиантных форм социального поведения, включая наркоманию, алкоголизм, криминал и сексуальные извращения. В российских тюрьмах сегодня сидит больше людей, чем в сталинском ГУЛАГе, на душу населения потребляется в среднем 10 литров чистого алкоголя в год – это без самогона и суррогатов, а число «героиновых» наркоманов у нас уже больше, чем во всех странах Евросоюза, вместе взятых. Понятно, что с таким «человеческим фактором» впору ставить вопрос не о «модернизации», а о «санации» страны. Которая, вне всякого сомнения, неизбежна и рано или поздно будет проведена. Либо собственными здоровыми силами российского общества, либо «с помощью» иностранного вмешательства – тем более, что Россия вследствие «мебельных реформ» армии сегодня практически утратила свою обороноспособность в сфере неядерных вооружений, а поставки 30 вертолётов и 28 самолётов, обещанных в федеральном послании президентом Дмитрием Медведевым «уже в 2010 году» на этом фоне выглядят не менее анекдотично, чем «38 снайперов» президента Бориса Ельцина образца 1996 года.
Так что с пессимистическим настроем автора приведенных выше сценариев в целом вполне можно согласиться.
Однако в настоящее время возникли и действуют такие мощные факторы, которые в полной мере не учтены в данной работе.
Это, во-первых, внутриамериканский финансовый кризис, из-за неадекватности доллара в качестве мировой валюты неуклонно перерастающий в социально-экономическую катастрофу глобальных масштабов.
Это, во-вторых, постоянно усиливающийся конфликтный потенциал между США и КНР в схватке за мировое лидерство, который, судя по всему, подойдёт к своей кульминации в 2011-2012 годах.
Это, в-третьих, смещение «центра мира» из Атлантического в Тихоокеанский регион, что снова превращает нынешнюю Европу в «задворки человеческой цивилизации», где она пребывала с распада Римской империи до эпохи Великих географических открытий.
Наконец, в-четвертых, это утрата совокупным Западом (за понятным исключением Японии) своей собственной цивилизационной идентичности, что весьма способствует как мировой исламской, так и мировой китайской, а в перспективе, возможно, и мировой индийской экспансии, что, по аналогии с испанской Реконкистой, может быть названо эпохой Реколонизации.
Всё это, вместе взятое, способствует возникновению в России того состояния, которое Ленин называл «революционной ситуацией» и предвестником которого будет нарушение нынешнего статус-кво, когда кремлёвские либералы с опорой на Запад и США сначала зачистят Сечина и всю группу «питерских силовиков», затем отстранят от власти Путина, следующим окажется уже Медведев, а далее, по аналогии с 1917 годом, сложится ситуация безвластия и свержения нового «Временного правительства». Что и даст в итоге шанс на новое возрождение России.
Лучшие отечественные автокраны 16 тонн 6
[Закрыть] , есть несколько моделей на выбор.
Александр Лысков ПО СМОЛЕНСКОЙ ДОРОГЕ—2
Продолжаем серию репортажей нашего корреспондента из Смоленской области (начало – в «Завтра», 2009, № 47).
Сегодня от Смоленска – ровно на восток, по Старой дороге. Вот уж не скажешь – трасса. Знаменитая дорога косогорами идет, поворот за поворотом, на которых кренились еще и дрожки Бонапарта, и сани Кутузова. По холмам нигде не срезано бульдозером, подъёмы первозданно крутые. Зато далеко видать.
А кругом и не поля, и не луга, а степи какие-то. Дикие травы – будто свалявшаяся шерсть на звере в период линьки. Сгнивают на корню уже второй десяток лет. И молодые березовые рощи всюду. Деревья на бывших пашнях уже в той поре, что мужики рубят их на дрова, благо еще лесхоз не оприходовал новорожденные угодья. Скоро и до строительных кондиций дойдет.
На картах лесхоза нет этих рощ. Устаревают карты. А ведь никуда не денешься, еще лет пяток и придется «елочками» испещрять на бумаге салатовые луговины.
И вдруг с одной из высоток в этой смоленской степи, в натуре, вижу ярко-зелёное пятно величиной с четыре футбольных поля. И это в октябре, в канун заморозков.
Плантация благоухает. Что там посажено?
Торможу машину. Через кювет – к этой манящей зелени. Не может быть! Рассматриваю листья. Мну, перетираю в пальцах, нюхаю.
Действительно, малина.
Тут и плантатор подъезжает на джипе. Андрей Беличенко. Под сорок лет. Под сто килограммов. Бритый налысо.
Начинается дождь. Разговариваем в его белом пятидверном «Тагазе».
Оказывается, малина бывает двухсот сортов. Надо было выбрать и морозоустойчивую, и транспортабельную. Остановился на «Моллинг промис». Лист широкий, с ладонь. Стебель с палец толщиной. Подвязки не требуется.
Плантации третий год. Урожай Андрей сам с женой собирает. За зиму они в своей городской квартире из отходов шпона фанерной фабрики плетут корзинки под свою продукцию. Распаривают в кипятке, огибают проволочный каркас, сушат и – готово. А на эту зиму уже нашли пенсионера, который за небольшую плату наготовит им к сезону сбора нужное количество тары. На рынки Андрей возит ягоды сам. Иной раз они с женой и за прилавками стоят в разных концах Смоленска. Через год затраты окупятся. И если никакая зараза не настигнет «англичанку», то следующий урожай принесет прибыль.
– Свои владенbя вы, Андрей, даже не огородили. Теряете много на этом?
– Скотины нет в радиусе тридцати километров. А на период созревания, конечно, приходится тут палатку ставить и ночным дозором обходить, объезжать. Есть пугач. Есть травматический пистолет. Одно удовольствие летом. Такие ночи! Такие рассветы!
Андрей знает о сельском хозяйстве Смоленской области всё. И как специалист с дипломом. И как бывший, пусть и не крупный, чиновник земельного ведомства.
– Из десяти совхозов-колхозов в области выжил один, – говорит он. И в этом одном поголовье скота уменьшилось в десять раз. Вот такой расклад.
Фермеров немного. Они держатся только возле городов. Недалеко от Смоленска есть сильное фермерское хозяйство. Рынок сбыта – рестораны, кафе города. Пригородные крестьяне во все времена сводили концы с концами.
Слыхал он и про родовые поместья-гектары. Про отшельническую жизнь на них последователей идей Владимира Мегрэ – анастасийцев, которые долго судились с местными властями во Владимирской области, в центре их «цивилизации», вышли победителями и теперь уже созывают всероссийское Вече для обсуждения Закона о родовых поместьях.
А про традиционную русскую деревню я у Андрея уже и не спрашивал, отпустил его, с большими садовыми ножницами, обрезать кусты, так как путь мой лежал в самую что ни есть глубинку Смоленской области, в деревню Вачково.
У села Кардымово свернули со Старой Смоленской дороги направо, на гравийку. Километров через десять еще поворот на узкий, накатанный проселок. Вдалеке на холме труба дымит. Среди дикого степного запустения, полного отсутствия следов человека это словно чудо. Значит, в какой-то топке там мазут или газ «фурычит», что-то кипит, пузырится. И люди, значит, колготятся. Какой-то продукт производят.
В центре деревни – площадь с магазином, как водится, и с конторой молокозавода, как исключение. У магазина, естественно, бабы. В проходной – вахтер. Площадь асфальтирована. Здание конторы сияет свежей краской. И заводские постройки за высокой стеной ухожены, побелены. Сажусь на лавочку у магазина и просто молча радуюсь за здешнего русского крестьянина. Ведь вот остались же такие райские уголки среди пожарища.
Одна за другой подсаживаются ко мне три пенсионерки, судачившие до этого у двери магазина. И только успевай включить диктофон – пошел рассказ о жизни.
– «Данон» этот где-то там у вас, под Москвой находится. Туда уж от нас идет готовый продукт. А сырье, молоко, то есть сгущенный обрат ( из него кефир потом делают), к нам аж из Белоруссии везут. Такие концы, Боже упаси. Летом работа есть. В получку и по семь, и по десять тысяч выходит. А зимой остановка. Молока не хватает.
– Но всё-таки ведь это хорошо, что у вас под боком свой завод, – говорю. – Деревня, должно быть, процветает.
– Да теперь у нас, почитай, из деревенских-то никто на заводе и не работает. Все стары стали. Рабочих привозят из Кардымова, а то и из самого Починка. Мы все негожи. А молодым не очень-то охота с мешками таскаться. Ну-ка, восемь часов поворочай мешки от сушилки до зашивочной машинки. Да еще складировать надо. Мешки-то с молочным порошком, неподъемные. А в аппаратной там опять жара невыносимая. Молодежи такое не вытерпеть. А мы уж немощны. Нынче уж и нерусских каких-то привозили на смены. Ведь немало нужно рабочих-то. Да чтобы все здоровые, послушные были. А таких у нас в деревне не осталось.
– А как же раньше? Тоже рабочую силу собирали по всей области?
– Так раньше-то, в молодости нашей, здесь людно было. Кругом в деревнях молочные фермы. Молоковозы в очередь вставали на сдачу. А сейчас на всю округу одна ферма. И там всего семьдесят коров. На ручном сепараторе можно всю продукцию перегнать. Если бы не «Данон» этот ваш московский, так давно бы уже завод на кирпичики растащили…
После такой вводной беседы требовалось пройтись по деревеньке. Все-таки по настоящей, хоть и захиревшей. Не дачной. Своими глазами осмотреть строения, усадьбы, дворы.
Наперед скажу, фамилии всех мужиков, с которыми довелось поговорить, белорусско-польско-украинские. Послевоенного заселения. Коренных вачковцев, ну хотя бы до деда, на три поколения, нет. Все народ поверхностный, первослойный попадался. Хотя весьма симпатичный и приветливый.
Иван Архипович Филипченко. В конце сороковых после армии приехал сюда работать на завод. Женился. Дом построил. «Теперь уж старая еле ходит». А он молодцом, в сарае, в тисках какую-то трубу перепиливает. Дети все «в городах».
Виктор Стацюк. Лет за пятьдесят. Возится со старой «Нивой». Не работает ускорительный насос. Выхлопная бочка взорвалась. Промывает карбюратор. Лет пять еще назад был у него трактор. Брал землю в аренду, сажал картошку. На прицепе «Нивы» возил в Смоленск. Но, чтобы продать, приходилось цену занижать. А это не давало прибыли. И смысла.
Еще в три дома заглянул. Все строения приземистые, экономные. На крестьянский манер. Хотя в деревне газ проведен. Везде – люди пожилые.
Хожу от дома к дому и вдруг слышу – гармошка играет. Решительно поворачиваю на эти звуки. Вот он, гармонист. Сидит посреди своего двора на табуретке. В заношенной тельняшке. В резиновых сапогах. И пилит душераздирающий диссонансовый авангард из двух нот. Гармошка со стороны басовых кнопок обожжена, расплавлена. Я думал сначала, гармонист пьян. Но когда он заговорил, стало ясно: инсульт позади, речь не вполне восстановилась.
– Вы умеете играть? – с трудом разобрал я его слова.
– Немного.
– Научите, а?
Сердце защемило от этой детской наивности и чудовищной разрухи вокруг.
Домик у гармониста – четыре на четыре с дощатыми сенями, подгнивший с одного угла, кособокий. Одиночество беспросветное. Долголетнее отсутствие хозяйки. И сам человек-то крайне истощен. Но какая тяга к музыке! И какая тоска!
Теперь даже и в другом конце деревни не мог не слышать я эту музыку. Да и сейчас, в Москве, слышу, словно протягивают сквозь мою душу нитку с узелками, туда-сюда, туда-сюда.
Под это музыкальное сопровождение, сидя на завалинке у бабы Ули (не ручаюсь за правильность имени, не успел вовремя включить диктофон), записал я в Вачково ее рассказ о том, как она из Котласа девочкой десяти лет пешком дошла до Москвы летом тридцать первого года. А уж оттуда до Минска «зайцем на поезде», на родину с места ссылки родителей. Шла с подружкой три месяца. Всё лето. Когда убегала из котласского барака, ботиночки на шнурках через плечо кинула. Шла всю тысячу километров босая. Подаянием питалась. Ягодами.
Ночью шли. Днем спали в лесу, и это в самом комарином краю! В Москву пришли. Уля решила ботиночки надеть. Чтобы наряднее выглядеть в славном городе. А ботиночки-то не налезают. Выросла нога за три месяца…
До старости это горе помнится. До смерти. Такие хорошие ботиночки были! А поносить не удалось…
Обхожу молокозавод. Главный корпус – из бетонных панелей. А рядом приткнулся – старый, кирпичный, со сводчатыми окнами, с фигурной кирпичной кладкой. Этому зданию через три года будет сто лет. Именно в 1912 году основали, построили завод в Вачково богатые крестьяне. Потом знаменитый сподвижник Столыпина Чаянов здесь кооперативы организовывал. Сдавал в аренду крестьянам оцинкованные ёмкости для сбора и перевозки молока. Везли в Вачково «сырьё» со всех необъятных смоленских лугов. До колхозов имели мужики «живую деньгу».
Потом, в 70-е годы прошлого века, надо отдать должное советскому периоду, завод расширили, многократно увеличили мощности. И тоже деревенский люд был при деньгах. Упирались люди, пытались к концу восьмидесятых хотя бы сгущенным молоком заполнить пустеющие прилавки городских магазинов. Но всё как в прорву.
По-своему легендарные были времена. Живой легендой в Вачково является заводская директриса тех времен. Хозяйственная, волевая женщина. Бабули у магазина ее вспоминали с почтением. Она и газ провела в деревню. Ну, а затем, как обычно в нашей истории, если сначала человеку дается власть, слава, всенародная любовь, то далее – свержение с пьедестала, разоблачение, ненависть. В случае с директрисой: поджог ее дома-дачи, который построила она, выйдя на пенсию, в «родном» Вачково.
Сгорел коттедж…
Имеются свидетельства здешней жизни и более отдаленных времен, нежели основание молокозавода местными «кулаками». Документально оформленные. Напечатанные в свое время в литературных прогрессивных журналах местным помещиком Энгельгардтом. Угораздило же писателя, современника Льва Толстого, носить такую фамилию на Руси! Конечно же, переиначили его деревню – из Энгельгардтовки превратилась в Легендарную – тож.
Тем легендарная, что, сидя там в своем помещичьем доме, и написал Александр Николаевич свои знаменитые «12 писем из деревни».
Открываю на первой попавшейся странице откровения сердобольного землевладельца.
«…Получение оброков дело очень трудное, – говорится в письме. – Кажется, оброк – верный доход, всё равно, что жалованье, но это только кажется в Петербурге. Там, в Петербурге, худо ли, хорошо, – отслужил месяц и ступай к казначею, получай, что следует. Откуда эти деньги, как они попали к казначею – вы этого не знаете и спокойно кладете их в карман, тем более, что вы думаете, что их заслужили, заработали. Тут же не то; извольте получить оброк с человека, который ест пушной хлеб, который кусок чистого ржаного хлеба несет в гостинец детям... Прибавьте еще к этому, что вы не можете обольщать себя тем, что заслужили, заработали эти деньги... Конечно, получить оброк можно, – стоит только настоятельно требовать; но ведь каждый человек – человек, и, как вы себя ни настраивайте, однако, не выдержите хладнокровно, когда увидите, как рыдает баба, прощаясь с своей коровой, которую ведут на аукцион... Махнете рукой и скажете: подожду. Раз, другой, а потом и убежите куда-нибудь на службу; издали требовать оброк легче: напишете посреднику, скот продадут, раздирательных сцен вы не увидите...»
История Вачково, как любой русской деревни, полна таких «раздирательных сцен». Освоение чередовалось с запустением. То чума, то крепость. То отруба, то коммуны. То совхозы, то фермерство. Это как везде на Руси. А применительно к деревням смоленским нужно добавить еще и многочисленные «раздирательные» военные походы через эти места по линии Запад—Восток.
Вычерпали деревенскую жизнь здесь до дна. Но вот всё-таки теплится какой-то заводик. На дальней ферме мычат-таки коровы. Плантатор свою малину холит. Да и вот еще какая новость – опять помещики объявились. Нет, конечно, не потомки Энгельгардта. Без голубых кровей. Но гектары свои, на которых устраиваются жить, называют родовыми поместьями.
Я уж думал, эти энтузиасты «анастасийцы» – в истории. Уж слишком возвышенны казались мне их помыслы, слишком настойчивы притязания и непомерно жесткое противление власти. Ан нет. За те три года, что прошли после серии публикаций о родовых поместьях в нашей газете, численность этих новообразований по стране, как выяснилось, увеличилась тоже примерно в три раза.
Так получилось, что в Москву я возвращался в поезде из Вязьмы (об этом городке и женском монастыре в нём – третий репортаж) вместе с делегатами на всероссийское Вече родовых поместий.
Они уже и внешне обрели некий неповторимый образ. Женщины все обязательно с косами. У кого в пучке, у кого и через плечо на грудь выведены. Платья закрытые строгие, неброские. А их мужчины – конечно же, пожизненно трезвые, и в рубашках со стоячим косым воротником. У кого в брюки заправлены, а кто и навыпуск подпоясан. Дети тоже не в джинсах и не в футболках, а в каком-то самодельном наряде. И так уже они его обносили, так привыкли, что не кажутся ряжеными.
Много чего они рассказали мне под стук вагонных колес о своей жизни в российской глуши. Пять файлов в диктофоне лежит. Требуется отдельный разговор. А в сжатом виде вот что запомнилось.
Образ невероятной силы они перед собой имеют. И о любви, о добром отношении друг к другу говорят буднично. За десять лет прониклись религиозным чувством какого-то совершенно небывалого доселе толка. Так что в близком соседстве с ними, в вагонном купе, почти физически ощущаешь воздействие их ауры – другого слова не находится.
Но и заземлены они капитально. У них уже есть собственный, опубликованный в многочисленных собственных газетах, проект Закона о родовых поместьях. И они едут в Москву обсуждать его, вносить поправки, дополнять, чтобы потом отдать в Думу.
Толковали о том, будет ли юридически уместны в тексте закона такие термины, как «создание пространства любви и счастья».