Текст книги "Король и Шут (СИ)"

Автор книги: Юрий Туровников

Слегка расстроенный весельчак постучал мастера по щекам, но тот только громче стал бубнить.

 
Крик подобен грому:
– Дайте людям рому!
Нужно по-любому
людям выпить рому!
 

Шут потер лицо руками и осмотрелся. Под окошком в крыше нашлась веревка, которая пригодилась как нельзя кстати. Дотащив кресло вместе с изобретателем до лаза в полу, Прохор обвязал пьянчугу и спустил вниз, после чего слез сам. После этого нашел на кухне в шкафчике гречишный мед и рыбий жир. Смешав по три ложки каждого ингредиента, разбавив их водой и добавив толченного лесного клопа из собственных запасов, балагур приготовил напиток, который получил прозвание «вырви глаз». От одного только запаха шута чуть не вывернуло наизнанку. Эта гадость способна не то что привести в чувство какого-то забулдыгу, мертвеца поднять!

Кое-как дотащив Даниэля до мастерской и усадив его на единственный в доме стул, Прохор нашел в рабочем бардаке изобретателя воронку и вставил бедолаге в рот, после чего влил в нее свой коктейль. Не прошло и минуты (шут засекал), как мастер открыл глаза, а уже через секунду вскочил на ноги и бросился к окну. Распахнув ставни, Даниэль перегнулся наружу и с рыком бизона стал исторгать содержимое желудка на кусты боярышника.

– Что это было?! – спросил, утираясь, пришедший в себя изобретатель. – Я чуть кишки не выплюнул!

– Народное средство, «вырви глаз» называется, – ответил шут, садясь на заваленный хламом стол. – Полегчало?

– Более чем, – мастер осмотрел себя с ног до головы, затем покрутил над головой стеклянный шар, и комнату окутал слабый электрический свет. Тяжело вздохнув, Даниэль уставился на незваного гостя. – Чего пришел? От дел меня отвлек…

– Видел я твои дела. Ты это чего на бутыль-то наступил?

Изобретатель на мгновение задумался.

– У меня творческий кризис. Едва ты уехал, я понял, что больше ничего не могу придумать. Представляешь, каково это?! Жизнь потеряла для меня всякий смысл.

– А женщины?

– Ты предлагаешь придумать самодвижущуюся куклу или такую, что можно будет надувать, когда это необходимо? – удивленно спросил мастер.

Прохор, хрустящий сухарями, что всегда имели место быть в котомке, подавился и закашлялся.

– Я подобного не говорил. Это твоя идея. Вообще-то, я просто намекнул тебе на женское общество. Бабы, как известно, могут подбросить много идей. Правда, большинство из них полны абсурда, но все же. Ладно, забудь. Я к тебе чего пришел… Предлагаю тебе развеяться и малость попутешествовать за счет королевской казны.

Мастер задумался. Он отошел от окна и сел рядом с шутом.

– Заманчивое предложение.

– А по возвращении у тебя будет, чем заняться. Надо что-то придумать с твоим электричеством. Негоже, что оно все время светит. Спать мешает.

– Я его буду на мельнице отсоединять с первыми петухами, сойдет?

Теперь задумался Прохор, что-то прикидывая в уме.

– Не подходит. А если гроза? Из-за туч солнца не видно. Так и будешь целый день носиться туда-сюда? Надо что-то такое придумать в самих комнатах. Своеобразный засов: открыл – есть, закрыл – нет. Смекаешь?

Изобретатель спрыгнул на пол и схватил лист бумаги. Выудив из кармана штанов писало, Даниэль принялся что-то чертить и меньше чем через минуты довольно потер ладони.

– Все готово. Это – включатель! – и он гордо указал на свой рисунок. – Ничего сложного.

– Все гениальное – просто, а ты говоришь творческий кризис, – Прохор похлопал друга по плечу. – Ну так что, отправишься со мной?

Мастер посмотрел на шута.

– А у меня есть выбор?

– Вообще-то нет. Пойдем в таверну, я тебя посвящу в свои планы. И найми домработницу, развел бардак!

– Ага, где я тебе денег возьму? Ей платить надо. Я и так из своего кармана выплачиваю мельнику, чтобы он за механизмами присматривал. И помощнику тоже, а мне бы не помешало еще несколько.

Прохор слез со стола.

– Уладим финансовую сторону этого вопроса. Верь мне.

Даниэль пожал плечами, накинул на плечи куртку, что валялась на полу, погасил свет, выкрутив стеклянный шар, и вместе с Прохором покинул свое жилище.

Жизнь в городе шла полным ходом: кузнец ковал, прачки стирали, пекари месили тесто и выпекали хлеба, дети носились шумными ватагами по улицам. В общем, все занимались своими обычными делами.

Два друга прошли через рыночную площадь и проходными дворами добрались до таверны, где собирались перекусить в тишине. В это время трапезный зал пустовал. Народ тут собирался ближе к вечеру, исключение составляли только ярмарочные дни. Тогда тут собираются постояльцы, снимающие комнаты, но до ближайших торгов еще долго, поэтому Прохор надеялся на отсутствие какого-либо общества.

Зайдя внутрь, шут убедился, что угадал. Таверна пустовала. Всего две лампы освещали внутреннее убранство зала. Сам хозяин заведения сидел за стойкой и протирал полотенцем кружки.

– Мое почтение, Йохан! – поздоровался весельчак, указав на свой столик.

– Угу, – буркнул мастер.

Трактирщик оторвался от своего занятия и коротко кивнул.

– Приветствую вас, господа. Мадлен, у нас еще посетители!

Прохор всмотрелся во мрак заведения и обнаружил за дальним столиком еще одного гостя, что спал, уронив голову на руки. И, судя по большому павлиньему перу, что торчало из берета спящего, он хорошо знаком шуту. Тот подошел поближе и, чтобы убедиться в своем предположении, поднял голову пьянчуги за чуб, выбивающийся из-под головного убора.

– Да вы издеваетесь! – воскликнул Прохор, узрев мертвецки пьяного писаря. – Ты-то когда успел?! С утра же нормальный был! Давно он такой? – обратился балагур к хозяину таверны.

Йохан хмыкнул.

– Да и часу не прошло. Слабеньким оказался, с одной кружки пива чуть под стол не сполз. Чего с ним делать – ума не приложу. А вы-то чего посреди дня заявились?

– Отведать твоей свининки, запеченной с чесноком, грибочков, да картошечки с солеными огурчиками. А то, знаешь ли, изжога от омаров и ананасов из королевской кухни замучила, – подмигнул ему Прохор и поднырнул под руку Фрэда, жестом подзывая мастера. – На троих приготовь, будь так любезен, а об этом горемыке не беспокойся, я за ним присмотрю. И еще, попроси свою драгоценную супругу приготовить для нашего друга «вырви глаз», и пусть порожнюю бадью принесет.

– Как пожелаете, – пожал плечами толстяк.

Уже через несколько минут летописец был абсолютно трезв, и за обе щеки уплетал вчерашние щи, что ему преподнес хозяин таверны совершенно бесплатно, все равно выливать собирался. А спустя полчаса (шут засекал) подоспел и основной заказ.

Плеснув в кружки эля, шут закинул в рот кусок мяса и, пережевывая, сказал.

– Я собрал вас здесь, за этим столом, чтобы сообщить – следующее: мы отправляемся на Западный рубеж. Там что-то стряслось, и я, как самый-самый, уполномочен с этим разобраться.

Писарь округлил глаза, выуживая из плошки маринованный опенок.

– А меня это каким боком касается?

– Правым, – уточнил Прохор. – А кто мои подвиги записывать будет? Мы теперь с тобой неразрывно связаны, как братья Гримс. Слыхал про таких?

– Угу, – буркнул Фрэд. – Честно говоря, мне уже боязно. Я с тобой два раза ходил и оба меня чуть не убили. Кстати, мастер, ты мотай на ус – с шутом связываться себе дороже!

Весельчак глотнул молока и утер губы.

– Ты мне изобретателя не стращай. Без него все равно никак, а потом – не убили же! Я тебя оба раза спас. Ты мне должен. Ладно, закрыли этот вопрос. Пункт второй, – Прохор повернулся к Даниэлю, колдующим над капустой. – У тебя летающий пузырь в исправном состоянии?

– Ага, – ответил тот. – А на кой он тебе?

– Ты хочешь в такую даль в повозке трястись? – весельчак прислонился к стене. – Да ни одна уважающая себя кобыла не переживет этой дороги, сдохнет. Тем более что так оно интереснее. Заодно карту подправишь, да и писарю я обещал, что как-нибудь покажу ему город с высоты птичьего полета.

Тут Фрэд прервал свою трапезу.

– Я, кажется, передумал…

– Поздно, уже оплачено, – потряс Прохором тяжелым кошелем, что достал и вновь спрятал за пазуху.

– А что там случилось-то? – поинтересовался изобретатель, отодвигая пустую тарелку и расслабляя завязки на штанах.

– Странная история. Как утверждает гонец, на прибрежный город раз в неделю наступает туман с моря, а когда марево рассевается, то все, что остается на берегу исчезает. Улов, как правило. Некоторые утверждают, что это морской бог дань берет.

В этот момент раздался звон колокола, возвещающий о том, что сейчас или чуть позже будет оглашен королевский указ, и всем жителям Броумена необходимо бросить все дела и явиться на Главную площадь, дабы его услышать. В этот же самый миг в разные стороны поскачут гонцы, которые понесут данный указ в другие города, села и прочие уголки королевства. Это сейчас всадник добирался до следующего крупного селения со своей конюшней и передавал свиток местному главе, а тот оглашал указ и посылал дальше уже своего гонца, а старый отправлялся домой. А в былые времена всадник сменит не одного коня, пока достигнет крайней точки своего маршрута, чтобы, не отдохнув, мчать обратно. Бывало, в путь отправлялся юнец, а возвращался уже глубокий старик. Не успеешь приехать, а тебя уже снова отправляют в дорогу, поэтому семьей гонцы не успевали обзавестись и умирали бобылями. И, несмотря на то, что работа оплачивалась хорошо, желающих было не так уж и много. Работа только на первый взгляд простая. Вестовой – важное лицо! В их руках всегда оказываются важные бумаги, за погляд которых кое-кто не пожалел бы никаких денег, поэтому некоторые гонцы домой не возвращались вовсе, а находили последний приют где-нибудь в овраге.

– Пойдем? – спросил мастер.

– А смысл? – шут сделал глоток из кружки. – Я и так тебе скажу: я молодец, одолел разбойников – это раз, и два – мы отправляемся на Западный рубеж.

Писарь смачно рыгнул, едва не затушив лампы.

– А откуда ты знаешь, что там случилось? Я не припомню, чтобы про это говорили.

– Кто ты такой, чтобы тебе персонально докладывали? – нахмурился шут. – Или ты у нас большой специалист по невиданным явлениям? Нет? Вот и сиди молча. Твое дело пером скрипеть, а я – лицо приближенное, поэтому и знаю больше других.

– Да ладно, – Фрэд вжал шею в плечи. – Я просто спросил, чего разошелся-то?..

– Извини, – сказал Прохор. – Ты ни в чем не виноват. Я не должен на тебя кричать. Прости, друг.

Он протянул писарю ладонь, и тот смущенно пожал ее. Даниэль непонимающе подернул плечами и принялся уничтожать грибочки. Мадлен собрала со стола пустую посуду и поинтересовалась, не желают ли гости еще что-нибудь. Гости пожелали еще пива.

Чтобы скоротать время, троица перекинулась в карты, и бедный писарь проиграл свое жалование на пол года вперед, а мастер в уплату долга согласился выполнить любое желание, но наотрез отказался бегать по улицам с голым задом и кричать петухом. Зато согласился просидеть весь вечер в женском платье, которое Прохор одолжил за золотой у Мадлен. Женщина помогла изобретателю переодеться, набила из соломы подобие груди, нарумянила парню щеки и вплела в волосы розу. Даниель превратился в эдакую пастушку, увидев которую и Фрэд, и Прохор и хозяин таверны покатились со смеху.

– Смейтесь, смейтесь! – буркнул тот, садясь за стол и качая головой. – Будет и на моей улице праздник, посмотрим, как вы тогда гоготать будете. И зачем я согласился… Тьфу!

Как обычно, после рабочего дня наступал вечер досуга, и многие предпочитали проводить его в таверне за кружечкой пива или вина. Ввалившиеся шумные компании занимали места. На помощь Мадлен пришли два поваренка, что кашеварили в кухне, и два разносчика: красотка Гретта, свободных нравов девица, и ее братец-крепыш Гензель, который подрабатывал еще и вышибалой.

Вообще эта парочка появилась в городе недавно и тут же едва не попала под топор палача. А дело было так: Гретта соблазняла женатых мужчин, вела их к себе в комнату, что снимала в таверне, и едва дело подходило к утехам, как врывался Гензель, прикидываясь ее мужем, и обещал вышибить дух из похотливого мужлана, а потом требовал денег, угрожая шантажом. Когда завсегдатаи харчевни разобрались, что к чему, то захотели сдать мошенников гвардейцам, но те умоляли не делать этого и пообещали исправиться, правда, деньги вернуть отказались. Но никто особо и не настаивал, ибо если довести дело до суда, то станет известно об их похождениях «налево», а это чревато скандалом и ударами сковородой от благоверной. Оно им надо? Брату с сестрой поверили и простили.

Теперь эти двое носились по залу, разнося тарелки с горячей закуской и кружки с пенным пивом, и не обижались на окрики «эй, ты!» или «эй, девка!». Гретте приходилось терпеть даже шлепки по заду и делать вид, что ей это нравится. Гензель же получал по заду от одиноких женщин или древних старух, что, хоть и нечасто, но забредали в таверну, и это ему не нравилось, так как некоторые дамы не могли похвастаться красотой.

Когда почтенная публика порядком надралась, в трапезной появились музыканты. Посетители тут же сдвинули столы, освобождая место для артистов. Михась, как обычно, бросил на пол шапку для сбора денег и поздоровался один за всех. Дрон вышел вперед и начал представление. Подвыпившая толпа одобрительно загудела.

 
Награбленных денег хватило надолго!
Кабак стал обителью наших страстей.
Мы тратили время без всякого толка,
запасы спиртного топили гостей.
Сидел я с бутылкой среди обалдевших,
опухших, едва узнаваемых лиц,
товарищей пьяных, увы, не сумевших
в ту ночь поделить двух распутных девиц!
 

Музыканты, прокричав традиционное «хой-хой-хой!», заиграли и запрыгали, вдохновляя зрителей, а Дрон продолжил.

 
Начался дебош и хаос,
принесли вина и рому.
Первый выстрел сделал Клаус,
продырявив бок Немому!
Тут все как с цепи сорвались,
позабыли о том, что мы команда!
Девки под столы забрались,
глядя, как уменьшалась наша банда.
Вдруг Косой вскочил со стула,
пуля-дура виновата,
на Гуся направил дуло,
а пристрелил родного брата!
Громила резко вскочил, Балбес леща получил,
но Клаус выхватил нож, кричал:
– Балбеса не трожь!
Косой из пушки палил, Немого с дуру добил.
Громила крышку закрыл, Косого утопил.
 
 
Тут все как с цепи сорвались,
позабыли о том, что мы команда!
Девки под столы забрались,
глядя, как уменьшалась наша банда.
Тут все сошли с ума из-за баб,
обычных, плюшевых баб.
Друг друга перебили,
бараны, выпить любили!
 

В конце концов, толпа сорвалась в пого, прыгая с такой силой, что едва не проломили полы. Таверна заходила ходуном. К дикой пляске присоединилась и троица, сидевшая в углу и потягивающая пиво. Особенно лихо отплясывала грудастая дама, которой по заду со всего маху приложил ладонью какой-то лысеющий мужик. Он ощерил свой беззубый рот и в пьяном угаре полез целоваться.

– Ты же не откажешь мне, милашка?!

– Конечно нет, дорогой! – прохрипел Даниэль и со всей дури вмазал ему в ухо, да так, что тот смел еще двоих и приземлился где-то под столом, но через мгновение уже вновь стоял на ногах.

– Ах ты е… о… а..! – выругался беззубый, сплевывая кровь. – Получай!

Теперь в сторону отлетел изобретатель. На этом все могло и закончиться, если бы не Михась, который все это увидел. С криком «Бабу бить последнее дело!» он прыгнул на бузотера и стал осыпать его ударами. Друзья бедолаги вступились за своего приятеля, а артисты за своего. И, как только что спел Дрон, начался дебош и хаос. Опять. И только трое не участвовали в драке: Гретта, которая залезла на стол и орала во всю глотку «Дай ему, братец!», Мадлен, считающая убытки, и Мария, так и не бросившая скрипку и продолжившая играть.

Как обычно потасовку прервал отряд гвардейцев. Естественно, шут избежал какого-либо наказания. Писарь под шумок выскочил на улицу, а изобретателя попросту отпустили. Ведь никто и подумать не мог, что под женским платьем скрывается парень, который и начал весь этот бардак.

Ночь выдалась безоблачной. Звезды все разом высыпали на небо, составляя причудливые рисунки. Несколько штук даже сорвались вниз, оставив за собой белесый хвост, вспыхнули и исчезли. Ночную тишину нарушал только далекий вой бродячих собак, да пьяный бубнеж тех, кого повязали стражники.

Забежав в подворотню, Даниэль избавился, наконец, от розочки в волосах и с помощью Прохора стянул платье. Под глазом у него назревал синяк. Мастер потер ушибленное место.

– Душевно погуляли.

– Неплохо, – согласился шут. – Надо будет Йохану деньжат подкинуть на ремонт. Чует мое сердце, разнесут однажды таверну, как пить дать! Ладно. Встречаемся с первыми петухами у тебя, мастер. Фрэд, не проспишь?

– Постараюсь, – ответил тот, заправляя порванную рубаху в штаны и осматривая колет на предмет новых дыр.

– Уж будь любезен. Все, расходимся, – Прохор похлопал друзей по плечам и нырнул во тьму.

Изобретатель и писарь тоже попрощались и побрели каждый в своем направлении.

* * *

Часы на главной башне еще не отбили пяти часов, петухи только-только расправили крылья, чтобы возвестить округу о восходе солнца, а по тихим улочкам Броумена с разных концов города уже брели два одиноких путника: один из них был полон энергии и даже насвистывал какую-то веселую мелодию, тогда как второй еле волочил ноги, постоянно зевал, потирал заспанные глаза и что-то бубнил под нос.

Красный диск только-только начал подниматься над горизонтом, добавляя в темные цвета розовых тонов. Посчитав это за начало утра, петухи начали-таки свою песню. Каждой птице досталась своя строка, которую она старалась пропеть лучше и заливистее предыдущего исполнителя.

Шут, шедший к дому мастера с западной стороны, улыбнулся: он любил предрассветные часы, обожал ветер, который еще не успел пропахнуть ароматами кондитерских и парфюмерных лавок. Писарь же, шествующий с восточной окраины, наоборот, нахмурился: ему не нравилась утренняя прохлада и довольные вопли петухов. Спал бы да спал!

Когда два королевских служаки подошли к дому Даниэля, тот уже давно ждал их. Он сидел у входа на сосновой чурке и дымил ароматным табаком, пуская в небо сизые клубы дыма. Над крышей строения, где жил и работал изобретатель, покачивался огромный пузырь, под которым болталась больших размеров плетеная корзина, снабженная пропеллером, тем самым, что смастерил предшественник Даниэля. С корзины до земли свисала веревочная лестница, которая была длинной метров пять, не меньше. Внутренний двор освещался электрическим светом, исходящим из сотни маленьких стеклянных шариков, что были развешены вдоль всего забора.

– Ух ты! – прошептал писарь, увидавший такую красоту. – Был бы я художником, непременно написал бы картину!

– Надеюсь, никто не передумал? – шут поправил на плече лямку большой сумки.

– Чего ты набрал? – поинтересовался Фрэд.

– Провиант. А ты, небось, опять налегке? Кроме книги своей чего-нибудь взял? – заранее зная ответ, спросил Прохор. – Ты есть чего собрался? Почему я должен за тебя думать? Я дурак, мне вообще этим заниматься не положено.

Тут подал голос Даниэль.

– Девочки, не ссорьтесь. Заранее хочу предупредить – я тут главный, поэтому слушаем меня. Пузырь не самоходный, и для его движения следует приложить некую силу, так вот – вращать воротки, которые крутят лопасти, будем по очереди. Фрэд, ты первый, потом я, а уж за мной вы, господин королевский шут. Предугадывая глупые вопросы, отвечу. Нет, специально для этого людей мы брать не будем. Пузырь выдерживает только четверых, а нас и так трое, плюс провизия и дрова.

Писарь вздохнул.

– Жаль…

– Ничего, не переломимся, – сказал шут.

– Вот и ладушки, – мастер выкатил из приоткрытых ворот еще две чурки. – Присядем на дорожку по древнему росскому обычаю, на удачу, – Все трое уселись на сосновые колоды, повздыхали, после чего прошли во двор. Даниэль запер ворота и одним движением погасил свет. В свете восходящего солнца летающий пузырь смотрелся как его младший брат, такой же оранжевый, только размером поменьше.

– Добро пожаловать на борт! – сказал изобретатель.

Прохор взялся руками за лесенку и начал карабкаться наверх, вторым поднялся Фрэд, который то и дело промахивался ногами мимо ступенек и грозился свалиться вниз. Последним поднялся сам мастер. Корзина оказалась довольно-таки вместительной: помимо специального устройства для вращения пропеллера, тут имелась печка, которая нагнетала теплый воздух в пузырь, и большая поленица. Спать предполагалось на полу.

Еще раз осмотревшись, изобретатель что-то пробубнил под нос, приказал всем отойти от края корзины и отвязал веревку, которая связывала летучую повозку с землей. Несколько мгновений ничего не происходило, а потом воздушный шар стал медленно подниматься вверх.

Воздушный шар плыл над озерами и реками, полями и лесами. Фрэд, обливаясь потом, неистово крутил ногами воротки, приводя в движение лопасти пропеллера, и не мог насладиться всей красотой, что открывалась со всех сторон. Даниэль сравнивал местность с имеющимися у него картами, делал какие-то пометки, что-то исправлял. Шут же задумчиво всматривался вдаль.

– Красотища-то какая! Вот так бы и жил!

– А я бы лучше в библиотеке сидел! – простонал писарь и прекратил крутить воротки. – Все, я больше не могу.

Он буквально свалился с механизма и растянулся на полу корзины, где уже валялись его берет, колет и рубаха, мокрая насквозь.

– Давай я, – Прохор принялся расстегивать пуговицы на куртке, но его остановил Даниэль.

– Будем крутить, как договаривались. Сейчас моя очередь, а ты лучше с картой сверяйся.

Шут пожал плечами, принял из рук мастера большой прибор, похожий на часы, и отошел к мольберту, что использовался как подставка для карт. Мастер сел на механизм и принялся за работу, предварительно подкинув в печь несколько поленьев, так как пузырь заметно сдулся и стал терять высоту.

– Слушай, а как ты определяешь, что мы движемся куда нужно? Я понимаю, если бы мы над дорогой летели, а так… – спросил шут, глядя сверху на дремучий девственный лес.

– По компасу, эта штука у тебя в руках, – ответил Даниэль.

– Так это же часы.

– Сам ты… Это прибор для определения направления. Я его в Ниспании у одного морехода стянул. Красная стрелка указывает на север, а синяя – на юг, а нам нужен запад, это аккурат между ними, слева. Все просто.

– А если ветер сильный подует, и начнет сносить в сторону? – не отставал весельчак.

– Тогда придется спускать пузырь и пережидать непогоду, – смахнул со лба выступившие капли пота изобретатель.

Прохор поднял компас на уровень глаз и принялся крутиться вокруг собственной оси. Стрелка осталась на своем месте. Он поприседал, попрыгал, раскачав корзину, но все безрезультатно. Стрелка не дернулась.

– Наука! А если очень надо, что делать?

Даниэль всплеснул руками и выдал вполне очевидный ответ, который заставил всех троих закатиться в порыве смеха.

– Крутить, пока ноги не отваляться, е… о… а… А потом еще сильнее крутить!

– А если сделать так же как на самоходной повозке? – спросил шут.

– Я уже думал, – мастер скинул куртку. – А если еще несколько пропеллеров добавить, то скорость можно будет увеличить. Как вернемся – сразу займусь. Еще есть задумка – добавить количество посадочных мест, за счет расширения корзины и размеров самого пузыря. Сделать его не круглым, а вытянутым, как… Как кукуруза. И есть мысль убрать печь. Мешается тут, да и жар от нее невыносимый.

– А говоришь – творческий кризис! – усмехнулся Прохор, вешая компас на шею.

Писарь чуть-чуть пришел в себя. Он облачился в еще влажную рубаху, поежился, надел колет и выудил из торбы свою книгу. Мастер, тем временем, наоборот, разделся до пояса. Шут смотрел по сторонам: в бескрайнем небе плыли эскадры облаков, а над ними виднелся журавлиный клин, что, курлыкая, удалялся прочь. Фрэд достал чернильницу с пером и собрался что-то кропать.

– Еще же ничего не произошло, – подметил Даниэль. Пот, покрывший всю его спину, блестел на солнце. Волосы слиплись и стали похожи на паклю.

– А я своими делами занимаюсь, – ответил тот.

– Он у нас сказки сочиняет, – вставил Прохор, вгоняя летописца в краску.

– Да иди ты! – воскликнул изобретатель, дыша, как ломовая лошадь. – Давай, вещай. Что мы в тишине едем?!

Фрэд долго ломался, как красная девица, которую склоняет к сожительству ее возлюбленный, но, в конце концов, сдался.

– Ладно, только, чур, не смеяться!

– Зуб даю! – сказал весельчак и сделал соответствующий жест.

– Гадом буду! – пообещал мастер.

Прохор задержал свой взгляд на узкой полоске дороги, которая совсем не надолго вынырнула из лесного массива. Было далеко, но шут прищурился, прикрыл глаза от слепящего солнца ладонью и смог разглядеть одинокого всадника в развивающемся красном плаще, что пронесся стрелой, подняв клубы пыли. Еще мгновение и лес поглотил его вместе с дорогой. Шут сел на пол, прислонившись спиной к стенке корзины, улыбнулся и втянул носом свежий воздух. Давно ему не было так спокойно.

Тем временем писарь раскрыл свою книгу, нашел нужную страницу, пробежал строчки глазами и начал повествование.

– Как-то раз один незнакомец пришел на базарную площадь, ходил вдоль рядов, выбирал, чтобы такого купить. И вот пристал он к одному продавцу, мол, дай мне что-нибудь такое, чтобы все издалека замечали, кто я такой. Продавец малость подумал и сказал, что у него есть одна вещица, которая подойдет этому покупателю. И достал он из сундука старую шапку, кожаную, отороченную мехом персидского тушкана. Торговец поведал, что она когда-то принадлежала королю Карлу, тому, которому башку оттяпали. Незнакомец заулыбался и сказал, что именно это ему и надо. Он схватил шапку, рассчитался с продавцом и поспешил домой. В спальне, перед зеркалом, он битый час крутился и любовался своей покупкой, а когда пришло время ложиться спать, мужик решил снять-таки шапку. Но не тут-то было! Вместе с шапкой снялась и его голова! Так это еще пол беды. Башка похлопала глазами, да и тяпнула своими зубищами незнакомца за руку. Тот заорал от боли, запрыгал, как ошпаренный, и уронил голову на пол, а та возьми, да и вывалилась за дверь, пропрыгала по лестнице и шасть во двор. Покатилась по дороге и шмыгнула в приоткрытую дверь одного дома, где жил плотник. Тот перепугался. Еще бы! Сидишь, никого не трогаешь, и тут, бац, голова чья-то тебя кусать начинает! Плотник забрался на стул и принялся вопить, как резанный. Тут в дверь ворвался незнакомец, схватил свою башку и посадил на место, где ей и быть должно. Потом извинился и убежал, хохоча на всю улицу, – писарь шмыгнул носом. – Вот такая история.

Даниэль перестал крутить воротки и кашлянул в кулак.

– Сомневаюсь, что кто-то купит у тебя твое творение. Не выйдет из тебя торговца сказками. Они у тебя больше похоже на страшные бабушкины байки. Сказки добрые должны быть, а у тебя… Ужас сплошной! – изобретателя аж передернуло, и он покрылся мурашками, не смотря на то, что парил от натуги, как вареный рак.

Шут потянулся до хруста костей.

– Ну, не знаю. Может, кто и купит. Будет он у нас не торговцем сказок, а продавцом кошмаров.

– Да идите вы! – Фрэд нахмурился и захлопнул книгу. – Больше я вам ничего рассказывать не буду. Слушайте, как ветер воет.

– Да ладно, не обижайся, – усмехнулся Прохор. – Мы не со зла. Просто у нас так не выйдет. Завидуем мы, – и он подмигнул мастеру, а тот поддакнул. – Расскажи свою историю музыкантам, пусть они песню сложат, а, может, и не одну.

Шут встал, посмотрел на компас и сверился с направлением. Затем сменил изобретателя на механизме, заставляющем крутиться лопасти. Мастер, в свою очередь, подкинул поленьев в печь, накинул рубаху и вернулся к правке карт. Писарь вновь засопел в обе дырки, подложив книгу под голову.

Солнце перебралось через крайнюю точку на небосводе и теперь начало обратный путь, спеша скрыться за горизонтом, чтобы уступить место своей бледной сестре. Когда голубые краски стали меркнуть, смешиваясь с розовыми, было решено отужинать и на время положиться на попутный ветер.