Текст книги "Степень превосходства (СИ)"

Автор книги: Юрий Соколов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 8

Агизекар Тау проснулся незадолго до рассвета и легко, одним неуловимым движением поднялся на ноги. Как будто и не спал. Протянув в темноту руку, нащупал опору хижины, снял с деревянного костыля сумку с припасами, закинул ее за спину и закрепил ремешками за пояс, чтобы не болталась. Покончив с этим, Агизекар попрыгал на месте, резко повернулся из стороны в сторону, проверяя, не мешает ли что, и удовлетворенно вздохнул. Впрочем, собранная еще с вечера сумка была почти пуста: кое-какая охотничья снасть, кожаный мешочек с вяленым мясом, мешочек поменьше с сушеными корнями травы фарку, из которых готовят вкусный, придающий силы и бодрость духа напиток, да пара лепешек из тех, что испекла вчера его сестра Капили. Она его никогда не забывала, – даже после того, как по достижении возраста мужества Агизекар выстроил собственную хижину и стал жить отдельно. Правда, он хотел бы, чтоб лепешки испекла Флиенти. Но красавица Флиенти пока что не отдавала предпочтения ни ему, ни одному другому охотнику племени, продолжая готовить лепешки лишь для своих братьев, и о столь явных знаках внимания с ее стороны Агизекару приходилось только мечтать.

Наклонившись, он пошарил рукой между стенкой хижины и подстилкой из сухой травы, служившей ему постелью. Вот и копье. Если охота окажется удачной, то на обратном пути заплечная сумка будет куда тяжелей, чем сейчас. И, возможно, еще останется время завернуть к Голубому ручью – поискать разноцветные раковины для сестры… и для Флиенти.

Агизекар откинул полог на входе и шагнул из полной тьмы хижины в густой предрассветный сумрак, покрывающий поселок акимики-теру – лесных людей. Ему следовало идти направо – туда, где в полусотне шагов начинался Вечный лес. Но разве охотник, собравшись за добычей, минует Место собраний? Можно обидеть духов-покровителей и лишиться их защиты. А кто тогда поможет выслеживать зверей, кто укажет богатые дичью места и отгонит прочь халу – злых демонов голода и болезней? Кто будет ходатайствовать за бедного лесного жителя перед айту – богами сущего, и самим Айтумайраном – Великим Богом? И Агизекар решительно повернул в другую сторону.

Пройдя между рядами молчаливых, еле различимых в темноте хижин, он вышел на просторную площадку в центре поселка, где трава была начисто вытоптана сотнями ног во время веселых вечерних плясок и праздников очищения. В центре, в наваленных большой грудой диких камнях, был укреплен корявый сучковатый ствол высотой в два человеческих роста. На нем висел череп хасаха – могучего, мудрого животного, которое сильнее всех в Вечном лесу, но не нападает ни на кого, а питается травой и съедобными кореньями. Агизекар простерся на земле, испрашивая у духов разрешения выйти в путь, а поднявшись, увидел не далее чем в пяти шагах от себя высокую фигуру в белом. Мудрейший! Когда он подошел? И как всегда появляется столь бесшумно? Агизекар мог бы поклясться, что к его приходу на Место собраний там никого не было.

– Приветствую тебя, Агизекар Тау, – тихо прозвучал в темноте надтреснутый старческий голос. – Да будет благосклонен к тебе Айтумайран, и да содействуют боги айту в совершении задуманного.

Молодой охотник замер, ловя каждое слово. Ведь Мудрейший знает прошлое и видит будущее, в его речах скрыты сила и разум. Да и вообще лучше молчать, пока говорящий-с-духами сам не спросит о твоих нуждах. Однако тот не торопился с вопросами. Он не спеша обошел вокруг Агизекара и остановился у него за спиной.

– Отправляясь на охоту, никогда нельзя знать, вернешься ли с добычей, – медленно проговорил старец. – И нельзя угадать, какова будет эта добыча. Маленький мальчик бродил по лесу, собирая птичьи яйца, а нашел Копье Бога. Иди с миром, Аги, и пусть удача тебе сопутствует.

Агизекар еще минуту стоял в ожидании, потом осторожно повернулся. Сзади никого не было. Он изумленно покачал головой, быстро прошел через поселок, ступил на знакомую тропу и углубился в лес. Интересно, каков скрытый смысл слов Мудрейшего? Как и все в племени, Агизекар знал, что тот ничего не говорит и не делает зря, служа для людей образом Великого Бога Айтумайрана. И способность появляться и исчезать абсолютно бесшумно, так, что даже чуткий слух опытнейших лесных охотников не мог уловить ни звука, – она, эта способность, от Него… Агизекар вспомнил, как Мудрейший приходил в хижину его отца, когда сам он был еще маленьким. Старик подзывал Аги и, усадив его к себе на колени, молча гладил по голове. Ни один очаг племени не мог похвастать таким вниманием, какое оказывал Мудрейший очагу рода Тау, но до сих пор он никогда еще не говорил так с Агизекаром. Пара слов, ласковая улыбка, короткий ответ на заданный вопрос – и все. А сегодня… Это неспроста.

Несмотря на кромешную тьму, Агизекар шел быстро и уверенно, поигрывая копьем. Легкий шум, который он производил при этом, изредка задевая древком о ветки кустарника или свисающие с деревьев лианы, не особенно его заботил. Все равно закон запрещает бить зверей ближе, чем в четверти дневного перехода от поселка. Вот когда он отойдет достаточно далеко, тогда будет осторожнее, чтоб не спугнуть дичь.

На старом месте – там, где племя обитало прежде, – приходилось удаляться на два перехода для охоты на крупных животных и на половину перехода для ловли даже самых мелких птиц. Мудрейший раз за разом ужесточал запреты, а потом Чекеф, младший брат отца красавицы Флиенти, отправился в лес и не вернулся. Голар, который ходил вместе с ним, возвратился в поселок лишь много дней спустя. Он был страшно истощен, весь покрыт ранами и никого не узнавал. Мудрейший приказал построить на Месте собраний маленькую хижину и не выходил оттуда семь дней и семь ночей, разговаривая с духами. Люди напряженно ждали. Стало не хватать пищи – Мудрейший запретил охотиться совсем, и даже женщины не могли собирать в лесу плоды и съедобные травы. Старики говорили, что обязательно будет война или последует переселение на новое место, а так как все охотничьи угодья вокруг были заняты, сходились на том, что будет война. Вождь воинов Дакапо ходил на Место собраний и издали спросил об этом сидевшего в хижине старца, но Мудрейший не ответил. Наконец на утро восьмого дня говорящий-с-духами вышел из своего убежища. Он толкнул обеими руками стоявший посреди Места собраний Священный столб, и сухой череп хасаха, сорвавшись вниз, гулко ударился о землю. Женщины закричали и заплакали, мужчины угрюмо молчали. А Мудрейший, надев череп себе на голову и глядя сквозь пустые глазницы, ни слова не говоря направился в лес. Дакапо взмахнул могучей рукой с зажатым в ней копьем и первым двинулся за ним, а следом потянулись остальные, бросая в мертвом поселке все, что не могли унести на себе.

Сперва предстояло пройти по землям соседних племен и никто не чинил препятствий. Все акимики-теру слышали о Мудрейшем и чтили его, и если бы у лесных людей был Первый-среди-знающих, как это заведено у степных племен хантагу-теру – людей ветра, так старец непременно бы им давным-давно стал.

Старые люди говорили, что раньше, в молодости, когда Мудрейший был простым охотником, девушка, которую он любил, ушла в лес собирать съедобные коренья и не вернулась. Безутешный, он много дней разыскивал ее, пока не нашел, – грудь ее была разорвана, девушка умерла уже давно, однако звери не тронули тело. Ведь ни одно животное не приблизится к трупу того, кого казнил Великий Бог Айтумайран, и на нем не бывает следов разложения. Охотник, как и все люди, до этого времени строго соблюдал табу, чтил духов, но теперь не смог принять с чистым сердцем того, что случилось. За какие проступки Айтумайран казнил его любимую, он не знал, да и не хотел знать, ибо все, что осталось в его жизни, была мучительная, неутолимая и ничем не облегчаемая боль. Он при всех бросил копье наземь, отрекся от своего рода и своего племени и во всеуслышание поклялся найти земли, на которые не распространяется власть Айтумайрана. О существовании таких мест говорилось в древних преданиях, но никто не мог сказать, где они находятся. Охотник ушел далеко, долго странствовал среди чужих племен и наконец добрался до таинственного Края твердой воды, о котором и болотные люди, жившие еще дальше людей ветра, знали только понаслышке. В самом же том краю совсем не было людей – лишь немногие диковинные звери и птицы могли жить там, где вода большую часть года не течет в ручьях и реках, но тверда как камень. В тех землях нелегко добыть пропитание, жизнь трудна и мучительна, однако она была не мучительнее той боли, что носил в себе молодой охотник, и он остался. Но однажды, стоя на берегу огромного таинственного озера, в котором плавали белые сверкающие скалы, а вода обжигала словно огонь, он увидел, как из него на сушу вышел Айтумайран. Вид его был ужасен; шерсть, алая, как пламя, намокла, а из клыкастой пасти стекала смешанная с водой кровь… И охотник, который в этот день перестал быть простым охотником, а стал Великим знающим, возвратился в родные леса, дабы рассказать людям, что свободных от власти Айтумайрана земель нет, и если даже человек с помощью колдовства обратится в рыбу, то и под водой не обретет свободы. А за то, что он смог постичь все это, Айтумайран даровал Мудрейшему неестественно долгую жизнь, и даже отцы отцов, видевшие взрослыми своих потомков до третьего и четвертого колена, помнят его не иначе, как глубоким стариком с длинными седыми волосами…

Теперь Мудрейший вел людей все дальше вглубь леса, и последними на пути лежали владения племени Итко, а за ними простирались необитаемые земли, царство богов айту, куда не отваживался заходить ни один человек. Все ждали, что старец повернет на закат или на восход солнца, где людей было меньше и племя могло занять пригодные для жизни и охоты места не прибегая к силе. Но на восьмой день странствия в краю Итко Мудрейший остановился на поляне, где недавно совершили большое жертвоприношение. Десять юношей и десять девушек лежали вокруг Священного столба ногами к нему, и хотя разложение зашло уже далеко, но текло вяло, а дикие звери не тронули тела. Это свидетельствовало о том, что жертва оказалась приятна богам Вечного леса, и они где-то близко. Мудрейший ушел на самый край поляны, долго сидел там, обхватив колени руками, затем подошел к столбу и стал обходить тела, произнося таинственные слова. Агизекар увидел тогда, как побелело лицо проводника из племени Итко. Расспросив его, он узнал, что Мудрейший называл мертвых по именам – по их священным именам, которые дают избранным в день жертвоприношения, и которые слышат только те, кто при этом присутствует, да боги айту. Но ведь проводник знал, что в тот час, когда оборвалась жизнь его соплеменников, Мудрейший находился еще в шести днях пути от этого места!.. Тогда и Агизекар испугался, а потом…

Потом старец выпрямился, надел на голову череп хасаха и пошел дальше – прямо в ту сторону, где кончались земли Итко и начинались владения айту. Люди боялись, но послушно шли за ним, и никто не отважился преградить ему путь и спросить – что же он делает? Куда они идут? Агизекар чувствовал, как в его сердце вползает холодная змея страха. Даже на лицах бывалых охотников читался испуг. Вождь воинов Дакапо, который не боялся никого и ничего, и тот выглядел подавленным. А Мудрейший вел их все дальше и дальше вглубь Вечного леса. Каждое утро он поднимался с земли, надевал на голову тяжелый череп, шел вперед, не зная усталости, останавливаясь только тогда, когда и более молодые уже падали с ног, – и так день за днем, пока все не потеряли счет бесконечным дням пути.

Изредка племя раскидывало временное стойбище, чтобы отдохнуть и пополнить припасы охотой. Вскоре начались места, сказочно богатые непуганой дичью. Люди начали понемногу привыкать к мысли, что они забрались в самое сердце страны айту, и вот ведь чудо – ничего страшного не происходит. Боги не покарали их за дерзость, даже, как будто, благоволят к ним – иначе с чего бы добыче чуть ли не самой идти в руки охотников? Непонятно… непонятно. Но как хорошо жить-то – еды вдоволь на каждого, давно уже не было так; Мудрейший отменил почти все запреты, оставив лишь несколько. Дрожь пробирает от такой нежданной свободы: делай что хочешь, охоться везде и на кого только хочешь – не прогневаются ли боги? А сам Айтумайран? Не пора ли остановиться? Проходило время, но боги не гневались. А Мудрейший вел племя вперед и вперед, пока не привел сюда.

В лесу выбрали удобное место для поселка и первым делом водрузили посреди будущего Места собраний Священный столб духов, сделанный, согласно обычаю, из ствола засохшего на корню молодого дерева. Мужчины построили хижины, женщины возделывали землю. Между вековыми деревьями были расчищены многочисленные небольшие участки, где посадили пакуай, дар богов, из зерен которого делают потом вкусные лепешки. Вокруг на многие дни пути лежали необитаемые леса, но люди скоро привыкли. Да во многом это было и к лучшему – не нужно опасаться внезапного нападения соседей, если те вдруг встанут на путь Священной войны. Акимики-теру редко воевали между собой, но все же иногда это случалось. Не все говорящие-с-духами были похожи на Мудрейшего, который ни разу не повелел Дакапо поднять своих воинов для похода. А теперь, даже если другие племена лесных людей отважатся пойти следом, так ведь вокруг полно места – занимай любые охотничьи угодья, сколько нужно… Однако поселок все же построили так, чтоб к нему было трудно подобраться незамеченным. Одинокие молодые храбрецы, избравшие тропу воина, выстроили далеко в лесу свои крохотные, незаметные чужому взгляду убежища, живя в коих день и ночь наблюдали за подходами к деревне, ведь настоящий боец всегда начеку, даже, когда спит… Хотя на них и на старом месте мало кто решался напасть: боялись многочисленности племени, боялись свирепого Дакапо, не знавшего страха в бою и беспощадного к врагам, но больше всего боялись Мудрейшего, который – все верили в это – находился под защитой самого Великого Бога Айтумайрана. А с Айтумайраном спорить бесполезно…

Агизекар споткнулся о корень дерева и пришел в себя. Как глубоко он задумался! Это не годится! Хотя, тут же сам себя успокоил он, было о чем – за последнее время столько всего произошло, аж голова идет кругом. И не только у него. Они поселились там, куда и заходить-то никто не решался, – раз. Мудрейший не велел устанавливать Священные столбы в местах для совершения жертвоприношений – два. Жертвоприношений больше не будет, сказал он. Тут уж все просто лишились речи от изумления. Ни одного молодого воина, ни одну девушку не принес в жертву Мудрейший за долгие годы, что управлял племенем, – всегда ему удавалось обойтись без этого и умилостивить богов молитвой. Все только рады были: никому не хочется раньше срока переселяться в Край богатой охоты, пусть даже ради общего блага. Но чтоб совсем отменить древний обычай?!.. Будь на месте Мудрейшего кто другой, его самого немедленно принесли бы в жертву. А так люди помялись-помялись, да и смирились в очередной раз – привыкли уже, что старец всегда и во всем оказывается прав…

Агизекар шел уже долго. Ночная темнота отступила, и на смену ей пришел зеленоватый сумрак дня: в Вечном лесу никогда не бывает достаточно светло, солнечные лучи лишь кое-где проникают сквозь плотный полог сомкнувшихся крон гигантских деревьев. Тропа, широкая вначале, превратилась в едва заметную стежку – она была уже не видна, а скорее угадывалась. Сюда не заходят женщины в поисках съедобных трав и кореньев. Дети, которые ставят силки на птиц и мелких зверюшек, помогая взрослым добывать пищу, тоже не забираются так далеко от деревни. Здесь бывают только охотники. Добравшись до мест, где разрешено бить зверя, они бросают гадальные кости, спрашивая духов, куда направиться дальше.

Да еще Мудрейший знает потаенные охотничьи тропы. В любое время дня и ночи его можно встретить не только в поселке или его окрестностях, но и в самых глухих чащобах. Случалось, в один и тот же день его видели и в деревне, и в Змеиной долине, до которой три полных дневных перехода. Никто не может ходить так быстро, если ему не помогают духи, и еще…

И еще – никто не может ходить не оставляя следов.

Ченагу, брат Флиенти, рассказывал, как однажды повстречал старца на берегу Прыгающего ручья. У него давно накопились вопросы, которые он хотел задать при случае Мудрейшему; тот приветствовал охотника и предложил ему говорить. Ченагу задал два вопроса и получил ответы, а третий задать забыл и вспомнил об этом только по расставании. Недолго думая, он вернулся к ручью и пошел по следам Мудрейшего. Следы вели вверх по течению и были ясно видны на песке. Их цепочка тянулась до небольшой тихой заводи. Здесь шаман остановился и… пропал! Ченагу обыскал все вокруг, он был совершенно уверен, что Мудрейший не уходил с того места и не входил в ручей. Агизекар ему верил – ведь Ченагу, несмотря на молодость, считался одним из лучших следопытов племени. Говорящий-с-духами постоял у заводи, а потом, судя по всему, растворился в воздухе или улетел…

Агизекар поискал глазами клочок земли, пригодный для гадания, – не стоит освобождать для него место, приминая или вырывая траву, – и достал из мешочка на поясе горстку костей, составлявших некогда позвоночник хума, небольшого медлительного зверька, которого вера лесных людей наделяла такой же великой мудростью, что и миролюбивого хасаха. Зажав кости в сложенных ладонях, Агизекар опустился на колени и закрыл глаза, сосредотачиваясь. Потом трижды произнес вслух имя бога охоты Айту-Айгакатама и подождал немного: не ответит ли тот? Такого никогда не случалось, однако в самой возможности подобных вещей Агизекар не сомневался. Затем он бросил кости на землю, внимательно следя, в каком месте окажется та, которая прекратит движение последней. По всему выходило, что стоит идти туда, куда он и наметил; добыча будет ждать его там. Но… Было в расположении костей нечто странное, а что – Агизекар не мог понять, сколько ни прислушивался к себе, вглядываясь в прихотливый узор случайно упавших сухих позвонков. Вздохнув, он собрал гадальные кости, немного жалея, что не принадлежит к числу говорящих-с-духами. Впрочем, будь он из них, не надо было бы и охотиться, поскольку те не едят мяса, а только плоды и коренья.

Намеченного места Агизекар достиг далеко за полдень и выбрал укромный уголок для засады на пологом пригорке, с которого ему была хорошо видна небольшая лощина с бегущим по ней шустрым ручейком. Ее перегораживала на две части узкая полоса колючего кустарника, и это было кстати: если лесные антилопы, придя на водопой, спустятся к ручью в дальнем конце лощины, можно будет подобраться к ним поближе, используя кусты как прикрытие. Сейчас Агизекара надежно скрывала лежавшая поперек пригорка гнилая колода, сплошь обросшая мхом, и густая паутина переплетенных лиан, спускавшихся с ветвей ближайшего дерева. Он присел на корточки, поставив копье между колен, и замер, отдыхая после долгого пути.

Медленно тянулось время. Агизекар сидел не шевелясь, только грудь поднималась и опускалась еле заметно. Глазами он внимательно обшаривал лощину, время от времени прикрывая их, чтоб в нужный момент зрение было острым. Пропустить антилоп он не боялся, а если какая придет сюда только для того, чтобы тотчас уйти, так это не добыча – лесную лань не догонит даже самый лучший бегун. Да что там – ее сам ветер не догонит. Надо дождаться, когда она спустится к воде и начнет пить…

Агизекар чутко прислушивался к окружающему – этот мир, который он с момента, как начал себя помнить, делил с животными, растениями, богами и духами, был полон различных звуков, шорохов, запахов; это был его мир. Все здесь было ему знакомо и понятно. Он сидел, поджидая желанную добычу, и так мог ждать хоть до заката, чтобы в нужный момент вскочить и метнуть копье – один раз. Даже если взять с собой на охоту два копья, лесная лань не даст повторить попытку.

И вот она появилась – одна. Это хуже, чем если бы пришло несколько. Когда они ходят поодиночке, то втрое осторожнее… Еще хуже было, что лань не пошла сразу к воде, а остановилась в дальнем конце лощины за полосой кустов и принялась пастись, часто поднимая голову и прислушиваясь. Агизекар прикинул расстояние – далековато, а ближе не подобраться, пока она так стоит, придется еще ждать. Лань никуда не торопилась, ну так и он не станет. Упускать добычу из-за спешки не хотелось.

Вдруг он насторожился. Чуткий слух уловил – нет, не звук даже, а скорее тень звука. Кто-то еще был здесь – справа и сзади от него… Кто-то большой. И очень, очень опасный. Знать этого Агизекар не мог, но проведя на охоте большую часть жизни, чуял это всем своим существом. Он стал медленно менять положение тела, чтобы увидеть заросли высокой травы, откуда донесся звук; не двигался, а как бы перетекал из одной позы в другую. Одновременно он старался держать в поле зрения лань. Та тоже должна была почувствовать опасность… Но не чувствовала, и продолжала спокойно пастись.

Верхушки травы в сорока шагах от убежища Агизекара бесшумно покачивались. Скоро зверь, скрывающийся там, неизбежно должен был выйти на открытое место, и он вышел – Агизекар еле сдержал возглас удивления. Это был молодой хасах, по всем признакам самец, но такого хасаха Агизекар в жизни не видел: шкура его была белой, как одеяние говорящего-с-духами, а глаза горели красным, словно угли в костре. Верхние клыки куда длиннее, чем обычно бывают у этих сильных, но добродушных животных, и передвигался он странно – мягкой, пружинистой походкой хищника, подкрадывающегося к добыче. И Агизекар пришел к единственно верному выводу, каким бы невероятным он не казался в свете его знаний о хасахах вообще – зверь, несомненно, охотился, и охотился на лесную лань, хоть это полностью противоречило склонности хасахов кормиться растительной пищей.

Агизекар застыл, не в силах отвести взгляд от животного. Оно пока не видело его, – а что если увидит? Нападет? Даже обычный хасах мог напасть на человека, если с ним столкнуться во время гона, когда они часто раздражительны без причины. Агизекар прикинул расстояние до ближайшего дерева, на которое можно быстро забраться. Хасахи не умеют лазать по деревьям.

Они и белыми не бывают, возразил внутренний голос. Так что – кто знает? Впрочем, на земле от него так и так не убежать. Агизекар на всякий случай начал осторожно перемещаться поближе к дереву. Зверь так же осторожно двигался к полосе кустов, за которыми паслась ничего не подозревающая жертва.

Внезапно Агизекар насторожился еще больше. Что-то неуловимо изменилось вокруг… Что? Он напрягся, пытаясь понять. Что-то такое странное произошло, чего обычно не бывает. Но что же? И тут он понял. Звуки… Все звуки исчезли. Щебет птиц, жужжание насекомых, тысячи шорохов – все замолкло. Лес притих, как будто в ожидании, даже листья – и те, кажется, перестали шелестеть.

Агизекар почувствовал, как волосы зашевелились у него на затылке, мозг накрыла холодная рука ужаса. Рожденный и выросший в мире, где всем управляли таинственные и могущественные боги, почти всегда непонятные в своих действиях и почти всегда жестокие по отношению к людям, он угадывал приближение неведомого, у которого, однако, было имя. Айтумайран… Айтумайран!!!

Агизекару показалось, что его сердце сжалось в крохотный комочек. «Если ты смотришь перед собой, Айтумайран там, только ты не видишь его, – вспомнил он наставления отца. – И очень хорошо, что ты его не видишь, поскольку облик Великого Бога внушает трепет. Он непрерывно надзирает за всеми, в ком есть дыхание жизни. Если ты повернешься направо, он будет справа, а если посмотришь налево, он будет с левой стороны… И если оглянешься, то Айтумайран будет стоять у тебя за спиной».

Белый хасах остановился и навострил уши. Лань подняла голову и замерла. Что-то происходило в зарослях кустарника между ней и хасахом – именно с этого места на Агизекара накатывали волны ужаса. Ветки легко шевельнулись, потом они раздвинулись, и оттуда появился Айтумайран. Лань сорвалась с места и стремглав бросилась прочь. Белый хасах припал на передние лапы и взревел испуганно и яростно. Агизекар обеими руками вцепился в древко копья, мгновенно облился потом с ног до головы и перестал чувствовать свое тело. Отец был прав – Айтумайрана лучше не видеть!.. Охотник попытался вскочить, качнулся назад – и потерял сознание.

***

Когда Агизекар пришел в себя, то лежал еще некоторое время, не в силах шевельнуться. Вокруг стояла тишина. Он открыл глаза. То, что он видел – это на самом деле было или нет? Невиданный белый хасах… Хасах, который охотился! А потом… Агизекар задрожал. Больше всего ему хотелось опять закрыть глаза и никогда их не открывать, но он тут же упрекнул себя в трусости. Если ему и не примерещилось, так ведь Айтумайран, похоже, пришел не за ним, а за хасахом. А если б и за ним – нечего валяться здесь и жалеть себя, как глупая девочка, споткнувшаяся на ровном месте. Мужчина не смеет бояться невесть чего, и даже самого Великого Бога, хоть ему и бессмысленно противиться, обязан встретить стоя, лицом к лицу, и принять смерть с открытыми глазами, достойно, а не жмуриться… Чтобы выяснить все, достаточно встать и посмотреть.

Ободренный такими мыслями, он нашарил лежавшее рядом копье и встал на ноги. Хасах лежал недвижно, его белый мех покрывала кровь из многочисленных ран. Айтумайрана нигде не было видно. Бог казнил нарушителя табу (у животных тоже есть свои табу) и ушел. В чем провинился белый хасах? Бесполезно задавать такие вопросы. В чем провинилась девушка, которую любил Мудрейший, когда еще был охотником? В чем провинился маленький мальчик из рода Чаку, которого нашли с перекушенным горлом, а тело его не сгнило, хотя пролежало в джунглях весь сезон дождей? Айтумайран казнит кого хочет и когда хочет, а трупам приказывает оставаться нетленными – для устрашения непокорных и в назидание оставшимся в живых.

Возможно, хасах виноват в том, что возжелал неположенную ему мясную пищу. Или же в том, что родился белым. Ведь все звери сотворены совершенными и должны оставаться в том образе, который для них предначертан от начала.

Охота Агизекара, конечно, на этом закончена, он вернется домой без добычи… Какая добыча, резко оборвал он сам себя, надо благодарить духов, что жив остался. Но и духи здесь ни при чем. Они не могут ничего против Айтумайрана.

Нужно спешить: каждый, кто стал свидетелем гнева Великого Бога, обязан как можно быстрее рассказать об этом людям своего племени. Охотник уже хотел повернуться и уйти, но передумал и решительно направился к трупу хасаха, на ходу доставая нож. Айтумайран не покарает его за это – ведь то, что Агизекар собирался сделать, он сделает чтобы ему быстрее поверили, а значит, быстрее извлекли урок и тем обезопасили себя от гнева Бога. Ловко орудуя ножом, Агизекар отрезал мертвому хасаху голову и передние лапы и уложил их в свою охотничью сумку. Как и ожидалось, ничего страшного не произошло. Должно быть, он правильно рассудил – не случайно ведь Айтумайран захотел сделать его очевидцем расправы.