355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » "Завтра" Газета » Газета Завтра 834 (98 2009) » Текст книги (страница 7)
Газета Завтра 834 (98 2009)
  • Текст добавлен: 14 октября 2016, 23:59

Текст книги "Газета Завтра 834 (98 2009)"


Автор книги: "Завтра" Газета


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Игорь Корябин НАХОДКИ И ПОТЕРИ


Давненько уже вышел я из детского возраста, а потому давненько не наведывался в Детский музыкальный театр имени Наталии Сац. Как журналист и критик, пишущий о проблемах оперного театра, я прекрасно понимал априори, что новый музыкальный материал, недавно предложенный вниманию прессы в стенах этого театра, явно выпадает из поля моих интересов. Однако любопытство пересилило – и я стал одним из первых зрителей постановки новой оперы Ефрема Подгайца «Принц и нищий». Увиденное и услышанное укрепило меня во мнении, что проблема современного детского оперного репертуара никуда не делась. Просто на фоне девальвации художественных вкусов широкой публики и всеобщей «мюзикализации» страны, которую ей принесли независимый театрально-зрелищный бизнес и рыночная экономика, эти проблемы, как ни печально, не кажутся сегодня такими уж злободневными.

В масштабах Москвы Детский музыкальный театр имени Наталии Сац в наше откровенно «попсовое» время является едва ли не единственным островком классического музыкального воспитания современного подрастающего поколения.

И для этого весьма уважаемого театрального учреждения проблема детского оперного репертуара заключена не в режиссерско-постановочном, не в литературно-драматургическом и не в сценографическом аспектах. Нынешняя премьера однозначно убедила, что по каждой из названных составляющих премьерного спектакля претензий к постановщикам никаких нет.

Главный режиссер театра Виктор Рябов, являющийся совместно с Роксаной Сац и автором остроумного и весьма актуального либретто, поставил замечательный спектакль, очень яркий, необычайно динамичный и подчеркнуто крупноплановый. В этой работе скрупулезная психологическая проработка характеров персонажей невольно перерастает в образно-назидательную дидактику проявления отношений к таким вечным философским категориям, как добро и зло, хорошее и плохое, бедность и богатство, жестокость и доброта, сострадание и справедливость, любовь к ближнему и цена подлинной дружбы. Уверен, этот увлекательнейший спектакль просто не может не понравиться детской аудитории, которой он адресован: его визуальное воплощение абсолютно ненавязчиво и вполне доходчиво, а злободневные аллюзии с современностью вовсе не выглядят чрезмерными.

Либретто по одноименной повести Марка Твена отказывается от отягощающих сюжет бытовизмов и историзмов: для его авторов важна лишь социальная рокировка двух молодых людей —нищего Тома и английского принца Эдуарда, приводящая каждого к неожиданным открытиям на пути постижения жизненной реальности. И не так уж важна даже сама подлинно-историческая локализация сюжета, хотя именно на ее основе Анатолий Нежный создал потрясающую живописную сценографию «под эпоху», а Анна Нежная разработала дизайн чудесных реалистических костюмов. Главное для создателей литературно-драматургической основы спектакля – взаимодействие диаметрально противоположных архетипов молодых людей и их связь с другими четко очерченными социальными архетипами в образах матери, отчима, подруги, представителей власти и королевского двора. Столкнувшись в начале спектакля, юношеские характеры Тома и Эдуарда в финале претерпевают качественную трансформацию на более высокой ступени обогащения своего жизненного мировоззрения. В силу сказанного выше, к несомненным достоинствам обсуждаемой постановки следует отнести прежде всего нравственно-психологическую содержательность и подлинную сценографическую зрелищность.

Остается добавить, что в целом певцы-солисты в рамках предоставленного им музыкального поля создали запоминающиеся, выразительно яркие вокально-драматические образы, в первую очередь это касается партий протагонистов, порученных тенорам (Том – Максим Сажин, Эдуард – Максим Усачев). Объединяющим началом нового театрального проекта стал его музыкальный руководитель и дирижер Константин Хватынец.

Но если всё так хорошо, спросите вы, то в чем тогда проблема детского оперного репертуара? Да в том, что в обсуждаемом спектакле, увы, нет главного – Ее Величества Музыки, поэтому Ее Высочество Опера в данном случае оказывается «принцессой, нищей во всех отношениях». А впрочем, с точки зрения принадлежности к жанру, никакая это не опера, хотя ее формальные признаки присутствуют – да и разговорных реплик в партитуре практически нет. Однако пение под оркестр, наличие сольных вокальных номеров, ансамблей и хоров так и не выводит опус Подгайца в разряд оперы, пусть даже не в понимании девятнадцатого века, так хотя бы двадцатого! Перед нами типичное для нашего времени «размытие жанров», когда тот или иной опус может называться как угодно, но представляет собой типичный растиражированный мюзикл с подтанцовками.

«Принц и нищий», возможно, и не самый безнадежный в череде бесчисленных мюзиклов, в последнее время наводнивших Москву. Но вся беда в том, что музыка этого опуса с унылой оркестровкой, которую так и хочется назвать банальным «музыкальным сопровождением», начисто лишена мелодического начала, в ее вокальной основе – сплошь мелодекламация и танцевальная «ритмизованность», а сама она подозрительно вторична, монотонна и однообразна, если не сказать, «серийна в сфере тональных звучностей»…

Когда-то лозунг «Всё лучшее – детям» был не просто лозунгом, но новая политическая и экономическая реальность вместе с девальвацией массового музыкально-эстетического вкуса успела изрядно девальвировать и его. Безусловно, Детский музыкальный театр имени Наталии Сац верен этому лозунгу и по сей день, но взращивать талантливых композиторов даже ему не под силу. Хочется думать, что кризис в жанре детской оперы – явление всё же временное, так как если допустить обратное, то будущие поколения зрителей, воспитанные на музыкальных образцах наподобие «Принца и нищего», вообще перестанут ходить в оперный театр, методично пополняя ряды любителей мюзиклов.




Андрей Смирнов ВОЛЯ К ОСНОВЕ


Осно. «Коллекционный сборник. Часть I».

«В древности поэты пели. Печать породила отчуждение слова от голоса автора, от „здесь и сейчас“ исполнения как творения каждый раз заново – аудио и видео позволяют вернуться», – говорил некогда Александр Непомнящий.

На ум приходит феномен поющих поэтов, бардов и рок-бардов. Здесь, правда, неизбежен вопрос: имеет ли всё это отношение к музыке, или лучше именовать такое творчество «литературной песней» и т.п.? «Осно», творческий альянс композитора-исполнителя Александра Соколова и аранжировщика, гитариста Павла Трофимова, – особый случай. Группа ведёт диалог со слушателем, используя стихи великих поэтов. Данная пластинка с безыскусным названием – путешествие в мир большого русского слова.

Всего в репертуаре «Осно» около сотни песен на стихи русских и европейских поэтов – от Шекспира, Байрона, Киплинга до Пушкина, Тютчева, Майкова, поэтов Серебряного века

На пластинке – пять песен на стихи А.К. Толстого, также в «соавторах» – Блок, Есенин, Некрасов, Пушкин. Среди моих фаворитов альбома именно «толстовские» – «Пантелей», «Волга-матушка», «Стоги».

По словам музыкантов, «большой поэт, обладая неповторимым колоритом своего творческого гения, диктует свою, определяющую манеру – от мелодии и аранжировки, до ее конечного исполнения. Поэтому, слушая наши песни, различные социальные группы находят именно те, которые им наиболее близки и понятны… Мало желать того, чтобы массовый слушатель научился понимать, ценить музыку гигантов классики: Мусоргского, Чайковского, Скрябина, Моцарта и многих других великих музыкантов, нужен „приводящий“ к ним мост. „Умная“ песня учит думать, вслушиваться в себя, сопереживать. Затрагивая в своем творчестве социальные, духовные, религиозные, морально-этические аспекты общества и человека, вековой слой времени только обостряет внимание и восприятие слушателя».

Для многих эстрадных исполнителей обращение к классическому наследию – своеобразная операция прикрытия, укрепление своих ничтожных позиций за счёт великого прошлого. «Осно» по-настоящему проживает содержание произведений.

Пожалуй, музыканты сами ещё определяются, что же здесь главное – классические тексты или же их прочтение. Скорее это попытка не дать свою интерпретацию, но выявить дополнительные энергии, заключённые в великих строках. Это непросто – довлеет авторитет великих, сила их слова, то, что неудачно именуется «мелодия стиха».

Альбом полистилистичен. Здесь тебе и фолк-рок, и романс, и старорежимный русский рок. Разнообразны и аналогии – от Градского до Бичевской, от Николы Емелина до чуть ли не «Арии» или «Кипелова» (признаться, я их путаю). Аранжировки академически аккуратны, правильны и несколько предсказуемы. Не хватает какой-то живой «непричёсанности», лихого эксперимента. Понятно, что речь идёт о максимальной доступности, не случайно «Осно» постоянно подчёркивает культуртрегерский потенциал своей творческой линии. Но для попса – это слишком высокое искусство, а для рок-адептов – излишне камерное. Наиболее яркое и открытое впечатление производят этнономера пластинки.

Осно на древнеславянском – основа, начало, острие. Напрашивается небольшой каламбур. С основой у группы всё в порядке. Прибавить бы острия.




Сергей Соколкин СТИХИЯ


СУДЬБА

Сергею Сибирцеву



Гранёный с размаху закинул.

Рассею в душе помянул.

И бабу к себе пододвинул,

с бутылкой и бабой уснул…



То ангелы с бесами бьются,

то просто душа на краю, —

но русские не сдаются

ни здесь, ни в аду, ни в раю.



…Проснулся без бабы, год минул, —

в раю – без врагов и боев.

И к Богу стакан пододвинул:

– Ты что, брат, не видишь краев?!





КАРТА МИРА

Ладонь, как танк, пылит по карте старой, —

земля бугрит, горит со всех сторон.

Ведь направленье главного удара

пульсирует со сталинских времен.



Я слышу голоса – и днем и ночью, —

накатывают – вал за валом вслед.

И вещий гул прадедовых побед

в моей крови крепчает с новой мощью.



Чем наяву страны хребет слабее,

народа меньше – чем толпы пустой,

тем круче верю в путь Её святой,

грядущей славы отзвук всё яснее.



И чем страшней, отверженнее лица

героев и поэтов, и вождей,

тем путь светлей, – на звёздах штык-ножей

небесный воздух снова шевелится.



Издревле клином вышибают клин,

кулачным боем разминают мышцы.

Упруги стали русские границы, —

звучит приказ короткий – «На Берлин!»




Георгий Судовцев АПОСТРОФ


Александр Лежава. Крах «денег». – М.: Книжный мир, 2009, 288 с., 2000 экз.

Если бы Карл Маркс задумал, в соответствии с современными тенденциями, написать «Капитал для детей» или популярный дайджест «Капитала», в результате наверняка могло бы получиться нечто, очень похожее на книгу Александра Лежавы, «вице-президента одного из российских банков», как значится в аннотации. По крайней мере, в исторической части такой работы.

Автор, в отличие от сторонников новейших теорий энергетической или информационной природы денег, заявляет себя искренним приверженцем старого доброго монетаризма, согласно которому «настоящие деньги» – это даже не доллары США, а только золото и серебро, «деньги богов», и ничего больше.

Насчет «денег богов» – это не фигура речи. «Я думаю, что концепция Захарии Ситчина о возникновении человечества как инструмента для обслуживания богов и добычи для них полезного ископаемого – золота, по крайней мере, в значительной степени верна и гораздо лучше вписывается в концепцию развития человечества, чем иные предлагаемые научные модели. Ведь, по сути, кто такие боги? Это представители высокоразвитой цивилизации, которые вступают в контакт с представителями менее развитой цивилизации. И всё».

С таким мировоззренческим фундаментом, конечно, дальше можно рассуждать и о Хаммурапи, и о тамплиерах, и о ломбардских банкирах, и о «веке Фуггеров», но главное – золото, золото и еще раз золото!

Подзаголовок этой книги гласит: «Как защитить сбережения в условиях кризиса», – и авторский рецепт защиты предельно прост: покупайте, покупайте, покупайте золото (ну, или серебро, если на золото не хватает). Всё остальное: доллары, евро, иены, рубли, швейцарские франки, китайские юани, британские фунты стерлингов и так далее, – «ненастоящие», обманные, фальшивые деньги, с которыми банки и правительства проворачивают гигантские махинации.

Если же этих фантиков на благородные металлы у вас тоже не хватает – запасайтесь натуральными ценностями (мука, соль, медикаменты, мыло и спички). «Разумные запасы продовольствия, топлива и, при возможности и наличии сбережений, драгоценных металлов, вероятно, позволят пережить самый тяжелый период кризиса», – «успокаивает» своих читателей Александр Лежава. И, как апофеоз его размышлений: "Один из основных вопросов, который мне задают мои знакомые – что будет с экономикой, она погибнет?

На это я их всегда успокаиваю и говорю: «Нет, экономика до конца не погибнет. Она будет существовать и дальше, независимо от всей глубины и продолжительности кризиса».

Это их обычно успокаивает, и мы расстаёмся на этой оптимистичной ноте. Но есть ряд знакомых, которые после этого моего ответа задают следующий вопрос: «А в каком виде?»

На него я прямо отвечаю: «Не знаю. Но охота и собирательство наверняка будут существовать».

Финал. Занавес.

Интересно, эти самые «знакомые» не спрашивают ли случайно у просвещенного автора, кто и на кого будет охотиться в этом прекрасном мире будущего, что и где будет собирать? Какое распространение получит в нем каннибализм и начнут ли разводить людей на съедение?

А главное – насколько распространены подобные апокалиптические настроения в среде вице-президентов российских банков и выше? Где и как намерены они хранить нажитый, видимо, непосильными трудами свой личный или семейный «золотой запас»? Распространяются ли перспективы возврата к охоте и собирательству на всё человечество, или где-то каким-то образом будет сохранено постиндустриальное или хотя бы индустриальное производство?

И чем, извините, занимаются сегодня наши власть предержащие, отдавая сотни миллиардов государственных – пусть и «ненастоящих» – денег в руки подобного рода банкиров и прочих «эффективных собственников»?

Вы помните, какой эффект на общество произвела недавняя статья Петра Авена, посвященная творчеству Захара Прилепина и опубликованная в журнале «Русский пионер», – том самом, где ведет колонку Владимир Путин и который устраивает вечеринки на крейсере «Аврора»? Если кто забыл, напомню: там вице-президент Альфа-банка и близкий друг Михаила Фридмана, назначенного теперь курировать модернизацию России, со вкусом рассуждал о двух человеческих расах, «винеров» и «лузеров»? Так вот, здесь налицо обратная сторона медали: образ желаемого будущего как раз для «лузеров», для «быдла», – пусть даже написанный из самых лучших и добрых побуждений, которыми устлана дорога известно куда. Они явно уверены, что «Аврора» больше никогда не выстрелит, что идеи исторического прогресса и социальной справедливости окончательно списаны с корабля современности, он же яхта Eclipse Романа Абрамовича.

Так что рецензируемая книга Александра Лежавы – вовсе не забавный артефакт, а признание тупиковости того пути, по которому сегодня пытаются вести всё человечество апостолы и пророки «рыночной демократии», на деле всё явственнее у нас на глазах становящейся «рыночным фашизмом». И хотя бы поэтому её будет небесполезно прочитать всем, кто всерьёз думает о своём будущем и будущем своих детей.




Владимир Васильев: «КАК МУЗЫКА ЧАЙКОВСКОГО...»


Месяц назад, в начале октября, я зашла в аптеку, что на Новинском бульваре. В аптеке кроме меня – три фармацевта и охранник. Пока я выбирала крем, охранник подошел к одному из фармацевтов и произнес: «Нас, русских, осталось пятьдесят миллионов. А американцев – триста. В шесть раз больше». Вскоре я вышла на улицу. Я не прошла и двадцати шагов как услышала: «Помогите русскому бомжу». Это уже ко мне обращались. Бомж, парню двадцать три года, рассказал мне, что отсидел, что мать спилась давно, а он не работает, потому что нет паспорта. Почему в Москве? Да здесь бомжевать легче, в Питере пробовал, хуже. Я дала ему сто рублей. «Может и приду в храм, – говорил он, – но лет в тридцать. Пока свободу люблю». Мы разошлись, и он все еще что-то кричал мне на прощанье, а я думала: лучше бы билет ему купила. В сторону Святово. Куда сама и направлялась.

Святово находится в сорока километрах от Переславля-Залесского. Дорога огибает ботик Петра, Плещеево озеро и зигзагами прорезает лес, в прозрачном октябрьском воздухе которого взмывали и плавно опускались золотые листья. Дорога – почти что глянец, лакированная действительность. Ни тебе ям, ни ухабов, а вдоль нее на скамейках у деревенских домов выставлены на показ дары осени: корзины с красным наливным штрифелем, медовые тыквы и лиловые звездочки хризантем. Проезжаешь все знаковые места: дом Пришвина, мастерская академика живописи Ивана Сорокина, дача Василия Сталина…

Ну вот и православный крест у дороги. Машина сделала несколько поворотов, и остановилась перед недавно отстроенным зданием. Я вышла из машины. На блестящей в лучах солнца металлической табличке прочитала твердо выгравированное: «Станица Святово». Воскресенье, дверь заперта на замок.

Я огляделась. Станица. Почему станица? Стоит двухэтажный из темного кирпича дом квартир на восемь; пока не заселен. В двух шагах от администрации белокаменная часовня с чуть вытянутым золотым куполом. Тоже закрыта. Рядом строят еще один дом, над бетонными блоками которого вьется кумачовое знамя. Треск нарушил повисшую тишину. Мужичок проехал на минитракторе Bobcat, груженым сеном. Я вслед за ним.

Вот и конно-спортивный клуб. Тут дверь открыта. Светлый с большим окном г-образный коридор. Прошла, постучала в дверь. Никто не ответил. Вошла. В кабинете стол, пианино, на стенах дипломы за участие в соревнованиях и целая галерея фотографий спортсменов-конников Васильева и Петушковой, фотографии детей, старательно демонстрирующих азы верховой езды. Ура! Слухи о том, что легендарный Владимир Афанасьевич Васильев тренирует «где-то под Переславлем», оказались верными. И это «где-то» мне теперь известно. КСК «Святово» называется. В поисках Васильева прошлась по окрестностям. Дыхание золотой осени, опушка леса, геометрия четырех плацов для конных соревнований, гарцующая лошадь. И ни одного человека. Мне рассказывали, что после войны Ленинград тоже выглядел, как декорация.

Васильева я нашла. Правда, мы встретились уже в другом месте. В Москве, в манеже ЦСКА.



«ЗАВТРА». Владимир Афанасьевич! Я так хотела поговорить с вами о конном спорте, что добралась даже до Святово. Это место навеяло на меня настроение послевоенных лет. Вы сами помните дни Победы-то?

Владимир ВАСИЛЬЕВ. Еще бы! Как будто вчера было. Это было здорово. Во-первых, ждали уже. С седьмого числа начали говорить о Победе. Ведь Сталин хотел, чтобы события на 1 мая пришлись, но что-то не получилось. А 8 мая уже Жуков командовал. Мы, мальчишки, Победу на крышах ждали, и девятого числа, конечно, опять на крыши полезли. Салют гремел… ой! говорю, а самому не по себе даже. Я жил недалеко от Белорусского вокзала. У меня отец погиб, а мама, смотришь, идет на вокзал...– Ждет. Вот такие дела… Я в один из дней пришел на Белорусский с товарищем. Он потом борьбой занимался, чемпионом стал. Пришли мы с ним. Народу! Цветов! Все обнимаются, целуются, плачут, мальчишек, наших товарищей, полно. Тогда люди жили дружно, и мы всех от Белорусского вокзала до Яра знали. Ну, и поезд подошел. Дядя Ваня Рощин, отец моего товарища, к нам подошел, они целуются, рады, и я тут кручусь. Подошли мы вместе к дому Володьки, и дядя Ваня говорит: «Ну, ладно, Вовка! Я пошёл!» И отправился к тете Гале. Видно, у него шашни были с этой тетей Галей. И я смотрю – Вовка плачет. Ну, у меня отец погиб – понятно. А тут пришёл – и ушёл. И вот потом уже, когда Володька выигрывать соревнования стал, дядя Ваня вышел как-то во двор с папиросой, и говорит: «во! мой-то!». А мужики ему с укоризной: «какой же он твой?!» Вот как в жизни поворачивает.

«ЗАВТРА». А как жизнь повернула, что вы в конный спорт пришли?

В.В. Я работал на фабрике «Ява», а как закончил ФЗО, да… сейчас те времена хают, а что я тогда? Совсем пацан был! а мне с приятелями дали от фабрики путевки в дом отдыха. Вернулся я из этого дома отдыха и вижу объявление: "Набор в конно-спортивную школу «Пищевик». Мы прибежали туда, а нам говорят – уже две недели занимаемся. Ну, я попросился сесть на лошадь. Мне дали кобылу, Примой её звали. Большая такая, вороная. И я не знал не то, что как ездить на ней, а как садиться не знал. Но молодой был, силенка-то была, и я запрыгнул на Приму без стремян и поехал без стремян, просто не знал, как ногу в стремя правильно вставить. Тогда тренер сказал, что берет меня в школу.

«ЗАВТРА». Работали и тренировались?

В.В. Да, «Пищевик» находился тогда напротив гостиницы «Советская», а «Ява» на Ямском поле. Рядом. После работы сразу на тренировку. Весело жили. К «Пищевику» относились и фабрика «Дукат», и Мясокомбинат и фабрика «Большевик». Из «Большевика» девчонки приходили, печенья немного приносили, ну а для меня сигареты. У нас же коллектив был! После занятий мы посидим, покурим, поболтаем. Что нам было?

«ЗАВТРА». Лет 19?

В.В. Меньше.

«ЗАВТРА». Сколько ж?

В.В. Сейчас скажу вам. Это был сорок шестой год, еще карточная система была. Я с тридцать второго, вот и считайте. Четырнадцать лет мне было.

«ЗАВТРА». Совсем мальчишка?

В.В. И девчонки такие были. В девятнадцать, это уже пятьдесят первый год был, я в Армию пошел. И оказался в ВВС, в конной команде.

«ЗАВТРА». Зачем конная команда ВВС?

В.В. Василий Сталин был такой. Генерал-лейтенант Василий Иосифович Сталин. Он командовал, сам лётчик был, командовал Московским военным округом. Я в Армию пришел, мне девятнадцать было, а ему, он двадцать первого года, ему, значит, тридцать лет было тогда. Совсем молодой. Кстати говоря, он был председателем Федерации конного спорта, сам с детских лет конным спортом занимался.

«ЗАВТРА». Значит, конная команда – его была инициатива?

В.В. Он организовал не только не только конный спорт. У него были и хоккей, и футбол, все было. К нему переходили из других клубов: он кому квартиру даст, кому жалованье прибавит. Потом начали говорить, что он был такой, сякой… не надо об этом.

«ЗАВТРА». А вы его каким запомнили?

В.В. Василий был широкий человек. Вот он идет, и видит того, кто отличился, кого поощрить можно. Он к нему. За руку берет себя, а часов-то уже нет, отдал. Он подзывает адъютанта, снимает с его руки часы, он потом отдаст ему, и надевает эти часы на руку отличившемуся. И по-разному к Василию относились. 1952 год. Отец был жив, но Василия уже сняли. Назначили нового командующего. Тот приезжает, а ему: «Не велено пускать». И не пускали. Две недели не пускали. Последний раз я Василия видел, да и не только я, когда? Мы ездили по плацу на лошадях, штаб рядом был. И видим: бежит Василий. Без шинели, лето было, без фуражки, ворот рубашки расстегнут, бежит – и в самолёт прямо. Завел его, как нынешний феррари заводят, и самолёт почти с места взмыл в воздух. Штабские к окнам прилипли все. Смотрят. А Вася прямо в окна направляет самолёт свой… Ой! Дух перехватило. И перед окнами своего кабинета резко вывернул. Потом приземлился, выскочил и побежал. Сел в машину и уехал. И больше я его не видел. На следующий день новый командующий приехал. А вскоре Василия Сталина посадили. Как только отец умер, так и посадили.

«ЗАВТРА». Вы лично не были знакомы с ним?

В.В. Был. Тут такая история. 1951 год, 5 декабря. День сталинской Конституции. Утром я как новобранец принял Присягу, а потом соревнования были. В манеже судья, Василий приехал. Он сидел на трибунах отдельно, рядом с ним адъютанты. Вызвали меня. Я выезжаю на коне Инженере. На мне майка ВВС полосатая, галифе, шлем и солдатские сапоги. Ну, чего же. Я прыгаю первые барьеры, вдруг – крик. Останавливают. Неужто – думаю – маршрут перепутал? «Коврига! – кричит Василий (Коврига был начальником нашей команды), – Почему Васильев в таких сапогах?» Тот ему кричит: «Товарищ командующий! Не успел шорник сшить!» «Я поговорю с тобой», – тот ему. И мне: «Начинайте сначала!» Я захожу опять на старт. Короче, выиграл я эти соревнования. «Васильев, – говорит мне Сталин, – чтобы завтра у меня в девять был». «Слушаюсь!» – крикнул. И он ушел. А этот Коврига – хороший был мужик, мастер был хороший, человек, он как отец был. Он в то время прямо на базе и жил, комнатка у него была. Он зазывает меня. «Ты смотри – говорит, – завтра, чтобы хорошо всё было». Ну, пошел я. Захожу в приёмную, полковник мне: «Иди, он тебя ждет». Захожу. «Здравия желаю!» «Не ори», – оборвал он. Открывает шкаф, а там новые кожаные сапоги стоят. «Померь», – говорит. А я-то пришел в кирзовых, у меня зимние портянки накручены. Как я с ними надевать буду? Просунул я руку в сапог, а там носки новые. Надел я сапог, он мне второй дает. «Пройдись. Ну что, – говорит, – как по тебе сшиты! Бери». Вот так. Он был очень приятный человек.

«ЗАВТРА». А что же потом с конной командой стало?

В.В. Прибыл новый главнокомандующий, генерал Красовский, он еще в Испании воевал. Красовский собрал нас и говорит: «Ну что, мы летчики всё же. Зачем нам кони? Ну ладно, парни, выиграете чемпионат Союза – оставим мы команду. Пойду в ЦК…» Прямо так и говорил нам. Мы выиграли первенство, 52 год. И нас премировали путевками в дом отдыха Марфино. Там только высший командный состав отдыхал, даже капитанов не было. Приезжаем туда, нас пять человек было. В столовую приходим. Идешь и слышишь в спину: «Вон, сталинские соколы идут!» А некоторые говорили: «Вон, выблядки прошли». Ну, что это?

«ЗАВТРА». Владимир Афанасьевич, какими видами конного спорта вы занимались?

В.В. Да всеми. Скакал барьерные скачки, стипль-чез, ездил пробеги, выступал на троеборье, был в сборной СССР. А в 1955 году перешел на выездку.

«ЗАВТРА». Вот как! Сегодняшние молодые люди уверены, что в Советском Союзе конного спорта и в помине не было. Самые продвинутые вспоминают уроки истории и цитируют слова из постановления Хрущева, в котором лошади были названы «дармоедами, позорящими социалистическую Россию бездельным ржанием».

В.В. Так говорил? Хрущеву дарили лошадей… Он ставил их на Первый конный завод, шикарный завод был! В спорт отдавал. А Фиделя Кастро как встречали?! На тройке катали в Голицыно! Но вот в 1956 году, я тогда в Спартакиаде участвовал и выиграл охотничий конкур, пришел приказ: кавалерию разогнать. Не надо больше готовить кавалеристов. Нужен мотоклуб.

«ЗАВТРА». А первые тренеры и спортсмены пришли в конный спорт как раз из кавалерии.

В.В. Да, из кавалерии. Они тогда и бега бегали, и конкуры прыгали. Хорошие были. Кстати, из кавалерии пришел Николай Алексеевич Ситько. Очень хороший мастер был, талантливый человек. Он у Буденного наездником был. Рассказывал, что пока маршал по Красной площади гарцевал, у него фуражка на голове шевелилась.

«ЗАВТРА». То есть?

В.В. Сама подумай! Брусчатка, лошадь идёт галопом. Всякое ведь может быть! Лошадь подскользнулась, упала, а тут гости, весь мир смотрит. Страшное дело! И вот на одном из парадов Сталин – он умный был мужик, чего там! – уловил, что американскому послу конь один понравился. Его привели в конюшню, показали, короче, подарили. А сопровождать Ситько и Бобылева, ветеринарного врача, отправили. Везли океаном, болтались. Возвращаются, а Ситько к Буденному не допускают. Как будто бы Ситько шпионом был. Зачем тогда отправляли? После этого Ситько и пришел в конный спорт.

«ЗАВТРА». Владимир Афанасьевич, с какого времени в Советском Союзе стали активно заниматься конным спортом?

В.В. Впервые на Олимпийских играх мы выступили в 1952 году. В Хельсинки, XV Олимпийские игры. Мы приехали туда… Ну как бы это сказать… Ну вот человек танцевать не умеет, а его на паркет танцевать запустили (смеется). Хорошие лошади были, но международного опыта мы не знали совсем, у нас программа и правила свои были. Ну, и окунулись. И поняли, как отстали. Плохо выступили. Приехали в Москву, Семен Михайлович вызвал людей.

«ЗАВТРА». Какой Семен Михайлович?

В.В. Буденный. Вызвал, всыпал офицерам, которые выступали. Усы крутит. «Позорите! – говорит, – что ж сделаешь?» И сделали вот что. Тех, кто выступал на Олимпийских играх, на чемпионат Советского Союза не допустили. Их судить поставили. А выступали те, кто на Игры не поехал. Маршрут поставили такой, какой в Хельсинки был. Жестокий был маршрут. Из тридцати шести лошадей, которые выступали, дошли до финиша только четыре. После пятьдесят второго года и лошадей поломали много, и людей побило много. Убивались насмерть. В 1956 году уже выступали как люди. Хорошо. Команда наша сильная уже была. А в 60-м у нас первый Олимпийский чемпион появился – Филатов Сережа, офицер. И дело пошло. Манежи строить начали, в разных городах конные общества открывать. В 68-м году новый Олимпийский чемпион – Кизимов. В 70-м Елена Петушкова стала чемпионкой мира.

«ЗАВТРА». Вы были тренером олимпийской чемпионки Елены Петушковой. Вы – мастер спорта, заслуженный тренер РСФСР, судья всесоюзной категории. В 80-м году Елена Петушкова стала чемпионкой страны, призером Спартакиады народов СССР, и только загадочная смерть коня Абакана, на котором она должна была выступать, помешала ей стать двукратной Олимпийской чемпионкой. Каковы были ваши призовые?

В.В. Стыдно сказать. Как раз в 80-м мы с женой получили квартиру, до этого в коммуналке жили. И тут письмо пришло: придти получить призовые. Жена говорит: «Вовка! Как здорово-то!» Думали чем квартиру обставить. Я поехал. Получаю… двести с небольшим рублей.

«ЗАВТРА». Негусто. Зарплата старшей медсестры в ту пору. Ваше мнение: спортсмену нужно платить или как раньше? спортсмен за идею выступать должен?

В.В. Да, сейчас платят, раньше не платили. Ну конечно, лучше когда спортсмен получает деньги. Давайте так говорить: ни одного спортсмена здорового человека нет.

«ЗАВТРА». Вот мы и перешли к сегодняшнему дню. Владимир Афанасьевич, сейчас конный спорт в большой моде. Строят конно-спортивные клубы, покупают дорогих лошадей, покупают люксовое обмундирование, только вот и лошадей, и обмундирование, и тренеров покупают в Германии. Где наши-то?

В.В. Раньше мы били немцев. Теперь мастеров нет. Да они и не нужны никому. Пришли новые люди. На смену этим новым людям приходят другие новые люди. Чехарда.

«ЗАВТРА». Специалисты хоть?

В.В. А где они сейчас, специалисты-то? Вот с перестройкой пришел новый директор ипподрома. Стал продавать лошадей в Германию по десять тысяч рублей. Я говорил: это ж копейки! Лошади, они уже на чемпионате СССР занимали места, Россию выиграли, им была бы большая цена. Мне так отвечали: за десять тысяч рублей были куплены – за десять тысяч марок продаем. И вот когда я приехал в Германию, и выступил на проданном в Германию же нашем коне Твисте, так этого Твиста за пятьсот тысяч марок перекупили в Голландию. Я не оговорился – за пятьсот тысяч марок.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю