Текст книги "Тайна Золотого гроба. Изд. 2-е."

Автор книги: Юрий Перепелкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)

Но кто же тогда была эта женщина? Американский ученый К. Сил высказался в 1955 году за принадлежность гроба первоначально царевне Мек-йот, рано умершей второй дочери Амен-хотпа IV. Другой американец, С. Олдред, в 1957 году предпочел приписать гроб старшей царевне – Ми-йот. Но как ни разнились мнения относительно первоначальной принадлежности гроба, противопоставить энгельбаховскому отождествлению мертвеца с Семнех-ке-рэ какие-нибудь веские доводы никто не мог.

Однако не далее как в том же 1957 году тождество покойного с Семнех-ке-рэ оказалось неожиданно поколебленным, тождество с Амен-хотпом IV снова подлежащим обсуждению, а царица Нефр-эт, упоминавшаяся дотоле лишь в связи с погребальными сосудами, непосредственно причастной к вопросу о гробе! Виною всему была статья о гробе из так называемой гробницы Тэйе, которую поместил в лондонском египтологическом журнале виднейший знаток египетских древностей сэр Элэн Гардинер. Он обратил внимание на то, что при XVIII царском доме было в обычае начертывать на подошвах человекообразных царских гробов речь Эсе, сестры и жены египетского бога мертвых Усире. Эсе обращалась к покойному как тождественному с ее братом и супругом. При нетерпимом солнцепоклоннике Амен-хотпе IV заступить на его гробе отверженную Эсе могла, по мнению Э. X. Гардинера, царица Нефр-эт, как и Эсе, «сестра» и супруга умершего. Это представлялось тем более правдоподобным, что по углам каменных царских гробов в солнцепоклоннической столице вместо прежних богинь-хранительниц бывала изображена царица. Истребление впоследствии в речи на подошвах гроба имени говорившей и женских знаков для местоимения служило Э. X. Гардинеру подтверждением принадлежности этой речи царице Нефр-эт, поскольку ему неизвестно было никакой другой женщины из царской семьи, чье имя подвергалось бы такому преследованию. Э. X. Гардинер ссылался при этом на переделки в надписях усадьбы солнца на юге солнцепоклоннической столицы, где имя царевны Ми-йот, по общепринятому мнению, заменило имя матери. Но если первоначально к умершему как к своему супругу обращалась на правах заместительницы Эсе царица Нефр-эт, оставалось только заключить, что гроб с самого начала принадлежал ее мужу Амен-хотпу IV. На этом основании Э. X. Гардинер отказывался допустить мысль, что в прочих переделанных надписях на гробе мог быть когда-либо назван иной его хозяин, чем Амен-хотп IV, хотя тут же чистосердечно признавался, что не может объяснить переделки в этих надписях. Одновременно Э. X. Гардинер указал – и это было очень существенное указание, – что люди, ответственные за таинственное погребение, были уверены, что погребают Амен-хотпа IV. По погребальному помещению были расставлены, как полагалось, волшебные «кирпичи», и на двух из них, сохранивших сполна свои заклинания, в конце значилось его фараоновское имя. Это наблюдение набрасывало тень сомнения на точность врачебного заключения 1931 года о возрасте умершего.

Но если Э. X. Гардинер восстанавливал в правах старое мнение о принадлежности гроба искони фараону, имея в виду Амен-хотпа IV, то в следующем, 1958 году Г. Рёдер в берлинском/лейпцигском египетском временнике проделал то же, но в пользу Сем-нех-ке-рэ. Г. Рёдер пошел дальше Р. Энгельбаха, полагая, что гроб был изготовлен для Семнех-ке-рэ уже в бытность его фараоном, а не переделан для него в царский из прежнего вельможеского. Переделки в гробовых надписях, по мнению Г. Рёдера, сводились к исправлению погрешности мастера, начертавшего повсюду ошибочно знак женщины для местоимения первого лица единственного числа, да ко включению солнца в молитву на подошвах грооа, обращенную первоначально к одному Амен-хотпу IV.

Под влиянием доводов С. Олдреда, считавшего еще в 1957 году первоначальною хозяйкою гроба старшую дочь Амен-хотпа IV Ми-йот, сэр Элэн Гардинер 1959 году изменил свое мнение и полагал уже, что гроб первоначально предназначался для царевны и только затем был переделан для Амен-хотпа IV. Вместе с тем Э. X. Гардинер полагал теперь, что надпись на подошвах гроба лишь косвенно отразила обращение к покойному от имени Эсе, принятое на многобожеских гробах. Свое убеждение, что совершавшие погребение считали покойника Амен-хотпом IV, Э. X. Гардинер подтвердил с новою силою. Сам С. Олдред на печатал в 1961 году в лондонском египтологическом журнале статью, в которой, перебрав ряд членов царского дома, остановился опять-таки на царевне Ми-йот как первоначальной хозяйке гроба Одновременно С. Олдред отстаивал мнение, что труп, лежавший в гробе, переделанном для Амен-хотпа IV, мог быть действительно его. В подтверждение прилагалось врачебное заключение глазговского ученого-медика А. Т. Сэндисона, допускавшего, что в случае поражения определенной (эндокринной) болезнью покойник мог быть человеком средних лет. Странный облик Амен-хотпа IV, увековеченный изображениями, да и самый костяк благоприятствовали бы признанию у фараона подобного заболевания. Однако болезнь (distrophia adiposogenitalis) предполагала бы неспособность больного задолго до смерти иметь детей, а у Амен-хотпа IV одна дочь рождалась за другою вплоть до самого конца его царствования…

Наконец, в том же 1961 году и в том же журнале появилась статья X. В Фэермэна, в которой английский ученый отстаивал принадлежность гроба до переделки царевне Ми-йот, а принадлежность останков – ее мужу фараону Семнех-ке-рэ. Тут же были впервые изданы надписи на двух сосудах, принадлежавших некогда какой-то неведомой жене Амен-хотпа IV по имени Кийа. В переводе надпись на одном из них, хранящемся в нью-йоркском городском музее (другой сосуд находится в Британском музее в Лондоне), была сообщена В С. Хэйсом еще в 1959 году. Средние части титла этой Кийа совпадали со средними непеределанными частями титла на гробе, и X. В. Фэермэн полагал, что «Кийа должна быть включена в список кандидатов» в первоначальные обладатели загадочного гроба. В ходе последующих рассуждений этот список свелся у X. В. Фэермэна к Кийа и Ми-йот как «двум наиболее вероятным кандидатам». Однако вслед за тем, «хотя Кийа, очевидно, имеет очень прочные права на предпочтение, поскольку она единственная особа, которая связана с точно такими же текстами, как находящиеся на гробе», X. В. Фэермэн объявил себя «сомневающимся и скептичным относительно ее прав». Поводом к тому служила усматриваемая им несоразмерность переделанных начала и конца титла на гробе и начала и конца титла Кийа (предположительно начала должны были прийтись точно на начала, а концы – на концы). Поэтому, заключал X. В. Фэермэн, «серьезное внимание должно быть уделено правам» Ми-йот. Она – «единственная амарнская принцесса, от которой дошли надписи, без каких-либо больших трудностей укладывающиеся» в титло, стоявшее на гробе. При раскопках усадьбы солнца на юге солнцепоклоннической столицы (в верхнеегипетской местности, именуемой ныне условно Эль-Амарна) был обнаружен ряд обломков, на которых, по общепризнанному мнению, имя и звание царевны Ми-йот были вписаны поверх изглаженных имени и званий ее матери царицы Нефр-эт. Средние части переделанного титла в усадебных надписях и на гробе на треть или даже наполовину совпадают, однако продолжение средних частей представлялось X. В. Фэермэну тут и там неодинаковой длины, если, оговаривал он, в восстановлениях усадебных надписей в издании точно показаны размеры пробелов. X. В. Фэермэн находил очевидным, что слова «дочь царева, возлюбленная», которые бывали вставлены в начале титла в усадьбе, точно укладываются повсеместно в начальные части титла на гробе, тогда как в конечные части могут вместиться звание и имя «дочь царева Ми-йот», встречающиеся во вставках в конце титла в усадьбе. Заключение Э. X. Гардинера, что расстановкою в тайнике волшебных «кирпичей» на имя Амен-хотпа IV совершавшие погребение выказали уверенность в тождестве погребаемого с царем-солнцепоклонником, X. В. Фэермэн пытался ослабить. Он сомневался в употребительности волшебных кирпичей в конце царствования Амен-хотпа IV и особенно в возможности назвать тогда на них покойного царя-солнцепоклонника именем «Усире» в силу тождества его со старым богом мертвых: «Усире царь Нефр-шепр-рэ – Единственный для Рэ». X. В. Фэермэн ссылался также на (кажущуюся) нечеткость царского имени на одном из двух кирпичей, его сохранивших. X. В. Фэермэну представлялось, что покойник не может бить никем иным, как Семнех-ке-рэ. Подтверждение своему мнению, что гроб был переделан для этого фараона, X. В. Фэермэн усматривал в пожелании: «будешь ты, как Рэ», общем одному из переделанных мест на гробе и одной из надписей внутри золотого гробовидного ковчежца, использованного впоследствии для внутренностей Тут-анх-амуна, но первоначально предназначавшегося для Семнех-ке-рэ.

Прошло пять лет, и в 1966 г. все в том же Лондон ском египтологическом журнале были обнародованы итоги долгожданного всестороннего врачебного обследования останков из золотого гроба. Обследование осуществил на уровне современных знаний и возможностей профессор анатомии Ливерпульского университета Р. Дж. Харрисон. Он не только подтвердил заключение Д. Э. Дэрри, но пошел еще дальше в смысле снижения возраста мертвеца. По Р Дж. Харрисону, он был несомненно моложе 25 лет и даже имеются все основания полагать, что он умер на 20 году жизни Признаков болезни, которая задержала бы возмужание, на костях не оказалось. Вопреки прежним утверждениям, покойный юноша ни лицом, ни телосложением не походил на Амен-хотпа IV, хотя сильно напоминал Тут-анх-амуна. По способу исключения Р. Дж. Харрисон, естественно, пришел к выводу, что останки принадлежат Семнех-ке-рэ.

Более полувека длится обсуждение странной загадки, заданной науке тайником в Долине царей. Так к чему же привели упорные усилия разгадать эту тройную загадку? Выяснилось ли, чьим был первоначально золотой гроб, чьими были великолепные погребальные сосуды, как попали юношеские останки в гроб Амен-хотпа IV? Предложены только гадательные решения, из которых ни одно не было доказано, и ни по одному из трех вопросов не создалось единого мнения. Предположение, что гроб и сосуды с самого начала предназначались для Семнех-ке-рэ, в настоящее время находит мало сторонников. Мысль об исконной принадлежности гроба Амен-хотпу IV можно считать оставленной. Преобладает мнение, что гроб сменил хозяина, что первоначально он принадлежал женщине и что ею была дочь Амен-хотпа IV; возможность приписать гроб какой-нибудь безвестной жене Амен-хотпа IV не встретила сочувствия даже у первоиздателя двух маленьких надписей одной такой особы. Дочке Амен-хотпа IV готовы присвоить и погребальные сосуды, найденные вместе с гробом; принадлежность их первоначально царице Нефр-эт вновь не отстаивалась, а принадлежность их искони Амен-хотпу IV окончательно отпала после находки остатков его собственных сосудов в царской гробнице в солнце-поклоннической столице. Заключение о переделке гроба для Амен-хотпа IV находит большую поддержку, чем догадка о переделке для Семнех-ке-рэ. В отношении трупа мнения разделились, хотя мнение о принадлежности трупа Семнех-ке-рэ, видимо, возобладало над мнением о принадлежности трупа Амен-хотпу IV.

Итак, вопреки всем усилиям ученых, три загадки, заданные столь странным и вместе с тем столь любопытным для науки тайником, остаются по сю пору неразгаданными. Дело, очевидно, не в недостатке стараний, а в недостатке данных, нужных для разгадки. Попытаемся поискать новые данные.

НАДПИСИ НА ГРОБЕ

Раньше чем пуститься на поиски новых данных для разгадки трех загадок тайника, познакомимся поближе с надписями на золотом гробе.

По заведенному обычаю он имеет обличье спеленатого трупа, вырезан из кедрового дерева и покрыт золотым листом, испещренным многоцветными вставками. Надписи на гробе расположены так: стоячая строка А– снаружи посередине крышки от живота до ступней, лежачая строка В – снаружи по левому краю ящика, лежачая строка С – снаружи по правому краю ящика, стоячая строка D – внутри посередине крышки, стоячая строка Е – внутри посередине дна ящика, двенадцать лежачих строк надписи F – снаружи на подошвах ног.

Знаки в надписях А, С, F смотрят вправо, в надписях В, D, Е – влево. Знаки надписи А выпуклые, с разноцветными вставками, на полосе листового золота. Знаки надписей D и Е вырезаны в дереве и затем выдавлены в положенном поверху золотом листе путем нажима на него. Надпись F прочерчена острием на листовом золоте.

Кое-где золотые листочки отклеились и отвалились, так что местоположение некоторых обрывков в строках не вполне бесспорно. Однако перепутаны при восстановлении гроба после находки могли быть лишь кусочки из надписей D и Е, одинаково расположенных, направленных и исполненных; для остальных надписей подобная путаница совершенно исключена, в том числе для надписей С и F, из которых для первой издателями лишь глухо указан способ выполнения.

Надписи на гробе были впервые изданы Ж. Даресси в 1910 году в выпущенной Т. М. Дэвисом книге «Гробница царицы Тэйе» и затем переизданы тем же ученым, но в более полном виде, в 1916 году в «Бюллетене» Французского института восточной археологии. В третий раз надписи издал Р. Энгельбах в 1931 году в «Анналах» Службы древностей Египта.

В первой главе было рассказано, как Ж. Даресси после первого издания надписей, работая в Каирском музее над восстановлением гроба, обнаружил в надписях позднейшие вставки, сделанные на золотых заплатах взамен вырезанных мест. В той же главе было отмечено, что открытие Ж. Даресси было подтверждено Р. Энгельбахом.

Сопоставив издания, мы убедимся, что большинство вставок отсутствует в издании 1910 года, тогда как в издании 1916 года все вставки уже содержатся. Следовательно, большинство золотых листочков, наклеенных при переделке надписей, отклеилось и отвалилось и было водворено на свои теперешние места в промежуток времени между первым обследованием гроба вскоре после его открытия в 1907 году и вторым изданием Ж. Даресси в 1916 году. Это лишний раз подтверждает позднейшее происхождение наклеек, но вместе с тем заставляет пожалеть, что издатели не обосновали в своих трудах произведенного или принятого ими размещения отвалившихся частей. Неизвестно также, насколько надежно расположение в перво-издании 1910 года некоторых отрывков, оказавшихся вставками, и не было ли кое-что из отвалившегося прикреплено ко гробу более или менее наугад по его вскрытии. Об исконных, не привнесенных знаках в конце надписи D, стоящих на теперешнем месте уже в издании 1910 года, Р. Энгельбах высказывал мнение, что они, возможно, принадлежат надписи Е.

В сообщаемом ниже переводе надписей переделанные места отмечены двойной чертой, проведенной сбоку от них или под ними. Где двойная черта заменена единичною, имеется расхождение между издателями в определении исконности данного места; единичная черта снабжена буквою Д или Э в зависимости от того, кто из двух ученых, Ж. Даресси или Р. Энгельбах, считал спорное место переделанным.

Перевод надписей на гробе

1. Сказывание слов [(таким-то царем)], правым голосом^[1]:

2. Буду обонять я/D дыхание сладостное, выходящее из уст твоих

3. Буду видеть я красоту твою постоянно, [м]ое желание.

4. Буду слышать [я] голос твой сладостный северного ветра.

5. Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей.

6. Будешь давать ты мне руки твои с питанием твоим, буду принимать я его, буду жить я

7. им. Будешь взывать ты во имя мое вековечно, не (надо) будет искать его

8. в устах твоих, (м)ой отец Ра-Хар-Ахт! [(Такой-то царь)] будешь ты, как Рэ,

9. вековечно вечно, живя, как солнце, – –

10. царь (и) государь, живущий правдою, владыка обеих земель [(имя)], отрок

11. добрый солнца живого, который будет тут

12. жив вековечно вечно, сын Рэ [(имя)], пра[вый] голо[сом].

Надпись (F) на подошвах золотого гроба. Точечками отчерчены позднейшие вставки

Вывод о том, что надписи на гробе подвергались переработке в древности, был получен путем сравнения начертаний знаков, а также золотого листа, на котором они выполнены Но к тому же заключении приводит и состав надписей, их содержание.

Конец надписи D, начиная со слов «владыка неба», представляет набор выражений, лишенных внутренней связи На это обратил внимание Э. X. Гардинер, и плохо верится, что виною бессмыслицы не древняя переделка, а неудачное распределение отставших листочков после находки гроба. Кто из ученых стал бы так восстанавливать надпись? Да и содержится эта бессмыслица уже в первоиздании.

Обратило на себя внимание английского ученой и заключение надписи А. Действительно, оно выглядит беспомощным: короткое определение «правый на небе (и) на земле» после длинного относительной предложения. Краткое определение вряд ли может быть тут исконным.

В надписях С, Е, F фараон дважды подряд объяв ляется сыном солнца: «отроком добрым солнца живого» после первого имени и «сыном Рэ» перед вторым. Последнее имя со свойственным ему званием «сын Рэ» и другими обозначениями должно быть вставкой.

Особенно доказательна надпись F, позволяющая уже из нее одной сделать кое-какие заключения о первоначальном хозяине гроба.

В нынешнем ее составе надпись F звучит сперва как заупокойная молитва фараона его солнечному богу Ра-Хар-Ахту. Затем она внезапно превращается в пожелание во втором лице единственного числа самому царю солнцеподобной долговечности В итоге обращение, замыкающее молитву, «мой отец Ра-Хар-Ахт» оказывается вплотную сомкнутым с обращением к царю, с его именем, в начале пожелания! Переход слишком неестественный, чтобы быть исконным.

Мы только что сказали, что надпись F выглядит сначала, до середины 8-й строки, как заупокойная молитва Ра-Хар-Ахту. Однако стоит лишь сравнить надпись F с заупокойными надписями гробниц и жилит в солнпепоклоннической столице, как станет почти очевидным, что в ней кроется молитва к фараону. Разве не теми же словами и оборотами речи пользуются, когда говорят фараону или о фараоне?

Строка 2: «Буду обонять я дыхание сладостное, выходящее из уст твоих». В своей гробнице Туту говорит царю: «Да обоняю я дыхание твое сладостное северного ветра». О солнце же говорится самое большее: «Обонять дыхание сладостное северного ветра, выходящего из неба из руки солнца живого» пли «Да даст он дыхание сладостное северного ветра».

Строка 3: «Буду видеть я красоту твою постоянно, [м]ое желание». Тот же Туту просит фараона: «Да дашь ты насытиться мне видом твоим, желание(м?) сердца моего», а в другой раз заявляет: «Видеть [е]г[о] постоянно, Единственного для Рэ, мое [жела]ние повседневно». Один из верховных жрецов солнца молится ему в своем доме: «Да дашь ты видеть (мне) его (т. е. царя) в его празднестве тридцатилетия первом – мое желание, которое в сердце» и, обращаясь, видимо, к царю, добавляет: «Видеть тебя постоянно – желание сердца». Просьбами и пожеланиями видеть солнце и фараона пестрят солнцепоклоннические надписи, но обороты, кончающиеся словами «мое желание» и т. п., применительно к солнцу не засвидетельствованы.

Строка 4: «Буду слышать [я] голос твой сладостный северного ветра». В гробнице своей Айа молит фараона: «Да слышу (я) голос твой сладостный во Дворе солнечного камня (т. е. в глубине главного храма столицы), (когда) творишь ты жалуемое (т. е. службу) отца твоего солнца живого», а у солнца просит Маху: «Да слышу я голос царя, (когда) творит он жалуемое отцу своему солнцу». Об этом же просит солнце и Туту: «[Да слышу] я голос царя, (когда) творит он жалуемое отцу своему –», «Да дашь ты мне… ухо мое слышащим голос его (т. е. царя)». Также Сута желает в своей гробнице от фараона: «–слышать [го]лос тв[ой]». О том, как они слышат царский голос, сановники говорят и вне пожеланий. Айа и Майа объявляют каждый: «Я слышал голос его непрестанно», а П-вох заверяет фараона: «Крепну я, слыша голос твой». «Голос» же солнца ни Разу не упомянут в надписях солнцепоклонников.

Пожелания и заявления вельмож, напоминающие надпись F, иногда сочетаются между собою, отчего сходство с нею еще увеличивается. Мы находку у П-воха: «Ты (т. е. царь) – солнце, живу я видом твоим, крепну я, слыша голос твой», а у другого верховного жреца Ми-рэ: «Ликует сердце мое при виде красоты твоей, живу я, слушая сказанное то[бою]», далее у Майа: «Я слышал голос его (т. е. царя) непрестанно, очи мои видели красоту твою (опять-таки царя) постоянно», а у Менаштефа: «Да даст он (т. е. царь) (прожить) век добрый, видя красоту его непрестанно, слыша голос его». Но особенно любопытна в этом смысле одна надпись у Туту. Посередине она так и перекликается с надписью F, со строками 2–4, 7–8. Туту молится: «Да дашь ты насытиться мне видом твоим, желание(м?) сердца моего. Да прикажешь ты мне погребение [доброе] после старости в горе Ах-йот-Да обоняю я дыхание твое сладостное северного ветра, запах его – фимиам (храмовой) службы, Нефр-шепр-рэ – Единственный для Рэ (т. е. Амен-хотп IV), сей бог! Да [слышу] я голос царя, когда он творит жалуемое (т. е. службу) отцу своему [солнцу] – Да дашь ты мне имя мое остающимся на сотворенном (мною) всем – не (приходится) разыскивать имя жалуемого тобою. Сотворенное (мною) все (? – в надписи, твое») остается, именуют…».

Сопоставляя надпись F с другими солнцепоклонническими надписями, приходишь к выводу, что первоначально она была обращена к фараону, а не к солнцу. Да и вообще, как представить себе, что кто-нибудь из солнцепоклонников мечтал бы, что будет вдыхать сладостное дыхание солнца, слушать его голос, приятный, как свежий (!) северный (!) ветер, что само солнце будет собственными устами взывать «во имя» умершего, т. е. править по нем заупокойную службу. Надпись на гробе допускает все это, очевидно, лишь потому, что переделана в молитву солнцу из молитвы фараону, который мог быть и действительно бывал для своих приближенных предметом подобных чаяний.

Таким образом, надпись F была первоначально обращением к фараону кого-то из его приближенных. Позволяет ли она ближе определить первоначального владельца гроба? Кое-что она в этом отношении еще может дать.

Что гроб сначала предназначался для женщины, Ж. Даресси правильно вывел из передачи местоимения первого лица единственного числа в строке 7. В то время как в других строках это местоимение стоит на золотых заплатках и передано знаком, изображающим мужское египетское божество, соответственно полу обожествленного фараона, в строке 7 данное местоимение стоит на исконном золоте и передано знаком женщины. Но нелишне отметить и разницу между знаками младенца в строках 5 и 11. И тут и там это исконные письмена. В строке 11 знак изображает мальчика, притом, насколько можно судить по изданному воспроизведению от руки, царевича: на младенце передник и ожерелье, а с темени, по-видимому, свешивается, как у царевичей, прикрывая ухо, заплетенная в косу прядь волос (две черточки, отходящие назад от шеи, представляют, наверно, обычный для таких кос завиток на конце). В строке 5 тот же знак изображает, судя по тому же воспроизведению, царевну с прямою, незаплетенною прядью волос, спускающейся сбоку с темени значительно ниже плеча, как то нередко можно видеть на изображениях дочерей Амен-хотпа IV. В строке И мальчик служит определителем, т. е. пояснительным изображением, к слову «отрок», написанному буквами и употребленному о фараоне («отрок добрый солнца живого»). И не потому ли в строке 5 у определителя к слову рнпй «молодеть» облик девочки, что «молодеет» женщина – первоначальная хозяйка гроба («Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей»)?

Обратим внимание на это пожелание: «Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей (т. е. от любви к тебе)». Ничего подобного не найти в надписях вельмож-солнцепоклонников, хотя пожелания тех или иных благ своему телу или утверждения о его сохранности там вполне обычны. Желают, чтобы плоть была крепка, радостна, чтобы солнечные лучи сообщали ей свежесть, чтобы солнце воссоединяло плоть, чтобы плоть была защищена, чтобы с ней не случилось чего Дурного, чтобы она была одета; утверждают, что плоть Цела, в частности, когда созерцают «красоту» фараона.

Глагол рнпй «молодеть, молодить», употребленный применительно к плоти в надписи F, ни разу не засвидетельствован в приложении к вельможам Амен-хотпа IV. Тем не менее этот глагол довольно употребителен в солнцепоклоннической столице, но только применительно к царской чете. О фараоне говорится, что «лучи солнца на нем с жизнью (и) процветанием, молодя плоть его повседневно». К царю сановники обращаются со словами: «Ты молод, как солнце, жив вечно вековечно», «– (причем) молод ты, как солнце в небе, вековечно вечно», «будешь ты жив (и) молод вековечно». К имени царицы Нефр-эт присоединяют порою пожелания: «жива она, молода она вечно вековечно!» или «жива она, здорова она, молода она вечно вековечно!» Разумеется, из того одного, что в надписи F плоть «молодеет» (рнпй), еще не следует, что она должна быть обязательно плотью царицы. Однако раз плоть молодеет от любви к фараону (что, конечно, никогда не сообщается о плоти вельмож!), вероятность того, что молящаяся особа – жена царя, очень велика. Вряд ли даже царевна могла бы сказать, что плоть ее будет молодеть от любви к ее царственному отцу!

Но что же тогда? Не принадлежал ли гроб первоначально царице Нефр-эт? Может быть, прав был X. Шэфер, приписав ей четыре сосуда для внутренностей, найденные вместе с гробом, опознав в головах, венчающих сосуды, черты Нефр-эт? Но Р. Энгельбах убедительно показал, что на крышке гроба в титле покойного не было места для имени царицы. Стой оно там, ободок с ним приходился бы на резкий перегиб поверхности, на пальцы человекообразного гроба, был бы переломлен пополам! Но если сам гроб никогда не предназначался для Нефр-эт, то не была ли вес же надпись на его подошвах, надпись F, некогда обращена к царю от ее лица? Иными словами, не напрасно ли поддался Э. X. Гардинер доводам С. Олдреда в пользу принадлежности гроба царевне? Может быть, знаменитый английский ученый правильно полагая сначала, что на подошвах гроба должно было быть об-ращение именно Нефр-эт к Амен-хотпу IV вместо обычного обращения Эсе к покойному как брату пли мужу, тождественному с Усире? Правда, Э. X. Гардинер не знал, как быть с прочими переделками на гробе, который оказывался с самого начала предназначенным для Амен-хотпа IV. Однако даже переубежденный С. Олдредом Э. X. Гардинер не хотел отказаться полностью от своей догадки и продолжал отстаивать хотя бы косвенное воздействие обращения Эсе на надпись F.

Подтверждение своим первоначальным взглядам Э. X. Гардинер усматривал в изображениях царицы по углам наружных царских гробов – громадных каменных ящиков, заключавших внутренние гробы. Царица здесь явно заступала прежних богинь-хранительниц умершего, в том числе Эсе. Но английский ученый мог бы найти подтверждение принадлежности надписи F царице и в остатках нескольких строк, различимых на изданном куске одного из таких гробовых углов. Подобно прочим обломкам этих гробов, он происходит из той самой царской гробницы в ущелье позади Ax-йот, в которой рассчитывал упокоиться и сам Амен-хотп IV. На обломке уцелел верх выпуклого изображения царицы, надо полагать, Нефр-эт, в головном уборе из двух высоких перьев, с остатками солнечных рук-лучей перед ней. Позади царицы читается обрывок речи, обращенной к похороненному во гробе лицу, мужчине, как видно по употребленному местоимению второго лица единственного числа мужского рода. Царица, несомненно, обращается к своему мужу: «Будешь ты вековечно (и) будешь жить ты, как солнце, [повседневно –».

Но не то же ли мы читаем в строках 8–9 надписи F: «Будешь ты, как Рэ, вековечно вечно, живя, как солнце» (слова «как Рэ» – позднейшая вставка).

Неужели же, действительно, золотой гроб, открытый Т. М. Дэвисом, был с самого начала гробом Амен-хотпа IV, найденный в нем мертвец – самим царем-солнцепоклонником, а надпись на гробовых подошвах– задушевным обращением к нему супруги царицы Нефр-эт, зачем-то переделанным затем в его молитву солнцу?

ЦАРИЦА НЕФР-ЭТ

Мало кто из властительниц древности пользуется в наше время такою известностью, как царица Нефр-эт. Обаянием своих изображений она покоряет поныне.

Из них особенно знамениты две головы: известняковая, раскрашенная, в высоком синем венце и песчаниковая, едва тронутая кистью, без головного убора. Разноцветная голова, видимо, очень верна действительности: точно схвачены черты утонченного лица и, надо думать, его выражение: смесь приветливости и неприступности, под стать «госпоже земли до края ее», когда она представала перед подданными. Другая голова природного (песочного) цвета того камня, из которого она сделана, производит впечатление преображенной действительности: невозмутимо нежное лицо с необыкновенною улыбкою, бесконечно тихою и сдержанною.

Мы не знаем надежно, кто был создателем этих двух изваяний. Принято считать, что его звали Тхут-мосе, но основания для того несколько шаткие.

Обе головы были найдены зимою 1912 года во время раскопок Л. Борхардта на месте солнцепоклоннической столицы. Они были открыты вместе с другими изваяниями в помещении дома, при котором находилась ваятельская мастерская. Во дворе дома в куче мусора был обнаружен костяной обломок, надписанный на имя «жалуемого богом добрым (т. е. фараоном), начальника работ, ваятеля Тхут-мосе». Означает ли это. что любое изваяние, найденное в доме, следует считать произведением этого ваятеля?

Царица Нефр-эт.

Раскрашенная голова из так называемой мастерской Тхут-мосе в Ах-йот

Нам доподлинно известно, что у придворного «рас порядителя ваятелей» вдовствующей царицы Тэйе в его мастерской в солнцепоклоннической столице работал ряд подручных «ваятелей» Да и сами развалины, в которых были открыты изваяния, позволяют полагать, что в тамошней мастерской было занято и обитало несколько мастеров. Начальником был хозяин дома, в домике поменьше проживал, как думают, его помощник, в однообразных скромных жилищах ютились рядовые работники. Что, если Тхут-мосе был не руководителем мастерской, а одним из подчиненных ваятелей? Конечно, он – лицо заметное: его за что-то жаловал фараон, и он был начальником каких-то работ, тем не менее он не «распорядитель», не «начальник» ваятелей, а просто «ваятель». Как тут поручиться, что именно Тхут-мосе, а не его товарищам по ремеслу принадлежат прославленные изваяния?

Затем, полвека раскопок показали, что в солнцепоклоннической столице находилось в употреблении значительное число предметов, изготовленных в предшествующие царствования. Поэтому обломку с именем Тхут-мосе необязательно быть времени Амен-хотпа IV. Но если он подлинно этого времени, что, конечно, самое вероятное, то он был надписан никак не позже средних лет царствования. В более поздние годы ваятель, несомненно, звался б уже не Тхут-мосе («Тховт рожден»), а Ра-мосе («Рэ рожден»), т. е. заменил бы в составе своего имени ссылку на древнего бога луны и письменности ссылкой на царское солнце. С окончательным отвержением солнцепоклонническим двором старого многобожия переделка имен в честь солнца Рэ – стала самым обычным явлением, и нельзя себе представить, чтобы в самой столице придворный ваятель продолжал именоваться в честь отверженного Тховта. Мастерская же, откопанная Л. Бордхардтом, существовала до последних дней солнцепоклоннической столицы, и у нас нет оснований относить знаменитые изваяния на десять-пятнадцать лет назад, вместо того чтобы считать их вместе с М. Э. Матье произведениями более поздних лет Амен-хотпа IV.