Текст книги "Через тысячу лет"

Автор книги: Юсуп Хаидов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Байлиев, понурив голову, стоял перед профессором с виноватым видом. Что поделаешь, вся вина падает на негр. Он посмотрел в окно, затем оглядел комнату и насмешливо произнес:

– Простите, профессор! Мой пластилин никому не принес вреда!

Профессор с вопросительным взглядом повернулся к ученому лингвисту. Арслан Байлиев показал на скульптуру, которая стояла на подоконнике близ рамы.

– Вот он, мой пластилин! – сказал он.

Профессор, шатаясь, словно шел по льду, приблизился к скульптуре. Он потрогал ее пальцами, осмотрел ее. Скульптура изображала самого профессора и сделана была с таким мастерством, что представляла собой точную копию профессора, только в несколько раз уменьшенную.

– Мне слишком тяжело переносить твои шутки, дорогой! – сказал профессор и начал снова ворчать: – Хорошо, один раз пошутил, два раза...

Профессор не успел закончить последней фразы, как Урх, отбросив одеяло, попытался встать. Свесив с кровати ноги, он искал на холодном полу место, куда бы ступить. Нурмурадов подбежал к нему и взял под руку. Но Урх, отстранив его руки, шатаясь, направился к окну. Он подошел к подоконнику, взял скульптуру и отдал профессору. Затем, соединив руки, Урх с покорностью склонил голову.

Профессор от неожиданности растрогался. По его полному лицу, обычно невозмутимому, побежали многочисленные морщинки.

В это время Арслан Байлиев, поняв, что к чему, торжественно и внушительно с иронией произнес:

– Прости, брат!

* * *

Урх с каждым днем все увереннее вставал на ноги. В сутки стал спать не больше десяти часов. Аппетит был хороший. А как он полюбил мороженое! Иногда он, даже не разворачивая, проглатывал его целиком вместе с бумагой.

* * *

Открыв глаза в XX веке, Урх познакомился в первую очередь с электрической лампочкой и краном, откуда текла вода. Когда у него еще не было силы вставать, он лежал в постели и с большим вниманием долго смотрел на лампочку, которая висела на потолке. От сильного напряжения у него болели глаза. На следующий день выдалась пасмурная погода. Солнце пряталось за облаками, было темно.

Даже вечером, когда солнце совсем скрылось и стемнело, он не позволил включить лампочку в комнате. «Эти люди хотят за весь день украсть яркий свет солнца, а ночью покончить со светом» —подумал, видимо, он. Но потом все-таки понял, что, хотя ночью и затрачивалось большое количество света, от этого лучи солнца не иссякали, и перестал доходить до крайностей от тревоги.

Когда он встал на ноги, стал ходить и в первый раз вышел во двор, то устроил там большое представление, открыв кран.

Он несколько раз видел, как открывают кран, поэтому кое-как открыл его. Вода, сильно заструившись, потекла. Урх, с наслаждением набрав пригоршню воды, напился, потом вымыл лицо и руки. После он захотел закрыть кран, но, крутя его в противоположную сторону только открывал сильнее. Вокруг образовалась большая лужа.

В конце концов, не зная, что делать с краном, он приложил ладонь к источнику, из которого шла вода.

Урх промок до ниточки. Когда подошел Арслан Байлиев и закрыл воду, Урх, разозлившись, пнул ногою кран и ушел.

После этого он несколько дней сидел в комнате, не выходя на улицу. Разве, однако, здоровому человеку хочется сидеть в четырех стенах?

Иногда Урха выводил на прогулку профессор, а иногда Арслан Байлиев. Они вместе давали воду и траву Ласточке, убирали за ней.

Один раз, когда Урх вышел на прогулку с Арсланом Байлиевым, недалеко среди трав им попался острый, словно бритва, топор.

– Хув, ха, хув! – начал кричать Урх, размахивая топором над головой.

Ученый, обессилев от страха, мгновенно опустился на землю. От испуга у него отнялся язык.

Урх, размахивая топором во все стороны, остановился около молодого тутового саженца.

Размахнувшись топором, ударил по корню деревца, потом тщательно обрезал ветки со ствола; измерив пальцами, отрубил концы топором. Попробовал на коленях перегнуть короткую палочку, вытащил из-за пазухи небольшой клубок изолированного электропровода.

Таким образом он быстро смастерил себе лук и стрелы. После всей этой процедуры Арслан Байлиев наконец нашел в себе силы подняться. Он приказал Урху знаками, чтобы тот шел домой. Когда Урх прошел в комнату и прилег отдохнуть, наш ученый убрал подальше топор. Поварам тоже наказал, чтобы они спрятали свои ножи подальше и держали покрепче.

Прослышав об этой истории, Нурмурадов сказал в своем кабинете при всех Арслану Байлиеву:

– Товарищ Байлиев, в твоей трусости ни мы, ни Урх и никто другой не виноваты. Урх человек, причем, настоящий человек! Мы не имеем права ни доверять ему, ни сомневаться в нем. Когда доверяют человеку, он становится сильным и ему свободнее дышать.

А вот когда боишься, это приводит другого человека к неудачам и несчастьям.

Профессор продолжал свою речь, когда в дверь тихонько постучали, и на пороге появилась женщина лет тридцати пяти-сорока. Лицо ее было бледным, казалось, что оно белее стены. Женщина прерывисто дышала. Завернув подбородок кистями шерстяного платка, она отбросила концы на спину.

Вошедшая, подбоченясь и тряся головой, подняла дикий крик.

– Доктор, пойманный тобою див-великан украл моего сына! Мой беззащитный ребеночек хотел сорвать яблоко, взобравшись на забор между нашими домами. Это все видела и рассказала соседская девочка. Ваш этот страшила приманил его к себе всякими вещичками, которые стал показывать, и увел его прямо сюда. Найдите моего ребенка, и если с его пальца упадет хоть ноготочек, вы мне крепко ответите.

– Ну, и как! Оправдалось мое предположение? – сказал Байлиев, вытерев пот со лба. Все остальные тоже всполошились.

Нурмурадов широкими шагами торопливо вышел из кабинета. Все остальные, в том числе и бледнолицая женщина с Байлиевым, пошли за ним.

Приоткрыв осторожно дверь Урха, профессор обвел взглядом комнату, потом знаками подозвал к себе ученого и мать пропавшего ребенка.

В комнате царил большой беспорядок. Столы и стулья были сдвинуты со своих обычных мест, стояли то тут, то там. Вылепленные из глины фигурки лошади, верблюда, слона, свистки были выставлены на подоконнике для того, чтобы высохли на солнце. На полу валялись два тонких прутика. Кончики прутиков были сломаны, с них свисала ободранная кора.

Видимо, когда игрушки были вылеплены, мальчик стал играть с Урхом. Взяв в руки прутик, сев на спину Урха, он гонял беднягу по комнате из стороны в сторону.

Теперь Урх спал, а мальчик тихонько сидел в уголке.

– Хорошо хоть, не придется судиться! Ваш сын жив и здоров. Можете его забирать! – сказал профессор, отвернувшись в сторону. Мать прижала сына к груди и вышла из больницы.

Проснувшись, Урх пришел в кабинет профессора. Вытаращив глаза, он стал осматривать медицинские инструменты. Профессор, улыбаясь, протянул ему стул, чтобы он сел.

После того, как Урх присел, Нурмурадов заторопился, чтобы поскорее закончить свою работу. Часто макал ручку в чернила, но перо плохо писало и царапало лист бумаги. Урх пристально посмотрел на перо и встал. Затем вышел из кабинета профессора и направился к себе в комнату. Взял лук и стрелы, которые стояли прислоненными к стене. Приложив стрелу к тетиве, он посмотрел в открытое окно. Из недалеко раскинувшегося озера взлетела стая уток и направилась в сторону двора. Урх стоял, прицелившись, и ждал, когда они подлетят поближе. Когда они приблизились, он стал натягивать тетиву. Два конца лука все ближе и ближе приближались друг к другу.

Байлиев слушал молча, соглашаясь с ним. Высказав все, профессор, уставший от продолжительного рассказа, замолчал.

Арслан Байлиев сказал:

– Вы знаете, профессор, Урху вчера приснился хороший сон.

– Какой сон?

– Урх сегодня утром разговаривал несколько минут. Несмотря на то, что все его слова записывались на магнитофон, я все же записал их еще в свой блокнот и потом перевел. Если вас интересует, то я могу прочитать вам свой перевод.

– Читай, читай! – попросил оживившийся профессор, торопя его.

– Мне привиделось во сне, что моя родная мать и брат Гаплан залезли на высокую скалу, а я как будто барахтаюсь в воде, среди огромных волн.

– Они, махая руками, зовут меня к себе. Но только дальше плыть у меня не хватает сил, и поэтому я прошу помощи у матери. Вдруг позади матери откуда-то появляется Ласточка. Мать берет лошадь за поводья и заставляет прыгать в море. Рассекая огромные волны грудью, Ласточка подплывает ко мне и ржет. Я проснулся, когда, сев на Ласточку устремился к маме и брату. «О, аллах, помоги мне благополучно встретиться с матерью и братом!»

Профессор, с большим вниманием выслушав перевод Арслана Байлиева, сказал,

– Да ты, оказывается молодец, говарищ Байлиев! Если бы ты это все сразу мне рассказал, я бы так не тревожился по поводу нынешнего состояния Урха.

Как бы там ни было, в его словах чувствовалось полное удовлетворение.

Стрела с маху вылетела из лука. Вожак стаи уток тревожно закрякал. Он предупреждал об опасности уток, летевших сзади. Только он сам не миновал этой опасности. Стрела с железным наконечником вонзилась в грудь и свалила утку наземь. Урх подобрал со двора мертвую добычу и, держа ее за лапы, пришел к профессору.

Когда он вошел к ученому, то увидел, что профессор все так же занят работой и перо никак не желает ему подчиняться. Вырвав из утки одно перо, он положил его перед профессором.

Последний сначала не понял затею Урха. Взяв в руки перо, повертел его и отложил в сторону. Урх, дотрагиваясь пером до тетради, показал знаками, чтобы профессор писал им.

– А, понял, дорогой! – сказал, улыбаясь, Нурмурадов и, качая головой, мягким концом пера почесал лоб.

Когда Урх положил сизую утку на стол, удивлению профессора не было конца.

– Люди в нее из ружья еле попадают, а ты охотишься из лука, – проговорил профессор, крепко сжимая руку Урха и хлопая его по плечу.

* * *

С особым вниманием Урх рассматривал картины, которые приносил Арслан Байлиев, потому что все они относились к истории древнего мира.

Ученый, увидев любознательность и увлечение Урха, стал наведываться все чаще и чаще в музей. Он выбирал и приносил картины, которые особенно интересовали и увлекали Урха.

Особенно удачным был его вчерашний поход в музей. Когда он ходил по музею, рассматривая экспонаты, то наткнулся на очень интересную картину, которая была намного любопытней предыдущих.

Грозным взглядом смотря по сторонам, на троне сидел падишах. Худой, словно нитка, визирь шептал ему что-то на ухо. А с другой стороны нукеры избивали, раздев догола, молодого джигита с загнутыми кверху усами. Мать джигита просила пощады сыну, упав на колени перед падишахом. Он пнул мать ногой, отчего падишахский кончик сапога окрасился кровью.

Рассматривая принесенную Арсланом Байлиевым картину, Урх вдруг растерялся и начал дрожать. Нахмурив густые брови, он сверкнул глазами. «Ох, ох, ох», – простонал он вдруг, крепко сжимая жесткие кулаки, и стал бить себя в грудь.

Арслан Байлиев попытался успокоить Урха, однако тот с душераздирающим воплем бросился к луку, который лежал в углу. Прицелившись, он выстрелил прямо в грудь падишаху. После этого, шатаясь, словно от сильного ветра, опустил руки и рухнул на пол, потеряв сознание.

На следующий день Урх был снова на ногах. Просто удивительно, в каком он находился веселом настроении. Он был радостен, ноги его легко ступали по земле. Вчерашняя потеря сознания и сегодняшнее веселое настроение Урха обеспокоили Нурмурадова. Что такие перепады могли означать?

– Такие признаки вроде бы не наблюдались у припадочных. Обычно у людей, заболевших эпилепсией, после припадка бывает плохое состояние. А у Урха совсем по-другому,—говорил профессор Байлиеву, который сидел, настраивал магнитофон.

Байлиев, беззвучно смеясь, положил ленту на магнитофон и стал ее перематывать. Ученый замыслил обратиться к Урху на его родном языке. Он долго сочинял и переделывал текст. Однако, когда подошел к Урху, то от волнения позабыв все приготовленные фразы, произнес:

– Братец, давай будем с тобой вечными друзьями! Ответа не последовало.

Урх плотнее запахнул на широких плечах синий халат, стал напротив ученого и начал его внимательно разглядывать, словно видел впервые.

Затем подошел к Байлиеву, крепко схватил за плечо и пробормотал что-то непонятное. Байлиев некоторое время помолчал, пока до него дошел смысл сказанного. Урх произнес примерно следующее:

– По нашим обычаям, человек, который предлагает вечную дружбу, должен пройти через испытание. Ты согласен пройти его, добрый молодец?

– Согласен, – сказал Байлиев.

– Тогда пошли, – сказал Урх и первым вышел во двор, прихватив лук и стрелы.

Байлиев двинулся за ним.

Урх взял недоумевающего лингвиста за руку и отвел его в угол двора.

– Стой здесь и не шевелись, – сказал он и положил на голову Байлиева яблоко с кулак.

Затем отступил на несколько шагов назад, оценивая на глаз расстояние.

Установив стрелу на тетиве, он стал тщательно целиться в яблоко, которое лежало на голове Байлиева.

Когда Урх натянул тетиву, которая отозвалась легким звоном, Байлиев, не удержавшись, качнул головой,

Урх, увидев состояние ученого, коротко рассмеялся. Затем легким шагом подошел к нему и подобрал яблоко, которое скатилось в зеленую густую траву.

После этого Урх озорно подмигнул Арслану и направился к Ласточке. Лошадь медленно ходила вокруг кола, к которому была привязана, и пощипывала траву.

Ласточка встретила Урха, тряхнув головой и всячески выказывая ему свое благоволение. Недаром ведь он всегда заботливо давал ей овес и сено, приносил свежую воду. Недаром холил ее и лелеял.

Урх положил Ласточке яблоко на голову, между торчащими ушами. Затем снова, как недавно, сделал несколько размашистых и уверенных шагов назад. Молниеносно прицелившись, он туго натянул тетиву и отпустил ее.

Стрела пронзила яблоко, разделив его на две части, которые упали на землю.

Ласточка и ухом не повела.

Опустив голову, она черными губами подобрала кусочки яблока и, шумно вздохнув, принялась их с хрустом жевать.

Урх подбежал к Ласточке и поцеловал ее в лоб, затем обнял ее за шею и некоторое время стоял неподвижно.

История эта, связанная с первым испытанием дружбы, не прошла бесследно: Урх целиком и полностью охладел к Байлиеву. Он смотрел на него как на постороннего, вовсе незнакомого человека.

Когда Арслан Байлиев рассказал профессору обо всем происшедшем, тот сначала хохотал до слез, а ватем посерьезнел и, покачав головой, сказал Арслану, снова почему-то перейдя на «вы»:

– Дешевой дружбы вы захотели, товарищ Байлиев, а таковой не бывает.

Арслан хотел что-то произнести, но профессор перебил его, продолжая:

– Настоящая дружба подкрепляется не словами, а делом. Мы, я имею в виду нашу цивилизацию, к сожалению, многое утратили из того, что понимали люди далекого прошлого... Ну, а вам я могу только посочувствовать: вы утратили доверие Урха.

– Окончательно? – вырвалось у Байлиева, Профессор помолчал:

– Думаю, да.

Расстроенный Байлиев уехал: ему не оставалось ничего другого, поскольку всякий контакт с Урхом был утерян.

Он принялся тщательно приводить в порядок магнитофонные записи, которые успел сделать, а также свои дневниковые заметки, чтобы предать их печати.

* * *

Вот один отрывок из воспоминаний Урха, который опубликовали многие газеты:

«Мы жили в Орлином ущелье среди гор.

Если посмотреть на наше ущелье сверху, взобравшись на заснеженные скалы, то оно напоминало глубокую зеленую чашу.

На скалах обитали орлы. Покинув родные гнездовья, они в поисках добычи с утра до вечера парили над нашим поселением. Иногда они резко падали вниз, хватали цыплят и ягнят, которые оставались без присмотра, и в острых когтях уносили их ввысь, в свои гнездовья.

В семье нашей было три человека: мать, я и мой брат Пелен. Каждый день мы по очереди с братом выгоняли скот на пастбища, а также по очереди трудились на небольшом участке, где выращивали хлопок.

Уж не знаю чем занимался мой брат в свободные минуты, когда выпасал скотину, только я, забросив за плечи лук, каждый раз пытался взобраться на скалы. Занятие это требовало мужества. Старики пугали нас, молодежь, говоря: «Тех, кто доберется до верхушек скал, ожидает грозная опасность».

Быть может, поэтому я о своих занятиях никому не рассказывал.

Нужно сказать, мои постоянные усилия были наконец вознаграждены: после тщательных и долгих поисков я, в конечном счете, нашел еле заметную тропочку, по которой, придерживаясь за каменные выступы, начал подниматься наверх.

Добравшись до середины скалы, я приостановился, чтобы немного перевести дух, и совершенно случайно посмотрел вниз, хотя и знал, что делать этого не следует. У меня сразу же потемнело в глазах и закружилась голова, руки и ноги налились противной дрожью.

Помнится, я в самом деле в тот раз взобрался очень высоко: полный воды бассейн, принадлежащий яшули из нашего селения, показался мне отсюда величиной с птичий глаз.

По всей вероятности, кто-то из детей заметил меня снизу и помчался в селение, чтобы сообщить об увиденном.

Через некоторое время сам староста – яшули прискакал на коне к подножию горы, и, размахивая нагайкой, начал угрожать мне карами, а затем крикнул:

– Ну-ка спустись сюда!

Подчиняясь приказу яшули, я стал спускаться и наступил правой ногой на камень. В го же мгновение камень неожиданно сорвался и покатился вниз. Ог волнения я и сам едва не полетел вслед за ним.

Честное слово, мне в этот момент показалось, что подниматься в горы легче, чем спускаться с них. И потому я, в отчаянии хватаясь за каменные выступы, снова стал подниматься вверх.

Наконец-то я взобрался на самую вершину скалы, взмокнув от пота.

На пестрых камнях сидели птицы, ничуть меня не испугавшиеся. Переведя дух, я начал разглядывать окрестности.

Вокруг толпились суровые скалы, а за ними, внизу я увидел пышные зеленые сады, из-за расстояния подернутые дымкой.

Какая красота!

«Почему мои односельчане не переходят жить на ту сторону?> – подумалось мне.

Так я стоял, и в голове теснилась уйма вопросов, но в этот момент совсем рядом послышался шум и хлопанье орлиных крыльев.

Я заметил, что внизу, в селении, начался какой-то переполох. Что, интересно, могло там приключиться? Змея кого-то ужалила, что ли?

Вглядываясь вниз, я вдруг заметил орла, который круто поднимался ввысь, неся в когтях завернутого в тряпки ребенка. Огромная птица летела в мою сторону.

Из-за тяжелой ноши орел не мог быстро лететь. Когда он хотел перемахнуть через преградивший ему путь гребень скалы, то изо всех сил взмахнул для этого крыльями. Из красного комка тряпок, который он держал в цепких когтях, до меня донесся пронзительный плач ребенка.

Последние сомнения, если они и остались у меня, теперь исчезли. Все стало понятно: орел украл из нашего селения ребенка.

Это несчастье для всех. Люди селения будут ходить в трауре.

Но, может быть, можно спасти ребенка? Я вспомнил о тугом луке, болтающемся за спиной. Мигом достал его, положил стрелу на тетиву, натянул ее и стал дожидаться подходящего момента.

Стрелу нужно было выпустить в то мгновение, когда орел не успеет подняться высоко над скалой. Иначе, пронзенный стрелой, он упадет на камни е высоты и загубит ребенка.

Далее, убить орла следовало первой же стрелой. Иначе, раненый, он выпустит из когтей ребенка на скалы.

Между тем черный разбойник взлетел на высоту примерно с рост человека над поверхностью скалы, на которой я находился. Едва он стал продолжать путь к соседней скале, как я выстрелил из лука.

Выстрел был точным – стрела пронзила сердце хищника. Голова орла поникла, рядом со мной на скалу упала капля темной крови. Вслед за нею, раскинув крылья в смертельной судороге, на узкую площадку скалы рухнул орел. Подойдя поближе, я без труда убедился, что он уже мертв.

Самым удивительным было то, что ребенок не пострадал. У него не было даже маленького ушиба.

Ребенок оказался сыном нашего яшули. Я узнал, что у преклонного возраста нашего старосты это единственный ребенок, его радость и надежда.

Я взял на руки ребенка, туго завернутого в пеленки, который продолжал отчаянно плакать, подошел к краю скалы и посмотрел вниз.

Могу сказать, что был потрясен, увидев всех односельчан, столпившихся у подножия горы.

Мать ребенка в отчаянии раздирала свое лицо до крови, вырывала клочьями волосы. Время от времени она билась головой о камни скалы.

Яшули, обхватив руками непокрытую голову, сидел на камне посреди окружившей его толпы.

Мы находились высоко, и, как бы ни надрывался ребенок, услышать внизу его плач было, конечно, невозможно. Поэтому мне самому пришлось, напрягши голос, крикнуть им, что ребенок спасен.

И тогда глаза мои увидели чудо: мать ребенка, то смеясь, то плача от счастья, стала карабкаться ввысь, на почти отвесную скалу.

Почему мне показалось это чудом? Да потому, что даже таким как я, двадцатилетним джигитам, эти скалы были не под силу. Но женщине радость словно придала крылья.

Всем собравшимся внизу казалось, что она поднимается вверх как бы по невидимым ступеням, словно по лестнице, прорубленной в скале, хотя никакой лестницы, конечно, не было.

Несмотря на уговоры односельчан, женщина карабкалась все выше и выше. Она обратила внимание только на грозный окрик мужа:

– Остановись! Возвращайся назад!

Женщина перестала карабкаться, однако спуститься вниз ей было уже не под силу. Раскинув руки, она приникла к скале, пока на помощь ей не пришли самые отважные и ловкие джигиты из нашего селения.

После этого яшули приказал жене и всем, собравшимся у подножия скалы, взрослым и малым, разойтись по домам.

Когда все разошлись, яшули, сделав мне знак «Обожди!» вскочил на коня и куда-то ускакал.

Прошло много времени, яшули не возвращался. Не зная, что делать, я начал кричать во все горло, звать на помощь, повторяя имя яшули.

В конечном счете я устал кричать, а ребенок перестал плакать. Немного почмокав нежными губками, похожие на лепестки алой розы, он заснул.

Постепенно я пришел к мысли, что все надежды рухнули, как гласит наша пословица – коса нашла на камень. Вечерняя прохлада заставила меня дрожать.

Прогуливаясь по узкой площадке, венчающей скалу, я вдруг заметил в трех-четырех шагах от себя камень, похожий на ступку, которой пользуются хозяйки. Этот камень неожиданно зашевелился и откатился в сторону, а в образовавшейся на его месте черной дыре показалась ясно видная в вечерних сумерках голова нашего яшули.

Опираясь руками о кромку отверстия, яшули вылез на площадку. Широким шагом подошел он ко мне и обнял, долго не выпуская из своих объятий. Прижал к себе спящего сына и несколько минут любовался им, словно не смея поверить в чудесное спасение младенца, а затем обратился ко мне:

– Сынок, ты спас старика от тяжелой потери! За всю свою жизнь я не смогу сполна отплатить тебе за ту бесценную услугу, которую ты мне оказал. Знай од« но: отныне я тебе отец, а ты мне сын.

Слова яшули взволновали меня.

Мне было только пять лет, когда умер мой отец. В этот момент я вспомнил его, и перед глазами возник живой облик отца. Я на всю жизнь запомнил его строгость и справедливость. Самый близкий человек, он при жизни, словно гора, служил мне защитой...

Сердечные слова старика вызвали на моих глазах слезы. Мягко улыбаясь, яшули обратился ко мне:

– Видишь, сынок, эту дыру, похожую на нору?

– Вижу, отец!

– Никто, кроме нас с тобой, не должен знать про эту дыру. Понимаешь?

– Да.

– Когда состаришься, сможешь показать этог ход одному какому-нибудь человеку, самому близкому, которому безгранично нельзя будет действовать стрелой и луком, можно будет пустить в ход нож.

После происшествия в горах, когда мне удалось спасти ребенка, в моей жизни ничего не изменилось. Я все так же продолжал пасти скотину и постреливать из лука. Каждый день проходил весело и интересно.

Но тревожные дни были впереди и ожидали нас... Бедная наша матушка тяжело заболела. Согнувшись вдвое, она лежала и тихо стонала:

– Живот болит – сил нет...

Многие в селении собирали для нее лекарственные травы, но матери ничего не помогало.

Видя, как страдает мать, я вконец потерял разум и пошел к хижине нашего яшули.

Мудрый старик выслушал меня, не перебивая.

Я спросил:

– Как помочь ей?

Яшули помолчал.

– Я знаю траву, которая должна помочь твоей матери, – неспеша начал он.

– Где растет эта трава, я готов отправиться за ней куда угодно! – воскликнул я.

Старик покачал головой.

– Трава эта растет и в нашей долине. Сейчас я соберу людей и прикажу, чтобы они отправились на ее розыск.

После этого яшули подробно рассказал мне, как выглядит целебная трава.

Мои односельчане с большим усердием искали эту траву. Увы, они нигде не смогли отыскать ее.

Сердце мое разрывалось при виде жалкого состояния матери, я не мог найти себе места. Неужели мы с Пеленой останемся скоро без матери?!

Когда наступила полночь и все в селении крепко ч сладко уснули, я, взяв с собой лук со стрелами и нож, пустился в дальний путь.

Тайное отверстие, которое показал мне яшули, очень помогло. С помощью скрытого лаза я быстро добрался до вершины скалы, затем двинулся в сторону горного пролома, в котором еле виднелись верхушки деревьев.

Только когда солнце начало уже всходить, я добрался до той местности, которую видел со скалы.

Стоя среди густых зарослей, я долго смотрел через пролом на открывающийся великолепный вид.

Передо мною, раскинувшись, лежали высокогорные зеленые луга, и не было им ни конца, ни края.

Множество цветов, пышных, полных утренней свежести, чуть покачиваясь на высоких стеблях среди густой травы, прислушивались к густой тишине.

Утренняя роса, густо выпавшая за ночь, в первых утренних лучах сверкала так, что глазам было больно. Сбивая ее, там и сям сновали фазаны.

Время!

Разыскивая лекарственную траву, я пошел по горным лугам. По всей вероятности, в этих местах никогда не ступала нога человека.

Ветер крепчал, под его прерывистым дыханием травы начали колыхаться, подобно волнам.

Невидимая дорога продолжала звать меня вперед, и я продолжал идти, несмотря на предостережения нашего яшули о невидимых опасностях, которые могут подстерегать здесь на каждом шагу.

Я, наверное, был похож на воробья, который под гипнотическим взглядом змеи сам летит ей в пасть.

Путь мой был безлюден. Мне не встретился ни один человек, хотя я шел, не останавливаясь, до полудня. Что проку от этого раздольного мира, когда ты в нем совершенно один? Бесконечно тянущиеся луга выбили меня из сил, я начал слабеть.

Так и не найдя единственно нужного мне растения, я решил отдохнуть в тени низкорослых деревьев, которые кое-где попадались на лугах.

Едва присев, я сразу задремал...

Вздрогнув, я проснулся от топота и фырканья, которые раздались в нескольких шагах от меня. Схватился за лук и стал ждать приближения врага. Только ни« чего не видно, не только врага – вообще никого! Осторожно приподняв голову,– я стал оглядываться, и сквозь густые заросли кустарника увидел лошадь, которая, волоча уздечку, спокойно пощипывала траву. Седла на ней не было.

Я решил присвоить коня. Сначала, тихонько кашлянул: вдруг конь испугается и отбежит немного от ме-

Тот, однако, продолжал пастись, как ни в чем не бывало. Тогда я кашлянул во второй раз, посильнее. Конь только взмахнул красивым хвостом, едва не касавшимся земли, он по-прежнему похрустывал травой. Весь его вид говорил, что, мол, таких, как ты, мне видеть не впервой.

Плохо быть пешим!

От долгой ходьбы у меня разламывалось все тело, Спасибо вот, транспорт подвернулся.

Быстро набрав охапку свеженькой, мягкой травы, источающей одуряющий аромат, я приблизился к коню.

Конь оказался смирным. Он сразу потянулся к моей охапке, доверчиво выбирая из нее мягкими губами самые лакомые травинки.

Улучив момент, я вскочил на коня.

Повинуясь мне, он двинулся размеренным шагом.

Я ехал, склонив голову и не глядя вокруг: искал нужную траву.

Вскоре счастье мне улыбнулось – я нашел два корня необходимого растения. Спрыгнув с коня, я осторожно сорвал его.

Теперь можно было возвращаться, и я снова вскочил на коня. Натянув поводья, я впервые позволил себе распрямить грудь и перевести дух, как вдруг увидел вдали, упиравшиеся в небеса, голубовато-зеленые башни минаретов, а также огромные дома, соединенные друг с другом.

«В таких дворцах могут жить только мудрые и прекрасные пери», – подумал я, вспомнив легенды, слышанные еще в детстве.

– А может быть, и этого коня мне послали пери? – подумал я вслух. – Увидели меня и решили: поможем ему, бедному юноше!

Конь мой двигался легко. Его ноги, казалось, почти не касаются земли.

Мог ли я думать, что в эти мгновения чудеса все сильнее затягивали петлю вокруг моей шеи?

Я ехал навстречу грозным и таинственным событиям, и никакая сила не могла остановить меня, прервать мой путь.

Подгоняя коня, я проскакал мимо огромного зеленого купола, затем остановился, застыв от изумления. Передо мною расстилались блестящие поверхности хау-зов – прудов, до краев полные кристально чистой воды.

От цветов, склонившихся друг к другу, шел сильный пьянящий аромат.

Вдали высились раскидистые фруктовые деревья. В их тени, в которую не мог проникнуть ни один солнечный луч, я заметил группу прекрасно одетых девушек, которые куда-то спешили. На ходу они что-то напевали, подыгрывая себе на искусно настроенных музыкальных инструментах, неведомых мне.

Прилетели белые голуби, расселись вокруг хауза.

Я стоял, смотрел на все это и думал: «Почему мои односельчане не переселятся сюда? Ведь жить здесь– одно удовольствие!»

Пока я стоял так, обвиняя в душе односельчан, кто-то крикнул:

– Держите вора! Он украл коня!

Не успел я оглянуться по сторонам, как из-за деревьев выскочили вооруженные люди и бросились на меня.

...Как будто я сижу у источника, расположенного в окрестностях нашего селения. Но странная вещь! Прежде вода, бьющая из-под земли, струилась мирно и спокойно, а сегодня она бурлила, время от времени словно выстреливая в меня.

При каждом таком выстреле сильные, острые брызги попадали мне в лицо, причиняя невыносимую боль.

Я хочу встать и уйти от источника, но, как ни стараюсь, ничего у меня не выходит...

Я пришел в себя от шума, от которого, казалось, содрогается весь мир.

Взяв меня в кольцо, вокруг стояли незнакомые люди. Засучив по локти рукава, они размахивали тоненькими прутиками.

Попытавшись еще раз подняться, я догадался, что крепко связан по рукам и ногам. Я с ненавистью посмотрел на этих безжалостных людей которые подвергли меня таким жестоким мучениям.

– Смотрите, я привел его в сознание. Он открыл глаза и смотрит на нас, – сказал, хихикая, здоровенный краснолицый детина, держащий в руках большой кувшин.

Выходит, меня избили до потери сознания. На моей спине изломали, видимо, не один прут. Затем, чтобы привести меня в сознание, вылили на мою голову несколько кувшинов воды, пока я, несчастный, валялся как труп. Капли из кувшина мне показались брызгами из нашего сельского источника.