Текст книги "В ловушке с врагом (СИ)"

Автор книги: Захар Самовар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 4. Часть 3

Посоветовали перезалить, ибо уведомление об обновлении книги подписчикам не пришло. Ну, еще я добавил пару абзацев.

Несмотря на то, что купить нам нужно было всего ничего, этот гражданин набрал аж два пакета всякой всячины. А мужики еще про женщин говорят, мол, мы больны до покупок. Благо, тащил он их самостоятельно.

Мы вышли на парковку.

– Надеюсь, ты не выгонишь меня и позволишь сварганить что-нибудь перекусить? – спросил Игнат.

– Ну, если сам будешь готовить, то пожалуйста, – ответила я.

– Так, разумеется, сам буду готовить. Я покушать хочу, а не отравиться, – сказал он и ускорил шаг, будто пытался от меня убежать.

Слово «игра» все еще вертелось у меня на языке, потому я не подчинилась позыву треснуть ему по башке за такие слова и продолжила медленно следовать в заданном направлении.

Я даже почувствовала себя лучше, словно корона вновь выросла на голове. И объяснять ему, что на самом деле я умею готовить мне не хотелось, ибо не достоин он того, чтобы я ради него демонстрировала свои кулинарные таланты, путь и ограниченные. Недостоин! И точка.

На улице заметно потеплело. Над городом виноградной гроздью взгромоздилась темно-синяя туча.

«Опять снег», – подумала я. Подумала и ощутила на своих щеках холодные, но мягкие прикосновения снежных хлопьев.

– Аня, шевели ногами, – крикнул мне Игнат.

Он к этому времени уже загрузил продукты на заднее сиденье и завел автомобиль. Мимо пронесся какой-то тонированный заниженный идиот и чуть не сшиб меня с ног. После притормозил метрах в десяти. Из машины вылез упитанный парень с длинной бородой.

– Смотри куда идешь, курица, – выкрикнул он мне.

– Что ты сказал? – возразила я.

– Подойди и поговорим, – послышался голос Игната, которой непонятно каким чудом оказался уже рядом со мной. – Сюда иди, я сказал.

Бородатый парень сел обратно в машину. Тогда Игнат хватил обеими руками снег и парой нажимов соорудил снежок.

Машина обидчика дала по газам. Сделав пару шагов вперед, Игнат запульнул в нее снежок.

– О! В Яблочко! – удивилась я. Снежок прилетел четко в середину заднего стекла или окна, или как там его.

Заниженный вредитель не остановился и умчал по своим делам.

– Талантливый человек – талантлив во всем! – ответил мне недавно приобретенный брат, а после, оттряхнув руки, вернулся в машину, бросив перед этим какое-то усталое: «Какая же ты проблемная».

– Я вообще-то не просила тебя о помощи, – крикнула я ему только тогда, когда он уже сел за руль, будто хотела, чтобы он этого не услышал.

Снегопад усилился.

– О, блага цивилизации! – воскликнула я, водрузив свой попец на сиденье рядом с водителем. Мне стало тепло и сухо, что сделало меня чуточку счастливее.

– Поехали? – спросил Игнат.

Я, соглашаясь, качнула головой.

Не знаю почему, но на меня вдруг налетела какая-то нестерпимая тоска. Там, среди деревьев было так уютно и спокойно, а здесь…. Город шумел, казалось, он буквально кричал о помощи. Словно человек, запертый в подполье с активированной дымовой шашкой. Мне на ум пришло только такое сравнение, тут уж ничего не поделать.

Вынужденная беготня отражалась на каждом лице, что встречалось мне на пути. Опущенные уголки губ рисовали нестерпимую усталость. Нет, не от тяжелой работы или какой-то нервной ситуации, хотя все возможно, а, что более вероятно, то была усталость от самой жизни, в которой не было и намека на эту самую жизнь.

Так восхваляя себя за такие высокие философствования, я не заметила, как мы попали в пробку.

– Что там? Авария или что? – спросила я.

– Я тебе что рентген что ли? – усмехнулся Игнат. – Подкатимся ближе и узнаем.

Прошло десять минут. И за эти десять минут мы сдвинулись вперед метров на десять. Как раз, по метру в минуту.

– Да что там происходит то? – заворчал водитель.

Заметно было, что он начинает злиться. Еще бы не злиться в такой ситуации.

– Терпение – добродетель, – пробубнила я. Мне, вечно куда-то торопящейся, в данный момент было абсолютно по барабану, сколько часов нам предстояло так простоять.

– Я голоден, – ответил Игнат и, повернувшись назад, сделал глубокий вдох. – Ммм, – промычал он, – хлебушек.

Мне пришло СМС.

– Если голоден, давай зарулим в кафешку, как раз на следующем повороте, а там может, в объезд быстрее до дома доберемся, – сказала я, глядя в телефон. – Опять предупреждают о снегопаде. А я-то думала, что это с неба сыпется?!

Раздался хруст. Я подняла глаза. Хохот непроизвольно вырвался наружу. Я увидела Игната, одной рукой вцепившегося в руль, а другой держащего буханку хлеба с отвернутым полиэтиленовым кульком и огромным следом от Игнатовой челюсти.

– Что ты ржешь? – проворчал он с набитым ртом. – Ты попробуй. Свежатина! Даже теплый еще.

– Нет, – ответила я и махнула на него рукой.

– Ну, кусочек хотя бы, – начал упрашивать Игнат, будто я не знала каким вкусным бывает свежий хлеб.

Что тут говорить, доконал он меня. Так, в две челюсти, стоя в пробке, мы сточили всю буханку, растекаясь в какой-то детской улыбке.

Машина впереди сдвинулась с места и вскоре мы начали медленно, но верно продвигаться. Вдалеке виднелись сигнальные огни.

– Скорая помощь вроде, – пробудил Игнат себе под нос. – Видимо что-то серьезное.

Понимая, что скоро мы подъедем к месту происшествия, я принялась отвлекать себя всякими разными посторонними мыслями. Все было более чем нормально, если все, что между нами происходило, вообще можно было назвать чем-то нормальным. Как ни крути, настроение мое было на отметке выше среднего, потому я меньше всего хотела продолжить день лицезря разбросанные по асфальту кровавые ошметку.

Но сколько себя не отвлекай, страх все равно берет свое. Представив себе эту, мягко говоря, неприятную картину, я чуть не вернула все съеденное обратно в полиэтиленовый пакет.

Мы подобрались к месту аварии.

– О! Видишь, – обратился ко мне Игнат и начал тыкать пальцем на разбросанные автомобили. – Ничего страшного. Кажется, все живы.

Я глянула вперед. На дороге лежала перевернутая машина, которую, по-видимому, оттащили в сторону, чтобы освободить путь. Рядом была еще одна, которая передними колесами заехала на тротуар и еще одна, без видимых повреждений просто стояла с включенной аварийкой.

– Счастье-то какое, – на выдохе произнесла я и устало откинула голову.

– Паникерша.

– Да не паникерша я, просто….

Игнат усмехнулся.

– Аргументация у тебя как всегда на высшем уровне.

– Ага, – обессилено бросила я, не имея ни малейшего желания вступать с ним в перепалку.

К тому времени, как мы подъехали к дому начало темнеть. А когда поднялись в квартиру, вообще стало казаться, что на улице уже ночь.

– Аня, разбери пакеты, у меня мочевой пузырь поджимает, – крикнул мне Игнат, скидывая с ног ботинки. Я в это время успела только повесить пуховик в прихожей и потащила сумку с вещами в свою комнату.

– Какие подробности, – попыталась укусить его я, но судя по всему, он ничего не услышал.

Еще бы он услышал. В нашей четырехкомнатной квартире проще позвонить, чем до кого-то доораться.

Мне вдруг подумалось, что мой отец, когда я еще была маленькой, совершил ужасную ошибку, обменяв нашу двухкомнатную квартиру в центре на эту четырехкомнатную на окраине. Да, разумеется, мне очень повезло поступить в университет поблизости. Но, дела сложились так, что теперь по прошествии лет, в комнате, в которой мы обычно хранили велосипеды и коллекцию курток, которые жаль было выбросить, обосновался поселенец. И, судя по всему, за те дни, что он в этой комнате протусил, ему в ней понравилось.

Я вдруг припомнила, что Игнат Петрович согласился жить с нами, так сказать, на постоянной основе. И в голове застряла неприятная мысль: «А кто, собственно говоря, будет наводить в этой комнате порядок к его переезду?».

Предвкушая грядущие трудовые будни, я лениво потащила себя в коридор. Дверь моей все еще по-детски розовой комнаты с кучей маленьких мягких игрушек, которые я выиграла в автомате, просаживая каждый день все деньги, которое мама давала мне на обед, пугающе хлопнула. Я даже ойкнула.

Подняв тяжеленные пакеты, я на полусогнутых запехтерила их на кухню. Благо в холодильнике для всего этого было достаточно свободного места.

Водичка, что стремительным горячим потоком била из кухонного крана согревала не только тело, но и душу. И я преисполнилась чувством неописуемой благодарности за то, что у меня есть родной дом.

В считанные минуты дело было сделано. Я опустошила пакеты и включила чайник. По квартире раздалось гудение.

– Ты с улицы пришла руки помыла? – спросил Игнат в родительской манере.

– Разумеется. А ты стульчак поднял перед тем, как, ну ты понял.

– Конечно, – ответил он. – И даже руки помыл.

– Посмотри-ка, совсем взрослый стал.

– Ты знаешь, какой я взрослый, – ляпнул он, и сделала вид, что ничего не говорил. Я же сделала вид, что ничего не слышала.

Я налила себе кофе и села за стол. Бордовый кухонный гарнитур начал казаться мне каким-то безвкусным, да еще и в сочетании с голубой тюлью. Даже не смотря на то, что подушечки на стульях тоже были небесного цвета, смотрелось все это как-то несуразно.

– А за мной поухаживать не хочешь? – воззвал к моей совести Игнат.

– Нет, – ответила я.

– Могла бы и чаем угостить, где твое гостеприимство?

– Это теперь и твой дом, сам наливай. К тому же, ты кушать хотел. Так что отстань.

Я заметила на его лице еле уловимую улыбку, а после он принялся кулинарничать так ничего и не ответив на мое брюзжание.

В углу висел маленький телевизор. Я щелкнула кнопку на пульте и принялась листать каналы – почти на всех показывали новости.

– Блин, ну сколько можно? – проворчала я. – Или новости или реклама дурацкая, больше и посмотреть нечего.

– Для таких, как ты придумали интернет, – ответил Игнат.

– Ой, отстань.

– Так ты не ори под руку, я и не буду приставать.

– Какие мы нежные, – прошипела я.

– Тебе напомнить?

– Ой, иди в баню со своими подколами уже, – разозлилась я и как-то внезапно осмелела. – Может, обсудим все?

– Что? – поинтересовался Игнат, продолжая что-то нарезать.

– То, что случилось тогда…ночью…

– Когда?

– Ты идиот?

Игнат посмотрел на меня.

– Обзываться-то зачем? – пожаловался он и продолжил нарезательно-шенковальные процедуры.

Мне стало неловко. Будто все, что произошло, затронуло только меня. Будто на самом деле я все это себе придумала и ничего не было.

Зашипел кухонный кран, вернув меня в реальность. Сделав еще глоток, я почувствовала, что ремень джинсов очень давит на живот. Я, как-то не подумав, поднялась, и сняла его, положив на стол.

В туже секунду, мокрые руки Игната забрались под мою футболку. Он склонил меня над столом и прислонился к бедрам. А почувствовала, что он готов ко всему.

– Свет же включен, с улицы видно все, – выпалила я, будто это было важнее всего того, что он вытворял.

Одна его рука скользнула по моему животу и нырнула в нижнее белье. По телу разлился жар.

– Чувствую, чего ты хочешь, – сказал он. – Не отрицай! Ты ведь хочешь?

Я не успела дать ответ.

Мы услышали, как щелкнул замок входной двери. Игнат быстро принял исходное положение – вернулся к раковине и зашумел водой, а я, сделав глубокий вдох, пошла встречать маму и Петра Игнатовича.

Весь вечер мы упорно делали вид, что являемся обычной семьей. Мама и Петр Игнатович травили истории из своей юности, а мы с Игнатом друг на друга даже не смотрели.

Смех разливался по кухне, а я то и дело отвлекалась.

«Почему я опять подчинилась?»– думала я. – «Почему не оттолкнула его? Хватит! Хватит! Ничем хорошим это не закончится. Как будет возможность, я серьезно с ним поговорю».

Уведомление снова не пришло. В списке обновление книга тоже не появилась. Я не заю, что и делать. Прошу прощения!

Глава 5

Очередное утро началось с приступа тошноты. Сказать, что я испугалась – ничего не сказать. В голове пронеслись сотни вариантов диалога с Игнатом, мамой и ее новым мужем. Да и что я могла сказать, кроме: «так получилось».

Ни секунды не медля, я метнулась в аптеку и купила несколько тестов. К моему великому счастью, все они оказались отрицательными.

«Так, все», – подумала я тогда. – «Он никогда ко мне больше не притронется. Не подпущу!».

Я прекрасно осознавала, что с недавнего времени Игнатушка затесался в мамины любимчики и сколько бы слез я не пролила, рассказывая как мы с ним умудрились заделать киндера, она обвинила бы во всем меня.

«А ведь так она начала вести себя не так давно», – вспомнила я. И действительно, ежедневное пиление моей личности началось с того времени, как Игнат и его отец стали неотъемлемой частью нашей жизни. Ничего дурного в отношении Петра Игнатовича я не мыслю. Нормальный мужик. С гонором, конечно, ну все же ректор как-никак. А вот сынок его, судя по всему, что между нами приключилось, да и по первому впечатлению от него….

Тот день, как известно, не задался с самого утра и то, что я начала вытворять всякую дичь после – достойное его продолжение.

Убедившись, что люлькаться с заскребышем мне придется не скоро, я набрала своего обидчика. Даже не знаю, где он был, но говорил он полушепотом, тогда как я орала, точно заполошная. Я вывалила на него всю инфу о несостоявшейся беременности и его вине. И наказала, строго-настрого наказала, ко мне больше не приближаться. И вообще послала ко всем чертям и много еще куда. После сбросила звонок. Он мне не перезвонил. А я ждала. Ждала минут тридцать. Хотелось, чтобы он почуял свою вину хоть чуть-чуть, но ему, судя по всему, было плевать.

Мама вернулась с работы чуть позже и в приподнятом настроении. Я вышла навстречу. С ее маленькой головы слетела меховая шапка и на плечи рухнули блестящие рыжие кудри.

– Ого! – удивилась я.

– Да, – улыбнулась мама. – Захотелось чего-нибудь новенького.

Я видимо как-то не так улыбнулась потому, как мама вопросительно глянула на меня. Я же в это время думала, хорошо ли я припрятала в мусорном ведре использованные и к счастью отрицательные тесты на беременность.

«Новенького она захотела. Знала бы она…»– подумала я.

– Тебе не нравится? – спросила мама.

– Что?

– Цвет волос, что-что…

– Нравится, конечно.

– По твоему лицу не скажешь.

– Да я о своем задумалась, – попыталась слиться я. – Экзамены же скоро.

Мама скинула с плеч тяжеленную шубу.

– Игната попроси, пусть поможет.

– Сама разберусь, – резанула я.

Мама махнула на меня рукой и пошла по своим делам. А я потопала на кухню, чтобы подогреть ей что-нибудь на ужин.

По дому разнесся приятный аромат горохового супа на свиной косточке. Не знаю, кому как, конечно, но я с девства любила гороховый суп и любви своей изменять не собиралась.

Матушка приманилась на запах.

– Я голодна, как волк, – проинформировала она меня и положила обе руки на живот.

Я глянула на нее, подняв одну бровь. Тарелка горячего супа стукнула донышком о кухонный стол.

– Волосы прибери, – сказала я.

– И точно, – вспомнила она и, махнув ладошкой, слиняла из кухни. Вскоре вернулась с огромной рыжей шишкой на темечке.

Мы сели за стол.

– Вкусно, – промычала она.

– А-то! Ты чего такая бодрая сегодня?

Мама подула на ложечку с супом.

– Мария Сергеевна уходить собирается.

– И?

– Ну, что и? – удивилась она.

– А! – поняла я. – На места директора метишь?

Она употребила содержимое ложечки и аккуратно положила е на стол.

– Разумеется! – ответила мама. – Разве я не заслужила?

– Заслужить-то ты заслужила, но… – задумалась я.

– Говори уже!

– Я о том, что зарплата не намного больше, а вот ответственности завались. Оно того стоит?

– А как же! – мама вскинула руки. – Карьерный рост, новые связи и прочее.

– Ага, – усомнилась я, – вообще потом дома появляться не будешь.

– А ты будто скучаешь?

– Конечно! – ответила я. – Особенно, когда готовить самой лень.

Мама усмехнулась и продолжила ужинать.

Я включила телевизор. В очередной раз по всем каналам шли новости, потому я остановилась на том, на котором показывали рекламу.

Реклама томатной пасты резко перепрыгнула на рекламу презервативов, потом нам пообещали необыкновенный объем волос после первого же применения и следом, будто пытаясь добить, сообщили о новом сезоне реалити-шоу про беременных малолеток.

– Ой, выключи, – попросила мама, как только начали показывать этих дурр, залетевших от таких же безмозглых дебилов.

Да, я считаю их именно такими, не смотря на то, что сегодня чуть не оказалась в подобной ситуации, но мне не шестнадцать и вину свою я признаю.

– Ты чего так разозлилась? – спросила я на свою беду.

Она не стала медлить с ответом.

– Да ты представляешь, сегодня Петр ездил с Игнатом в автосервис. Сидят они, значит, ждут и тут Игнатушке нашему звонит кто-то, Петр говорит то девушка была и давай она на Игната кричать, ну, девушка эта. Он успел только расслышать что-то о беременности и кучу всяких оскорблений. Потом Игнат, конечно, объяснился, что встретился на одну ночь со своей бывшей. Просто мальчик от нахлынувших воспоминаний не смог удержаться и вот так все получилось. Но, к счастью, никакой беременности нет.

Она оттараторила эту историю и с облегчением выдохнула. После внимательно глянула на меня.

– Дочь, ты чего такая испуганная сидишь, – сказала она, и косо улыбнулись. – Все, говорю, не придется тебе с племянниками нянчиться.

– Ага, – ответила я и отвела от нее взгляд. А сама подумала, что мне очень сильно повезло, поскольку Петр Игнатович не узнал меня по голосу.

Мама покачала головой.

– Бедный мальчик, – сказала она.

– Чего? – выкрикнула я. – Чуть ребенка не заделал и он еще бедный?

– Конечно! Ты же знаешь, какой он. Уверена эта бывшая его стерва еще та, затащила мальчика в койку и хотела ребеночком к себе привязать.

– Да с чего хоть ты взяла?

– Ну, сама рассуди: отец его ректор, машина у него хорошая, в общем, перспективный жених и доверчивый, к сожалению.

– Он злобная заноза в заднице, мам, – попыталась я переубедить родительницу. – Ты розовые очки то сними.

– Ты людей по себе не суди, – грозно заявила она и встала из-за стола.

– Ну, в смысле? – взбурила я.

Она ничего не хотела слушать и, поставив тарелку в раковину, покинула кухню.

Мне даже показалось, что стало темнее. Будто весь свет она забрала с собой. В голову принялись лезть всякие нехорошие мысли.

«А что бы я делала, если бы действительно забеременела?»– подумала я и заметила, как руки стали трястись. Будто окончательное осознание всего этого ужаса пришло ко мне только в тот момент, когда мама чуть ли не черным по белому расписала, что Игнатушку она любит больше меня и в случае чего Игнат ни в чем не виноват.

Пока я размышляла обо всем этом и исходила на яд, передо мной возникла мама.

– Ну что, ты закончила? – спросила она.

Я вопросительно глянула на нее.

– Через несколько дней Игнат с вещами приедет, идем в комнате порядок наводить.

– Поздно уже, – устало ответила я.

– Так все! Отставить пререкания! – произнесла она в приказном тоне. – Я уже начала. Заканчивай свои дела и помоги мне.

– Ладно.

Когда я вошла в будущую комнату Игната, мама уже вынимала из потайных шкафчиков дивана, (или как их еще назвать), пакеты и коробки с хроникой нашей семьи.

Мы по– теплому посмотрели друг на друга.

– Ладно, – протянула мама, – тащи вино.

– Прибираться завтра будем?

– Завтра-завтра, – ответила она и уронила взгляд в старый семейный альбом.

Я вернулась через несколько минут с бутылкой вина и двумя кружками, которые мы выиграли на прошлый новый год в розыгрыше компании, продающей газировку.

– Тащи сразу ведра, – усмехнулась мама, увидев у меня в руках две красные кружки с белыми медведями.

– Бокалы очень высоко стоят, – оправдалась я и пожала плечами.

Мы откупорили бутылку и разлили по нашим великолепным бокалам красную дурманящую жидкость. Мама открыла фотоальбом на случайной странице.

Там, на весь картонный лист располагалась фотография отца со мной на руках. Кудрявый мужчина с еле пробивающейся щетиной ласково улыбался со страниц старого альбома. Мою грудную клетку будто сжали. Стало так тяжело дышать. Я вспомнила четырнадцатилетние. Вспомнила, как затрещал домашний телефон, что стоял в прихожей. Мама подняла трубку и через несколько секунд обессилено рухнула, потянув за собой аппарат.

Отец работал электриком. Работа его и убила. Хоронили его в закрытом гробу. Я догадывалась почему, но старалась не представлять. Мама тогда долгие недели не могла прийти в себя. Мне приходилось кормить ее с ложечки. Бабушка, которой тоже уже нет, была тогда рядом, но ее стервозный характер делал только хуже.

Она сверлила маме мозг каждый день. Твердила, что она обязана встать и начать что-то делать, чтобы не оставить меня сиротой. Конечно, в чем-то она была права, но методы у нее были жесткие.

Как ни крути, они оказались действенными. Отстрадав свое, хотя я уверена, что этих недель ей было недостаточно, мама взяла себя в руки и, сжав кулаки из доброй и нежной мамы, которой я ее знала, превратилась в неистового достигатора.

– Я тебе рассказывала, как мы познакомились? – врезалась в мои воспоминания мама.

Я, соглашаясь, качнула головой.

– Расскажи еще раз, – попросила я.

Мама сделала глоток и распустила волосы.

– Мы с ним учились в одном классе, ну, только в выпускном. Его родители переехали как раз в последний год обучения в школе, – начала она. – Ох и ненавидели же мы друг друга. Я же отличницей была, а он… А он, как ты.

– Ой, ну конечно!

– Ты вся в отца, – укусила она меня и улыбнулась. – Спорили мы с ним на каждой перемене. А на уроке, когда я тянула руку, чтобы ответить, он обзывал меня энциклопедией…. Такая глупость, если подумать, но тогда мне от каждого такого обзывательства делалось очень обидно. Я даже классной руководительнице пожаловалась, а она, представляешь, повела нас обоих к директору. И этот умник возьми да скажи, что я ему нравлюсь, вот он и дразнится, мол, по-другому я на него внимания не обращаю. Так мы с ним вместе около кабинета директора после уроков просидели несколько часов, пока наши родители не освободились после работы, чтобы предстать перед директором. Помирились, подружились и больше не разлучались….ну, почти.

– Романтичненько, – подытожила я. Сказала это, и не понятно на кой вспомнила первую ночь с Игнатом, и стало мне от себя противно. Опять.

– Да-да, – согласилась мама. – Я в тот день еще от твоей бабушки нагоняй хороший получила. Она сказала, что если я и дальше буду такой тютей, то замуж никогда не выйду.

– Бабуля как всегда в своем репертуаре.

– Была б она жива, ты бы себя так разболтанно не вела.

– Все ошибаются, мам, – простонала я.

– Ну-ну.

Мама перелистнула несколько страниц назад и рассмеялась. Там папа стоял с букетом полевых цветов в военной форме и без своих шикарных кудрей. Она рассмеялась так звонко, что у меня заложило уши.

– Ты чего, мам?

– Я тебе рассказывала же, как в воинскую часть к нему ездила?

– Может быть, – начала я припоминать, но на ум ничего так и не пришло. – Напомни.

– Он когда в поезд садился, поклялся, что будет писать мне не реже раза в две недели. Ну, вот так он решил. А я то, я только за! Забрали его весной, а зимой он раз и писать перестал. Я подумала, нашел себе кого-то или что? Два месяца письма не приходили. Это сейчас интернет есть, и позвонить можно, а тогда попробуй дозвонись еще, – сказала она и тяжело выдохнула.

– И что ты сделала? – спросила я.

– Я? Поехала в воинскую часть.

– Да ладно?

– Ну, а что? Располагалась она в соседней области. Я документы и деньги взяла, на поезд прыгнула. В четыре утра скорый проходил. К вечеру я была уже на месте. Там попутку поймала, старичка какого-то уговорила отвезти меня в часть. Ой, и дура же я была, совсем без башки. А если бы что случилось?

– Да ты не разглагольствуй, а рассказывай дальше, – поторопила я ее.

– А что дальше, он привез меня к части, назвал женой Декабриста и уехал. Там ворота металлические. Я стаю, стучусь в них. Выходят два парнишки вооруженных, мол, что надо? Я им то и то, мол, не отвечает на письма, что случилось? Они попросили меня ждать на месте, а вскоре ко мне вышла женщина. Из-под бушлата торчал белый халат. У меня от страха сердце в пятки ушло.

– А что случилось? – стало мне до ужаса интересно.

– Чирей на заднице у твоего папки случился, и сопли у половины части, – сказала она и рассмеялась. – Операцию ему делали, а потом так и оставили заживать, и шут его знает почему еще.

– Шрам остался?

– Остался. Он его боевым ранением называл.

На этих словах наши кружки опустели.

– Долить? – предложила я.

– Так давай добьем уже, не выбрасывать же.

– А как ты обратно добралась?

– А! – вспомнила мама и подавилась. – Дед этот обратно вернулся, – добавила она откашливаясь. Сказал, что я сестру его напомнила, она за мужем также побежала, только на фронт и не вернулась.

– А муж ее?

– И муж ее тоже. Дед этот сказал, что погибли вроде как в одной местности, а встретились или нет, никто не знает.

– Ужас!

– Так и есть, – подтвердила мама и убрала альбом в сторону.

Следом на пол повалились мои школьные фотографии. Я не могла сдержать смех, глядя на эти странные порывы фотографа освоить фотошоп. А еще и моська у меня была такая упитанная.

– Вот, тогда хоть в теле была, а сейчас доска доской, – пожурила меня мама.

– Я просто много нервничаю.

– От чего нервничаешь, ничего же не делаешь?!

– Тебе лишь бы укусить меня за что-то, – усмехнулась я. – Если, как ты говоришь, я ничего не делаю, это же не значит, что я ничего не чувствую.

– Гля, какая чувствительная нашлась, – сказала мама и как бы от удивления хлопнула в ладоши. Мне оставалось только улыбнуться, чтобы не влезть вдруг в спор, который мог перерасти в ссору.

Мы и не заметили, как в комнату вошел Петр Игнатович.

– Я смотрю вам тут и без меня весело, девочки, – сказал он.

Мама бросилась его обнимать.

«Ага, обхохочешься», – подумала я.

– Когда Игнат к нам переедет? – спросила мама.

Петр Игнатович задумался.

– Послезавтра, – вспомнил он и щелкнул пальцами, как раз за день до начала семестра. – Рада, что скоро на учебу? – обратился он ко мне.

– Вся в предвкушении, – ответила я и косо улыбнулась.

Мама хлопнула своего мужи по плечу.

– Да ну ее, – сказала она. – Пойдем, я тебя покормлю.

Петр Игнатович потер ладони и последовал за женой. А я осталась в гордом одиночестве наводить порядок в комнате своего злейшего врага, с которым мне предстояло жить через стенку.

К счастью, а скорее нет, но пару десятков минут спустя, мама вернулась в комнату и принялась за дело. В помойку полетели мои старые школьные альбому с рисунками и тетради. Следом и дневники. Она сказала, что там слишком много двоек и гордиться там нечем, чтобы оставлять на долгую память.

– Я так понимаю, вместо моих дневников тебе на память дневники Игната останутся? – разозлилась я и уже не смогла себя сдержать. – Вообще-то я твоя дочь, а он не больше, чем чужой высерок.

Да, было грубо, но у меня были основания так говорить. Очень и очень обидно наблюдать, как родная мать выбрасывает твое детство в мусорное ведро, чтобы какому-то пришельцу было комфортнее. Стало еще хуже, когда на своей щеке я почувствовала жгучий шлепок.

– Он рано остался без мамы. Мальчик практически рос в одиночестве, – начала объяснять мне мать. – Отец пропадал на работе. Разве так плохо, что я хочу дать ему материнскую любовь, которой он был лишен.

– Ты перегибаешь, – ответила на это я. – Я может тоже отцовской любви была лишена, так что-то Петр Игнатович не вьется вокруг меня, словно заведенный.

– Ты на что намекаешь?

– На то, что даже если твой любименький Игнатушка меня изнасилует, ты все равно меня обвинишь, – выпалила я и тут же об этом пожалела.

– Что у вас тут происходить? – спросил пришедший на шум Петр Игнатович.

– Ты что вообще несешь такое? Не стыдно тебе выдумывать такое? – разозлилась мать пуще прежнего.

– Вот видишь, я просто предположила, а ты уже поскакала защищать и кого? Человека, которого знаешь всего-навсего год.

– Знаешь что, иди в свою комнату, ты наказана, – сказала мать.

– Так остыньте! – попросил Петр Игнатович.

– Да пошли вы все, – прошипела я и ушла.

Уткнувшись лицом в подушку, я пыталась сдержать слезы, полагая, что эти люди моих слез не достойны. Было невыносимо обидно от того, что родная мать с улыбкой создает другую семью, оставляя свою родную кровь на обочине. Будто она хотела забыть все, что было связано с моим отцом. Будто я стала для нее тяжелым якорем, которой и не скинуть и не поднять. Мне даже подумалось, что она бы с удовольствием сдала бы меня в детский дом, будь я младше.

«Конечно, я учусь хуже него, я не покладистая и ленюсь порой, влипаю в неприятности, но, по крайней мере, я стараюсь быть честной», – думала я.– «А этот что? Что она там сказала? Без мамы рос? И что он поэтому решил мою забрать?»

Я преисполнилась желанием разбить ему об голову что-нибудь тяжелое и бить и бить до тех пор, пока мне не станет легче. Мне не хотелось видеть этих людей. Казалось, будто и моя мать и его отец все знали и просто смеялись за моей спиной. Смеялись и писали сценарии для очередных выходок Игната.

Психанув, я вытащила из шкафа сумки и начала собирать вещи. Минут через двадцать я снова завалилась на кровать и заревела. Идти мне было некуда. И самое страшное, что мне некому было об этом рассказать.

В дверь моей комнаты постучали.

– Можно войти, – послышался голос Петра Игнатовича.

– Да, – ответила я и вытерла слезы.

Он вошел и неловко подошел к кровати.

– Что он сделал? – спросил Петр Игнатович.

– Кто?

– Игнат.

Я испугалась.

«Неужели он сопоставил в своей голове все, что видел и слышал и, наконец, догадался», – подумала я, но ответила, что Игнат ничего не сделал.

– Точно? – поспешил убедиться он.

– Да что он мог сделать? – наигранно рассмеялась я.

– Ребенка, например, – сказал он и задумался.

– Вы чего это такое говорите? – испугалась я, и голос мой сорвался.

– А? Да сегодня узнал, что его бывшая девушка чуть не забеременела. Знаешь, я с ним с детства вел просветительские беседы, но он все равно продолжает совершать ошибки.

– А я здесь причем? – попыталась я увести от себя подозрения.

– Да нет, Анечка, – поспешил он меня успокоить. – Это я к тому, что человек он взрослый и выкинуть может всякое. Потому и спрашиваю, не обидел ли он тебя чем-то?

– Да нет, Петр Игнатович, все хорошо. Он же хороший.

– Хороший, говоришь? – удивился мужчина. – Значит, точно чем-то обидел, не просто же так ты на него злишься.

– Не заморачивайтесь, Петр Игнатович.

– Ладно-ладно, Анечка. Только если что, сразу мне говори. Хорошо?

Я одобрительно качнула головой.

– Обещаешь?

– Я подумаю над этим, – ответила я.

Отчим рассмеялся.

– И на маму не обижайся, пожалуйста, я с ней поговорил, рассказал, что в детстве сынок был той еще занозой, временами, конечно, и вполне мог тебя чем-то задеть. Она, как мне показалось, успокоилась. Только вот ты же ее знаешь, извиняться первой она не пойдет – Львица!