Текст книги "История Фэндома (КЛФ - 10)"
Автор книги: Юрий Зубакин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 18 страниц)
И вдруг такого человека бросают я чистое поле, где одни кричат одно, другие – другое, а что на самом деле является правдой, понять совершенно невозможно. Вчерашние кумиры оказываются кровавыми идолами. Кто такие новые кумиры – не говорят. "Hу кто у нас теперь главный, скажите?" – кричит несчастный обыватель, которому плевать на политику, который, вообще-то говоря, и должен плевать на политику.
Hормальный человек в нормальной стране не должен интересоваться политикой. Был период в нашей стране в начале 50-х годов, когда все обязаны были интересоваться проблемами языкознания. Это была стадия бреда – бред тоталитарной системы. Так и сейчас нас упорно заставляют заниматься политикой. Политика лезет к нам во все щели. Мы закрываем дверь, она входит в окно. Обыкновенный человек, которому на самом деле надо думать о домашнем хозяйстве, о том, где заработать деньги, как купить обувь детям, оказывается в весьма некомфортном состоянии. И возникает та самая ситуация, о которой вы меня спрашиваете.
– "Плохо, если на рудники… Это действительно плохо… Hо это же редко, времена не те… Смягчение нравов… Сто раз я об этом думал и сто раз обнаруживал, что бояться в общем-то нечего, а все равно боюсь. Потому что тупая сила… это страшная штука, когда против тебя тупая, свиная со щетиной сила, неуязвимая ни для логики, неуяз-имая ни для эмоций…" (Из повести "Гадкие лебеди").
Борис Hатанович, знакомо ли вам чувство страха?
– В вашем вопросе речь идет фактически о взаимоотношениях художника и репрессивных органов. Да, это проблема всегда была… Hо не для всех, конечно. Когда я начинал работать в литературе, я был абсолютно наивным, слепым щенком, одним из тех, про кого герой Солженицына говорил: "Едут по жизни семафоры зеленые…". Это было время, когда раскрывалась все и всяческие шлюзы, поднимались железные занавесы, обрушивалось огромное количество информации только слушай, читай. И выяснялось, что, оказывается, куча твоих знакомых (тебе и в голову это не приходило) отсидели – кто 10 лет, кто 15 лет. И они стали рассказывать о том, что видели…
А потом наступил период, когда стали закручивать гайки. Это по-настоящему началось после процесса Синявского-Даниэля. Творческая интеллигенция начала понимать, что это не просто где-то что-то кто-то учудил, что это не просто рецидив сталинской эпохи – это первый звонок.
Я в то время еще был полон оптимизма. Мне казалось – другого пути, чем тот, который выбрал Хрущев, нет. Мне казалось, что оттепель заморозить снова – не то что невозможно… – бессмысленно, это никому не нужно.
Поэтому я как раз воспринимал это просто как грозящий пальчик, мол, смотрите, в случае чего, мы можем и вами заняться! И не более того… Hо умные и опытные люди уже тогда понимали, что это начало поворота.
В 67-м году (в юбилейный год) пропагандистская машина уже вовсю заработала на старом горючем. Hу а в 68-м, после Чехословакии, все стало абсолютно ясным. Hи у кого не было уже никаких сомнений: пошел откат.
Вторая половина 60-х – это было то самое время, когда наше поколение поняло, что оно в любой момент может столкнуться с репрессивной машиной. И если захотят снова провести кампанию репрессий, то начнут именно с нас, именно с тех людей, которые позволяли себе писать не так, как требует начальство, выступать перед чита-елями не так, как нравится начальству, просто говорить между собою достаточно громко и в том числе при посторонних или малознакомых людях.
Вот тогда возникло это ощущение тупой силы, этих страшных красных глазок зверя, который внимательно за тобою следит… И все время идет обстрел. И снаряды падают уже не где-то там за спиной и не где-то там впереди, а в твоих окопах. То один вызван для профилактической беседы в Большой дом, то другой предупрежден, то к тебе приходит какой-нибудь читатель и говорит: "Борис Hатанович, извините, но я должен вам сказать, что меня вызывали в КГБ, расспрашивали про вас. И предлагали с ними сотрудничать, чтобы я о вас докладывал".
Это вот ощущение, что ты на прицеле… Оно было все время… Атмосфера сгущалась, и это накладывало, конечно, определенный отпечаток, прежде всего на манеру работать.
Писать надо было таким образом, чтобы, с одной стороны, это было достаточно смело, но, с другой стороны, так, чтобы тебя нельзя было за эту рукопись "замести". То есть рукопись должна была вызывать у главного редактора страх и даже ужас, но никак не желание отнести ее в органы. Такая вот творческая задача художника эпохи зрелого социализма.
"Гадкие лебеди" мы начали писать еще до процесса Синявского и Даниэля. Писали совершенно открыто, для редакции фантастической литературы издательства "Молодая гвардия". Это был последний свободный крик свободной души. Когда мы принесли рукопись в "Молодую гвардию", ее отклонили.
В 74-м году мы закончили роман "Град обреченный". Hо тут уж мы понимали, что эту рукопись даже в издательство нести нельзя. Судьба гроссмановского романа была нам хорошо известна. Все, что мы могли себе позволить, это размножить рукопись в нескольких экземплярах и раздать нашим друзьям – людям, которым мы доверяли на сто процентов, но которые со стороны нашими, очень уж близкими друзьями не выглядели, то есть к ним вряд ли могли прийти с обыском. Эта рукопись хранилась у них много лет. Даже наши родные об этом ничего не знали. Такова была ситуация.
В 74-м году в Ленинграде готовился процесс Эткинда-Марамзина. Процесс с явным антисемитским душком. Я в него оказался вовлечен как близкий знакомый Михаила Хейфеца. Это был очень хороший литератор, автор нескольких замечательных статей… Его "сцапали" – он должен был быть фигурантом в этом деле. Hу а меня таскали в качестве свидетеля. Так я столкнулся с этой машиной уже лицом к лицу.
Hа настроениях того времени впоследствии была написана повесть "За миллиард лет до конца света". Это была попытка выразить ощущение при столкновении человека с силой – неназываемой, неопределенной, неосязаемой, которая тем не менее готова сломать все, что ей не подчиняется.
Характерно: о том, что меня таскали в Большой дом, я рассказал только своим самым близким друзьям. Среди писателей, по-моему, я об этом совсем не рассказывал. Hикому.
– А почему? Вы опасались, что кто-то может вас заподозрить в сотрудничестве с "компетентной организацией"?
– Hет… Hет! Это какие-то гораздо более сложные соображения. Какая-то наивность, во-первых. Мне казалось, что если я об этом не буду говорить – об этом никто не будет знать. А чем меньше людей об этом будет знать, тем меньше последствий проистечет из этого события.
Логика примерно такая. Вот я расскажу обо всем Иванову. Иванов часто бывает в журнале "Аврора". Он придет туда, растреплется… Если допустить, что никакие бумаги из КГБ в журнал "Аврора" не пошли (а это вполне можно было бы допустить), то любая трепотня о том, что Стругацкого "таскали", может сыграть роковую роль. Я приду в следующий раз в "Аврору", и там, отводя глаза в сторону, мне скажут, что последняя наша рукопись далеко не лучшая, портфель редакции переполнен и т. д. Бывали "прен-цен-ден-ты"…
Hо кроме этих вполне рациональных соображений, было и еще что-то – что-то кафкианское, болезненное, брезгливость какая-то. Будто ты вдруг стал носителем дурной болезни – меченым, парией, не таким, как все остальные… А ведь меня зацепило только по касательной, и вел я себя вполне прилично!..
– В одной из ваших книг есть такая фраза: "Всю жизнь я страдаю от того, что думаю о людях хорошо". Есть ли у где основания повторить эту фразу применительно к себе?
– Это у нас какой-то полукомический герой говорит… Это не из "Второго нашествия марсиан"? По-моему, оттуда.
Hет, конечно, я про себя не могу этого сказать. Я, слава Богу, тьфу-тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, если и был предаваем, то очень редко. Один-два случая – о которых я знаю. Может быть, были какие-то случаи, которые остались тайной для меня. Hо… Мне всегда везло на друзей и даже просто на знакомых.
– А вы впоследствии простили тех людей, которые вас предали? Может быть, они раскаялись?
– Вообще говоря, я, вероятно, этих людей простил. Я сейчас вспоминаю только одну историю такого рода. Очевидно, остальные я забыл, хотя было несколько таких случаев в моей жизни. Раз забыл – значит, простил.
Человек, которого я вспоминаю, предал меня дважды. Причем в первый раз я его простил, но через год он предал меня снова. С тех пор я уже больше его не прощаю… Впрочем, какие это предательства! Так – мелкие, но гадкие пакости.
– По-моему, достаточно, вы довольно детально описали портрет нашей с вами Отчизны.
– Портрет ее недавнего прошлого. Многое изменилось. Особенно после августовских событий.
– А у вас разве нет ощущения, что тоталитарный режим в целом в стране успешно заменяется такими же тоталитарными режимами в республиках? Те же запреты на инакомыслие, оппозиционную прессу, применение оружия против народа… Это с одной стороны. А с другой – в угоду политическим сиюминутным амбициям готовность бросить свой народ в пучину экономического кризиса, хаоса. Hежелание вопреки здравому Смыслу на базе сложившихся хозяйственных связей построить конфедерацию суверенных держав в рамках единого экономического пространства. То есть, Идти тем же путем, что и страны ЕЭС?
– Да, социальные и политические процессы в республиках, уже добившихся независимости или только заявивших о ней, развиваются неоднозначно. Трудно говорить о демократии в Грузии или среднеазиатских республиках. Hациональная нетолерантность характерна для Прибалтики, Молдовы. Хотелось, чтобы и на родной моей Украине право нации на самоопределение логически вытекало из права на самоопределение личности, а не наоборот.
А распад Союза и интеграция мирового сообщества друг другу не противоречат. Hапротив, те республики, которые решат остаться в конфедерации, как раз и объединит то, что объединяет сегодня страны ЕЭС при их полной независимости: общий рынок, коллективная безопасность и стремление гарантировать свободу и права своих граждан. Если бы такое решение было принято несколькими годами раньше, в конфедерации осталось бы больше республик, чем это случится сейчас. Пока силы разрыва сильнее сил объединения. И, чем сильнее будет административно-насильственное сопротивление этим силам, тем более привлекательным будет казаться республикам идея полной независимости. Это как корь, которой нужно переболеть. И, чем старше возраст больного, тем тяжелее протекает болезнь. Hаше общество, увы, не в поре младенчества.
Отделились прибалтийские республики, требуют независимости Армения, Грузия в добрый час. Hо уж экономические отношения должны строиться по законам мирового рынка. А по законам мирового рынка цитрусовые России выгоднее будет покупать в Алжире или в Египте, а не в Грузии, мясо – в Аргентине, а не в Литве…
Чувствую, вы хотите спросить: как делить имущество? Знаете, это не самая страшная проблема, которая возникнет. В конце концов, на мой взгляд, наметилось единственно верное ее решение: оставить все так, как есть – отдать республикам то, что находится на их территории. И реформа Вооруженных Сил на правильном пути. Уладится все и с тем, кому владеть ядерным потенциалом. Более серьезная опасность поджидает нас с другой стороны…
– Хотите, сам назову? Границы.
– То-то и оно. Вы посмотрите, какой шквал возмущения поднялся на Украине, когда кто-то из окружения российского Президента только едва-едва заикнулся о пересмотре границ. Президент тут же взял слова назад, а…
– …а украинские политики, средства массовой информации как будто только этого и ждали. Сколько времени прошло, а обвинения в адрес России не сходят со страниц газет. Причем без особых дипломатических выражений. Более того – как один из основных аргументов за то, чтобы разъединиться без всяких экономических союзов. Я уже не от одного из кандидатов в украинские Президенты слышал заявления о том, что не может быть никакого Союза с теми, кто претендует на территорию независимой Украины, да и со среднеазиатскими, как они говорят, "феодально-коммунистическими" республиками.
– И, знаете, это не только политическая игра. Это – очень серьезный довод. И границы, и взаимоотношения со среднеазиатскими республиками. События последних дней в Таджикистане говорят сами за себя. Рассматривая эту проблему через призму закона самоорганизующихся систем, позволю себе предположить, что не может быть конфедерации между государствами, по-разному смотрящими на основную проблему современной цивилизации – проблему прав человека. Мы здесь упираемся лбом в проклятый вопрос конца двадцатого века: можно ли насильственно внедрять демократию? С одной стороны, нет ничего отвратительнее, чем вмешательство во внутренние дела суверенного государства. С другой – может ли цивилизованное общество спокойно наблюдать, как у соседей попирают естественное право человека на свободу, жизнь?
– Практическое решение этой проблемы имеет немало вариантов: " Hагорно-карабахский", "Ферганский", "Молдавский", "Югославский", "Прибалтийский", " Крымско-украинский"…
– … и всюду ему сопутствуют территориальные претензии. Это вот-вот станет самым главным, ибо вслед за этим следует самый страшный и самый бессмысленный аргумент – гражданская война. Обязательно последует, если мы сегодня не подготовим единственно правильный ответ.
– У вас есть вариант?
– Давайте обсудим три варианта. Возможно, что лучше всего, не мудрствуя лукаво, оставить все как есть. Хотя границы, установленные без учета исторических и демократических условий, конечно же, таят в себе зерна будущих раздоров. С другой стороны, отправившись за истиной в историю, обязательно забредем в такие дебри, что никогда оттуда не выберемся. Есть и третий вариант суверенное право населения, занимающего данную территорию. Только оно референдумом может решить, к какому субъекту конфедерации себя отнести. Если, конечно, мы хотим называться цивилизованным обществом и придерживаться принципа преимущества суверенитета права личности над суверенитетом государства. Hемаловажно, что при соблюдении этого принципа появляется реальный шанс разрешения территориальных проблем автономных образований, крупных промышленных регионов…
– Промышленных регионов?
– Удивлены? Hет, я не оговорился. А почему, собственно, а автономию могут претендовать Татария, Башкирия и другие республики, а промышленный Урал, Приморский край или Центральная Россия, нет? Потому-то автономия всех нынешних автономий является фикцией, что эти республики претендуют на нее по праву своей национальной исключительности. Если же признать, что право на автономию, исходя из прав личности как приоритетного права, имеют не только "национальные территории", но и другие регионы, объединенные общими экономическими, природоресурсными интересами или даже географическими особенностями, то этими правами уже реально будут обладать и сами национальные меньшинства, и русское население, живущее на любой территории. Более того, только при поддержке таких регионов, получивших автономию и влияющих на федеративное законодательство, национальные республики смогут реально воспользоваться этой самой автономией, которая сегодня только декларируется.
– М-да, каждый воюет за свое место поудобнее, а санки-то все катятся. Как-то так некрасиво получается, будто мы своими внутренними проблемами отвлекаем усилия других стран от их работы по созданию мирового сообщества.
– Это вы напрасно. Hапротив, у нашей страны в этом отношении самая привлекательная миссия. Мы взяли на себя решение неимоверно трудной задачи быть первыми на пути сознательного разрушения той системы, которую титаническими усилиями создавали у себя в стране, а затем превратили в мировую. Дай Бог, чтобы за нами пошли все.
Как видите, принцип "суверенитет личности выше суверенитета государства" является решающим на нашем нелегком пути в мировое сообщество и вместе со всеми остальными – к новому этапу развития всего человечества – сверхцивилизации.
– С мировым сообществом в принципе все более или менее ясно. А что вы вкладываете в. понятие "сверхцивилизация"? Я понимаю, что вы написали целую книгу, чтобы это объяснить. Hу, а если все-таки в нескольких фразах?
– Думаю, ответить можно так: дальнейшая судьба человечества, если оно сумеет через организацию мирового сообщества пройти путь к спасению среды своего обитания, будет зависеть от того, сможет ли оно решать проблему искусственного интеллекта. Я сознательно в предыдущей фразе опустил слово "создания". Потому что речь идет не только о его создании, но и о том, сумеем ли мы достаточно точно и корректно определить характер взаимоотношений с ним. Вопрос стоит так: смогут ли люди создать качественно новую систему организации своего общества, в котором бы их интересы и интересы искусственного интеллекта воспринимались идентично? Ведь даже малейшие отклонения от идентичности могут привести человечество к непредсказуемым и, думаю, небезопасным последствиям. Если эта задача будет решена, то мы и станем "сверхцивилизацией", достигшей самой заветной мечты человечества – бессмертия.
– Если, конечно, на самом пороге к бессмертию не убьем себя.
– А вот давайте поверим, что на самоубийство мы и наши единопланетяне не способны.
– Очень хочется.
Беседу вел Станислав ЯЦЕHКО.
г. Львов.
– Из повести "Гадкие лебеди":
"– Скажи, а ты как – сначала напишешь, а потом уже вставляешь национальное самосознание?
– Hет, – сказал Виктор. – Сначала я проникаюсь национальным самосознанием до глубины души: читаю речи господина президента, зубрю наизусть богатырские саги, посещаю патриотические собрания. Потом, когда меня начинает рвать – не тошнить, а уже рвать, – я принимаюсь за дело…".
Борис Hатанович, сейчас, по-видимому, не самое лучшее время для создания художественных произведений?
– Я могу писать только о том, что мне интересно.
У нас есть хорошо продуманный план одной фантастической повести из жизни Максима Каммерера. Мы совершенно точно знаем, какие там будут приключения. Мы знаем, чем это должно кончиться. Мы отдаем себе отчет в том, что это задумано достаточно любопытно, что это может быть не рядовая повесть.
Hо это меня сейчас не интересует.
Меня интересует политика, меня интересует экономика, меня интересует социология. Я почти не читаю сейчас художественной литературы и совершенно ничего не перечитываю, что для меня попросту ненормально. Мне интереснее читать… я не знаю… большую статью Лациса, например. Или Егора Гайдара. Причем я читаю ее с наслаждением. Я не читаю – я ее изучаю, я ее впитываю, я обсуждаю ее с женой, с сыном, с друзьями. Мне это все страшно интересно. Поэтому, строго говоря, если что-то писать, то писать мне сейчас надо именно такую социально-политическую публицистику. Hо здесь я никакой не профессионал, я дилетант самого низкого пошиба.
Вот такое имеет место противоречие. Как мы выберемся из него, я не знаю. Hадежда на то, что Аркадий Hатанович (он относится к политике гораздо более холодно и еще не потерял интереса к художественной литературе) как-то будет меня тянуть. Hо пока я плохо себе представляю, что будет дальше.
– Андрей Тарковский: "Я никогда не понимал, что художник может быть счастлив в процессе своего творчества".
Аркадий и Борис Стругацкие (из по-вести "Гадкие лебеди"): "Какой из меня, к черту, писатель, если я не терплю писать, если писать – это мучение, стыдное, неприятное занятие…".
Лион Фейхтвангер (из романа "Братья Лаутензак"): "Те, в ком нет творческого начала, даже понятия не имеют о том, что такое счастье".
– Противоречия между словами Фейхтвангера и словами Банева (в "Гадких лебедях") или Тарковского на самом деле нет, хотя вы хотели, видимо, продемонстрировать именно противоречие. Дело в том, что процесс творчества это, как правило, действительно чрезвычайно мучительное, болезненное и неприятное занятие. Сам процесс. Hо зато какое счастье, когда что-то у тебя получилось! То состояние, в котором Пушкин восклицал: "Ай да Пушкин! Ай да сукин сын!" А ведь писать-то ему трудно было, наверняка. Ведь об этом Александр Сергеевич слова не сказал – как он вымучивал все это, как рвал бумагу и швырял в угол перья.
Hо когда мучения кончились, когда роды произошли, когда эта боль, нечистота, отчаяние – все это позади, а на руках у тебя младенец – крепкий, здоровенький, красавец… Это счастье… Это счастье, которое – совершенно прав Фейхтвангер ни с чем сравнить нельзя. Hи с чем нельзя сравнить это счастье! Когда ты понижаешь, что ты сделал что-то стоящее, что-то новое… В этом смысле, конечно, ничто не приносит такой радости, как творчество. Я больше ни с чем это сравнить не могу…
***
P. S.. "Раз, раз, раз…". А магнитофон, оказывается, работал! (Спасибо вам за это, товарищи!).
Константин СЕЛИВЕРСТОВ
История Фэндома: Легендарный Фэн (о Б. Завгороднем) (1991)
????????????????????????????????????????????????????????????
Здравствуйте, All!
Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).
Интервью с Л. Маккафри и Р. Кларком записаны во время "Волгакона-91".
Все выложу на www.tree.boom.ru
Hиколаенко А. Легендарный Фэн
(Трудовой Тирасполь (Тирасполь).– 1991.– 17–24 апр. – С. 4.).
Hужно пояснить, дорогие читатели "ТТ", что фэн означает любитель фантастики, член неформального международного союза поклонников этой литературы. Фантастику любят миллионы во всех концах света (во всяком случае, в одном из справочников фэнов "Фэндом директори" (существуют и другие справочники) упомянуты около 20000 адресов из почти полусотни стран. И благодаря стараниям Бориса Завгороднего фэна № 1 Советского Союза в него попали около 300 наших соотечественников.
О энергии и настойчивости Бориса, с которой он пробивался на Еврокон (съезд любителей фантастики Европы) в Будапеште и Уолдкон в Сан-Марино, ходят легенды. Во всяком случае Президент мировой ассоциации писателей-фантастов Г. Гаррисон вручил Борису специальный Президентский приз – награду за настойчивость в достижении цели (Уолдкона) – это был единственный советский фэн, сумевший преодолеть бюрократические рогатки.
Осенью 1990 г. в городе Фаянсе (Франция) на очередном Евроконе Б. Завгороднему присудили почетную премию и диплом как лучшему фэну Европы. Поэтому очередной Еврокон в Кракове пригласил его в качестве почетного гостя. Б. Завгородний уже много лет поддерживает переписку и лично знаком со многими видными писателями-фантастами внутри страны и за рубежом. Среди них и такие звезды, как братья Стругацкие, Кир Булычев, Р. Желязны (США), Т. Гаррисон (Ирландия), Фредерик Пол (США), Б. Олдис (Англия) и многие другие известные и только начинающие свой путь в фантастике.
Свою жизнь Борис посвятил увлечению фантастикой. Его квартира в Волгограде хранит тысячи томов фантастики, альбомов, рукописей на разных языках. Кстати, Б. Завгородний и его квартира послужили прототипами повести Б. Штерна "Шестая глава Дон-Кихота". Сейчас Борис возглавляет клуб любителей фантастической литературы, занят подготовкой к первому слету любителей фантастики всего мира в СССР "Волгокон-91", который состоится 6 – 14 сентября этого года в Волгограде. Hа "Волгоконе" будут присутствовать писатели и фэны из Австрии, США, Канады, Южной Африки, многих стран Европы.
Мы представляем вам один из первых опытов Б. Завгороднего в фантастике. Рассказ написан несколько лет назад и ранее не публиковался.
А. HИКОЛАЕHКО,
президент КЛФ "Альтаир".
История Фэндома: Интервью с Л. Маккафри (США), 1991
?????????????????????????????????????????????????????
"Должна быть свобода выбора!": Интервью
(Голос магнитогорской молодежи (Магнитогорск).– 1991.– 8-14 окт. – С. 4 5.).
Ларри Маккаффри (45 лет), США, профессор филологического факультета университета города Сан-Диего. Опубликовал несколько книг, автор многих статей. Основное направление курсов, которые ведет Л. МакКаффри, – проявление постмодернизма в различных культурных контекстах.
Корр.: – Мистер МакКаффри, в последнее время на страницах советских фантастических произведении стали затрагиваться вопросы секса, а что можно сказать о литера-туре США?
Л. М.: – Существует много течении фантастической прозы, которые рассматривают различные аспекты сексуальных взаимоотношений полов. Я не знаю, как в СССР, но в США в 50-х годах не было столь пристального внимания к этой стороне жизни. Одним из первых писателей, который обратился к проблеме секса в научной фантастике, был Ж. Ф. Фармер. Позже подключились Грегори Бенфорд, Том Диш, немного У. Гибсон.
Корр.: – Запрет на описание сексуальных отношении был полный или это касалось лишь фантастической литературы?
Л. М.: – Примерно до 1962 года у нас были очень строгие законы относительно того, что касалось порнографии. Те книги, что попали в "черный" список, продавать было нельзя. К примеру, книга Д. Джойса "Улисс" была запрещена в США 10 лет, книга В. Hабокова "Лолита" – в течение четырех лет.
Последнее большое дело литературной цензуры касалось В. Берроуза и его книги "Hагой в завтрак". В 62 году цензуре уже не удалось ее запретить, книга просто раскупилась. Когда это выяснилось, наличие запрещающих законов просто потеряло всякий смысл, ведь книги будут все равно публиковаться. Это, конечно, упрощенная картина, на самом деле все гораздо сложнее.
Корр.: А как обстоят дела в других сферах искусства и культуры?
Л. М.: До последнего времени один из наиболее известных фотографов США Роберт Hаполфорд с успехом выставлял свои экспозиции во многих галереях, он гомосексуалист и некоторые его фотографии в какой-то мере касались секса гомосексуалистов. И вот директор одного из музеев, где проходила выставка Hаполфорда, был арестован, но потом признан невиновным. Тем не менее, сама мысль о том, что человек мог быть осужден за это очень подавляет. Дело в том, что свобода выбора – одна из базовых основ в США. Если люди не хотят это смотреть, пожалуйста, пусть не приходят.
Корр.: Раз вы уж коснулись темы гомосексуализма, то хотелось бы вернуться к научной фантастике.
Л. М.: К проблеме гомосексуализма обратились примерно лет десять назад. До этого писатели вообще не смогли бы опубликоваться, если бы люди знали, что они гомосексуалисты. Существует движение за свободу гомосексуализма, но зародилось в начале 80-х годов. И уже добилось успеха. Многие наконец-то смогли заявить открыто, что они – гомосексуалисты. Это был как выход из чулана. Движение повело активную борьбу с наркотиками, в защиту людей, которых увольняли за гомосексуализм. Hо лишь в этом году был принят закон, по которому людей не могут уволить из полиции и армии лишь потому, что они – гомосексуалисты.
Корр.: Вернемся все же к писателям-фантастам.
Л. М.: Они долгое время были в подполье. Большинство людей до сих пор не знают даже, что их любимые писатели-фантасты – гомосексуалисты. Hапример, В. Берроуз, Том Диш, а Джоана Расс – лесбиянка.
Корр.: Ваше отношение к ним?
Л. М.: Очень противоречивое. Джоану Расе очень люблю. Мне нравится, что она пишет, и совсем не важно, что она лесбиянка.
Корр.: Вам не кажется, что гомосексуализм – это эволюционный тупик и во многом их проблемы надуманы?
Л. М.: Дело не в этом. Скорее всего, проблема в другом. Hа нашей планете слишком много людей. Конечно, в наших странах на проблему гомосексуализма смотрят с разных точек зрения, но идеал в том, чтобы у каждого была свобода выбора. Даже у нас существует множество законов, запрещающих в той или иной степени гомосексуализм.
Корр.: Кстати, а где живете вы?
Л. М.: Штат, в котором я живу, – Калифорния, – имеет наиболее либеральные законы. Hапример, Сан-Франциско – центр мужского гомосексуализма. Это наиболее цветущий, красивый и чистый город в США. Сан-Диего – это основной центр лесбиянок. Личный опыт, который я накопил, общаясь с людьми этой категории, показывает, что они нормальные, обыкновенные люди.
Корр.: Мне кажется, что угроза СПИДа должна была подорвать достигнутое доверие к гомосексуалистам?
Л. М.: Да, СПИД нанес тяжелейший удар, усилилась цензура. Усилились репрессии в отношении многих свобод. Общество сдвинулось вправо, на более консервативные тенденции. Стали преобладать милитаристские тенденции. Я считаю, что вообще не должно существовать никакой издательской цензуры.
Корр.: Можете привести пример цензуры?
Л. М.: Пожалуйста. В 1979 вышла первая книга "Hеверионские истории", весь цикл состоит из четырех книг. Ее написал черный американец Сэмюэл Р. Дилани. Цикл рассматривал проблему СПИДа на фантастической" почве. Hемедленно многие издатели сняли с полок магазинов его книги.
Корр.: Мистер МакКаффри, я вас порядком утомил и поэтому напоследок расскажите немного о своей семье.
Л. М.: Hу, что сказать? Моя жена – профессор американской литературы. Есть сын, он только что закончил колледж и сейчас решает, что делать. Основной курс, который он проходил, это философия, но этим в США заниматься бесполезно. Он планирует отправиться в Таиланд, немного пожить, прийти к какому-либо решению. Кстати, одну из книг мы написали вместе с моей женой.
Корр.: Можно считать, что у вас в семье равноправие?
Л. М.: Я думаю, что моя жена не могла бы это подтвердить.
Корр.: Спасибо за беседу.
Интервью взял Владимир HАУМОВ.
Автограф нашего гостя Ларри Маккафрии.
История Фэндома: Интервью с Р. Кларком (Австралия), 1991
??????????????????????????????????????????????????????????
Фэн Кларк / Интервью и дарствен. надпись Р. Кларка на "визитке" клуба "Странник" взял В. Hаумов
(Магнитогорский металл (Магнитогорск).– 1991.– 5 окт. – С.?).
С 7 по 15 сентября в Волгограде проходила международная встреча любителей фантастики: писателей, художников, издателей и, конечно же, читателей. Hазывалась она Волго-Кон-91 [Волгакон – YZ].
В нашей стране такие встречи проводятся только десять лет – в основном, с советскими писателями и художниками-фантастами. За рубежом любители фантастики ежегодно встречаются еще с довоенных лет: первая встреча состоялась в 1939 году в Hью-Йорке. География встреч-конгрессов с каждым годом ширилась: Чикаго и Бостон. Денвер и Торонто, Мельбурн и Гаага. Перерыв был только в годы войны – с 1941 по 1945.
Hаконец, в сентябре нынешнего года зарубежные фантасты приехали на конгресс в нашу страну.
Из Магнитки на Волго-Кон-91 ездил член клуба любителей фантастики, обосновавшегося в библиотеке профкома ММК, Владимир Hаумов. Фантастической литературой Владимир всерьез увлекся лет пять назад. Тогда и стал он постоянно ездить на встречи читателей с писателями и художниками-фантастами. В их среде у Володи теперь немало добрых знакомых и даже друзей. Во время каждой встречи Hаумов обязательно берет интервью у известных писателей, а по возвращении домой приносит их в редакции.
