Текст книги "Саманта"
Автор книги: Юрий Яковлев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 9 страниц)
И вдруг Саманта услышала за спиной тихий голос:
– Девочка, почему ты не спишь?
Саманта оглянулась. Перед ней стояла невысокая женщина в спортивном костюме. Но при этом голова ее была белой, а на глазах поблескивали толстые стеклышки очков.
Саманта покачала головой и произнесла короткое слово:
– Ноу… Нет…
– Спик инглиш?
– Ес! Ай ду! Кто вы?
– Нина Сергеевна.
Эта странная маленькая женщина вызывала расположение, и Саманта улыбнулась ей.
– Миссис Нина Сергеевна, я пришла посмотреть корабль, – объяснила девочка.
– И я… пришла посмотреть корабль! – Женщина грустно улыбнулась. – Этот корабль очень дорог мне.
– Дорог? – удивилась девочка. – У вас там служит сын? Он военный моряк?
– Там нет военных моряков. – Нина Сергеевна покачала головой.
– Но корабль военный?
– Во время войны все было военным.
– Но война была сто лет назад! – воскликнула девочка.
– Для меня война была вчера. Все раны свежи. Не заживают.
– Ваш сын был на войне моряком? И его ранили?
– В те дни моему сыну исполнился годик.
– Годик? – Саманта с недоумением посмотрела на Нину Сергеевну: в спортивном костюме та выглядела совсем молодой, только голова белая.
А та в ответ горько усмехнулась:
– На этом старом кораблике нас вывозили из окруженного врагами Севастополя. Почти все женщины были с детьми. Стонали раненые.
Она рассказывала, и ее слова оживали в воображении Саманты, становились реальностью.
Саманта перевела взгляд на море. Туман стал уже не таким плотным и от приближающейся зари порозовел. Саманте показалось, что судно медленно плывет. Никаких особых перемен с ним не произошло, только палубу заполнили люди. Одни лежали, другие стояли. Белели бинты раненых. Женщины прижимали к груди детей. Эти пассажиры странно изменили облик судна.
– Я стояла на палубе, прижавшись спиной к надстройке, и держала на руках Славика. Он прильнул ко мне и затих. А в это время из-за туч вынырнул фашистский штурмовик и стал расстреливать транспорт…
Желтый самолет с черными крестами и свастиками завис над морем, и от него к кораблю потянулся красный пунктир трассирующих пуль – он стрелял бесшумно. Казалось, в мире вообще не было звуков, кроме голоса женщины в спортивном костюме, с белой головой.
– Так мы стояли под пулями, и спрятаться было некуда – все палубы и трюмы были забиты беженцами. Славик чувствовал меня и был спокоен. Он прижался ко мне и дышал мне в щеку. Потом фашист улетел. Стало тихо, только слышались голоса людей, крики, плач… И вдруг я почувствовала, что Славик похолодел. «Замерз на ветру», – подумала я и закутала его в свой шерстяной платок. Крепче прижала к себе, хотела согреть. Но он не согрелся, а я так и не сумела его отогреть. Никогда его не отогрела…
Саманте показалось, что корабль с беженцами приблизился к берегу, то есть к ней. Он дымился, борта его помяты, а местами пробиты снарядами. И девочка увидела незнакомку. Но не рядом с собой, а на корабле-транспорте. Она стояла в том спортивном костюме, и стеклышки очков поблескивали. А на руках у нее был окоченевший Славик… «А может быть, это была другая женщина, моя мама, – вдруг мелькнуло в сознании Саманты, – и это она, маленькая Саманта, прижалась к ней в вечной надежде, что мама спасет от всех бед. Спасет! А вот и не спасла…» А корабль-транспорт все плыл. Он плыл и не мог уплыть. Вдоль всего берега стояли ребята, пионеры, артековцы. Они молча смотрели на плывущий из далекого времени военный корабль и отдавали ему салют. Корабль страданий плыл вдоль строя пионеров, словно принимал парад.
Саманта оглянулась – женщина стояла неподвижно. Только очки ее стали мутными… от слез.
И тут в памяти Саманты снова всплыли слова из репортажа Пола: «Праздник не настоящий, а камуфляж, который прикрывает боевую мощь… Боевую мощь». Теперь эти слова, как удар, причинили боль. Девочке стало стыдно, что она поверила лжи. Ей захотелось спрятаться от Нины Сергеевны, потерявшей своего Славика, от Наташи, от всех ребят.
Взошло солнце. Туман развеялся. Море начало легонько накатываться на берег. Послышалось тихое бульканье волны. Транспорт военных лет снова стоял на месте, палуба опустела.
В это время вдалеке раздался ритмичный, приглушенный стук мотора, и из-за мыса выплыл небольшой буксир. Он пересек бухту и замедлил ход около старого корабля. Послышались обрывки команд, похожие на крик морских птиц, что-то загрохотало, заскрежетало. И вот буксир уже плывет в обратном направлении, а за ним на длинном тросе следует старый корабль. У корабля-ветерана, инвалида войны, даже не оказалось своего хода – отказал. На палубе никого не было. Флаги расцвечивания были спущены. Сперва за мысом скрылся буксир, потом военный корабль. И вместе с ним исчезли, стали нереальными падающий с неба фашистский самолет, раненые, лежащие на палубе, женщина в спортивном костюме, прижавшая к себе мертвое дитя…
Какая-то горечь осталась на сердце.
Саманта огляделась. Вокруг никого не было. Только Наташа, верная, неизменная Наташа стояла рядом.
– Прости меня, Наташа, – вырвалось у Саманты.
– За что, Сэми?! – Наташа удивленно смотрела на подругу. – За то, что ты без меня ушла на море? Ты, наверное, думала, что я сплю, да? Не захотела меня будить, да? А я проснулась – и за тобой!
– Кто эта миссис Нина Сергеевна… в спортивном костюме?
– Она преподает английский в Артековской школе.
В это время за ее спиной послышалось знакомое «Хелло, Сэми!». Девочка оглянулась – по пирсу шел Попрыгунчик Пол и приветственно махал рукой.
Лицо его не было озабоченным – он ни в чем не чувствовал себя виноватым, как будто все было хорошо, ничего не случилось.
Саманта отвернулась.
– О! Сэми, что с тобой? Тебе приснился дурной сон?
И тут девочка взорвалась:
– Вы говорите неправду! Вы снимаете неправду. А я поверила вам и теперь сгораю от стыда.
– Ну-ну-ну! Ты многого не понимаешь. Да тебе и не нужно понимать, девочка моя.
– Вы считаете меня маленькой? Я, конечно, не взрослая. Но могу отличить правду от лжи. Может быть, не сразу, но могу.
– Успокойся, Сэми, – сказал мистер Пол. Сам он сохранял спокойствие. – Все будет хорошо. Все забудется. Зачем нам ссориться? Ведь мы с тобой друзья?
– Я тоже так думала. А теперь… теперь я так не думаю!
И, увлекая за собой подругу, девочка быстро зашагала по пирсу. И всю дорогу она про себя повторяла: «А теперь я так не думаю… Теперь не думаю… не думаю…»
Колодец желаний
Если бы вы знали, сколько открытий сделала Саманта вдали от родины. Например, она узнала, что когда человек покидает родной дом, то, удаляясь от дома, он незаметно для себя приближается к нему. И его очертания с каждым днем видны все отчетливей. А когда заходит солнце, издалека виден свет в собственном окне.
И еще Саманта почувствовала, что чем счастливее время, тем быстрее оно пробегает. Спешит. Как мчащийся поезд. Гудит локомотив, встречный ветер слепит глаза, гремят под колесами рельсы. Поезд из пункта «А» мчится в пункт «Б». А сколько счастливых пунктов он пролетает без остановок! Сколько счастливых дней!
И вот Саманта стоит на берегу Черного моря и сжимает в кулачке маленький черный уголек. Вчера этот уголек был частицей веселого, и вместе с тем грустного, прощального костра. Он вспыхивал, как звездочка, и трещал, как скорлупка. Сегодня он холодный и черный. И тихий, как печаль.
А может быть, этот уголек не от костра, а от обгоревшего военного кораблика, который вывозил из Севастополя детей и раненых?
Этот уголек – символ памяти и символ переживаний. И Саманта будет хранить его в сердце.
Был бы под боком «колодец желаний», Саманта бы написала длинный список и опустила бы его в таинственные глубины. Но во-первых, как отличишь «колодец желаний» от обыкновенного колодца? А во-вторых, вокруг вообще нет колодцев.
Но зато есть море. Может быть, это не простое море, а море желаний?
На палубе небольшого кораблика много ребят. Так много, что издалека белые рубашки сливаются в белый парус. А пионерские галстуки – заря, отразившаяся на парусе.
Саманта держит бутылку – в ней листок, свернутый в трубочку, чтобы письмо с желанием протиснулось в горлышко.
Что написала Саманта на маленьком листке бумаги? Это станет известно только морю. Когда морю будет угодно, оно выкинет на берег бутылку с Самантиным письмом, и тот, кто найдет эту бутылку, узнает Самантину тайну.
Но никакой тайны нет. На листке написано:
«Пусть придет человек, который знает дорогу к миру».
Саманта сама была таким человеком. Она начала этот путь в Москве. И он приведет ее в город страданий войны – в Ленинград.
Когда подруги прощались, Саманта сказала:
– Давай поменяемся туфлями!
– Давай, – согласилась Маленькая Наташа, – только мои туфли будут тебе тесноваты.
– Ничего, я разношу их. Зато буду чаще вспоминать тебя.
– Я буду вспоминать тебя и без туфель. Мы встретимся в Ленинграде.
– Мы встретимся в Ленинграде, – подтвердила Саманта. – Я выучила наизусть номер твоего телефона.
ГЛАВА ПЯТАЯ
«Красная стрела»
Экспресс «Красная стрела» отошел от московского перрона и помчался на север. Саманта ехала в одном купе с Большой Наташей. Папа с мамой – в соседнем купе. Иногда Саманта стучала в стенку, и оттуда раздавался ответный сигнал.
Вагон покачивало. За окном проплывали огни города. Может быть, они будут сопровождать поезд до самого Ленинграда.
Неожиданно Саманта спросила свою спутницу:
– Можно, я померю ваши туфли?
– Конечно, можно, – отозвалась Большая Наташа.
Саманта быстро скинула свои кроссовки, надела Наташины туфли на высоких каблуках и сразу как бы выросла. Она соскочила с дивана и посмотрела в зеркало.
– Я похожа на взрослую?
– Почему тебе так хочется стать взрослой?
– Взрослые все знают, все понимают, – ответила девочка. – Мне просто необходимо поскорее стать взрослой.
– Не спеши, – улыбнулась Наташа. – Взрослые часто не замечают того, что видят дети. Они воспринимают мир уже открытый, а дети открывают его сами.
– Но у взрослых есть память. Они много помнят.
– Взрослые часто бывают забывчивыми, – возразила Большая Наташа, – легко расстаются с памятью. Но память не умирает. Она передается детям, и те бережно хранят ее.
– Вы очень умная, – решила Саманта и задумалась. А потом спросила: – Значит, память может передаться мне?
– А какую ты ищешь память?
– Память о войне, – не сразу ответила Саманта.
– Зачем тебе это, девочка?
– Мне кажется… мне кажется, что только память о старой войне может помешать новой.
В купе стало тихо.
Девочка долго смотрела на плывущие за окном огни. Потом она с ногами забралась на диван и не заметила, как взрослые туфли на высоких каблуках остались на полу.
Огни города растворились в ночи. А может быть, их вообще не стало, потому что город кончился.
Саманта прилегла на бочок. Вагон качало, под подушкой звучала однотонная железная песенка колес…
Саманта подумала, что завтра она снова увидит свою подругу Маленькую Наташу, и теплая радость предчувствия встречи разлилась по ее груди.
Фантазии Саманты… Откуда я мог знать о них, если даже родители не догадываются о том, что происходит в сознании их детей, и не представляют себе, каким видят мир их дети?
Такой вопрос может возникнуть у читателя.
Что я могу сказать в ответ? Я знаю о фантазиях моей героини, потому что они у нас общие.
«Общие?! – Недоверчивый читатель покачает головой. – Что может быть общего у американской девочки и у взрослого человека, живущего в другой стране, где все другое? Общая фантазия? Но как это проверить?»
Но разве обязательно проверять, отвечу я читателю, разве нельзя просто поверить?
На слово?
Нет – слову! Слово – самое дорогое, что у меня есть. Слово – мой труд, моя любовь, моя жизнь, моя совесть. Иногда мне кажется, что я сочиняю слова, впервые даю им жизнь. Иногда я как бы очищаю старые слова от налета времени, как очищаются творения великих живописцев от кощунственной мазни, нанесенной на старые полотна идущими следом бездарями.
Слово помогло мне проникнуть в тайники Самантиных мыслей и переживаний.
«Но она говорила на другом языке. Другими словами. Ваши слова разные!» – воскликнет читатель.
Разные, отвечу я читателю, но разве они не выражают общие чувства, мысли, радость, горе, сомнения? У нас разные слова, но одинаковые чувства. А когда общее чувство наполняет слово русское и слово английское – слова становятся побратимами. Как люди. А мысль? Разве мысль изменится от того, произнесут ли ее на английском языке или на русском?
Может быть, пожилому человеку трудно понять ребенка. Но я не просто пожилой человек. Я детский писатель, родился таким. Знаю петушиное слово, которое открывает мне двери в детство. Саманта была необыкновенной девочкой, но она была девочкой, и если она написала письмо президенту, то это не мешало ей прыгать через резинку.
Фантазия и быль слились в моем сердце. Память о Саманте стала моей совестью.
В летний день в пору белых ночей Саманта очутилась в Ленинграде.
«При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна»
Когда Саманта ехала по Ленинграду, ей казалось, что этот прекрасный город создан для праздников, что, едва наступит вечер, во дворцах загорятся огни и из открытых окон на улицу вырвется музыка, весь город заполнится весельем. На площадях соберутся нарядные люди, они будут веселиться и танцевать. Площади, сады, набережные, мосты, проспекты и улицы станут ареной праздника.
В первый день по приезде в Ленинград Саманта ждала вечера с нетерпением, как ждут праздника. Но вечер не наступал. Часы пробили девять, десять, одиннадцать раз, а на улице было светло. Саманта уже лежала в постели, а окно было светлым, словно стекла залили молоком.
Саманта жмурилась, пробовала уснуть, но сон не приходил к девочке. Перед глазами, как на экране телевизора, снова и снова возникали дворцы, арки, чугунные ограды, дремлющие каменные львы и удивительный памятник всаднику с лавровым венком на голове.
Саманта согнула руку в локте и поднесла ее к глазам, чтобы хоть как-то защититься от света. Но стоило отнять руку – день возвращался.
Саманта не помнит, когда она заснула.
А когда проснулась и бесшумно соскользнула с постели, за окном продолжался этот бесконечный день. И было непонятно, то ли еще ранний час, то ли она проспала все на свете. Девочка заглянула в комнату родителей: Артур и Джейн мирно спали, словно были не в Ленинграде, а у себя дома в Манчестере.
Некоторое время девочка раздумывала, чем бы заняться.
И тут ее озарила счастливая мысль: надо позвонить Наташе! Она взяла телефон, чтобы не разбудить родителей, забралась с ним под одеяло и набрала выученный наизусть номер.
Через некоторое время сонный голос отозвался в трубке:
– Алло!
– Это ты, Наташа?
– Я… Сэми? Ты приехала? Ты в Ленинграде? Как хорошо, что ты позвонила.
– Твои туфли так жмут, – сказала Саманта. – Может быть, поменяемся обратно?
– Согласна. У меня нога плавает в твоих туфлях.
И две подружки на разных концах провода тихо рассмеялись.
– Я в гостинице «Европейская». Можешь приехать ко мне сейчас? – спросила Саманта. – Ты далеко живешь?
– На Васильевском острове.
– Васильевский остров? Это в каком океане? Далеко от меня? Сколько миль?
– Пять троллейбусных остановок. Но главное, незаметно ускользнуть из дома.
– Мои тоже спят. Оденусь и буду ждать тебя у входа.
Так они поговорили.
Саманта повесила трубку, а телефон оставила под одеялом.
За окном на башне бывшей Думы часы пробили семь раз.
Потом, возвращаясь в памяти к белым ночам, Саманта скажет:
– Ленинград находится неподалеку от Северного полюса, поэтому летом в нем белые ночи. Но свет не мешает людям спать. Небо становится фарфоровым, а в домах не зажигают свет, и стекла молочные…
– И по городу ходят не бурые, а белые медведи? – сдерживая улыбку, спросит Дуг.
– Они садятся в автобус и берут билет за пять пенсов… то есть за пять копеек! – невозмутимо подтвердит Саманта.
– А полярное сияние бывает в Ленинграде?
Саманта задумается и ответит:
– Бывает… когда фейерверк!
Это будет потом, когда Саманта вернется в родной Манчестер.
А в то утро она шла с подругой по прекрасному городу, по набережным рек и каналов. Девочки задерживались на мостах и, опершись на чугунные перила, смотрели, как внизу сновали речные трамваи, а вода дышала в лицо утренним холодком. И снова ощущение праздника заполнило сердце Саманты. И, забыв, что она на улице, Саманта начала пританцовывать. Ее чувство передалось подруге, и они, взявшись за руки, побежали по улице, как бегали в Артеке к морю.
Я представляю себе Саманту идущей по Невскому проспекту. Вдалеке, в перспективе, сверкающая золотая игла Адмиралтейства упирается в белое облако. Все вокруг кажется неестественным и прекрасным. И не жмут туфли. Незнакомое, торжественное чувство переполняет сердце маленькой американки. И ветер с Невы играет ее волосами, и все время приходится отбрасывать их с лица.
Когда подруги подходили к началу Невского, в огромных витринах появились нарядные манекены. И две подруги, отраженные в больших зеркальных стеклах, как бы очутились в глубине витрин, и в этом Зазеркалье шли между застывшими фигурами манекенов.
Потом витрины кончились, и сразу в глаза Саманте бросилась надпись, сделанная синей краской прямо на каменном цоколе дома.
– Что тут написано? – спросила она подругу. – Как жалко, что я не умею читать по-русски.
Наташа перевела ей надпись:
– «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна».
– Опасна?! Почему опасна?
Саманта непонимающе посмотрела на подругу и снова перевела взгляд на надпись. Теперь незнакомые слова, казалось, пылали, и к ним лучше не притрагиваться.
Вокруг шли люди, их лица были спокойны, словно тревожная надпись на стене не имела к ним никакого отношения. Они просто не замечали ее.
– Наташа! Что это значит? Почему опасно? Кто стреляет?
– Это осталось от войны, – пояснила подруга. – Старые люди до сих пор по привычке переходят здесь на другую сторону.
Саманта не двигалась с места.
И в этот момент раздался, ударил по сердцу орудийный выстрел. От неожиданности Саманта вздрогнула, крепко сжала Наташину руку и, увлекая за собой подругу, бросилась на другую сторону.
Ей казалось, что сейчас послышится сухой шорох летящего снаряда. Раздастся взрыв. Зазвенят разбитые стекла. И едкий дым, подсвеченный изнутри пламенем, закроет солнце… Сколько раз такую картину она видела по телевизору!
Потом, вспоминая это утро, Саманта скажет: «Я одним глазом увидела войну. Почувствовала, какая она, война. Хорошо, что со мной была Наташа…»
Когда девочка опасливо открыла глаза, никакого дыма не было. Стекла в витринах были целы, манекены стояли на своих местах. Наташа улыбалась.
– Не волнуйся, подруга, это сигнальная пушка на Петропавловской крепости отметила полдень.
– Полдень? – Саманта недоверчиво посмотрела на подругу, и тревога в ее глазах улеглась. – Полдень. А я подумала…
– Ты просто не привыкла, – успокоила подружку Наташа. – Слышала бы ты, как скрипели тормоза, когда мы под носом у машин перебегали дорогу!
– У нас дома пушки не стреляют даже в полдень, – задумчиво отозвалась Саманта. И вдруг лукаво улыбнулась: – А папа с мамой думают, что я без них отправилась к ланчу.
По улице медленно проехала поливальная машина, словно смывала следы обстрела. От мокрого асфальта запахло рекой.
Когда подруги подходили к гостинице, им встретился вездесущий Попрыгунчик Пол. Камера на его плече поблескивала стеклянным глазом.
– Хелло, Саманта! Привет, Наташа!
Пол улыбался, и его веселый голос звучал с уютной хрипотцой.
– Мистер Пол, вы слыхали орудийный выстрел? – неожиданно спросила Саманта.
– О! Естественно! Я проверил часы.
– А вы не хотите сделать репортаж об американской девочке, которая гуляла по Невскому проспекту, а рядом гремели выстрелы – советские войска готовились к нападению на Америку?
Этот вопрос поставил Пола в затруднительное положение, но он не подал вида, продолжал улыбаться:
– Прекрасная идея!
– Вы же предложили мне вместе работать. Был «военный корабль с боевыми ракетами», теперь «артиллерия в Ленинграде».
– Ты все еще помнишь тот корабль? – спросил Пол.
Он уже не улыбался.
– Я никогда не забуду его… Женщина с мертвым Славиком на руках… Ах, мистер Пол, мистер Пол! – Саманта замолчала.
– Я тоже помню тот корабль, Сэми! – задумчиво произнес Пол. – Ты не думай, что у меня плохая память.
И он зашагал прочь.
Марш юных моряков
В детстве жизнь кажется простой и прекрасной.
Обиды быстро проходят, ссадины через день заживают.
В детской игре даже война – увлекательное приключение: раненым не больно, а погибшие поднимаются с земли и нехотя плетутся делать уроки.
Правда, ребенка легко обмануть, потому что у него нет горького опыта и он от природы доверчив. Но ребенок способен разглядеть истину в таком тумане, в каком взрослые блуждают, опасливо выставив руки. Чем раньше люди поймут это преимущество детей, тем чище и честнее будет мир.
А как детей выручает фантазия, которой недостает взрослым! Фантазия у взрослых вялая, у нее слабые крылья и невысок полет. Некоторые взрослые вообще утрачивают способность фантазировать.
Фантазия – всегда прорыв в будущее. Не потому ли дети в мечтах раньше взрослых побывали в космосе, опустились на дно морей, пробились к центру земли? В итоге реалисты-взрослые как бы идут по следам детской фантазии, по ее картам и маршрутам.
Саманта не была исключением.
Нет более захватывающего зрелища, чем марш военных моряков под звуки духового оркестра. В городе замирает движение. Прохожие останавливаются. А те, кого это событие застало дома, бросаются к окнам. Идут военные моряки! Весь город невольно подчиняется ритму их шагов, их музыке.
Раз, два, левой! Левой! Левой!
Флотские форменки, синие воротники. Белые тарелочки бескозырок и ленточки, как летящие косички. Раз! Два! Левой! Общий удар шагов. Словно моряки не просто шагают, а колют каблуками орехи. Трах! Трах! Трах! И общий взмах рук, как взмах весел.
Поют трубы, ухает барабан, рассыпают звон медные тарелки. Нет более захватывающей музыки, чем марш духового оркестра. Эта музыка в одних будит воспоминания, других зовет на подвиг. И если у подвига есть своя музыка, то это марш военного духового оркестра.
На вахту, товарищи!
Все по местам,
Последний парад наступает…
Когда по городу идет колонна военных моряков, в сердцах мальчишек загораются дерзкие мечты. А девочки чувствуют себя подругами будущих героев.
Раз! Два! Левой! Левой!
Саманта как поравнялась с колонной юных моряков-нахимовцев, так и зашагала рядом. Она старалась не отстать от этого влекущего строя – бежала, натыкалась на встречных, забыла, что где-то у витрины задержались папа с мамой. Ее глаза зажглись, словно кто-то повернул выключатель. И столько в них было сейчас радости и восторга, что один из юных моряков, тот, что шел последним с краю, скосил на нее глаза и спросил:
– Эй, как тебя зовут?
Он спросил по-русски, но Саманта догадалась, о чем может в первую очередь спросить моряк девочку. И ответила:
– Саманта… Сэми.
– А меня зовут Сережа! – под звук духового оркестра ответил моряк, и Саманте вдруг показалось, что он очень похож на Дуга, только под бескозыркой не видно, рыжий он или нет. Зато Саманта сделала одно удивительное открытие: все моряки были мальчиками. Обычными мальчиками в форме взрослых моряков и как взрослые шли через город под звуки духового оркестра.
– Сер-ежа? – повторила Саманта имя своего нового неожиданного знакомого. – Серж?
– Точно! – отозвался мальчик-моряк и улыбнулся.
Через некоторое время Саманта набралась храбрости и спросила:
– Спик инглиш?
– Да! То есть ес! – поправился мальчик и, не глядя на Саманту, уже по-английски спросил: – Ты откуда?
– Из Америки! Штат Мэн.
– О!
Через несколько шагов девочка спросила:
– Как называется твой корабль?
– «Аврора»! – ответил маленький моряк.
– Богиня зари?
– Нет, – через несколько шагов долетел ответ. – Богиня революции!
– Ты, когда вырастешь, будешь воевать? – Девочка на ходу продолжала расспрашивать своего знакомого.
Маленький моряк покачал головой.
– Я хочу плавать во льдах, – наконец сказал он. – Это очень интересно, хотя опасно. Но человек должен покорить льды!
– А Соединенные Штаты ты не хочешь покорить? – прямодушно поинтересовалась Саманта.
– Зачем? – удивился Сережа. – Я мечтаю побывать в Америке… на реке Миссисипи, где жили два друга – Том и Гек.
– Ты знаешь про Тома и Гека? – удивилась Саманта.
– И еще мне нравится Бекки, – признался Сережа.
– Ваш президент написал мне, что я похожа на Бекки, – не удержалась, сообщила своему новому знакомому Саманта. И тут рядом послышался голос мамы:
– Сэми! Где ты пропадаешь? Мы с папой ищем тебя…
– Сейчас! Одну минуточку, – крикнула девочка маме и кинулась за уходящим строем.
Раз, два, левой! Левой! Левой!
– Я напишу тебе письмо, Саманта! – печатая шаг, пообещал Сережа. – Но я не знаю адреса.
– Манчестер. Штат Мэн. Соединенные Штаты. Запомнишь?
– А мой адрес проще, – зазвучало в ответ. – Ленинград. Крейсер «Аврора». Пришли мне фото!
– Пришлю! Мы еще встретимся!
Саманта остановилась, словно осталась на берегу, а корабль уплыл в море. Она смотрела вслед морякам и махала рукой, как машут на причале.
– Ни одна девочка в мире не может остаться равнодушной к шагающим под звуки оркестра морякам, – зазвучал рядом папин голос.
– Но при этом не надо терять голову, – заметила мама.
Музыка звучала все тише, тише и наконец растворилась в разноголосице большого города.
А фантазия девочки заработала, устремилась вперед, и перед ее глазами возник взрослый Сережа. Он был высокий, крепкий и, как все полярные капитаны, с большой бородой. Но при всей суровости облика глаза его остались прежние и голос не изменился: «Я хранил твое фото всю жизнь!» – «Я же говорила, что мы еще встретимся».
Но мечте о новой встрече суждено было сбыться не через много лет, а в тот же день: Саманту и ее родителей пригласили на крейсер революции «Аврора».
Взрослые осматривали корабль, а Саманта краешком глаза все искала среди маленьких моряков своего знакомого Сережу.
Но вместо Сережи лицом к лицу столкнулась с Попрыгунчиком Полом.
– Хелло, Саманта!
– Хелло, мистер Пол! Вы снимаете торпедные аппараты?
Но Пол как бы не почувствовал насмешки в голосе девочки. Он широко улыбнулся:
– Я снимаю потрясающие кадры: американская девочка взяла в плен русский крейсер.
Саманта оглянулась и увидела, что корабль штурмуют фотографы и телевизионщики. Они примостились на торпедных аппаратах, надстройках, а один из них, рискуя упасть в воду, забрался на мачту.
Когда Саманта снова посмотрела на Пола, лицо его было серьезным.
– Нам надо поговорить, Сэми, – сказал он. – Я должен сообщить тебе нечто важное.
Но поговорить им не удалось. Саманта увидела Сережу и побежала к нему. Оркестр заиграл любимую мелодию из оперы «Порги и Бесс», и мальчик с девочкой закружились в танце.
