Текст книги "Газета Завтра 822 (86 2009)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

– Ну как трактор? – спросил у него.

– Не подводит, – ответил паренёк. – Тянет легко что плуг, что посевной агрегат. Управление простое. Включил кнопку автомата и вперед. В кабине – кондиционер, радио. Распахиваем залежи – считай, двадцать лет земля пустовала. На К-700 не один бы раз уже лемеха поменял, а немецкий плуг идёт – Хоть бы ему что!

– Учился где-то?

– В сельском профтехучилище. Работал на МТЗ-82.

– А трудно было освоить импортный трактор?

В глазах у собеседника мелькнула хитринка:

– Чего же я, непутевый какой? Достаточно было просмотреть на компьютере DVD-диск с инструкцией, и всё стало понятно.

– Женат?

– Да, супруга – бригадир. Двое детей. Держим корову, лошадь, свиней, уток, кур.

– А говорят, деревня спилась…

– Пьют-то от чего? От безысходности. Когда есть работа, пить некогда. У меня в месяц выходит двадцать тысяч рублей. Один прогул и уволят… Кто будет кормить детей?

Стоявший рядом Дядиков подтвердил:

– Действительно, с этим у нас строго. На одно место очередь в несколько человек. Как говорится, сам выбирай: либо рюмка, либо штурвал комбайна…

Давненько мне не приходилось видеть такой слаженной работы на заготовке кормов. К сенажным траншеям то и дело подкатывали КамАЗы с полными кузовами, опрокидывали зеленую массу и снова в луга. Мощный трактор подгребал и утрамбовывал траву. За качеством сенажа следил главный зоотехник, находившийся неотлучно у траншеи. А раньше руководил работами на сенокосе главный агроном. Что ему качество? Лишь бы выполнить задание по валу. Поломали негодную систему. Результат – налицо.

Заместитель директора вкратце обрисовал программу, которую поставили перед кормозаготовителями:

– Почему надои на фермах растут в июне? Пора цветения трав – самая высокая обменная энергия в кормах. Значит, надо заготавливать сено и сенаж именно в этот период. Сеем однолетние культуры с интервалом, чтобы травы враз не зацветали. Прикинули: оптимально, когда обменная энергия в кормах в расчете на одну корову составляет десять мегаджоулей. В этом случае его потребуется четыре тысячи тонн. Если этот показатель ниже, допустим, на два мегаджоуля, – то кормов уже надо будет заготовить на полторы тысячи тонн больше. Вот где зарыта себестоимость молока! Надаивать от коровы двенадцать литров в день – себе в убыток…

Вспомнилось, как в начале девяностых годов насильно разваливали крупные хозяйства, наивно полагая, что фермеры по западному образцу накормят страну. Где они эти фермеры? В сельском хозяйстве должны работать высококвалифицированные специалисты, а не самоучки. Кричали: "Больше свободы предпринимателям"! Что в итоге? Десятки миллионов гектаров старопахотных земель в запустении, почти вырезан весь скот, большая часть крестьян не у дел… Разве можно быть свободным от Бога, от земли, от детей? Насаждается не добро, а зло… Надо сказать, отношение к деревне меняется, вновь возрождаются крепкие хозяйства, как ООО "Нива" в Сосновском, СПК "Подовинное" – в Октябрьском, агрофирма "Калининская" – в Брединском, ООО "Варшавское" – в Карталинском районах, птицефабрики "Челябинская", "Равис" и другие.

На Южном Урале стали активно заниматься разведением мясного скота. Здесь – половина всех герефордов. Ориентируются на отечественную селекцию. За племенными телочками едут из Амурской, Читинской, Оренбургской, Самарской, других областей. Племзаводы получают субсидии в рамках государственной программы поддержки села. И правильно. Дело ли возить скот из-за рубежа сотнями тысяч голов? В 2008 году распахали 164 тысячи гектаров залежей. нынче пашня прирастет еще на 100 тысяч гектаров. По объему производства сельхозпродукции Челябинская область вышла на уровень 1990 года.

Что хорошо, то хорошо. Важно не растерять потенциал АПК. Засуха ныне нанесла большой урон хозяйствам Брединского, Кизильского, Агаповского, Уйского, Чесменского, ряда других районов. Думают, как выйти из трудной ситуации. Едут заготавливать сено в горы, в леса, на болота. Провели повторные посевы. Кое-где подумывают о переброске скота в другие районы. Словом, не сидят сложа руки.

…Возвращаясь поездом в Москву, не мог без горечи смотреть из окна вагона на желтые, иссушенные хлебные нивы в Башкирии, Самарской области. В деревнях, как и встарь, держатся за огородики с картошкой, окашивают придорожные лужки, чтобы припасти сенца для коровенок. Оно так верней! Почти полвека колесю российскими проселками, а грусть не покидает. Каждую страду сочувствую крестьянину: уж больно тяжела его ноша…

Челябинская область

Артур Беляев МЁРТВАЯ ВОДА

Телевидение – это такая вещь, как сон. Только наяву. И с прибором. Вроде бы лежишь себе на диване, подушку удобней подоткнул для созерцаний как бы – а глаза открыты. Потому что сон – многоканальный. Не для одной головы. Щёлкаешь себе пультом, сканируешь виртуальность, – а личность собственная постепенно и раздваивается, буквально де-мон-изируется, то есть раз-един-яется. Как уж тут не тронуться умом, когда одновременно – и футбол, и шоу, и Путин с голым торсом, да ещё катастрофы одна за одной, а потом и фельдмаршал Шойгу. В общем – сон бабочки, пролетевшей над тигром, когда тот переключался с Дома-2 на новости. Спрашивается – зачем? Обычно от таких сдвигов, они же – «вечные вопросы» и клинит. Про это ещё наша Раша, пардон, наша Гала рассказала Дали, мол есть у нас приколист такой, Зворыкин, масон-не-масон, но при делах: машины делает потаённые – куда твоему Леонардо, в синема даже ходить не надо, всё на дому. Сальвадор потом ещё картину про это написал, правда, понял сказку буквально как-то, по-школярски, навалял всё сразу в один холст, не понял принципа переключения каналов, и, главное, образ Хозяина пульта, иванушки-дурачка Нового времени, не предугадал. И название картине дал банальное, ибо художник, а не писатель. Правда – тигры ничего так получились, да и Гала ню – почти классика. А назови картину «Телевидение» – и инсайт на века, озарение внутреннее то есть, помрачённого человечества.

На фоне этого лирического отступления, в реале, происходят поистине фантастические вещи. Телевидение, надо заметить, состоит из реала, то есть разнообразного "железа" и полимеров, и виртуала, то есть программ и человеческих персонажей. Так вот, к 2015 году люди знающие поставили цель всё телевидение "оцифровать", а именно прекратить прямое эфирное аналоговое транслирование картинок и перейти тем самым на "цифру": качество сигнала станет вдвое лучше, а количество каналов – на порядок больше. Казалось бы – зачем? И существующих уж с избытком, голова пухнет, строили бы магистральные дороги или доступное жильё, что ли, так нет – только HDTV и на века, мол, на том свете сгодится (кроме шуток) а так – что вам дороги, зачем дома, все мы странники в этом мире, ну и далее по тексту – "такова мировая тенденция".

Что же нас ожидает в ближайшем будущем на уровне ТВ-железа? По всей видимости, процесс будет весьма напоминать недавнее ураганное развитие систем мобильной связи: война за рынок и появление в результате нескольких крупных операторов, а также конвергенция мультимедийных и телекоммуникационных услуг. Потребитель сможет получать по "цифре" не только телесигнал, но и интернет, и ip-телефонию. В перспективе – появление интерактивного телевидения, основанного на технологии IPTV, что не может не радовать: теперь не только ты сможешь посылать свой ТВ, но и он тебя, и они – друг друга, и так до бесконечности. Как говорят в этом случае ангелы с той стороны: "успешная модель будущего ТВ будет реализована, когда абонент станет одновременно и участником вещательного процесса, и потребителем".

А что же с качеством программ? На фоне ураганного развития телевизионных технологий интеллектуальный уровень передач заметно падает – такова общемировая тенденция. Как такое может происходить? Ведь вполне логично, что развитие самого ТВ должно приводить и к развитию программ, развитию зрителя в конце концов. Тогда откуда этот поток бессмысленных, кривых лицензионных шоу, откуда этот настойчивый бред "идея Влада Листьева" в титрах "Поля чудес" – заведомо ворованная и опошленная?

Здесь мы подходим к пониманию функции телевидения как органа управления постиндустриальным обществом посредством банальной новостной "промывки мозгов" или просто "развлекательными программами" – которые призваны не дать человеку сосредоточиться на главном, то есть на себе, на своём внутреннем строении и проекции его в общество.

Элиты, то есть те сообщества, которые стоят за формальными правительствами стран мира, давно уже сформированы, мир ими поделен, и они ни в коем случае не заинтересованы в появлении конкурентов, людей свободно мыслящих. И в обществе, и в телевидении создаётся общий фон, который можно обозначить примерно так: "тут умного не надо". Зачем нам, то есть "им", умный российский президент? Вдруг и правда начнёт дороги строить. А так, Путин – аттлична! Медведев – просто супер! А Ельцин – это уж просто "золотой век", преданье старины глубокой.

Закономерным образом всё мыслящее и свободное в человечестве переориентируется с телевидения на интернет, который гораздо более оперативен, инвариантен и даёт возможность пользователю редактировать реальность хотя бы в пределах своего блога, наиболее продвинутые из которых достигают нескольких тысяч подписчиков и на порядок более – контактов. Тут система "умного – не надо" не работает в принципе. Люди думают. А думая – развиваются. А развитие в современном пост-информационном обществе состоит в значительной мере в умении отсекать "мусорную" информацию, из которой на 90% и состоит современное телевидение.

Александр Лысков УЗЛЫ

Альбом – толстый, как ларец. Обложки бархатные. Слоистые боковины. И застёжка на торце серебряная, с пружинкой.

Фотографии в альбоме – из ателье Ф.Маркса. Санкт-Петербург. Все – с "ер" и твердым знаком.

Котелки и трости усатых мужчин. На женщинах платья с рукавами "баранья нога" и шляпки из соломки с плюмажем.

Мальчики в матросках. Девочки в батистовых шемизетках.

Крестьянская фамилия, выходцы из далекой северной деревни, во всей силе и красе.

На шее пятилетнего мальчика – лента с медалькой "300 лет дома Романовых". Кто-то из свиты надел во время гулянья по Невскому. Хороший повод сфотографироваться.

Потом в снимках перерыв в шестнадцать лет. Тиснёные картонные подложки, плюмажи и котелки – в невозвратном прошлом. Семейство удачливого отходника загнано в родные палестины. Глянец на фотографиях теперь пупырчатый, бумага ломкая. Орудует провинциальный фотограф. И вот снимок: то же самое семейство, кто постарел, кто возмужал и расцвёл, позирует на скошенном лугу вокруг могучего коня, запряженного в дровни для возки сена. Мужчины с вилами в длинных белых рубахах навыпуск. Женщины – в сарафанах, косынках и с граблями. Сено уже окучено. Остаётся свозить его на поветь.

А под снимком подпись выцветшими чернилами, перьевой ручкой: "Последний сенокос".

Когда я, будучи ребенком, листал этот альбом, то останавливаясь на этой странице, спрашивал, почему сенокос последний. Мне объясняли, мол, отца той осенью в армию забрали, вот он на память и подписал.

Уже взрослому, и то лишь осторожными намеками матери, мне дано было понять, что последний сенокос в том году означал для семьи, для всего рода, конец вольной жизни. Деда выслали в Заполярье. Тётю выгнали с рабфака. Отец в армию успел уйти не как раскулаченный, только потому его перелом не задел. Коня забрали в район, в партийную спецконюшню. Дом разграбили. Сено с повети, которое на снимке еще в валках, свезли в общественный амбар.

Через год, правда, после окончания "головокружения", деду позволили вернуться с Печоры в родную деревню с условием, что будет служить колхозу верой и правдой. Разрешили ему в его собственной кузнице раздуть меха на благо коллектива. Трудиться за палочки.

Есть снимок той поры. Возле кузницы на колоде сидит дед с мужиками. Пьют водку. Сделан снимок, скорее всего, уже плёночной камерой. Сушили, видимо, на стекле, под содовым раствором. Промыли плохо. К стеклу прилипло. Пришлось отдирать. Осталась язва на углу карточки…

Нынче год как раз 2009. Круглая дата. В деревне меня опять потянуло открыть старинный альбом, взглянуть на снимок восьмидесятилетней давности. Более того, вынул фото из угловых прорезей. Пошёл с ним на точку съёмки.

Луг этот называется Заполоски. Уходит косогором к опушке леса. Он теперь раза в три меньше, чем был в год "последнего сенокоса". Но точка съёмки еще не заросла. Встаю на эту точку. И свою "мыльницу" нацеливаю по визиру двадцать девятого года. Смотрю в окуляр, сравниваю натуру с изображением на старой фотографии.

На фотографии двадцать девятого года лес за деревней едва виден. И травы нигде ни былинки. Скошена. Выедена скотиной до мха. И на этом гигантском "поле для гольфа" в ряд вдоль берега реки – тридцать домов. Шесть гуменников. Несчетное количество амбаров, овинов, бань. На отшибе – кузница деда. На холме – токарня Павла Филимоновича, колёсных дел мастера. Рядом мастерская шорника Сергея Федоровича.

На одном конце деревни – мельница. Колесо металлическое. И пешеходный мост.

На другом – горбатый мост, грузовой, для подвод. Мост действовал в любой паводок и выдерживал ледоход.

В деревне сто двадцать жителей. История её насчитывает пятьсот лет. До того здесь русского человека не было. Сплошная тайга и редкие землянки первобытных угорцев. Свободные, черносотенные мужики и бабы цивилизовали её, сделали пригодной для жизни и радости.

Это на альбомном снимке. Теперь нацеливаю глаз в окуляр японской "мыльницы".

Вижу матерый лес по всей панораме. Реки не видать – в ивовом и ольховом тоннеле течёт. Переправа только вброд.

Крыши трех оставшихся домов едва различимы в зарослях. Два дома дачных. Но и они уже брошены. Один – хозяйственный.

В нём зимует, прозябает последний из могикан, престарелый внук успешного изготовителя тележных колес Павла Филимоновича, с "подругой", как он выражается. Сдаёт внаём свою "двушку" в райцентре. На выручку да на пенсию коротает дни с коровой и поросёнком…

Лицезрею потоп. Лесной, таёжный, сосновый да осиновый.

Конец света.

В этой деревне огни погашены.

Вот она была и нету.

Попала под расправу.

Сенокос успешно завершен.

Владимир Бондаренко ПОЭЗИЯ ХХ ВЕКА

И опять обзор поэзии, рейтинг 50 ведущих поэтов ХХ века, опубликованный в предыдущем номере, вызвал в первые же дни после выхода газеты более ста откликов в интернете. Рад, значит, всё-таки, читают ещё стихи. И то, что спорят, тоже замечательно. Если честно, то я ещё до публикации первого списка поэтов ХХ века составил примерный альтернативный список, в ожидании, что те же имена в основном предложат и читатели. Либеральные читатели меня не подвели, так же, как и простые любители поэзии. Весь ряд имён, от Окуджавы до Рождественского, от Галича до Ходасевича был назван. Даже с явным перебором. Я согласен с выбором Ходасевича, Адамовича, Сосноры, Окуджавы, но не хочу и не могу считать ведущими поэтами ХХ века предложенных читателями Маргариту Алигер, Льва Ошанина, Веру Инбер, Анатолия Мариенгофа и других поэтов откровенно третьего ряда. И дело не в национальности этих поэтов. Писал когда-то отнюдь не крутой патриот Андрей Вознесенский: «Как нам ошанины мешали встретиться…» Вот и мне неохота с ними встречаться в списке лучших русских поэтов ХХ века. Удивили мои родные патриоты. Обратил внимание на то, что большинство «крутых патриотов», изгаляясь над либеральными поэтами из моего списка, сами не предложили ни одного мало-мальски значимого русского поэта. Я же специально для них оставил за бортом первого списка и Анатолия Передреева, и Алексея Прасолова, и Бориса Примерова, и Владимира Цыбина, и Валентина Сорокина и Егора Исаева. Никого не назвали. Увы, думаю, не включил бы я в список, к примеру, Юрия Кузнецова и Татьяну Глушкову, Станислава Куняева и Глеба Горбовского, и их бы никто из патриотов не предложил. Жаль, но поле боя на пространстве литературы патриоты сами оставляют либералам. Приходится мне в альтернативном списке уже от себя вновь предлагать с десяток ярких поэтических имён, не вошедших в первый список. Не знают русскую национальную поэзию – своих национальных поэтов – наши «крутые патриоты». Поразительно, но они предпочитают выискивать и прославлять ненавистных им инородцев, но не своих родных соплеменников. К примеру, вот с издевкой прислал свой список некто Анатолий Александрович: «Как вам такой список из 40 (ещё 10 придумайте сами) – саша чёрный, мандельштам, пастернак, ходасевич, эренбург, безыменский, голодный, светлов, багрицкий, сельвинский, парнок, довид кнут, маршак, самойлов, слуцкий, коган, уткин, всеволод багрицкий, бергольц, алигер, инбер, рейн, сапгир, найман, высоцкий, галич, бродский, рубинштейн, иртеньев (игорь моисеевич), ошанин, винокуров, ваншенкин, межиров, кушнер, танич, мориц, лосев (лившиц), парщиков (рейдерман), кублановский и примкнувший к ним евтушенкер…» Славно потрудился, добавим тогда уж по его просьбе ещё десяток: Гандлевский, Бурлюк, Шершеневич, Алтаузен, Бунимович, Коржавин, Левитанский, Козловский, Салимон, Лившиц… Что из этого следует? Из них значимых крупных русских поэтов – примерно 15, и никуда от этого не денешься. И потом, надо ли так легко отдавать чужой культуре и Ходасевича, и Высоцкого, и Кублановского? Надо ли забывать об осознанном отторжении от еврейства в себе в пользу русскости и русской культуры и Пастернака, и Мандельштама, и Бродского? Но самое главное – где же ваш список, Анатолий Александрович, любимых русских поэтов? Не знаете и не желаете знать. Этакая теория осознанного бескультурья, мол, нам, русским, культура и поэзия ни к чему. Пожалуй, их мнение наиболее чётко выразил некто «читатель». Не знает он большинства поэтов и не хочет знать, а тот, кто, подобно мне, предлагает свою трактовку – просто выпендривается, «вот смотрите, какой я умный и осведомлённый…» К тому же при своей необразованности, они даже не догадываются, что некий «Даниель Хармс» вовсе не из еврейских эмигрантов («И кто такой Даниель Хармс? Почему я о нём ничего не знаю? Наверное, ещё один эмигрант», – пишет Анатолий Александрович, признаваясь в своей полной поэтической безграмотности), а предельно русский по всем корням Даниил Иванович Ювачев, кстати, как и все его собратья по ОБЕРИУ, от Заболоцкого до Введенского и донского казака Николая Олейникова. Такая чисто русская группировка позднего авангарда. Их приёмами потом воспользовался Самуил Маршак, заклеймив своих конкурентов как лютых антисоветчиков. Такой же чисто русской была группировка, сложившаяся в Петергофе вокруг художника Владимира Стерлигова. На всякий случай хочу сказать нашим «крутым патриотам», что практически все лидеры русского авангарда ХХ века – наши братья-славяне: Василий Кандинский, Павел Филонов, Владимир Татлин, Владимир Маяковский, Велимир Хлебников и другие. Даже Казимир Северинович Малевич – чистый поляк, а Всеволод Мейерхольд – из русских немцев. Разве что еврейский почвенник Марк Шагал преуспел в ярко-красочном воспевании своей витебской местечковости. «Крутые патриоты» вообще очень легко отдают во всём пальму первенства инородцам, мол, поработили русский народ. Но не для них я пишу, а для тех моих сородичей, кто или хочет знать (хотя бы для информации), или хочет уяснить для себя иерархию русской литературы ХХ века, не обязательно во всем соглашаясь со мной. Пожалуй, только Вольга в противовес евтушенкам поставил Марину Струкову. Я тоже, как и Вольга, ценю поэзию Струковой, но давайте оставим её поэзию ХХI веку, не будем тянуть её в ушедший ХХ век.

Также оставляю я ХХI веку и большинство названных читателями молодых, активно работающих сегодня поэтов. Впрочем, не только совсем молодых. Если целый ряд ныне живущих поэтов ярко и интересно проработал уже целое десятилетие в ХХI веке, можно ли их назвать поэтами века минувшего? Среди них и Виктор Лапшин, и Александр Харчиков, и Нина Краснова, и даже мною, мягко говоря, не уважаемый Дмитрий Быков. Способный литератор, абсолютно лишённый того или иного национального начала, ни русского, ни еврейского. Еврей Иосиф Бродский гораздо более русский, чем евреистый Быков. Русский Дмитрий Пригов гораздо больший еврей, чем подсмеивающийся над евреями Быков. Такой уж уродился в эпоху Ельцина и всей такой же вненациональной братии. Как говорят о таких в народе: ни Богу свечка, ни чёрту кочерга. За что уж его ценит Захар Прилепин, не знаю. Но таких, как Быков, в современной новой литературе предостаточно. Перечёркивающих в себе любое национальное начало. Лучше уж Дина Рубина или Олжас Сулейменов.

Думаю, не будем спешить и с рок-поэтами, дадим устояться отношению к их поэзии. Хотя тоже интересный ряд: Илья Кормильцев, Егор Летов, Янка Дягилева… Разве что СашБаш – Александр Башлачёв, как явный первоначинатель нашей рок-поэзии да и просто яркий поэт, будет представительствовать в веке ХХ.

Увы, хватает и недостаточно внимательных читателей. Называют имена Велимира Хлебникова, Владимира Высоцкого и других, не заметив их имён при чтении. Не обратили внимания и на то, что писателей, отмеченных уже в рейтинге прозаиков, я не стал повторять, за исключением оговоренных мною. Тем более, что вослед за поэтами я дам рейтинг ведущих русских критиков ХХ века, и далее выпущу этот свой обзор ведущих писателей ХХ века книгой. Мои объяснения не удовлетворили иных читателей. К примеру, MUTalberg пишет: "Хороший список. А где Бунин и Набоков, или я проглядел?" Да, проглядел в предыдущем списке прозаиков. Ещё один читатель [email protected] добавляет с упрёком: "Да с Буниным Вы… даже неудобно как-то…" Заклинатель змей и Алёха предлагают добавить Варлама Шаламова, но согласитесь, что всё это – прежде всего наши великие прозаики. Не будем их делить на части. Оставим в прозе.

Несколько человек обратили внимание на эмиграцию Дмитрия Кленовского. Как он мог в 1942 году оказаться в Германии? Хочу заверить, предателем родины он не был. Во-первых, увы, к 1942 году в Германии оказалось множество русских военнопленных, из них немало погибло, многие вернулись после войны в Советский Союз, но многие и остались. И далеко не все из них были власовцы. Да и в первую мировую никаких "власовцев" у нас не было. Хотя, должен признать, что и из власовцев вышло немало писателей, художников и музыкантов. Тот же Олег Красовский, редактор журнала "Вече", Борис Филиппов – известный историк литературы и прозаик, Борис Башилов – ныне любимый автор "Нашего современника", Леонид Ржевский и другие.

Но Дмитрий Кленовский не был ни военнопленным, ни власовцем, что видно уже по возрасту (Род. в 1893 году.) Во-вторых, был и другой поток – особенно с территории Украины, когда эшелонами на работу в Германию отправляли насильно сотни тысяч рабочих и специалистов. Если бы немцам подвернулись Галя или ледоруб, вполне могли бы тоже загреметь в трудовые немецкие лагеря. В случае отказа загремели бы уже в другие лагеря – смерти… Многие из этих сотен тысяч, отправленных в Германию на работу, тоже после войны остались за границей, разлетелись по всему свету. Так оказался в эмиграции и Дмитрий Кленовский. Галя наивно предлагает, мол, Кленовскому надо было уехать в Ташкент, а не в Германию. Интересно, как же он мог из оккупированной немцами Украины переехать в Ташкент? Кстати, Галя, проживающая в Канаде, могла бы поговорить с уцелевшими эмигрантами второй волны. Им пришлось гораздо хуже, чем ей при переезде в Канаду. Впрочем, в своих поездках по русской диаспоре за рубежом я уже не раз сталкивался с таким явлением и в США, и в Австралии, и даже в Израиле. Вдруг сытые мигранты из России от тоски превращаются в суперсоветских патриотов. И нас учат, как любить Россию…

Либеральный еженедельник "Open Space.ru" 31.07.2009 в статье о поэзии "Варварство – эллинизированное, мир – пластмассовый, действие – прямое" даёт аншлаг – "Взрослые Гандлевский и Медведев, детский Сатуновский и недетский Бондаренко; поэзия на BBC, а поэт – в тюрьме", и далее пишет: "Активизировалось на этой неделе и консервативное крыло. Во-первых, можно было бы упомянуть известный текст В.Топорова о В.Гандельсмане, но комментирование публичных доносов не входит в задачу этой колонки. Владимир Бондаренко в газете "Завтра" представил свой вариант рейтинга "50 русских поэтов XX века". Список начинается Случевским, заканчивается Губановым, а внутри Е.Евтушенко соседствует с С.Куняевым, П.Васильев с О.Мандельштамом, Д.Самойлов с Т.Глушковой. Список показательный, такой мог бы выйти из-под пера умеренно консервативного советского критика брежневской эпохи, если бы ему чуть ослабили идеологические вожжи. Впрочем, В.Бондаренко и есть такой критик. Он, однако, выглядит образцом умеренности и компетентности на фоне А.Ермаковой, опубликовавшей в "ЛГ" рецензию на книгу "Солнце без объяснений. По следам XIV и XV Российских фестивалей верлибра: Сборник стихотворений"…"

Не знаешь, обижаться или гордиться. Впрочем, если идти от истинных установок критики ХХ века, в том числе и советской, то я согласен с обозначением себя как "умеренно консервативного советского критика", ибо критика ХХ века, в том числе и советская, воспринимала литературу, как и в античные времена, не просто как развлечение или забаву, а как прямое воздействие на душу человека и на всё общество в целом. Сегодня господствует совсем иной взгляд на литературу. Сами же либералы признаются в крахе постсоветского либерального искусства. Поэт Максим Амелин указывает на пластмассовость современного ему искусства: "Вещь недолго и нетрудно изготовить по определённым шаблонам, но, в то же время, она недолговечна в употреблении и совершенно взаимозаменяема. Одна пластмассовая ложка вполне заменима другой пластмассовой ложкой. Вот такая у меня концепция. Поэтому такое бесконечное количество поэтов, каждый сезон приносит новых гениев, и потом их напрочь забывают через сезон". Поэт Александр Кабанов ещё более откровенен: "Нужно изначально понять, что писать стихи – это удовольствие телесного уровня. Как только ты это понимаешь, ловишь этот кайф…" Я думаю, что все критики моего поколения и старше, от Топорова до Чупринина, от Аннинского до Лобанова, от Курбатова до Латыниной – такие же "советские критики брежневского времени", кто поконсервативней, кто полиберальней, и не считают поэзию телесным наслаждением или же пластмассовой ложкой. А что касается моей консервативности, то она и заключается в том, что как консерватор, как охранитель прошлого я не могу отказаться при составлении своего рейтинга даже от чуждых мне поэтов типа Евтушенко (читайте мою статью "Оральный пафос Евтушенко") или Багрицкого. Консерватор не сбрасывает никого из заслуживающих поэтов минувших дней с корабля современности. А либерал, забыв спокойно и о Павле Васильеве, и о Юрии Кузнецове, составит весь список из бесконечного повторения своих "четвёрок" от Пастернака до Мандельштама, постепенно снижая качественный уровень до Веры Инбер и Ильи Эренбурга. Когда-то Владимир Маяковский любил посмеиваться, читая вслух пародию одного из консерваторов: "Дико воет Эренбург, Повторяет Инбер дичь его. Ни Москва, ни Петербург Не заменят им Бердичева". И ещё. Похоже, что Виктор Топоров, так же, как Ефим Лямпорт или Изя Шамир, прочно вписаны в чёрный ряд "консерваторов". С чем и поздравляю своих коллег.

Интересно, а либералы из "Open Space.ru", возмутившись моим сопоставлением разных имён, поинтересовались, как Осип Мандельштам относился к Павлу Васильеву, а Давид Самойлов – к Татьяне Глушковой? Ведь это всё – тоже "советские поэты", и отношение к поэзии друг друга у них никак не определялось по "пятому пункту" или по идеологической направленности.

Думаю, что и альтернативный список поэтов, составленный, в основном, из интернетных сообщений читателей на форуме "Завтра" и добавлений читателей Живого Журнала, не всеобъемлющ. Много на Руси поэтов, хороших и разных. Даже из читательского списка половина осталась за бортом, никак не влезали в указанное число. Тут уже я сам вычёркивал лишних, исходя из собственных критериев. Меня и судите. Читайте альтернативный список поэтов ХХ века в следующем номере.