Текст книги "Тайна Золотого гроба. Изд. 2-е."

Автор книги: Юрий Перепелкин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Ну а остатки многолетия Нефр-эт «жива она вечно вековечно»? Увы, они сводятся к одному слову «вековечно», никаких следов имени царицы впереди не заметно, и слово может быть из совсем иного словосочетания, имевшегося некогда в пробеле между именем фараона и именем хозяйки усадьбы.

Остаются два знака нфр, стоящих друг над другом, как в имени «Нефр-нефре-йот Нефр-эт». Воспроизведения их не было издано, н потому трудно судить о степени их сохранности. Несомненно только, что она далеко не безупречна, потому что оба эти знака сначала были прочтены и переданы совсем иначе – как две буквы для сильного х (два жгута из льняных во-локон). Но как смутно бы ни были видны эти знаки, их все-таки могли прочесть как два нфр!

Итак, обследование надписей тоже не раскрыло тайну, тяготеющую над царской усадьбой. За царицу Нефр-эт говорят два знака нфр, расположенные друг над другом, как в имени царицы, и прочтенные таким тонким знатоком египетской письменности, как Б. Ганн. За Нефр-эт говорит звание «жена» такого-то царя, потому что наука не знает никакой другой «жены» Амен-хотпа IV, которая где-либо или когда-либо была бы изображена рядом с ним служащею солнцу, тогда как Нефр-эт изображена так множество раз. Наконец, за нее говорит отмеченное тем же Б. Ганном изображение ее на столбе в преддверье с залепленным венцом и частично изглаженным титлом, в котором имя Нефр-эт читается совершенно отчетливо. Правда, переправлен был и венец на голове ее мужа, а ее титло тут вполне обычного состава и только потерто, а не переделано. Тем не менее и здесь, в преддверье, нетрудно усмотреть попытку переделать изображение царицы в изображение царевны. Естественно также припомнить случаи истребления имени Нефр-эт на подножиях изваяний ее дочерей, в том числе старшей, Ми-йот. Против царицы Нефр-эт говорит невозможность оторвать переделки в усадьбе от переделок на золотом гробе, который именем царицы, по справедливому заключению Р. Энгельбаха, написан быть не мог. Против царицы говорит также исконное отсутствие налобной царской змеи на переименованных усадебных изображениях.

Что же остается делать? Кажется, только одно – мечтать о том, не найдутся ли прописи, по которым когда-то были выполнены в усадьбе ее первоначальные надписи?

Однако не смешно ли надеяться, что рабочие прописи могут найтись через три с лишним тысячи лет? Конечно, надежда невелика, но все-таки не так и смехотворна.

Новая столица Амен-хотпа IV строилась на пустом месте. Чтобы в несколько лет построить заново большой великолепный город, мало было согнать туда мио-fO народу. Простую рабочую силу можно было использовать для возведения зданий, но для отделки их нужны были мастера. Некоторое понятие о том, сколько их было нужно, можно составить себе по развалинам города.

Вот главный храм солнца. Просторная ограда (800 × 300 м!) и внутри ее громадное здание из белого камня, бесконечно длинный прямоугольник, вереница дворов, предваряемых воротами, башнями, навесами на столбах, с бесчисленным множеством боковых помещений. И этот огромный храм был покрыт резными изображениями и надписями. Подле храма под прямым углом к нему был расположен главный дворец. Его считают самым большим созданием гражданского зодчества древности (примерно 700 × 300 м, и это не считая смежных личных дворца и храма царской семьи!). Основная часть дворца была тоже из белого камня. Он был украшен золотом, и изразцами, живописью, резными изображениями и надписями. Сколько умелых рук было необходимо, чтобы отделать во храме и дворце стены, столбы, перила, косяки, притолоки… А в столице были еще другие храмы и дворцы, и в них, как и в особняках знати, имелись каменные части, тоже нуждавшиеся в отделке. На скалах вокруг города высекались пограничные плиты, а на них изображения и надписи; ими же покрывали входы и стены гробниц, вырубленных для высокопоставленных лиц внутри скал.

Откуда было взять столько умелых мастеров, чтобы покрыть все это изображениями и надписями? Поневоле приходилось привлекать также людей неопытных, неумелых, а то и просто неграмотных. В помощь таким работникам и давали прописи. Это были известковые слепки с частями особенно частых написаний, сделанные с образцов, выполненных опытными мастерами. Такие известковые прописи с именами и званиями солнца, царя, царицы были откопаны в разных местах главного дворца. Больше всего их нашлось на южном дворе, под которым были обнаружены остатки снесенных впоследствии жилищ, видимо строительных рабочих.

Вот если бы нам найти подобные прописи в царской усадьбе для ее первоначальных надписей! Тогда бы мы знали, кто была владелица усадьбы до передачи ее Ми-йот. На этих кусках мы прочли бы звание и имя загадочной особы, узнали бы, наконец, доподлинно, была ли то царица Нефр-эт.

Так обыщем же всю усадьбу, пройдем ее вдоль и поперек, не оставим необследованным ни одного уголка! Но какое разочарование! Сколько б мы ни искали повсюду: в преддверье и службах, в домах и дворцах, в «беседках» и храме, вдоль прудов и водоемов, на дорожках и площадках, в цветниках и под деревьями, – мы нигде не найдем даже следа прописей…

РАЗГАДКА ТРЕХ ЗАГАДОК

Итак, поиски в самой усадьбе ни к чему не привели: желанных прописей там нет. Однако разумно ли вообще искать их там? Разве оставили бы лежать в таком нарядном и благоустроенном месте безобразные прописи, способные только портить вид? Разумеется, их выкинули бы вон, прочь за ограду усадьбы, как только надобность в них миновала. Но тогда есть надежда найти их вне усадьбы; давайте поищем вокруг нее. Южнее ограды имеются кучи мусора. Однако что это валяется между нею и ими? Какие-то куски со вдавленными надписями! Да ведь это они, искомые прописи! Одна, другая, третья… Но, увы, перед нами прописи для иных надписей, не те, какие мы ищем: всего только имена царя и его солнца… Однако что же этот’ Известковые слепки с точно такими же словосочетаниями, как на золотом гробе и в переделанных надписях усадьбы. Правда, тут только часть прописей для нескольких надписей одинакового содержания, но, к счастью, обрывки титла взаимно дополняются, частично даже перекрываются: слово, которое стоит в конце одного куска, оказывается в начале другого. Так постепенно восстанавливается целое титло, и восстанавливается почти без изъяна и вполне надежно:

«Жена-любим[ец –]»

«[царя (и) государя], живущ[его] правдою, Нефр-шепр-рэ – Единственного] для Рэ»

«[отрока доб]р[ого] солнца»

«со[лнца] живо[го], который буд[ет]»

«будет жив [вековечн]о»

<[бу]д[ет] жив вековечно вечно, Кийа»

«вековечно вечно, Кийа».

Пробел в начале третьего куска, несомненно, заключал в себе слово «отрок» (шэре), так как второй кусок оканчивается на определенный член н, предшествующий слову «отрок»: п-шэре; низы знаков вверху третьего куска вполне подходят к слову нуфе «добрый».

Восстанавливается титло, совсем такое, как те, что были первоначально на гробе и в усадьбе. И при этом названо имя загадочной женщины: «Жена-любимец – царя (и) государя], живущ[его] правдою, Нефр-шепр-рэ – Единственного] для Рэ, [отрока доб]р[ого] солнца живо[го], который будет жив вековечно вечно, Кипа».

Издатели обошлись с находкою не слишком уважительно. Конечно, они не выкинули прописи, как сделали некогда древние строители, а издали, однако далеко не так, как прописи заслуживали. В этом с сожалением убедится всякий, кто откроет первый отчет о раскопках «города Эх-не-йота» на листе 32-м. Здесь на маленьком снимке, третьем из шести, заполняющих лист, воспроизведено шестнадцать прописей, в том числе и те, что занимают нас. Воспроизведены они очень мелко, и потому не все знаки имени на двух обломках, его содержащих, читаются одинаково отчетливо. Тем не менее оно может быть прочтено как «Кийа».

Теперь, когда мы знаем, что именно изглаживали в усадьбе, достаточно всмотреться в изглаженные начертания, то тут, то там проступающие в переделанных надписях, чтобы распознать стертые части первоначального титла, не опознанные издателями. В частности, можно вполне распознать слова: «который будет вековечно»; последнее слово – «вековечно» – было принято в свое время за окончание многолетия Нефр-эт. На обломке красной каменной плиты, найденном в преддверье, читается даже конец полустертого имени Кийа, не заключенного в ободок, какой подобал бы имени царицы.

Прописи-слепки, выкинутые за ограду усадьбы.

Части титла Кийа содержат определенно все три слепка v левого края снимка, затем два других подле нижних двух из числа тех трех и слепок из двух кусков у середины правого края снимка

Пришло время вспомнить о двух небольших сосудах, изданных в 1961 году X. В. Фэермэном. В первой главе было рассказано, как издатель, пораженный сходством средних частей женских титл на сосудах с непеределанными часами титл па золотом гробе, признал за новоявленной побочной женой Амен-хотпа IV право считаться одной из возможных хозяек гроба до его переделки и как вслед за тем сам же отказался от Кийа в пользу старшей дочери Амен-хотпа IV и Нефр-эт– Ми-йот. На сосудах звание и имя Кийа значатся в полной сохранности:

«Жена – любимец (так на обоих сосудах!) большая царя (и) государя, живущего правдою, владыки обеих земель (на одном сосуде звание «владыка обеих земель» опущено) Не-фр-шепр-рэ – Единственного для Рэ, отрока доброго солнца живого (на одном сосуде ошибочно «солнца живого живого»), который будет жив вековечно вечно, Кийа».

После того как мы сами прозрели, нам может показаться удивительным, как можно было отдать предпочтение Ми-йот перед Кийа? Однако удивляться тому не следует. Ведь, кроме титла на двух сосудах, об этой Кийа ничего не было известно. Не знали ничего и о преследовании ее памяти– надписи-то на сосудах были целы и невредимы. Титла в усадьбе по строению своему напоминали титла на гробе. Все твердо верили, что усадебное титло было сначала титлом Нефр-эт После переделки это титло, столь похожее на титло на гробе, стало титлом царевны Ми-йог. Имя Нефр-эт никак не могло бы вместиться в титло, стоявшее на крышке гроба; это хорошо показал Р. Энгельбах. Но ничто не препятствовало находиться там некогда имени царевны Ми-йот, не имевшему вокруг себя ободка. Сам гроб был настолько роскошен, что в нем, слетка его переиначив, не стыдно было похоронить фараона. Что было при таких условиях проще, как отдать предпочтение старшей дочери царя перед безвестной его наложницей?

Сосуд Кийа, хранящийся в Нью-Йорке и надписанный именами солнца и Амен-хотпа IV и ее собственными званием и именем.

Благодаря усадебным прописям мы теперь знаем многое, чего не мог знать английский ученый. То самое гитло, что переделывали в усадьбе, принадлежало первоначально не Нефр-эт, а Кийа. У одной только Кийа было такое необыкновенное титло. У другой особы, у царевны Ми-йот, подобное титло получалось только тогда, когда на ее имя переделывали титло Кийа. Первоначально в усадьбе и на гробе стояло одинаковое титло, и переделывали его на гробе тем же способом, что в усадьбе, и делали это тут и там, истребляя память первоначальной владелицы. У нас не может быть сомнений в том, что золотой гроб первоначально предназначался для Кийа, тем более что на нем самом, как мы сейчас увидим, сквозь переделки проступают звания и даже имя Кийа.

Следы ее имени, а также начальные слова ее титла можно распознать внутри гроба, снизу на крышке и на дне ящика, в надписях D и Е. Эти надписи, скрытые внутри гроба, переделывали менее тщательно, чем наружные, приспособляясь к прежним начертаниям, используя прежние слова. В переделанном начале надписи D за словом «властитель» следует неуместное в приложении к мужчине – новому обладателю гроба, фараону – причастие «любимая» (мррт). Написано оно самым необыкновенным способом – с буквою для начального м, точь-в-точь как в начале титла Кийа на одной из прописей из усадьбы. Любопытно, что даже мужское существительное мрртй «любимец», которым обозначена Кийа на сосудах, находит себе соответствие на гробе в переделанном начале надписи Е, где тоже читается мртй «любимец». Словосочетания «любимая, большой» и «большой, любимец» в видоизмененных началах надписей D и Е, без сомнения, отголосок прежнего их начала «жена любимая большая» или «жена любимец большая», т. е. обозначений, которыми начиналось титло Кийа. Позволительно также предположить, что определитель или пояснительное изображеньице мужского египетского божества к слову «властитель» в начале надписи D – не что иное, как определитель к слову «жена», т. е. знак женщины, который должен был находиться на этом месте и мог быть легко изменен придачею ему бороды.

На гробе в надписи D за титлом царя после слов «вековечно вечно» следует нечто совершенно невразумительное: «владыка неба, есмь я, жить». Это несуразное нагромождение слов представляет позднейшую вставку, но оно было воспроизведено на данном месте и в данном виде уже в первоиздании 1910 года. Поэтому вполне возможно, что золотой лист, на котором значится эта бессмыслица, никогда не отваливался п находится на своем месте со времен древности со дней переделки гроба. Последующие слова надписи D, о которых будет сказано ниже, ни в какой связи со странным словосочетанием не состоят. Само оно приходится в точности на то самое место, где в первоначальном титле, титле Кийа, должно было стоять ее имя. Сопоставим знаки этого имени со знаками, занимающими их место в настоящее время Первый знак нынешнего словосочетания, знак корзины без ручки которым написано слово «владыка», отличается от первого знака имени Кипа, корзины с ручкой, только отсутствием этой последней. Слово «небо» стоит на месте двух черточек, второго знака имени Кийа. Глагол «быть» («есмь») написан двумя знаками: метелкой тростника (й) и птенцом перепелки (в). Первый из них содержится в имени Кийа на том же самом месте; вместо второго в имени Кийа стоит тоже «птичий» знак – белоголовый коршун (алеф – особый горловой звук). Нынешний знак египетского бога – сидящего на земле мужчины с длинными волосами и бородой– передает местоимение первого лица единственного числа, но достаточно отнять бороду и, может быть, добавить прядь волос на груди, чтобы получился знак женщины, при этом на том самом месте, где должен был находиться этот знак как определитель имени Кийа (изображение женщины, намекавшее па пол носительницы имени). Бессмысленное «жить», следующее за данным знаком, объясняется очень просто, стоит только допустить, что за именем следовало многолетие «жива она!». Это многолетие читается оба раза на медных скрепах деревянной сени, сооруженной Амен-хотпом IV в конце своего царствования для прикрытия гроба своей матери. На самой сени за именем Тэйе также нет слов «правая голосом», т. е. «оправданная (на том свете)», «покойная», а стоит то же «живое» многолетие только с более или менее пространны хМ продолжением: «жива она вечно!», «жива она вечно вековечно!»; один раз, впрочем, могла быть и краткая разновидность: «жив[а она]!».

Таким образом, можно, пожалуй, безошибочно за нынешним нелепым словосочетанием распознать окончание титла Кийа, именно ее имя и многолетие. Не исключена даже возможность, что знак птенца в странном словосочетании представляет не замену знака коршуна, а заимствование из первоначальной надписи, как и предшествующий знак тростника. Не исключено, что на гробе имя Кийа было написано не со знаком для звука алеф, а со знаком для в на конце, что для тогдашнего египетского правописания было бы вещью вполне возможною.

Вопреки впечатлению, сложившемуся у издателя сосудов с титлом Кийа, начальные его слова укладываются в переделанное начало надписи на крышке гроба (А) и, надо полагать, любого другого титла на нем, а само имя «Кийа» с придачею, скажем, многолетия: «жива она!» – в переделанный конец той же надписи, видимо также надписи F.

В прочих надписях на гробе за титлом Кийа следовало (в одних по-видимому, в других определенно) что-то более длинное, чем простое многолетие «жива она!». В наружных надписях В и С это могло быть какое-нибудь расширенное многолетие; во внутренних надписях D и Е в конце читаются остатки заупокойных пожеланий. Можно, однако, усомниться, на своем ли месте помещаются слова, заключающие ныне надпись Е: «повседневно непрестанно»? Надписи D и Е одинакового расположения, направления и выполнения, и отвалившиеся золотые листочки с письменами могли быть при восстановлении надписей в наше время перепутаны, помещены вместо одной надписи в другую. В частности, Р. Энгельбах полагал, что коней надписи Эмог принадлежать на самом деле надписи Е Первоиздание 1910 года молчит о каких-либо окончаниях надписи Е после титла, так что очень похоже на то, что слова «повседневно непрестанно» ко времени находки гроба отвалились и на свое теперешнее место были водворены руками наших современников. Но в таком случае подлинное место этих слов могло быть не в конце надписи Е, а в конце надписи D. Разумеется, такое допущение нуждается в проверке по подлиннику, но если оно приемлемо, то надпись D могла бы быть восстановлена едва ли не полностью в своем первоначальном виде: «[Жена] любимая боль[шая] цар[я] (и) государ[я], живущ[его] правдою, владык[и] обеих земель [Нефр-шепр-рэ – Единственного для Рэ], отрока добр[ого] солнца живого, который будет тут жив вековечно вечно, [Ки]йа – жив[а она!]. Сердце [ее] (или: [твое]) на месте своем, види[т она] (или: види[шь ты]) Единственного (?) для (?) Рэ повседневно непрестанно». К сожалению, увериться хотя бы в том, что существующее окончание надписи D понято правильно, по имеющимся изданиям невозможно: они расходятся между собой, никак не поясняя расхождений. В частности, ни в издании 1910 года, ни в переиздании 1916 года между словами «видишь ты» и «Единственный (?) для (?) Рэ» не показано ни малейшего пробела; по изданию же 1931 года между теми и другими может быть «пробел неизвестной длины». В первоиздании показано разрушение после слов «Единственный (?) для (?) Рэ». Если чтение «Единственный для Рэ» правильно (все три издания воспроизводят два знака из шести по-разному), то хотелось бы видеть пробел там, где он показан в первоиздании, так как тогда получится все-таки что-то связное. Восстанавливаемому предположительно словосочетанию: «види[т она] (или: види[шь ты]) Единственного для Рэ повседневно непрестанно» можно найти немало соответствий в других солнцепоклоннических надписях. О царице говорится: «Она видит властителя постоянно, непрестанно». Сановники желают от фараона: «Да дашь ты насыщаться мне видом твоим непрестанно», «Да даст он… век добрый в созерцании красоты [его] повседневно непрестанно», «Да даст он век высокий (т. е. долгий) в созерцании красоты тв[оей](!), (так чтобы) не переставать видеть те(бя) (!) повседневно». Об этом просят и солнце: «Да дашь ты мне… век добрый в созерцании владыки обеих земель, (так чтобы) не переставать (видеть) красоту его». Про исполнительного сановника сказано: «Насыщается он видом твоим (т. е. фараона) непрестанно». Видеть «непрестанно» хотят и солнце. Вельможа говорит ему: «Глаза мои видят тебя непрестанно». Сановники просят у солнца: «Да дашь ты насыщаться мне видом тв(оим) непрестанно», «Да дашь ты выходить утром из преисподней созерцать солнце, (когда) воссиявает оно, непрестанно», «Да дашь ты мне век добрый в созерцании красоты твоей непрестанно» и, видимо, также: «Да даст оно век высокий в созерцании красоты твоей (!), (так, что. бы) не переставать видеть те(бя) (?) повседневно». Вельможе желают: «Нс перестанешь ты созерцать Рэ».

С разгадкою загадки золотого гроба сама собою разгадывается и загадка четырех великолепных алавастровых сосудов, предназначенных для внутренностей умершего и обнаруженных вместе с гробом в так называемой гробнице Тэйе. Крышку каждого из них венчала тонко изваянная человеческая голова со тщательно переданными накладными волосами, причесанными и подстриженными во вкусе того времени. Надписи, имевшиеся некогда на сосудах, были старательно стерты. Лицо не походило ни на кого из известных по виду деятелей солнцепоклоннической поры. Оставалось только гадать, кого же изображают замечательные головы? Их приписывали поочередно чуть ли не всем царственным особам тех дней: Тэйе, Тут-анх-амуну, Амен-хотпу IV, Нефр-эт, Семнех-ке-рэ, Ми-йот. Накладные волосы, вроде изображенных на головах, носили тогда, как не раз отмечали исследователи, одинаково мужчины и женщины, и потому можно было опознавать в головах сосудов равно царей и цариц.

Теперь, когда переделанный на имя Амен-хотпа IV золотой гроб оказался гробом побочной жены царя Кийа, естественно считать погребальные сосуды, найденные вместе с гробом и начисто лишившиеся надписей, погребальными сосудами той же Кийа. Сравнение голов на сосудах с человекоподобным гробом и изображениями Кийа в усадьбе подтверждает этот сам собой напрашивающийся вывод.

Как показали в свое время английские исследователи, золотой гроб был надписан для своей хозяйки задолго до кончины Амен-хотпа IV: в первоначальной надписи встречается знак, изображавший египетскую богиню правды Мэ и ставший как многобожеский неупотребительным в более поздние годы царствования.

Э. X. Гардинер обратил также внимание на то, что налобная царская змея на гробе надписана именем солнца, бывшим входу в поздние годы Амен-хотпа IV-и потому, можно думать, добавлена впоследствии, так что гроб первоначально не был увенчан ею. Как отметил в 1931 году Р. Энгельбах со ссылкою на Г. Брайтона, на одной из голов на погребальных сосудах хвост царской змеи был врезан позже в пряди волос, и С. Олдред в 1957 и 1961 годах подтвердил это обстоятельство. Значит, первоначально на головах сосудов тоже не было царских змей, их добавили потом, но затеям отбили, возможно, тогда же, когда изгладили надписи. На усадебных изображениях Кийа налобной змеи тоже не видно. Вдобавок как там у Кийа, так и на голове ее гроба и на головах сосудов одна и та же прическа. Совпадение прически на гробе и на сосудах отметил еще С. Олдред в 1957 году, заключив отсюда о принадлежности гроба и сосудов одной и той же женщине.

Теперь, когда владелицей погребальных сосудов оказывается Кийа, мы получаем несколько превосходных изображений этой женщины. Как у царицы, у нее было довольно широкое и вместе с тем худощавое лицо, но этим едва ли не ограничивается сходство. Той торжественной невозмутимости, той нежной утонченности, которыми отмечены лучшие изваяния Нефр-эт, в этом страстном, целеустремленном лице нет и следа. Темные, большие и длинные, немного раскосые глаза широко открыты и напряженно смотрят из-под густых черных бровей. Нос тонкий и прямой с раздутыми ноздрями. Полные губы заметно выдаются и плотно сжаты. Есть что-то жгучее и суровое и в то же время вдохновенное в этой красоте, такой отличной от спокойной красоты царицы.

Чувства Кийа к ее возлюбленному отражены в самой значительной надписи на ее гробе – в надписи F. Теперь, когда мы все знаем, мы можем восстановить и прочесть эту надпись в первоначальном виде. В полную противоположность древней богине Эсе, чья речь помещалась на гробах царей, Кийа не сулит возлюбленному посмертные блага, а ждет их от него, и то, что она от него ждет по смерти, большей частью лишь продолжение того, что она уже имела при жизни.

1. Сказывание слов [(такою-то) Кийа] [– жива она! (?)]:

2. Буду обонять я дыхание сладостное, выходящее из уст твоих.

3. Буду видеть [я кра]соту твою постоянно, [м]ое желание.

4. Буду слышать [я] голос твой сладостный северного ветра.

5. Будет молодеть плоть (моя) в жизни от любви твоей.

6. Будешь давать ты [мне] руки твои с питанием твоим, буду принимать [я] его, жи-

7. [вущий правдою (?)]. Будешь взывать ты во имя мое вековечно, не (надо) будет искать его

8. в устах твоих, [м]ой [владыка (?) (имя рек)]. Будешь ты [со мною (?)^[2]]

9. вековечно вечно, живя, как солнце! [Для двойника жены-любимца большой]

10. цар[я] (и) государ[я], живущ[его] правдою, владыки] обеих земель [Нефр-шепр-рэ – Единственного для Рэ], отрок[а]

11. добр[ого] солнца живого, который будет тут

12. жив вековечно вечно, [Кийа] [– жива она! (?)].

ВТОРОЙ ФАРАОН

Накануне первой мировой войны на месте солнце-поклоннической столицы велись раскопки под руководством немецкого ученого Л. Борхардта. Во время их были найдены две небольшие каменные плиты, на первый взгляд ничего особенного не представлявшие. Обе они остались недоделанными; имена изображенных лиц нигде не были проставлены. Но и без имен изображения казались настолько ясными, что никому и в голову не приходило усомниться в том, что изображены Амен-хотп IV и его супруга царица Нефр-эт.

На одной из плит две венценосные особы представлены сидящими в лучах своего солнца за столиком с яствами. Особа побольше, обернувшись к особе поменьше, ласково дотрагивается до ее подбородка, а та обнимает ее одною рукою за плечо. Двойной венец, отвислый подбородок, выгнутая назад шея, впалая грудь и вздутый живот выдают сразу, что особа побольше – Амен-хотп IV. У особы поменьше, держащейся прямее, но тоже с царскою змеею в головном уборе, подбородок не отвисает, лебединая шея выгнута вперед и грудь выступает особенно сильно. По телосложению вторая особа вполне могла бы быть царицей Нефр-эт, а ласки, которыми обмениваются изображенные лица, позволяют думать, что они – муж и жена.

На другой плите изображены тоже две царственные особы, поскольку у каждой на головном уборе по царской змее и вверху изображения сияет то же лучезарное солнце Амен-хотпа IV. Однако сидит здесь только большая особа, меньшая же, стоя, наполняет ей чашу. На изображении в одной из гробниц солнцепоклоннической столицы – в гробнице Ми-рэ, домоправителя царицы, ту же услугу Амен-хотпу IV оказываем Нефр-эт. Потому так легко и было опознать в изображенных на плите лицах солнцепоклонническую царскую чету.

Получить два лишних, притом выразительных изображения Амен-хотпа IV и Нефр-эт было, конечно, неплохо. Тем не менее ни тот, ни другой памятник не представляли ничего из ряда вон выходящего в художественном смысле; при всех своих достоинствах они тонули в море подобных им произведений солнцепоклоннического искусства. Но вдруг в 1928 году эти две маленькие плиты сосредоточили на себе внимание ученого мира.

Виною тому была статья, помещенная П. Э. Ньюберри в одном из лондонских египтологических журналов. Английский ученый подметил, что на той и па другой плите на голове у предполагаемой Нефр-эт красуется такой венец, какой свойствен только царям, а не царицам. У синего венца цариц была округлая тулья и плоское дно; синий же венец царей был вдоль боков как бы прищемлен и оттянут, а поверху выгнут. П. Э. Ньюберри не преминул сделать вывод, что особа поменьше на обеих плитах, раз на ней мужской венец, никак не царица, а царь. При этом П. Э. Ньюберри привел еще один памятник с остатками изображения двух солнцепоклоннических фараонов: камень из стены какого-то храма, найденный на месте древнего Мэн-фе и изданный в середине прошлого века англичанином Чарлзом Николъсоном. На уцелевшей части изображения от главного лица осталось очень немного, больше сохранилось от его небольшого провожатого, который с веером в руке следовал за своим большим сотоварищем. Мужское облачение провожатого заставляло видеть в нем мужчину, и потому недостающий верх его венца надо было восстановить по образцу фараоновских. Никаких надписей на камне, увы, нс сохранилось.

На всех трех памятниках один из царей выглядит старшим, другой – младшим. Младшего старший треплет по подбородку, и младший сидит позади старшего, младший, стоя, наполняет чашу сидящему старшему, младший идет следом за старшим и несет за ним веер, как какой-нибудь придворный. При этом если сидящие цари почти одинаковых размеров, то в двух других случаях младший царь много меньше старшего. Что старший царь повсюду Амен-хотп IV, понятно само собою. Но кто же тогда младший царь?

Два фараона за столом. Недоделанная плита из Ах-йот. Внизу надпись о сооружении ее воином

Еще в 1894 году В. М. Флиндерс Питри высказал предположение, что зять и преемник Амен-хотпа IV Семнех-ке-рэ был под конец царствования своего тестя его соправителем. Впоследствии эту догадку неоднократно повторяли многие ученые. П. Э. Ньюберри воспользовался ею и отождествил младшего из двух царей на плитах и на камне с Семнех-ке-рэ.

Мнение П. Э. Ньюберри, что безымянные цари – Амен-хотп IV и его соправитель Семнех-ке-рэ, получило общее признание. Впоследствии Г. Рёдеру удалось открыть еще несколько безымянных изображений двух солнцепоклоннических фараонов. На камне из стены какого-то разрушенного храма, найденном в развалинах верхнеегипетского города Шмуна, сохранилась нижняя часть любопытного изображения. Два царя, из которых первый разве лишь немного крупнее второго, правят жертвоприношение в сопровождении маленькой особы женского пола. Что первые двое– цари, доказывают их передники с подвесками по низу в виде царских змей-аспидов. Фараонов Г. Рёдер отождествил с Амен-хотпом IV и Семнех-ке-рэ, особу женского пола – с Ми-йот, дочерью первого и женою второго.

Другое изображение, тоже с тремя особами, сохранила печать на закупорке сосуда, обнаруженная в одном из домов солнцепоклоннической столицы. Под лучезарным солнцем восседают две особы, из которых та, что повыше, оборачивается к той, что пониже. Последняя увенчана мужским «синим» венцом и обнимает первую. Все это очень напоминает изображение двух царей за столом на той самой плите, что послужила отправной точкой для построений П. Э. Ньюберри. Однако на печати, в отличие 6 т плиты, у старшей особы на голове не венец, а накладные волосы, как на плите с младшим царем, наполняющим чашу старшему, – и нет стола. Зато позади второго царя, как на камне из Шмуна, стоит (не сидит!), по-видимому, небольшая женщина с удлиненной сзади и безволосой головой. В том же доме и еще в одном поблизости бы ли найдены другие две печати на закупорках сосудов возможно того же рода, что и только что описанная На оттиске из близлежащего дома читается будто бы имя «Анхс-эм-п-[йот]». В сидящих особах Г. Рёдер был склонен видеть все тех же Амен-хотпа IV и Семнех-ке-рэ, а в стоящей, как и на камне из Шмуна, – дочь первого и супругу второго Ми-йот. Однако имя Анхс-эм-п-[йот]» наводило Г Рёдера также на мысль втором зяте и преемнике Амен-хотпа IV – Тут-анх-оте/Тут-анх-амуне и его царице Анхс-эм-п-йот.

Младший фараон наполняет чашу старшему. Незаконченная плита из Ах-йот.