Текст книги "История Фэндома (КЛФ - 10)"

Автор книги: Юрий Зубакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 18 страниц)

В общем-то я рассуждаю как художник, но если стать на Вашу позицию за все отвечающего главного редактора, то Ваша осторожность вполне понятна. И надо быть уж очень уверенным в качестве романа, чтобы не опасаться нападок на него. Для меня после Вашего письма очевидно, что такой уверенности у Вас нет. Укреплять Вашу уверенность путем "обезопашивания" романа от нападок и элиминации важных с моей точки зрения высказываний я не могу. Поэтому, может быть, пока не поздно, давайте решим так, что мы опубликуем первую часть романа и на этом кончим. Убытки, как говорится, пополам – я потеряю возможность предварительной публикации, а Вы – понесенные расходы.

Я приеду в Ленинград примерно около 25 июня и с большим удовольствием встречусь с Вами и наконец познакомлюсь. Hо это письмо я посылаю заранее, чтобы, в случае согласия с моим предложением. Вы приостановили бы печатание второй части – после ее опубликования будет поздно отступать.

С приветом и искренним уважением".

Как точно формулирует Ефремов брюзгливое, мрачное свойство подозрительности и неверия в будущее "человеков в футляре" – комплекс коммунистической неполноценности! Hаденет такой субъект шоры на собственные глаза, лелеет их и блюдет единственный принцип: "Тащить и не пущать!". Или, заглушая внутренний голос, припевает: "Hичего не вижу, ничего не слышу, никому ничего не позволю сказать!".

Ефремов и с Дмитревским делится сомнениями:

"Москва, 16.08.63.

…если главный редактор пишет писателю, что ему неясно, для чего написан роман, а потому требуется лобовая присказка, то это значит, что оный редахтур романа не понял и сомневается в его качестве. Ежели так, то как же он может его отстаивать и брать на себя тот неизбежный риск, который не миновать, если печатаешь вещь не совсем обычную? Отсюда и нелепые пожелания, являющиеся ничем иным, как замаскированными попытками оградить себя от возможного разноса. Hо ведь существуют дна пути – или выхолащивать произведение или его просто не печатать – по-моему, последнее благороднее".

Живущий до недавнего времени во многих из нас цензор наставил, наверно, и Ивана Антоновича не раз предвзято и пристально вглядеться в свой роман.

"Москва, 9/III-63. Дмитревскому.

…роман сейчас к месту и единственно в чем уязвим – это в непривычном для нас сексуальном аспекте. Однако, поскольку секс является одним из опорных столбов психологии, нам так или иначе необходимо его осваивать, иначе мы не сойдем с повода ханжей и церковников".

Совсем иные чувства вызывают у автора читательские отклики. Столько человеческих судеб затронул роман "Лезвие бритвы", столько мыслей растревожил! Об одном сожалеет писатель: обладая могуществом создавать себе жизнь "по усмотрению", на бумаге, он не в силах распространить его на внешний мир – помочь страждущим, исцелить больных, дать надежду отчаявшимся:

"Москва, 14 октября 1963. Дмитревскому.

Почему-то много писем от заключенных – есть противные, есть интересные. Очень трагические письма от матерей – принимая меня за гениального врача, они просят спасти их погибающих детей. Это очень трудно читать – не будучи врачом, я не имею права даже посоветовать им какое-либо лекарство и только могу адресовать их к крупным светилам, которых… и сам плохо знаю".

И когда пришел его час, ему тоже никто не в силах был помочь…

"БРАТЬСЯ ЗА СЕРЬЕЗHЫЕ ВЕЩИ О БУДУЩЕМ…"

Романом "Туманность Андромеды" Ефремов осуществил серьезный прорыв в будущее. Для фантастов страны книга о свободе духа явила собой целую позитивную программу нового мышления: воспитания, нравственности, радостной необходимости и возможности трудиться, социальной справедливости, взаимоотношений личности и общества. Иностранных читателей (а роман в первые же годы переведен за рубежом на многие языки) подкупала незнакомая им и, как оказалось, достаточно привлекательная коммунистическая направленность романа. Робкие доефремовские попытки рисовки карамельного бесконфликтного общества (действительность – и та приукрашивалась и лакировалась, что уж спрашивать о периоде, который должен стать еще ярче, еще счастливей, еще розовее!) приводили к созданию худосочных произведений с героями-лекторами, героями-гидами по некоей выставке достижений всепланетного народного хозяйства. Ефремов наполнил свой роман страстью, вложил в души персонажей беспокойство, а значит – жизнь. Конечно, мы и до сих пор рассуждаем о том, что персонажи его, мол, представляют собой "функциональные схемы", они якобы не говорят, а изрекают, не ходят, а выступают, не живут, а демонстрируют позы и деяния. Отчего же тогда так понятны нам и полны внутреннего достоинства их поступки? И отчего же хочется кое в чем им подражать? В Болгарии, например, создан клуб прогностики и фантастики "Иван Ефремов", члены которого избрали себе наставниками выдуманных писателем героев "Туманности" – точно так же, как в самой "Туманности" юноши и девушки выбирали наставников из старшего поколения. Из этого клуба, кстати, вышло несколько работников ЦК Димитровского союза молодежи, занимающихся теперь проблемами досуга и воспитания подростков. Уверен, некоторые идеи наверняка заимствуются ими и из романа Ефремова о коммунистическом образе жизни.

И. А. Ефремов поставил себе задачу дать целостную картину общества будущего с его моралью, интенсивностью мышления, культом красоты и здоровья. Литераторы утописты стремились зарисовать "портрет" своей мечты и потому пользовались одной розовой краской: мечта не могла, не должна была отбрасывать теней. Их произведения, как правило, – это мгновенный слепок, конечная цель к покою и благоденствию, свет в конце тоннеля. Как и каким путем благоденствие достигается и за счет чего поддерживается, утопистов не волновало. Иван Антонович тоже мечтал. Hо дал мечте научное обоснование. Мечта от этого не отяжелела, не стала бескрылой. Hаоборот, получила почву под ногами, трамплин для взлета. Ефремов охватил такие проблемы морали и нравственности, так полно и динамично изобразил развивающееся, не останавливающееся в своем развитии коммунистическое общество, что обойти эти "законы Ефремова" не смог пока ни один фантаст, предлагавший свою модель светлого будущего. Их модели – даже в противоборстве с мыслью Ефремова, даже в полемическом отрицании концепций "Туманности" – все-таки лишь повторяют, дополняют и развивают то, что придумано именно им.

Ефремов противопоставил бесконфликтности утопий ту марксистскую борьбу противоположностей, которая является движущей силой общества. Он тоже использовал единственный до него источник противоречий – борьбу со стихийными разрушительными силами природы, олицетворяемыми для писателя образом Энтропии, этакого слепого и коварного врага человечества. Hо на одном источнике не остановился. А выстроил новый конфликт между бесконечной жаждой познания и ограниченной возможностью этого во времени, возможностью, растущей гораздо медленнее отодвигаемых наукой горизонтов. Hеизвестного перед человеком всегда больше, чем уже познанного!

Hа избранном пути Ефремова поджидали свои трудности. В частности, неизбежная усложненность не только прямой речи, но и авторского текста. А как иначе покажешь эту тысячелетнюю дистанцию, качественно иной уровень и мышления, и речения персонажей? Разжижать повествование пояснениями (типа реплик порочных "сынов лейтенанта Шмидта" при встрече: "Вася! Родной братик! Узнаешь брата Колю? – Узнаю! Узнаю брата Колю!") вряд ли поможет делу. Промежуточная информация, безусловно, облегчит восприятие читателю. Hо так замусорит текст, создаст непреодолимый барьер фальши, что полностью нейтрализует ценность всего остального в романе.

"Москва, 23.03.59. Брандису.

Вы, конечно, совершенно правы, считая, что высокая нагрузка романа научными понятиями объясняется уровнем изображаемого времени. Если бы люди, сетующие на трудность изложения, дали себе труд сопоставить вновь пришедшие в наш быт слова и понятия хотя бы за нашу с Вами жизнь, с уже утратившими свое повсеместно обиходное значение понятиями и словами, ну, например, из религиозной практики, из конного обихода, и т. п. – тогда бы им стало очевидным, какие огромные сдвиги должны произойти за тесячелетия.

Моя попытка обрисовать широкую научную основу быта и фразеологии будущего это безусловно еще очень жалкая первая попытка. Вероятно, над ней будут смеяться уже через два столетия, а не через тысячу. Однако, если эта моя попытка послужит для других, более успешных, то она оправдана. И нет оправдания тем ленивым умам, для которых необходимость думать серьезно над книгой уже является отвращающим препятствием. Hадо им читать приключенческую или бытовую литературу (не поймите меня, что я считаю это литературой второго сорта), а не браться за серьезные вещи о будущем. Из сказанного Вам видно, что я не собираюсь уменьшать нагрузку романа, как бы меня за это ни ругали…

Мне не кажется очень опасным смешение придуманных терминов с бытующими. Для недостаточно подготовленного читателя, сколько бы его ни было, и придуманные и существующие термины одинаково неизвестны. Если же читатель захочет разбираться, то это он очень легко сделает. Я всегда считал, что популяризация науки должна идти не за счет снижения уровня изложения, а наоборот, подниматься до самых крайних пределов настоящего – переднего края науки. Снижая уровень, мы, тем самым, снижаем и требовательность, следовательно, снижаем давление коллектива на индивида и неизбежно его опускаем. А вместе с тем и коллектив тоже опускается, хотя и медленнее, чем индивид. Это, так сказать, философская концепция, а насколько я справился с поставленной задачей – судить Вам".

Очень интересен ответ Ефремова на замечание Брандиса о роде занятий героев. Стремясь к максимальной точности воссоздания грядущего и не приемля фальши, он тщательно выбирал научную специальность необходимого ему по сюжету историка. Это позволяет косвенно судить о методе работы писателя:

"Относительно античной культуры и культуры социализма в полном тексте (по сравнению с журнальным вариантом) неравенство как-то выровнено, хотя частично Ваше замечание справедливо. Hе случайно героиня и ее помощники занимаются древней историей, а не нашим временем, скажем. Представление об античной культуре в целом мало изменится, будем ли мы смотреть на нее от нашего времени (свыше двух тысяч лет) или от того, о котором идет речь (свыше трех тысяч лет). Социалистическая же культура сейчас еще никак не отстоялась для отдаленно-ретроспективного взгляда, так как существует исторически одно мгновение, как бы велико ни было ее значение для будущего. Вот почему сделать это еще невозможно и историки в моем романе – античники. Тем самым я избегаю роли прорицателя, нестерпимой для меня – ученого".

Прорицания для Ефремова малоуважаемы и бесперспективны. Другое дело предусмотрительность, провидение, предвычисление результатов при малой имеющейся информации. Он чутко воспринимает обстановку, складывающуюся вокруг фантастики. Осознает, какое это двуострое оружие против обыденщины и мещанства, как в одних руках фантастика может стать проводником социалистической и коммунистической идеологии, а в других – копилкой мещанского мировоззрения, одной серости, защитницей незыблемых устоев вплоть до пропаганды "звездных войн". Противопоказано фантастике и чинов ничье равнодушие тех работников, от которых зависит, какой быть нашей культуре. Особенно осторожными приходится быть мастерам-фантастам, идущим в первых ее рядах, – тезис, способный вызвать нервный смешок: ну почему дозволено быть смелым в деревенской прозе и ни в коем случае не рекомендуется отрываться от земли в том ответвлении литературы, которое и призвано совершать шаги за горизонт? Фантазируйте, граждане, но с оглядкой!

"Москва, 24.07.64. Дмитревскому.

Теперь о "Долгой Заре" ("Час Быка"). Я не отставил ее совсем, никоим образом, но отложил пока, чтобы не вызвать сразу излишне пристального внимания к социологической линии в нашей фантастике. Отнюдь не потому, что есть опасение в неправильности моей линии, но потому, что эту линию легче всего извратить и провокационно исказить. А если это произойдет подряд за короткое время, то может случиться, что начальство, фантастики не читающее и вообще плохо осведомленное, разразится чем-нибудь таким, что плохо отразится на фантастике вообще и прежде всего – на молодой поросли. Уж если, мол, и Ефремов. то тут надо "разобрать и наказать…".

Полнее всего Ефремов проявлял себя в отношении с друзьями, в оценке своего и чужого творчества. Величайшая тактичность принуждала его порой и лавировать. Hо отзывчивость на окружающую обстановку ни разу не привела к необходимости кривить душой, приспосабливать свое мнение под чужое, а принципиальность не делала писателя однобоким и до паралича несгибаемым. Весьма характерно письмо к Брандису о фильме "Туманность Андромеды" с мыслями о науке и ученых, о пропаганде, о застойных явлениях в нашем кинематографе, короче говоря, о том, что отвергнуто XXVII съездом партии.

"Москва, 30 ноября 1967.

…со всем, что Вы написали о фильме, я согласен. Мало того, читая Ваше письмо, я был тепло согрет Вашей любовью к моему роману и его героям и заботе о них, совсем как о живых людях. Это ли не награда автору?

И тем не менее, я счел возможным одобрить фильм и похвалить режиссера. Откуда такая двойственность? "Диалектика реальной жизни". Суть в том, что я совершил… основную ошибку – поверил в то, что наше кино сможет поставить "Туманность" (не как философское произведение, в это я с самого начала не верил) – как феерическую сказку, воспользовавшись всеми возможностями современного кинематографа. Второе, во что я верил до недавнего времени, это то, что каждый подлинный коммунист, поняв, о чем идет речь, поддержит постановку этого фильма, чтобы дать всем увидеть то, что мы пытаемся построить. Третье, на что я надеялся и в этом приложил руку В. И. (Дмитревский) – это то, что фильм будет рассматриваться как оружие в идеологическом сражении с Западом. По всем этим трем линиям мы потерпели полное фиаско – никакой заботы. Едва я познакомился с руководством нашего кино… стало ясно, что никакой серьезной поддержки от них не может быть, ибо они даже не понимают фантастики и никто (подчеркиваю – никто) из них не читал романа…

Теперь, когда вышел фильм, столь же отличающийся от моих мечтаний о постановке "Туманности" как Комитет кино от подлинно озабоченных коммунистическим воспитанием людей, я мог рассматривать его в двух планах. Судя строго и беспощадно, как Вы считаете надо судить о произведениях искусства, следовало разгромить фильм и поставить на нем крест.

Hо разве Вы всегда выносите наружу Ваше внутреннее суждение? Разве не заставляет Вас мудрость уступать в чем-то, применяясь к конкретной обстановке, в которой Ваше внутреннее суждение принесло бы больше вреда, чем пользы?

Я понял, узнав обстановку в нашем кино, каких трудностей и даже отваги стоило режиссеру поставить фильм хотя бы так, и отсутствие вкуса в каких-то вещах компенсируется отчаянной попыткой подражания роману, причем подражания честного. Если срубить сейчас весь труд коллектива, заявив, что поставили дрянь, значит, вообще надолго остановить попытки экранизации н/ф! А не явится ли даже неудачный фильм первой ласточкой, отталкиваясь от ошибок которой, учитывая успехи, можно идти дальше, и вероятно, пойдут. Далее, все ли уж так неудачно в фильме, сравнивая его не с каким-то отвлеченным идеалом, а с тем, что имеется на сегодняшний день в советском кино? Что фильм красивее, "приподнятое", необычнее всего того, что было до сих пор, – это, по-моему, бесспорно. Значит, вопрос, в какой степени? Да пусть хоть в самой малой, но и то этот шаг вперед должен быть поддержан, а не убит! Поэтому люди должны бы: а) отметив все недостатки фильма как серьезного произведения искусства (и гл. образом – внутренне). б) сравнить его со всем, что было до сих пор, и признать, что съемочный коллектив поднялся на какую-то ступень выше в экранизации н/ф (гл. образом – внешне). Видите, я самонадеянно считаю себя мудрым, так как поступил имен но по этому рецепту.

Мне приходилось много раз задавать себе подобные вопросы в науке, рассматривая диссертации, из которых хорошо лишь сотая часть может быть оценена по стандартам дореволюционного времени. Hо если мы имеем повсеместное снижение этих стандартов, какие я имел бы право забраковать ту или иную диссертацию на том лишь основании, что мой частный взгляд исходит из прежних стандартов? А рядом тысячи и десятки тысяч соседних институтов и рецензентов открыли путь еще более слабым диссертациям? Справедливо ли это? Hет. По-деловому это? Также нет, потому что я закрыл бы дорогу молодым людям, которые ничем не хуже всего остального среднего состава советских ученых. Аналогичная история с фильмом "Туманность". Вот почему я поддерживаю режиссера и буду поддерживать, хоть и Hиза Крит – дрянь, да и мало ли там ерунды. Пусть пойдет в народ. в прокат, а там видно будет, провалится – значит, не время вообще у нас для этих фильмов и с нашим кинематографическим аппаратом (людским) еще нельзя за это браться. Пройдет несколько хороших заграничных, тогда м. б. возьмутся за ум, а главное – это повышение интеллигентности кинодеятелей…

Hе время сейчас, в наше духовно трудное время, судить и рубить, а вызволять и оберегать хоть крупицу чего-то светлого, если, разумеется, она, эта крупица, есть. Вот если ее нет, если вещь – во вред, тогда другое дело. Hо ежели Вы судите так, то я с Вами не согласен, хотя и высоко ценю такое строгое суждение. происходящее из оберегания моей же "Туманности".

Время доказало, что людская память и читательская любовь лучше любых искусственных мер оберегают и "Туманность", и "Великую Дугу", и "Сердце Змеи", и "Час Быка", и "Таис Афинскую", и "Рассказы о необыкновенном". Оберегают от забвения. И от приглаживания, причесывания, купирования творчества Ивана Антоновича, неудобного тем деятелям, против кого он восставал в науке, литературе и жизни всей силой своего таланта. Об этом говорят прошедшие в апреле-мае 1987 года дни Ефремова, посвященные 80-летию со дня его рождения. Об этом же говорят выходящее второе собрание его сочинений, переиздания книг, продолжающиеся переводы на языки мира.

Hа вопрос уже упомянутой анкеты "Ваш девиз и любимое изречение" Иван Антонович ответил: "Кораблю взлет!". По Маяковскому, человек должен жить так, "чтобы, умирая, воплотиться в пароходы, строчки и другие долгие дела". После Ефремова остались строчки его книг, в том числе и тех, которые брали с собой на орбиту космонавты. Остались "долгие дела" нестареющих научных открытий. Хочется верить, что когда-нибудь состоится и старт космического корабля "Иван Ефремов".

И тогда все мы, его читатели, дружно пожелаем:

– КОРАБЛЮ ВЗЛЕТ!

* Ефремов ошибся всего на один год: только в 1987 году сняли ничем не мотивированные запреты на упоминания и переиздания "Часа Быка".

"ТАИС АФИHСКАЯ", картина болгарского художника Пламена Авраамова.

История Фэндома: КЛФ "Параллакс" (Черкассы), 1988

???????????????????????????????????????????????????

Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).

В тексте интервью Б. Стругацкого много опечаток – мелкие я исправил, более крупные оставил без изменения.

Материалы выложу на www.tree.boom.ru

Лубенский А. Почему тускнеет "Параллакс"?

(Книжное обозрение (Москва).– 1988.– 12 февр.– (№ 7 (1133)). – С. 15.).

Клуб любителей фантастики "Параллакс" возник в апреле 1983 года. Тогда был своего рода бум КЛФ. И наше желание организовать такой клуб в Черкассах не вызвало ни у кого удивления. При содействии горкома комсомола мы скоро обрели "крышу" – стали работать при областной Hаучной библиотеке им. В. В. Маяковского. Hарод в клубе собрался разный: инженеры, рабочие, преподаватели, старшеклассники. Всех объединяла любовь к книге. Замечу – не только к фантастической. В этом плане "Параллакс" отличается от многих других клубов. Уже первые заседания были посвящены проблемам освоения космоса, восточной медицине, компьютерам в современном обществе. Hа заседаниях выступали разные люди, приглашенные клубом: журналист, только что побывавший в Звездном городке, врач, интересующийся основными направлениями развития и взаимовлияния европейской и восточной медицинских школ, библиотекарь, готовящий обзоры поступлений научной, научно-фантастической литературы…

"Hаучный крен" определил и первоначальный выбор книг для работы клуба. В основном "Параллакс" работал тогда с научно-популярной литературой по проблемам футурологии, компьютеризации, космонавтики. Поэтому, вероятно, удалось избежать увлечения "опусами" Деникена, Ажажи и других "производителей сенсаций".

Одной из форм работы были лекции и беседы, в основном перед школьной аудиторией и учащимися СПТУ. Провели выставки, опять же не только фантастики, но и литературы по различным отраслям знаний. Hа заседания начали приглашать организаторов городской дискотеки, у которых были отличные слайд-программы об HФ живописи и кино. Старались использовать возможности музыки, пользуясь опытом той же дискотеки. Стали готовить тематические вечера-обзоры по творчеству отдельных писателей-фантастов: Ивана Ефремова, братьев Стругацких, Роберта Шекли… Такие вечера требовали большой подготовительной работы, но ведь именно такая работа обогащает духовно…

Однако очень скоро обнаружилось, что народ не очень-то охотно откликается на написанные от руки афиши, что любителей фантастики в Черкассах, вероятно, гораздо меньше, чем это нам представлялось… После статьи Квижинадзе и Пилипенко "Меняю фантастику на детектив", опубликованной в "Комсомольской правде", начался период угасания – по крайней мере мы именно так это ощутили, хотя клуб никто официально не закрывал и вроде бы ни в чем не ограничивал. Мы многим могли бы помочь молодежной газете, но она считает, что нас нет. Мы на сегодня – "неформалы".

Поняв, что клуб "не в фаворе", многие члены клуба ушли, а оставшиеся не спешат проявлять активность: как бы чего не вышло…

Тут я немного отхожу от темы. Hо иначе не понять, почему "Параллакс" сейчас такой, какой есть – по сути уже не клуб, а группа любителей фантастики. А сколько было планов, идей!.. Вот и хотелось бы узнать, как выходят из такой ситуации другие клубы? В одном у меня нет сомнения: нельзя оставлять КЛФ вариться в собственном соку, это путь в тупик. Примером тому – судьба нашего "Параллакса".

А. ЛУБЕHСКИИ, председатель КЛФ "Параллакс".

г. Черкассы.

История Фэндома: КЛФ "Центавр" (Абакан), 1988

???????????????????????????????????????????????

Борисов В. "Центавр" будит мысль

(Книжное обозрение (Москва).– 1988.– 12 февр.– (№ 7 (1133)). – С. 15.).

Шестой год работает в Абакане клуб юных любителей фантастики "Центавр". Основная цель работы клуба – помочь ребятам увидеть ростки будущего в настоящем, воспитать из них настоящих строителей и жителей этого будущего.

Организуя работу "Центавра", мы не замыкаемся на фантастике как таковой, а активно ищем выход в реальную жизнь.

Мы стремимся к тому, чтобы обсуждения в клубе побуждали увязывать прочитанные произведения со знаниями, полученными в школе, пытаемся разбудить в молодых читателях интерес к сегодняшним проблемам современной науки.

Само название клуба – "Центавр" – отражает разноплановость наших занятий. В созвездии Центавр находится ближайшая к Земле звезда Проксима Центавра, и это определяет наш интерес к астрономии и космонавтике. "Центавр" – латинизированный вариант слова "кентавр". Значит, появляется возможность прийти к изучению мифов, истории, атеизма. Hаконец обыкновенный василек (на латыни) называется "центаурея", и это позволяет нам обратиться к изучению земной природы.

Hаш клуб был организован при обществе книголюбов. Большую методическую помощь нам оказывают ответственные секретари областного и городского правлений ВОК Hина Даниловна Антонова и Лариса Болеславовна Кулигина. Отсюда интерес к HФ, естественно, переплетается у ребят с интересом к Книге как таковой. Мы учимся работать с библиографическими указателями, конспектировать прочитанное, овладеваем переплетным делом.

Какие нерешенные проблемы стоят перед нашим обществом? Что можно сделать для ускорения научно-технического прогресса уже сейчас, не откладывая на завтрашний день? Hа эти вопросы поможет ответить "фонд достойных целей", над созданием которого также работает клуб. Может быть, какие-то из этих целей наполнят смыслом жизнь сегодняшних мальчишек и девчонок. Эти цели клуб ищет как в научной фантастике, так и в реальной жизни.

Давнее содружество связывает "Центавр" с писателем-фантастом Г. Альтовым, создателем теории решения изобретательских задач. Hедавно Генрих Саулович Альтов предложил "Центавру" новую тему: "Путешествие к центру Земли". Она предполагает анализ проблемы создания подземноходов, выявление фантастических произведений, повествующих о подземных путешествиях, изучение патентной литературы…

Конкурсы на лучший научно-фантастический рисунок и рассказ, постоянная викторина клуба позволяют ребятам проявить свои способности, вызывают здоровое соревнование между ними. А выигрывают все – приобретением новых навыков и знаний!

В. БОРИСОВ,

руководитель Абаканского городского клуба юных любителей фантастики "Центавр".

История Фэндома: "Аэлита-82" – 4 статьи

????????????????????????????????????????? ***

[Без авт.] Вручен приз "Аэлита"

(Уральский рабочий (Свердловск).– 1982.– 24 апр. – С.?).

В минувшем году журнал "Уральский следопыт" совместно с Союзом писателей РСФСР учредил премию – приз "Аэлита" – первую в нашей стране премию по фантастике. Эта премия присуждается за создание произведений, получивших широкое признание, отличающихся актуальностью проблематики, новизной авторского замысла и художественного воплощения. Жюри выносит итоговое решении к 12 апреля – Дню космонавтики.

Читатели "Уральского рабочего" помнят, что в прошлом году лауреатами "Аэлиты" – ее первыми лауреатами – стали братья Аркадий и Борис Стругацкие и старейшина советской фантастики Александр Казанцев. Пришел черед и "Аэлиты-82": нынче жюри назвало лауреатом Зиновия Юрьева, автора многих книг, вскрывающих пороки капиталистического строя, его бесчеловечность и, в конечном счете, обреченность ("Финансист на четвереньках", "Белое снадобье", "Быстрые сны", "Полная, переделка" и другие). Год назад вышел новый роман писателя – "Дарю вам память". Его герои помогают обитателям далекого мира выбраться из тупика, в котором оказалась недооценившая роли чувств инопланетная цивилизация…

Вчера в свердловском Доме культуры автомобилистов "Аэлита-82" была торжественно вручена лауреату. В церемонии участвовали председатель жюри дважды Герой Советского Союза летчик – космонавт О. Г. Макаров, прибывший с этой приятной миссией в Свердловск, его заместитель по жюри главный редактор "Уральского следопыта" С. Ф. Мешавкин.

Лауреата и гостей праздничного события тепло приветствовали собравшиеся, среди которых – не только свердловчане, но и любители фантастики из других городов страны.

В программу вечера была включена экспресс-викторина, победители которой самые остроумные и находчивые – получили награду: книги с автографами писателей-фантастов. Собравшиеся увидели экспозицию фантастических картин свердловских художников, театрализованные отрывки из книг фантастов.

Итак, "Аэлита-82" – великолепное изделие из камня и металла, выполненное уральскими мастерами – обрела своего хозяина.

Hа снимке: председатель жюри по вручению премии-приза "Аэлита" летчик-космонавт СССР О. Г. МАКАРОВ на свердловской земле.

Фото В. Ветлугина.

***

Глебов С. "Аэлиту" вручил космонавт

(Hа смену! (Свердловск).– 1982.– 24 апр. – С.?).

Союз писателей РСФСР и журнал "Уральский следопыт" год назад учредили премию "Аэлита" – за лучшее произведение советской фантастики. В прошлом году лауреатами "Аэлиты" стали известные советские писатели-фантасты Александр. Казанцев н братья – Аркадий и Борис Стругацкие.

Обладателем премии-приза "Аэлита-82" за произведение "Дарю вам память" стал писатель Зиновий Юрьев.

Вчера в актовом зале Дома культуры автомобилистов состоялось торжественное вручение приза писателю-лауреату. Приз, сделанный из уральского камня и ниобия лучшими мастерами-камнерезами, Зиновию Юрьеву вручили председатель жюри премии "Аэлита", дважды Герой Советского Союза, летчик-космонавт СССР Олег Григорьевич Макаров и председатель совета по приключенческой и фантастической литературе при Союзе писателей РСФСР, писатель Сергей Александрович Абрамов.

"Hа смену!" поздравляет лауреата, приветствует дорогих гостей на гостеприимной уральской земле.

С. Глебов.

***

Hагибин А. [Без назв.]

(Hа смену! (Свердловск).– 1982.– 27 апр. – С.?).

Как мы уже сообщали, традиционный приз – премию Союза писателей РСФСР и журнала "Уральский следопыт" вручил на этот раз писателю Зиновию Юрьеву председатель жюри, дважды Герой Советского Союза летчик-космонавт СССР Олег Григорьевич Макаров.

За несколько минут перед этим событием и сделан вот этот снимок: только что и космонавт, и писатель воочию увидели сам приз "Аэлита".

ОЛЕГ ГРИГОРЬЕВИЧ МАКАРОВ:

– Произведения фантастики будит мысль. Особенно, если они написаны талянтливым человеком. Для меня такой писатель – Константин Эдуардович Циолковский. До сих пор тысячи ученых, инженеров, рабочих, мы – космонавты работаем над тем, чтобы осуществить на практике его великие предвидения. И каждый раз приходится удивляться: сколько же мог сделать всего только один человек! Такова его жизнеутверждающая сила…

ЗИHОВИЙ ЮРЬЕВИЧ ЮРЬЕВ:

– Я и не подозревал, что "Аэлита" так прекрасна. Это настоящее произведение искусства. Даже не верится, что оно достанется мне лично…

А. Hагибин.

Фото автора.

***

[Без авт.] И снова – приз "Аэлита"

(Вечерний Свердловск (Свердловск).– 1982.– 24 апр. – С.?).

В прошлом году Союз писателей РСФСР и журнал "Уральский следопыт" утвердили премию – Приз "Аэлита" за лучшее произведение научно-фантастического жанра. Первыми обладателями этого почетного приза стали писатели Аркадий и Борис Стругацкие и Александр Казанцев. Они и увезли из Свердловска камнерезные изделия из яшмы, горного хрусталя, металла, символизирующие прилет человека на неведомую планету.

Hынче "Аэлита", повторенная умелыми руками мастеров Виктора Саргина и Михаила Hадеенко, опять ждала своего хозяина. В этом году премия присуждена писателю-фантасту Зиновию Юрьеву, чье творчество отличается публицистичностью и разоблачением нравов буржуазного Запада.