Текст книги "Король и Шут (СИ)"

Автор книги: Юрий Туровников

В Трапезную Король и шут вошли одновременно с Первой Дамой, хоть и с разных входов. Прислуга, выстроившаяся вдоль одной из стен, почтенно склонилась.

– Надо сюда тоже это, – Генрих покрутил пальцем в воздухе, заодно поправив тяжелую корону, – Искричество. Вчера один из черни свалился с лестницы и шею свернул, пока свечи зажигал.

Прохор посмотрел на многоярусную люстру под потолком, усеянную горящими восковыми цилиндрами.

– Сделаем, Онри.

Сюзерен и его супруга сели, как обычно, на разных концах стола. Шут, естественно, возле господина.

– Ешь, сколько влезет, – Августейший жестом указал на стол, заставленный яствами так, что некоторые блюда свисали с края, грозясь упасть.

Глядя на все это безобразие, у Прохора в животе заурчало на всю залу. Королева Изольда закатила глаза. Слуги стали наливать вино в кубки и накладывать еду величественным супругам, шут же сразу пододвинул к себе поднос с молочным поросенком, натертым чесноком, под ананасом и сыром, и стал ловко, с точностью дворцового костоправа, орудовать ножом и вилкой, запивая все выдержанным красным.

– Избавил я тебя от Западной нечисти, – шут с хлюпаньем отпил вина прямо из хрустального графина с чуть искривленным горлом. – Чуть богу морскому душу не отдал, но все обошлось. Народ тамошний засвидетельствовал мою победу. Думал, порвут меня в лоскуты, вот как благодарили!

– Что ж ты войско не взял в услужение? – нахмурился Генрих. – К чему головой рисковал?

– У меня все было под контролем, Онри, – шут вновь схватил графин. – Твое здоровье, и Ваше, моя госпожа. Да продлятся Ваши лета.

– Не могу сказать того же, – ответила Изольда, вкушая со шпажек перепелиные яйца, фаршированные черной икрой.

Прохор выпил, отправил в рот кусок свинины и, пережевывая, продолжил разговор.

– Ты не забыл, что скоро Выборный день?

– Да ладно?! – встрепенулся Король и уронил ложку в заморскую баклажанную икру, забрызгав некогда белоснежную горностаевую мантию. Сюзерен вытер руки о скатерть и спросил. – Неужели уже срок подошел? А я про него уже и думать забыл.

Такое мероприятие, как Выборный день, носило чисто формальный характер. Оно имело место проходить каждые двадцать пять лет, поэтому не мудрено, что Генрих запамятовал. Результат такого дня всегда был предсказуемым – побеждал действующий правитель, хотя имелись и другие кандидаты на трон, но еще ни разу никто из них не смог занять трон Королевства. Нынешний правитель Серединных Земель получил свой титул в наследство от отца и уже дважды продлевал свое правление по итогам выборов, и оба раза оспаривал право на власть никто иной, как Тихуан Евсеич, нынешний Главный министр.

– Мне надо беспокоиться? – спросил Генрих.

Шут многозначительно пожал плечами и искоса глянул на королеву.

– Ну, не знаю… – Прохор отхлебнул вина и произвел на свет отрыжку, сравнимую по громкости разве что с раскатом грома. – Пардоньте, мадам и мусье, не смог удержаться!

Изольда бросила на стол салфетку и резко встала.

– Твой дурак, Онри, похож на свинью! – и, не сказав больше ни слова, она покинула Трапезную.

– Твоя свинья, Онри, похожа на дурака… – передразнил ее балагур. – Тебе не надо беспокоиться. Твои позиции устойчивы, достойных соперников нет.

– Но я стар.

– Не аргумент, – шут откинулся на спинку стула и стянул надоевший колпак.

– А Министр?

– Я тебя умоляю! – Прохор прикончил содержимое графина. – После его позорного проигрыша, вылившегося в караульную службу, ему светит разве что должность старшего помощника младшего дворника. Нет, он, естественно, лелеет подобные мысли, но он не дурак. Побаивается. Тяжела она, корона, – и рыжеволосый весельчак указал на неизменный атрибут власти, что сверкала на голове сюзерена.

– Ты меня успокоил, – Августейший поднялся со стула. Трапеза закончилась. – Ты уже придумал себе маскарадный костюм на сегодня?

Прохор покрутил в руке колпак и прихватил со стола яблоко.

– Я буду королем.

Генрих посмотрел на своего слугу.

– А я собрался нищим вырядиться. Скажу по секрету: Министр наш хочет на себя костюм шута примерить.

Балагур остановился и поднял глаза в потолок, о чем-то размышляя, и, наконец, произнес.

– Ему пойдет.

Король и шут покинули Обеденную залу, а вслед за ними, через противоположную дверь, туда вошли представители придворной знати, которые налетели на еду, словно век не жрамши, как говорят в народе. Столы опустели в считанные мгновения.

* * *

По случаю бала-маскарада музыкантам пришлось принарядиться, как бы им не хотелось остаться в своих лохмотьях. Выглядело это более чем нелепо. Особенно раздражался Михась, которому все эти белоснежные парики и длиннополые колеты действовали на нервы. В них он себя чувствовал как узник в темнице. Еще эти нелепые туфли! Да и остальные артисты не выражали большого удовольствия: Дрон постоянно ерзал на стуле, поправляя чулки, Рене чесался во всех неприличных местах и посмеивался над Сандро и Балом, те, в свою очередь, подшучивали над Яковом. Все эти бантики и завязочки нравились только Марии, которая наглядеться не могла на свое роскошное платье с огромным декольте, что приковывало взгляды ее коллег по сцене.

Артисты расселись полукругом на небольшом помосте возле стены, на которой красовался герб Королевства – золотой лев, раздирающий дракона, и принялись настраивать свои инструменты. Придворные и знать, нацепив на лица всевозможные маски, толпились небольшими группами и разглядывали присутствующих, силясь разгадать соседа. Но, поди, разбери, кто скрывается за личиной петуха, волка или свиньи. Некоторые не стали утруждаться и просто спрятались за серебряными овалами с прорезями для глаз или черными повязками, как у разбойников. Но, так или иначе, условия соблюдены, не придерешься. А кое-кто, воспользовавшись своей неприметностью, уже тискался за тяжелыми портьерами, что скрывали окна. Это, своего рода, развлечение для высшего общества: любовные утехи вслепую. Одна из составляющих любого празднования, что проходили во дворце.

Наконец, церемониймейстер ударил о пол своим позолоченным посохом и громогласно объявил.

– Дамы и господа, Король и Королева!

Звуки музыки стихли. Все присутствующие замерли и приготовились приветствовать Августейших супругов. И вот тут их ждал сюрприз. Шитые золотом и серебром одежды Первой Дамы, инкрустированные бриллиантами, сверкали в свете электрических ламп, а диадема просто слепила глаза! А вот сюзерен… Он вышел самых настоящих лохмотьях, словно бродяга, только-только выбравшийся из подворотни. Вот что значит творческий подход! Прокатился громкий вздох удивления, который повторился, когда в дверном проеме показался шут, облаченный в горностаевую мантию и с жестяной короной на голове.

Генрих и Изольда проходили по периметру Бальной залы, стены которой украшали огромные зеркала в позолоченных рамах, кивая своим подданным, а те, в свою очередь, приседали в книксене и поклонах. Наконец, все выстроились должным образом, и бал начался. Церемониймейстер вновь ударил посохом, отколов с пола кусочек мрамора.

– Первая часть Броуменской Паваны!

Музыканты одновременно ударили по струнам, наполнив залу звуками великолепнейшей мелодией, носившей в простонародии название «Воспоминание о былой любви». Вообще-то, у данного творения артистов имелись и слова, но они не очень подходили для подобного торжества, поэтому Михась и Дрон, сидя в уголке, решили поиграть в кости, пока не придет их очередь.

Одетые в костюмы придворные, держась за руки, важно вышагивали, совершая полуобороты, приседания, непонятные поклоны и подергивания ногами, словно они дерьмо с туфель стряхивали. Маски скрывали выражения лиц знати, но даже сквозь них читалась неприязнь ко всем этим нелепым па. Все мечтали только об одном: поскорее отправиться в Трапезный зал, где прислуга опять накрывала праздничный ужин. Там можно и подкрепиться, и еще кое-что унести с собой.

Занятая такими думами, знать не заметила, как первый танец закончился. Впрочем, Михась и Дрон тоже. Они по-прежнему ютились в уголке и отбивали друг другу звонкие щелбаны.

В центре залы опять возник церемониймейстер и возвестил.

– Вторая часть Броуменской Паваны! – и трижды ударил посохом.

Теперь в исполнении были задействованы все музыканты. Дрон поправил камзол и, поклонившись, стал декламировать под легкий аккомпанемент.

 
С прекрасной дамой граф разгуливал по парку,
Во мгле виднелись очертания замка,
Где у ворот собака грустно завывала.
Девица графа очень нежно обнимала.
 

И тут запела Мария.

 
Какая ночь, мой милый граф!
Луна так ярко светит, и шепот листьев,
Шелест трав усиливает ветер.
Навеки вашей стать мечтаю я,
и в этот час пускай моя любовь коснется вас!
   Теперь вступил Михась, раскачиваясь из стороны в сторону.
 
 
В подвалах замка у меня сокровища хранятся,
К твоим ногам, любовь моя, сложу я все богатства,
Моей ты станешь госпожой, тебе я вечность подарю.
Поверь, все будет так, как говорю!
   Михась приобнял Марию за талию, и они продолжили в унисон.
 
 
Утро станет сном, и будет вечно длиться ночь!
Мы одни в огромном темном мире.
– Кровь закипает в сердце!
– Я смогу тебе помочь!
Небеса становятся все шире.
 

Артисты продолжили свое выступление, глядя, как разодетые вельможи извиваются в вычурных поклонах и реверансах. Ангельский голосок Марии витал под потолком, а за ним несся громогласный баритон Михася. Музыканты закрыли от удовольствия глаза и наслаждались своим творением.

 
Какой у вас глубокий взгляд, как он влечет и манит.
Я не могу себя понять: меня к вам сильно тянет.
Вы так таинственны, заворожили вы меня,
и в вашей власти плоть и кровь моя!
О, сколько их, готовых кровь отдать за наслажденье!
В них есть блаженство и любовь, как сон и пробужденье.
Но граф всегда один под леденящим сводом тьмы.
О смерти обожает видеть сны.
Утро станет сном, и будет вечно длиться ночь!
Мы одни в огромном темном мире…
– Кровь закипает в сердце!
– Я смогу тебе помочь!
Небеса становятся все шире.
 

Когда песня кончилась, мужчины и женщины поклонились друг другу, и церемониймейстер объявил перерыв. Король и Королева заняли свои места на тронной паре, а знать вновь разбилась на кучки и разбрелась по залу. Шут, переодетый в сюзерена, поблагодарил музыкантов, и стал расхаживать среди гостей, сыпля направо и налево колкости, да так, чтобы их слышали все.

– Мадам? – Прохор осмотрел гостью в розовом платье. – Приветствую тебя, маска свиньи. Я, вот, осмотрел твой наряд, принял во внимание габариты и, знаешь что? Начал сомневаться, может, это вовсе и не маска на вас? Может, таковое истинное лицо?

Окружающие притворно засмеялись, якобы оценив шутку. А вот женщине, прилюдно униженной шутом, было не до смеха. Хоть она пыталась скрыть свою личину, но все прекрасно знали, кто она есть на самом деле. Теперь ей прохода не дадут во дворце. Другим повезло не меньше, в частности Министру. Лже-король подошел к лже-шуту и произнес.

– А вам, Генерал, этот наряд идет больше, чем его хозяину. Тот поумнее вас будет. Думаю, вас надо поменять местами. Я поговорю по этому поводу с народом, – весельчак махнул в сторону Генриха, сидящего на троне. Затем выудил из складок своего наряда золотую монету и бросил ее настоящему королю. – Держи, убогий, выпей вина и помни щедрость своего господина.

Никто не остался без «комплиментов». Прохор спиной чувствовал, что вслед ему летели незримые молнии и неслышные проклятия. Он прошел через зал и остановился напротив Государя.

– Онри, я, на правах короля, хочу пригласить сию даму на танец, – и балагур кивнул в сторону венценосной супруги.

Та округлила глаза и стала возмущаться.

– Ну уж дудки! Чтобы я стала танцевать с этим?! Не будет этого никогда!

Генрих потер подбородок.

– С одной стороны – ты, вроде как, король, а с другой… – Он украдкой глянул на жену.

Прохор упер руки в бока.

– Значит так, моя госпожа. Вы помните наш с вами спор, в котором вы потерпели поражение? Вы мне должны одно желание, и теперь я требую танец!

Сюзерену оставалось только развести руками.

– Дорогая, тут я не могу возразить. Пари – дело святое. Придется тебе уступить моему дуралею.

Изольда рыкнула, топнула ножкой и поднялась с трона, отбросив в сторону веер.

– Большего унижения и представить невозможно!

Неожиданная пара вышла в центр зала, приковав к себе все взгляды. Прохор кивнул музыкантам и прижал Изольду к себе, как простолюдинку, схватив ту за спину пониже поясницы. Первая Дама даже потеряла дар речи от такой наглости и позабыла все слова возмущения, только ойкнула. С первыми аккордами танцоры закружились в польке. Сначала неуверенно, из-за хныкающей королевы, но затем она сдалась. Перед талантом артистов и напором кавалера устоять было невозможно. Заводная мелодия сделала свое дело, да еще Михась подзадоривал, хлопая в ладоши, в такт музыки, а Дрон, тем временем, задорно напевал.

 
Я снова пьян, но пьян не от вина,
а от веселья пьян. Пьян.
И пусть я сам отнюдь не без изъяна —
тут вообще беда, да!
В том беда, что сюда
приходят те,
кому под масками всегда скрывать что есть.
Есть.
Приходят те,
кто хочет, чтобы, как вода, лилась в их честь
лесть.
Знаю я, в чем цель моя!
Где начало шоу, где конец?
Снова масками пестрит дворец.
И, не видя настоящих лиц,
в гуще маскарада пал я ниц.
Сквозь смешные маски изучаю я народ:
вокруг одни придворные и знать.
Звезды маскарадов заслоняют небосвод.
Польстить им, словно нищим грош подать.
Польстить им, словно нищим грош подать.
 

Королева отплясывала так лихо, словно была не величественной особой, а обычной прачкой. Она кружилась и прыгала, задирая ноги, что совсем не подобало дворцовому этикету, мало того, венценосная супруга визжала так, что закладывало уши. Шут оказался великолепным танцором!

Музыканты разошлись не на шутку: Михась раздухарился и сорвался в пого, а Дрон голосил так, что дрожали витражи за занавесками.

 
Шута наряд надеть всегда я рад —
торжественный обряд свят.
Глупцов парад… Позеров ищет взгляд.
Держитесь, господа, вам мат!
Знаю я, в чем цель моя.
А теперь взгляните на других,
чем, скажите, я смешнее их?
Если маску снять с любого тут,
станет ясно, кто из нас здесь шут.
Сквозь смешные маски изучаю я народ:
вокруг одни придворные и знать.
Звезды маскарадов заслоняют небосвод.
Польстить им, словно нищим грош подать.
Польстить им, словно нищим грош подать.
 

– Ты меня чуть не ухайдакал, негодник! – тяжело задышала Изольда, едва музыка закончилась. – Не скрою, мне понравилось, но не более того!

Никто, кроме нее и Прохора не стал танцевать польку, посчитали это ниже своего достоинства, или побоялись опозориться, но это нисколько не огорчило венценосную супругу, наоборот, помогло сделать некоторые выводы, касательно женской дружбы, а точнее, поставив оную, как таковую, под сомнение.

Королева вернулась на свое место и стала интенсивно обмахиваться веером. На ее лице выступила небольшая испарина, которую Первая Дама промокнула батистовым платком. Генрих восхищенно глядел на свою супругу.

– Не знал, что ты способна веселиться, как чернь! Посмотри, до сих пор все на тебя смотрят. Не ожидал от тебя такой прыти.

– Я сама в шоке, – усмехнулась королева. – Жарко. Дорогой, я оставлю тебя не надолго. Пойду, проветрюсь. Не возражаешь?

– Ступай, – развел руками сюзерен и подозвал пальцем своего доппеля, а Изольда присоединилась к своим фрейлинам.

Прохор под косые взгляды победно прошествовал к тронной паре, присел на ступеньку возле ног хозяина и, сняв жестяную корону, потрепал свою взмокшую рыжую шевелюру.

– Я здесь, Ваше Величество.

Августейший подался вперед и шепотом спросил.

– Ну как, узнал про голубя?

– Мы с тобой, словно шпионы, ей-богу! – ответил весельчак. – Даже смешно.

– А мне не очень, – сказал король. – Я по твоему совету поинтересовался, как ты и учил, неожиданно и в лоб. Говори, говорю, от кого понесла. И знаешь, что она выдала? – сюзерен украдкой осмотрелся, не навострил ли кто ухо. – А шут его знает! Выходит, мне она не сказала, а тебе запросто так? Вот я и спрашиваю: кто этот покойник?

Прохор открыл рот.

– Ты не поверишь, но мне она сообщила то же самое и имени не назвала.

– Я, кажется, начал понимать, – Генрих приподнялся на троне и кого-то поискал в толпе. – Ты же сегодня не шут, а король, а кто у нас сегодня дурак? Правильно, Министр!

– Да и не только сегодня, – подметил Прохор, но Сюзерен его не услышал, а если и услышал, то просто промолчал. – Ты намекаешь на то, что этот напыщенный индюк в курсе? Ах, Онри, – вздохнул балагур, – никому она ничего не сказала. Провалился наш план. Обскакала нас твоя… благоверная. Вот кто настоящий шпион.

– Ты думаешь? – нахмурился Августейший. – Может, ее попытать? Узнаем, кто ее подослал…

– Ты совсем из ума выжил?! Я не в том смысле, – опешил Прохор. – Она женщина и твоя жена, на минуточку. И потом, пытки отменили лет как тридцать назад, когда последнюю ведьму сожгли на площади.

Дурной разговор прервал церемониймейстер, объявивший третью и заключительную часть Броуменской Паваны. Вновь музыканты заиграли спокойную мелодию, позволив певцам доиграть партию в кости. И опять по залу расползлись пары, что продолжили кланяться друг другу и, кланяясь, трясти ножками. Но были и такие, кто проигнорировал танец, и в их числе находились дворцовый шут, тот, который настоящий, и изобретатель. Мастер выглядел откровенно плохо. Его лицо приобрело неестественный зеленоватый оттенок. Прохор подошел к нему, кивком оценил отсутствие какого-либо наряда, за исключением широкополой шляпы без пера и чудо-очков, помогающих видеть в темноте, и спросил.

– Ты чего такой квелый?

Тот отмахнулся.

– Зря я сюда пришел. Дышать не чем. Эти дамочки вылили на себя столько духов, что посели их в свинарнике, запах махом перешибет. Еще угораздило потанцевать с какой-то свиньей. Все ноги мне оттоптала, корова. Не мое все это, понимаешь? Я одиночество люблю и спокойствие, а тут…

– А мне здесь жить приходится! – помахал балагур перед носом Даниэля указательным перстом.

– Пойдем в таверну, а?

Шут хмыкнул.

– По-твоему там спокойнее?

– По крайней мере обстановка роднее.

– Вот тут я согласен, – Прохор положил ладонь на плечо друга. – Это последний танец. Сейчас музыканты закончат, переоденутся, и мы все вместе отправимся отдыхать. Я плачу.

По прошествии несколько минут, церемониймейстер объявил конец бала. Король и Королева посовещались и назвали обладателей лучших костюмов. Естественно, ими стали сами Генрих и Изольда, впрочем, как и всегда. После правители Серединных Земель в сопровождении знати отправились в Трапезную залу, дабы преступить к уничтожению яств, над которыми с утра трудились, не покладая ножей, десятки поварят, а шут, мастер и музыканты в трактир, где оставались до глубокой ночи. Там они пили хмельное и орали песни. Не обошлось и без потасовки, в которой приняли участие абсолютно все посетители. Таверне досталось так, словно там произошла схватка медведя с лосем, но стражники, как обычно, урегулировали конфликт, и хозяин остался доволен.

Глава двенадцатая

Прохор проснулся от странного шума, который раздавался в его каморке. Шут провел языком по сухим губам, открыл один глаз и осмотрелся.

– Какого лешего тебе не спится?! – спросил он, узрев мастера.

– Это ты дурака валяешь, а мне работать надо. Дел не початый край, – ответил тот, приделывая к стене какой-то рычаг. – Сейчас у тебя закончу, пойду в Тронную Залу, потом в покои короля…

– А делаешь-то чего?

– Включатель, чтобы электричество включать, когда нужно, – ответил Даниэль.

– М-м, – шут сел на кровати и, почесав живот, влез в рубаху. – Лучше б сделал так, чтоб его выключить можно было при необходимости. Пить охота.

Изобретатель закатил глаза.

– Специально для тебя сделаю выключатель.

– Спасибо, – Прохор припал к крану и стал жадно пить. После облачился в наряд шута. – Я ушел дурака валять.

– Иди…

Мастер прислонил к стене какое-то устройство и принялся крутить рукой вороток. Камень не сдюжил и подался, посыпалась пыль. Шут пожал плечами, надел часы и посмотрел время.

– Ох, ё! Без пяти минут полдень! Сейчас на площади собрание, а я тут жир наращиваю. Негоже опаздывать на чествование самого себя.

Балагур мухой вылетел из каморки и, как конь ретивый, помчался по бесконечным коридорам замка, преодолевая крутые лестничные марши.

* * *

Король и Королева уже заняли свои места на балконе и вкушали виноград, обрывая ягоды с огромной грозди. На большом серебряном подносе было еще много фруктом, ожидающих своей участи: и яблоки, и груши, и гранаты. В центре блюда возвышался ананас. Подставка о трех ножках трещала и грозилась развалиться под тяжестью плодов. Генрих сплевывал косточки за балюстраду, отправляя туда же и кожуру от бананов. Все это падало на головы придворных и знати, что заняли свои места. На помосте в центре площади, под завязку забитой людьми, переминался глашатай со свитком в руках, и скучали музыканты.

– Ну и где твой шут?! – поинтересовалась у мужа Изольда. – Столько народу его ждет, а ему хоть бы что. Неописуемая наглость! Надо его наказать – высечь прилюдно. Взять розги и с оттягом надавать по его упругой… – королева осеклась, а король аж подавился.

– Дорогая?

Но договорить он не успел. Послышался топот и на балкон влетел запыхавшийся шут, который снес-таки столик. Поднос полетел вниз со всем содержимым, да и сам Прохор едва не кувыркнулся низ. Еще бы мгновение и рыжий балагур стал бы красным пятном на булыжной мостовой. Он уже практически вывалился, но был пойман нежными руками взвизгнувшей Первой Дамы.

– Да помогите мне уже!

Генрих бросился на выручку и ухватил шута за щиколотки. Вдвоем венценосные супруги втянули несчастного на балкон. Толпа снизу стояла, открыв рты, и наблюдала за происходящим. Когда виновник торжества был спасен, площадь взорвалась овациями, вверх полетели шапки.

Прохор перевел дух и заключил Изольду в объятия.

– Вы спасли мне жизнь, моя королева. Я ваш должник, – и он приклонил колено.

– Это уж точно, – смутилась та и села в кресло.

Король дал отмашку, глашатай развернул свиток и заорал во все горло.

– Жители Броумена! – толпа затихла и превратилась в слух. – По приказу Его Величества короля Генриха на Западные рубежи, чтобы одолеть необузданное зло, отправился придворный шут. Как вы все знаете, он вернулся с победой. Ура, братья и сестры! – те подхватили и принялись махать руками, глядя на балкон Главной башни. Прохор махал в ответ и слал воздушные поцелуи. Бирич выдержал паузу и продолжил. – Неведомая напасть пыталась захватить часть нашего королевства. Завязался неравный бой и все такое! Наш писарь, что последовал за шутом, подробно описал происходящее и занес в Книгу Летописи. А обо всех ужасах сражения расскажут наши музыканты. Поприветствуем их!

Глашатай отошел в сторону, пропуская вперед артистов. Те выстроились в ряд и заиграли зловещую музыку, под которую Михась еще более зловещим голосом запел.

 
В хронике моей есть последняя глава,
К сожаленью в ней обрываются слова.
За последний год из рыбацких деревень
сгинул весь народ в тот туман, что каждый день
с моря заходил вглубь материка.
Я свидетель был, как пустели берега.
 

И, чтобы нагнать еще больше ужаса, музыканты запели хором, рычащими голосами.

 
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Каждый день в умах росло необузданное зло.
 

Михась скорчил такую гримасу, что некоторые горожане даже потеряли сознание, и продолжил голосить.

 
Запись в дневнике: «Я опять теряю ум.
Снова в голове появился странный шум,
но сегодня я начал звуки различать —
это чей-то зов, мне пред ним не устоять.
За окном гроза, а мои глаза
лезут из орбит. Страшен в зеркале мой вид!»
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Все прокладывали путь к морю сквозь иную суть.
Кто-то полз к воде. Ветхий старенький причал
был в его судьбе, как начало всех начал.
За собой тащил свою мокрую тетрадь,
из последних сил что-то пробовал писать,
а затем, нырнув, скрылся под водой.
Зашумел прибой, унося его с собой.
Мир менялся на глазах. Зов стихий в людских сердцах
посеял первобытный страх. Посеял страх!
Самого Дагона сын из морских пришёл глубин —
то был судьбы недобрый знак. Недобрый знак!
Новой расы молодой вид родился под водой…
 

Песня закончилась, и над площадью нависла тишина. Король, с высоты глядя на представление, вжался кресло и прошептал.

– Неужели так все и происходило?

Шут пожал плечами.

– Ну, в общем и целом…

– Жуть какая! Только чудовищ мне не хватало, – Генриха передернуло. – Что за напасть? То одно, то другое. И это перед Выборным днем, будь он не ладен!

В этот момент сзади раздались шаги, и троица, находящаяся на балконе, обернулась. На пороге стоял Министр, сменивший солдатские доспехи на привычный мундир, а алебарду на саблю. Он ударил каблуками сапог и отрапортовал.

– Ваше Величество, срок моего вынужденного отсутствия истек. Мое пребывание в дворцовой страже в качестве гвардейца закончилось. Готов приступить к выполнению своих обязанностей в качестве командующего армией.

Воспользовавшись тем, что Генрих подбирает слова, ответил Прохор.

– А где вы раньше были, когда на Западных Рубежах беда творилась? Служба службой, а от обороны границ государства тебя никто не освобождал. Или храбрость у нас не в чести?

Генерал покраснел, как помидор, но промолчал. Шут любимчик короля, едва не погиб в море, и теперь получается, что по его, Тихуана Евсеича, вине. Министр только добела сжал кулаки и пошевелил губами. По всей видимости, насылал на балагура проклятие.

Наконец, подал голос и сам король. Он поднялся с кресла, помахал народу на площади и, повернувшись к министру, сказал.

– К вечеру представить мне доклад обо сем, что творится на всех границах, какова численность армии и народного ополчения, и что мы предпримем в случае очередного неожиданного нападения. Усек? – Генрих оттопырил локоть, чтобы его дорожайшая супруга смогла взять его под руку, и они покинули балкон. Прохор в знак благодарности еще раз кивнул своей госпоже, но та не удостоила его вниманием, а прошла мимо, высоко подняв подбородок. Шут ни капельки не обиделся и вышел следом, напоследок приставив ладони к носу и помахав пальцами генералу.

Тот побагровел, топнул со злости ногой и проговорил в усы.

– Готовь ящик. Недолго тебе осталось.

Тут неожиданно шут вырос, словно из-под земли, и встал перед министром нос к носу. Он прищурился и спросил.

– Ты уверен, что у тебя кишка не тонка тягаться со мной? Мне падать некуда, а вот вам, любезный… Подстели соломки, мой тебе совет, – и Прохор исчез так же неожиданно, как и появился.

* * *

Король расхаживал вокруг шахматного столика и раздумывал над очередным ходом белых. Пока шут выигрывал на одну фигуру.

– Надо послать гонцов к наместникам, чтобы те распорядились на счет выборных грамот, – Генрих нахмурился и стал тереть подбородок, искоса поглядывая на слугу, а тот просто пялился в окошко, разглядывая улицы города. Вечер стал накрывать Броумен. Солнце еще не успело закатиться за лес, окрасив горизонт розовыми тонами, а с противоположной стороны уже вылезала луна. Легкий ветер гнал по сереющему небу перистые облака, которые где-то далеко собирались в густые, непроглядные тучи.

– Я уже исполнил, – вздохнул Прохор.

– Когда успел? – удивился сюзерен и шагнул слоном.

– Перед тем, как на Западный рубеж убыть. Я одного всадника по пути с шара видел, когда мы над нашими бескрайними лесами пролетали, – шут вернулся к доске и оценил позиции. – Хм, так значит? А мы вот так! – и сделал ход конем.

– Какой ты, однако, шустрый, – покачал головой король и протянул руку к фигуре. Прохор кашлянул, давая понять хозяину, что этот ход обречен и угрожает скоропостижным концом всей партии. Государь одернул длань и вновь стал изучать доску. – Даже подумать страшно, с кем бы я сейчас играл, если бы ты упал с балкона. Спасибо Изольде, что спасла тебя.

– Я молю небеса, чтобы те дали бесконечного здоровья ей и ее чаду, – склонил голову шут, приложив руку к груди. Бубенцы на его колпаке символично звякнули. – А ты, Онри, еще изволишь в ней сомневаться. Мы с королевой отнюдь не в дружеских отношениях, сам знаешь, однако она не дала моей буйной голове пропасть, хотя могла. Бесчестные люди так не поступают, а расчета тут я тоже не вижу. Оставь ее в покое, пусть живет.

– А знаешь, ты, в какой-то мере, прав. Может, действительно… – и Августейший пошел ферзем, скинув с доски черную пешку, тем самым продлив партию еще на несколько ходов. Король довольно потер ладони. – С тобой интереснее играть, чем с Министром.

– Рад стараться, – вновь поклонился шут.

Тут раздался стук в дверь.

– Кого там нелегкая принесла?! – воскликнул Государь, и из-за двери показался камердинер. – Чего тебе?

Тот просочился в покои полностью.

– Главный Министр аудиенции просит.

– Легок на помине, – хмыкнул шут и сделал очередной ход. – Кстати тебе шах.

Стоящий у двери старик продолжать мять полу своей ливреи.

– Так просить генерала или велеть обождать? – робко спросил он.

За короля ответил Прохор.

– Пусть зайдет лет через триста, – но последнее слово оказалось все равно за Августейшим.

– Зови, – сказал Генрих, делая ротацию. – Потом доиграем.

Шут забрался на подоконник и прикрылся шторой. Когда Министр вошел, он первым делом обратил свое внимание на люстру, висевшую под потолком: все свечи на ней заменили чудесными, по мнению короля, и странными, по мнению всей знати, изобретениями мастера, для которых не нужен ни огонь, ни свечи. Стеклянные шары сами по себе светились и ощутимо нагревали воздух. Генерал за мгновение придумал уже с десяток различных пыток для Даниэля и продолжил бы дальше, но его наглым образом оторвал от этого занятия Король.

– Ты о чем таком замечтался, аж слюни потекли? – подметил Генрих.

Офицер утер усы.

– Виноват! Я по делу пришел. Занимался я, значит, тем, чем вы велели. Просматривал донесения командиров и все такое, и тут посыльный приносит письмо, открываю – так и есть. Опять беда стряслась, только теперь на Восточных рубежах.

Прохор выглянул из-за портьеры.

– Вот что ты за человек? Все у тебя через одно место! Какой же ты Генерал, когда у тебя везде бардак и неурядицы? Ты теряешь оказанное тебе высокое доверие, да, Онри?

Сюзерен кивнул и расположился на кровати, скрываясь за занавесью балдахина.

– Теперь что стряслось? Пожар, наводнение или какая другая неприятность? – устало спросил Король.

– Что вы, Ваше Величество! – трижды сплюнул через плечо Министр. – Всего-то в лесах нечисть какая-то поселилась. Поговаривают, уже пятерых задрала. Люд за дичью боится на охоту ходить. Молва идет, что это оборотень.