Текст книги "Крылатые гвардейцы"
Автор книги: Захар Сорокин
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
В небе Заполярья
Да, если бы не война, сколько радости доставило бы мне это неожиданное путешествие с юга на север. Подумать только: всего несколько дней назад я купался в Черном море, бороздил синее-синее небо над горами, виноградниками, над солнечными городами-курортами, успел побывать в столице Родины – Москве. А сейчас Ли-2 с предельной скоростью мчит нас в далекий город, к студеному морю… И там, в северном небе, часто летают самолеты со свастикой. Они охотятся за транспортами, идущими в Мурманский порт. И не только за транспортами. Гитлеровские летчики сбрасывают бомбы на мирные города, на женщин, стариков и детей…
Мы победим фашистов, в этом я не сомневаюсь. Но сколько крови прольется – страшно подумать.
Машинально наблюдаю за меняющимися под крылом самолета картинами. Внизу проплывают хвойные леса, болота, озера. Но вот в стороне от них, разрезав лесные чащи надвое, легло полотно железной дороги. Навстречу нам дымил поезд из Архангельска… А вот и Архангельск, международный порт, город кораблестроителей, рыбаков и лесозаготовителей. Сверху полноводная Северная Двина кажется узкой серебряной лентой. Рядом с Архангельском – Холмогоры – родина Ломоносова. А вот и Белое море…
Крузе сажает Ли-2 на промежуточный аэродром. Нас уже ждут работники аэропорта. Начальник аэропорта тепло приветствует командира корабля. Чувствуется, что они старые, хорошие знакомые.
– Какая погода в Мурманске? – спрашивает Крузе.
– Очень хорошая. Мурманск принимает вас.
Крузе быстро поворачивается к нам и весело говорит:
– Вы, ребята, счастливчики! Сегодня будете дома…
Нам не терпелось скорее добраться до своего аэродрома, домой, как сказал полковник.
– Фашисты беспокоят? – спросил Крузе у начальника аэропорта.
– Круглые сутки… Бомбят аэродромы, Мурманск…
Лицо полковника посуровело, поперек лба и в уголках рта пролегли глубокие морщины.
– Работка вам предстоит… Ничего не скажешь, – глухо добавил он.
– Скорее бы! – откликнулся Дмитрий Соколов.
– Сейчас летим, истребители.
И опять мы в воздухе. Летим дальше на северо-запад. Теперь под нами горы, точнее, крутые полярные сопки. Вновь под крылом – болота, озера, речушки. А на дне ущелий огромные гранитные глыбы под лучами солнца сверкают, как драгоценные камни. Так вот он какой Север!
Впереди показалось море, свинцово-серое, неприветливое и необозримое. Наш самолет идет на бреющем полете. Кажется, вот-вот он заденет за гребень какой-либо сопки. Еще минута – и мы над полем аэродрома. Наша машина сбавляет обороты моторов и с выпущенным шасси идет на посадку. Прилетели! Мы поспешно выскочили из самолета. Навстречу нам шел подполковник с Золотой Звездой Героя на груди. Это был командир полка Губанов.
Дмитрий Соколов, старший нашей группы, представился командиру и передал ему пакет. Губанов начал было поочередно знакомиться с нами. В это время взревели моторы самолета Крузе. Ли-2 возвращался в Москву. «Счастливого пути!» – мысленно пожелал каждый из нас. И едва Ли-2 скрылся из глаз, начали стрелять наши зенитные орудия. В небе рассыпались светлосерые пятна разрывов зенитных снарядов. Несколько самолетов пошли на взлет. Подполковник бросил нам на ходу: идите в укрытия. Однако самолетов противника не было видно. Я поискал их в небе, потом огляделся – возле ни одного человека.
– Ложись! – услышал я и побежал к речке.
– Ложись, говорят тебе!
«Куда же ложиться, когда я стою по колени в воде?» – подумал я, но тут же кто-то энергично схватил меня за ворот кожаного пальто и положил рядом с собой.
И вдруг тишина раскололась. Небо выло и свистело. А затем раздался оглушительный взрыв. Еще и еще. В промежутках между разрывами слышались глухие пулеметные очереди. Это наши самолеты навязали фашистам воздушный бой.
Вскоре все стихло. Я поднялся. Около меня стоял летчик Толстиков. Глядя на меня, он улыбался:
– Хорош ты, Захар… Как черт!
– И ты не лучше…
Когда все собрались, Дмитрий Соколов невесело сказал:
– Вот и получили боевое крещение… на земле…
– Не по душе оно мне, – признался я, – лежи и жди, когда на твою голову свалится бомба… Встретить врага в воздухе – это дело другое.
«Наше место – в небе!» – с этой мыслью все согласились.
Пора идти на командный пункт, представляться командиру эскадрильи старшему лейтенанту Сафонову. Все мы немного волновались, думая о предстоящей встрече. Еще ни разу не видев Сафонова, но зная о нем по рассказам других, мы восхищались знаменитым североморским асом.
Нашли его возле землянки командного пункта.
«Орел!» – единственное, что я подумал, когда впервые увидел своего командира. Все в нем было необыкновенным. Его своеобразно красивое, с крупными, резко очерченными чертами лицо, на котором выделялись большие светло-серые глаза, запечатлелось в моей памяти навсегда.
Сафонов поднялся нам навстречу. Дмитрий Соколов выстроил нашу группу и обратился к командиру эскадрильи:
– Разрешите доложить, товарищ старший лейтенант, летчики Черноморского флота прибыли к вам для дальнейшего прохождения службы.
Сафонов изучающе посмотрел на нас, нахмурился, но через секунду теплая улыбка осветила его обветренное лицо.
– Вы что, товарищи, в разведку ходили? – спросил он.
– Прятались от бомбежки, товарищ старший лейтенант, – ответил за всех Соколов.
– Первое знакомство с врагом, – сказал Сафонов, ободряюще посмотрев на нас. – Вы летали на «мигах»? Придется немного подождать. Скоро получим новые машины, соберете их и будете сражаться вместе с нами…
А пока знакомьтесь с местностью, привыкайте к новому климату. – Он еле заметно улыбнулся нам.
Мы ушли от Сафонова со смешанным чувством радости и неудовлетворенности: командир очень понравился нам, он оказался даже лучше, чем мы ожидали, а вот задержка с боевыми вылетами сильно огорчала.
На следующее утро мы узнали, что самолеты, предназначенные для нашего полка, уже прибыли в Мурманск. Сафонов вызвал нас к себе:
– К вечеру машины будут на аэродроме. Сразу же начнете собирать их. А пока смотрите, как мы летаем…
Трижды в тот день поднимались сафоновцы в воздух. После первого вылета командир эскадрильи вылез из кабины возбужденный, веселый.
– Дрались? – спросил его инженер эскадрильи.
Сафонов показал большим пальцем вниз… Это означало: сбит самолет врага.
– Жарковато было?
– Признаться, да! – ответил Сафонов и, сбросив шлем, вытер тыльной стороной ладони мокрый лоб.
Мы, новички, окружили Сафонова и восторженно смотрели на него: несколько минут назад он в упорной схватке сбил фашиста!
К вечеру нас отвезли к месту разгрузки самолетов. Возле больших ящиков, в которых были упакованы новые машины, мы увидели начальника военно-воздушных сил Северного флота генерал-майора авиации А. А. Кузнецова и главного инженера подполковника Собченко.
Соколов отрапортовал о нашем прибытии. Генерал приветливо сказал:
– Черноморцы, значит. Ну, привыкайте. Надеюсь, не подведете. Знакомитесь с Заполярьем?
– Как же мы будем знакомиться? Самолетов-то у нас нет, – огорченно ответил лейтенант Толстиков.
– Обязательно на самолетах? – засмеялся Кузнецов. – А на земле? На земле сначала надо хорошенько ознакомиться с местностью, товарищи летчики.
Мы смущенно молчали: генерал был прав.
Собрав «миги», мы облетали их, отстреляли оружие. Командование объявило нам готовность № 1.
Первый бой
Июль принес редкую в этих краях жару: солнце почти круглые сутки ходило над головой и жгло немилосердно. А на вершинах гранитных сопок сохранился снег. От его белизны веяло прохладой. Ниже на склонах сочная, свежая трава пестрела крупными золотисто-желтыми цветами. А у подошвы ярко зеленели низкорослые деревья. Их корни не могли уйти глубоко: промерзшая земля оттаивала только сверху, поэтому причудливо изогнутые толстые стволы стелились по земле.
Своеобразна и неповторима природа Заполярья! Но в эти дни нам, пожалуй, было не до ее красот. Фашистское командование бросило на Север многочисленную авиацию, отборные сухопутные и военно-морские силы, известные под названием группы «Норд», пытаясь прорваться к Кольскому заливу и захватить Мурманск. Но осуществить этот план фашистам не удалось. Наши войска остановили противника около реки Большая Западная Лица и на подступах к полуостровам Средний и Рыбачий.
Всего несколько десятков километров отделяли гитлеровцев от Мурманска, но они оказались для врага непреодолимыми. Фашистские войска топтались на месте, неся огромные потери в живой силе и технике. Однако враг оставался еще сильным и на земле, и в воздухе.
Нам страстно хотелось скорее включиться в боевую жизнь дружной североморской семьи.
Мой самолет находился в готовности № 1, когда в воздух взвились две зеленые ракеты – сигнал для летчиков, летающих на «мигах». Секунда – и винт самолета начал вращаться, еще мгновение – и техник, молоденький сержант Михаил Дубровкин, поднимает руку: путь свободен. Я вижу, как в воздух один за другим поднимаются еще пять самолетов. Их ведут командир группы капитан Кухаренко, опытный воздушный боец, награжденный двумя орденами Красного Знамени, капитан Полковников и мои друзья лейтенанты Соколов, Толстиков и Цибанев.
Я делаю разворот над аэродромом и пристраиваюсь к своей группе. В наушниках слышен голос командира полка:
– С набором высоты идите к Рыбачьему. Противник на высоте пять тысяч метров. Ведущий группы Кухаренко.
– Я – «Кама-2», – отвечает Кухаренко. – Выполняю!
Набирая высоту, наша группа стремительно летит к полуострову Рыбачьему.
– Я – «Кама-2», напоминаю: будьте внимательны, следите за воздухом.
Тщательно осматриваю воздушное пространство. В небе ни одного облачка. Значит, врагу скрыться негде. Все будет зависеть от того, кто кого раньше заметит. Стараюсь быть спокойным, но сердце бьется толчками сильно-сильно. Вот впереди показались едва различимые силуэты самолетов. Срывающимся голосом передаю по радио:
– Справа вижу группу самолетов…
– Атакуем! – приказывает Кухаренко.
Идем на сближение с противником. В районе Эйна-Губа кипит воздушный бой. На земле горят несколько сбитых самолетов. Но отвлекаться нельзя – перед нами вражеские истребители. Восемь «мессершмиттов», сделав правый разворот, уходят на запад. Неужели они не заметили нас? В наушниках звучит приказ:
– «Кама-2», атакуйте!
Машина Кухаренко стремительно врезается в строй самолетов противника. Следую за ней. Я – ведомый Кухаренко. Моя задача – прикрывать ведущего, не отставать от него. «Мессершмитт», за которым погнался Кухаренко, оттягивает нас на свою территорию, «Только бы не упустить! Только бы догнать», – думаю я. В этот момент мне кажется, что исход боя зависит от того, собьет ли мой ведущий вражеский самолет. И когда пули Кухаренко настигают машину врага и она, задымив, медленно снижается и исчезает в водах Мотовского залива, я от восторга чуть не подскакиваю на своем сиденье. Вот это здорово! Меня целиком охватило одно-единственное желание – уничтожить врага. Так хочется испробовать свое оружие. Надо только выбрать цель.
Вдруг самолет вздрогнул: правую плоскость прошила пулеметная очередь; рядом со мной пронесся «мессершмитт» и начал набирать высоту.
Так вот кто это сделал! Не дам безнаказанно калечить мой самолет. Не уйдешь! И я, стиснув от напряжения зубы, забыв обо всем на свете, на предельной скорости догоняю врага. Дистанция большая, метров триста. Но в азарте не выдерживаю и открываю огонь. Мимо! Никак не могу ввести врага в перекрестие прицела. Пули идут выше, не задевая фашиста. Но наконец поймал! Даю пулеметную очередь и… Да, это точно, «мессершмитт», дымя, камнем идет вниз…
– Ура! Ура! – громко кричу я. Но тут же меня отрезвляет голос Кухаренко:
– «Кама-7», «Кама-7», где вы? Почему бросили меня? Я в районе Ура-Губы. Высота три тысячи семьсот…
Сразу охладев, делаю энергичный разворот влево и иду со снижением к Ура-Губе. Смотрю вправо, влево. Никого нет. В районе Полярного – тоже никого. Где же наши? Еще раз осматриваюсь и вижу – меня догоняют «миги». Я пристраиваюсь к ним.
– «Кама-7», где вы пропадали? – спрашивает меня Кухаренко.
– Атаковал «мессершмитта».
– Так не воюют, – слышу я голос Сафонова со станции наведения.
Неужели это ко мне? А я-то чувствовал себя чуть ли не героем. Какой позор!
Расстроенный, я «промазал» посадочную площадку и приземлился метров на сто дальше.
– Командир вызывает, – сообщил мне подбежавший техник.
Возле командного пункта стоят Сафонов и Кухаренко. У капитана Сафонова совсем незнакомое лицо – суровое. Брови сдвинуты.
– Доложите, Сорокин, где вы были во время боя? – сухо сказал Сафонов.
– Товарищ капитан! Прикрывая ведущего, атаковал «мессершмитта», сбил…
– А где ваше место в бою? – ледяным тоном спросил командир эскадрильи.
Я чувствую, как кровь приливает к моему лицу.
– У нас, товарищ лейтенант, так не воюют. Вы же командира одного оставили!
Я смотрю в землю.
– Когда говорите с командиром, смотрите ему в глаза! – резко бросает Сафонов.
До чего же трудно смотреть в большие светлые, сейчас такие строгие и суровые глаза своего командира!
– Хорошо, что так обошлось, – продолжал он, – а могло быть совсем плохо: командира вы оставили одного, сами вступили в бой один…
– Такой подходящий момент был, – пытаюсь я оправдаться.
– Так не воюют, – еще раз строго повторил Сафонов. – Навсегда запомните это. За то, что сбили самолет противника, благодарю. За то, что нарушили устав и бросили в бою командира, пять суток ареста. На гауптвахте обдумайте свои действия и сделайте соответствующие выводы. Выполняйте.
…Через несколько дней, когда пришло сообщение о том, что подбитый мной «мессершмитт» упал в сопках, я был на аэродроме и сразу отправился на командный пункт к Сафонову. Он встретил меня невесело.
– За эти дни мы потеряли троих… Они совершили вашу ошибку… Теперь, надеюсь, вы понимаете, что вас не сбили по чистой случайности? Запомните: боевая единица в воздухе – двое.
– На всю жизнь запомню, товарищ капитан! – искренне пообещал я. Мне было так больно и стыдно, что даже радость первой победы не могла заглушить эти чувства.
– Хорошо. Я буду наблюдать за вами… А что-нибудь не так – не разрешу подниматься в воздух.
В тот же день меня за ошибку крепко отчитал еще и комиссар эскадрильи Редьков. Плохо началась боевая служба у меня. Стыдно было вспомнить, как тогда, в воздухе, я радовался и гордился своим успехом, ждал всеобщего восторга… Да, теперь мне трудно будет завоевать уважение и доверие. Кто захочет летать с таким ведомым, как я, который бросил в бою своего командира?
На гауптвахте я много думал о том, как же все-таки получилось, что я ушел от ведущего. Мне очень хотелось сбить самолет противника, и когда неожиданно представился подходящий случай, я, не рассуждая, не думая о том, что Кухаренко останется без прикрытия, кинулся за фашистом. Забыл о том, что не имею права оставлять Кухаренко одного! Мы оба могли погибнуть. Сафонов прав.
Мне казалось, что товарищи недружелюбно, косо посматривали на меня. Они правы – я заслужил их порицание.
Да, первый бой многому научил меня.
Истребители идут наперехват
Неожиданно наступило затишье. Несколько дней гитлеровские самолеты совсем не показывались ни над морем, ни над сушей. Мы летали в глубокую разведку, но врага нигде не встречали.
Время тянулось медленно. Особенно для меня.
Я дал себе слово, что в ближайших схватках с врагом сделаю все, чтобы вернуть уважение Сафонова и товарищей. А тут, как назло, – затишье.
Но мы все время находились в готовности № 1, в ожидании «работы».
Так продолжалось до 19 июля. Этот день я запомнил на всю жизнь. Утром с командного пункта сообщили, что по направлению к нашему аэродрому летят самолеты противника. Мы должны были немедленно подняться в воздух и отразить налет врага. Но сигнала на взлет не было, и мы с нетерпением ждали появления ракеты. Минута, вторая… Нервы напряжены до предела. «Чего же мы ждем?» – думал я. Но вот зеленая ракета: «Мигам» идти в воздух».
Вылетели вчетвером: командир звена старший лейтенант Иван Кулагин, лейтенанты Николай Толстиков, Василий Цибанев и я.
Стремительно набираем высоту.
С земли передали:
– Самолеты противника идут с северо-запада.
– Вас понял, – ответил Кулагин, – выполняю.
Идем к Губе Грязной. Но где же гитлеровцы? Не ошиблись ли на земле? И тут же слышим взволнованный голос Николая Толстикова:
– Справа, ниже нас, вижу самолеты противника…
– Выполняйте мою команду, – предупреждает Кулагин и начинает набирать высоту.
Я ведомый, мое место за Кулагиным: я устремляюсь за ним. Моя задача – вести круговое наблюдение и прикрывать командира. Нет, теперь выдержки у меня хватит! Теперь никакие силы не оторвут меня от моего ведущего. Мы будем бить врага вместе.
Самолет Кулагина сваливается правым разворотом вниз. Мы летим за ним. У нас хорошая позиция: мы в хвосте у неприятеля со стороны солнца и подбираемся к нему все ближе и ближе. У фашистских самолетов по два киля, это «Мессершмитты-110». Они имеют два мотора и поднимают до четырехсот килограммов бомб.
«Что же, узнаем сейчас, как сражаются хваленые «стодесятые», – думаю я.
– Идите плотнее друг к другу, – дает указание Кулагин. – Не отрывайтесь. Будем атаковать…
Один из неприятельских летчиков делает левый разворот, пытаясь уйти. Его атакует Цибанев, прикрываемый Толстиковым. Вражеский самолет ложится в правый вираж, но у него уже горит правая плоскость. Огонь лижет фюзеляж, и самолет переходит в отвесное пикирование. Остальные «мессершмитты» в панике. Строй их нарушен. Теперь они уже беспорядочно мечутся в воздухе. Один из них неожиданно подставил свой живот. «Не зевать!» – мысленно командую я себе и тотчас же беру фашиста в сетку прицела. Очередь, другая, и «мессершмитт» закоптил. Вслед за дымом появляется пламя.
Теперь я уверен – пули достигли цели. «Мессер» перевернулся и резко пошел вниз.
«Сбил! Сбил!» – ликую я.
В этот момент Кулагин дал несколько очередей еще по одному вражескому самолету. Очевидно, он убил летчика, потому что машина прошла немного вперед и вдруг, будто споткнувшись, ринулась вниз. Подбил фашистский самолет и Дмитрий Соколов.
«Вот что значит сражаться сообща, помогая друг другу», – твердил я себе.
Вдали виднелся Мурманск. А под нами, на сопках, горели три самолета, сбитые Кулагиным, мной и Цибаневым.
– Идем на аэродром, – командует Кулагин.
С набором высоты приближаемся к своей базе.
– Жду ваших приказаний, – запрашивает Кулагин командование.
С земли передают:
– Находитесь в воздухе. Обстановка спокойная.
Наше звено еще некоторое время дежурит над аэродромом. Потом нам дают команду:
– Вам – зима.
Это значит посадка.
– Дадим салют, – говорит Кулагин.
Проходя над аэродромом, даем салют победы из пушек и пулеметов.
Когда приземлились, докладываю Кулагину:
– В воздушном бою сбил «Мессершмитт-110».
– Видел… видел… Молодец! – улыбается он.
Командир полка объявил нам благодарность за своевременное обнаружение врага и инициативу в бою.
Я тут же поспешил разыскать Сафонова.
– Знаю, Сорокин, знаю, – сказал он, не дав мне доложить. – Убедились, что сражаться с врагом лучше вместе? Именно так и надо воевать.
В воздухе – Сафонов!
Борис Сафонов! Это имя с первых дней войны приводило в трепет вражеских летчиков. Даже опытные фашистские асы боялись встречи с ним. Казалось, его истребитель И-16 был неуязвим. Пули и снаряды нашего командира никогда не летели мимо цели.
Сафонов вступил в первый бой с неприятелем 24 июня 1941 года.
Случилось это в полдень. Над советским аэродромом в Заполярье взвилась первая боевая ракета. В воздух немедленно поднялся старший лейтенант Сафонов. Невдалеке от аэродрома он обнаружил немецкого разведчика «Хейнкель-111». Короткий бой – и фашистский стервятник нашел свою могилу на склонах полярных сопок. Боевой счет летчиков-североморцев был открыт. Боевые полеты Сафонова были всегда неожиданно смелыми. И это – одна из основных причин его постоянных успехов в воздушных сражениях.
Фашисты надеялись, что их многочисленная авиация будет господствовать в небе Заполярья. Но они ошиблись. Летчики Северного флота непрерывно наносили гитлеровцам удар за ударом. За первый месяц войны летчики-североморцы сбили свыше пятидесяти вражеских машин. Борис Сафонов уже в июле 1941 года имел на своем боевом счету десять сбитых самолетов. В первые дни августа он уничтожил еще пять неприятельских машин. Победы сафоновской эскадрильи умножались с каждым днем и даже с каждым часом. В воздушных схватках с врагом вырабатывался особый, сафоновский стиль воздушного боя. В чем же он заключался? Какими приемами должен был овладеть каждый летчик Северного флота?
На этот вопрос Сафонов отвечал:
– Постоянно искать боя, первым нападать.
В воздушной схватке от начала до конца он держал инициативу в своих руках. Сафонов всегда бил врага в упор, с близких дистанций – восемьдесят – сто двадцать метров, не больше. Бить врага по-сафоновски значило: бить точно, метко, наверняка. Летчики-североморцы почти всегда выходили победителями.
И вскоре на Северном флоте и за его пределами стали широко известны имена учеников Сафонова – Павла Орлова, Николая Диденко, Павла Климова.
С каждым днем росла боевая слава Сафонова. Он был прирожденным летчиком-истребителем. Скуп на слова и на патроны. И этому учил пилотов своей эскадрильи. Сафонов был прекрасным воспитателем. Строгий и требовательный, он ввел жесткую воинскую дисциплину. Но летчики знали: к командиру всегда можно прийти с любым делом, с любыми сомнениями, и он очень внимательно выслушает обратившегося к нему и разговаривать будет не как с подчиненным, а как с другом, мысли и чувства которого ему близки и дороги. Сафонов постоянно отечески заботился о подчиненных.
– В эскадрилье не должно быть ни одного летчика, который бы сам не сбил самолет врага. Но не забывайте – враг добровольно не подставит свою машину под пули, ее надо уметь сбить, – подчеркивал он.
А сбивать вражеские самолеты было далеко не просто: выполнять боевое задание приходилось в исключительно суровых условиях. Штормы, туманы, снежные заряды грозили летчику гибелью.
В глухую полярную ночь при слабом свете холодной луны даже барражирование над заснеженными сопками требовало настоящего мастерства. И конечно, еще большего искусства требовал воздушный бой.
– Летать, воевать уверенно, хладнокровно, – учил Сафонов. – Нам страшиться не пристало, пусть фашисты боятся нас. Для них мы не просто летчики-истребители, мы – советские летчики. Они прекрасно знают, что любой из нас ради победы пойдет на все, вплоть до тарана. Начинай бой с одной мыслью – победить, и ты непременно победишь.
* * *
С линии фронта сообщили: над расположением советских войск появился корректировщик «Фокке-Вульф-189» – «рама», как обычно называли этот самолет. Внешне корректировщик действительно был похож на оконную раму, и большой скоростью полета он не обладал, но зато был весьма маневренным. Задняя полусфера корректировщика защищалась пулеметной установкой. Сбить такой самолет было нелегко.
На этот раз Сафонов взлетел вместе с Николаем Бокием. Младший лейтенант Бокий в эскадрилью прибыл месяц назад. В первых же воздушных боях показал себя способным и инициативным истребителем, хорошо ориентировался в воздушной обстановке.
– Глазаст чертенок, – сказал про него как-то Сафонов, – и цепок. Не зазнается – хорошим бойцом станет.
Николай рвался в бой. Он мечтал открыть счет сбитых фашистских самолетов. Ведомому не всегда удавалось драться с врагом. Основная задача ведомого – охранять ведущего, быть его надежным щитом. Бокий всегда помнил это. Борис Феоктистович отметил дисциплинированность молодого летчика с первых же боевых вылетов. А сейчас Сафонов решил предоставить Бокию полную самостоятельность.
– Только не горячитесь, Бокий, – напоминал Сафонов, – больше выдержки, хладнокровия.
Корректировщик кружился над позициями наших наземных войск на высоте полутора тысяч метров. Был он не один: метров на двести выше его летели два «Мессершмитта-109».
День выдался тихий, безоблачный, видимость была замечательная.
Николай Бокий обнаружил «раму», когда та легла в вираж. Он был зол. Еще бы, он – истребитель, ему бы встретиться с равным себе или еще лучше с бомбардировщиком, а тут всего-навсего «фокке-вульф»!
Но сбить «раму» оказалось не так-то легко.
Подавляя вспыхнувшее волнение, летчик-истребитель ринулся в атаку. Наперерез ему бросились «мессершмитты», но их отогнал Сафонов. «Фокке-вульф» волчком развернулся вокруг своей оси, и к самолету Бокия потянулась огненная строчка. Снаряды прошли над самой головой младшего лейтенанта. И странное дело: огонь с корректировщика успокоил молодого истребителя. В сетке оптического прицела показалась кабина фашистского летчика. Бокий дал очередь из пулеметов, но пули прошли мимо. Гитлеровский летчик резко положил машину на спину и ушел под самолет Николая Бокия.
– Не уйдешь! – Бокий так потянул на себя ручку управления, что даже потемнело в глазах.
И-16, повторив маневр «рамы», оказался у нее в хвосте. Сетку прицела закрыло полностью. Дистанция – сто метров. Бокий вновь нажал на гашетку электроспуска. От фонаря кабины стрелка «фокке-вульфа» полетели обломки. Стрелок замолчал, но «рама» вновь ускользнула. Фашистский пилот оказался опытным, ловким и хитрым.
А Сафонов, подбадривая молодого ведомого, неустанно вел бой с вражескими истребителями. И вот один из них загорелся и камнем рухнул вниз, другой трусливо ушел на запад.
Только с шестой атаки Бокий поджег мотор корректировщика. «Рама» вспыхнула, вошла в крутую спираль и, оставляя за собой клоки густого черного дыма, ударилась о скалистую сопку.
Бокий облегченно вздохнул. Однако радость первой победы была омрачена: долго пришлось провозиться с проклятой «рамой»!
– Весь боекомплект израсходовал, – смущенно сообщил он Сафонову уже на аэродроме.
Летчик ждал, что командир эскадрильи сейчас отчитает его за допущенные ошибки, но Борис Феоктистович, крепко пожав ему руку, улыбнулся:
– Молодец, младший лейтенант! От души поздравляю с победой! «Рама» – орешек не простой. Расколоть его с наскоку не всегда удается. Спросите Реутова, как он «расправлялся» с «рамой» месяца два тому назад. Атаковывал много раз. А «рама», хотя и подбитая, села на своей территории. Вас, Бокий, возьму теперь в любое воздушное сражение.
Николай был счастлив. Неожиданная похвала командира говорила о многом.
Сафонов учил летчиков-истребителей каждый воздушный бой вести так, чтобы он вносил что-нибудь новое в боевой опыт морской авиации. Все устаревшие боевые правила воздушных схваток смело ломались сафоновцами. Гитлеровцы терялись, они не знали, что противопоставить нашей активной тактике.