Текст книги "История Фэндома (КЛФ - 9)"
Автор книги: Юрий Зубакин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 21 страниц)
История Фэндома: Интервью с А. Стругацким (1982)
"Лучше всего мы знаем самих себя…"
(Магнитогорский рабочий (Магнитогорск).– 1991.– 25 окт. – С. 3.)
– Правда ли, что все герои ваших произведений взяты из жизни?
– С самого начала наша с братом работа была реакцией на нереалистичность фантастической литературы, выдуманность героев. Перед нашими глазами – у меня, когда я был в армии, у Бориса Натановича в университете, потом в обсерватории проходили люди, которые нам очень нравились. Прекрасные люди, попадавшие вместе с нами в различные ситуации. Помню, например, как меня забрали на остров Алаид с четырьмя ящиками сливочного масла на 10 дней. И без единого куска сахара и хлеба. Были ситуации и хуже, когда тесная компания из 4–5 человек вынуждена была жить длительное время в замкнутом пространстве. Вот тогда я впервые испытал на собственной шкуре все эти проблемы психологической совместимости. Достаточно было одного дрянного человека, чтобы испортить моральный климат всего маленького коллектива. Были и такие коллективы, когда мы заведомо знали, что имярек плохой человек, но были к этому готовы и как-то его отстраняли от своих дел. Я хочу сказать, что нам было с кого писать своих персонажей. И когда мы с братом начали работать, нам не приходилось изображать своих героев с какими-то выдуманными характерами и чертами. Они были уже готовы, они уже прошли в жизни на наших глазах, и мы просто помещали их в соответствующие ситуации. Скажем, гоняться за японской шхуной на пограничном катере – дело достаточно рискованное. А почему бы не представить этих же людей на космическом корабле? Ведь готовые характеры уже есть. Мы, если угодно, облегчили себе жизнь. Конечно, по ходу нам приходилось кое-что и изобретать. Но это не столько изобретения, сколько обобщения некоторых характерных черт, взятых у реальных людей и соединенных в один образ. Это соединение остается нашим принципом, мы будем продолжать и впредь так, потому что принцип довольно плодотворный.
– Кто соединился в образ, скажем, Кандида в "Улитке"?
– Кандид и Перец – образы в какой-то степени автобиографические. Вообще-то автобиографические образы – это у нас довольно частое явление. Как бы хорошо мы ни знали своих близких, лучше всего мы знаем все-таки самих себя. Уж себя-то мы видели в самых различных ситуациях.
– Бывают ли случаи, когда вы не знаете, чем кончится произведение? Например, "Жук…", предполагает несколько концовок?
– Мы всегда знаем, чем должна кончиться наша работа, но никогда еще в истории нашей с братом деятельности произведение не кончалось так, как мы его задумали, т. е. мы всегда знаем, о чем пишем, и всегда… ошибаемся. Причем это выясняется не в конце, а где-то в середине вещи.
– Не влияют ли ваши прошлые произведения на будущие? Нет ли некоторой творческой инерции?
– Как они могут влиять? Новое произведение всегда означает новую проблему. Если мы, конечно, не топчемся на месте сюжета ради, как это случилось с "Островом" и "Парнем". Это все на одну тему написанные вещи. Новых проблем в "Парне" никаких нет, нас там интересовала, в основном, атрибутика.
– А с чего начинался "Пикник"?
С "Пикником" было несколько необычно, потому что нам вначале понравилась идея пикника. Мы однажды увидели место, где ночевали автотуристы. Это было страшно загаженное место… И мы подумали: каково же должно быть там бедным лесным жителям? Нам понравился этот образ, но мы не связывали его ни с какими ситуациями. Мы прошли мимо, поговорили, и – лужайка исчезла из памяти. Мы занялись другими делами. А потом, когда возникла у нас идея о человечестве такая идея: свинья грязь найдет – мы вернулись к лужайке. Не будет атомной бомбы – будет что-нибудь другое… Человечество на его нынешнем массово-психологическом уровне обязательно найдет, чем себя уязвить. И вот когда сформулировалась эта идея – как раз подвернулась, вспомнилась нам загаженная лужайка.
– А что вы можете сказать о герое "За миллиард лет…"?
– Вы его уже знаете. В какой-то степени он списан со всех нас. Помните, там речь идет о папке? Прочитав эту вещь, вы не задавали себе вопроса: "А что бы я сделал с этой папкой?" Мы дали ответ словами героя: "Если я отдам папку, я буду очень маленьким, никуда не годный, а мой сын будет обо мне говорить; да, мой папа когда-то чуть не сделал большое открытие. И все подлости начнут делать и коньяк пить. Если же я папку не отдам, меня могут прихлопнуть. Выбор…".
– Значит, для вас проблема выбора самая главная?
– Вот-вот-вот. Мы нечувствительно – мы, Стругацкие – писали именно об этом, но долгое время не осознавали, что сие именно так. Писали – повторяюсь нечувствительно, а оказалось, что главная тема Стругацких – это выбор. И осознали мы это не сами, нам подсказала… один знакомый подсказал.
– Когда вы начали писать научную фантастику?
– Фантастику мы любим читать с детства. И поэтому неизбежно должны были начать работать в фантастике. Но, в общем-то, поначалу это была героическая литература, литература героев. О рыцарях без страха и упрека. И без проблем, я думаю. "Страна багровых туч" – ну какая там проблема? Сели, полетели. Трудно сказать что-либо о начале нашей деятельности, о том, когда именно мы начали работать… Первое наше произведение было реакцией на состояние фантастики в нашей стране… Уж очень плохо тогда было с фантастикой…
– Откуда вы берете фамилии своих героев? Например, Лев Абалкин? – С Абалкиным прекрасно помню, что получилось. Почему Лев? По одной простой причине у нас не было еще ни одного героя по имени Лев. А Абалкин… помню, Боря сидел, облокотившись на газету, глянул на текст и прочитал "Абалкин". Давай, говорит, назовем: Лев Абалкин. Так и сделали.
– А Мбога?
– Тоже помню. Понадобилось нам имя африканского пигмея. Я звоню человеку, у которого есть БСЭ, и прошу: "Посмотри Африку. Какие племена ее населяют?" Отвечает: "Например, мбога". Ага, говорим мы себе, Мбога…
– А Каидид?
– Кандид, естественно, не случайное имя. Кандид, конечно, связан с вольтеровским Кандидом. Но на другом уровне и по другому поводу. Каммерер? Каммерер, товарищи, это вообще хохма. Никакой он не Каммерер на самом деле, а Ростиславцев. Вызывает меня главный редактор Детгиза и говорит: "Знаешь, есть вот тут претензии, сделай-ка ты своего героя немцем". "А почему немцем?" "Так лучше будет – немцем". Я Борису пишу: "Делай немца давай". Откуда он вытащил эту фамилию – Каммерер – я совершенно не знаю.
– Интересно, почему вы так не любите пришельцев? То есть почему, по-вашему, они непременно должны нести какую-то угрозу Земле) Например, Странники в "Жуке". Почему вы пугаете читателя пришельцами, хотя, по идее, они должны пугаться тем, что происходит у нас на Земле. Ведь самая большая угроза человечеству – сам человек…
– Ошибка. Вот типичный методологический просчет. Где и когда я говорил, что даю хоть ломаный грош за инопланетный разум? Не нужен он мне. И никогда не был нужен. А когда мы пугаем, как вы говорите, мы имеем в виду совершенно определенную цель: нечего надеяться на них. Есть они или нет, а надеяться на них нечего. Выбили религиозные костыли у людей – вот теперь и ходят-прыгают на одной ноге: "Дай нам, Господи", "Барин к нам приедет – барин нас рассудит". Вот что нужно выбивать из читателя. Вот эту глупую надежду надо выбивать.
– Почему в ваших произведениях, как правило, только главные герои, почему нет женщин "на главных ролях"?
– Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами в мире. Они знают что-то такое, чего не знаем мы. Вот в Японии в начале нашего тысячелетия существовало два строя – матриархат и патриархат одновременно. Женское начало взяло верх. Так и осталось в иерархии богов: верховный бог женщина, подчиненный – мужчина. Повторяю – и за себя, и за своего брата: женщины для нас самые таинственные существа. И повторяю, что сказал Л. Н. Толстой: все можно выдумать, кроме психологии. А психологию женщины мы можем только выдумать, потому что мы ее не знаем.
– Определенные ваши вещи, можно сказать, написаны с пессимизмом. Чем это можно объяснить? Вы на самом деле пессимистически смотрите на развитие человечества?
– При чем здесь развитие человечества? Пессимизм, если он и есть, происходит не от развития человечества, а от того, что мне уже 57 лет. Будь мне сейчас двадцать, не было бы никакого пессимизма. Я-то ведь с двадцать пятого года, а Борис с тридцать третьего…
Март 1982 г.
История Фэндома: Интервью с Б. Стругацким (1991)
Б. Стругацкий: "Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные препятствия!" / С писателем фехтовала Н. Грачева
(Крокодил.– 1991.– авг.– № 22 (2716). – С. 2.)
Каждый знает, что братья Стругацкие – это фантастика. А сегодняшний наш поединок можно назвать полуфантастикой – мы фехтуем с одним из братьев – тем, который живет в Ленинграде.
– Борис Натанович, вы не хотели бы сделать кого-нибудь из современных политиков героем своего романа? Скажем, как особо яркую личность?
– Увы, я отношусь к ним только как к носителям определенных политических программ. Так что извините – это герои не нашего романа.
– Что фантастического вы ожидаете в будущем?
– Мне кажется, впереди дремучий реализм. Нет ничего более прозаического, чем рыночная экономика. Причем с каждым годом будет все хуже. А в один прекрасный момент мы заметим, что стало лучше.
– Потому что все-таки начнется фантастика?
– Фантастикой мог бы показаться момент, когда ситуация перестанет ухудшаться. Вот безболезненный переход из одного состояния в другое действительно был бы фантастикой.
– Почему же переход будет таким тяжелым?
– А потому, что мы не умеем работать. Мы семьдесят с лишним лет ходили не на работу, а на службу, получали не заработную плату, а жалованье. Мы научились угождать начальникам и совершенно не умеем угождать потребителям нашего труда. Система всеобщего холопства приучила нас, с одной стороны, делать что прикажут, а с другой – лопать что дают.
– А кому же угождал самый большой начальник?
– Самым большим начальником был СТРАХ. Боялись все – с самого низа до самого верха. Сталин, скажем, тоже оставался рабом той системы, которую создал, и делал то, что вынужден был делать. Страх – это неплохой стимул для работы, но не единственный и далеко не самый лучший. По-настоящему производительно работать можно только ожидая пряника, а не кнута.
– Но давайте все-таки попробуем оторваться от реальности. Скажите, чему бы вы могли удивиться? Вот, к примеру, вышли вы из дома…
– Меня очень трудно удивить. Все фантастическое, что существует на свете, я, по-моему, уже представил в воображении. Летающие тарелки? Было. Телекинез? Надоело. Рог изобилия на углу? Описано неоднократно. Так что пусть вокруг будет проза жизни. В булочной – хлеб. В Гастрономии – гастрономия. На бензоколонке бензин. Вот такая ситуация, может быть, и вызвала бы у меня удивление.
– Ну это что! А вот представьте: в булочной нет хлеба. В гастрономе пусто. С бензином – напряженка. Да плюс еще горячую воду отключили…
– Так что же тут удивительного?
– А вы представьте, что все это – в Америке!
– Да-а. Тут бы я, конечно, удивился…
– Вот видите: что нам запросто, то американцу не по зубам! А ленинградцы и вообще народ особый. Кстати, сейчас заметны какие-нибудь различия между двумя столицами в плане, так сказать, телесной пищи?
– Москва всегда подкупала меня бодростью. Я имею в виду чай "Бодрость", я его очень люблю. А Ленинград, насколько я знаю, всегда поражал москвичей обилием кур на прилавках – в нашей области было хорошо налажено их производство. Но сейчас эти различия исчезли.
– В Ленинграде появился чай, а в Москве…
– Нет, наоборот, и то, и другое пропало.
– Что же вас утешает?
– Прожитая жизнь. Ничто не внушает такого оптимизма, как преодоленные трудности! А наш народ преодолел столько этих препятствий, что просто обязан быть оптимистом!
С писателем фехтовала Н. ГРАЧЕВА.
История Фэндома: Интервью с В. Кузьменко, 1991 (1)
Здравствуйте, All!
Посылаю некоторые материалы из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск).
Статьи выложу на www.tree.boom.ru
Яценко С. Плоды познанья с «древа жизни»: Интервью с автором перед выходом книги
(Книжное обозрение (Москва).– 1991.– № 17. – С. 3.)
Уважаемые читатели «КО»! Первая книга трилогии В. Кузьменко «Древо жизни» была обещана вам в марте-апреле. Но производственная деятельность всех предприятий, в том числе и полиграфических, поставлена в такие условия… Так что выход книги задерживается примерно до июня с. г. В то же время в редакцию продолжают поступать письма с просьбой подробнее рассказать об авторе этого фантастического романа, намерен ли он продолжать свою эпопею, какие произведения им написаны еще. Журналист и литератор С. Яценко, рекомендовавший книгу В. Кузьменко «Книжному обозрению» и знакомый со всем его творчеством, согласился встретиться с Владимиром Леонидовичем и побеседовать. Надеемся, что содержание беседы удовлетворит законное любопытство наших читателей.
– Должен признаться вам, Владимир Леонидович, что лично я такого безусловного успеха не ожидал. Тем более что "КО" опубликовало лишь первую книгу трилогии. На мой взгляд, она не может дать полного представления о том, что я считаю главным в вашей книге – философской концепции устройства общества…
– Да, несмотря на то, что фрагмент кажется более или менее законченным, он только намечает главные проблемы, в нем заложены лишь основы концепции бессмертия, создания искусственного интеллекта…
– Видите ли, когда я прочитал первую часть, то подумал: вот неплохо скроенный приключенческий роман. Правда, не единственный в своем роде. Такое впечатление сохранялось примерно до середины третьего тома, а затем я вдруг понял, что это не так, что я читаю необычную книгу, верю в реальность происходящего…
– Но это действительно так. И, вспомните, вы сами привели в предисловии к книге мои слова о том, что я едва ли успевал записывать то, что вставало передо мной как реальная картина. Боюсь, что слово "как" здесь даже неуместно… Понимаете, начиная работать над романом, я не знал не только, чем все это кончится, но даже и то, что произойдет на следующей странице, как будут развиваться события. Когда я (Сергей, конечно!) попал на Элиу, то не был еще знаком с Элом, не знал, что когда-то появится Бэксон. Вместе с Сергеем я искал выходы из создавшихся ситуаций, и, собственно говоря, не всегда нам это удавалось…
– Вы имеете в виду "Тупик"?
– Да, ситуацию в первой части второй книги. А знаете, герои "Древа жизни" от меня не ушли. Я часто встречаюсь с ними. Сергей и Ольга держат меня в курсе всех событий. Жаль, что Эл погиб. Я успел его полюбить.
– Значит ли это, что роман будет иметь продолжение?
– Очень может быть. Просто сегодня я чувствую, что пока еще не могу рассказать всего, что, знаю. Возможно, еще не время.
– Как-то мрачно вы это произносите.
– Для оптимизма мало причин. Это я вам говорю как ученый. Сегодня человечество, как динамическая самоорганизующаяся система, находится в критической ситуации, из которой есть только два выхода – либо перейти в качественно новый этап развития и стать "сверхцивилизацией", либо погибнуть.
– С гибелью более или менее ясно, а вот что такое "качественно новый этап развития", "сверхцивилизация"?
– Так ли уж ясно "с гибелью"? Вот так легкомысленно многие отмахиваются: знаем, мол, сами себя губим, планету разрушаем. И с этими знаниями продолжают заниматься прежними делами.
– Вот уже и обвинение в моем лице аж всему человечеству. А что вы предлагаете конкретно?
– Прежде всего избавиться от бездумного оптимизма и реально посмотреть на вещи, исследовать корни кризиса. На мой взгляд, они кроются в несовместимости политической организации общества и его взаимодействия с окружающей средой. Еще в прошлом веке мы пошли по тупиковому пути, отдавая предпочтение техническому развитию перед гуманитарным. И с тех пор живем, как воры, залезшие в чужую квартиру, как самые заурядные грабители. Тоталитарные политические системы, сверхмонополии, утвердившиеся сегодня у власти, объединили все виды насилия политическое, экономическое, идеологическое, физическое – с имперскими амбициями на мировое господство. Отсюда – гонка вооружений, развитие тяжелой индустрии, неоправданно высокие энергетические затраты. Биосфера не выдерживает такого давления: продукты распада урана, отходы химической промышленности, инсектициды, пестициды… Все это наносит непоправимый вред генетическому аппарату всего живого, приводит к самым неожиданным мутациям. Я вспоминаю, еще в конце 50-х годов читал в одном из журналов статью академика Андрея Владимировича Лебединского, в которой он отмечал, что одно только ядерное испытание в атмосфере увеличивает число больных лейкозом на 80 тысяч человек и на 200 тысяч человек – других видов мутаций. Вот вам один из вариантов экологической катастрофы – глобальные эпидемии, против которых будет очень трудно, если вообще возможно, бороться.
– Собственно, они уже есть: СПИД, вспышки холеры в разных регионах планеты…
– А представьте, если бы Ирак применил химическое или бактериологическое оружие, для которого нет границ? Знаете, с позиции системного анализа все это можно, рассматривать как включение механизмов реактивности биосферы, направленное против агента, который нарушает ее внутреннюю общность…
– Проще говоря, природа сопротивляется?
– Да, она уже подготавливает человека к уничтожению, подавляя его иммунитет, причем эффективно используя его же действия. Я твердо убежден, что уже начались необратимые процессы, которые невозможно остановить. Просто в обозримом будущем для этого нет средств. Медики, к примеру, знают, что многие инфекционные заболевания протекают уже иначе…
– Владимир Леонидович, а вы ведь сейчас говорите о концепции своей новой книги – "Катастрофа".
– Ну, не совсем новой. Я написал ее, когда работал над второй и третьей книгами "Древа жизни".
– Знаете, мне кажется не случайным, что некоторые из своих повестей, романов вы написали именно так – прерывая работу над трилогией. Видимо, появлялась тема, которая заслуживала самостоятельной разработки. Ведь "Катастрофа" – это моделирование поведения человека в условиях именно биологической катастрофы…
– "Возвращение динозавров" – модель социального коллапса в нашей стране. Закончил я ее в 1988 году, писал около года. В этой книге я рассматривал один из психологических аспектов контакта человека с природой, космической реальностью. "Амазонки" – сатирический роман, написан в это же время. Тогда же писались "Страна мертвецов", "Ласточка", задумывалась и была начата самая большая и самая сложная моя работа – "Земля во власти химер". Над этим романом я сейчас работаю и пока не хотел бы о нем говорить.
– Если хотите мое мнение, то, в сущности, вы пишете одну книгу – "Древо жизни". Все написанное вами могло стать ее главами. Вы моделируете варианты развития и спасения человечества с упорством алхимика, ищущего мифический эликсир бессмертия.
– Именно, "бессмертия". Но для всего человечества.
– И после всех мрачных прогнозов вы намерены оптимистически заявить, что знаете выход из нарисованной вами кризисной ситуации?
– Я не люблю категорических утверждений. Но, согласитесь, что бактериологическая, вирусная катастрофа может разразиться в любой момент!
– В принципе, да. Тем более что ее признаки уже есть.
– Так вот, эта катастрофа неизбежно перерастет в ядерную. Представьте атомные станции без обслуживающего персонала. Социальный шок, дезорганизация общества, волны насилия, массовые пожары, взрывы предприятий… И что вне всяких государственных границ…
– В "Катастрофе" все это описано довольно убедительно и, как принято говорить, в увлекательной форме.
– Благодарю, но, думаю, самому оказаться в эпицентре таких событий не очень-то увлекательно. А ведь все возможно. У человечества нет общепланетарного плана противодействия такой катастрофе, если, не приведи господи, она разразится. К таким действиям следует отнести быструю разгрузку и консервацию атомных реакторов, крупных предприятий, гидростанций (с плавным спуском воды, чтобы не вызвать наводнений), организацию карантина пораженных районов. Важным представляется мне отбор и консервация особо ценной научно-технической информации, культурных ценностей с тем, чтобы после катастрофы обеспечить человечеству хороший старт для дальнейшего развития.
– А без катастрофы никак нельзя? Может, есть все-таки какие-то варианты предотвратить ее?
– Если она не произойдет в ближайшие годы, то тень ее будет висеть над человечеством два-три столетия. Еще раз повторяю: мы уже не в состоянии исключить из окружающей среды запущенные в нее мутагенные факторы. А главное преодолеть несовместимость политической организации общества и его отношения к окружающей среде, об этом мы говорили в начале беседы. Нужно попытаться вернуться из тупика и встать на путь гуманизации, интеграции мира в единое сообщество. Только оно может выработать оптимальную экологическую и демографическую политику, освободиться от содержания армии, паразитирующего госаппарата, без ущемления прогресса и жизненного уровня сократить энергетические затраты. И хотя опасность бактериологической катастрофы не будет исключена и в этом случае, зато снизится вероятность других экологических бедствий – истощения среды, парникового эффекта, гибели кислородвыделяющих водорослей мирового океана и т. д. Это еще можно предупредить, если хватит разума и сил отказаться от застарелых форм государственного устройства, перейти к другой форме организации, исключающей насилие.
– И вот это вы называете "сверхцивилизацией"?
– Я помню ваш вопрос. Просто ответить на него могу только теперь. Нет, не это – "сверхцивилизация". И вы это прекрасно знаете, поскольку прочитали все три книги "Древа жизни". Я так понимаю, что нужно ответить читателям. Так вот, дальнейшая судьба человечества, если оно сумеет пройти путь спасения, о котором шла речь, будет зависеть от того, сможет ли оно решить проблему искусственного интеллекта. Не только его создания, но и характера взаимоотношений с ним. Вопрос стоит так: смогут ли люди создать качественно новую систему организации своего общества, в которой бы их интересы и интересы искусственного интеллекта воспринимались идентично. Ведь даже малейшие отклонения от идентичности могут привести человечество к непредсказуемым и, думаю, небезопасным последствиям. Если же эта задача будет решена, то тогда мы и станем "сверхцивилизацией".
– М-да, как это сложно в жизни и как увлекательно в книгах. Но, как бы ни менялся мир, а жизнь в той или иной форме продолжается. И мы ответственны сегодня за нее. Хочется верить, что набат, звучащий со страниц ваших книг, будет услышан…
– Для начала они должны, как минимум, увидеть свет…
– Первый шаг сделан. "Древо жизни" проросло. Думаю, найдутся издатели, которые заинтересуются и плодами познания с него.
Благодарю за беседу.
Станислав ЯЦЕНКО.
г. Львов.
