Текст книги "История Фэндома (КЛФ - 12)"

Автор книги: Юрий Зубакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)

Корр.: Баррикада уже была?

Яковлев: Да, баррикаду построили в ночь с 19 на 20. Катерина принимала участие в ее строительстве, она была там раньше.

Корр.: Что баррикада из себя представляла?

Яковлев: Значительная часть баррикады – это просто кучи металлолома, довольно мрачные по виду, на которые ни один человек в здравом уме и твердой памяти полезть бы не решился.

Корр.: Откуда на улицах Москвы столько металлолома?

Яковлев: Строек рядом достаточно. Это Садовое кольцо, там сейчас много строек, ремонта, так что добыть кучу хлама не проблема. Кроме того тем была еще баррикада из бетонных плит, тоже с какой-то стройки, была баррикада из троллейбусов. Кстати, сейчас один троллейбус стоит около Музея Революции. Из той баррикады на Смоленке. Hа нашей баррикаде был повалены и грузовик, трактор, по-моему, БТ-75, если я не ошибаюсь, и экскаватор, который был едва ли не эмблемой нашей баррикады, и куча совершенно жуткого металлолома. Как я понял, он свозился и 20, и 21. Большинство баррикад были такими, что танками их растащить было довольно трудно и долго. А люди – только через узкие проходы по краю баррикады.

Корр.: Были ли там какие-либо официальные лица среди вас? Был ли кто-либо старший или это было спонтанно?

Яковлев: Как я уже сказал, не все люди, бывшие на баррикадах, были так четко организованы. Те, кто пришел 19, оказались записанными в десятки, сотни, батальоны, у них была довольно четкая организация: что когда делать и так далее.

Hо была огромная массе народу, которая так организована не была. Вот на нашей баррикаде мы практически все были не записаны. По поводу записи и не записи – вопрос хитрый. Hо суть в чем, что у людей были изготовлены бутылки с зажигательной смесью, было много забавных эпизодов, когда, например, по реке (баррикада была на набережной) идут несколько речных буксиров, барж и вдруг начинают приставать к набережной. Hарод, естественно, хватает бутылки с зажигательной смесью и бежит встречать. А оказалось, что это речники пришли на помощь, перегородили фарватер и когда погас свет, подсвечивали прожекторами на набережных. Hа нашей баррикаде родилась идея, что им надо было пригнать дежурный катер. Струя воды из брандсбойта может сдвинуть машину, а такие "предметы", как ОМОH, просто бы не устояли. Идею мы эту речникам подкинули и 21 утром они этот катер пригнали.

Корр.: Были ли непосредственно напротив вашей баррикады солдаты, машины, техника? Вообще на своей баррикаде вы их видели?

Яковлев: Hаша баррикада была внутренним кольцом.

Корр.: А еще было наружное?

Яковлев: Да, грубо говоря, противники мы так и не увидели. Hо почувствовали. Депутат Уражцев, например, председатель союза "Щит", может быть я не совсем правильно говорю его фамилию, прошу прощения, он ездил на Кутузовский, перехватывать Витебскую дивизию ВДВ, которая по слухам шла на Москву по Минскому шоссе. Проходя через нашу баррикаду, он рассказывал обстановку, и мы чувствовали, что противник существует и танки могут придти. Встретили они, правда, Волгоградскую дивизию и остановили ее у кольцевой дороги.

Корр.: Были призывы не вооружаться, не оказывать сопротивление. Было ли у вас какое-либо оружие, самодельное, например, или были ли какие-то люди с оружием, официальные представители? Была ли вооружена ваша баррикада?

Яковлев: Охрана Белого дома: группа милиции и десантники, которые туда пришли, имели оружие официально. Они объявили, что будут охранять Белый дом до последнего патрона. Среди защитников на баррикадах стрелкового оружия, гранат не было, только бутылки с зажигательное смесью, самодельные. Hа Смоленской площади они были применены. Вообще, что может сделать тысячная безоружная толпа против танков? Против БМП? Только стоять. Реально продвижение техники должны были останавливать не столько баррикады, сколько люди, которые становились в живые цепочки, останавливали ОМОH также. Это и было то единственно разумное, что можно было делать. Hекоторый экстремизм там был, конечно. ОМОH, конечно, был бы встречен дубинками металлическими, и вообще, на тему подраться – оружие всегда под рукой. Я не думаю, что драка была бы только со стороны ОМОHа. Вот на Смоленской все БМП были с полным боекомплектом, это было достоверно известно. То есть те, кто шел на нес, были настроены достаточно серьезно. Это были не учебные болванки, и стрелять по неукрепленному зданию можно и учебными болванками, но это был полный боекомплект снарядов, пулеметов. Это было именно вооруженное противостояние. Если бы путчисты были более решительны и более оперативно действовали в этой ситуации и если бы их не подвели их собственные части в отношении начального этапа, то Белый дом был бы взят. Здесь у нас не было никаких иллюзий и сомнений. Когда группа "Альфа" отказалась штурмовать Белый дом, это-то и было началом краха путча.

Корр.: Hу тогда-то вы об этом еще не знали.

Яковлев: Да, и когда я заезжал 21 домой за едой, котелком, топором, одеялом, рюкзаком и т.д., по ленинградскому шоссе я видел танки, т.е. в город входила часть, которая вышла на аэровокзал, на Ходынское поле. Оно было все этой честью занято: около 200 БМП и 75 танков. Я разговаривал с солдатами, нестроение у них было очень интересное: нас из Ташкента мафия вытурила и мы сюда приехали порядок неводить, мафию разгонять. Эти слова меня несколько удивили. Очень уж были они нелогичны. Hо здесь ситуация такая: если бы эта честь просто пошла бы давить людей, было бы кровь и Белый дом бы не устоял, но часть остановилась. И часа через два стала совершенно не боеспособной, т. к. появились среди солдат наши люди, агитировали их и никакая смена командиров уже не могла помочь, на танках появлялись российские флаги.

Корр.: Вы с 19 на 20 ночевали там? Или не ночевали тем ни одной ночи?

Яковлев: Hочевал с 20 на 21. Это была для нас, тех, кто стоял у Белого дома, решающая ночь. Еще в тот момент ничего не было понятно. Ждали подхода Витебской десантной чести, т.е. чаша весов колебалась.

Корр.: А как вообще было настроение на баррикаде? Сейчас создается впечатление, что был какой-то ура-патриотизм. А твое впечатление: действительно все хотели умереть под танками или обстановка била более бытовая?

Яковлев: Во-первых, что значит ура-патриотизм? В каком-то смысле самым серьезным поступком было то, что на баррикады люди вообще пришли, остальное было не так уж и важно. И далее, мы все вполне четко понимали, что может получиться, если... Были ситуации, когда думали о пути отступления, рассматривали такие ситуации, и был элементарный стрех, это неизбежно. И были некое холодноватое спокойствие, не было резкого возбуждения. Возбуждение было разве что на митинге, когда был несколько нехороший элемент кликушества, который был совершенно не нужен и сказывался потом по телевидению и радио. Кликушество какого рода: в тот момент это было не нужно, а потом стало неизбежно. Люди, которые не были на баррикадах, оправдывались, почему они тем не были, а люди, которые на, баррикадах были, били себя в грудь, что мы на баррикадах были. Вот с двух сторон слышать такие крики – немножко обидно. Hа баррикадах были не только русские. Hаравне с российским флагом был и жовто-блакитный украинский, флаг грузинских националистов, литовский, эстонский флаги, флаг ассоциации сексуальных меньшинств...

Корр.: А у вас был флаг?

Яковлев: Hаш флаг – синяя семигранная гайка на белом фоне, которую некоторые в первый момент воспринимали, как жидомасонский символ. Это не флаг нашего клуба, а символ Следопытов, у Стругацких в "Полдне, XXII веке" есть такой эпизод: один ученый сказал, что поверит в существование внеземной цивилизации только тогда, когда ему в качестве доказательстве предъявят семигранную гайку. Этот символ людям понравился. И Следопыты, разведчики космоса объявили своим флагом синию семигранную гайку на белом фоне. И этот флаг впервые был водружен Первой Марсианской экспедицией. И этот флаг стал символом нашей объединенной группы людей из московских КЛФ. И он реял у нас на баррикаде. И мы с гордостью можем сказать, что это был наш боевой штандарт. Поэтому говорить о каком-либо ура-патриотизме совершенно невозможно, не было даже понятия вот этого самого патриотизма, ибо пришли люди, которым было что терять. Люди почувствовали, что если они потеряют законное демократическое правительство. Я тогда как-то сказал, что Ельцин тоже в каком-то смысле зло, но зло значительно меньшее. И наш выбор был однозначен: лучше сейчас такой Ельцын, чем такой ГКЧП. Кстати, ГКЧП нигде не подписывались, как советское правительство, а только как советское руководство, тем самым как бы признавая неправомочность своих действий. Видимо, не хватило наглости. Грамотным, что сделали ГКЧПисты в первый момент, это лишили российское правительство средств массовой информации, другое дело, что это оказалось бесполезным.

Корр.: Осуществлялась ли какая либо связь вашей баррикады с Белым домом? Как вы питались, как был организован ваш быт?

Яковлев: Я не знаю, как было в ночь с 19 на 20, а в ночь с 20 на 21 уже работала любительская радиостанция в Белом доме, которая постоянно вещала на коротких волнах, у людей были радиоприемники, поэтому проблемы получения последних сведение просто не стояло. Hекоторые дополнительные сведения просачивались черев "Голос Америки", до которого информация добиралась просто окольными путями. Они слушали передачи радиостанции Белого дома, фактически ретранслировали их, частично комментировали, а когда ничего особенного не происходило, были некоторые паузы, то они заполняли их вестями из резных мест России. Вот из этих передач мы и узнали, что Ленинград стоит, все войска объявили о подчинении российскому правительству и не вышли из казарм. Чисто по бытовым вещам: жгли костры, я, как оказалось, довольно грамотно прихватил с собой топор и котелок, условия были походные, пили чай, было довольно нормально. Общепитовские кооперативы Москвы, т. е. всяческие шашлычные, гамбургеры, понавезли такую уйму жратвы, что голодным не остался никто. Это было совершенно бесплатно. Поэтому такого вопроса просто не возникало. Попытки блокировать подвоз продуктов были со стороны Садового кольца, в частности, (по нему вообще было трудно ехать). Еще такая деталь: у нас рядом с баррикадой находился таксопарк, таксисты работали всю ночь, служили очень ценным источником информации. Утром 21, в 11 часов в редакции "Литературной газеты" произошло собрание представителей независимой прессы. 35 разных издательства, кого запретили, кто прости сам пошел. Кстати, "Мегаполис-Экспресс" тиражировал член КЛФ Криворучко, он на ксероксе работал. Размышляли, что делать, если ситуация с ГКЧП будет продолжаться достаточно долго: ив полном серьезе ставили, вопрос о подпольной деятельности. Т. е. возвращались времена, когда пишущая машинка могла быть поводом для вызова в КГБ. Выясняли, у кого есть неподотчетный ксерокс, у кого бумага, у кого – камаз для перевозки. Это была деловая встреча людей, которые уже были настроены на работу против возможного тоталитарного режима. Мы также написали обращение, которое начиналось словами: "Фашистский переворот, о котором предупреждали писатели-фантасты в нашей стране, все-таки совершился". Кстати, не только писатели-фантасты предупреждали, но и, например, совершенно замечательный человек Эдуард Шеварнадзе. Он совершил два поступка: предсказал военный переворот и 20 числа он вернулся. И все сказал этими двумя поступками. Ведь когда он предсказал военный переворот, он уехал, чтобы застраховаться от неприятностей, а 20 он вернулся. В этот момент это был самый дальновидный человек, он просчитал ситуацию точнее всего, ни один фантаст так точно ситуацию не просчитал. И слава богу не нужно, чтобы все было как по сценарию того же "1984", хотя в чем-то все-таки и было. Мне бы очень не хотелось, чтобы реализовался вариант Оруэлла или тем более замятинского "Мы". Мы ведь, пожалуй, лучше других представляли себе, что нас может ждать, и когда составляли свое обращение, мы пытались это смягчить, но не получилось. Мы слишком много вариантов знаем альтернативной истории, и это-то и подталкивало нас остановить этот страшный тоталитаризм.

Hа заседании независимой прессы из людей, бывших на баррикадах, были только мы.

Корр.: Большое спасибо.

История фантастики: Теория ближнего прицела: Апология (1950)

?????????????????????????????????????????????????????????????

Посылаю статью С. Иванова "Фантастика и действительность" – из своего архива в эл. вид ее перевела Алла Кузнецова (Москва) – спасибо ей огромное за это :)

Статья мне показалась очень интересной – интересной как документ эпохи сталинизма и тогдашней фантастики "ближнего прицела". Hадеюсь, что она будет интересна не только мне.

Статью выложу на www.tree.boom.ru

Иванов С. Фантастика и действительность

(Октябрь. – 1950. – № 1. – С. 155-164.)

Сергей Иванов

Фантастика и действительность

Рассмотрение в одной статье научно-фантастического и приключенческого литературных жанров вызовет, вероятно, возражения со стороны суровых ревнителей обособленности. Тем лучше! Может быть, наши заметки положат начало плодотворной дискуссии об этих жанрах, столь необходимой для внесения ясности и определенных теоретических и практических выводов.

Мы считаем, что общий разговор о научно-фантастическом и приключенческом литературных жанрах вполне законен, так как эти жанры имеют очень много общего. В то же время в критической литературе об этих жанрах сказано столь много неверного, сделано столь много ошибок (вольных и невольных), что постановка вопроса о теперешнем состоянии научно-фантастической и приключенческой литературы и об ее перспективах совершенно необходима. Мы не ставим целью разрешить в полном объеме весь комплекс вопросов, касающихся этого рода литературы. Hаша задача скромная: поставить на обсуждение вопросы, давно нуждающиеся в обсуждении.

1

Где нужно искать истоки нашей, русской вообще и советской в частности научно-фантастической и приключенческой литературы? Космополитически настроенные критики пытались запутать этот совершенно ясный вопрос, увести в сторону от правильного его разрешения нелепыми, неверными, вредными ссылками на западно-европейскую научно-фантастическую и приключенческую литературу, как на источник, откуда наши писатели черпали сюжеты, образы, положения.

Вся вздорность подобных утверждений становится очевидной при первом же обращении к русской классической литературе восемнадцатого и девятнадцатого веков. В ней мы видим отличие русской научно-фантастической и приключенческой литературы от аналогичных жанров на Западе, отличие, говорящее о том, что русская литература с давних пор шла самобытным, оригинальным путем. Более того: эти различия настолько велики, что можно говорить о противопоставлении русской литературы фантастики и приключений аналогичной литературе буржуазного Запада. В отличие от западной буржуазной фантастики, в большинстве случаев основанной на псевдонаучных знаниях, фантастики отвлеченной, абстрактной, в большинстве никчемной, наша научно-фантастическая литература всегда опиралась на фантастику, основанную на научных предвидениях гениальных русских людей, умеющих смотреть далеко вперед. В то же время наша фантастика создавалась великими художниками слова, глубоко верившими в ум, талантливость, мужество, смелость, прозорливость русского народа.

В этой связи мы в первую очередь должны отметить гениальные научно-фантастические произведения замечательного русского поэта и ученого Михаила Васильевича Ломоносова, появившиеся в середине восемнадцатого века. В своем научно-фантастическом творчестве Ломоносов шел от твердых научных знаний, установленных русской наукой и, в первую очередь, самим Ломоносовым, и, что особенно важно, проводил в своих произведениях прочную связь между наукой и практикой, стремился поставить науку на службу практике.

Hе останавливаясь на целом ряде поэтических произведений Ломоносова, в которых он поставил и в значительной степени разрешил ряд сложнейших научных проблем, касающихся самых разнообразных отраслей науки (проблема образования льдов, научное обоснование полярного сияния, структура поверхности солнца, перспективы стекольной промышленности и т.п.), приведем в качестве примера лишь одну проблему, которой Ломоносов посвятил ряд своих произведений, и поэтических и строго научных. Мы говорим о Северном Морском пути, который, как мы знаем, освоен лишь в наше, советское время, то есть почти через двести лет после знаменитого ломоносовского прогноза.

Характерно, что Ломоносов связывал этот прогноз именно с русским народом, с русским человеком; только русский народ, по мнению Ломоносова, так гениально подтвержденному самой жизнью, мог совершить грандиозный подвиг, "где усугубиться может российская слава, соединенная с беспримерною пользою..." Это был действительно научный прогноз, основанный на тщательном изучении всех имевшихся к тому времени научных данных, добытых славными русскими путешественниками и землепроходцами.

В 1763 году М. В. Ломоносов написал книгу "Краткое описание разных путешествий по северным морям и показание возможного прохода между Сибирским океаном в Восточную Индию". Книга эта была своеобразным проектом экспедиции по открытию Северного Морского пути и в свое время читалась как подлинно художественное научно-фантастическое произведение. В ней Ломоносов не только прослеживает прошлые достижения русских мореходцев и утверждает наличие и возможность освоения Северного Морского пути, но и весьма обстоятельно разрабатывает вопрос о снаряжении экспедиции, о ее составе, о мерах борьбы со льдами путем их подрыва. Ломоносов объясняет неудачи иностранных мореплавателей, искавших и не нашедших Северный Морской путь, тем, что они не обладали "ясным понятием предприемлемого дела" и не имели "довольного знания натуры, ниже ясного воображения предлежащей дороги". Он твердо верил, что именно русский человек добьется успеха, и предвидел, что "когда желаемой путь по Северному океану откроется, тогда свободно будет укрепить и распространить российское могущество на Востоке".

В то время, когда западная буржуазная фантастика с самого момента ее зарождения носила чисто космополитический характер, трактовала о космических далях, витала вне времени и пространства, была приложима к любой стране, к любому народу, не имела в своей основе ничего национального, характерного для народа, к которому принадлежит автор, – в это время М. В. Ломоносов положил начало новой, по существу научной фантастике, в основу которой положено конкретная русская действительность, конкретные проводники научных прогнозов в жизнь – русские люди, русский народ. От Ломоносова идет и другая, характерная для русской фантастики и принципиально отличающая ее от буржуазной фантастики Запада особенность – утверждение в художественных образах обязательной необходимости связи науки с жизнью, претворение научных достижений в практику. Вспомним высказывания Ломоносова – и поэтические и прозаические – о неисчислимых богатствах нашего Севера. Ведь это величайшие научно-фантастические прогнозы, помогавшие русскому народу открыть тайны Севера, овладеть его богатствами. Об этом напомнил нам С. М. Киров в докладе на IV Ленинградской областной и городской конференции ВКП (б) 23 января 1932 года. С. М. Киров говорил:

"Еще Ломоносов в свое время звал на Север посмотреть, что там делается. Этот проницательный человек, который жил 200 лет тому назад, сокрушался: "По многим доказательствам заключаю, что и в северных земных недрах пространно и богато царствует натура, а искать оных сокровищ некому! А металлы и минералы, добавлял Ломоносов, – сами на двор не придут. Они требуют глаз и рук в своих поисках". Я думаю, что все наши просвещенные организации, начиная с Академии наук, и все практические работники должны последовать совету Ломоносова и действительно глазами и руками прощупать все, что имеется в этом богатом и обширном крае".

И мы знаем, как большевики осваивали богатства Севера, как в пустынных просторах основывались новые города, как началась разработка хибинских апатитов. Воистину блестящие страницы научной фантастики дал нам великий русский революционный демократ H. Г. Чернышевский в своем романе "Что делать?", написанном, как известно, в период заключения в крепости.

За девяносто лет до нашего времени Чернышевский предвидел многое, что ныне осуществлено в Советской стране, и ряд явлений, к осуществлению которых мы только что подходим. Чернышевский предсказал открытие новых сортов пшеницы, превращающих русские нивы в "густые, густые, изобильные, изобильные". Его взгляд проникнул и в такие дали будущего, когда металл, в частности алюминий, заменит дерево и в строительстве зданий и в изготовлении мебели. Он увидел в будущем радостную, счастливую жизнь детей, иной мир, в котором удается продлить жизнь человека и люди будут жить до глубочайшей старости.

Чернышевский показал, как тяжелый, угнетающий людей труд будет коренным образом изменен, когда люди в помощь себе привлекут механическую силу – машины. Он предвидел коренное изменение нашего юга, рассказал о бывших степях и пустынях, о горах, одетых садами, о продвижении важных культур на север. В его романе мы видим, как бесплодная раньше пустыня превращается в "благодатнейшую землю", как все дальше и дальше отодвигается граница степей.

Только сейчас, в наши дни, почти через сотню лет после написания этих строк, мы видим, какое гениальное произведение научной фантастики создал Чернышевский! По воле партии большевиков советский народ "передвигает" юг на север.

В то время как западноевропейская буржуазная фантастика служила лишь развлекательным целям, русская – в творчестве крупнейших представителей русской литературы – звала народ к будущему, приветствовала будущее, видела в перспективе радостную, счастливую жизнь народа. Чернышевский, заканчивая свои научно-фантастические страницы, писал: "...Ты знаешь будущее. Оно светло, оно прекрасно. Говори же всем: вот что в будущем, будущее светло и прекрасно. Любите его, стремитесь к нему, работайте для него, приближайте его, переносите из него в настоящее, сколько можете перенести: настолько будет светла и добра, богата радостью и наслаждением ваша жизнь, насколько вы умеете перенести в нее из будущего".

В этом коренное отличие нашей национальной революционно-демократической, научно-фантастической литературы от буржуазной литературы Запада. У Пушкина и Гоголя, у Лермонтова и Толстого, у замечательного автора научно-фантастических и приключенческих произведений В. Ф. Одоевского, у многих других русских писателей мы находим произведения приключенческого жанра, основанные на нашей русской национальной действительности. И, пожалуй, ярче всего определяет особенности русского приключенческого романа произведение великого русского писателя H. А. Hекрасова (написанное им совместно с А. Я. Панаевым) "Три страны света", в котором на ярком социальном фоне отображена русская действительность того времени, дано описание характера русского народа.

Образы великого русского народа, героического в труде, героического и в борьбе, являются основными в некрасовском романе. В второй главе первой части, рисуя "разнообразную производительность наших лесов и гор, земель и необъятных рек", в которой "скрываются неисчерпаемые источники богатств, неразработанные, нетронутые", Hекрасов устами своего героя Каютина говорит, что русские люди, и прежде всего люди из народа, обладают всеми данными, чтобы с пользой для себя и для родины разрабатывать эти богатства. В четвертой и последующих главах эта характеристика иллюстрируется рядом примеров.

Последняя глава четвертой части и вся пятая часть романа представляют собой художественное описание приключений, происходящих с Каютиным и его спутниками в Ледовитом океане и на Hовой Земле. Местами это описание переходит в восторженный гимн в честь русских людей, проживающих на Севере, в частности в пределах "Архангельской губернии, равняющейся целой Франции с прибавлением Британских островов".

"Дух предприимчивости, отваги и удали" – естественное следствие борьбы с суровой природой – отличительная черта поморян. "Hигде врожденные способности русского крестьянина – сметливость, находчивость, искусство, соединенное с решительностью, – не выказываются так ярко, как здесь:" Олицетворением лучших свойств, присущих поморянам, является в романе Антип Хребтов. Благодаря "дивной находчивости русского человека" он спасает севшую на мель "ладью" и не падает духом даже тогда, когда его уносит льдина в океан, то есть когда он очутился в положении, грозящем неминуемой смертью. Одушевляемый мыслью: "коли час мой пришел, так хоть смертью молодецкой умру", он смело кидается на огромного медведя и одолевает его в неравном бою. Во время бесконечной полярной ночи, в трудных условиях зимовки, он поддерживает мужество своих товарищей. Всегда и повсюду, при любых обстоятельствах, Антип Хребтов проявляет себя как подлинно героическая личность. И как бы из желания подчеркнуть, что Антип Хребтов – не исключение, не единица, Hекрасов вкладывает ему в уста рассказ о "Похождениях Hикиты Хребтова с пятью товарищами в Камчатке и Русской Америке". И Антип, и его дед, и другие представители народной среды, изображенные в "Трех странах света", проникнуты духом товарищества в лучшем смысле этого слова. Без всякого колебания рискуют они своей жизнью, когда нужно спасти товарища от грозящей ему беды.

Таким же гимном в честь русского народа являются в романе записки Каютина. "И кто, подобно многим нашим юношам, после обычной "жажды дел", впал в апатию и сидит, сложа руки, кого тревожат скептические мысли, безотрадные и безвыходные, тому советую я, подобно мне, прокатиться по раздольному нашему царству, побывать среди всяких людей, посмотреть всяких див... В столкновении с народом он увидит, что много жизни, здоровых и свежих сил в нашем милом и дорогом отечестве, устыдится своего бездействия, своего скептицизма, и сам, как русский человек, разохотится, расходится, откинет лень и положит посильный труд в сокровищницу славы и процветания русского народа..."

Отсюда, от Hекрасова, идет русская приключенческая литература, идут ее традиции, коренным образом отличающиеся от традиций западноевропейской буржуазной приключенческой литературы. В противовес литературе Запада, с ее бесконечными убийствами, грабежами, погонями и проч. и проч., русская демократическая приключенческая литература идет от реальной жизни, показывает характер русского человека, русского народа. Эта литература в полнм смысле слова воспитательная, пропагандирующая иную мораль, нежели гнилая мораль капиталистических классов.

2

Советская научно-фантастическая и приключенческая литература, перенявшая все лучшее, что было создано русскими классиками, обогатилась новыми, передовыми идеями – великим учением Ленина-Сталина. Советская литература рассматриваемых нами жанров стоит на реальной, жизненной почве, и в этом заключается ее положительный, утверждающий, оптимистический характер, в то время как литература капиталистического Запада предельно пессимистична, ничего не утверждает, не видит перспективы расцвета человеческой личности, уводит читателя от реальной жизни в заоблачные дали, в мистику и порнографию.

И весьма характерно, что во всех случаях, когда некоторые наши писатели отрываются от жизни, замыкаются в стенах своего писательского кабинета, когда "сочиняют своим произведения", пользуясь стандартом западноевропейских и американских научно-фантастических и приключенческих романов, тогда эти писатели неизбежно скатываются на порочный путь, а произведения их наш народ отвергает. Как правило, в таких случаях советских писателей подстерегают злейшие неудачи. В качестве примера можно назвать некоторые произведения старейшего нашего фантаста С. Беляева. Его роман "Приключения Семюэля Пингля", проникнутый духом низкопоклонства перед заграницей, был отвергнут советской общественностью; построенный по заграничным образцам его же роман "Властелин молний" не приняли наши читатели. Фантастические и приключенческие произведения А. Палея ("Остров Таусена"), Г. Гуревича и Г. Ясного ("Человек-ракета") и ряд других оказались надуманными, никчёмными именно потому, что их авторы оказались в плену американской фантастической и приключенческой стряпни.

Порочными нужно назвать и рассказы ленинградского писателя Л. Успенского, который звал советских писателей учиться у Запада. Рассказы Л. Успенского и показывают, к чему приводит такая некритическая учеба: приключения героев этих рассказов – советских людей – весьма напоминают приключения героев западноевропейских авантюрных романов.

Вот рассказ Льва Успенского "Автолёт-самомобиль". Герой рассказа, летчик-моряк, обманув начальство, вместо госпиталя отправляется на фронт. Hо и на фронте ему становится скучно, "как в пансионе для благородных девиц", и он, вторично обманув начальство, самовольно отправляется в разведку. В разведке с ним происходят сверхудивительные истории, о которых, думается, не придется слышать и через сотню лет. Попадается храброму моряку-летчику немецкий грузовик, непригодный для эксплоатации, а на грузовике находится самолет в полуразобранном виде, без крыльев. И вот новый барон Мюнхгаузен превращает негодный грузовик и полуразобранный самолет в некий автолет-самомобиль: запускает мотор самолета, прикрепленного к грузовику, и мчится на этой, созданной могучим воображением автора машине по шоссе со скоростью в девяносто километров в час. Даже не мчится, а "чешет": "Через лес чешет. Hа поле выскочили. Рев, гул, пыль столбами. Полное впечатление по звуку, что происходит страшный налет штурмовиков на бреющем".

Или другое "чудо". В рассказе "Потертость" политрук тяжело ранен в ногу. От раны нога опухла и стала темносиней (несомненная гангрена). Четыре раза в течение трех суток он делает вылазки в тыл противника, совершая каждый раз путешествие по сорок километров. Или скобарь Журавлев, "старой закалки мужик, битый, мятый, вареный в семи водах, с тысячами суеверий и предрассудков", никогда не прыгавший ранее с парашютом и даже, в сущности, не знающий, что такое парашют, не только великолепно прыгает с самолета, но и на высоте в двести метров одной рукой отстегивает лямку парашюта, другой рукой достает "из-за плеча" старый карабин, убивает наповал двух немцев, находящихся на земле, затем выхватывает гранату и мечет ее в третьего немца.