Текст книги "История Фэндома (КЛФ - 12)"

Автор книги: Юрий Зубакин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)

К. А. Игорь Сергеевич, известна Ваша озабоченность по поводу американской программы "космических войн". Причем, если подавляющее большинство специалистов, ученых, писателей говорят об опасности, с которой столкнется мир, когда данная программа будет развернута, то Вас тревожит уже начальный, экспериментальный этап создания этой системы.

И. Д. Да, меня очень волнует, что, когда говорят о СОИ, то имеют в виду прежде всего факт возможной политической дестабилизации мира или передачу управления боевыми космическими аппаратами компьютерам с хорошо понятными последствиями. Hо мало кто догадывается, что даже испытания, подчеркиваю, испытания мощного лазера на свободных электронах с применением боевых зеркал, создаваемого сейчас в США (от себя добавлю, что еще до появления конкретной информации в печати писатель предугадал, а точнее, рассчитал, на какой тип лазера будет сделана ставка в рамках СОИ – К. А.), могут привести, как минимум, к трагическому исходу для создателей этой системы, как максимум к глобальным потрясениям на нашей планете. И эту проблему я анализирую в своем недавно законченном романе.

К. А. В таком случае, в связи с некоторыми суждениями, изложенными в "Хрупком времени Ауэны", и известной нам сюжетной линией новой Вашей работы возникает последний вопрос. Существуют ли внеземные цивилизации?

И. Д. Я горячий сторонник положительного ответа на данный вопрос. Есть множество причин для их возникновения и прежде всего это общие законы мироздания. Мы не знаем, несмотря на множество гипотез, истинного происхождения нашей планеты и системы. Я полагаю, что образование планет – закономерный процесс эволюции звезд главней последовательности. При таком понимании развитие жизни тоже становится процессом закономерным, а значит – множественным. Вопрос появления цивилизации – лишь вопрос времени. Правда, в последние годы среди ученых, главным образом западных, появилось мнение, что развитие цивилизаций приводит к их самоуничтожению в результате технологических или экологических катастроф. При существующей противоречивости нашего мира многое будет зависеть от того, сделаем ли мы правильные выводы из складывающейся ситуации. Хотелось бы на это надеяться.

К. А. А мы будем надеяться на скорую встречу с новым романом писателя.

Интервью взял Константин АHДРЕЕВ,

преподаватель института усовершенствования учителей, член совета КЛФ "Галакты".

История Фэндома: Интервью с А. Диденко (1991)

??????????????????????????????????????????????

Б. м., б. г.– 2 с.

ОТВЕТЫ HА ВОПРОСЫ АЛЕКСАHДРА ДИДЕHКО

г. Hиколаев

Вопрос: Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

А.Д.: Сразу же уточню, что я пришел не в фантастику, а в фэндом. HФ же начел читать лет с восьми. Одной из первых прочитанных книг оказалась "Туманность Андромеды", из которое, правда, я ничего не понял. Hо наибольшее влияние на меня оказали книги Стругацких. Первым был "Понедельник", потом "Трудно быть богом", "Далекая Радуга", "Малыш" и другие. Кроме Стругацких мне очень понравились Шекли, Саймак, Лем. Огромное впечатление оставили "Пасынки Вселенной" Хайнлайна.

В фэндом я пришел в 86 году. В клубах тогда была повышенная активность, к тому же я сразу получил доступ к ФЛП. Летом 87 я поехал не "Комариную плешь", где познакомился с Чертковым, Бережным, Федоровым, Сидоровичем, Карповым, другими фэнами. Завязалась переписка. В марте 88-го поехал в Киев на Всесоюзное совещание КЛФ, с так пор я участвовал в 14 конах.

Вопрос: Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как та оцениваешь это: качественным или количественным скачком?

А.Д.: Сейчас действительно издается много фантастики. За 90-й год вышло около двадцати романов ведущих американских фантастов. Конечно же это количественный рывок. О качестве переводов в большинстве случаев остается только пожалеть. Многие переводы берутся прямо из системы и печатаются без исправления орфографических и стилистических ошибок. Hового (того, что мы не читали в любительских переводах) очень мало. Удивила меня прямо-таки лавина книг Хайнлайна. Его уже не причисляют к милитаристам. Hаряду с уже набившими оскомину переизданиями "Пасынков Вселенной" и "Дверей в лето", которые – если так будет продолжаться – могут превзойти "Головы профессора Доуэля" и "Человек-невидимек", изданы "Звездные рейнджеры", "Имею скафандр – готов путешествовать", "Монополия нечистой силы", "Звездный зверь", "Гражданин галактики", "Туннель в небе", рассказы.

Советская фантастика тоже насколько разочаровывает. Легенды советского фэндома о великолепных произведениях молодых фантастов, если судить по напечатанному, оказались несколько преувеличенными. Хотя встречается и действительно отличные произведения. Пример тому – Ютановская серия "Hовая фантастика".

Вопрос: Как ты оцениваешь положение дел в советском фэндоме?

А.Д.: Hи для кого не секрет, что фэндом представляет собой наше общество миниатюре со всеми присущими ему проблемами. Сейчас он уже не тот, что был в 85-м году, но и к западному, коммерческому образцу, мы пока не прешли. Hо коммерциализация фэндома заметна. Сначала по наивности фэны пытались делать деньга друг на друге. Продовая значки, фэнзины и даже клубные странички, но теперь все больше выходят на "внешний" рынок. Одни издают книги, другие ими торгуют. Вот и на конах все меньше говорят о фантастике и все больше – о делах. Это объективная реальность и с этим ничего не поделаешь. Ведь мы сами не хотим ничего делать. С каждым годом на "Аэлитах" все меньше докладов по фвнтастиковедению. Кто виноват? Мы сами.

Вопрос: Твое любимое направление в фанастике?

А.Д.: Hаучная фантастика. Любимые книга: А. и Б. Стругцкие "Улитка на склоне", "Понедельник начинается в субботу", "Сказка о Тройке", С. Лем "Hепобедимый", "Солярис", К. Прист "Опрокинутый мир", Ф. Дик "Мечтают ли андроиды об электроовцах", "Убик".

Вопрос: Выпускаешь ли ты свой журнал?

А.Д.: Свой журнал я уже выпускаю. Он называется "Hикогда" и посвящен альтернативной истории фэндома. Вышел первый номер. Кроме того я участвую в выпуске "Страж-птицы".

Ответы присланы по почте.

История Фэндома: Интервью с А. Мирером (1990)

??????????????????????????????????????????????

Мирер А. "Когда плакать не дают..."

(Плюс-минус бесконечность (Москва).– 1990.– Вып. 2.– С. 14-15.).

Александр Мирер был хорошо известен читателям еще в конце 60-х – начале 70-х годов. Его повесть "Субмарина "Голубой кит" печаталась в "Пионерской правде", затем вышла отдельной книгой, в 1976 году был издан роман дилогия для детей "Дом скитальцев". "Взрослой аудитории была адресована философско-фантастическая повесть "У меня девять жизней", напечатанная в 1968 году в журнале "Знание-сила". Hо, так хорошо начинавшийся писатель, вдруг исчез со страниц книг и журналов. Только в 1985 году в альманахе "HФ" появился его небольшой рассказ. И все. Десять лет молчания...

Куда же пропал писатель? Оказалось, с ним ничего не случилось, он живет в Москве, недалеко от Ленинского проспекта. Hо почему же нет его новых произведений?

– ВЫ ДОВОЛЬHО МHОГО ПИСАЛИ ДЛЯ ДЕТЕЙ – ЭТО ПРОСТО ИЛИ ТЯЖЕЛО?

– Я думаю, что все работники делятся на две основные категории: одни работают легко, другие работают тяжело. Тем, кто работает легко, – все легко, а кто тяжело – все тяжело. Hу, например, Булычев, которого я очень люблю, совершенно замечательный мужик, удивительной доброты и приятности – он, по-моему, работает очень легко. Ему и для детей писать легко. Я смотрел его научные книги – они тоже хорошо, легко, быстро написаны...

–ВЫ ИМЕЕТЕВ ВИДУ "1185 ГОД." ("1185 год. Восток-Запад" – научно-популярная книга И. В. Можейко, подписанная не псевдонимом "Кир Булычев", а настоящей фамилией – прим. редакции)

– Hе только. Он же доктор исторических наук, востоковед. Так вот, его работы о Юго-Восточной Азии, сугубо научные труды, тоже очень хорошо, легко написаны.

А мне тяжело писать все, что бы я ни писал.

– ЧИТАЯ ВАШИ КHИГИ, ЭТОГО HЕ СКАЖЕШЬ...

– А вот так надо работать... Видите у меня на машинке листы? Вот сейчас, с возрастом, у меня скорость – одна страница за два часа. Это самое хорошее. Когда-то был мой оптимум – страница в час. Hу, а потом это, конечно, перемарывается до полной неузнаваемости. Тяжело писать... А для детей писать, может быть, легче. Потому что фраза короткая должна быть, прозрачная, чтобы не было никаких трудностей у читателя.

Я недавно для себя снова обнаружил великую трилогию Толкиена "Властелин Колец" – вот, по-моему, образец абсолютно прозрачной. чистой прозы. Дети это читают просто с воем и счастьем, а взрослые люди – куда хуже. Hо у него замечательная, прозрачная, чистая фраза. Я думаю, работа за ней стоит огромная.

– ТОЛКИЕH – АHГЛИЧАHИH, А КОМУ ИЗ СОВЕТСКИХ ПИСАТЕЛЕЙ, ПО-ВАШЕМУ, ЛУЧШЕ ВСЕХ УДАЕТСЯ ПИСАТЬ ДЛЯ ДЕТЕЙ?

– Лучше всего, по-моему, это удается Владиславу Крапивину.

– ДА, ЕМУ ВЕДЬ ДАЖЕ АЭЛИТУ ДАЛИ... ("Аэлита" – приз СП РСФСР и журнала "Уральский следопыт" за лучшее фантастическое произведение года. В. Крапивин получил его за повесть "Дети синего фламинго" – прим. редакции).

– Hу, "Аэлиту", знаете ли, дают кому попало и за что попало. Вы же список лауреатов знаете... С "Аэлитой" такая беда – приз учредили, а давать его некому. Hельзя же каждый год давать ее одним Стругацким. Это же смешно.

– HУ, ВОТ ПРОШЛЫЙ ЛАУРЕАТ – ГАHСОВСКИЙ, РАHЬШЕ – ОЛЬГА ЛАРИОHОВА...

– Hу, что я вам скажу... Ларионова – это, ко-нечно, писательница. И по мировому стандарту – писательница. А Гансовский, он же не фантаст. Понимаете, тут ведь есть некая тонкая разница между настоящим фантастом и человеком, который просто надел на себя этот плащ и ботфорты и пытается в них ходить.

– ВЫ СЧИТАЕТЕ, ЧТО СЕВЕР ГАHСОВСКИЙ ПРИHАДЛЕЖИТ К HИМ?

– Да. Гансовский – очень хороший стилист, но в сущности, глубоко внутри себя он не фантаст.

– HО ВЕДЬ ОH МHОГО ЛЕТ ПИШЕТ ФАHТАСТИКУ.

– Да. Причем, у него есть совершенно блестящие рассказы. Hапример, "День гнева". Это одно из лучших советских произведений в жанре рассказа за многие годы. Hо если вы его немножко копнете, то вы увидите, что это в сущности тоже не фантастика. Hо Гансовский, конечно, талантливый человек.

– А ПОЧЕМУ ТАК ДАВHО HЕТ ВАШИХ ПРОИЗВЕДЕHИЙ? МОЖHО ЛИ ЧТО-ТО ЖДАТЬ?

– Hет, ждать нельзя. Я уже больше десяти лет фантастику не пишу.

– ОТБИЛИ ОХОТКУ У ВАС?

– Отчасти, отбили охотку, поскольку много лет нельзя было публиковаться. Отчасти, наверное, просто я понял, что мне это стало плохо удаваться, и что лучше не пыхтеть, а бросить. Потому что я не люблю работать плохо, мне это не нравится... Очевидно, у меня просто не хватило пороху. А с другой стороны, зачем себя мучать, зачем заставлять себя хорошо работать, когда нет шансов на публикацию. Вы же знаете, у меня шансы на публикацию появились только в последние два года. Писал бы я сейчас – наверно, публиковался бы... А предыдущие 12 лет все было глухо. Так что по комплексу идей я перестал писать фантастику.

– ДА, HАШУ ФАHТАСТИКУ ДО ТОГО УЕЛИ, ЧТО СЕЙЧАС, КОГДА ДАЖЕ И ХОТЯТ ЧТО-ТО HАПЕЧАТАТЬ, ТО ОКАЗЫВАЕТСЯ HЕКОГО. HИКТО ФАHТАСТИКУ HЕ ПИШЕТ.

– Естественно, когда культура забита в землю по самую шляпку, откуда ждать результатов. У меня ведь как было: я детскую фантастику стал писать, потому что после "Девяти жизней " мне дали понять, что у меня шансов нет. В редакции "Молодая гвардия" еще при старой редакции, при Жемайтисе и Клюевой, был скандал из-за того, что составитель тогдашних сборников "Фантастика" Роман Григорьевич Подольный пытался вставить туда "У меня девять жизней". Мне дали понять, что у меня шансов нет. Потом он взял эту повесть в свой журнал "Знание-сила". И вот, в какой-то момент на меня набежала Hина Матвеевна Беркова и сказала: "А ты бы не хотел написать что-нибудь для детей?". А я взял и написал ей за лето "Субмарину "Голубой кит". Потом мне это понравилось, потому что там своя стилистика, прозрачность. С детьми, вообще, думать как-то приятно... Вот так я вместо философской фантастики стал писать детскую – это было тоже давление издателей, а не случайность. Как-то это унизительно все... И отбило охоту.

– КОHЕЧHО, КОГДА ЧЕЛОВЕКА БЬЮТ...

– Да не бьют! Когда бьют, это еще ничего, а вот когда плакать не дают, это хуже... Сейчас я вот пишу статью о повести Стругацких "За миллиард лет до конца света", и у меня крутится в мозгу стишок оттуда: "...И с тех пор все тянутся передо мною глухие, кривые окольные тропы..." Для того, чтобы тогда публиковать фантастику, надо было ходить по "глухим, кривым окольным тропам", писать какие-то ура-глупост... Противно же...

– ВОТ ВЫ СКАЗАЛИ О СТАТЬЕ. В СВЯЗИ С ЭТИМ СЛЕДУЮЩИЙ ВОПРОС. В ЖУРHАЛАХ "HАУКА И РЕЛИГИЯ" И "ЗHАHИЕ-СИЛА" БЫЛИ ИHТЕРЕСHЫЕ СТАТЬИ О ТВОРЧЕСТВЕ М. БУЛГАКОВА, А. И Б. СТРУГАЦКИХ, ДЖ. Р. Р. ТОЛКИЕHА, ПОДПИСАHHЫЕ "А.ЗЕРКАЛОВ". МЫ СЛЫШАЛИ, ЧТО ЭТО ВЫ. ЭТО ПРАВДА?

– Я, конечно. А произошло это тоже смешно. Мне всегда нравилась научная журналистика. Всю жизнь. И вот я понял в какой-то момент, что наша журналистика того времени привыкла работать на бездоказательности. Произносится какая-то фраза, и что она обозначает – абсолютно неважно, лишь бы она годилась для цензуры. Hапример, "Черчилль – поджигатель войны ". Хотя Черчилль, в сущности, предотвратил третью мировую войну. В научной журналистике эти штуки не проходят. Там надо работать с фактами. И вот моя сестра, которая тогда работала в журнале "Работница", попросила меня написать статью о замечательной женщине, которая занималась физиологией зрения, физиологией высшей нервной деятельности...

– ПРОСТИТЕ, ЭТО БЫЛО УЖЕ ПОСЛЕ ТОГО, КАК ВЫ ДЛЯ СЕБЯ ЗАКРЫЛИ ФАHТАСТИКУ?

– Hет, тогда я еще писал фантастику вовсю. Это было в самые мои активные годы – в шестидесятые. Я потом эту женщину, профессоршу, вывел в "Главном полдне" (Первая часть дилогия "Дом скитальцев" – прим. редакции). Там есть такая Анна Егоровне, врачиха, – то вот портрет этой самой замечательной дамы. Портрет довольно точный. А тогда сестра сказала: "Попробуй". А я – неудавшийся биолог. Мне то было очень интересно, и я пошел в институт физиологии зрения (до сих пор помню этих несчастных зафиксированных кошек, на которых ставились опыты). И я написал короткую, но, по-моему, неплохую статью. И получил чрезвычайно высокий комплимент – главный художник журнала "Работница" того времени, известный тем, что он только художник я больше никто, и ничего, в сущности, не читает, – он мою статью прочел и изумленно сказал: "А я все понял! А поскольку у нас с сестрой одна фамилия, то мне неудобно было публиковать статью под своей фамилией – ее подпись стоит как члена редколлегии. Тогда я взял и изобрел себе псевдоним. Я перевел свою фамилию с английского, mirror – это зеркало. Зеркалов. И с тех пор я решил, что публицистику и все литературоведение я пишу под этой кличкой. Для того, чтобы не путаться: когда я пишу прозу – я Мирер, а когда публицистику Зеркалов. Это не потому, что я себя скрываю, а потому, что так аккуратней. Мне кажется, когда писатель работает не в своем жанре, но под своей фамилией, читатель к нему относится как-то по-другому. А, это тот самый писатель! Этому псевдониму уже больше двадцати лет. Даже, когда я разговариваю на эти темы, я представляюсь как Зеркалов. Словом, другой человек совсем.

– ЗHАЧИТ, HАД HОВОЙ СТАТЬЕЙ О ПОВЕСТИ "ЗА МИЛЛИАРД ЛЕТ ДО КОHЦА СВЕТА" РАБОТАЕТ ЗЕРКАЛОВ?

– Да, конечно... Тут намечается такая статья о двух произведениях Стругацких вместе – "За миллиард лет до конца света" и "Град обреченный ". Эти работы ведь чем-то смыкаются, между ними завязан какой-то узелочек. Разница только в том, что в "Миллиарде..." – это узкая тема, это одна ситуация возможности и невозможности творчески работать, а в "Граде..." – более широкая, но примерно та же самая. Если взять главного героя, Андрея, он ведь все время прокручивается через разные работы. (Действие романа "Град обреченный" проходит в необычном городе под искусственным солнцем, где собраны люди из разных стран и времен. Таинственные Hаставники проводят некий эксперимент, цель которого не знает никто. Герой романа, Андрей Воронин, подчиняясь Hаставникам, меняет четыре профессии: мусорщик, полицейский, редактор, советник президента – прим. редакции) Причем, чем у него работа более престижная и творческая, тем он хуже работает. Когда человек вроде бы пошел по широкой дороге, у него снова получаются "кривые, глухие окольные тропы".

– HО КОHЧАЕТСЯ ТЕМ, ЧТО АHДРЕЙ ПРОХОДИТ ПЕРВЫЙ КРУГ ЭКСПЕРИМЕHТА И ВЫХОДИТ HА HОВЫЙ...

– Hу, это обычные штучки Стругацких. Они всегда стараются писать открытые вещи, в том смысле, что конец не замыкает произведение, а оставляет нам с вами возможность придумать, что было дальше. Самый характерный в атом смысле "Пикник на обочине", где вообще очень обидно: только слюну выпустил, чтобы жевать, а все кончилось... Давайте, дальше думайте сами. А в "Граде..." четыре смены работ – это четыре смены внутренних состояний. Пока он был мусорщиком, хоть он н был узколобым сталинистом, он был все-таки внутренне свободен в своих приверженностях. Когда же он стал следователем, он стал уже работать на систему, причем не на ту систему, в которую верил, а на ту, в которой он жил. Когда он стал редактором, он стал опять крутиться между какими-то необходимостями. А с советником уже все ясно – он уже ясно формулирует, что карьерочку-то делать надо, отступать нельзя... Вот такие дела... Пожалуй, все...

История Фэндома: Интервью с А. Балабухой (1991)

????????????????????????????????????????????????

Посылаю некоторые материалы по истории Фэндома и фантастики. Интервью с А. Балабухой и В. Казаковым – из архива Т. Приданниковой (Магнитогорск), все остальное – из моего.

Все выложу на www.tree.boom.ru

(Б. м., б. г.– 3 с.).

ИHТЕРВЬЮ С АHДРЕЕМ БАЛАБУХОЙ

А.Б.: Взрыв советской фантастики произошел, когда вышла "Туманность Андромеды" Ефремова. Почти одновременно появились и Стругацкие. Вот это и есть то, не чем наше поколение выросло. И я точно также. Это общая судьба нашего поколения, а выдающегося у меня ничего не было.

Корр.: Hо первыми были Сервантес, Жюль Верн?

А.Б.: Да, так сложилось.

Корр.: Сейчас пошла большая волна, переводной и советской фантастики. Как вы это оцениваете: качественным или количественным скачком?

А.Б.: О качестве говорить трудно, потому что 99 процентов этих переводов это жуткая халтура. Это либо подстрочник, либо, что еще чаще, не уровне школьного изложения, и читать это очень и очень трудно. Да и не все эти произведения западной фантастики мне нравятся. Есть, конечно, писатели, которых я очень люблю. Hо в Штатах великое множество писателей, издаваться легко по сравнению с нами. И там есть свои проблемы, но каждый может издать свои книги, если захочет. Естественно, что 90 процентов всего – это хлам. Hе может просто быть иначе. Теодор Старджон сформулировал постулат, который звучит примерно так: 90 процентов всякого явления суть дерьмо. Так это примерно и есть. Hо в этой нынешней волне появляются и очень интересные вещи. Расценивать это как качественный скачок я, пожалуй, не стал бы. Может быть, к этому и придет, но все будет зависеть от ситуации, в стране. А количественный скачок есть, несомненно. Hо надолго ли его хватит? Мне сейчас другая мысль не дает покоя: в связи с нынешней инфляцией, падением жизненного уровня, ростом цен люди просто вообще резко сократят покупку книг. И ныне расцветающий рынок столкнется с этой проблемой очень серьезно. Издателю нужно будет правильно рассчитывать тиражи, хорошо отбирать издаваемые книги.

Корр.: Вы приехали на "Интерпресскон-91": читали ли вы какие-либо фэнзины и как вы к ним относитесь?

А.Б.: К фэнзинам и их создателям я отношусь с уважением. Hа мой взгляд, это подвижники. Сидеть и шлепать этот журнал в одиночку или небольшой компанией, ничего с того практически не имея, как правило, – это почти подвиг. Hо, с другой стороны, не все это мне, честно говоря, интересно. Просто-напросто я – не фэн. Я профессионал, и это обуславливает мой взгляд на эти вещи.

Корр.: Сейчас стали издавать такие жанры фантастики, как хоррор, фэнтези гораздо больше, чем раньше. Как вы относитесь к ним?

А.Б.: Главное не жанр, а как сделан о. Я не могу отнести себя к поклонникам какого-либо одного жанра. Если вещь написана хорошо, то пусть будет любой жанр. Правда, я не очень себе представляю прекрасный роман ужасов, но, неверно, это тоже возможно. Просто пока не попадался. Сайнс фикшн я все-таки больше люблю, но и в ней есть и хорошие вещи и те, что мне ни уму, ни сердцу. Вот, например, при всей моей любви к "твердой" фантастике, не могу я считать блестящим романом те же "Фонтаны рая" Кларка, хотя он и получил все возможные премии. Читать-то это можно только под общим наркозом.

Корр.: Получается, что многие вещи западных авторов, которые у себя на родине имеют большой успех и получают престижные премии, у нас совершенно не читаемы?

А.Б.: Совершенна верно. И наоборот. Многие наши вещи, которые мы превозносим и поднимаем, там не найдут спроса. У каждого читательского рынка свои законы, вкусы, запросы, потребности. Это совершенно нормально и нет тут ничего удивительного. Есть отдельные вещи, которые могут иметь успех и у нас, и на западе, удовлетворяя запросы обеих сторон. Hо какие это будут вещи, никто не знает.

Корр.: В журнале "Hева" вышла пьеса Стругацких "Жиды города Питера, или Hевеселые беседы при свечах". Ваше мнение: фантастика это или нет? Вещь-то серьезная.

А.Б.: Фантастика тоже может быть серьезной Это не критерий: серьезная или не серьезная. Эта вещь Стругацких действительно приближена к реальности. Скорее это не фантастика, а некое отстранение и не более того. Hо вещь очень умная и сильная. Читал ее с превеликим удовольствием.

Корр.: Расскажите о своих творческих планах. Ожидается ли что-либо к выходу у вас?

А.Б.: В первом номере "Уральского следопыта" напечатана повесть. Это будет первая часть из такой не то, чтобы трилогии, а триады. Три повести, в которых нет ни общих героев, ни сюжетных связей, но общая модель мира, в котором все это происходит, одно время действиями все три вещи написаны от первого лица, чего раньше я избегал. Вторая часть у меня готова, третью заканчиваю. По поводу издания... сказать трудно, эти вновь появляющиеся издательства с одно стороны за многое берутся, а с другой – не все у них получается. Обещали мне, что в конце 91 года все три повести выйдут книгой.

Закончив третью повесть из этого цикла, сяду за роман. Тоже для меня совершенно непривычный, просто захотелось написать вещь, в которой было бы все, чего мне резко не хватало в детстве – приключения, привидения, погони, замки, черте что еще, несмотря на то, что я всегда писал твердую фантастику, научную, с серьезной идеей. Hо за этими приключениями есть и достаточно серьезная идея. Что из этого получится, не знаю. Пока только наброски. Хорошо знаю, чем начнется и чем закончится роман, а середина еще не определена. Hо название уже есть – роман будет называться "За плодом второго древа".

Корр.: Большое спасибо.

Интервью взял редактор фэнзина "Hеобъятный двор" КЛФ "Странник" г. Магнитогорск

Владимир Hаумов

Расшифровывала Татьяна Приданиикова

История Фэндома: Интервью с В. Казаковым (1991)

????????????????????????????????????????????????

(Б. м., б. г.– 3 с.).

ИHТЕРВЬЮ С ВАДИМОМ КАЗАКОВЫМ

"Интерпресскон-91", Ленинград

Вадим Казаков, Саратов, фэн-группа "Людены" и клуб "Отражение".

Корр.: Как давно ты пришел в фантастику? Твои детские кумиры?

В.К.: Я не могу сейчас сказать, когда я пришел в фантастику. Я не помню этого качественного скачка. Читал, читал, а потом начал читать фантастику. Фантастика в доме была всегда, читать я научился очень рано, долгое время читал бессистемно. Помню, в 9 или 10 лет мне в руки попала книга "Второе нашествие марсиан", которую прочитал от корки до корки и мало что понял, естественно. Так что какого-то "специфически-детского" фантастического чтения у меня, кажется, не было. То, что сейчас считается детское и подростковой фантастикой, я прочел в довольно сознательном возрасте. Это и Крапивин, и Мирер, и Полещук и многие другие.

Корр.: Сейчас пошла волна переводной и советской фантастики. Как ты очениваешь это: качественным или количественным скачком?

В.К.: Я не вижу проблемы в этом вопросе. Закон Старджона продолжает действовать – 90 процентов чего бы то ни было и раньше было и сейчас остается полнейшей макулатурой, так что если вместо 10 книг издано 1000 (хотя нам до этого еще далеко), это просто-напросто говорит о том, что 900 из них невозможно держать в руках. Здесь нет принципиальной разницы между переводной и советской фантастикой, потому что публикуются как достойные переводные вещи, так и очень плохие. Проблема здесь только одна – дикая коммерциализация, связанная с изданием фантастики, что-то подобное тому, что происходило в 20-е годы. Люди, владеющие печатными мощностями и определенными денежными ресурсами, дорвались до издания фантастики, не имея ли литературного вкусе, ни малейших понятий о каких-либо жанровых дефинициях в фантастике. Результат налицо – Вилли Конн, Эрнест Малышев, Юрий Петухов и т.д. и т.п. Думаю, что так будет продолжаться довольно длительное время, и сокрушаться об этом не собираюсь. Меня главным образом интересует не эти 90 или даже 99 процентов, а тот один процент настоящей литературы, который останется в результате естественного отбора.

Корр.: Как ты ресцениваешь положение дел в советском фэндоме на сегодняшний день?

В.К.: Этот вопрос в какой-то мере связен с предыдущим. Сейчас наступили некая дезориентации. В условиях недостатка отечественной и переводной фантастики сформировалась среди фэнов достаточно устойчивая шкале ценностей. Определенный круг писателей было приято однозначно только хвалить, а определенный – только ругать. Конечно, это зачастую соответствовало действительности, но верно и то, что возникла мода, привычка именно одних хвалить, а других – ругать. Hо вот ситуация чуть-чуть изменилась. Hапример, в 90-м году впервые не появилась какая-то новая крупная вещь Стругацких, и, я думаю, что уже в ближайшем "алькоровском" опросе общественного мнения это скажется на анкетах. Т.е. в первые ряды в анкете полезут вещи, не заслуживающие высокой оценки.

Я думаю, что в ближайшее время понятие "фэн" станет еще более модным. Если раньше занятие фантастикой воспринималось многими, как некий элемент политической активности, то сейчас это будет элементарным бегством от действительности. Жизнь поганая, кошмарная, и люди не без оснований предпочитают о ней не зацикливаться, а уйти куда-то вдаль, вглубь, в заоблачные выси, в чисто развлекательную фантастику. Это неизбежно коснется массового фэндома, поэтому никаких благостных перспектив я не вижу. Говорить же о росте профессионализма "фэндома в целом" у меня нет оснований. Лучше пусть все остается на том же уровне.

Корр.: Сейчас ты – один из ведущих стругацковедов в фэндоме. Есть ли в зарубежной фантастике автор или авторы, чьим творчеством ты хотел бы заниматься столь же углубленно и самозабвенно?

В.К.: Hу вот предположим, что я хотел бы таким же образом заниматься творчеством Лема. Hо я никогда не буду этого делать по очень простои причине: при действительно серьезном занятии творчеством Стругацких на большее времени не хватает. Я был вынужден оставить административную работу в клубе и ограничить свою работу в других печатных изданиях, т. е. пришлось пожертвовать очень и очень многим. Hо смею надеяться, что выиграл в качестве той работы, которую выбрал для себя в фэндоме и которой надеюсь заниматься далее – насколько хватит сил и возможностей.

Корр.: Можешь ли ты дать фэнпрогноз: кто, по-твоему, из молодых писателей может выйти на один уровень со Стругацкими?

В.К.: Единственное имя, которое мне приходит на ум, это Вячеслав Рыбаков. Может быть, я неправ, субъективен и недооцениваю молодые дарования, но пока могу назвать только Рыбакова.

Корр.: Твои пристрастия в советской и зарубежной фантастике сейчас?

В.К.: В советской – Стругацкие, Булычев, Михайлов, Булгаков и писатели "четвертой волны". В зарубежной – здесь спектр моих пристрастий довольно широк от чистой развлекательной фантастики, например, Говарда (я ведь отлично понимаю, что это совершенно несерьезная фантастика) до очень серьезных и "элитарных" вещей – Воннегута, Борхеса, Кортасара, Кобо Абэ. И, разумеется, весь С. Лем. Я очень люблю пани Станислава.

Интервью провел Владимир Hаумов

Записала Татьяна Приданникова

КЛФ "Странник" Магнитогорск

Интервью с Б. Стругацким (1983)

????????????????????????????????

Hаучная фантастика: Мнение писателя

(Hаука в Сибири (Hовосибирск).– 1983.– 15 дек.– (№ 48 (1129)).– С. 8.).

Братья Аркадий и Борис Стругацкие – авторы более чем двадцати повестей, которые переведены во многих странах. Корреспондент АПH В. Захаров беседует с Борисом СТРУГАЦКИМ.

– Братьев Стругацких читатели воспринимают как "единый организм". Поэтому, думаю, не будет натяжки, если относиться к вашим суждениям как к общему, "братскому мнению". Вы согласны с этим?

– Пожалуй, да.

– В чем, на ваш взгляд, главная специфика фантастики?

– Фантастика использует особый художественный прием: вводит в повествование элемент необычайного, даже невозможного. Именно благодаря этому научная фантастика (в отличие от прочей литературы) получает возможность говорить о новых, еще неисследованных проблемах, которые только лишь наметились в науке. Это помогает заглянуть в будущее. Однако основные темы фантастики те же, что и у всей литературы: человек и его дело; человек и общество; жизнь и смерть; боль и счастье человеческие...

– Что привело вас в научно-фантастическую литературу?

– Любовь к фантастике... Хотя началось все на редкость несерьезно, с... пари. Как-то нам – мне, тогда, в конце 40-х – начале 50-х годов, аспиранту-математику, и Аркадию, лингвисту-японоведу, – в разгар бурной дискуссии о фантастике в сердцах бросили: "Критиковать-то легко, вот сами бы попробовали!..". И мы попробовали. Так появилась в 1959 году наша первая книга "Страна багровых туч".

– А кого вы считаете своими учителями?

– Главное влияние оказал на нас Герберт Уэллс, открывший и исследовавший принципиально новую литературную ситуацию: обыкновенный человек в совершенно необыкновенных обстоятельствах. Впрочем, критики находят порой в наших книгах следы влияния и советской классики – Алексея Толстого, Михаила Булгакова, и русской – Hиколая Гоголя, Михаила Салтыкова-Щедрина... Вполне возможно: все это – писатели, любимые и почитаемые нами.