Текст книги "Газета Завтра 278 (13 1999)"

ПОДВИГ ( За “круглым столом” редакции “Завтра” – Александр ПРОХАНОВ, отец ДМИТРИЙ, Владимир БОНДАРЕНКО, отец КОНСТАНТИН, Юрий ЮРЬЕВ )

Александр ПРОХАНОВ. Наша газета написала о поразительном явлении, которое потрясает душу, удручает и восхищает одновременно. О мученической смерти солдата, который в чеченском плену один, без командиров, без духовных наставников, без матери, без старших товарищей, с одним крестом на груди и с одной таинственно христовой верой, принял мученическую смерть от своих врагов, от палачей, которые предложили ему отречься от Христа, от России и от армии. Он предпочел умереть. Был обезглавлен. Что это такое? Давайте порассуждаем над тем, как это могло произойти, что побудило человека, рожденного в сегодняшней кромешной русской реальности, совершить этот высочайший мученический подвиг? Что он мог испытывать? Перенесемся на секунду в его душу, в его сознание. Что он переживал в эти страшные часы, в последние минуты? Потому что это заслуживает самого глубинного осмысления.

Отец ДМИТРИЙ. Я думаю, конечно, это было страшное испытание, но в его лице вся Россия показала, чем она может жить и к чему стремиться. Потому что, я думаю, дух веры наших предков пробудился в нем, и он остался верен православию, Родине, армии. Конечно, трудно судить, что он переживал. Видимо, все было. Но все-таки победила вера, победила верность. Это значит, что Россия жива, ее не убили, в России осталась вера – основа всей жизни.

Да, мы умираем со Христом, чтобы вместе с Христом воскреснуть. Но это не смерть вместе со страной, а наоборот, возможность для страны дальше жить. Этот момент мне кажется принципиальным, потому что и церковь жива на мученичестве, на крови исповедников веры. И земля наша не ослабевает, а крепнет от того, что находятся люди, которые жертвуют самым дорогим – жизнью ради чего-то высшего.

Отец КОНСТАНТИН. Действительно, я смущаюсь обсуждать поставленный вопрос: по большому счету это вопрос к самому Евгению Родионову-воину. И как человек верующий я исповедую, что Евгений жив, и более того, он участвует сейчас в нашем разговоре. Потому смущаюсь. Чем он жил в тот момент? Думаю, что испытывал и страх, и отчаяние, и желание скорее вернуться домой, увидеть маму...

Недавно я выступал в юридическом институте на тему “Духовно-нравственная основа воспитания военнослужащих и учащихся”. Я поздравил слушателей с 23 февраля и пересказал то, что напечатано в статье “Русский мученик”, показал фильм о Жене Родионове, прокомментировал, и знаете, увидел, как курсанты были потрясены. Когда я закончил, возникла глубокая тишина.

Собственно говоря, где бы я эту кассету ни показывал – в Центре подготовки космонавтов, во время работы секции духовного просвещения и образования военнослужащих, во время проведения седьмых международных рождественских чтений, на сборах заместителей командиров по воспитательной работе МВД и частным образом – всегда возникала благоговейная тишина. Не отчаяние испытывали люди, не вопили: “кровь за кровь”, а были поражены высотой христианского подвига. Господь говорит: “В чем застану, о том и сужу”. Таким образом он делает Евгения близким к мученикам первых веков христианства.

Я взял с собой книгу “Канонизация святых”, которая была подготовлена поместным собором, и где дана вступительная статья, оценка, как проходила канонизация в древности, в средние века, как она проходит сейчас, и какие моменты для этого значимы. Так вот, в древности сам факт мученической кончины за Христа, за веру являлся основанием для канонизации. Для меня также очень значимо и то, что пишет Достоевский: “Неужели Россия, для которой соблюдать пост является невежеством, ходить в храм – признаком отсталости, символ веры является чем-то утраченным, музейным, второстепенным?” И сам же отвечает, что ни в коей мере, рассказывая о солдате, который попал в плен к туркам и на призыв принять мусульманство как гарантию жизни отказался, несмотря на то, что он был отец многодетного семейства. С него живьем содрали кожу и обезглавили. Для него, для Федора Михайловича, этот факт был фактором торжества внутреннего и внешнего по отношению к России, к ее будущему. И случай с Женей Родионовым – из этого же ряда.

Юрий ЮРЬЕВ. Писал о Жене Родионове и “Московский комсомолец”. Там его подвиг был превращен в какой-то постсоветский ужастик, где торжествовали зло, чернуха, и ни слова не было о том, что произошло светоносное событие. На ту статью практически не было отклика. А сейчас, после публикации “Завтра”, матери постоянно звонят люди. Кто-то приезжает на могилу поклониться ее сыну, привозят кто оренбургский платок или просто слово доброе. Она совершенно оттаяла, говорит, что произошло чудо. И лично я думаю, что это не Евгению отсекли голову, а мученик Евгений, укрепляемый Господом, отсек головы сотне бесов, а может быть, сотне князей бесовских, поэтому такой эффект, такое чудо на наших глазах и происходит.

Владимир БОНДАРЕНКО. А я вот хотел задаться таким вопросом: а готовы ли мы все – общество, церковь, армия – воспринять этот подвиг. Ведь в самой армии командование ни с христианской точки зрения, ни с чисто офицерской или армейской точки зрения не восприняло его. Речь идет не о чувстве мести, а о чувстве христианского подвига, которое укрепляет и душу, и веру, и общество, и церковь саму по себе. Готова ли церковь воспринять этот подвиг как подвиг нового святого? Или и здесь руководят нерешительность и осторожность?

Александр ПРОХАНОВ. В этой кромешной тьме, когда кажется, что все безнадежно, все пало, душа требует чуда, душа начинает роптать: “Где же ты, Господи? Почто меня оставил, где твои явления? Яви себя!” И в эти минуты отчаяния и богооставленности вдруг происходит Нечто. Вы помните, как мы осмысливали мученическую смерть русских патриотов на баррикадах 93-го года, где гибли красные, и белые, случайно попавшие под пули, или сознательно принимающие мученическую смерть. Весь народ интерпретировал это как мученический подвиг, как смерть за Родину, за святость, за Россию, Отечество. Даже была написана икона нашими друзьями, художниками, посвященная огнищу в Доме Советов. Вспоминаю недавнюю странную, загадочную смерть Ивана Орлова, который взорвал себя на Красной площади. С точки зрения официоза это был террорист, его упекли в тюрьму, где он корчился от ран, а потом все-таки погиб. Мы тоже понимали это как некую схватку со змеем, который взрывал, конечно, не Спасскую башню, не охранников, а взрывал померещившегося ему змея в Кремле. Но когда на публикацию о Евгении Родионове откликнулись тысячи людей, я воспринял это как абсолютное чудесное знамение, говорящее о том, что Бог есть, что Бог в России, что Бог среди нас, и носителем божественного промысла и божественного откровения может быть самый смирный, беззащитный, самый обычный среди нас человек – не аристократ, не подвижник, а крестьянско-рабочий сын, коими сейчас полнятся батальоны и бригады Вооруженных Сил. Чудо узнавания о его подвиге продолжает стремительно распространяться по России, по людям. После опубликования статьи, мать, которой грозило выселение, вдруг обретает дорогую для нее квартиру сына. У нас в редакции до сих пор стоит та казна – картонный ящик, куда все приходят и опускают деньги. Конечно, Владимир Григорьевич, государственные институты вяло реагируют на происшедшее, но главное все-таки свершается: свет подвига, как свет поднимающегося солнца, стремительно пронизывает пространство общественных связей и общественных отношений.

Отец ДМИТРИЙ. Вопрос, поставленный Владимиром Григорьевичем, правомерен. Горячий отклик на статью как раз и показывает, что народ воспринимает подвиг. Не надо торопиться. Думаю, что сам Бог делает свое дело. Вот он показал, посеял семя, и оно будет расти, потому что сразу делается только зло. Доброе – оно захватывает общество постепенно. Будет прорастать, прорастать и прорастать. Я даже считаю: не надо торопиться канонизировать Евгения – сам народ канонизирует его. И церковь тоже скажет свое слово.

Отец КОНСТАНТИН. Такие события находятся вне времени, и незачем оглядываться, кто и как воспримет? Когда распинался Христос, то ему кричали: “Сойди с креста, сотвори чудо, и мы уверуем”. Если следовать вашей логике, то он бы должен думать: “Надо же, они мою жертву не воспринимают!”

Нет, есть вещи, которые лежат вне времени, вне тех или других каких-то ситуаций жизненных. По прошествии десятилетия, столетия происходит глубочайшая переоценка ценностей. А эти светочи, звезды на небе светят, невзирая ни на то. Я выглядел бы провокатором, если бы призывал общество, армию, церковь к каким-то действия. Церковь – воинствующая и торжествующая, но она воинственна не против должностных лиц, а против духов и князей тьмы, которые прежде всего находятся в человеческом сердце.

Юрий ЮРЬЕВ. Я бы хотел дополнить, в развитие слов отца Константина конкретно о духовном подвиге. Ведь Евгений к этой санитарной машине шагнул, пошел ее проверять. А командование подало информацию, что он самовольно оставил часть. А солдаты говорили: “Какое самовольное оставление, когда там были следы борьбы, кровь”. То есть там была схватка рукопашная. И потом, когда мать пришла к убийце своего сына, тот сказал: “А зачем он пошел проверять машину? А почему он не принял веры? Почему он креста не снял?” Ведь другие блокпосты пропустили эту машину с плененными нашими солдатами и набитую оружием. То есть предали все и вся. Ясно, что одни проливали кровь под Бамутом, другие делали деньги на этом.

Владимир БОНДАРЕНКО. Я думаю, это наш долг – поддерживать и максимально возвышать значимость этого подвига. Поэтому мы и собрались здесь – священники, газетчики. В России было столько сражений. Столько раз она стояла на краю гибели. И сегодня уже настало время, когда каждый из нас должен решить: будет ли существовать Россия дальше, или она обречена. Я недавно был в Англии и там выступал и перед верующими в храме. Они настроены очень благодушно: “Ну Бог дал – нам суждено жить здесь, что нам там думать о возвращении к той далекой России?” Я почувствовал мягкотелость, малодушие. В связи с этим я даже хочу поспорить с Александром Андреевичем. Хорошо собрать деньги, но еще лучше собрать христовых воинов. Возвеличиванием подвига Евгения мы поднимем это воинство христово.

Отец КОНСТАНТИН. Да, силой от подвига веет великой! Вспоминаю, как я, утомленный службами, отдыхал вечером и ко мне пришел автор статьи. “Батюшка, я вот статью принес, посмотрите, пожалуйста”. “Я сейчас ничего не воспринимаю, строчки не прочитаю”. А он просит меня хотя бы посмотреть фильм, который он привез из “Русского дома”. Я посмотрел и забыл об усталости.

Александр ПРОХАНОВ. В своих размышлениях продираюсь через множество внутренних сомнений, сумеречных состояний и, может быть, для меня лично непреодолимых проблем духовных, интеллектуальных. Подхожу к решению одного из важнейших, мучающих меня вопросов: почему России на всем ее историческом пути уготовлены вот эти страшные муки и казни, почему постоянно усекновения русской головы происходят? Подвиг этого солдата не вызывает сомнения у нормального человека. Никто не скажет “зачем”? Русская этика воинская не ставит перед нами вопрос, зачем он это сделал? Зачем Матросов кинулся на амбразуру? Зачем Зоя Космодемьянская предпочла петлю предательству? Зачем Карбышев позволил себя запаять в эту ледяную глыбу? Зачем Яков Сталин в плену не отрекся от идеалов отца? Это не вызывает сомнения. Но я подумал, если такая жертвенность, такой подвиг за Христа отдельно взятого человека нужен, понятен, важен и даже неизбежен, то сама русская история и Россия, как этот отрок, постоянно кладет свою выю под топор и несет эти страшные муки, страшные жертвы. Значит, это тоже необходимо, тоже свидетельствует о чем-то чрезвычайно важном. Перед Христом ли Россия свидетельствует? Перед человечеством в целом, перед нынешним поколением русских людей? Перед братьями славянами, гибнущими в эти дни в Югославии под ударами натовских убийц?

Отец ДмИТРИЙ . Страну разбили, армию ослабили. Как будто от России ничего не осталось. Но то, что в России осталось, Господь и показывает на подвиге этого солдата. Помимо нас, Бог хочет поднять наши силы. Это чудо, которое явилось в лице Евгения, показывает, что до сих пор мы действовали просто человеческими силами. Их было недостаточно, и было недостаточно, чтобы победить такого страшного врага. И Господь явил чудо. То есть Господь свои силы прибавил к нашим человеческим.

Отец КоНСТАНТИН. В нашей Отчизне всегда значимы были не амбиции какие-то политические, не благосостояние ее граждан, а святость. И на алтарь святости приносилось все, потому Россия и не понималась многими. Святость скромна, она не выпячивается. Евгений не единственный, кто проявил чувство любви к Господу. В слове “святость” есть динамика очищения. Очень часто человек действительно может быть простым незаметным человеком, но в момент стяжания святости, а это является смыслом нашей жизни христианской, происходит очищение. Я бы сейчас поднял вопрос о возможности канонизации Евгения.

Как-то меня, это было много лет тому назад, 16 июля спросил один священник московский, когда мы вместе служили в Успенском соборе Кремля: “Батюшка, завтра день расстрела царской семьи, ты будешь служить литургию, ну хотя бы по общему чину – мученическому?” Я сказал, что это было бы, наверное, неправильно. Я все же представитель русской православной церкви, которой царские мученики не канонизированы до сих пор. Лучше я скажу яркую проповедь 17 июля, в день их блаженной кончины мученической, а потом всем храмом отслужим панихиду”. Так я и поступил. Во время совершения панихиды у меня очень четко в сердце появилось ощущение, что этой панихидой мы приближаем чаянную канонизацию. И ассоциативно вспомнилось, что первыми святыми на Руси были Борис и Глеб. Их праведная кончина была непонятна византийской культуре канонизации. Там не было явного жертвоприношения за Христа. Там была какая-то политическая ситуация, междоусобица, но они настолько по-детски наивно приняли Христа, настолько доверили свою жизнь его помыслу, что, имея возможность избежать этой смерти, уехать, привлечь какие-то охранные дружины, отпустили других воинов, чтобы те нечаянно не погибли вместе с ними, отдавая себя в руки Господа. Эта наивная, детская, всем сердцем исповеданная вера сделала их святыми через 6 лет после их убиения.

А Дмитрий Донской, благоверный князь? Он был канонизирован на поместном соборе в 1988 году, то есть спустя 600 лет. Смотрите: 6 лет для одних и 600 лет для других. Но о Дмитрии Донском каждую родительскую субботу все церкви православные русские возносились молитвою: “Упокой, Господи, душу усопшего раба благоверного князя Димитрия...” До 1988 года 600 лет вся церковь молилась об успокоении князя Димитрия, тем самым прося о милостях Господа и достигая ему достояние святости.

Мне хочется задать вам вопрос: момент канонизации – что это такое? Это признание церковью уже имеющего состояние во святых гражданина небесного, или это некое деяние нашей земной церкви, в которой доставляет находящемуся в мире ином человеку святость? Мне представляется, что правильно ответить на этот вопрос только в понимании, что церковь небесная и церковь земная связаны, и главой церкви нашей вне времени, вне обстоятельств является сам Господь.

Вот я возьму в руки материалы по канонизации поместного собора и хочу вам прочитать те аспекты, по которым человек причислялся к лику святых нашей земной церковью. “Свидетельством святости угодника Божьего могли быть: 1. Вера церкви, святость восславляемых подвижников, как людей, Богу угодивших и послуживших пришествию на землю сына божьего и проповеди святого евангелия. 2. Мученическая за Христа смерть или истязание за Веру христову. 3. Чудотворение, совершаемое святым по его молитвам или от частных его останков мощей. 4. Большие заслуги перед церковью и народом божьим, коим является, скажем, канонизация царей, князей... И никогда вопросы канонизации не решались по сбору подписей, агитацией. Думаю, что мы ни “круглым столом”, ни каким-то деянием не приблизим момент канонизации Евгения Родионова.

И Любови Васильевне, мне думается, сейчас нужна тихая, добрая, христианская жизнь. Ей Бог дал пережить своего сына, чтобы можно было за него молиться. Когда я материалы увидел, у меня была такая же реакция, как и у многих других священников: канонизовать. Но Любовь Васильевна показывала мне фотографии, на которых Женя стоит с папиросой. Конечно, это мало имеет значения. Но с другой стороны, трудно представить Серафима Саровского или Сергия Радонежского, или Георгия Победоносца с какими-то атрибутами, со святостью не сочетающимися.

Это не страшно, это не помешает его святости, если она созреет нашей молитвенностью. Сын своего времени, он и жил среди своих товарищей, но в нем была та внутренняя чистота, которая меня поражает даже в мелочах. Я Женю очень чувствую. Очень бы хотелось познакомиться с его классной руководительницей, которая является регентом в Подольском храме. Собрать побольше бытовых мелочей. И сделать жизнеописание Жени.

Юрий ЮРЬЕВ. Как справедливо сказал отец Дмитрий Дудко, это исключительный поступок и исключительное явление нашего времени, но не единственное. В нашу эпоху, в наше черное время мы имеем еще ряд мучеников, которые, быть может, меньше известны, но о которых мы тоже должны помнить. Это в первую очередь алтарник Алексий, 14-летний юноша, которого после пасхальной службы встретили сатанисты, потребовали снять крест и отречься от Христа. Он отказался. Его зверски изувечили, произвели ритуальную казнь, отрезали фаланги пальцев, обезобразили лицо. Этот юноша тоже свидетельствует о торжестве Христа, он тоже совершил великую победу. Сейчас в храме его брат – алтарник. Хотелось бы вспомнить монахов, убиенных в пасхальную ночь сатанистами, – тоже подвиг, произошедший в наше время. И вспомнить трех воинов, трех пограничников, которые были взяты в плен вместе с Евгением. Одному из них также была усечена голова, а двух других расстреляли. Это тоже мученики за веру, потому что если бы они изменили своей вере, они, по крайней мере, остались бы живы. И вообще, все те воины, которые остаются сейчас в плену в Чечне, они не меняют своей веры, об этом говорит то, что они остаются по-прежнему в плену. О них нам тоже нужно помнить.

И еще хочу сказать о тех средствах, которыми люди помогают Любови Васильевне. Мне очень приятно, что пожертвования небольшие, люди несут последнее. Есть переводы на пять рублей, какой-то мальчик 4 рубля принес. То есть Евгению будет ставиться крест чистыми руками. Не будет в нем денег Гусинского. Надеюсь, Господь не допустит таких людей к этому кресту.

Владимир БоНДАРЕНКО. Посмотрите, как восторженно показывают НТВ, ОРТ ребят, которые вернулись или временно приехали в гости уже мусульманами рязанскими, владимирскими – кто Ахмед, кто Аслан. Показывали как благородных. Мол, детей надо растить, жизни спасать. На этом фоне святость Евгения нам крайне важна. На самом деле, можно сказать, что Михаил Тверской поступил опрометчиво. Россия, мол, еще не была готова, еще надо было собирать силы, а он взял да сразу пошел на татар и погиб. Но России нужна была такая мученическая смерть! Не случайно Михаил Тверской стал святым, даже для того, чтобы потом Ивану Калите уже другим путем, путем компромиссов, собирать Россию. Калита уже опирался и на святость вот этого непродуманного с точки зрения земной логики героического поступка Михаила Тверского. И, конечно, в ряду историческом подвиг Евгения ближе к подвигу святого Михаила Тверского. Я бы поставил в этот ряд и настоятеля храма в Грозном о. Анатолия.

Отец КоНСТАНТИН. Мне бы очень хотелось, чтобы эта мысль прозвучала за нашим “круглым столом”: человек, ищущий Бога, тянется к истине, и ищущий истину обязательно обретает Бога. И вот мне представляется, что тот, кто обрел Бога в сердце, кто его не предал, никогда не предаст ни Родину, ни воинскую присягу. Это то, что делало христиан-воинов на протяжении всей истории самыми лучшими воинами, потому что нельзя сказать, что они не боялись смерти. Не боится смерти только трус. Но они понимали, что эта жизнь временна, за ней начинается та, на которую мы уповаем, поэтому нечего смерти кланяться за какие-то доллары или чечевичную похлебку. Царство Божие внутри вас. Женя с ним соприкоснулся, еще посещая Подольский храм, общаясь со своей учительницей, которая была регентом.

Александр ПрОХАНОВ. Завершая нашу встречу, я хотел бы сказать как писатель. Художник ищет героя постоянно. Или антигероя. Но он ищет персонаж, который был бы универсальным. И тем счастливее художник, и тем он могущественнее, чем универсальнее герой, которого он отыскивает. И мне кажется, что для писателя, художника, мыслителя, философа Евгений и его подвиг являются тем поразительным случаем, тем поразительным поводом, соприкоснувшись с которым, изображая который, можно по существу понять весь универсум России – и сегодняшней, и вчерашней, красной, древней, белой... В этом образе сплетается вся драматургия мира, не только русского, но мира вообще. И к тому же он абсолютно конкретный. Человек, через которого можно понять сегодняшний мир, сегодняшний человеческий тип, сегодняшнюю русскую драму. Благодарю всех принявших участие в этом духовном собеседовании.

Фото В.АЛЕКСАНДРОВА

Купить недорого диски chevrolet 4

[Закрыть] в Москве.