Текст книги "Газета Завтра 209 (48 1997)"

Автор книги: "Завтра" Газета

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Анонимность позволяет привлечь в Калмыкию “под крышу” оффшорной зоны тех предпринимателей, которые находятся в “тени”. И, несмотря на звонки из Москвы и других городов с просьбой дать информацию на какую-нибудь фирму, – за четыре года никто не был сдан.

Некоторыми политическими лидерами высказываются опасения, что созданная оффшорная зона превратит республику в Центр криминальных структур. “Республика-корпорация” способствует беспрецедентной концентрации собственности и власти в одних руках.

Кирсану Илюмжинову необходимо было раскрутить республику на таком уровне, чтобы о ней узнало мировое сообщество и было готово вкладывать деньги в ее развитие. Избрание его на пост президента ФИДЕ как раз-таки и было тем ходом конем, который помог осуществить честолюбивые мечты Кирсана: “Теперь все знают, что есть такая Калмыкия и у нее большое экономическое будущее”, – повторяет президент при каждом удобном случае.

Избранный двумя третями присутствующих в ноябре 95-го года, он уже в декабре этого же года предложил внести в работу ФИДЕ радикальные перемены. Чтобы шахматные чемпионаты служили всеми миру он намерен проводить их каждый год с 20 декабря по 10 января по олимпийской системе с классическим контролем времени. Их участники – чемпионы стран, зон, выбранные по рейтингу гроссмейстеров. Для их награждения ФИДЕ намерено собрать 5 млн. долларов – самый большой призовой фонд в истории шахмат. При этом, независимо от рейтинга, каждый участник получит свою награду.

В середине декабря 98-го года будет проведен очередной чемпионат, первая половина которого пройдет в Гронингене, вторая – полуфинал и финал – в столице Калмыкии Элисте, куда приедут 100 шахматистов из 60 стран мира.

Возможно, среди них будет и Боб Фишер, знаменитый шахматист, ставший другом и единомышленником президента, после того как Кирсан Николаевич восстановил в жизни Боба справедливость. Из своих личных сбережений вернул ему 100 000 долларов – долг издательства “Физкультура и спорт”, которое выпустило книгу Фишера, а деньги ему так и не заплатило.

Сейчас в Элисте полным ходом идет подготовка к этому грандиозному событию. Ведется строительство домов, различных коттеджей – то есть жилого комплекса общей площадью более 32 тысяч кв. м. В работе находится 81 объект различной степени готовности. Из них более 25 процентов подведены “под крышу”. Ежедневно на стройплощадках работают более 400 строителей. Начаты земляные работы и возведение фундаментов общественно-административного центра “Сити Чесс Холл”.

Кроме того, проводятся олимпиады в школах, где шахматы такой же учебный предмет, как физика и математика.

Где же Кирсан Илюмжинов берет деньги на подготовку к 33-й Всемирной шахматной олимпиаде, все объекты которой будут завершены к сентябрю 98-го года.

В ФИДЕ, говорит он, мы должны так поставить работу и заслужить такое уважение, чтобы за дверьми стояла очередь из компаний и корпораций со спонсорскими предложениями, а мы бы выбирали, у кого их принять, у кого нет. После своего избрания я получил поздравления от корпораций и банков с миллиардными оборотами, которые благодаря моим личным связям оказывают мне поддержку.

Президент Илюмжинов уверен, что “глубинная, чуткая нравственность Востока и технический прогресс Запада – вот два крыла, которые могут поднять Калмыкию, вызволить народ из волчьего капкана родового, этнического эгоизма, духовной и экономической нищеты”.

Тина МОРОЗОВА

УДАВКА ОТ ЦБ

Александр Анисимов

И в США, и в России президент может в любой момент отправить в отставку министра финансов. Но Клинтон не может уволить руководителя Федеральной резервной системы, а Ельцин – председателя Центрального банка, который назначается Думой и перед ней отчитывается. На первый взгляд, министр финансов – “самый главный” уже по той причине, что именно он “дает деньги”. И все же председатель Центробанка в известном смысле “главнее”, ибо именно денежная политика его банка создает границы для деятельности Министерства финансов, для работы правительства и даже для всесильных в России реформаторов.

Кто, спрашивается, обнулил сбережения граждан? Гайдар? Нет. Это сделало руководство Центробанка, проводя в 1991-92 годах политику денежного наводнения, то есть предоставляя в огромных размерах кредиты под процент, который меньше инфляции. Юридическая ответственность за денежный потоп 1991-92гг, и отчасти 1993 годов, лежит именно на руководстве Центробанка, которое формально обладало достаточной независимостью, чтобы – особенно при блокировании с парламентом – не поддаться никакому давлению. Результатами денежного наводнения и вызванной им инфляции в 1991-93 годах, помимо обнуления сбережений граждан, были полное обесценивание оборотных фондов предприятий и кризис просроченной задолженности. В результате мы получили экономику банкротов с огромным инфляционным потенциалом, поскольку потенциальные банкроты – всегда повышатели цен.

Обанкротив экономику и создав гигантский спад производства, Центробанк достаточно резко изменил курс и стал проводить политику “денежной засухи”. Количество “денег для сделок” было опущено до уровня 50-60% от критического уровня, соответствующего минимальной потребности экономики в деньгах. Переход к политике “денежной засухи” был произведен в течение 1993 года и выразился в сокращении налоговых поступлений в консолидированнный бюджет с 36% в январе 1993 года до 24,6% в декабре 1993 года и 18,7% в первом квартале 1994 года. С тех пор мы и не можем выйти из финансового кризиса.

В условиях инфляции обычно возникают крупные трудности с капиталовложениями, но нет особых трудностей с наполнением бюджета. Сжимая денежную массу, но не опуская ее ниже критического уровня, можно уменьшить инфляцию и увеличить капиталовложения. Но если размеры денежной массы сокращены слишком сильно, то даже при минимальных размерах инфляции инвестиционный сектор останется без средств. А при достаточно энергичном сжатии денежной массы останутся без средств и предприятия, неизбежно вырастут их долги, и сверх того, нельзя будет наполнить бюджет даже при его очень скромных размерах. Это-то мы и имеем.

В 1997 году объект налогообложения в виде ВВП (2.600 триллионов рублей) и затрат промежуточного производственного назначения составлял около 3600 триллионов рублей. Его же рублевый компонент был равен лишь 2000 триллионам рублей. Понятно, что при таких условиях мобилизация в бюджетную систему около 1100 триллионов рублей оказалась практически невозможной задачей.

Кто создал эту систему? Ответ один: Центробанк. Чубайс висел над Россией летом 1997 года, как “тепловой шар”, предназначенный для отвлечения оборонительных ракет оппозиции, а основная работа по “штурму” экономики России осуществлялась Центробанком.

Если мы вместо слова “реформа” употребим выражение “перераспределение собственности”, то сразу станет ясно, что происходящее у нас логично: делается все возможное, чтобы ускорить процесс перераспределения собственности и ее концентрации в руках лиц, которые бы за нее вовсе ничего не заплатили или заплатили бы 5-10% от ее реальной цены. Работает такая цепочка связей: под предлогом борьбы с инфляцией Центробанк дает экономике 50-60% необходимого минимума денег, в результате кредит дорог; уровень сбора налогов в 33% от ВВП превысить практически невозможно; бюджетные обязательства не выполняются, по экономике катится вал вторичных банкротств, растет просроченная задолженность; государство начинает выбрасывать на рынок предприятия по бросовым ценам и допускает к инвестиционным конкурсам иностранных собственников с гигантскими, по сравнению с российскими, финансовыми ресурсами. Естественно, в ближайший год стратегическим собственником на российском рынке будет становиться иностранец. Что и требовалось доказать или, точнее, сделать.

Когда вторичное перераспределение собственности завершится, Центробанк “проснется” и начнет насыщать экономику деньгами. Вероятно, это произойдет в 2000 году, в канун выборов президента. А пока на 1998 год запланировано продолжение ситуации “денежной засухи”, о чем и свидетельствует проект “Основных положений единой государственной денежно-кредитной политики на 1998 год”.

Время не терпит. В начале ноября снимаются по указу президента ограничения на участие иностранцев в приватизации федеральной собственности, что буквально беспрецедентно: происходит это по нормам, которые действовали в рыночном мире до начала 80-х годов. Для того, чтобы ускорить переход предприятий из рук в руки, с 1 января предполагается отменить взаимозачет, что умножит ряды банкротов. Пробивается закон о продаже земли, чтобы уже в 1999-2000 годах, то есть в период дешевых цен на активы, она ушла из рук ее нынешних собственников за бесценок. Предусматриваются крупные налоги на собственность, которые при бедности экономики и низких доходах населения автоматически создадут миллионы должников, что неизбежно приведет к массовому изгнанию граждан из квартир. При этом плохо придется и “новым русским”, нашей мелкой и средней буржуазии.

Деньги на счетах предприятий у нас составляют лишь 2-3% ВВП, мощности кредитной системы – незначительны; на изменения ставки процента экономика реагирует очень слабо или не реагирует вообще, – все это Центробанк признает, но все усилия направляет на то, чтобы перераспределить собственность и “интегрировать российскую экономику в мировую”. А может быть, надо наоборот: сначала нормализовать финансовый базис экономики по комплексу параметров, а затем уже заняться прочими преобразованиями? Однако Центробанк не хочет делать абсолютно ничего для восстановления разрушенной его усилиями экономики. И Минфин – тоже. Говорят, что у нас нет плана и что мы живем в условиях анархии. Непохоже. План есть, и он очень смахивает на мышеловку.

Непонятно только одно: почему парламентская оппозиция упускает из виду, что экономика разрушается в основном органом, на который, в отличие от правительства, Дума может оказывать сильное влияние, особенно если она скооперируется с сенаторами? Очевидно, наши парламентарии не слишком разбираются в тонкостях этого сложного финансового мира. В цивилизованных странах в аналогичной ситуации давно было бы учреждено минимум полдюжины парламентских комиссий по расследованию причин финансового кризиса и политики Центробанка как органа, своими действиями уничтожающего национальную экономику. Нужно торопиться, пока центробанкиры не разрушили вконец экономику России и не превратили всех ее граждан, включая большую часть нынешних законодателей, в нищих оборванцев.

Александр АНИСИМОВ

ОТ РЕДАКЦИИ

За последние годы наша страна многое потеряла: десятки миллионов своих граждан, треть территории, экономику и оборону. Попали в чужие руки наши земля, недра и заводы. Страна лежит во прахе, разоренная. Пока еще не поздно подняться с колен и отвоевать свою страну. Это необычайно трудно, но возможно.

Однако есть одна драгоценность, которую мы теряем ежеминутно, лишаясь навеки, чтобы уже никогда не завладеть ею вновь. Эта драгоценность сейчас, в конце XX века, блеском своим уже затмевает все прочие земные богатства: деньги, людские ресурсы, военную мощь, полезные ископаемые, выгодное географическое положение. Речь идет о мысли человеческой, о технологии и информации, об идеях ученых и интеллекте нации.

Владеющий знанием владеет миром. Высокие военные технологии обезопасят любую страну, развитая наука позволит обходиться без многих полезных ископаемых, а с помощью передовых методов управления можно достичь невиданных экономических высот, даже при противодействии остального мира. Информацию невозможно завоевать автоматами и танками, нельзя купить, если не продают, ее не обменяешь на лес и нефть. Знание можно лишь взращивать на своей земле, обильно поливая почву-науку, удобряя идеями и открытиями, по крупицам собирая их по всему свету, согревая вниманием государства. Только так можно собрать богатый урожай. Сейчас же наше поле – в запустении, поросло сорняками, и вороны доклевывают последние драгоценные семена.

НИЗШАЯ МАТЕМАТИКА

Денис Тукмаков

Я стоял на остановке в ожидании автобуса и тщетно пытался понять параграф из учебника по высшей математике, который нам задали на сегодня. Я что-то читал про значения синуса, когда услышал вопрос: “Простите, кто автор этого учебника?” Я поднял глаза. Молодой работяга курил, прислонившись к стеклянной стенке остановки, и внимательно изучал обложку книги. “А, Богданов… Лучше взять Выгодского – он понятнее. Богданова хорошо читать дома за лампой, но для остановки он никак не годится,” – произнес он очень серьезным тоном.

Все это время я молча рассматривал парня: жуткая маслянистая рабочая куртка, в которой, наверное, и курить-то страшно, грубые штаны с оттянутыми коленками, грязные сапоги. Чистые волосы, высокий лоб, глаза очень умные, слегка прищуренные, – мне даже захотелось, чтобы он надел очки, – такое лицо вязалось скорее с дорогим костюмом, чем с робой.

“Что нам в библиотеке выдали, то и читаем,” – промямлил я. “В библиотеках полно всякого барахла,” – сказал он столь веско, что я смутился. В одну минуту я, хорошо одетый не бедный студент престижного вуза, мигом растерял свое мнимое превосходство над “низшим классом”. Мне вдруг очень захотелось с ним поговорить.

Пришел наш автобус, мы сели рядом, и за долгое время поездки (парень ехал в парк) он рассказал мне историю своей жизни.

– Я родился и вырос в Волонге – это за Полярным кругом, на Баренцевом море. Маленький городок, все друг друга знают. Мои родители – уважаемые люди: отец – начальник аэродрома, мама – детский врач. Неплохое было время. Я хорошо учился, любил больше всего математику: конкурсы, олимпиады – всё выигрывал. В десятом классе, это 92-й год был, мне по-настоящему повезло: я победил на окружной олимпиаде в Нарьян-Маре, а организовала ее выездная комиссия от мехмата МГУ. Ее председатель пожимал мне руку: “Заканчивайте школу и приезжайте – возьмем без экзаменов.” Как же я был счастлив: в саму Москву зовут, в Университет!

Год пролетел, и сразу после выпускного я стал собираться. Мать все плакала, не хотела отпускать, но особо выбирать не приходилось: с работой у нас в Волонге стало к тому времени хуже. Нашли денег, и поехал я в Москву. Один, в огромный город – я до этого только в Архангельске и был-то.

Приехал, отыскал институт, а там меня вдруг как бревном по голове: не возьмем, говорят, аттестат ваш не в порядке. У меня там иностранного не было – в школе английский язык только до пятого класса преподавали, потом учитель не выдержал, сбежал, поэтому всему классу написали: “прослушал курс”. И что мне делать, спрашиваю. Деньги, отвечают, плати. Вот уж смех: денег у меня даже на обратную дорогу не хватило бы. Думал ведь, что доеду, поступлю и пять лет учиться буду. Хотел преподавателя того найти – он уволился давно. В общем, мне – от ворот поворот. Невзрачная тетка в приемной комиссии разрушила мою мечту. Все было как-то по-будничному, монотонно, не повышая голоса – вот что меня тогда убило.

Но слюни пускать мне было некогда, стал я думать, где жить, где деньги взять, чтобы домой вернуться. Пристроился ночевать на вокзале, ел плохо – оставшиеся рубли экономил. Написал домой, через месяц пришел ответ – там еще хуже: аэродром закрылся, отец без работы остался. Все одно к одному. Понял я тогда, что надо мне в Москве работу искать, семью выручать.

И вот тут я попал в замкнутый круг: без московской прописки на работу не берут, а временную не дают – в армию гонят. Сунулся в военкомат, а там меня посылают: поезжай по месту жительства, нам ты не нужен. Полгода я перебивался с одной работы на другую, а без прописки – сам знаешь, какая работа – ни тебе договора, ни трудовой книжки. Пару раз меня просто обманывали, как дурачка. Наконец устроился в палатке торговать – сутками в ней сидел, спал там же.

– А с математикой как?

– Да никак. Все это время я пытался заниматься, даже учебники институтские купил, да что за учеба в палатке! Год на месте протоптался, а потом бросил – без толку это было. А ведь сначала думал: справлюсь, покажу им, сдам экстерном! Какое там… Недавно я вдруг обнаружил, что забыл формулу одну. Ты бы видел, как я испугался. Тут же за учебник схватился, нашел, выписал на бумажку, потом весь день ходил вслух повторял. Страшно это – забыть то, чему хотел жизнь посвятить. Как же я испугался…

– Что потом-то с тобой было?

– Досидел я в палатке до осени 95-го. Умаривался жутко, однако денег немножко поднакопил. Ну, думал, жизнь налаживается. А жизнь эта мне опять – бац по голове! Из палатки меня хозяин-азер выставил: невыгодно им стало русских мужиков продавцами держать, гораздо дешевле хохлушек нанять.

– Денег не стало…

– Со мной-то ладно. Но я ведь несколько раз родителям переводы посылал. У них к 96-му совсем тяжко стало: поликлиника, где мама работала, закрылась, принялась она по стойбищам к ненцам ходить, да много ли с них возьмешь – они продуктами расплачиваются.

– Часто из дома письма приходят?

– Последнее год назад было. Знаешь, одно время я думал домой махнуть, с “обозом”, как Ломоносов. Правда, он в Москву учиться шел, а я – в обратную сторону и от учебы. Я как к побегу готовился: деньги собирал, ботинки крепкие купил. Да только самое смешное оказалось в том, что в Волонгу нашу, как я выяснил, с ноября 95-го никакие “обозы” больше не ходят и не летают. Не на чем мне было домой возвращаться. Если только на оленях или пешком. Поэтому и писем нет: кто их повезет-то?

– А где ты сейчас?

– В 3-м автобусном. Как раз туда и еду. Устроился по большому блату – за полтора миллиона мою автобусы хохлам. Живу в общежитии. В общем, пока неплохо, и время свободное есть. Я ведь сейчас в книжном был, зашел по привычке. Шарахались там от моей “униформы”…

– По одежке встречают…

– Точно. Знаешь, я за полтора последних года раз пятьдесят пытался на фирму какую-нибудь устроиться, на телефоне часами сидел, пороги обивал, и везде – “без высшего образования не берем”. Понимаешь, фирма какой-то ерундой занимается, гербалайф продает, и все равно корочку им подавай. А руководят этими фирмами такие дебилы, что диву даешься, как они еще не прогорели. Это у них новая “пальцовка” – чтобы сотрудники были обязательно в костюмах и с высшим образованием. А то, что многие из них не соображают ни черта – хозяина не волнует. Лишь бы “круто” было.

– Ну хоть студентам подработать дают.

– Черная зависть меня грызет, когда я вижу этих студентов-бездельников. Им на учебу пять лет дали! Да за это время всё на свете выучить можно. И бесплатно ведь… А они свой институт только с фасада и видят: вечно на лужайке сидят, пиво пьют да деньги считают. Еще и на меня свысока поглядывают: недоросль, быдло.

– Так что же ты делать надумал? Попытаешься учиться или работу хорошую искать будешь?

– Не знаю я, что делать. Чтобы учиться, нужны деньги, чтобы работать – образование. А дома родители загибаются. Я много думал.

Может, ты помнишь: в фильме про Ломоносова – в том, где серий много было, – он совсем молодым у себя в деревне по лабиринту в лаптях ходил и все выбраться никак не мог, вечно в центр возвращался. Лабиринт из камешков небольших сделан был, перешагни – и ты на свободе. Но он хотел по правилам, не перешагивая… Так и я, никак из лабиринта не вырвусь, и все хожу-хожу, не нарушаю правил. Мог бы плюнуть на всё, с бандюками связаться, пойти бабки зашибать. Но не хочу, бессовестно это.

Знаешь, я для себя так решил: честно заработаю, выучусь, вернусь домой, к родителям, всё расскажу, что со мной было. И останусь там, на своей земле жить. Наверное, неразумно это: что меня ждет – разруха, запустение? Ну и пусть. Родной дом зовет.

– Ну а учиться-то тогда зачем? – не понял я.

Он не ответил. Посмотрел на меня внимательно, подался вперед, приготовился как будто сказать что-то, но промолчал, отвернулся.

Автобус доехал до конечной остановки, мы вышли, сухо попрощались и разошлись в разные стороны.

Денис ТУКМАКОВ

ПАТЕНТ НА ВЫМИРАНИЕ

Кирилл Кушнев

Когда нет денег на покупку научной информации за границей, это еще можно как-то понять. Когда же власть забывает о собственных изобретателях, гробит отечественное патентное дело и способствует утечке передовой информации за рубеж, – это необъяснимо.

В Советском Союзе всем патентным делом заведовал Госкомизобретений. Работал он исправно, перерабатывал ежегодно по триста с половиной тысяч заявок на изобретения и авторские свидетельства и навсегда забирал права на них себе, то есть государству. Все оставались при своих интересах: государство, контролируя результаты интеллектуальной деятельности своих граждан, обогащалось новыми идеями и технологиями, а граждане-изобретатели, работая на свою страну, получали полное моральное и хоть какое-то материальное удовлетворение.

Эта идиллия закончилась, как все хорошее, в 1991 году с развалом СССР. Закрутилась мешанина законов и суверенитетов, посыпались организационные структуры, механизм Госкомизобретений стал давать сбои. В следующем, 1992 году, им решили заняться реформаторы.

Госкомизобретений был с треском развален, а вместо него появилась новая структура – Роспатент. Организация, что и говорить, получилась шикарная. Головным органом всей патентной системы стал ВНИИ патентной информации, а помимо него в компанию входили: ВНИИ патентной экспертизы и Управление прав промышленной собственности, и уникальная Патнентная библиотека, и Апелляционная палата, и еще несколько контор, в том числе собственное строительное предприятие “Радомир”.

Однако главное реформаторское нововведение заключалось в том, что отныне полные права на использование изобретения передавались его автору, конкретному человеку или юридическому лицу. Государство оставалось теперь не у дел, его роль сводилась лишь к экспертизе изобретения и оформлению на него охранного документа – патента. Действует этот патент 20 лет, и в течение этого времени патентообладатель вправе делать со своим детищем все, что угодно: сбыть неизвестно кому, засунуть под подушку, вообще выбросить. О государственном интересе, технологической оснащенности или национальной безопасности реформаторы думали меньше всего: прежде всего – “забота об отдельном россиянине”.

Ну что ж, пусть механизм дряхлый и бестолковый, лишь бы работал. Однако в 1992 году особой работы Роспатента не наблюдалось. Конечно, на это нашлись абсолютно объективные причины: 15 суверенных государств, у каждого – свое новое законодательство, в самой России законы меняются чуть ли не ежемесячно, в результате очень многие заявки на изобретения подавались в одних условиях, а рассматриваться должны были в соответствии с совершенно другими нормами. Короче, для нормальной работы Роспатента понадобилась новая законодательная база.

Создавали ее 3 года! И до сих пор еще доделывают. Положение о Комитете по патентам и товарным знакам (Роспатенте) РФ, Патентный закон РФ, законы по охране промышленной собственности, Закон о товарных знаках, ряд нормативных актов – на это ушло время до конца 93-го. А потом – новая Конституция, новый Гражданский кодекс, и снова пошло-поехало. В итоге в самом Роспатенте первым полноценным годом работы считают 1994 год. Вполне возможно, законы всегда и везде принимаются так долго, однако для русских изобретателей масса времени ушло впустую.

Но вот, кажется, все налажено: и структура, и законы – пора уже работать. “Ничего не выйдет, – сказали вдруг в правительстве, – у государства на всякие там изобретения денег нету.” Просто и ясно. Рожали-рожали, массу сил извели, наконец разродились, и ребеночек вроде дышит, а кормить его нечем. Приведем слова тогдашнего гендиректора Роспатента из ежегодно публикуемого отчета этой организации: “С 1994 года испытываются большие трудности, в основном из-за нехватки финансирования, в осуществлении процессов, определяющих жизнеспособность и функционирование самой системы охраны промышленной собственности.” Если уж глава госструктуры, созданной самим президентом, заявляет подобное в официальном отчете, то, очевидно, дела на самом деле плохи. Написано это было в 1995 году, с тех пор финансовое положение Роспатента только ухудшилось.

Стали искать деньги и вспомнили о пошлине, которую обязан заплатить каждый изобретатель, обращающийся в Роспатент. Ввели ее еще 4 года назад, и с тех пор за счет нее да жалких подачек правительства наша государственная патентная организация сводит концы с концами. На вопрос, много ли денег приносят пошлины, мне ответили: “Да что же они принесут, когда они такие высокие?!” Посудите сами: сегодняшняя пошлина за одну только заявку на изобретение составляет 2 минимальные зарплаты. А еще – за проведение экспертизы – 3, за апелляцию – до 4, за товарный знак – 3 зарплаты. Если вспомнить теперь, что наши изобретатели ездят в Роспатент отнюдь не на “мерседесах”, а на троллейбусе, а наши НИИ сами сидят без денег по полгода, то становится ясно: у изобретателей нет денег, чтобы получить патент, а у Роспатента нет денег, потому что не идут изобретатели. Доходит до смешного: частное лицо не может безвоздмездно передать права на свое изобретение государству в обмен лишь на общественное признание – сначала он должен заплатить деньги и получить “царскую грамоту” – патент.

Итак, государство денег не дает, пошлины только отпугивают изобретателей, поэтому приходится искать деньги на стороне, то есть за границей. “Да кому мы там нужны?” – спросите вы. Еще как нужны. Международные фонды с радостью готовы финансово поддержать нашу “молодую демократию”, дать денег Роспатенту. Но только взамен они просят маленькую награду, чистую условность. Что может дать им нищая русская организация, занимающаяся патентами и изобретениями? Правильно, информацию. И вот уже несколько лет наши технологии, разработки, ноу-хау совершенно официально уходят за рубеж. В отчете Роспатента, уже за 1996 год, нынешний гендиректор Корчагин черным по белому пишет о “критической ситуации с экспортом наукоемкой продукции и высоких технологий”, о необходимости “системы патентной защиты экспортируемой высокотехнологической продукции”, о том, как мы передаем научные данные за рубеж, оставаясь лишь с правами авторства.

Даже странно как-то: что еще можно у нас, нищих и безнадежно отставших, отобрать? Ведь за десять лет количество одних только заявок на изобретения сократилось почти в 8 раз! Вот данные, приведенные в отчетах: 1987 год – 180563 заявки, 1990 г. – 118843, 1992 г. – 45694, 1996 г. – 23211 заявок. В этом году будет еще меньше. Любопытно, что составители отчетов напрямую связывают эти цифры с динамикой спада производства. Получается, что за десять лет спад производства составил 87%. От золотой горы осталась у нас лишь горсточка – и ее пытаются вынести вон.

Сначала реформаторы забыли об интересах государства, после пожалели деньги на свое же детище, затем закрыли глаза на разграбление и вывоз научного потенциала страны, теперь же им не терпится окончательно разделаться с патентной системой России. В Роспатенте грядет объявленная реорганизация, а на самом деле – лютое сокращение. Люди бегут десятками, сотни готовятся уйти по сокращению, остальные притихли и молчат – как бы и их не выгнали на улицу. Высокие начальники в командировках и на конференциях решают важные проблемы, занимают выжидательную позицию. Все ждут очередное реформирование, а Роспатент умирает.

Кирилл КУШНЕВ