Текст книги "Невиданная птица (сборник)"

Автор книги: Юрий Сотник

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Про наши дела

Как только организовался наш КВШ. Оська велел мне подробно записывать все школьные дела.

– Ты будешь у нас летописцем, вроде старинных иноков, – сказал он. – Не так уж часто ребятам приходится делать то, что делаем мы. Лег через пятьдесят твоя записки будут просто кладом для историков.

Я согласился и даже выменял у одного мальчика толстую тетрадь за немецкий шлем, пробитый пулей, но в течение многих месяцев не написал ни одной строчки. Старинные иноки сидели себе преспокойно в кельях или в обозах княжеских дружин да записывали все, что делается вокруг. У меня же с этим КВШ было столько дел и всяких неприятностей, что я пить-есть забывал, не то что думать о каких-то записках.

Только теперь, через полгода, у меня нашлось время, чтобы рассказать всю эту историю.

Глава I. Таинственные записки

Дело было весной 1943 года. Я сидел на подоконнике, зашивая порванный ботинок. В голове у меня были очень мрачные мысли.

За неделю до этого мы с мамой вернулись из эвакуации в родной городок. Я, конечно, успел уже обегать всех знакомых ребят, наслушался рассказов о происходивших осенью боях на подступах к городу и не раз осмотрел то, что осталось от нашей школы.

А остались от нее лишь закоптелые кирпичные стены.

Фашисты не смогли ворваться в город. Но они два дня обстреливали его из орудий и разрушили целый район – Осетровую слободку. Просто чудом кажется, что школа, стоявшая на самом краю городка, только сгорела, а не превратилась в груду битого кирпича.

Теперь ребята часто собирались на пожарище. Бродили по классам, в которых не было полов, а вместо потолка синело небо; вспоминали, где чья парта стояла, и говорили о тех днях, когда школу восстановят. Все ребята были твердо уверены, что ее восстановят к осени. Говорили даже, что будет надстроен второй этаж. Все мы, ученики, только и ждали, когда начнется строительство, чтобы самим взяться помогать рабочим.

Но вот однажды в помещении десятилетки, расположенной на другом конце города, состоялось общее собрание учеников нашей школы. Мы подняли страшный шум, когда на эстраду взошел наш старенький преподаватель литературы Платон Иванович. Все мы часто встречали его на улицах, разговаривали с ним, но сейчас так хлопали в ладоши, так кричали, словно увидели его в первый раз после начала войны.

Он стоял перед нами в той же черной суконной толстовке, в которой бывал на уроках, точно так же, как раньше, протирал носовым платком пенсне, но курчавые волосы его и торчащая вперед бородка стали еще белее за этот год.

Когда мы угомонились. Платон Иванович надел пенсне, оперся ладонями о стол перед собой и заговорил негромко и медленно:

– Ну вот… Вот мы и встретились с вами опять в школьной обстановке.

Мы вскочили на ноги и снова захлопали и закричали, а Платон Иванович стоял неподвижно, слегка улыбался и смотрел на нас, не замечая, что пенсне свалилось с носа и повисло на черной тесемочке. Потом он продолжал:

– Так вот, товарищи дорогие! На мою долю выпала очень приятная задача, о которой каждый из вас, повидимому, догадывается. Мне поручено сообщить вам, ученикам семилетки, о том, что с первого сентября этого года в нашем городе возобновятся школьные занятия. (Тут снова кто-то захлопал. На него зашикали.) Но, дорогие мои, прежде чем начать заниматься, в школе нужно произвести необходимый ремонт. И я полагаю, что все мы, собравшиеся здесь, обязаны внести свою трудовую лепту в это дело.

Тимошка Садиков вскочил и закричал, колотя себя кулаками в грудь:

– Платон Иванович! Честное пионерское! От имени всех говорю: день и ночь напролет будем работать! Честное пионерское!..

– Садись, Тимофей, – сказал Платон Иванович. – Я вполне уверен, что Тимофей Садиков выражает общее мнение, и другого ответа не ждал. Собственно говоря, днем и ночью работать не нужно. Ремонт настолько незначителен, а нас так много, что каждому придется уделить лишь несколько часов своего времени.

Мы притихли, ничего не понимая. Одна девочка спросила:

– Как же так, Платон Иванович?!.

Платон Иванович надел пенсне и посмотрел на нее:

– Позволь! Что именно «как же так»?

– Ну как же так «ремонт незначителен», когда от школы одни стены остались?

Платон Иванович помолчал.

– Виноват! Тут, видно, какое-то недоразумение. Ты о какой школе говоришь?

– Ну, о нашей, сгоревшей, конечно.

– Гм!.. Да-а! Тут недоразумение. Это… это… конечно, моя оплошность. Я полагал, вы уже знаете о том, что этот год мы будем заниматься в три смены в помещении десятилетки.

– У-у! – протянул кто-то.

– Да, дружок! Весьма и весьма прискорбно, но что же поделаешь! В районе поднимали вопрос о восстановлении нашей школы, но пришли к убеждению, что за лето не успеем, нехватит материалов и рабочих рук… Заниматься нормально вы будете и в этой школе. Здесь, как я уже сказал, помещение требует пустякового ремонта: побелить стены да починить несколько парт. Ученики десятилетки легко справились бы с такой задачей сами, но я уверен, что никто из вас не захочет явиться на готовенькое.

Конечно, мы сказали, что будем работать, что можем и без десятилетчиков три раза выбелить школу и починить сколько угодно парт, но настроение у всех было испорчено. Весь день удрученные ребята бродили вокруг своей школы, а девочки даже плакали там.

Все же на следующий день несколько наших ребят отправилось домой к Платону Ивановичу, чтобы поговорить с ним о работе в десятилетке. Но он, оказывается, заболел гриппом и не велел пускать к себе учеников. Больше педагогов из семилетки в нашем городе в то время не было. Директор и физик ушли добровольцами на фронт, математичка Ирина Игнатьевна погибла во время артиллерийского обстрела, а остальные или еще не вернулись из эвакуации, или уехали в областной центр на конференцию учителей.

Тошно мне было все эти дни.

Сегодня уже часа три я сидел на подоконнике и чинил ботинок, у которого чуть-чуть оторвалась подошва. Ковырну разок шилом и задумаюсь.

За этим делом и застал меня Андрей Чижов. Он появился перед окном, словно из-под земли вырос. Маленький, с круглой, стриженной под машинку головой, он выглядел очень озабоченным. Он тихо спросил:

– Ты один?

– Один.

– Дай-ка руку.

Я протянул руку. Андрюшка влез на подоконник, соскочил в комнату и уставился на меня, нахмурив брови, которых у него почти не было.

– Ну? – сказал я.

– Понимаешь… – зашептал Андрей. – Я сегодня получил какую-то странную записку.

Он дал мне смятый листок. Я развернул его и прочел:

«Приходи сегодня, четырнадцатого мая 1943 года, в десять часов вечера к сгоревшей школе.

икс».

– И всё?

– Всё.

– Странно! Где ты ее нашел?

– У себя в комнате, на полу.

– Кто-то что-то затевает, – сказал я.

Андрей нагнулся и зачем-то заглянул под стол.

– Как ты думаешь… – зашептал он. – Как ты думаешь: а что, если тут что-нибудь такое?.. А?

– Ну, например?

– Ловушка, например, какая-нибудь!

– Какая там ловушка! Грабить, что ли, тебя собрались?

– Зачем «грабить»! Что, я сам не понимаю!.. А вот что я тебе скажу: мой отец-то ведь военврач, он в госпитале работает…

– Ну и что же?

– Вдруг кто-нибудь хочет выведать его расположение.

– Чье расположение?

– Госпиталя. Я ведь там бывал у папы.

– Глупый ты! – сказал я. – Ты думаешь, что это тебя диверсанты заманивают? Очень нужен ты им!

– Ладно! – сказал Андрюшка. – Что же все это значит?

Кто-то забарабанил в дверь. Я побежал открывать. На пороге стояла Галина.

– Вот уж прямо, действительно, кому-то совершенно нечего делать! – заговорила она, входя в комнату. – Вот уж, действительно, кто-то прямо только тем и занимается, что выдумывает всякие глупости!

– А что такое?

– А то, что мы сидим обедаем… Вдруг в окно влетает камень, обернутый в записку. Хорошо! Прочла, пообедала, иду к тебе, а на двери твоего дома вот эта бумажка.

Она дала мне записки и принялась поправлять волосы.

В обеих записках я прочел одно и то же:

«Приходи сегодня, четырнадцатого мая 1943 года, в десять часов вечера к сгоревшей школе.

икс».

– Кто-то что-то затевает, – сказал я опять.

– Ты пойдешь?

– Надо пойти. Наверное, кто-то разыгрывает нас, но все-таки интересно.

– Глупости! – сказала Галка. – Никуда я не пойду.

Мы ничего не ответили. Мы знали, что она первая прибежит к школе.

Глава II. Ночью у школы

Я часто думаю: какой все-таки странный у меня характер! Я был уверен, что все эти записки – чьи-нибудь шуточки. Но чем ближе время подходило к вечеру, тем больше меня разбирало любопытство. Уже в девять часов я выскочил из дому и побежал к водопроводной колонке, возле которой условился встретиться с Андреем. Он был уже там.

Мы отправились к школе, стоявшей у реки, на самом краю городка. Сначала мы громко болтали, или по немощеным уличкам, где над заборами свешивалась сирень, а за сиренью стояли домики с темными окнами. Но, проходя Осетровую слободку, оба притихли. По обеим сторонам дороги здесь торчали печные трубы, освещенные луной, валялись кирпичи да обгорелые бревна, из-под которых виднелись спинки железных кроватей. Андрюшка боязливо косился на них, да и мне было не по себе.

В конце слободки виднелся холм, на котором стояла школа. Подойдя поближе и всмотревшись как следует, мы ахнули от удивления: там, на холме, на площадке возле школы, уже толпилось по крайней мере человек сорок мальчишек и девчонок.

Когда мы поднялись к ним, они закричали:

– Во! Еще двое!

– Это вы писали?

– Вы что-нибудь знаете?

– Где вы нашли записки?

Мы сказали, что знаем не больше других. Тогда все принялись гадать и строить всякие предположения.

– Глупости, и больше ничего! – сказала Галина (она уже стояла здесь, накинув на плечи вязаную кофточку). – Тот, кто написал записки, наверное спит себе преспокойным сном, а мы тут ляскаем зубами от холода.

– Нет, – возражали ей, – уж коли написал, значит придет, хотя бы посмотреть, что из этого вышло.

– Вот бы вздуть его! Да, ребята?

Тимошка Садиков выскочил вперед, поправил кепку, съехавшую на нос, и заговорил быстро и отрывисто:

– Нет, ребята! Погодите! Знаете что? Вдруг это Оська Димин вернулся!.. А?

Все призадумались. Оська был моим близким другом. Я подумал было, что Тимофей, может быть, и прав, потому что Димин любил всякие таинственные затеи. Но тут выступил вперед Миша Морозов. Он сказал:

– Зачем зря говорить чепуху? Всем прекрасно известно, что Оська бежал из Свердловска на фронт и погиб, взорвав фашистский танк.

– Враки! – сказал кто-то. – Он утонул при обороне Севастополя.

Все стали спорить о том, как погиб Оська Димин, и спорили до тех пор, пока не раздался крик:

– Смотрите! Еще двое!

Все повернулись в одну сторону и затихли.

По дорожке на холм поднимались двое ребят: один – здоровенный, широкоплечий, одетый во все темное: другой – маленький, тоненький, в белой рубашке, в черных брюках. Мне показалось, что большой – это мой сосед Яша Кривохижа. Мы все притихли. Тимоша шлепнул себя ладонью по голове и, глядя на маленького, прошептал:

– Ну, чтоб мне лопнуть, если это не Оська!

– Какой тебе там Оська!

Все опять помолчали.

– А походка-то вроде Оськиной. Подпрыгивает.

– Нет! Не может быть!

– Ой, девочки, и правда это, кажется, Оська!

– Ну да, Оська!

– Оська! – закричали вдруг все.

Это и в самом деле был Оська Димин.

Мы бросились к нему, окружили его. Все кричали, смеялись, хлопали в ладоши. Тимошка от восторга бил себя кулаками по плечам и лягал ногами товарищей. Яшка ухмылялся, гордый и счастливый, как будто весь этот шум поднялся не из-за Оськи, а из-за него.

И только один человек остался невозмутимым среди всей этой сутолоки: это был сам Оська.

Он немножко вырос за этот год, но все же так и не перерос никого из ребят нашего класса. Он спокойно улыбался, поворачивал голову то в одну сторону, то в другую и коротко отвечал на бесчисленные вопросы.

– Когда ты приехал? Вчера? Сегодня?

– Приехал вчера, в девять вечера.

– И до сих пор ни к кому из ребят не зашел!

– Да. По одной причине.

– Правда, что ты был на фронте?

– Ты за Севастополь сражался, да? На фронт убегал?

– На фронт убегал, но не доехал.

– Поймали?

– Да. На сто четырнадцатом километре.

Не знаю, сколько времени мы его расспрашивали. Наверное, очень долго. Наконец Галина сказала:

– Ну, теперь сознавайся: ты подбросил записки?

– Нет. Подбросил их Яша, а написал я.

– Ну да! Они решили устроить сюрприз.

Тут Оська перестал улыбаться.

– Нет, – сказал он очень серьезно, – это не сюрприз. Мне просто нужно было собрать вас по очень важному делу.

Мы сначала притихли, когда Оська сказал «по важному делу», потом наперебой стали расспрашивать, что это за дело. Но Оська сказал:

– Погодите. Так ничего не получится. Садитесь вот здесь на траве, и мы организованно проведем собрание.

Мы расселись. Оська поднялся с Яшкой на каменное крыльцо и стал рыться в полевой сумке, висевшей у него через плечо.

– Посвети мне, – сказал он.

У Якова на груди висел деревянный ящик, в котором находился телефонный индуктор. Яшка завертел, как у шарманки, ручку, индуктор зажужжал, и на ящике зажглась небольшая лампочка. Оська долго просматривал какие-то бумажки, а мы глядели на него, сидя на мокрой от росы траве.

– Спасибо!

Яшка перестал вертеть. Наше историческое совещание началось.

– Вот, – сказал Оська, – я приехал вчера вечером и успел повидаться только с Яковом Кривохижа. Он сообщил мне, что школу в этом году не восстановят и мы будем учиться в десятилетке.

– Верно! – сказал кто-то.

– Вот. И я просто удивляюсь, как вы можете это терпеть и только охать и ахать.

– А что же нам еще делать?

– Мы должны сами восстановить школу. И всё!

– Что-о?

– Как так «сами»?

– Так. Очень просто. Сделать крышу, вставить оконные рамы, навесить двери…

– И всё сами?

– Сами.

– Ребята, он с ума сошел!

Все зашумели, но Яша крикнул: «Тише!», и шум прекратился.

– И не думаю сходить с ума, – сказал Оська. – Всегда, если кто-нибудь предлагает очень грандиозный проект, находятся люди, которые не сразу верят. Я думал об этом всю ночь, сегодня утром совещался с Яковом, и он со мной согласен.

– Глупости ты выдумываешь. Оська! – пробурчала Галина. – И Яшка тоже. Все это выдумки одни.

– Прекрасно! Я вам с цифрами в руках докажу, что это не глупости. Яков, посвети!

Яшка опять завертел свою шарманку, а Оська, глядя на какую-то бумажку, продолжал:

– Наших ребят в городе человек двести. В школе двадцать семь окон. Значит, на каждое окно приходится семь учеников. За время войны ребята многому научились. Ремесленники, например, целые заводы обслуживают и работают на настоящих строительствах. Неужели же семь человек не сумеют сделать оконную раму?.. Теперь дальше…

И Оська перебрал все виды строительных работ, доказывая, что, дружно взявшись, мы закончим ремонт к 1 сентября, несмотря на то что многие ребята часть времени будут работать в колхозе.

– Вот. Я все сказал. Кто желает выступить?

Сначала никто не выступал, а все кричали, каждый свое. Но вот со своего места поднялась Галина. Шум утих.

– Я желаю выступить!

– Пожалуйста.

– Ты говоришь, наших ребят двести человек. Ничего не двести! Как раз самых ценных, старших ребят нет. Одни уехали в ремесленное училище, другие работают во всяких мастерских и МТС. Что ж, ты попросишь их помогать нам, когда у них и без того дела довольно?

– Вовсе нет. И не подумаю.

– Ну то-то! А те, кто свободен сейчас, мало что смыслят в строительстве.

– Научатся, – сказал Оська.

– Кто их научит?

– Яша научит. Он все умеет делать. Он будет у нас главным инженером.

– Яша сам собирался поступить на работу.

– А теперь не поступит.

– Как хотите! Я только думаю, что с такими работниками ничего у нас не выйдет.

– Значит, у тебя тоже ничего не выйдет?

– Я о себе не говорю.

– А что ж ты думаешь, другие глупее тебя?

Ребята засмеялись.

– Садись! – сказал Яков.

Галина села.

– Кто еще просит слова?

Теперь поднялся сын зубного врача Олег Лакмусов, очень аккуратный, чистенький мальчик. Вежливо улыбаясь, он сказал:

– Меня очень интересует: почему это Осип Димин, чтоб созвать такое важное собрание, не просто известил всех ребят, а стал подкидывать какие-то таинственные записочки?

– Неужели не ясно? – спросил Оська. – Если бы я просто объявил, что созывается собрание, часть ребят не явилась бы. Какие-нибудь дела помешали. А тут я уж твердо знал, что каждый придет. Но все это к делу не относится.

– Очень извиняюсь. Теперь, значит, позвольте перейти к делу. Вот, например, Ося Димин сказал, что нужно там возвести крышу, настелить полы и все такое… А позвольте вам задать один интересный вопрос: откуда, например, Осип Димин достанет доски и гвозди, когда сейчас и настоящим строителям трудно их достать?

Он замолчал и, потирая руки, смотрел на Оську.

– Хорошо. Я тебе отвечу, – сказал тот. – Яков, посвети!

Но Яков не успел взяться за свою машину: на ноги вскочил Тимофей, запрыгал на месте, размахивая руками:

– Нет! Оська, погоди! Дай я ему отвечу!.. Вот именно, настоящие строители не будут искать по всему городу доски, а мы можем! Если каждый найдет три доски, вот тебе и шестьсот штук. А гвозди! С каждого по десятку – вот тебе две тысячи. У дяди Гриши весь сарай вот такими гвоздищами сзади утыкан. А под мостом, у Ивановой горы, я сам видел: две доски валяются, и никто их не берет.

– Ясно? – спросил Яша Олега.

– Очень даже ясно. Но позвольте мне задать еще один интересный вопрос: где достать бревна, чтоб сделать балки? Они тоже повсюду валяются?

– А вот где… – начал было Оська.

Но Тимоша опять прервал его:

– Оська, погоди! Знаете где? За девятнадцать километров вверх по реке есть завалы в лесу против танков. Здоровенные сосны спилены. Обрубить ветки, связать плоты и пригнать по реке.

– Ясно? – опять спросил Яша.

– Ясно. Но вот какой тут есть вопрос…

– Хватит тебе! – сказал кто-то из ребят.

Но Олег только взглянул на него и продолжал улыбаться:

– Вот какой тут есть один вопрос: где взять, например, кровельное железо для крыши?

– Собрать мешки, просмолить их – вот тебе и крыша. Зиму продержится, – сказал Яков.

– Очень даже интересно! Я что-то не слышал, чтобы крыши крылись мешками. И потом: откуда взять столько мешков?

Тут даже Галина не выдержала:

– Поехал: «откуда, откуда»!.. Говорят тебе, каждый из ребят принесет!

– Прекрасно! Теперь такой вопрос…

У Оськи лопнуло терпение. Он спустился на две ступеньки ниже:

– Хочешь, я тебе сразу отвечу на все вопросы? Если бы все сидели да вроде тебя рассуждали, почему то невозможно да другое невозможно, то все оказалось бы невозможным. И не было бы в мире ни радио, ни самолетов. А вот для настоящих людей только то интересно, что сначала кажется невозможным!

Все закричали: «Правильно!», «Верно!» и захлопали в ладоши.

У меня у самого было сначала много возражений против Оськиного плана. Но когда я услышал, как Олег задает свои глупые вопросы, я решил: «Нужно хоть на части разорваться, хоть весь город вверх дном поставить, а школу отстроить!»

Пока я думал об этом, все кругом говорили, какая это будет честь и слава, если мы сами восстановим школу. А четырехклассница Нюся Ракушкина пищала, вертясь во все стороны:

– Ой, ребята! Знаете что? Фашисты сейчас отступают, отступают и думают: «Ага, а мы их школу сожгли, все-таки сожгли!» А глядь, она к осени опять как новенькая!.. А еще знаете чего? Мы все лето будем строить, строить и научимся. А в следующее лето мы сможем тогда надстроить второй этаж. Правда, девочки?

Некоторые согласились с ней и заговорили даже, что года через два можно будет выстроить еще и столярную мастерскую и маленький стадион с бассейном для плаванья, но Оська сказал, что не нужно заглядывать так далеко.

По его предложению, мы тут же выбрали Комитет восстановления школы (КВШ), состоящий из пяти человек. Председателей, конечно, стал Оська, а членами – Галина, Яков, Тимоша и я. Галину сделали завхозом, Яшку – главным инженером, меня – секретарем, а Тимошу – заведующим отделом снабжения, потому что он лучше всех знает, где что в городе найти.

На этом собрание кончилось. Все толпой стали спускаться с холма. Идя рядом со мной, Оська тронул меня за руку:

– Я сегодня не выспался. Боюсь завтра проспать. Ты стукни мне в окно часиков в восемь.

– Есть стукнуть в окно!

– Мы знаешь что завтра сделаем? Пойдем к секретарю райкома комсомола.

Я опешил:

– Постой! А зачем нам итти в райком?

Оська пожал плечами:

– Странно ты рассуждаешь. Николай! Нужно действовать по всем правилам. Мы пойдем и скажем: «Так и так: учащиеся школы-семилетки проявили инициативу и сами ремонтируют школу. Просим помочь нам достать стройматериалы и инструменты».

– Шуганет нас секретарь из своего кабинета – и всё.

– Чепуха! Мы не проходимцы какие-нибудь, а общественная организация.

– Ладно, пойдем! Попытка – не пытка, а спрос – не беда…

Я поздно вернулся домой. Двери и окна уже были закрыты. Пришлось стучать. Мама, держа керосиновую лампу, открыла мне дверь:

– Где ты пропадал? Час ночи уже!

– Пропадал по очень важному делу, мамочка! – ответил я торжественно. – Мы знаешь какое дело задумали!..

– Ложись спать, – сказала мама. – Вот напишу отцу на фронт, что бегаешь по ночам!