Текст книги "Тайна Золотого гроба. Изд. 2-е."

Автор книги: Юрий Перепелкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Когда же Кийа могла быть поставлена в цари, когда могла она получить знаки царского достоинства? Изображений двух фараонов дошло до нас немного. Даже при позднем солнечном имени было еще такое время, когда Кийа не располагала ни царским венцом, ни царской змеею, ни царским ободком вокруг имени, ни царскою близостью к солнцу. Приобрести все это Кийа могла не раньше, как под конец царствования Амен-хотпа IV. Если в скорописной пометке 16-го года его царствования под «домом честной», которому принадлежало вино, следует разуметь хозяйство Кийа, а это представляется вполне правдоподобным, то неужели тогда уже она могла быть фараоном? Неужели ее служащие смели б величать царя «честной», неужели б не употребляли более подходящего обозначения, вписав его почтительнейше в ободок? Поскольку остальные данные тоже указывают на конец царствования как время воцарения младшего фараона, предпоследний – 16-й или последний – 17-й год владычества Амен-хотпа IV может быть вполне годом возведения Кийа в цари.

А что произошло с Нефр-эт, с «женою царевой великой», если на моленных плитах, ставившихся для поклонения, ее место занял новоявленный фараон? Не постигла ли ее царская опала или, может быть, она скончалась к этому времени?

Возможны три мнения о судьбе царицы: Нефр-эт умерла, Нефр-эт была изгнана, Нефр-эт примирилась с возвышением соперницы и осталась вместе с супругом. Имеются ли сведения о времени кончины царицы? Прямых известий, на которые можно было бы положиться, у нас нет.

Существует, правда, любопытный рассказ, записанный английским ученым А. М. Блэкмэном со слов известного писателя Райдера Хаггарда. Сам Р. Хаггард слышал этот рассказ от В. Дж. Лофти. В начале 80-х годов прошлого века местные жители нашли-де в гробнице (по-видимому, той, что была высечена в ущелье позади солнцепоклоннической столицы для фараона и его семьи) известное количество золотых украшений. На некоторых из них имелись будто бы имена Тэйе и Нефр-эт. Согласно В. Дж. Лофти, тут были также перевязи из золотого листа, помеченные именами тех же двух царственных особ. У В. Дж. Лофти не было с собою столько денег, чтобы купить все вещи. В следующую зиму, в 1883 или 1884 году, он приобрел два кольца для двух других лиц, в том числе для Р. Хаггарда, однако золотые перевязи, по словам В. Дж. Лофти, были тем временем переплавлены. Украшения, которые В. Дж. Лофти купил для себя, были затем приобретены у него королевским Шотландским музеем в Эдинбурге, однако там они были ради большей сохранности так хорошо убраны, что добраться до них А. М. Блэкмэну не удалось Тем не менее директор музея передал ученому оттиск увесистого золотого перстня-печатки, на котором, действительно, было вырезано имя Нефр-эт. Именные золотые перевязи приводили на память показания ряда лиц, имевших дело с останками из так называемой гробницы Тэйе. По показаниям этих очевидцев, на останках лежали полосы листового золота, надписанные именем Амен-хотпа IV. Правда, впоследствии Ж. Даресси очень просто объяснил эти золотые перевязи на трупе как отвалившиеся с внутренней поверхности гроба куски надписей, однако недавние розыски американского ученого С. Олдреда привели его к выводу, что на трупе в самом деле были золотые перевязи, впоследствии пропавшие. Но чем бы ни были золотые перевязи, виденные В. Дж. Лофти, если они происходили из царской гробницы и если они были надписаны именами Тэйе и Нефр-эт, то они могли бы служить доводом в пользу того, что обе царицы были погребены в Ax-йот. Однако досадные «если» в сильнейшей степени мешают воспользоваться рассказом для каких бы то ни было заключений. Настораживает и то обстоятельство, что два кольца, попавшие в конечном итоге оба в собрание Р. Хаггарда, снабжены изображениями совсем не в духе последних лет Амен-хотпа IV. На великолепном ложе из гробницы Тут-анх-амуна, выдержанном строго в том духе, чисто растительный узор заменяет привычные изображения старого хранительного божка Бэса. На кольцах же Р. Хаггарда изображены: на одном – два Бэса, на другом– пляшущий и бьющий в бубен лев все из того же круга упраздненных хранителей.

Но если бы любопытный рассказ был даже во всем точен, то мы все-таки могли бы вывести из него только то, что Нефр-эт скончалась и была погребена в солнцепоклоннической столице, видимо в царской гробнице, в бытность еще двора в городе, но когда в точности– до или после смерти Амен-хотпа IV, – мы из рассказа так и не узнали б.

Широко распространено мнение, что царица Нефр-эт под конец царствования супруга поссорилась с семьей и, уединившись на севере солнцепоклоннической столицы с маленьким Тут-анх-йотом, прожила там до его воцарения. К вопросу о семейной ссоре мы еще вернемся, а пока что спросим себя, на чем основано представление о проживании царицы на севере города с мальчиком Тут-анх-йотом?

При раскопках в северной части столицы были обнаружены косяки какого-то сооружения и притолока из частного дома, на которых имена Амен-хотпа IV были уничтожены, а имя Нефр-эт пощажено; то же можно было наблюдать на набалдашнике из одного из тамошних домов. Затем там были откопаны изложница для отливки двойных поливных щитков с именем царицы и не менее пятнадцати таких отливок. Тут же, на севере столицы, были найдены украшения с именами других царей и цариц: в ограниченном количестве Амен-хотпа IV, в большом количестве Семнех-ке-рэ, далее его жены Ми-йот, Тут-анх-йота, его жены Анхс-эм-п-йот. Однако вместе со щитками Нефр-эт встречались только вещицы с именами последней четы. Тем не менее обращение с именами на севере столицы вряд ли может иметь какое-нибудь отношение к проживанию там Нефр-эт после смерти Амен-хотпа IV, потому что трудно говорить об огульном истреблении уже тогда памяти царя-солнцепоклонника. Сошлемся хотя бы на наблюдение С. Олдреда, что на предметах дворцового обихода, найденных в гробнице Тут-анх-амуна, этот царь не трогал имен Амен-хотпа IV. Да и все, что известно по этому вопросу, заставляет думать, что последовательно преследовать память «супостата из Ах-йот» начали после запустения и разорения его столицы. Изложницы для двойных щитков с именем Нефр-эт были найдены в большом числе еще до раскопок севера города, и не только в этой его части были найдены готовые щитки с именем супруги Амен-хотпа IV и многочисленные вещицы с именами Тут-анх-йота/Тут-анх-амуна и Анхс-эм-п-йот. А то, что на севере столицы украшения с именем Нефр-эт и молодой четы находили иногда в одном месте, не слишком ли это узкое основание для широких построений?

Важнее кое-что другое. Еще от 17-го года, последнего года царствования Амен-хотпа IV, имеются скорописные пометки, сделанные на сосудах с вином «домом (т. е. хозяйством) жены царевой – жива она!». Поскольку от 10—11-го годов дошли винные пометки «дома Нефр-нефре-йот Нефр-эт – жива она!», склонны были в пометках 17 го года усматривать намеренное замалчивание имени царицы из за гонения на нее, которое вычитывалось из остатков южной усадьбы. Впоследствии нашлись более ранние пометки – 16, 15 и 14-го годов и, видимо, даже древнее 13-го года, ограничивавшиеся тоже глухим упоминанием «жены царевой» без имени. Более того, казалось, что «домом жены царевой – жива она!» хозяйство царицы в производственных пометках именовалось еще при Амен-хот-пе III (при Амен-хотпе IV хозяйство Тэйе прозывалось «домом Тэйе – жива она!», вино было «матери царевой –»). Предположить, что под «женою царевой» сперва подразумевали Нефр-эт, а под конец царствования стали подразумевать Кийа потому-де, что хозяйство царицы под прежним обозначением перешло к сопернице, – значило бы предаться ничем не оправданным домыслам. Таким образом, очень похоже на то, что Нефр-эт оставалась царицей вплоть до кончины супруга.

Если Нефр-эт до конца сохраняла свое положение, то понятно и объяснимо странное превращение царской возлюбленной в полуфараона. Раз синий венец царицы сохранялся за Нефр-эт, то Амен-хотпу IV, чтобы венчать и Кийа, оставалось только уступить ей свой, фараоновский, синий венец. Если место «жены царевой великой» было закреплено за Нефр-эт, то поднять до уровня ее Кийа иначе, как сделав ее вторым фараоном, не было способов. Воцарение Кийа в таком случае было одновременно плодом великой любви к ней фараона и проявлением внимания к исключительным правам Нефр-эт. Тогда, быть может, не так уж неправы памятники, до последних лет царствования прославлявшие дружбу царя и царицы.

Ну а как быть с разладом и ссорой внутри царского семейства, ставшими общим местом в статьях и книгах по солнцепоклонническому времени? Основой основ для подобных построений служила замена на усадебных изображениях царицы Нефр-эт ее дочерью Ми-йот. Однако после того как выяснилось, что царевна заменила собой на них не мать, а Кийа, от этой основы ничего не осталось. Но, может быть, все же имеются какие-нибудь иные намеки на разгоревшуюся под конец вражду между царем и царицей? Свидетельств о дружбе между ними и для поздних лет сколько угодно, в том числе для времени после рождения пятой и шестой царевен, т. е. для самого конца царствования. Единодушие источников нарушают, как будто, три памятника, о которых мы уже имели случай говорить. На обломке из преддверья южной усадьбы высокое двойное перо, венчавшее некогда Нефр-эт, впоследствии замазали, а ее титло, по-видимому, хотели стереть, но остановились на полпути, так что имя «Нефр-эт» видно отчетливо. Однако переделке подвергался и венец на голове фараона, а за пропажею сопроводительной надписи к его изображению неизвестно, не были ли потерты его имена? Может быть, обе надписи оказались бы полустертыми вовсе не по злому умыслу, а по естественным причинам. Титло царевны Ми-йот не тронули. Если ее изображение, ныне отсутствующее, тоже не было изглажено, то изображенная впереди взрослая женщина, что бы с ней ни проделали, оставалась бы матерью царевны – царицей Нефр-эт. Не более доказателен и кусок подножия от изваяния царевны Анхс-эм-п-йот из Ax-йот, на котором имя царицы было разрушено дважды. Титло царя на обломке не сохранилось, и потому мы не знаем, не были ли разбиты и его имена. Во всяком случае, середину имени царевны Анхс-эм-п-йот ухитрились изгладить, хотя победившие враги имен царевен вообще не трогали.

Остается третий памятник – подножие изваяния царевны Ми-йот, хранящееся в Британском музее. Имя царицы, бесспорно, изглажено, один раз более, другой раз менее основательно. Считается, что имен царя «Нефр-шепр-рэ – Единственный для Рэ» и «Эх-не-йот» не изглаживали. Это легко допустить для второго имени, где поврежден один средний знак, но в первом имени так или иначе повреждены все знаки, кроме двух кружков солнца (рэ), несмотря на то что ободок вокруг имени в целости и сохранности. Нечто подобное замечается на некоторых других памятниках: кружка солнца в ненавистном имени не трогают, а остальное содержимое ободка разрушают. Бывает также, что разбито одно первое имя, а второе имя – «Эх-не-йот» – сохранено. Это наблюдается, например, не менее двух раз на плите Каирского музея из города Она

Но пускай ни одно из имен Амен-хотпа IV на подножии преднамеренно не повреждено, а имя царицы дважды намеренно изглажено. Значение памятника как доказательства вражды царя к царице от этого ничуть не возрастет. Откуда происходит данное подножие? Как место почитания солнца в конце его титла на подножии названа «сень Рэ» царевны Ми-йот «в доме ликования солнца в доме солнца в Ах-йот».

Сохранилось немало надписей из этого «дома ликования солнца в доме солнца в Ах-йот», составлявшего часть той необъятно большой совокупности храмовых и дворцовых зданий, что были расположены в самом сердце солнцепоклоннической столицы. В 1932 году в органе Германского института египетских древностей в Каире был издан увесистый камень (черный гранит) – кусок перил из того же самого «дома ликования». Камень отделан поверху, спереди и сзади. Вверху читаются имена солнца, царя и царицы, спереди и сзади – царь, царица и царевна Ми-йот представлены служащими солнцу. Вверху камня ни солнечное имя, ни имя царя не изглажены. Изглажено, притом оба раза, имя царицы. Это ли не то же, что усматривается на подножии? Однако с одной стороны перил дважды изглажено солнечное имя, но ни разу не тронуты ни имена царя, ни имя царицы, хотя она поименована трижды! С другой стороны перил солнечное имя опять повторно изглажено, изглажено также имя царя и в двух случаях имя царицы. В третьем случае ее имя не тронуто. После этого стоит ли громоздить построения на таком непрочном основании, как данное подножие?

Таким образом, распространенное мнение о преследовании Амен-хотпом IV Нефр-эт не имеет под собой сколько-нибудь прочных оснований. Этим, правда, не предрешен вопрос об отношении к Нефр-эт новой царской четы– Семнех-ке-рэ и Ми-йот, однако заняться еще и этим делом в пределах данной книжки нет никакой возможности.

Ну а какова была дальнейшая судьба соперницы царицы? Пережила ли Кийа своего возлюбленного и что с нею вообще сталось? Не скроем, что ценою немногих не слишком натянутых, но все же излишне хитроумных объяснений можно заставить Кийа пережить старшего царя-сотоварища, вложить в ее руки – руки оставшегося фараона – полноту власти и связать имя дерзновенной красавицы с важнейшими событиями тогдашней международной жизни, кончившимися неблагоприятно для Египта. Но зачем предаваться такого рода ухищрениям, когда можно попросту подойти к памятникам и, не мудрствуя лукаво, взять от них то, что они сами предлагают?

В кого была переименована Кийа на изображениях в усадьбе, чье титло было проставлено взамен ее титла: Ми-йот – царевны или Ми-йот– царицы? Изображения превратили в изображения царевны. Потому и ко лбу не приставили царской змеи – ведь царевне она тоже не полагалась. Титло Кийа заменили титлом (привожу краткую разновидность) «дочь царева… царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель Нефр-шепр-рэ – Единственного для Рэ, кому дано жить вечно вековечно, Ми-йот», не титлом «жена царева великая Ми-йот – жива она вечно!». Имя царевны не заключили в ободок, подобавший царицам, после ее имени не поставили многолетия, приличествовавшего им. Естественный вывод: изображения и надписи Кийа переделали для Ми-йог, когда она еще не воцарилась с Семнех-ке-рэ, когда она была еще царевной, то есть при жизни Амен-хотпа IV.

Памятники с изображениями двух фараонов немногочисленны. От падения Кийа до воцарения Ми-йот должно было протечь какое-то время, если изображения и надписи поспели переделать, пока Ми-йот еще оставалась царевной. Под 16-м годом, предпоследним годом царствования Амен-хотпа IV, упомянут «дом честной», но таковым хозяйство воцаренной Кийа вряд ли могло именоваться. Все это, вместе взятое, наводит йа мысль, что фараоном Кийа могла быть очень недолго.

Почему она пала, догадаться невозможно. За краткий миг величия она заплатила дорогою ценою. Падение с высоты, на которую ее вознесла своевольная любовь фараона, было ужасным. Недавняя возлюбленная была обречена на вечное забвение. Ее изображение и надписи были переделаны для дочерей фараона, его дочерей от Нефр-эт. Северный дворец и южная усадьба отошли к царевне Ми-йот, солнечный храмик в средоточии столицы – к царевне Ансх-эм-п-йот. Кийа не оставили даже ее гроба, даже ее погребальных сосудов.

А что стало с дочерью отверженной любимицы? Если на камне из Шмуна имя девочки Анхс-эм-п-йот Малой не позднейшая вставка, сделанная при переделке надписи, то дочка Кийа могла быть удочерена своею сводной сестрой и тезкой – Анхс-эм-п-йот старшей. В таком случае девочка не разделила участи матери, но как дочь фараона была оставлена при дворе. Однако пока исконность ее имени на камне не установлена по подлиннику, против воли и, несомненно, напрасно на память приходит грустная находка, сделанная в свое время в южной усадьбе. Там в маленьком дворце на берегу озерка сбоку от вереницы приемных помещений в наглухо замурованной кладовой были найдены кое-как погребенные младенческие останки и вместе с ними игрушечная посуда из алавастра, бусы и другие украшения.

Царица Нефр-эт не присутствует ни на одном памятнике, на котором появляется Кийа. Словно пропастью разделены обе семьи. Но каковы бы ни были чувства царицы к всесильной сопернице, последняя, конечно, менее всего походила на бездушную «честную» из народной сказки. Нам многое неясно в судьбе этой маленькой женщины, сумевшей, несмотря на все обаяние Нефр-эт, покорить надолго самовластнейшего из фараонов, чтобы под конец низринуться с головокружительной высоты, куда он только что ее возвел. Но душа Кийа, страстная и нежная, звучит доныне сквозь бездну веков в той задушевной молитве к возлюбленному, которая была начертана на золотом гробе.

ПОСЛЕДНЯЯ ЗАГАДКА

В груде строительного мусора таился ключ к четырем загадкам египетской древности. Им они могли быть отомкнуты одна за другой: загадка южной усадьбы, загадка золотого гроба, загадка четырех алавастровых голов, по-видимому даже загадка двух фараонов. Осталась одна загадка – загадка лежащего в золотом гробу мертвеца. Тем ключом ее никак не отомкнуть.

Ученые правильно сетуют на то, что странное погребение не было издано полнее и тщательнее. Воссоздать теперь, полвека спустя, все обстоятельства находки невозможно. Врачебное заключение о возрасте покойного расходится со свидетельством окружавших его вещей, да и само свидетельство этих вещей противоречиво.

Да, несомненно, умерший покоился в гробу, переделанном для Амен-хотпа IV. Да, бесспорно, по погребальному помещению были расставлены кирпичи на имя царя-солнцепоклонника. Однако ни на самый труп, ни вообще в гроб не было положено ни одной вещи, надписанной царским именем.

В пылу споров о возрасте покойного ученый мир удивительным образом позабыл, что на эту странность обратил его внимание еще в 1921 году такой ученый, как К. Зэте, когда в органе гёттингенского Общества наук высказался против присвоения останков Амен-хотпу IV. К. Зэте подметил, что на двух маленьких золотых пластинках, обнаруженных в гробу, пространное имя солнца было помещено в том виде, какой оно имело в средние годы царствования Амен-хотпа IV. Впоследствии царь переделал солнечное имя с целью устранить из него малейшие намеки на старое многобожие. Неужели же на мертвого царя надели бы украшения с тем видом солнечного имени, от которого он сам давно отказался? К. Зэте приходил к выводу, что молодой человек, лежавший в гробу Амен-хотпа IV, не только не был им, но и скончался много раньше его, еще тогда, когда в употреблении был более ранний вид солнечного имени. Не меньшей неожиданностью был и головной убор трупа. Когда-то это был нагрудный знак из толстого листа золота, изображавший коршуна с кольцеобразно воздетыми крыльями, но его согнули так, чтоб его можно было надеть на голову. В данном случае коршун представлял верхнеегипетскую государственную богиню, от вергнутую царем задолго до кончины – в одно время с более ранним солнечным именем. Кроме того, коршун был священной птицей Мут, супругой Амуна, ненавистного царю бога прежней столицы. Даже из письма был удален знак, изображавший коршуна, а в старой столице его прямо-таки истребляли в надписях. Тут же золотой коршун оказался на голове у самого царя! На эту странность обратил внимание еще в 1911 году английский ученый А. Вейгалл в своей книге об Амен-хотпе IV.

Кирпичи с заклинаниями на имя Амен-хотпа IV, расставленные при похоронах вокруг золотого гроба.

Что погребение было фараоновским, в этом сомневаться не приходится. Гроб должен был изображать спеленатого мертвого царя, поскольку лоб его венчал знак царского достоинства – змея-аспид, а к подбородку была приставлена длинная узкая борода египетских мужских божеств. Также и по надписям на гробе: погребенный был «властителем добрым», «образом Рэ (т. е. солнца)», «воссиявшим в (верхнеегипетском) белом венце», «царем (и) государем», «владыкой обеих земель (т. е. Верхнего и Нижнего Египта)», «сыном Рэ, владыкой венцов» и носил, как фараон, два имени, обведенных соответствующими ободками. Пространное солнечное имя, начертанное на груди царского аспида, и содержание надписей на гробе не оставляют ни малейших сомнений в том, что гроб солнцепоклоннического времени. Из трех царей-солнцепоклонников: Амен-хотпа IV, Семнех-ке-рэ и Тут-анх-йота, впоследствии переименованного в Тут-анх-амуна, в расчет идут только первых два, так как труп третьего, Тут-анх-амуна, был найден в 1922 году.

В пользу Амен-хотпа IV говорят прежде всего надписи на гробе. Никто из фараонов, кроме Амен-хотпа IV, не величал себя перед каждым из своих двух имен, обведенных ободками, «живущим правдою» и не именовался после второго имени «большим по веку своему». Таким образом, хотя сами имена на гробе были уничтожены, сопроводительные наименования не хуже их доказывают, что гроб предназначался для Амен-хотпа IV. На волшебных кирпичах, расставленных подле гроба, сохранилось и самое имя. По справедливому заключению Э. X. Гардинера, эти кирпичи доказывают, что, совершавшие погребение люди считали мертвеца Амен-хотпом IV. Против отождествления умершего с царем-преобразователем говорит непомерная юность покойного и явное несходство, установленные врачебным осмотром. Мешают приписать останки Амен-хотпу IV и найденные во гробе украшения с более ранним видом солнечного имени, упраздненным задолго до кончины царя.

Череп молодого мужчины, покоившегося в золотом гробу, вид сбоку.

В пользу Семнех-ке-рэ говорит возраст умершего, против же – надписи на гробе и кирпичах, объявляющие почившего Амен-хотпом IV. Удивительно было б также, если б мертвец был Семнех-ке-рэ, полное отсутствие его имени на вещах из тайника. Амен-хотп IV поименован на гробе и на кирпичах и затем на надгробной сени своей матери – совместно с нею и отцом. Отец и мать, Амен-хотп III и Тэйе, кроме того, названы еще на нескольких вещицах, но нигде ни разу не упомянут Семнех-ке-рэ!

Однако членом царского дома покойный был несомненно. Его череп по обмерам Дж. Дерри почти во всем совпадает с черепом Тут-анх-амуна, второго преемника царя-солнцепоклонника. Это тем примечательнее, что оба черепа необычного строения. Хитро полвека спустя разбираться в плохо изданной находке, но все же не поискать ли нам снова каких-нибудь мелочей, ухватившись за которые можно было б добраться до существенного?

Череп молодого мужчины, покоившегося в золотом гробу, вид спереди.

Как мы уже говорили, Э. X. Гардинер метко и правильно заключил по расстановке вокруг гроба защитных кирпичей Амен-хотпа IV об уверенности хоронивших в том, что они хоронят не кого иного, как именно его. Однако не менее метко и правильно X. В. Фэермэн возразил Э. X. Гардинеру, что на обоих кирпичах, где сохранилось царское имя, ему пред послано обозначение «Усире» («Усирс царь такой-то»), чего никогда б не сделали, б уде кирпичи были надписаны на другой день после кончины Амен-хотпа IV. Ведь под конец своего царствования царь-солнцепоклонник не терпел никаких старых богов, а наименование «Усире» отождествляло его с древним богом мертвых.

X. В. Фэермэн заключал отсюда, что кирпичи были заготовлены давным-давно, когда-то в начале царствования, когда царь еще признавал прежних богов, и что из мрака забвения кирпичи снова извлекли на свет, когда собирали погребальную утварь для Семнех-ке-рэ. В таком случае, конечно, доказательная сила упоминания на них Амен-хотпа IV не слишком велика. Казалось бы, как нельзя более веское возражение, и все-таки полностью прав Э. X. Гардинер. А прав потому, что надписи на кирпичах неотделимы от надписей на гробе.

«Простите, – возразит тут всякий, кто даст себе труд сопоставить эти надписи, – что общего между теми и другими? На кирпичах стародавние заклинания – в полном согласии с упраздненной солнцепоклонниками, Книгой мертвых», на гробе – самые что ни на есть солнцепоклоннические титла и молитвы: там умерший – «Усире», здесь – ни единого намека на старого бога мертвых».

Все это так, и доводы были бы неотразимыми, если бы надписи на гробе сами не содержали вставок, для Амен-хотпа IV, каким он стал под конец своего царствования, немногим более приемлемых, чем «Усире» на кирпичах. Дело в том, что гроб, предназначавшийся некогда для побочной жены фараона, был переделан для него самого не раньше, как через несколько лет после его смерти.

От пристального взгляда не утаится, что даже те из вставок на гробе, которые, казалось бы, ни в чем не противоречат строгому солнцепоклонничеству более поздних лет Амен-хотпа IV, сплошь и рядом содержат намеки на время после него. Вот в начале надписей А и С фараон назван на золотых заплатах «образом Рэ», «воссиявшим в белом (т. е. верхнеегипетском) венце». Оба выражения, особенно первое, были употребительны при предшественнике и при преемнике царя-солнцепоклонника – Амен-хотпе III и Тут-анх-йоте/Тут-анх-амуне. При самом Амен-хотпе IV они засвидетельствованы только для начала царствования, несмотря на то что «образом» солнца фараон считался и в белом венце изображался также в следующие годы после разрыва со стариной. Конечно, одно то обстоятельство, что в позднейших вставках употреблены царские прозвания, свойственные времени до и после переворота, но не засвидетельствованные в пору отвержения старины, не может иметь решающего значения. Как ни много дошло до нас солнцепоклоннических памятников, но, в конце концов, могли быть все-таки и такие, до нас не дошедшие, на которых какое-нибудь из двух обозначений или оба вместе были употреблены даже в самый разгар солнцепоклоннических увлечений. Ведь сами по себе ничего неприемлемого для Амен-хотпа IV эти названия никогда не представляли.

Тем не менее все же подозрительно, что сочинявшим вставки в гробовые надписи пришли на ум как раз два неупотребительных или малоупотребительных до кончины царя обозначения, ставшие вскоре за тем употребительными.

Присмотримся теперь к словоупотреблению надписи F. В последней ее строке на золотой заплате значилось: «сын Рэ [Эх-не-йот], пра[вый] голо[сом]». К этой вставке очень близки как по содержанию, так и по положению в титле царя и в конце строки две другие вставки – в надписях по наружным краям гроба В и С. Тем не менее тут мы имеем: «– [Эх-не-йот], большой по веку своему» и «сын Рэ, живущий правдою, владыка венцов [Эх-не-йот], большой по веку своему». Наименование «большой по веку своему», т. е. долговечный, закономерный придаток к личному имени фараона «Эх-не-йот». Примеров сочетания этого имени с иным, добавочным к нему наименованием за все царствование Амен-хотпа IV неизвестно. Даже в правление его преемника Семнех-ке-рэ мы находим все то же сочетание: «Эх-не-йот, большой по веку своему». Таким образом, обе вставки в надписи В и С выдержаны в духе Амен-хотпа IV, вставка же в конце надписи F противоречит обыкновениям его времени.

«Правым голосом» фараон назван также на золотой заплате в первой строке надписи F. Только тут эти слова следовали, наверно, за другим, именно царским именем Амен-хотпа IV «[Нефр-шепр-рэ – Единственный для Рэ]». Кроме как в двух отмеченных местах на гробе да еще на заупокойных кирпичах, найденных вместе с ним, Амен-хотп IV «правым голосом» нигде больше не назван. «Правым голосом» исстари величали умершего в надежде на правоту его голоса, т. е. оправдание, на загробном судилище бога мертвых Усире. В солнцепоклоннической столице не возбранялось называть умершего «правым голосом», возможно, потому, что это словосочетание воспринималось так же бездумно и просто, как наше слово «покойный». Однако к самому царю-солнцепоклоннику старинное обозначение не прилагалось. Из ущелья позади Ах-йот, где была вырублена в скале царская гробница, до нас дошли во множестве небольшие изображения царя в виде спеленатого трупа, так называемые ответчики, которые должны были заступать умершего на том свете. И вот даже на этих сугубо заупокойных вещицах Амен-хотп IV ни разу не назван «правым голосом»: как и на наружных краях гроба, надписи кончаются словами «Эх-не-йот, большой по веку своему». То же мы видим на обломке алавастрового ящика Амен-хотпа IV для сосудов с его внутренностями, происходящего также из царской гробницы и заготовленного впрок задолго до конца царствования, когда Амен-хотп IV еще далеко не был таким нетерпимым как впоследствии. Но особенно любопытно, что на самом золотом гробе на золотой заплате в конце надписи на крышке (надписи А) после имени царя «[Нефр-шепр-рэ – Единственный для Рэ]» и наименования «отрок добрый солнца живого, который будет жив вековечно вечно» стоят слова «правый на небе (и) на земле». Такое обозначение, невиданное и неслыханное, подсказано, очевидно, обычным обозначением «правый голосом» и было придумано не иначе как в противовес и взамен ему. Однако, переделывая тут же на гробе надпись F, никто уже не утруждал себя изобретением замены для слов «правый голосом», и их спокойно вводили и туда, где им было совсем не место, как после имени «Эх-не-йот».

Впрочем, причудливое «правый на небе (и) на земле», о котором мы только что говорили, тоже выдает свое позднейшее происхождение. На первый взгляд – это вставка как нельзя более солнцепоклонническая. Действительно, к концу царствования Амен-хотпа IV иной местный вельможа, не слишком проникнутый умонастроением двора и потому не в меру осмотрительный, величал почившего родственника не по старинке «правым голосом», а просто «правым». Известно было солнцепоклонникам и словосочетание «на небе (и) земле». Однако единственный пример, тоже не из столицы, а с эфиопского юга, никакого отношения к загробной «правоте» не имеет. Речь идет о том, чтобы здравствующий фараон «[воссиявал на] престоле отца своего солнца, как Рэ на небе (и) земле повседневно». Странное соединение обоих выражений: «правый» и «на небе (и) земле», кроме как на гробе, нигде больше на солнцепоклоннических памятниках не встречается. Если позаботились сочинить его взамен стародавнего «правый голосом», то полагали, очевидно, что уместно так или иначе свидетельствовать «правоту» царя на его гробе. Напротив, в солнцепоклоннической столице ни в самой царской гробнице, ни на предметах погребальной обстановки оттуда никто не потрудился даже намекнуть на «правогласность» покойного.

Теперь сделаем небольшое отступление.

В начале своего царствования Амен-хотп IV именовал своего солнечного бога по-старинному «Ра-Хар-Ахтом». Вскоре за тем фараон составил новому божеству особое пространное имя «Ра-Хар-Ахт, ликующий на небосклоне под именем своим как Шов, который (есть) солнце». О смысле пространного имени ученые много писали и спорили и по сю пору не пришли к единому мнению. Попытаться сейчас уразуметь это имя значило бы далеко уклониться в сторону, так как смысл его для наших текущих изысканий не имеет значения. Немного спустя длинное имя поделили на две равные части и каждую заключили в ободок наподобие царских имен. Но и после сложения пространного имени, даже после заключения его в ободки, никому не возбранялось именовать солнце одним лишь первым его наименованием из состава длинного имени, т. е. по-старинному Ра-Хар-Ахтом. Так длилось довольно долго, пока растущая неприязнь фараона к старому многобожию не побудила его устранить из солнечного имени малейшие намеки на прежних богов. Теперь оттуда исчезли слова «Хор (Хар-)» и «Шов», напоминавшие отвергнутых царем древних богов Хора и Шова. Солнечное имя стало звучать так: «Рэ, властитель небосклонный, ликующий в небосклоне под именем своим как Рэ отец, пришедший солнцем». При письме и новое имя делили пополам, обводя каждую половину особым ободком. По-прежнему разрешалось пользоваться первыми словами имени для обозначения ими одними царского солнца, только вместо прежнего «Ра-Хар-Ахт» теперь употребляли сочетание «Рэ, властитель небосклонный».